Страница:
Глава 41
Глава 42
Неужели это тот человек, которого я привыкла называть «бедняжка Марк», а иногда «дорогой Марк»? Я начала замечать в нем определенное сходство с Тоддом – тот же рост, цвет волос, а теперь и такой же высокомерный, самоуверенный вид. Разница только в том, что Марк был гораздо умнее Тодда и с холодной логикой обдумывал каждый шаг, а Тодд в таких случаях начинал рвать и метать.
Наконец я получила разумное объяснение на терзавшие меня загадки.
– Почему нужно было притворяться? – спросила я Марка, и тот ответил кривой усмешкой.
– Разве у меня был выбор? Ты же знаешь дядю Тодда. Властный человек – это еще самый мягкий эпитет для него. Я был жалким адвокатишкой в его глазах. В конце концов, чего достиг мой отец? Всего-навсего судейской должности перед смертью. Тодд Шеннон – грубый, неграмотный, неотесанный ирландский драчун – имел все: землю, деньги, положение, власть. Да, ты права, я должен был играть роль его лакея, благодарного за то, что получу когда-нибудь наследство, ведь других родственников мужского пола Тодд не имел. Пришлось пожертвовать карьерой, друзьями, привычными удобствами. Все для того, чтобы приехать сюда и быть у него на побегушках. Выполнять приказы. «Да, дядя Тодд!» «Нет, дядя Тодд!» Делай как велено, Марк, даже если это означает отказ от любимой женщины. Пока не было иного выхода, Ровена, я делал, что велели, и учился. Точно как ты.
– Как я?
Мы были в спальне, и Марк с неожиданной жестокостью, заставшей врасплох, схватил меня за плечи так, что пальцы, словно когти, впились в кожу, оставляя отметины.
– Да! Думаешь, я не знаю, кем ты была для сэра Эдгара Кардона?! Я был в Париже, помнишь? Он там вел себя не так осмотрительно! Мне сказали, что ты его любовница! На окраине Парижа есть очень дорогой дом для избранных – помнишь его? Вы пришли туда как-то ночью. Я узнал тебя, несмотря на густую вуаль. Я был там и видел все, что видела ты, и влюбился еще сильнее. Ты меня заворожила, понимаешь? Женщина, которая может скрывать свои чувства, кажется словно высеченной из мрамора, гордая, умная, расчетливая! Знаешь, почему я так восхищался тобой? Почему хотел? Ты и я, Ровена! У нас будет все. Помнишь, ты сказала, что мы своими руками создадим будущее! Выстроим свою империю!
– А Тодд?
Я сама удивилась деловитости собственного тона.
– Ты его не любишь, – засмеялся Марк, привлекая меня к себе. – И думаю, сейчас у тебя столько же причин ненавидеть его, сколько у меня. Слишком долго он шел по трупам, чтобы добиться своего, слишком многих людей сломал. Пора его остановить.
– Марк, я не могу поверить. Ты так изменился! Да знаю ли я тебя?
– Узнаешь. И будешь помогать точно так же, как Моника помогает Джону.
– Джон Кингмен не просто ранчеро, так ведь?
Я почувствовала, как руки Марка скользнули по моему телу.
– Вижу, ты поняла. Моника рассказала? Джона изгнали из Техаса. Он дрался на стороне южан, а когда вернулся, узнал, что его поместье конфисковали якобы за неуплату налогов. Подлые мародеры! Такие вещи часто случались в то время. Можно ли винить Джона за то, что он ожесточился?
– Поэтому он стал изгоем? Бандитом?
– Можно сказать, да. Пока не встретил Монику. Именно она мозг всего предприятия. Уединенное ранчо. Место, где могут скрываться беглецы.
– Куда можно приводить и заново клеймить украденный скот, а потом продавать в других местах, где никто не задаст лишних вопросов. Все ясно. Но при чем тут мы, Марк? Какое отношение это имеет к нам?
– Ты сказала «мы».
Марк внимательно вгляделся в меня, я ответила ему спокойным немигающим взглядом.
– Я вышла за тебя. И думаю, что имею право знать, во что мы втянуты.
Я говорила настолько бесстрастно, что Марк ничего не смог понять, как ни пытался. Помню, как холодно, отстраненно думала, что очень легко быть практичной – ненавистное слово! – когда не затронуты чувства.
– Конечно, ты имеешь право и все узнаешь. Ровена, моя любимая, я знал, что ты поймешь!
Я вытерпела сокрушающие объятия Марка и не протестовала, когда он дрожащими пальцами стал расстегивать пуговицы моего платья.
– Должна признаться, – сказала я только, – что меня не так легко зажечь. Я твоя жена и должна выполнять все твои желания. Но я не шлюха и не собираюсь изображать притворную страсть, понятно, Марк?
Глаза его лихорадочно блестели в полутьме комнаты.
– А Корд, чье имя ты выкрикнула прошлой ночью, когда я ласкал твое тело? Ему удавалось возбудить тебя?
Поняв, что нужно быть очень осторожной, я, слегка сузив глаза, взглянула в лицо Марка:
– Ревнуешь?
– Отвечай!..
– Ну что ж, – тщательно подбирая слова, отчеканила я, – в самом начале да. Я не думала, что мы выживем в этот ураган, и очень боялась. Поэтому так легко было забыться. Потом… ты знаешь, что случилось. Думаю, он посчитал меня слишком холодной.
– Но ведь ты хочешь его… видишь во сне. Я должен знать правду, Ровена!
Лицо Марка раскраснелось, он непривычно грубо сорвал с меня сорочку.
Впервые с начала разговора я позволила себе отбросить напускную холодность.
– Да! Почему бы не хотеть? Ни одна женщина не любит, когда ее отвергают. Если бы роли переменились, думаю, я оттолкнула бы его. Если ты желаешь испытать, что такое настоящая страсть, Марк, тебе придется привыкнуть к мысли, что иногда меня интересуют другие мужчины.
Увидев выражение его глаз, я заставила себя расхохотаться.
– О Боже! Как будет смеяться Моника, когда узнает, что ты способен на смехотворную ревность! Она рассказала, как снисходительно относится Джон к подобным вещам и как она еще больше любит его за это. Неужели буржуазная мораль испортит наш брак?
Я использовала единственно действенное оружие против Марка, потому что знала, как гордится он своим логическим, рациональным умом, но все же, очевидно, подобное заявление вряд ли ему понравилось.
– Ты… ожидаешь, что я позволю своей жене иметь любовников?
– Конечно, я не собираюсь это афишировать. И ожидаю того же самого от тебя. В самом деле, Марк, ты хочешь от меня понимания, а теперь, когда я согласилась с твоей философией, почему-то расстроился. В конце концов, мы партнеры или нет?! Если желаешь иметь покорную серенькую жену, не стоило выбирать такую, как я, особенно потому, что ты меня хорошо знал.
– Ты так изменилась, Ровена. Не похожа на несчастную, запутавшуюся девушку, обратившуюся ко мне за утешением.
– Я была слишком потрясена, когда поняла, что беременна! Но у меня было время подумать, привыкнуть и вновь стать той женщиной, которую ты любил. Или только притворялся?
– Не говори так, Ровена! Ты знаешь, я всегда восхищался силой твоего характера!
– Значит, принимаешь меня такой, какая есть?
Он жадно оглядывал мое тело, протягивая руки.
– На любых условиях, дорогая… пока в нашей спальне ты принадлежишь мне. И пока помнишь, что ты – моя жена, только моя!
Сейчас для ненависти к себе не оставалось времени. Ненависти… отвращения… омерзения. Думаю, любая женщина поймет, что я имею в виду. С того момента как Марк, обняв меня, подтащил к зеркалу, я старалась не думать о том, что происходит с моим телом, отсекала мысли, душила чувства и почти хотела снова забыться, выпив несколько бокалов шампанского. Для таких людей, как мой муж, существовало одно определение – извращенец.
Я слышала его шепот:
– Когда мы построим дом, в нашей спальне повсюду будут зеркала, даже на потолке, чтобы в них отражалось твое совершенное тело. Шелковые простыни на постели. Лампы с розовыми абажурами. Ты узнаешь… я научу тебя отдаваться чистому наслаждению чувственности.
Но вместо этого я научилась лицемерить. Ласки Марка не возбуждали меня, но я привыкла покорно сносить их. Очевидно, удовлетворенный моей податливостью, Марк стал более доверчивым и не стеснялся раскрывать свои планы на будущее, «наши» планы, как он считал.
– Мы должны поехать в Европу. А что касается Бостона – какая карьера там меня ожидает? Еще один адвокат из многих? Судейское кресло под старость? О нет, Ровена, наше будущее здесь – акры и акры земли под застройку, которые можно купить за бесценок. «ШД» – только начало, наш фундамент, ядро, вокруг которого можно создать огромную империю. Думаешь, дальновидные люди этого не поняли?.. Старый мир становится слишком тесен, и даже аристократы отрываются от своих корней, чтобы строить новый. Мы будем могущественными королями; пора таким людям, как мой дядя, умеющим говорить только языком оружия и кулаков, посторониться.
– И как ты намереваешься заставить их сделать это? Тоже насильно? – не удержалась я. – Ты часто говорил об уважении к закону, и чем оправдаешь подобное поведение?
– Дорогая, ты не так поняла, поверь, все, что мы предпримем, будет в рамках закона. Никакого насилия, наоборот: на этой территории воцарятся порядок и справедливость.
– Я полагаю, станешь первым сенатором?
– А ты – супругой сенатора, любимая. Верь мне, Ровена.
Неожиданно я припомнила слова Монтойа о честолюбии, власти и деньгах. И возможности подкупить неподкупных, если человек достаточно богат. Деньги!
Марк намеревался осуществить свои мечты с помощью моих денег. И что хуже всего, это, возможно, ему удастся.
Я была слишком умна, чтобы выказать свое отношение ко всему сказанному, а вечером, за ужином, не веря ушам слушала, как остальные наперебой делились своими мыслями. Джон и Моника тоже были участниками этого заговора, похожего на план ведения военных действий: избавиться от «грабителей землевладельцев» вроде Тодда Шеннона, организовать добровольческие дружины для поддержания порядка на территории.
Я подняла брови, но Моника весело отмахнулась:
– Знаю, о чем вы думаете! Но к тому времени мы станем респектабельными законопослушными гражданами.
– А до того?
Марк явно был доволен, поскольку я так заинтересовалась тем, что он называл мирной революцией, хотя для достижения целей должны были использоваться самые нечестные методы.
– Необходимы наемники-профессионалы, – объяснила Моника, – которые не будут открыто нарушать закон.
– Бандитская армия?
– Под твердым руководством, конечно. Многие землевладельцы уже имеют такие. Подобные профессионалы не будут убивать без цели или в приступе ярости. Нам нужны дисциплинированные люди, те, которые задумываются о будущем.
– Каждый человек мечтает о доме, о безопасности, – пояснил Джон Кингмен. – Постоянно рисковать жизнью очень тяжело, и люди устают.
– Неужели непонятно, Ровена? – вмешалась Моника. – Для них это шанс начать новую жизнь, честную и порядочную.
– Ну, какие у тебя возражения? – шутливо спросил Марк.
– Вспомнила китайскую пословицу о человеке, пытавшемся объездить тигра, – медленно протянула я. – Дай таким людям оружие и разрешение убивать, думаете, они остановятся, или сможете и дальше ими управлять?
– Кто говорит про убийства? – небрежно пожала плечами Моника. – Разве что при крайней необходимости, а кроме того, каждому достанется его доля – к чему ссориться, как собаки из-за кости.
Проходили дни, и я без слов поняла, что в Бостон мы не поедем. Еще одна уловка Марка. Он с самого начала намеревался приехать сюда, но хотел, чтобы Тодд считал, будто мы медленно продвигаемся к Бостону. Умница Марк! Подумать только, что когда-то я считала его мальчиком на побегушках, слабовольным добродушным молодым человеком, ничем особенно не выделявшимся! Нет-нет, больше никогда не буду недооценивать ни Марка, ни его бесконечное терпение. И что самое странное, я верила: он действительно любит меня, помешался на этой любви, как и на мечтах о власти. Дело было не только в моем богатстве – он действительно хотел меня и желал, чтобы я стала его союзницей. Но все же приходилось быть очень осторожной. Временами я почти боялась Марка, хотя старалась не дать ему этого понять. Я была его женой, подчинялась всем извращенным прихотям, но душой была где-то далеко и, как предупреждала Марка, отказывалась изображать страсть, хотя чувствовала временами, что моя холодность возбуждает его больше, чем сэра Эдгара.
– Моя прекрасная статуя, – шептал он, – когда-нибудь я возвращу тебя к жизни.
Но пока он, казалось, был удовлетворен тем, что каждую ночь я оказывалась в его власти, позволяла делать с собой все, что угодно. Несмотря на отрешенность и безразличие, я смогла заметить, что меня держат здесь словно в тюрьме, никогда не оставляют одну, и если Марк с Джоном уезжали, Моника, как хорошая хозяйка, всегда была рада составить мне компанию. Спокойствие и решимость начали изменять мне, с каждым днем я нервничала все больше. Таково было состояние дел, когда однажды Моника объявила о прибытии гостей.
Наконец я получила разумное объяснение на терзавшие меня загадки.
– Почему нужно было притворяться? – спросила я Марка, и тот ответил кривой усмешкой.
– Разве у меня был выбор? Ты же знаешь дядю Тодда. Властный человек – это еще самый мягкий эпитет для него. Я был жалким адвокатишкой в его глазах. В конце концов, чего достиг мой отец? Всего-навсего судейской должности перед смертью. Тодд Шеннон – грубый, неграмотный, неотесанный ирландский драчун – имел все: землю, деньги, положение, власть. Да, ты права, я должен был играть роль его лакея, благодарного за то, что получу когда-нибудь наследство, ведь других родственников мужского пола Тодд не имел. Пришлось пожертвовать карьерой, друзьями, привычными удобствами. Все для того, чтобы приехать сюда и быть у него на побегушках. Выполнять приказы. «Да, дядя Тодд!» «Нет, дядя Тодд!» Делай как велено, Марк, даже если это означает отказ от любимой женщины. Пока не было иного выхода, Ровена, я делал, что велели, и учился. Точно как ты.
– Как я?
Мы были в спальне, и Марк с неожиданной жестокостью, заставшей врасплох, схватил меня за плечи так, что пальцы, словно когти, впились в кожу, оставляя отметины.
– Да! Думаешь, я не знаю, кем ты была для сэра Эдгара Кардона?! Я был в Париже, помнишь? Он там вел себя не так осмотрительно! Мне сказали, что ты его любовница! На окраине Парижа есть очень дорогой дом для избранных – помнишь его? Вы пришли туда как-то ночью. Я узнал тебя, несмотря на густую вуаль. Я был там и видел все, что видела ты, и влюбился еще сильнее. Ты меня заворожила, понимаешь? Женщина, которая может скрывать свои чувства, кажется словно высеченной из мрамора, гордая, умная, расчетливая! Знаешь, почему я так восхищался тобой? Почему хотел? Ты и я, Ровена! У нас будет все. Помнишь, ты сказала, что мы своими руками создадим будущее! Выстроим свою империю!
– А Тодд?
Я сама удивилась деловитости собственного тона.
– Ты его не любишь, – засмеялся Марк, привлекая меня к себе. – И думаю, сейчас у тебя столько же причин ненавидеть его, сколько у меня. Слишком долго он шел по трупам, чтобы добиться своего, слишком многих людей сломал. Пора его остановить.
– Марк, я не могу поверить. Ты так изменился! Да знаю ли я тебя?
– Узнаешь. И будешь помогать точно так же, как Моника помогает Джону.
– Джон Кингмен не просто ранчеро, так ведь?
Я почувствовала, как руки Марка скользнули по моему телу.
– Вижу, ты поняла. Моника рассказала? Джона изгнали из Техаса. Он дрался на стороне южан, а когда вернулся, узнал, что его поместье конфисковали якобы за неуплату налогов. Подлые мародеры! Такие вещи часто случались в то время. Можно ли винить Джона за то, что он ожесточился?
– Поэтому он стал изгоем? Бандитом?
– Можно сказать, да. Пока не встретил Монику. Именно она мозг всего предприятия. Уединенное ранчо. Место, где могут скрываться беглецы.
– Куда можно приводить и заново клеймить украденный скот, а потом продавать в других местах, где никто не задаст лишних вопросов. Все ясно. Но при чем тут мы, Марк? Какое отношение это имеет к нам?
– Ты сказала «мы».
Марк внимательно вгляделся в меня, я ответила ему спокойным немигающим взглядом.
– Я вышла за тебя. И думаю, что имею право знать, во что мы втянуты.
Я говорила настолько бесстрастно, что Марк ничего не смог понять, как ни пытался. Помню, как холодно, отстраненно думала, что очень легко быть практичной – ненавистное слово! – когда не затронуты чувства.
– Конечно, ты имеешь право и все узнаешь. Ровена, моя любимая, я знал, что ты поймешь!
Я вытерпела сокрушающие объятия Марка и не протестовала, когда он дрожащими пальцами стал расстегивать пуговицы моего платья.
– Должна признаться, – сказала я только, – что меня не так легко зажечь. Я твоя жена и должна выполнять все твои желания. Но я не шлюха и не собираюсь изображать притворную страсть, понятно, Марк?
Глаза его лихорадочно блестели в полутьме комнаты.
– А Корд, чье имя ты выкрикнула прошлой ночью, когда я ласкал твое тело? Ему удавалось возбудить тебя?
Поняв, что нужно быть очень осторожной, я, слегка сузив глаза, взглянула в лицо Марка:
– Ревнуешь?
– Отвечай!..
– Ну что ж, – тщательно подбирая слова, отчеканила я, – в самом начале да. Я не думала, что мы выживем в этот ураган, и очень боялась. Поэтому так легко было забыться. Потом… ты знаешь, что случилось. Думаю, он посчитал меня слишком холодной.
– Но ведь ты хочешь его… видишь во сне. Я должен знать правду, Ровена!
Лицо Марка раскраснелось, он непривычно грубо сорвал с меня сорочку.
Впервые с начала разговора я позволила себе отбросить напускную холодность.
– Да! Почему бы не хотеть? Ни одна женщина не любит, когда ее отвергают. Если бы роли переменились, думаю, я оттолкнула бы его. Если ты желаешь испытать, что такое настоящая страсть, Марк, тебе придется привыкнуть к мысли, что иногда меня интересуют другие мужчины.
Увидев выражение его глаз, я заставила себя расхохотаться.
– О Боже! Как будет смеяться Моника, когда узнает, что ты способен на смехотворную ревность! Она рассказала, как снисходительно относится Джон к подобным вещам и как она еще больше любит его за это. Неужели буржуазная мораль испортит наш брак?
Я использовала единственно действенное оружие против Марка, потому что знала, как гордится он своим логическим, рациональным умом, но все же, очевидно, подобное заявление вряд ли ему понравилось.
– Ты… ожидаешь, что я позволю своей жене иметь любовников?
– Конечно, я не собираюсь это афишировать. И ожидаю того же самого от тебя. В самом деле, Марк, ты хочешь от меня понимания, а теперь, когда я согласилась с твоей философией, почему-то расстроился. В конце концов, мы партнеры или нет?! Если желаешь иметь покорную серенькую жену, не стоило выбирать такую, как я, особенно потому, что ты меня хорошо знал.
– Ты так изменилась, Ровена. Не похожа на несчастную, запутавшуюся девушку, обратившуюся ко мне за утешением.
– Я была слишком потрясена, когда поняла, что беременна! Но у меня было время подумать, привыкнуть и вновь стать той женщиной, которую ты любил. Или только притворялся?
– Не говори так, Ровена! Ты знаешь, я всегда восхищался силой твоего характера!
– Значит, принимаешь меня такой, какая есть?
Он жадно оглядывал мое тело, протягивая руки.
– На любых условиях, дорогая… пока в нашей спальне ты принадлежишь мне. И пока помнишь, что ты – моя жена, только моя!
Сейчас для ненависти к себе не оставалось времени. Ненависти… отвращения… омерзения. Думаю, любая женщина поймет, что я имею в виду. С того момента как Марк, обняв меня, подтащил к зеркалу, я старалась не думать о том, что происходит с моим телом, отсекала мысли, душила чувства и почти хотела снова забыться, выпив несколько бокалов шампанского. Для таких людей, как мой муж, существовало одно определение – извращенец.
Я слышала его шепот:
– Когда мы построим дом, в нашей спальне повсюду будут зеркала, даже на потолке, чтобы в них отражалось твое совершенное тело. Шелковые простыни на постели. Лампы с розовыми абажурами. Ты узнаешь… я научу тебя отдаваться чистому наслаждению чувственности.
Но вместо этого я научилась лицемерить. Ласки Марка не возбуждали меня, но я привыкла покорно сносить их. Очевидно, удовлетворенный моей податливостью, Марк стал более доверчивым и не стеснялся раскрывать свои планы на будущее, «наши» планы, как он считал.
– Мы должны поехать в Европу. А что касается Бостона – какая карьера там меня ожидает? Еще один адвокат из многих? Судейское кресло под старость? О нет, Ровена, наше будущее здесь – акры и акры земли под застройку, которые можно купить за бесценок. «ШД» – только начало, наш фундамент, ядро, вокруг которого можно создать огромную империю. Думаешь, дальновидные люди этого не поняли?.. Старый мир становится слишком тесен, и даже аристократы отрываются от своих корней, чтобы строить новый. Мы будем могущественными королями; пора таким людям, как мой дядя, умеющим говорить только языком оружия и кулаков, посторониться.
– И как ты намереваешься заставить их сделать это? Тоже насильно? – не удержалась я. – Ты часто говорил об уважении к закону, и чем оправдаешь подобное поведение?
– Дорогая, ты не так поняла, поверь, все, что мы предпримем, будет в рамках закона. Никакого насилия, наоборот: на этой территории воцарятся порядок и справедливость.
– Я полагаю, станешь первым сенатором?
– А ты – супругой сенатора, любимая. Верь мне, Ровена.
Неожиданно я припомнила слова Монтойа о честолюбии, власти и деньгах. И возможности подкупить неподкупных, если человек достаточно богат. Деньги!
Марк намеревался осуществить свои мечты с помощью моих денег. И что хуже всего, это, возможно, ему удастся.
Я была слишком умна, чтобы выказать свое отношение ко всему сказанному, а вечером, за ужином, не веря ушам слушала, как остальные наперебой делились своими мыслями. Джон и Моника тоже были участниками этого заговора, похожего на план ведения военных действий: избавиться от «грабителей землевладельцев» вроде Тодда Шеннона, организовать добровольческие дружины для поддержания порядка на территории.
Я подняла брови, но Моника весело отмахнулась:
– Знаю, о чем вы думаете! Но к тому времени мы станем респектабельными законопослушными гражданами.
– А до того?
Марк явно был доволен, поскольку я так заинтересовалась тем, что он называл мирной революцией, хотя для достижения целей должны были использоваться самые нечестные методы.
– Необходимы наемники-профессионалы, – объяснила Моника, – которые не будут открыто нарушать закон.
– Бандитская армия?
– Под твердым руководством, конечно. Многие землевладельцы уже имеют такие. Подобные профессионалы не будут убивать без цели или в приступе ярости. Нам нужны дисциплинированные люди, те, которые задумываются о будущем.
– Каждый человек мечтает о доме, о безопасности, – пояснил Джон Кингмен. – Постоянно рисковать жизнью очень тяжело, и люди устают.
– Неужели непонятно, Ровена? – вмешалась Моника. – Для них это шанс начать новую жизнь, честную и порядочную.
– Ну, какие у тебя возражения? – шутливо спросил Марк.
– Вспомнила китайскую пословицу о человеке, пытавшемся объездить тигра, – медленно протянула я. – Дай таким людям оружие и разрешение убивать, думаете, они остановятся, или сможете и дальше ими управлять?
– Кто говорит про убийства? – небрежно пожала плечами Моника. – Разве что при крайней необходимости, а кроме того, каждому достанется его доля – к чему ссориться, как собаки из-за кости.
Проходили дни, и я без слов поняла, что в Бостон мы не поедем. Еще одна уловка Марка. Он с самого начала намеревался приехать сюда, но хотел, чтобы Тодд считал, будто мы медленно продвигаемся к Бостону. Умница Марк! Подумать только, что когда-то я считала его мальчиком на побегушках, слабовольным добродушным молодым человеком, ничем особенно не выделявшимся! Нет-нет, больше никогда не буду недооценивать ни Марка, ни его бесконечное терпение. И что самое странное, я верила: он действительно любит меня, помешался на этой любви, как и на мечтах о власти. Дело было не только в моем богатстве – он действительно хотел меня и желал, чтобы я стала его союзницей. Но все же приходилось быть очень осторожной. Временами я почти боялась Марка, хотя старалась не дать ему этого понять. Я была его женой, подчинялась всем извращенным прихотям, но душой была где-то далеко и, как предупреждала Марка, отказывалась изображать страсть, хотя чувствовала временами, что моя холодность возбуждает его больше, чем сэра Эдгара.
– Моя прекрасная статуя, – шептал он, – когда-нибудь я возвращу тебя к жизни.
Но пока он, казалось, был удовлетворен тем, что каждую ночь я оказывалась в его власти, позволяла делать с собой все, что угодно. Несмотря на отрешенность и безразличие, я смогла заметить, что меня держат здесь словно в тюрьме, никогда не оставляют одну, и если Марк с Джоном уезжали, Моника, как хорошая хозяйка, всегда была рада составить мне компанию. Спокойствие и решимость начали изменять мне, с каждым днем я нервничала все больше. Таково было состояние дел, когда однажды Моника объявила о прибытии гостей.
Глава 42
У меня вошло в привычку, следуя примеру Моники, отдыхать после обеда. Это давало возможность хоть немного побыть одной, потому что Марк, если был дома, в это время обычно сидел на заднем крыльце, занятый бесконечными деловыми разговорами с Джоном. Но в тот день он, неожиданно войдя в комнату, разбудил меня.
– Почему ты в сорочке? Только я могу увидеть тебя здесь. Позволь снять ее с тебя, дорогая!
Он наклонился ближе, тонкий шелк соскользнул с плеч, и я с упавшим сердцем заметила предательски раскрасневшееся лицо и лихорадочный блеск глаз.
– Что может быть приятнее, чем провести эти несколько часов в постели с моей очаровательной женой, – прошептал он.
Я стиснула зубы и приготовилась к неизбежному, но в этот момент в дверь постучали.
– Поспешите, влюбленные, пора, – раздался голос Моники.
Не слушая протестов, Марк отбросил смятую сорочку и начал натягивать на меня тонкое ситцевое платье, которое я надевала утром.
– Дорогая, к чему стыдиться такого великолепного тела! Посмотри, как одевается Моника. А потом, это всего-навсего старые друзья! Ложная скромность тебе не к лицу.
Я успела мельком взглянуть на свое отражение – неестественно розовое лицо, растрепанные волосы, губы, распухшие от страстных поцелуев Марка.
Гораздо позже я сообразила, что нужно было остерегаться еле сдерживаемых торжествующих ноток в голосе Марка, когда тот говорил о старых друзьях. Потому что, когда он, обняв меня за талию, вывел на крыльцо, первым, кого я увидела, был Люкас. Позади маячил Хесус Монтойа, удивленно поднявший брови и насмешливо улыбавшийся при виде столь очаровательной пары.
Слова не шли с языка. Я немедленно заставила себя вновь посмотреть на Люка, особенно сознавая, как мы с Марком выглядели в глазах посторонних – влюбленная пара, только сейчас из постели. Я, наверное, упала бы, не сжимай меня Марк так крепко.
– Рад видеть вас, – вкрадчиво начал Монтойа. – Позвольте принести свои поздравления.
Люкас ничего не сказал. А я желала только одного – чтобы земля разверзлась и поглотила меня.
– Спасибо, сеньор. Я и моя жена рады вашему визиту, – ответил Марк, и я словно издалека услышала эхо собственного голоса:
– Спасибо…
На мгновение все застыли, словно позируя для фотографа, но неожиданно поднялась суматоха – все начали весело переговариваться, о чем-то беседовать, а Марк заботливо усадил меня на стул и, встав сзади, властно положил руки на мои плечи.
Помню, как одна мысль билась в голове: спокойно, я должна быть спокойной. Это какая-то новая хитрость Марка, чтобы заставить меня себя выдать.
Я глубоко вздохнула, пытаясь утихомирить бешено бьющееся сердце.
– Видите! Я приехал, как только получил записку. Хесус Монтойа старых друзей не забывает!
Показалось мне это или угольно-черные глаза Монтойа многозначительно блеснули?
– И мы рады вновь видеть вас. Надеюсь, вы убедитесь, что не зря приехали сюда, – вмешался Джон, явно что-то подразумевая.
– Именно на это я и надеялся! А мадам… – Глаза Монтойа откровенно оценивающе задержались на Монике. – Мадам стала еще прекраснее.
Звонкий смех Моники почему-то неприятно резанул уши. Я смело взглянула на Люкаса, но он не сводил глаз с Моники.
– Какой вы льстец, сеньор! – И голосом нежным, почти ласкающим добавила: – Люкас, ты еще слова не сказал. Неужели сердишься на меня?
Казалось, будто я наблюдаю спектакль, поставленный исключительно для меня одной, причем остальные знали сюжет заранее.
Люкас пожал плечами, все еще глядя в раскрасневшееся смеющееся личико.
– Трудно сердиться на таких хорошеньких женщин. Только запомни, никаких штучек, как в прошлый раз.
– Нет-нет, обещаю, – кокетливо надула губки Моника. – Но ты, оказывается, великолепный гладиатор! Какая драка!
Кингмен снисходительно засмеялся:
– Монике нужно было родиться в Древнем Риме. Настоящая Мессалина! Но она обещала, что постарается вести себя прилично.
Значит, Люкас знал ее, знал! И, судя по взглядам, которыми они обменивались, довольно близко! Волна ненависти поднялась во мне к нему, к ней, развратной твари!
Я ненавидела их всех И себя тоже – за то, что позволила врагам заметить свою слабость.
– Итак, – внезапно начал Монтойа, почти мурлыча, – раз мы собрались здесь и знаем друг друга…
– Дела после ужина! – поспешно предложила Моника, и Джон добавил:
– А сейчас выпьем за дружбу! Что скажешь, Марк?
Марк стоял сзади, лица его я не видела, но пальцы впились в мои плечи. Зато голос звучал дружелюбно-весело:
– Прекрасная мысль, хотя я, кажется, единственный здесь, кто не знаком с другом сеньора Монтойа.
– К чему формальности? – вкрадчиво заметил Монтойа. – Люкас, приятель, ты знаешь мистера Марка Шеннона?
Люкас, казалось, с усилием отвел взгляд от Моники и резко сказал:
– Мы встречались, только очень давно.
– В Сокорро, кажется. Но вы правы, это было сто лет назад.
Я не замечала никого, пожирая Люкаса глазами, словно хотела, чтобы все заметили, как я изголодалась по нему. Он отрастил бороду и теперь выглядел старше и угрюмее. Только глаза да гибкая грация движений остались прежними. И он почему-то старался не смотреть на меня. Не мог больше видеть?
И снова все заговорили одновременно: Моника отдавала приказы служанкам, Хесус Монтойа и Джон о чем-то серьезно толковали.
Неожиданно для себя я встала и пошатнулась так, что Марк едва успел поддержать меня.
– Прошу извинить. Я должна немного привести себя в порядок.
Все присутствующие одновременно обернулись. Наконец-то Люкас обратил на меня внимание. Суженные глаза медленно рассматривали меня, и я успела заметить зеленое пламя, полыхавшее в их глубинах.
Но в этот момент Моника с притворным сочувствием заметила:
– Ровена не очень хорошо себя чувствует. Бедняжка! Такое утомительное путешествие.
– Я провожу тебя, дорогая, – преувеличенно заботливо предложил Марк.
А я не могла дождаться, когда же избавлюсь от них.
– Ровена, пока ты не встретишься с ним и не обнаружишь, что он на самом деле собой представляет, тебе не будет покоя. Неужели не понимаешь, почему я должен был попросить Монтойа, чтобы он привез Люка Корда?
– На что ты надеялся? На его отказ? Тогда Монтойа мог бы привезти его связанного по рукам и ногам!
Марк пожал плечами, но глаза его неестественно сверкали.
– Возможно, так было бы лучше всего, но поскольку он здесь по своей воле, это означает только одно: Корд хочет принять участие в набеге. Или думает о мести, Ровена, – вздохнул он. – Видишь теперь? Узнав, что ты моя жена, он полностью потерял к тебе всякий интерес. Моника больше в его вкусе. Он все время на нее пялился.
– Ты сказал, что ненавидишь его! И знаешь, что произошло! Как же можешь говорить о делах? Почему?
– Я цивилизованный человек, Ровена, а он – дикарь, но может быть нам полезен. И есть еще причина: я люблю тебя. И не хочу, чтобы Корд встал между нами. Надеюсь, наконец у тебя будет возможность разглядеть, кто он на самом деле. Наемник. Безжалостный убийца, который все сделает за деньги. И если я увижу, что ты не в силах посмотреть правде в глаза, – жестко добавил Марк, – велю его уничтожить.
Я отвернулась от него, вынуждая себя спокойно закалывать волосы, а мысли лихорадочно метались, словно у загнанного в угол животного.
– Хорошо, что сделано, то сделано, – небрежно пожала я оголенными плечами. – Просто не люблю, когда меня обманывают, Марк, особенно собственный муж.
Я почувствовала прикосновение теплых губ к шее.
– Дорогая! Ну пойми же!
Притворившись, что размышляю, я презрительно фыркнула:
– По-моему, все ясно. Ревнуешь! Тебе следовало бы помнить мои слова! Люкас Корд все еще интересует меня только потому, что ушел первым! Будь все наоборот…
– Что ты хочешь сказать?
И тут я, в свою очередь, издевательски засмеялась смехом женщины, уверенной в своем очаровании.
– Поскольку ты взял на себя обязанности горничной, Марк, почему бы не помочь выбрать самое красивое платье? И соблазнительное? Может, у Моники появится сегодня соперница… если будешь таким же снисходительным, как Джон.
И я вновь повела опасную игру, словно циркачка, идущая по натянутому канату. Я почти с облегчением обнаружила, что за ужином моим соседом был Монтойа. И вообще, нас было только пятеро. Монтойа объявил, что Люкас встретил старого друга и решил немного задержаться.
Испытующие глаза Марка впились в мои, и я поняла, о чем он думал: такой неотесанный человек, как Корд, наверняка не умеет вести себя за столом. Но я уже успела взять себя в руки и только весело заметила, что рядом с таким галантным кавалером, как Монтойа, меркнут все остальные мужчины.
– Никакими комплиментами не воздашь должное таким красавицам. Я просто немею! – поклонился Монтойа.
Моника и я обменялись оценивающими взглядами. Она тоже переоделась в зеленое шелковое облегающее платье с низким вырезом, обнажавшим плечи и руки. В ушах переливались изумрудные серьги. Мое платье было из синего бархата цвета вечернего неба, я ни разу не надевала его со времени бала у Тодда Шеннона, в волосах горели бриллиантовые звезды. Помогая мне одеваться, Марк шептал, что я самое прелестное создание на земле, но мне так хотелось, чтобы Люкас меня увидел в этом наряде, увидел и понял, что потерял. Но ничего, он будет позже, и мы еще посмотрим!
Мной овладело странное настроение, нервы были натянуты, словно струны, готовые в любой момент лопнуть. Не позволю никому играть со мной, никому!
И даже холодность в глазах Люкаса не могла поколебать моего спокойствия.
Я действовала словно игрок, которому нечего терять, мраморная богиня без сердца, такая же холодная и расчетливая, как обо мне говорили. За эти два последних часа я все решила. И как ни странно, игра в самом деле началась.
Моника долго играла на рояле, до самого появления Люкаса. Увидев его, она тут же вскочила, захлопала в ладоши.
– О, здесь так скучно! Сейчас совсем еще рано, и коньяк у нас великолепный, спасибо Марку! Так что можете курить свои сигары здесь и будем играть в карты! Покер! Вот моя самая любимая игра… после рулетки, конечно. Ровена, вы умеете играть?
Я мило улыбнулась. Люкас не обращает на меня внимания, но все еще изменится!
– Покер – один из немногих пороков моего деда! И хотя он обучил и меня, все же вечно напоминал, что один из наших предков проиграл в карты целое состояние.
– Как интересно! Такому мужчине все бы отдала! А вы, Ровена, любите играть?
Мне показалось, в ее словах звучало скрытое значение, но я притворилась, что не понимаю.
– От случая к случаю! Все мы любим иногда рискнуть!
– Кажется, женщины нас переспорили, – проворчал Джон, беря с буфета колоду карт.
Марк задумчиво смотрел на меня, глаза Монтойа подернулись непроницаемой пленкой.
Впервые за весь вечер я вызывающе обратилась к Люкасу:
– А вы… вы ничего не говорите. Может, не любите проигрывать?
– Всякий проигрывает, раньше или позже. Но я всегда полагался на удачу.
Взгляд его был совершенно бесстрастным. Но слова… что он хотел сказать?
Не успела я ничего сообразить, как Моника потащила меня к столу, весело объявив, что мужчины поговорят о делах за игрой.
– Но сначала создадим порочную атмосферу. Как в салуне!
Она погасила все лампы в комнате, кроме одной, над столом.
– Ну вот, так лучше, не правда ли?
– Такие прекрасные дамы, моя дорогая, не посещают салуны, – заметил Джон Кингмен. Мне показалось, он вопросительно взглянул на жену, но та, вызывающе улыбаясь, затрясла головой, так что длинные серьги весело заплясали.
– О нет! Неужели забыл? В Новом Орлеане, где мы встретились, за игорными столами всегда сидели красивые женщины, уговаривающие мужчин делать высокие ставки. Помнишь «Серебряную туфельку»?
Глаза супругов встретились; на секунду показалось, что, кроме них, в комнате никого нет.
– Такое забывать нельзя, – спокойно ответил Джон Кингмен. – Ты проиграла мне все… даже свои серебряные туфельки. И в ту же ночь ушла со мной.
– Я всегда плачу карточные долги, – рассмеялась Моника, тасуя карты, как настоящий банкомет. – Никогда не жалела о том, что проиграла тогда. Но сегодня… На что будем играть?
– Почему бы не на нас самих?
Голос Монтойа звучал обманчиво-мягко, напряженные взгляды всех присутствующих устремились на него.
– Почему нет? – повторил он, наклонившись вперед. – Хотите сыграть? Именно поэтому мы и собрались здесь сегодня – такая игра ничем не отличается от карточной. Поэтому я считаю, что так рисковать можно только по одной причине – если ставки достаточно высоки. – Он коротко, почти беззвучно рассмеялся. – Тем более что все мы здесь знакомы и собираемся быть партнерами в предприятии, где одинаково велики как риск, так и вознаграждение. Нет лучшего способа обнаружить, кто храбрец, а кто трус! Предлагаю играть друг против друга на все, что у нас при себе, включая, конечно… исполнение желаний.
– Почему ты в сорочке? Только я могу увидеть тебя здесь. Позволь снять ее с тебя, дорогая!
Он наклонился ближе, тонкий шелк соскользнул с плеч, и я с упавшим сердцем заметила предательски раскрасневшееся лицо и лихорадочный блеск глаз.
– Что может быть приятнее, чем провести эти несколько часов в постели с моей очаровательной женой, – прошептал он.
Я стиснула зубы и приготовилась к неизбежному, но в этот момент в дверь постучали.
– Поспешите, влюбленные, пора, – раздался голос Моники.
Не слушая протестов, Марк отбросил смятую сорочку и начал натягивать на меня тонкое ситцевое платье, которое я надевала утром.
– Дорогая, к чему стыдиться такого великолепного тела! Посмотри, как одевается Моника. А потом, это всего-навсего старые друзья! Ложная скромность тебе не к лицу.
Я успела мельком взглянуть на свое отражение – неестественно розовое лицо, растрепанные волосы, губы, распухшие от страстных поцелуев Марка.
Гораздо позже я сообразила, что нужно было остерегаться еле сдерживаемых торжествующих ноток в голосе Марка, когда тот говорил о старых друзьях. Потому что, когда он, обняв меня за талию, вывел на крыльцо, первым, кого я увидела, был Люкас. Позади маячил Хесус Монтойа, удивленно поднявший брови и насмешливо улыбавшийся при виде столь очаровательной пары.
Слова не шли с языка. Я немедленно заставила себя вновь посмотреть на Люка, особенно сознавая, как мы с Марком выглядели в глазах посторонних – влюбленная пара, только сейчас из постели. Я, наверное, упала бы, не сжимай меня Марк так крепко.
– Рад видеть вас, – вкрадчиво начал Монтойа. – Позвольте принести свои поздравления.
Люкас ничего не сказал. А я желала только одного – чтобы земля разверзлась и поглотила меня.
– Спасибо, сеньор. Я и моя жена рады вашему визиту, – ответил Марк, и я словно издалека услышала эхо собственного голоса:
– Спасибо…
На мгновение все застыли, словно позируя для фотографа, но неожиданно поднялась суматоха – все начали весело переговариваться, о чем-то беседовать, а Марк заботливо усадил меня на стул и, встав сзади, властно положил руки на мои плечи.
Помню, как одна мысль билась в голове: спокойно, я должна быть спокойной. Это какая-то новая хитрость Марка, чтобы заставить меня себя выдать.
Я глубоко вздохнула, пытаясь утихомирить бешено бьющееся сердце.
– Видите! Я приехал, как только получил записку. Хесус Монтойа старых друзей не забывает!
Показалось мне это или угольно-черные глаза Монтойа многозначительно блеснули?
– И мы рады вновь видеть вас. Надеюсь, вы убедитесь, что не зря приехали сюда, – вмешался Джон, явно что-то подразумевая.
– Именно на это я и надеялся! А мадам… – Глаза Монтойа откровенно оценивающе задержались на Монике. – Мадам стала еще прекраснее.
Звонкий смех Моники почему-то неприятно резанул уши. Я смело взглянула на Люкаса, но он не сводил глаз с Моники.
– Какой вы льстец, сеньор! – И голосом нежным, почти ласкающим добавила: – Люкас, ты еще слова не сказал. Неужели сердишься на меня?
Казалось, будто я наблюдаю спектакль, поставленный исключительно для меня одной, причем остальные знали сюжет заранее.
Люкас пожал плечами, все еще глядя в раскрасневшееся смеющееся личико.
– Трудно сердиться на таких хорошеньких женщин. Только запомни, никаких штучек, как в прошлый раз.
– Нет-нет, обещаю, – кокетливо надула губки Моника. – Но ты, оказывается, великолепный гладиатор! Какая драка!
Кингмен снисходительно засмеялся:
– Монике нужно было родиться в Древнем Риме. Настоящая Мессалина! Но она обещала, что постарается вести себя прилично.
Значит, Люкас знал ее, знал! И, судя по взглядам, которыми они обменивались, довольно близко! Волна ненависти поднялась во мне к нему, к ней, развратной твари!
Я ненавидела их всех И себя тоже – за то, что позволила врагам заметить свою слабость.
– Итак, – внезапно начал Монтойа, почти мурлыча, – раз мы собрались здесь и знаем друг друга…
– Дела после ужина! – поспешно предложила Моника, и Джон добавил:
– А сейчас выпьем за дружбу! Что скажешь, Марк?
Марк стоял сзади, лица его я не видела, но пальцы впились в мои плечи. Зато голос звучал дружелюбно-весело:
– Прекрасная мысль, хотя я, кажется, единственный здесь, кто не знаком с другом сеньора Монтойа.
– К чему формальности? – вкрадчиво заметил Монтойа. – Люкас, приятель, ты знаешь мистера Марка Шеннона?
Люкас, казалось, с усилием отвел взгляд от Моники и резко сказал:
– Мы встречались, только очень давно.
– В Сокорро, кажется. Но вы правы, это было сто лет назад.
Я не замечала никого, пожирая Люкаса глазами, словно хотела, чтобы все заметили, как я изголодалась по нему. Он отрастил бороду и теперь выглядел старше и угрюмее. Только глаза да гибкая грация движений остались прежними. И он почему-то старался не смотреть на меня. Не мог больше видеть?
И снова все заговорили одновременно: Моника отдавала приказы служанкам, Хесус Монтойа и Джон о чем-то серьезно толковали.
Неожиданно для себя я встала и пошатнулась так, что Марк едва успел поддержать меня.
– Прошу извинить. Я должна немного привести себя в порядок.
Все присутствующие одновременно обернулись. Наконец-то Люкас обратил на меня внимание. Суженные глаза медленно рассматривали меня, и я успела заметить зеленое пламя, полыхавшее в их глубинах.
Но в этот момент Моника с притворным сочувствием заметила:
– Ровена не очень хорошо себя чувствует. Бедняжка! Такое утомительное путешествие.
– Я провожу тебя, дорогая, – преувеличенно заботливо предложил Марк.
А я не могла дождаться, когда же избавлюсь от них.
– Ровена, пока ты не встретишься с ним и не обнаружишь, что он на самом деле собой представляет, тебе не будет покоя. Неужели не понимаешь, почему я должен был попросить Монтойа, чтобы он привез Люка Корда?
– На что ты надеялся? На его отказ? Тогда Монтойа мог бы привезти его связанного по рукам и ногам!
Марк пожал плечами, но глаза его неестественно сверкали.
– Возможно, так было бы лучше всего, но поскольку он здесь по своей воле, это означает только одно: Корд хочет принять участие в набеге. Или думает о мести, Ровена, – вздохнул он. – Видишь теперь? Узнав, что ты моя жена, он полностью потерял к тебе всякий интерес. Моника больше в его вкусе. Он все время на нее пялился.
– Ты сказал, что ненавидишь его! И знаешь, что произошло! Как же можешь говорить о делах? Почему?
– Я цивилизованный человек, Ровена, а он – дикарь, но может быть нам полезен. И есть еще причина: я люблю тебя. И не хочу, чтобы Корд встал между нами. Надеюсь, наконец у тебя будет возможность разглядеть, кто он на самом деле. Наемник. Безжалостный убийца, который все сделает за деньги. И если я увижу, что ты не в силах посмотреть правде в глаза, – жестко добавил Марк, – велю его уничтожить.
Я отвернулась от него, вынуждая себя спокойно закалывать волосы, а мысли лихорадочно метались, словно у загнанного в угол животного.
– Хорошо, что сделано, то сделано, – небрежно пожала я оголенными плечами. – Просто не люблю, когда меня обманывают, Марк, особенно собственный муж.
Я почувствовала прикосновение теплых губ к шее.
– Дорогая! Ну пойми же!
Притворившись, что размышляю, я презрительно фыркнула:
– По-моему, все ясно. Ревнуешь! Тебе следовало бы помнить мои слова! Люкас Корд все еще интересует меня только потому, что ушел первым! Будь все наоборот…
– Что ты хочешь сказать?
И тут я, в свою очередь, издевательски засмеялась смехом женщины, уверенной в своем очаровании.
– Поскольку ты взял на себя обязанности горничной, Марк, почему бы не помочь выбрать самое красивое платье? И соблазнительное? Может, у Моники появится сегодня соперница… если будешь таким же снисходительным, как Джон.
И я вновь повела опасную игру, словно циркачка, идущая по натянутому канату. Я почти с облегчением обнаружила, что за ужином моим соседом был Монтойа. И вообще, нас было только пятеро. Монтойа объявил, что Люкас встретил старого друга и решил немного задержаться.
Испытующие глаза Марка впились в мои, и я поняла, о чем он думал: такой неотесанный человек, как Корд, наверняка не умеет вести себя за столом. Но я уже успела взять себя в руки и только весело заметила, что рядом с таким галантным кавалером, как Монтойа, меркнут все остальные мужчины.
– Никакими комплиментами не воздашь должное таким красавицам. Я просто немею! – поклонился Монтойа.
Моника и я обменялись оценивающими взглядами. Она тоже переоделась в зеленое шелковое облегающее платье с низким вырезом, обнажавшим плечи и руки. В ушах переливались изумрудные серьги. Мое платье было из синего бархата цвета вечернего неба, я ни разу не надевала его со времени бала у Тодда Шеннона, в волосах горели бриллиантовые звезды. Помогая мне одеваться, Марк шептал, что я самое прелестное создание на земле, но мне так хотелось, чтобы Люкас меня увидел в этом наряде, увидел и понял, что потерял. Но ничего, он будет позже, и мы еще посмотрим!
Мной овладело странное настроение, нервы были натянуты, словно струны, готовые в любой момент лопнуть. Не позволю никому играть со мной, никому!
И даже холодность в глазах Люкаса не могла поколебать моего спокойствия.
Я действовала словно игрок, которому нечего терять, мраморная богиня без сердца, такая же холодная и расчетливая, как обо мне говорили. За эти два последних часа я все решила. И как ни странно, игра в самом деле началась.
Моника долго играла на рояле, до самого появления Люкаса. Увидев его, она тут же вскочила, захлопала в ладоши.
– О, здесь так скучно! Сейчас совсем еще рано, и коньяк у нас великолепный, спасибо Марку! Так что можете курить свои сигары здесь и будем играть в карты! Покер! Вот моя самая любимая игра… после рулетки, конечно. Ровена, вы умеете играть?
Я мило улыбнулась. Люкас не обращает на меня внимания, но все еще изменится!
– Покер – один из немногих пороков моего деда! И хотя он обучил и меня, все же вечно напоминал, что один из наших предков проиграл в карты целое состояние.
– Как интересно! Такому мужчине все бы отдала! А вы, Ровена, любите играть?
Мне показалось, в ее словах звучало скрытое значение, но я притворилась, что не понимаю.
– От случая к случаю! Все мы любим иногда рискнуть!
– Кажется, женщины нас переспорили, – проворчал Джон, беря с буфета колоду карт.
Марк задумчиво смотрел на меня, глаза Монтойа подернулись непроницаемой пленкой.
Впервые за весь вечер я вызывающе обратилась к Люкасу:
– А вы… вы ничего не говорите. Может, не любите проигрывать?
– Всякий проигрывает, раньше или позже. Но я всегда полагался на удачу.
Взгляд его был совершенно бесстрастным. Но слова… что он хотел сказать?
Не успела я ничего сообразить, как Моника потащила меня к столу, весело объявив, что мужчины поговорят о делах за игрой.
– Но сначала создадим порочную атмосферу. Как в салуне!
Она погасила все лампы в комнате, кроме одной, над столом.
– Ну вот, так лучше, не правда ли?
– Такие прекрасные дамы, моя дорогая, не посещают салуны, – заметил Джон Кингмен. Мне показалось, он вопросительно взглянул на жену, но та, вызывающе улыбаясь, затрясла головой, так что длинные серьги весело заплясали.
– О нет! Неужели забыл? В Новом Орлеане, где мы встретились, за игорными столами всегда сидели красивые женщины, уговаривающие мужчин делать высокие ставки. Помнишь «Серебряную туфельку»?
Глаза супругов встретились; на секунду показалось, что, кроме них, в комнате никого нет.
– Такое забывать нельзя, – спокойно ответил Джон Кингмен. – Ты проиграла мне все… даже свои серебряные туфельки. И в ту же ночь ушла со мной.
– Я всегда плачу карточные долги, – рассмеялась Моника, тасуя карты, как настоящий банкомет. – Никогда не жалела о том, что проиграла тогда. Но сегодня… На что будем играть?
– Почему бы не на нас самих?
Голос Монтойа звучал обманчиво-мягко, напряженные взгляды всех присутствующих устремились на него.
– Почему нет? – повторил он, наклонившись вперед. – Хотите сыграть? Именно поэтому мы и собрались здесь сегодня – такая игра ничем не отличается от карточной. Поэтому я считаю, что так рисковать можно только по одной причине – если ставки достаточно высоки. – Он коротко, почти беззвучно рассмеялся. – Тем более что все мы здесь знакомы и собираемся быть партнерами в предприятии, где одинаково велики как риск, так и вознаграждение. Нет лучшего способа обнаружить, кто храбрец, а кто трус! Предлагаю играть друг против друга на все, что у нас при себе, включая, конечно… исполнение желаний.