Страница:
Стараясь ничем не выдать себя, я осторожно оглядела присутствующих.
Глаза Моники сверкали странными переливающимися огоньками, дышала она тяжело и неровно. Джон задумчиво прищурился. Лицо Марка неестественно раскраснелось. Осушив стакан одним глотком, он не глядя поставил его на стол.
Люкас мрачно нахмурился, и на секунду мне показалось, что он вот-вот возразит, но, поймав насмешливый взгляд Монтойа, поджал губы и промолчал.
Именно Монике сделал предложение Монтойа, и именно она ответила за всех, чуть задыхаясь:
– Да! Я отвечаю – да! Конечно, я женщина, но трусихой никогда не была! Значит, если проиграете, Хесус, будете работать на нас даром!
– В зависимости от того, сколько я потеряю… если потеряю, так? – Тонкие губы едва заметно искривились в усмешке. – А если выиграю… больше, чем сможете заплатить, тогда награда за мои услуги удвоится. Согласны? В этой игре нет ни мужей, ни жен, ни друзей. Играем на себя, и победитель называет цену!
Глава 43
Глава 44
Глаза Моники сверкали странными переливающимися огоньками, дышала она тяжело и неровно. Джон задумчиво прищурился. Лицо Марка неестественно раскраснелось. Осушив стакан одним глотком, он не глядя поставил его на стол.
Люкас мрачно нахмурился, и на секунду мне показалось, что он вот-вот возразит, но, поймав насмешливый взгляд Монтойа, поджал губы и промолчал.
Именно Монике сделал предложение Монтойа, и именно она ответила за всех, чуть задыхаясь:
– Да! Я отвечаю – да! Конечно, я женщина, но трусихой никогда не была! Значит, если проиграете, Хесус, будете работать на нас даром!
– В зависимости от того, сколько я потеряю… если потеряю, так? – Тонкие губы едва заметно искривились в усмешке. – А если выиграю… больше, чем сможете заплатить, тогда награда за мои услуги удвоится. Согласны? В этой игре нет ни мужей, ни жен, ни друзей. Играем на себя, и победитель называет цену!
Глава 43
Возможно, всему виной было количество выпитого в этот вечер бренди, но мной владело странное чувство, будто все это уже было раньше. Все казалось знакомым и почему-то заранее предопределенным.
Канделябр из полированной меди бросал яркий свет на зеленое сукно стола и сосредоточенные лица игроков. Я подумала, что отец убил человека за игрой в покер, а мой предок, Черный Граф, застрелился после того, как понял, сколько проиграл.
И вспоминал ли Люкас, что произошло с Фло, или был слишком близок с Моникой.
Голова моя была, однако, удивительно ясной, я внимательно изучала свои карты и лица игроков, как наставлял когда-то дед, но ничего не смогла прочитать. Пока…
Со смешком, прикрывающим едва подавляемое возбуждение, Моника уронила на стол одно из своих колец:
– Вот… для начала.
Игра, которая еще несколько минут назад, казалось, задумывалась в шутку, теперь велась всерьез.
Шло время. Воздух стал сизым от дыма сигар, атмосфера была заряжена напряжением. Я смогла наконец определить манеру каждого игрока. Люкас осторожничал, Моника явно теряла голову, Кингмен никогда не блефовал, Монтойа был полностью непредсказуем. Марк почему-то нервничал: я заметила, как у него тряслись руки. Но внимательнее всех я наблюдала за Люкасом. Весь вечер он намеренно избегал смотреть в мою сторону, но наконец, когда разговоры о бизнесе прекратились и воцарилось сосредоточенное молчание, я смогла привлечь его внимание.
Увидев, что мне пришла неплохая карта, я начала напропалую рисковать. Монтойа заметил это, в угольно-черных глазах блеснул издевательский огонек. Во взглядах остальных читалось удивление, смешанное с некоторым уважением. Бриллиантовые звезды в волосах давали мне преимущество над остальными – я не боялась проигрывать и постоянно взвинчивала ставки, так что даже Моника начала задумываться.
– Твоя жена – настоящий игрок, – заметил Джон.
– Да, как выяснилось, – намеренно бесстрастно кивнул Марк, но я встревожилась: уж не подозревает ли он о задуманном мной?
– Это только начало, – небрежно ответила я, – чувствую, что сегодня не проиграю.
Марк, подражая Кингмену, бросил карты на стол и пожал плечами.
Переводя взгляд с моего лица на карты, Моника кусала губы, бессознательно трогая единственную оставшуюся сережку, и, наконец раздраженно выдавив: «Вам слишком везет сегодня!» – тоже швырнула карты.
Я взглянула на Монтойа, тот философски вздохнул:
– Моника права! Что же касается меня, я всегда был осторожен!
Но мне показалось, губы его тронула улыбка, словно он хотел дать понять, что разгадал мой замысел. Оставались только я и Люкас, по-прежнему державшийся весьма сдержанно, выигравший примерно столько, сколько и я. Пока только одна из десяти звезд была проиграна ему – остальные по-прежнему переливались в моих черных локонах.
– А вы? – спросила я вызывающе.
На этот раз наши глаза встретились. Я снова заметила пляску зеленых искр.
– Думаю, вы блефуете!
Рассмеявшись, я подвинула все, что выиграла, к середине стола.
– Докажите… если смеете.
Увидев, что пойман в ловушку, Люкас, окаменев лицом, выпрямился.
– Больше ставить нечего!
Остальные молча наблюдали. Марк затаил дыхание, но я не сводила глаз с лица Люкаса.
– Пистолет. Он, несомненно, что-то стоит.
Губы Люкаса побелели, но он молча вынул пистолет из кобуры и положил на стол. Я притворилась, что внимательно рассматриваю его, и Марк раздраженно заметил:
– Этого все равно мало! Изумруды и кольцо с бриллиантом стоят больше тысячи долларов.
– Марк, несомненно, прав, – мило улыбнулась я. – Посмотрим… не хочу казаться жадной, особенно потому, что сама предложила партию. – И вопросительно взглянула на язвительно усмехнувшегося Монтойа: – Как думаете, сеньор? Ведь вы установили правила игры. И упомянули об услугах, разве не так?
Он наклонил голову, и я повернулась к Люкасу, следившему за мной прищуренными глазами.
– Тогда я называю ставки, а если не боитесь, принимайте мое предложение!
Моника, тихо захлопав в ладоши, прошептала:
– Браво, Ровена!
– Называйте ставки! – сухо процедил Люк.
– Ну что ж, если выигрываете вы – отдаю еще одну звезду. Но если проиграете… вы приехали сюда по делу, не так ли? Ну вот, в этом случае будете работать на меня и выполнять мои приказания. Вы уже поставили на кон пистолет. Я покупаю его за самую высокую цену, пока не отработаете долг.
– Клянусь Богом, Ровена! – неожиданно расхохотался Марк. – Я горжусь тобой!
Я вопросительно взглянула на Люкаса, тот кивнул с едва сдерживаемым бешенством:
– По рукам!
Я, улыбнувшись, выложила карты на стол. Три туза и две дамы.
Лицо Люкаса вновь побелело, но он только вздохнул и равнодушно швырнул карты.
– Три короля! – пробормотал Монтойа. – Жаль. Но никогда не следует играть с уверенной в себе женщиной, приятель. Я всегда это знал!
– Почему же не объяснил, черт возьми?!
– Дружище, – с легким упреком процедил Монтойа, – можно подумать, что ты обвиняешь меня в мошенничестве!
– Думаю, ваш друг просто не умеет проигрывать! Ему не нравится, когда удача изменяет!
Впервые за все время Марк открыто упомянул о прошлом, и, заметив опасный блеск в глазах Люкаса, я быстро вмешалась:
– Почему мужчины так не любят проигрывать женщинам? Просто мне повезло! – Не обращая внимания на слишком низко вырезанное платье, я наклонилась над столом, подвинула к себе выигрыш, а пистолет протянула Люкасу: – Если собираетесь работать на меня, вам это понадобится.
На мгновение наши глаза встретились, и время словно повернуло вспять. Напряжение внезапно рассеялось: все заговорили одновременно.
Не глядя на меня, Люкас забрал пистолет. Джон разливал бренди, а Моника, блестя глазами, тихо прошептала:
– Никак не пойму, Ровена: вы просто удачливы или очень умны?
– Дорогая, – вмешался ее муж, – думаю, миссис Шеннон обладает обоими качествами.
– Спасибо, – поблагодарила я, чувствуя, как слегка кружится голова, и, вызывающе осушив стакан, поднялась. – Думаю, неплохо будет убедиться в вашей правоте!
Марк тоже встал, я нежно улыбнулась ему.
– Милый, принеси шаль, хорошо? Здесь так душно! Вы, надеюсь, извините меня – пойду прогуляюсь немного. – И, повернувшись к Люкасу, добавила: – Вы, конечно, не откажетесь сопровождать меня? Остальные, я уверена, предпочитают играть в карты или… обсуждать дела, которые совершенно забросили.
Самым удивительным было то, что даже Марк не попытался меня остановить, только Моника пронзительно расхохоталась:
– Вот повезло Ровене! Личный телохранитель!
– Не сердись, приятель, – пробормотал Монтойа. – Это была честная игра, и, надеюсь, ты не захочешь показаться невежливым?
Не повернув головы, я переступила порог и, услышав стук двери, поняла, что Люкас последовал за мной.
По-прежнему не оглядываясь, я подошла к верхней ступеньке крыльца и, облокотившись о перила, спокойно осведомилась:
– Надеюсь, ты не настолько расстроен проигрышем, чтобы вести себя как капризная барышня, и, кроме того, сам обвинил меня в том, что я блефую.
Несмотря на язвительный тон, я не могла удержаться от дрожи, когда Люкас внезапно встал за спиной, небрежно прислонившись к столбику.
– Я должен был догадаться. Ты действительно прекрасный игрок… и всегда им была.
Хриплый голос был обманчиво спокойным, но я чувствовала в нем горькую ярость и, спокойно повернув голову, взглянула Люкасу прямо в глаза.
– Насколько я припоминаю, именно ты привык идти напропалую. Почему ты явился сюда после того, как объявил, что собираешься держаться от меня подальше? Не дает покоя мысль о том, сколько можно заработать на этом безумном плане? Или решил, что настало наконец время отомстить Тодду Шеннону? Но я забыла… ты ведь не любишь давать отчет в своих поступках, не так ли?
– Ты всегда думала обо мне самое плохое, так что какая, к дьяволу, разница?! Теперь вы моя хозяйка, миссис Шеннон. Какие будут приказания?
Я ничего не смогла прочесть в этом холодно-бесстрастном лице, как ни старалась, и, против воли, снова и снова спрашивала себя: что он испытывает ко мне? Ненависть? Безразличие? Или между нами всегда будет стена, сотканная из лжи и притворства?
Сама не понимая почему, я неожиданно холодно велела:
– Начнем с того, что ты должен меня поцеловать.
– Уже сравниваете, кто лучше? И это в свой медовый месяц! Но из того, что я наблюдал днем, ваш муж делает все возможное. Или хотите проверить, способен ли он ревновать?
– А ты этого боишься? Не стоит! Марк очень снисходителен и, кроме того, сумел понять твои чувства к Илэне…
Я закинула руки ему на плечи, и все было так, как в тот день, когда мы поцеловались впервые, и только Илэна стояла между нами. Пальцы мои заныли от сладкой боли, когда я ощутила знакомую густоту его волос, услышала, как он вновь и вновь повторяет, что я ведьма, пока губы его не впились в мои, страстно, яростно, отчаянно.
Времени не существовало, и словно железная клетка, в которой было заключено мое сердце, лопнула раз и навсегда, а любовь, горячая, истинная любовь затопила все, как вышедшая из берегов река. Как я могла забыть? Как могла притворяться так долго перед собой?
Есть такие минуты, когда слова не нужны, а тело обладает более безошибочными инстинктами, чем ум. И Люкас, целуя меня, был также не способен солгать.
Если бы сейчас все вышли на крыльцо, мы не оторвались бы друг от друга. Я не помнила об их существовании, о Марке, обо всех сомнениях, так долго мучивших меня.
– Ради Бога, Ро… Почему? Ты и Марк Шеннон? Когда Марк рассказал… я был готов убить вас обоих, – измученно прошептал Люк. – Эта проклятая старуха Марта заявила, что во всем я виноват. И может, она права, потому что я не объяснил, зачем приходил тогда. Но черт возьми, Ро, когда ты стала бросать эти безумные обвинения…
– Ты вернулся?! Чтобы увидеть меня?
– О Иисусе! Женщина всегда понимает, когда свела мужчину с ума настолько, что у него мысли в голове путаются! Ты знала это и… сколько, по-твоему, я мог оставаться вдали от тебя?!
Он оттянул мою голову за волосы, вынуждая взглянуть ему в глаза, и горькое разочарование, увиденное в них, заставило меня сжаться.
– Ты даже не смогла признаться, что носишь моего ребенка, и тут же бросилась на шею этому Шеннону.
– Люкас, не надо! Пожалуйста! Если бы ты только знал…
– Я знаю только то, что ты мне сказала! Черт возьми, а что я должен думать, видя тебя с ним, наблюдая, как ты держалась сегодня, Ро? Не пойму, какую игру ты ведешь на этот раз, только я не очень-то горазд притворяться!
Я не могла больше слышать, выносить это. И, встав на цыпочки, прижалась губами к его рту. С полузадушенным, похожим на стон звуком он впился пальцами в мои плечи, притягивая к себе с такой силой, что я задохнулась.
– Ты все еще думаешь, что я притворяюсь? – удалось мне наконец прошептать дрожащим голосом.
Люкас отстранился, словно не доверял себе, и устало вздохнул:
– Не знаю! Ты так чертовски непредсказуема, Ро! Никогда не мог понять тебя и выяснить, что тебе от меня нужно!
Он быстро, нетерпеливо начал свертывать сигарету. Загорелась спичка, и в ее свете я заметила знакомое зеленое пламя в глазах.
– И все же я не уверен… – продолжал он намеренно бесстрастным голосом.
Во внезапно наступившей тишине я услышала веселый смех Моники.
– Так же, как и я. Неужели не видишь?
– По-моему, тебе пора идти обратно, пока муж не спохватился и не захотел узнать, что мы тут делаем!
Зачем ему нужно было напоминать о Марке? Я закусила губу, пытаясь говорить так же спокойно:
– Но нам нужно поговорить. Пожалуйста, Люкас.
Он пожал плечами:
– Конечно. Ты хозяйка.
В слабом свете сигареты лицо казалось мрачным и замкнутым, словно он вновь решил после того, что произошло, не иметь со мной ничего общего. Только я была полна такой же решимости не допустить этого.
– Когда? – настаивала я, не обращая внимания на сведенные брови.
– Может быть, завтра. Я что-нибудь придумаю.
Какие-то нотки в голосе предупредили меня, что не стоит настаивать, и все же я не собиралась удовлетвориться туманным обещанием. Я хотела определенности. Прежде чем придется возвращаться к человеку, ставшему моим мужем, я мечтала только об одном – еще раз ощутить на губах поцелуй любовника.
Отбросив щелчком недокуренную сигарету, Люк выпрямился, но я подняла руку, легко провела пальцем по его губам.
– Люкас…
С испугавшей меня яростью он поймал мое запястье, процедив сквозь зубы:
– Не смей! Возвращайся назад, Ровена! С меня хватит на сегодня. Что ты пытаешься доказать?
Он все еще сжимал мою руку так сильно, что кости, казалось, вот-вот треснут. Но я едва ли не радовалась боли, потому что он причинял ее и я знала почему.
– Думаешь, мне хочется идти туда? О Боже, Люкас, когда мы перестанем причинять боль друг другу? С тобой я не притворяюсь, не играю… Только моя гордость всему виной, просто я никогда не любила раньше, не была готова к этому.
– Не нужно, Ро.
Но на этот раз в голосе не было ни ярости, ни раздражения, как минуту назад.
– Ты можешь не говорить этого, я думаю, что всегда понимал… но все же… Если бы ты знала только, как я запутался! Но завтра…
Он снова поцеловал меня, в этом поцелуе смешались нежность и гнев, жестокость и любовь. Но Люк тут же отпустил меня, грубо приказав:
– Вот! Возьми это с собой на память в спальню!
Я нерешительно стояла, опираясь на перила, прислушивалась к топоту копыт, а слова Люка эхом отдавались в ушах.
Нужно было идти в дом. Распрямив плечи, я поплотнее закуталась в шаль и, не давая себе времени на раздумья, толкнула дверь. Жара и табачный дым ударили в лицо, но, стиснув зубы, я решила, что поведу игру до конца и обману всех… этих…
Четыре пары глаз обернулись ко мне: весело-понимающий взгляд Моники, непроницаемый – Монтойа, бесстрастный – Джона Кингмена, а Марк…
Я выпрямилась, небрежно сбросив шаль, и вызывающе улыбнулась:
– Господи, неужели вы все еще продолжаете обсуждать эти скучные дела?! – И, сев на стул, подставленный угрюмым Марком, начала энергично обмахиваться веером. – Как здесь жарко!
– Далеко ходила?
Марк говорил, словно выдавливая слова. Глаза его неестественно блестели.
Я небрежно пожала плечами:
– О нет, мы просто постояли на крыльце, поговорили. Я не хотела портить туфли в этой пыли. Кстати, почему все молчат? Марк… ты ведь не возражал? После нашей беседы я думала, ты поймешь.
– Мы все беспокоились, – вкрадчиво вмешался Монтойа, – потому что мой упрямый друг не очень-то любит подчиняться приказам, особенно если их отдают женщины. Но я был уверен, сеньора Ровена, что вам не будет сложно убедить его в обратном!
Я подняла брови, словно не желая говорить о неприятных вещах.
– Мы поспорили, конечно. Но в конце концов я доказала, что он проиграл в честной схватке. Думаю, он немного остынет и сдержит слово.
Смех Моники рассеял накопившееся напряжение.
– Ну вот, разве я не говорила? Ровена вполне способна постоять за себя! – И неожиданно она добавила, заговорщически подмигнув мне: – А теперь, когда вы вернулись, дорогая, живая и невредимая, думаю, пора и отдохнуть. У нас завтра трудный день!
Канделябр из полированной меди бросал яркий свет на зеленое сукно стола и сосредоточенные лица игроков. Я подумала, что отец убил человека за игрой в покер, а мой предок, Черный Граф, застрелился после того, как понял, сколько проиграл.
И вспоминал ли Люкас, что произошло с Фло, или был слишком близок с Моникой.
Голова моя была, однако, удивительно ясной, я внимательно изучала свои карты и лица игроков, как наставлял когда-то дед, но ничего не смогла прочитать. Пока…
Со смешком, прикрывающим едва подавляемое возбуждение, Моника уронила на стол одно из своих колец:
– Вот… для начала.
Игра, которая еще несколько минут назад, казалось, задумывалась в шутку, теперь велась всерьез.
Шло время. Воздух стал сизым от дыма сигар, атмосфера была заряжена напряжением. Я смогла наконец определить манеру каждого игрока. Люкас осторожничал, Моника явно теряла голову, Кингмен никогда не блефовал, Монтойа был полностью непредсказуем. Марк почему-то нервничал: я заметила, как у него тряслись руки. Но внимательнее всех я наблюдала за Люкасом. Весь вечер он намеренно избегал смотреть в мою сторону, но наконец, когда разговоры о бизнесе прекратились и воцарилось сосредоточенное молчание, я смогла привлечь его внимание.
Увидев, что мне пришла неплохая карта, я начала напропалую рисковать. Монтойа заметил это, в угольно-черных глазах блеснул издевательский огонек. Во взглядах остальных читалось удивление, смешанное с некоторым уважением. Бриллиантовые звезды в волосах давали мне преимущество над остальными – я не боялась проигрывать и постоянно взвинчивала ставки, так что даже Моника начала задумываться.
– Твоя жена – настоящий игрок, – заметил Джон.
– Да, как выяснилось, – намеренно бесстрастно кивнул Марк, но я встревожилась: уж не подозревает ли он о задуманном мной?
– Это только начало, – небрежно ответила я, – чувствую, что сегодня не проиграю.
Марк, подражая Кингмену, бросил карты на стол и пожал плечами.
Переводя взгляд с моего лица на карты, Моника кусала губы, бессознательно трогая единственную оставшуюся сережку, и, наконец раздраженно выдавив: «Вам слишком везет сегодня!» – тоже швырнула карты.
Я взглянула на Монтойа, тот философски вздохнул:
– Моника права! Что же касается меня, я всегда был осторожен!
Но мне показалось, губы его тронула улыбка, словно он хотел дать понять, что разгадал мой замысел. Оставались только я и Люкас, по-прежнему державшийся весьма сдержанно, выигравший примерно столько, сколько и я. Пока только одна из десяти звезд была проиграна ему – остальные по-прежнему переливались в моих черных локонах.
– А вы? – спросила я вызывающе.
На этот раз наши глаза встретились. Я снова заметила пляску зеленых искр.
– Думаю, вы блефуете!
Рассмеявшись, я подвинула все, что выиграла, к середине стола.
– Докажите… если смеете.
Увидев, что пойман в ловушку, Люкас, окаменев лицом, выпрямился.
– Больше ставить нечего!
Остальные молча наблюдали. Марк затаил дыхание, но я не сводила глаз с лица Люкаса.
– Пистолет. Он, несомненно, что-то стоит.
Губы Люкаса побелели, но он молча вынул пистолет из кобуры и положил на стол. Я притворилась, что внимательно рассматриваю его, и Марк раздраженно заметил:
– Этого все равно мало! Изумруды и кольцо с бриллиантом стоят больше тысячи долларов.
– Марк, несомненно, прав, – мило улыбнулась я. – Посмотрим… не хочу казаться жадной, особенно потому, что сама предложила партию. – И вопросительно взглянула на язвительно усмехнувшегося Монтойа: – Как думаете, сеньор? Ведь вы установили правила игры. И упомянули об услугах, разве не так?
Он наклонил голову, и я повернулась к Люкасу, следившему за мной прищуренными глазами.
– Тогда я называю ставки, а если не боитесь, принимайте мое предложение!
Моника, тихо захлопав в ладоши, прошептала:
– Браво, Ровена!
– Называйте ставки! – сухо процедил Люк.
– Ну что ж, если выигрываете вы – отдаю еще одну звезду. Но если проиграете… вы приехали сюда по делу, не так ли? Ну вот, в этом случае будете работать на меня и выполнять мои приказания. Вы уже поставили на кон пистолет. Я покупаю его за самую высокую цену, пока не отработаете долг.
– Клянусь Богом, Ровена! – неожиданно расхохотался Марк. – Я горжусь тобой!
Я вопросительно взглянула на Люкаса, тот кивнул с едва сдерживаемым бешенством:
– По рукам!
Я, улыбнувшись, выложила карты на стол. Три туза и две дамы.
Лицо Люкаса вновь побелело, но он только вздохнул и равнодушно швырнул карты.
– Три короля! – пробормотал Монтойа. – Жаль. Но никогда не следует играть с уверенной в себе женщиной, приятель. Я всегда это знал!
– Почему же не объяснил, черт возьми?!
– Дружище, – с легким упреком процедил Монтойа, – можно подумать, что ты обвиняешь меня в мошенничестве!
– Думаю, ваш друг просто не умеет проигрывать! Ему не нравится, когда удача изменяет!
Впервые за все время Марк открыто упомянул о прошлом, и, заметив опасный блеск в глазах Люкаса, я быстро вмешалась:
– Почему мужчины так не любят проигрывать женщинам? Просто мне повезло! – Не обращая внимания на слишком низко вырезанное платье, я наклонилась над столом, подвинула к себе выигрыш, а пистолет протянула Люкасу: – Если собираетесь работать на меня, вам это понадобится.
На мгновение наши глаза встретились, и время словно повернуло вспять. Напряжение внезапно рассеялось: все заговорили одновременно.
Не глядя на меня, Люкас забрал пистолет. Джон разливал бренди, а Моника, блестя глазами, тихо прошептала:
– Никак не пойму, Ровена: вы просто удачливы или очень умны?
– Дорогая, – вмешался ее муж, – думаю, миссис Шеннон обладает обоими качествами.
– Спасибо, – поблагодарила я, чувствуя, как слегка кружится голова, и, вызывающе осушив стакан, поднялась. – Думаю, неплохо будет убедиться в вашей правоте!
Марк тоже встал, я нежно улыбнулась ему.
– Милый, принеси шаль, хорошо? Здесь так душно! Вы, надеюсь, извините меня – пойду прогуляюсь немного. – И, повернувшись к Люкасу, добавила: – Вы, конечно, не откажетесь сопровождать меня? Остальные, я уверена, предпочитают играть в карты или… обсуждать дела, которые совершенно забросили.
Самым удивительным было то, что даже Марк не попытался меня остановить, только Моника пронзительно расхохоталась:
– Вот повезло Ровене! Личный телохранитель!
– Не сердись, приятель, – пробормотал Монтойа. – Это была честная игра, и, надеюсь, ты не захочешь показаться невежливым?
Не повернув головы, я переступила порог и, услышав стук двери, поняла, что Люкас последовал за мной.
По-прежнему не оглядываясь, я подошла к верхней ступеньке крыльца и, облокотившись о перила, спокойно осведомилась:
– Надеюсь, ты не настолько расстроен проигрышем, чтобы вести себя как капризная барышня, и, кроме того, сам обвинил меня в том, что я блефую.
Несмотря на язвительный тон, я не могла удержаться от дрожи, когда Люкас внезапно встал за спиной, небрежно прислонившись к столбику.
– Я должен был догадаться. Ты действительно прекрасный игрок… и всегда им была.
Хриплый голос был обманчиво спокойным, но я чувствовала в нем горькую ярость и, спокойно повернув голову, взглянула Люкасу прямо в глаза.
– Насколько я припоминаю, именно ты привык идти напропалую. Почему ты явился сюда после того, как объявил, что собираешься держаться от меня подальше? Не дает покоя мысль о том, сколько можно заработать на этом безумном плане? Или решил, что настало наконец время отомстить Тодду Шеннону? Но я забыла… ты ведь не любишь давать отчет в своих поступках, не так ли?
– Ты всегда думала обо мне самое плохое, так что какая, к дьяволу, разница?! Теперь вы моя хозяйка, миссис Шеннон. Какие будут приказания?
Я ничего не смогла прочесть в этом холодно-бесстрастном лице, как ни старалась, и, против воли, снова и снова спрашивала себя: что он испытывает ко мне? Ненависть? Безразличие? Или между нами всегда будет стена, сотканная из лжи и притворства?
Сама не понимая почему, я неожиданно холодно велела:
– Начнем с того, что ты должен меня поцеловать.
– Уже сравниваете, кто лучше? И это в свой медовый месяц! Но из того, что я наблюдал днем, ваш муж делает все возможное. Или хотите проверить, способен ли он ревновать?
– А ты этого боишься? Не стоит! Марк очень снисходителен и, кроме того, сумел понять твои чувства к Илэне…
Я закинула руки ему на плечи, и все было так, как в тот день, когда мы поцеловались впервые, и только Илэна стояла между нами. Пальцы мои заныли от сладкой боли, когда я ощутила знакомую густоту его волос, услышала, как он вновь и вновь повторяет, что я ведьма, пока губы его не впились в мои, страстно, яростно, отчаянно.
Времени не существовало, и словно железная клетка, в которой было заключено мое сердце, лопнула раз и навсегда, а любовь, горячая, истинная любовь затопила все, как вышедшая из берегов река. Как я могла забыть? Как могла притворяться так долго перед собой?
Есть такие минуты, когда слова не нужны, а тело обладает более безошибочными инстинктами, чем ум. И Люкас, целуя меня, был также не способен солгать.
Если бы сейчас все вышли на крыльцо, мы не оторвались бы друг от друга. Я не помнила об их существовании, о Марке, обо всех сомнениях, так долго мучивших меня.
– Ради Бога, Ро… Почему? Ты и Марк Шеннон? Когда Марк рассказал… я был готов убить вас обоих, – измученно прошептал Люк. – Эта проклятая старуха Марта заявила, что во всем я виноват. И может, она права, потому что я не объяснил, зачем приходил тогда. Но черт возьми, Ро, когда ты стала бросать эти безумные обвинения…
– Ты вернулся?! Чтобы увидеть меня?
– О Иисусе! Женщина всегда понимает, когда свела мужчину с ума настолько, что у него мысли в голове путаются! Ты знала это и… сколько, по-твоему, я мог оставаться вдали от тебя?!
Он оттянул мою голову за волосы, вынуждая взглянуть ему в глаза, и горькое разочарование, увиденное в них, заставило меня сжаться.
– Ты даже не смогла признаться, что носишь моего ребенка, и тут же бросилась на шею этому Шеннону.
– Люкас, не надо! Пожалуйста! Если бы ты только знал…
– Я знаю только то, что ты мне сказала! Черт возьми, а что я должен думать, видя тебя с ним, наблюдая, как ты держалась сегодня, Ро? Не пойму, какую игру ты ведешь на этот раз, только я не очень-то горазд притворяться!
Я не могла больше слышать, выносить это. И, встав на цыпочки, прижалась губами к его рту. С полузадушенным, похожим на стон звуком он впился пальцами в мои плечи, притягивая к себе с такой силой, что я задохнулась.
– Ты все еще думаешь, что я притворяюсь? – удалось мне наконец прошептать дрожащим голосом.
Люкас отстранился, словно не доверял себе, и устало вздохнул:
– Не знаю! Ты так чертовски непредсказуема, Ро! Никогда не мог понять тебя и выяснить, что тебе от меня нужно!
Он быстро, нетерпеливо начал свертывать сигарету. Загорелась спичка, и в ее свете я заметила знакомое зеленое пламя в глазах.
– И все же я не уверен… – продолжал он намеренно бесстрастным голосом.
Во внезапно наступившей тишине я услышала веселый смех Моники.
– Так же, как и я. Неужели не видишь?
– По-моему, тебе пора идти обратно, пока муж не спохватился и не захотел узнать, что мы тут делаем!
Зачем ему нужно было напоминать о Марке? Я закусила губу, пытаясь говорить так же спокойно:
– Но нам нужно поговорить. Пожалуйста, Люкас.
Он пожал плечами:
– Конечно. Ты хозяйка.
В слабом свете сигареты лицо казалось мрачным и замкнутым, словно он вновь решил после того, что произошло, не иметь со мной ничего общего. Только я была полна такой же решимости не допустить этого.
– Когда? – настаивала я, не обращая внимания на сведенные брови.
– Может быть, завтра. Я что-нибудь придумаю.
Какие-то нотки в голосе предупредили меня, что не стоит настаивать, и все же я не собиралась удовлетвориться туманным обещанием. Я хотела определенности. Прежде чем придется возвращаться к человеку, ставшему моим мужем, я мечтала только об одном – еще раз ощутить на губах поцелуй любовника.
Отбросив щелчком недокуренную сигарету, Люк выпрямился, но я подняла руку, легко провела пальцем по его губам.
– Люкас…
С испугавшей меня яростью он поймал мое запястье, процедив сквозь зубы:
– Не смей! Возвращайся назад, Ровена! С меня хватит на сегодня. Что ты пытаешься доказать?
Он все еще сжимал мою руку так сильно, что кости, казалось, вот-вот треснут. Но я едва ли не радовалась боли, потому что он причинял ее и я знала почему.
– Думаешь, мне хочется идти туда? О Боже, Люкас, когда мы перестанем причинять боль друг другу? С тобой я не притворяюсь, не играю… Только моя гордость всему виной, просто я никогда не любила раньше, не была готова к этому.
– Не нужно, Ро.
Но на этот раз в голосе не было ни ярости, ни раздражения, как минуту назад.
– Ты можешь не говорить этого, я думаю, что всегда понимал… но все же… Если бы ты знала только, как я запутался! Но завтра…
Он снова поцеловал меня, в этом поцелуе смешались нежность и гнев, жестокость и любовь. Но Люк тут же отпустил меня, грубо приказав:
– Вот! Возьми это с собой на память в спальню!
Я нерешительно стояла, опираясь на перила, прислушивалась к топоту копыт, а слова Люка эхом отдавались в ушах.
Нужно было идти в дом. Распрямив плечи, я поплотнее закуталась в шаль и, не давая себе времени на раздумья, толкнула дверь. Жара и табачный дым ударили в лицо, но, стиснув зубы, я решила, что поведу игру до конца и обману всех… этих…
Четыре пары глаз обернулись ко мне: весело-понимающий взгляд Моники, непроницаемый – Монтойа, бесстрастный – Джона Кингмена, а Марк…
Я выпрямилась, небрежно сбросив шаль, и вызывающе улыбнулась:
– Господи, неужели вы все еще продолжаете обсуждать эти скучные дела?! – И, сев на стул, подставленный угрюмым Марком, начала энергично обмахиваться веером. – Как здесь жарко!
– Далеко ходила?
Марк говорил, словно выдавливая слова. Глаза его неестественно блестели.
Я небрежно пожала плечами:
– О нет, мы просто постояли на крыльце, поговорили. Я не хотела портить туфли в этой пыли. Кстати, почему все молчат? Марк… ты ведь не возражал? После нашей беседы я думала, ты поймешь.
– Мы все беспокоились, – вкрадчиво вмешался Монтойа, – потому что мой упрямый друг не очень-то любит подчиняться приказам, особенно если их отдают женщины. Но я был уверен, сеньора Ровена, что вам не будет сложно убедить его в обратном!
Я подняла брови, словно не желая говорить о неприятных вещах.
– Мы поспорили, конечно. Но в конце концов я доказала, что он проиграл в честной схватке. Думаю, он немного остынет и сдержит слово.
Смех Моники рассеял накопившееся напряжение.
– Ну вот, разве я не говорила? Ровена вполне способна постоять за себя! – И неожиданно она добавила, заговорщически подмигнув мне: – А теперь, когда вы вернулись, дорогая, живая и невредимая, думаю, пора и отдохнуть. У нас завтра трудный день!
Глава 44
Я не люблю вспоминать о той ночи. Как только мы остались одни, показное безразличие Марка сменилось яростью, смешанной с безумной ревностью. Единственным способом успокоить его было оставаться высокомерно-холодной.
– Господи, Марк! Ты ведешь себя как мещанин! Неужели не помнишь, что вышла за тебя по своей воле?
Он, видимо, слишком много выпил, потому что нетвердо стоял на ногах.
– Да, черт возьми, помню. А ты? А он?
– Ты привел его сюда, Марк. Прошу, не нужно портить такой прекрасный план глупой ревностью! – Я кокетливо надула губы. – Надеюсь, ты доверяешь мне? Я начинаю его видеть твоими глазами, и ты должен предоставить мне обещанную возможность. Указать Люкасу его место. Может, даже удастся убедить его признаться в совершенных преступлениях.
– Ровена, Ровена! Если бы я думал…
Руки Марка сжались на моих плечах, но я продолжала спокойно вынимать звезды из волос, завертывать каждую в папиросную бумагу и укладывать в замшевый мешочек.
– Если ты боишься его, Марк, почему не отошлешь? Скажи, что мы передумали и больше в его услугах не нуждаемся.
Мой намеренно равнодушный тон возымел желаемый эффект.
– Проклятие! Конечно, я его не боюсь! Безграмотный бандит-полукровка, у которого едва хватает ума подчиняться приказам… ты сама это скоро поймешь! – Марк начал расстегивать мое платье, голос лихорадочно дрожал: – Да-да… мы используем его… для того, чтобы разделаться с дядюшкой! Каждый человек в здешних местах будет в полной уверенности, что Корд сделал это из желания отомстить. А потом его повесят, и больше между нами не будет неприятных воспоминаний, прошлое умрет! Уже скоро, дорогая, очень скоро! – Марк торжествующе рассмеялся и продолжал, с трудом ворочая языком: – Именно ты должна ему это предложить. Ведь недаром он дал слово подчиняться твоим приказам! А я уж позабочусь, чтобы на этот раз все прошло как по маслу! Теперь-то уже не сорвется!
На этот раз! Что имел в виду Марк? Неужели?.. Нет, я не должна выдавать себя – нужно доиграть роль до конца. Я изо всех сил старалась сохранять на лице чуть презрительное выражение.
– Ты еще умнее, чем я подозревала, Марк. Но когда все это должно произойти?
– Скоро, – пробормотал Марк, и я с облегчением поняла, что он совершенно пьян.
Снова пошатнувшись, он наклонился и начал целовать мне плечи. Я всячески сдерживала дрожь отвращения.
– Скоро, – повторил Марк, сжимая мои груди. – К чему ждать? Уезжаем отсюда послезавтра с утра, как можно раньше. Ты ведь выдержишь поездку, правда?
К счастью, он был в таком состоянии, что пришлось вытерпеть всего-навсего несколько пьяных поцелуев. Было нетрудно убедить Марка, что сегодня моя очередь его раздевать. Перед тем как погасить лампу, я не удержалась и взглянула в его лицо. Как красив! Милый, нежный мальчик, несмотря на раскрасневшиеся щеки и опущенные уголки губ. И этого человека я когда-то считала лучшим другом, жалела, осуждала себя за то, что использую его!
Но как умен, как бесконечно терпелив! Я полностью доверяла ему, хотела быть верной женой, приняла все приводимые им доказательства за истину! О Господи, почему?
Потому что Люкас не был адвокатом и оказался слишком упрям, чтобы отвечать на мои обвинения извинениями и «разумными доводами»? А Марк… И тут меня осенило. Да ведь все это подстроил он! Хитро, умно, сделал так, чтобы все улики указывали на Люкаса! Ведь именно Марк всячески старался очернить в моих глазах Тодда Шеннона, выставляя его высокомерным, властным эгоистом, притворяясь, что до смерти им запуган! Какой же я была слепой дурой! Почему сама пошла в капкан?
На следующее утро мне даже не пришлось притворяться, что болит голова. Я объявила, что проведу в постели все утро. И вообще я становилась законченной актрисой. Только полчаса назад оборвала извиняющегося Марка, раздраженно фыркнув, что не спала из-за него всю ночь, и тот быстро ретировался, предупредив, что отправляется с Джоном закончить приготовления к завтрашней поездке.
Нет, я еще не была готова вновь с ним встретиться и обрадовалась, что не увижу его хоть несколько часов. Только сейчас до меня дошло, какую глупость я совершила, выйдя за него. И теперь я стала миссис Шеннон, лишилась своего имени и своей свободы. И что мне делать? Бледное лицо, смотревшее на меня из зеркала, не давало ответа. Лицо незнакомки – худое, осунувшееся, встревоженное.
Жизнерадостная служанка весело объявила, что Моника загорает на заднем крыльце. Она проводила там почти все дни, ставя рядом кувшин чая со льдом.
Еще издали я услышала звонкий смех. Моника была не одна. Одетая в рубашку из кремового шелка и облегающие кожаные брюки для верховой езды, она сидела на перилах. А он… почему ему понадобилось сесть так близко, что плечи их соприкасались? Люкас сбрил бороду, подстриг волосы. Он улыбался какой-то шутке Моники; ямочка на подбородке стала чуть глубже. Распахнутый воротник обнажал сильную загорелую шею, и я почувствовала такой приступ любви и желания, что ноги мгновенно ослабели. Но когда Моника положила ему руку на плечо, меня охватила безумная, яростная ревность. Теперь я поняла, почему некоторые женщины угрожают выцарапать сопернице глаза. Мной владело только одно желание: вцепиться ногтями в улыбающееся лицо Моники!
Я с намеренно громким стуком открыла дверь и с радостью заметила, как встрепенулась Моника.
– Ах, это вы, Ровена?! Не думала, что так рано встанете! Уже позавтракали? Хотите стакан чая со льдом?
Люкас вскочил грациозно, словно пантера, и, увидев, как он обхватил за талию Монику и легко поднял с перил, я едва не обезумела от ревности. Мне он никогда не оказывал такого внимания!
Люкас улыбнулся Монике. Почему же лицо его стало таким настороженным, когда подошла я? Даже в хрипловатом голосе звучали издевательские нотки:
– Здравствуйте, мэм!
– Доброе утро! – холодно поздоровалась я и заметила, как Моника, хитро усмехаясь, оглядела нас обоих.
– Люкас, дорогой, принесите, пожалуйста, стул для Ровены. Тот, что стоит у двери. Не может же она сидеть на перилах в таком красивом платье.
Почти неприкрыто ласкающий тон еще больше усилил мое раздражение, но я только сцепила зубы, когда Люкас беспрекословно подчинился этой… кошке, даже не предложив подсадить меня на перила.
Притворяясь, что не замечает моего молчания, Моника беспечно болтала с Люкасом:
– Мы уже прокатились верхом, но стало так жарко, и, кроме того, нужно готовиться к путешествию. Кстати, Марк уже сказал вам?
Я старалась не смотреть в сторону Люкаса, вновь усевшегося на перилах.
– Только то, что мы завтра уезжаем.
Мне неожиданно захотелось подойти к Люкасу, провести рукой по густым темным волосам, заставить заметить себя, заставить хотеть себя.
Он был без шляпы, непокорные пряди отливали на солнце бронзой и золотом. И когда лицо его не было мрачным и угрюмым, становилось понятно, почему женщины готовы были отдать все за его обаятельную улыбку.
С усилием оторвавшись от неподходящих мыслей, я заставила себя слушать Монику.
– Ох уж эти мужчины! Никогда ничего толком не скажут! Конечно, я в отчаянии, что Джон остается, но, может быть, в таком долгом путешествии есть свои прелести, не так ли?
Она, не скрываясь, взглянула на Люкаса, в глаза, отливавшие хищной зеленью. Как может мужчина остаться равнодушным к такой красоте?
Рыжеватые волосы горели огнем, упругие груди вызывающе натягивали тонкий шелк блузки, пуговицы которой почему-то были расстегнуты чуть не до талии.
– Куда мы отправляемся? – резко спросила я.
– К завтрашнему дню должны добраться до Сан-Антонио, – сообщила Моника. – Очень маленький и пыльный городок неподалеку от Сокорро.
Показалось мне или она в самом деле многозначительно покосилась на Люкаса?
– А потом придется пересечь пустыню, пока не отыщем нужного места, рядом с Каризозо, где Монтойа встретит нас со своими людьми. Оттуда… но остальное вам известно, Ровена. Вы знаете все наши планы. – Моника со смехом потянулась. – Впрочем, Ровена не верит в наш успех. Может быть, вы, Люкас, убедите ее в обратном.
Я была не в силах поверить, что она собирается оставить меня наедине с Люкасом после того, как чуть не вешалась ему на шею, но Моника пошла к двери.
– Нужно собирать вещи. Думаю, не будете возражать, если я вас покину?
Взглянув в глаза Люкаса, я забыла о том, что еще минуту назад была вне себя от ревности, что Моника может вернуться. Его руки лежали на моих плечах. Я почувствовала прикосновение губ к виску и дала волю инстинктам, на которые, казалось, не была способна. Расстегнув пуговицы, я просунула руки под его рубашку, ощутив под ладонями игру мышц, и услышала собственный голос:
– Я хотела убить Монику. И тебя тоже. Должно быть, с ума схожу.
– Господи, Марк! Ты ведешь себя как мещанин! Неужели не помнишь, что вышла за тебя по своей воле?
Он, видимо, слишком много выпил, потому что нетвердо стоял на ногах.
– Да, черт возьми, помню. А ты? А он?
– Ты привел его сюда, Марк. Прошу, не нужно портить такой прекрасный план глупой ревностью! – Я кокетливо надула губы. – Надеюсь, ты доверяешь мне? Я начинаю его видеть твоими глазами, и ты должен предоставить мне обещанную возможность. Указать Люкасу его место. Может, даже удастся убедить его признаться в совершенных преступлениях.
– Ровена, Ровена! Если бы я думал…
Руки Марка сжались на моих плечах, но я продолжала спокойно вынимать звезды из волос, завертывать каждую в папиросную бумагу и укладывать в замшевый мешочек.
– Если ты боишься его, Марк, почему не отошлешь? Скажи, что мы передумали и больше в его услугах не нуждаемся.
Мой намеренно равнодушный тон возымел желаемый эффект.
– Проклятие! Конечно, я его не боюсь! Безграмотный бандит-полукровка, у которого едва хватает ума подчиняться приказам… ты сама это скоро поймешь! – Марк начал расстегивать мое платье, голос лихорадочно дрожал: – Да-да… мы используем его… для того, чтобы разделаться с дядюшкой! Каждый человек в здешних местах будет в полной уверенности, что Корд сделал это из желания отомстить. А потом его повесят, и больше между нами не будет неприятных воспоминаний, прошлое умрет! Уже скоро, дорогая, очень скоро! – Марк торжествующе рассмеялся и продолжал, с трудом ворочая языком: – Именно ты должна ему это предложить. Ведь недаром он дал слово подчиняться твоим приказам! А я уж позабочусь, чтобы на этот раз все прошло как по маслу! Теперь-то уже не сорвется!
На этот раз! Что имел в виду Марк? Неужели?.. Нет, я не должна выдавать себя – нужно доиграть роль до конца. Я изо всех сил старалась сохранять на лице чуть презрительное выражение.
– Ты еще умнее, чем я подозревала, Марк. Но когда все это должно произойти?
– Скоро, – пробормотал Марк, и я с облегчением поняла, что он совершенно пьян.
Снова пошатнувшись, он наклонился и начал целовать мне плечи. Я всячески сдерживала дрожь отвращения.
– Скоро, – повторил Марк, сжимая мои груди. – К чему ждать? Уезжаем отсюда послезавтра с утра, как можно раньше. Ты ведь выдержишь поездку, правда?
К счастью, он был в таком состоянии, что пришлось вытерпеть всего-навсего несколько пьяных поцелуев. Было нетрудно убедить Марка, что сегодня моя очередь его раздевать. Перед тем как погасить лампу, я не удержалась и взглянула в его лицо. Как красив! Милый, нежный мальчик, несмотря на раскрасневшиеся щеки и опущенные уголки губ. И этого человека я когда-то считала лучшим другом, жалела, осуждала себя за то, что использую его!
Но как умен, как бесконечно терпелив! Я полностью доверяла ему, хотела быть верной женой, приняла все приводимые им доказательства за истину! О Господи, почему?
Потому что Люкас не был адвокатом и оказался слишком упрям, чтобы отвечать на мои обвинения извинениями и «разумными доводами»? А Марк… И тут меня осенило. Да ведь все это подстроил он! Хитро, умно, сделал так, чтобы все улики указывали на Люкаса! Ведь именно Марк всячески старался очернить в моих глазах Тодда Шеннона, выставляя его высокомерным, властным эгоистом, притворяясь, что до смерти им запуган! Какой же я была слепой дурой! Почему сама пошла в капкан?
На следующее утро мне даже не пришлось притворяться, что болит голова. Я объявила, что проведу в постели все утро. И вообще я становилась законченной актрисой. Только полчаса назад оборвала извиняющегося Марка, раздраженно фыркнув, что не спала из-за него всю ночь, и тот быстро ретировался, предупредив, что отправляется с Джоном закончить приготовления к завтрашней поездке.
Нет, я еще не была готова вновь с ним встретиться и обрадовалась, что не увижу его хоть несколько часов. Только сейчас до меня дошло, какую глупость я совершила, выйдя за него. И теперь я стала миссис Шеннон, лишилась своего имени и своей свободы. И что мне делать? Бледное лицо, смотревшее на меня из зеркала, не давало ответа. Лицо незнакомки – худое, осунувшееся, встревоженное.
Жизнерадостная служанка весело объявила, что Моника загорает на заднем крыльце. Она проводила там почти все дни, ставя рядом кувшин чая со льдом.
Еще издали я услышала звонкий смех. Моника была не одна. Одетая в рубашку из кремового шелка и облегающие кожаные брюки для верховой езды, она сидела на перилах. А он… почему ему понадобилось сесть так близко, что плечи их соприкасались? Люкас сбрил бороду, подстриг волосы. Он улыбался какой-то шутке Моники; ямочка на подбородке стала чуть глубже. Распахнутый воротник обнажал сильную загорелую шею, и я почувствовала такой приступ любви и желания, что ноги мгновенно ослабели. Но когда Моника положила ему руку на плечо, меня охватила безумная, яростная ревность. Теперь я поняла, почему некоторые женщины угрожают выцарапать сопернице глаза. Мной владело только одно желание: вцепиться ногтями в улыбающееся лицо Моники!
Я с намеренно громким стуком открыла дверь и с радостью заметила, как встрепенулась Моника.
– Ах, это вы, Ровена?! Не думала, что так рано встанете! Уже позавтракали? Хотите стакан чая со льдом?
Люкас вскочил грациозно, словно пантера, и, увидев, как он обхватил за талию Монику и легко поднял с перил, я едва не обезумела от ревности. Мне он никогда не оказывал такого внимания!
Люкас улыбнулся Монике. Почему же лицо его стало таким настороженным, когда подошла я? Даже в хрипловатом голосе звучали издевательские нотки:
– Здравствуйте, мэм!
– Доброе утро! – холодно поздоровалась я и заметила, как Моника, хитро усмехаясь, оглядела нас обоих.
– Люкас, дорогой, принесите, пожалуйста, стул для Ровены. Тот, что стоит у двери. Не может же она сидеть на перилах в таком красивом платье.
Почти неприкрыто ласкающий тон еще больше усилил мое раздражение, но я только сцепила зубы, когда Люкас беспрекословно подчинился этой… кошке, даже не предложив подсадить меня на перила.
Притворяясь, что не замечает моего молчания, Моника беспечно болтала с Люкасом:
– Мы уже прокатились верхом, но стало так жарко, и, кроме того, нужно готовиться к путешествию. Кстати, Марк уже сказал вам?
Я старалась не смотреть в сторону Люкаса, вновь усевшегося на перилах.
– Только то, что мы завтра уезжаем.
Мне неожиданно захотелось подойти к Люкасу, провести рукой по густым темным волосам, заставить заметить себя, заставить хотеть себя.
Он был без шляпы, непокорные пряди отливали на солнце бронзой и золотом. И когда лицо его не было мрачным и угрюмым, становилось понятно, почему женщины готовы были отдать все за его обаятельную улыбку.
С усилием оторвавшись от неподходящих мыслей, я заставила себя слушать Монику.
– Ох уж эти мужчины! Никогда ничего толком не скажут! Конечно, я в отчаянии, что Джон остается, но, может быть, в таком долгом путешествии есть свои прелести, не так ли?
Она, не скрываясь, взглянула на Люкаса, в глаза, отливавшие хищной зеленью. Как может мужчина остаться равнодушным к такой красоте?
Рыжеватые волосы горели огнем, упругие груди вызывающе натягивали тонкий шелк блузки, пуговицы которой почему-то были расстегнуты чуть не до талии.
– Куда мы отправляемся? – резко спросила я.
– К завтрашнему дню должны добраться до Сан-Антонио, – сообщила Моника. – Очень маленький и пыльный городок неподалеку от Сокорро.
Показалось мне или она в самом деле многозначительно покосилась на Люкаса?
– А потом придется пересечь пустыню, пока не отыщем нужного места, рядом с Каризозо, где Монтойа встретит нас со своими людьми. Оттуда… но остальное вам известно, Ровена. Вы знаете все наши планы. – Моника со смехом потянулась. – Впрочем, Ровена не верит в наш успех. Может быть, вы, Люкас, убедите ее в обратном.
Я была не в силах поверить, что она собирается оставить меня наедине с Люкасом после того, как чуть не вешалась ему на шею, но Моника пошла к двери.
– Нужно собирать вещи. Думаю, не будете возражать, если я вас покину?
Взглянув в глаза Люкаса, я забыла о том, что еще минуту назад была вне себя от ревности, что Моника может вернуться. Его руки лежали на моих плечах. Я почувствовала прикосновение губ к виску и дала волю инстинктам, на которые, казалось, не была способна. Расстегнув пуговицы, я просунула руки под его рубашку, ощутив под ладонями игру мышц, и услышала собственный голос:
– Я хотела убить Монику. И тебя тоже. Должно быть, с ума схожу.