Роджерс Розмари. Любовные игры

   Руки Сары пустились путешествовать вдоль его спины, вернулись к плечам и затылку. Оттуда одна ее рука снова скользнула вниз, так далеко, как только могла достать. Она будто искала то место, где их тела слились воедино.
   — Колдунья! — хрипло шептал Марко, и от его дыхания шевелилась прядь волос у нее на виске. Он снова начал двигаться и разрастаться у нее внутри, руками ухватив ее за волосы и притянув к себе лицо, которое вдруг начал покрывать бешеными поцелуями.
   Все книги, которые ей доводилось читать, и все подруги утверждали, что ничего подобного не бывает. Так скоро!.. К своему торжеству, Сара убедилась, что они говорили неправду.
   Она все еще плыла куда-то во сне, чувствуя себя легкой, как перышко, и вдруг услышала: он что-то сказал — но что? Сара сквозь сон повернулась к нему лицом, пробормотала что-то невнятное и крепко прижала Марко к себе.
   Это было похоже на одно из тех слов, которые мужчины-итальянцы часто употребляют, обращаясь к своим любовницам. Сара невольно улыбнулась во сне.
   Любовница! Кто бы мог подумать, она стала чьей-то любовницей, и даже не чьей-то, а Марко, и это уж совсем не лезло ни в какие ворота: ведь вначале она его ненавидела.
   Больше она ничего не помнила, ничего не осознавала до тех пор, когда солнце коснулось ее своими жаркими лучами. Потом пришло чувство утраты.
   Может быть, все это лишь приснилось ей? Сара протянула руку и нахмурилась, когда рука встретила одну лишь подушку. Так это все-таки был сон? Пошевелившись, она сморщилась от непривычной ломоты во всем теле. Сара заморгала и поглядела в сторону окна. Сквозь незанавешенные окна струился яркий свет. Она издала приглушенный стон и повернулась, чтобы взглянуть на другую сторону постели.
   О черт! Лучше сейчас не думать обо всем этом. Но вопреки ее воле на Сару нахлынули воспоминания. Она машинально прижалась щекой к подушке, устремляя невидящий взгляд в стену. Выходит, это все-таки произошло? Но до чего же странно, что ее первым мужчиной стал именно Марко, единственный из всех, кого она была готова презирать еще до того, как познакомилась с ним. Марко околдовал ее своими поцелуями, сделал такой, какой хотел ее видеть, заставил соответствовать своим ожиданиям. При этом он все еще пребывал в уверенности, будто она — Дилайт, чье имя он шептал, занимаясь любовью с Сарой, обыкновенной, серенькой девушкой, которая всегда жила по правилам и вовсе не принадлежала к числу тех женщин, которых мужчины называют сексапильными.
   Что, ради всего святого, ей теперь делать?
   В натуре Сары было много от отца, воспитавшего ее разумной и практичной девушкой. Осмотрительность прежде всего! Но оказалось, что она переняла кое-что и от матери: всю страстность, все безрассудство, которые ее учили безжалостно подавлять… Ради чего?
   Сара потянулась, и всем ее существом овладела сладкая истома. Она вспомнила Марко и подумала: нет, не сестра, а она сама заслужила все те слова, которые он говорил ей раньше. Но она не испытывала ни вины, ни раскаяния. Марко желал Сару и был с ней — даже если считал, что обладает другой. Она-то знала: каждой клеточкой своего тела, радостно и бесстыдно!
   Что сделано, то сделано, нужно идти вперед. Она вызвала в памяти нагое тело Марко, игру его мускулов под ее руками. Краснея, вспомнила о том, как его пальцы исследовали каждый дюйм ее тела, проникая в самые укромные уголки, узнавая о ней то, о чем она и сама не догадывалась. Сара беспокойно заерзала на постели. Конечно же, он оставил ее из-за слуг. Когда он вернется?

Глава 27

   Однако по прошествии некоторого времени ее душой овладели сомнения, а вместе с ними вернулись и остатки здравого смысла, чуть было не окончательно утраченные вместе с опостылевшей невинностью. А каково будет встретиться лицом к лицу с Серафиной — ведь эта ушлая женщина мигом сообразит, что произошло ночью. Сара состроила гримасу. Она уже подумывала о том, чтобы самой постирать запачканные простыни, но Серафина заглянула в ее покои раньше, чем успела наполниться ванна. Конечно, она моментально схватила взглядом все подробности, включая брошенную в угол мятую ночную рубашку с оторванным кружевом.
   Сара невольно залилась краской, точно самолюбивый подросток.
   При виде простыней, которые Сара как раз срывала с кровати, экономке на миг изменила ее обычная невозмутимость, однако она и виду не подала, только позволила себе замечание:
   — Пусть синьорина не утруждает себя, я сама обо всем позабочусь. — Она услышала шум воды и покачала головой. — Если бы вы позвонили, я сама приготовила бы вам ванну. Пожалуйста, в дальнейшем зовите меня сразу, как проснетесь.
   Дело не в словах, а в подтексте, думала Сара, сидя в своей роскошной благоухающей ванне и тщетно пытаясь расслабиться. Как ни старалась она скрыть свои истинные чувства, Серафина угадала и приняла к сведению перемену в ее положении. Отныне она лично будет заботиться о порядке в сариных апартаментах, белье и утренней ванне. Сара жалобно улыбнулась своему отражению в мутном от пара зеркале. Как он назвал ее ночью — куртизанкой? И при этом почти рычал. Да, она определенно начинала чувствовать себя куртизанкой. Интересно, скольких женщин он держал в плену ради своего удовольствия? А потом, когда они приедались, безжалостно изгонял, откупившись какой-нибудь дорогой безделушкой или новеньким автомобилем.
   Что ж, бойко бежали ее мысли, пожалуй, я соглашусь на машину. Вот только чувствам почему-то недоставало такой же бойкости…
   Но где же он? Сара вспомнила, как недавно Марко нахально вторгся в процедуру ее омовения. Тогда она еще ненавидела его, но почему же теперь, когда… О черт! Этому нужно положить конец. Смотреть на вещи трезво, как он. Она долго сопротивлялась, это заинтриговало его, однако, одержав победу, вряд ли Марко снова захочет ее так, как этой ночью.
   Воспоминание о минувшей ночи вызвало новые, доселе не испытанные ощущения. Сара стала осторожно, сама дивясь тому, что делает, касаться себя там… где ночью был он. Боль еще не совсем прошла, однако она вновь почувствовала всепоглощающую нежность. Как отличались от действительности все пособия, которые ей приходилось читать! Они делали акцент на технике, тогда как главными были чувства. Полное отсутствие самоконтроля, когда тебе страстно хочется… всего того, что с тобой вытворяют…
   Сара полузакрыла глаза и с головой ушла в воспоминания. Как вдруг ее вернул к реальности знакомый голос:
   — Я-то надеялся, что на какое-то время утолил твою жажду. И что же?
   Застаю тебя по шею в теплой воде с мечтательным выражением, доставляющей себе удовольствие при помощи собственной руки. Кого из многочисленных любовников ты представляла на этот раз?
   — О Боже! — Сара закрыла лицо рукой, словно пытаясь вытеснить из головы видение человека, представшего перед ней в костюме для верховой езды. Ноги в запыленных сапогах были слегка расставлены, на смуглом лице играла насмешливая улыбка. — Я вовсе не… — начала было Сара, но Марко оборвал ее.
   — Нет-нет, пожалуйста, не останавливайся. Это зрелище доставляет мне удовольствие. Загадочный, полный блаженства взгляд, полураскрытые губы… Увидев выражение ее залитого краской лица, Марко резко рассмеялся. — Да ну же! Ты же не станешь притворяться, будто тебе невдомек, что вид мастурбирующей женщины возбуждающе действует на большинство мужчин.
   Наверное, она сошла с ума! Как можно было позволить ему так обращаться с собой — и при этом тешиться иллюзиями, будто ненависть осталась в прошлом?
   Пока Сара подыскивала подходящий ответ, Марко опустился на пол рядом с ванной, поджав под себя ноги, и продолжал глазеть на нее из-под тяжелых век, не позволявших его чувствам выплеснуться наружу.
   — Надеюсь, я не спугнул тебя? Кто бы ни был твоим воображаемым любовником, ты явно наслаждалась!
   С нее довольно! Если его светлость думает, что всегда может настоять на своем, он очень ошибается! Сара скривила рот в деланной усмешке и произнесла так искренно, как только могла:
   — Видишь ли, обычно это собирательный образ — если ты понимаешь, что я имею в виду. Я беру лучшее от каждого из моих любовников и складываю воедино. — Сара просияла, видя, что Марко помрачнел. — Но что, черт побери, ты здесь делаешь? Я была уверена, что ты, как обычно, уехал.
   Решив не обращать внимания на этот выпад, он резко пожал плечами и продолжал сверлить ее глазами.
   — Хотел бы я знать, откуда тебе известно о моих передвижениях. Надеюсь, эти вечно прыскающие дурочки не слишком распускают языки? А если говорить о том, почему я здесь, то… как ты думаешь?
   Ах он, скотина! Но на этот раз она не клюнет на приманку ласковых слов вперемешку с оскорблениями! Не поддастся рукам, слишком хорошо знающим, как доводить женщину до экстаза.
   Сара взяла холодный тон.
   — Я еще не кончила мыться, так что, если не возражаешь… И вообще, я собираюсь вечность просидеть в ванне. С твоего позволения.
   В мыслях она уже отождествляла его чуть ли не с сатаной. И в самом деле, в голове у Марко зародился дьявольский план.
   — Что за чудесная мысль! — Он начал стаскивать с себя сапоги. — Ах ты, изобретательная чертовка! И, слава Богу, не притворяешься, как многие женщины. Просто живешь своей жизнью, вот и все.
   Это уж слишком! После высокого напряжения минувшей ночи, сумятицы чувств, после всего, что он сделал сам и заставил делать ее, он смеет снова мучить ее!
   — Ты… ты… самоуверенный ублюдок! — дивясь себе, выкрикнула Сара.
   — Да? — Марко снял сапоги и рубашку и теперь расстегивал ремень. Действительно, это вызывает жгучий интерес у всех, кто хоть сколько-нибудь знаком с историей нашей семьи: изменой моей матери и последствиями этой измены. Но, уверяю тебя, я родился от короткого, но вполне законного союза между моими родителями.
   Голос Марко звучал сухо, и по тому, как он с затаенной яростью выдернул конец ремня из петли, Сара угадала его состояние. Ах, если бы он не смотрел так пристально, так напряженно, словно взвешивая: что бы с ней такое сделать!
   Несмотря на решимость избежать его объятий, Сара облизнула сухие губы и промямлила:
   — Я не хотела… Я не…
   Как раз в этот момент он спустил брюки, и она отвернулась.
   — Не стоит играть в неведение. Слуги не могут жить без сплетен и наверняка уже доложили тебе, как обстоят дела и чьи покои ты занимаешь, последовал всплеск, и Марко в чем мать родила очутился рядом с ней в ванне.
   Сарой овладела паника и страстное желание убежать.
   — Да… Пожалуй, я слишком долго тут торчу. У меня закружилась голова. Она молниеносным движением выскочила из воды и приготовилась удрать, но он схватил ее за лодыжку, и она грохнулась на четвереньки.
   — Весьма удобная позиция, — дразнил Марко. — Когда-нибудь я исследую ее возможности. Однако сейчас я расположен заниматься любовью в воде. Это компенсирует мне все те вещи, которые я вчера намеревался проделать с тобой в бассейне, — он понизил голос, и у Сары поползли мурашки. Она продолжала бороться.
   — Прекрати, тебе говорят! Сказано — у меня кружится голова!
   — С чего бы это? Да перестань ты играть в эти дурацкие игры! — свирепо прорычал он. — Должен признаться, своим кокетством и хитрыми уловками ты добилась того, что я жажду обладать тобой — даже теперь. Так что давай залезай обратно — если, конечно, твоя поза не означает…
   — Она означает лишь то, что я пытаюсь освободиться и убежать. С чего ты взял, будто имеешь право являться сюда в любое время суток и я должна быть к твоим услугам? Я не твоя собственность, как те несчастные женщины, которых твои предки покупали на рынке рабов!
   Его пальцы словно приклеились — к ее лодыжке, и Саре стало ясно, что он не оставляет ей выбора.
   — Кончай ломаться! Неужели тебе не холодно? Или ты злишься потому, что я не дал тебе настоящую цену? Я так и вижу тебя обнаженной на невольничьем рынке где-нибудь в Марокко или Алжире. Интересно, там ты стала бы закрываться от алчных взглядов покупателей или, наоборот, гордо выставила бы свое прекрасное маленькое тело?
   — Перестань разговаривать со мной таким тоном! — хрипло проговорила Сара.
   — Ну ладно, не тащи меня, я сама.
   Ее зеленые глаза потускнели и с неприязнью глядели на Марко. «Какая же она лицемерка! — подумал он. — Интересно, что на уме у этой маленькой ведьмы?» Подумал и сам удивился своему желанию знать, о чем она думает. Он раздосадованно отогнал непрошеные мысли. Не хватало еще беспокоиться о том, что происходит у нее в голове, когда на самом деле то, что представляет для него интерес, находится совсем в другом месте — между двумя длинными, красивыми ногами, которые вчера вечером, как нож, рассекали водную гладь бассейна, а еще раньше неутомимо носили ее по всей площадке во время игры в теннис. Черт побери, неужели она не перестанет корчить из себя оскорбленную невинность?
   — Ну, что теперь? Насколько я понимаю, я должна исполнять свои обязанности рабыни — может, потереть тебе спинку?
   Марко внимательно следил за нею щелками глаз и думал:
   «Боже мой, она умеет быть такой горячей и податливой в постели, но вне ее это настоящая дьяволица!» Вслух он сказал:
   — А что, отличная мысль. Я очень ценю твою заботливость, дорогая. Но почему бы тебе не продолжить массаж, который ты так и не закончила вчера вечером? Ты так и не добралась до моего переда, и теперь, когда мы лучше знаем друг друга, вряд ли ты станешь возражать…
   Саре хотелось только одного: бежать от этих зазывных слов, этого взгляда, проникавшего в потаенные глубины ее существа, отчего перед мысленным взором вставали картины минувшей ночи. В то же время Сара ясно понимала, что обречена. У нее возникло ощущение, будто она, как в фантастическом романе, угодила в параллельный мир, какое-то другое время и сама раздвоилась: одно ее «я» — современная, практичная девушка Сара — по-прежнему существовало в уютном, безопасном месте в Англии, где не могло произойти ничего подобного.
   Марко взял ее руку и положил туда, куда хотел, дивясь ее сопротивлению. О Господи! Теперь-то чего ей нужно? Ухаживания? Предварительной игры?
   — Дилайт, — почти ласково начал он. Сара отреагировала новым приступом гнева и резко отдернула руку. И почему только он постоянно напоминает ей, что ласкает не ее, а ее жизнерадостную, любвеобильную сестру, которая похвалялась, что испытала почти все на свете?
   «Не забывай правильную перспективу, Сара!» — приказал внутренний голос.
   Она многообещающе улыбнулась и взяла Марко за плечи.
   — Ты слишком торопишься. Когда я делаю массаж, то предпочитаю начинать сверху.
   Он взглянул на нее с подозрением, однако потом откинулся на стенку ванны и одной рукой обнял ее за талию.
   — В таком случае чего же ты медлишь? Имей в виду: вода не вечно будет оставаться теплой.

Глава 28

   Потом она, конечно, пожалеет о своей податливости и о том, что слишком скоро уступила его домогательствам. Но в мраморной ванне было так тепло: вода благодаря тому, что Серафина что-то насыпала в нее, источала ароматы, а рука Марко так медленно скользила от ее талии к основанию шеи, покрытому густыми, мокрыми прядями волос!.. Потом эта рука погладила ее плечо, исследовала контуры грудей и задержалась на напрягшемся в ответ темно-коричневом бутоне.
   Сара по-прежнему держала его за плечи. Она невольно поглядела вниз, чтобы полюбоваться контрастом — его смуглой кожи со своей — все еще довольно светлой. Его пальцы вновь вызвали в ней потрясающие ощущения. Сара застонала и крепче прижалась к Марко.
   — Поласкай меня, дорогая… Как я ласкаю тебя…
   Другая его рука нашла ее под водой, и она едва не упала ему на грудь.
   Большой палец Марко начал двигаться взад и вперед, так что Сара задрожала и перестала что-либо соображать.
   — Поласкай меня, дорогая. Пожалуйста! — хрипло настаивал он, и ее потрясло это слово: «пожалуйста». Сара послушно нашла его рукой и сделала то, о чем он просил. Теперь в ее руке было средоточие Марко, его воплощенная страсть. Прошлой ночью «это» подарило ей неслыханное блаженство.
   У нее было такое чувство, будто кануло в небытие ее неведение: она действовала, ведомая инстинктом. Найдя его восставшую плоть, ее рука ритмично двигалась, расточая умелые ласки, пока Сара не услышала его прерывистое дыхание и яростный шепот. Он почти грубо притянул ее к себе, расплющив нежные, трепещущие груди о свой могучий торс: нетерпеливые пальцы завершили подготовку, и он насадил ее на себя.
   «Зверь! Зверь! Зверь!» Одно только это слово, как обвинение, билось у нее в мозгу, но было уже поздно останавливать себя или его: еще немного — и весь мир перестал существовать, остался только этот человек, к которому она льнула с неистовством утопающей, вонзая ему в плечи острые ногти, подскакивая и опускаясь, и вновь подскакивая, и вновь опускаясь в порыве всепоглощающей страсти, — и наконец, обессилев, со стоном припала к нему, почувствовав на своих губах соленый вкус его покрытой загаром кожи. Однако внутри нее все еще долго продолжало вибрировать, спазм следовал за спазмом, как запоздалые толчки после землетрясения.
   — Адская кошка! Мегера! — то по-английски, то по-итальянски ругался Марко, приподнявшись на одном локте и хмуро глядя на нее. — Кажется, я предупреждал тебя, чтобы ты не давала воли когтям? Как теперь прикажешь объяснять эти царапины другим женщинам?
   Сара лежала на спине, закрыв глаза, давая отдых своему сытому, утомленному телу. Как обычно, его слова разбудили в ней зверя. Другие женщины! Он смеет говорить о них сейчас! После всех тех интимных, страстных слов, которые он только что шептал ей в ванне и потом, когда отнес («Отнес!»
   — с ликованием повторила она про себя) ее на постель, чтобы медленно начать все сначала.
   Сара подавила в себе желание испепелить его взглядом.
   — Ты хочешь сказать, что ни одна из них не сравнится со мной пылкостью?
   Все мои прежние любовники бывали польщены, когда им удавалось довести меня до исступления.
   — Выходит, я должен радоваться, что уношу на спине знаки твоей разнузданной страсти, которую так легко разжечь? Бедный Карло!
   Действительно, бедный Карло! Но как он посмел в такую минуту упомянуть имя брата, с которым, согласно легенде, она все еще была помолвлена и в которого безумно влюблена!
   Сара открыла глаза и встретила угрожающий взгляд Марко. У нее душа ушла в пятки, но она как ни в чем не бывало произнесла:
   — Карло приходит от этого в восторг. И уж, конечно, умеет играть на мне гораздо лучше других. Поэтому-то я и выбрала его из всех, без сожаления пожертвовав остальными.
   С какой великолепной наглостью смотрели на него эти лживые зеленые глаза, в то время как губы делали чудовищные признания! Ему стоило невероятных усилий не задушить ее на месте. Он ограничился тем, что изо всех сил тряхнул ее и увидел, что она испугалась.
   — Карло! — процедил он сквозь зубы. — Боюсь, что тебе придется проститься с мечтой о замужестве. И вообще забыть о нем… и обо всех остальных, если на то пошло! Я знаю, какой развратной сучкой ты была — и остаешься в душе, но позволь предупредить, что я намерен держать тебя здесь в качестве наложницы до тех пор, пока ты мне не осточертеешь. До этого времени ты не ляжешь ни с кем другим, а будешь ублажать меня так и тогда, когда мне вздумается, ясно?
   В приступе ярости Сара вонзила ему в лицо свои острые ногти, так что показалась кровь.
   — Ни за что, черт бы тебя побрал!
   В следующее мгновение ее ослепила острая боль: в глазах запрыгали огненные точки. Она не сразу поняла, что Марко с размаху ударил ее по лицу.
   — Не следует забывать, что в моих жилах течет кровь предков-мавров. И вообще, дорогая, не выпускай джина из бутылки, если не уверена, что справишься с последствиями.
   Плохо соображая от боли, Сара сердито замотала головой и, глотая слезы, произнесла:
   — Ты не заставишь меня! Я тебе не рабыня!
   — Будешь рабыней, будешь всем, чем я захочу! А если ты меня доведешь, я не постесняюсь, как мои предшественники, привязать тебя, распятую, к кровати и терзать твое белое тело, как заблагорассудится. Может быть, этого ты и добиваешься? — он понизил голос до вкрадчивого шепота, от которого у Сары кровь стыла в жилах. От него всего можно ожидать!
   Она разрыдалась.
   — Нет! Я постараюсь, чтобы все узнали… слуги… что ты силой удерживаешь у себя любовницу. Я пожалуюсь Карло, он возненавидит тебя. Всем расскажу… газетчикам… Интерполу! Я… я…
   — Ничего ты не сделаешь и сама прекрасно это знаешь. Плотоядная маленькая лицемерка! — Рыдая, она извивалась в его руках. — Ты будешь в восторге от этого плена и в конце концов сама станешь умолять, чтобы я позволил тебе остаться.
   — Ненавижу тебя! Никогда не перестану ненавидеть!
   — Да? Так «докажи это, маленькая лгунья! Докажи нам обоим: себе и мне! Сара издала вопль отчаяния, но Марко уже перешел от ярости к притворной нежности, покрывая ее поцелуями, обезоруживая ее своим чувственным ртом и интимнейшими ласками рук, уверенно блуждавших по ее дрожащему телу.
   — Ах, сага! Почему ты вынуждаешь меня терять человеческий облик? Прости, что я ударил тебя и заставил плакать! Как мне загладить свою вину? Может быть…
   Он прижал свои губы к ее рту. И когда только он успел превратиться из дикого зверя в нежного любовника? Сара не хотела этих ласк, этих поцелуев.
   Но ее протесты не имели никакого значения. Как ни борись, он все равно одолеет.
   — Сага… Сапззшй… вот так… Хочешь, покажу, как страстно я тебя жажду? Не зажимайся так!
   — Нет! Нет! — но ее возражения смолкли, когда он стал ласкать губами и языком все ее тело. Время от времени его рот, посасывая и покусывая, останавливался на самых интимных участках. Сара утратила способность думать.
   Она стонала, извиваясь под ним… всецело принадлежала ему. Это была немыслимая пытка и немыслимое наслаждение. Его рот делал с ней все, что угодно, пока она, наконец, не вцепилась ему в волосы, почувствовав у себя внутри его язык. Небольшая бородка щекотала самые чувствительные точки. Вся в его власти, Сара выгнулась дугой. Последовали неслыханные конвульсии, и она закричала, не подозревая об этом, в пароксизме страсти и утоления.
   Потом она тихо лежала, чувствуя такую слабость, словно была в глубоком обмороке и теперь медленно приходила в чувство, не слишком охотно возвращаясь к себе самой, такой, какой ее сделал этот человек. Впрочем, она была так опустошена, что это уже не имело значения. В голове у Сары носились обрывки воспоминаний. Прежде всего то, как он накрыл ее своим телом, и вошел в нее, и начал что-то лихорадочно шептать: одни слова она понимала, другие нет. Потом он еще глубже нырнул в нее и стал двигаться — быстрее, быстрее, пока вдруг не спрятал лицо в ее спутанных волосах и она не услышала короткий вздох: «О Боже!» — и не почувствовала, как он растет и пульсирует у нее внутри. Последним, что она помнила, было то, как он ушел, заботливо укрыв ее простыней.
   — Я скоро вернусь, моя маленькая рабыня. Будь хорошей девочкой, прошу тебя.
   Он ушел, потому что имел на это право, а для Сары началось ожидание. У нее не осталось сил, чтобы четко сформулировать свои мысли. Щека распухла и ныла — Сара с новой силой почувствовала это, когда повернулась на другой бок. Не думать! Пока еще рано напрягать свой бедный мозг. Сара позволила себе погрузиться в забытье.
   Почему бы не уснуть навсегда? Слишком много произошло такого, о чем она предпочитала не вспоминать при ясном свете дня. Свет? Комната была заполнена светом, солнечные лучи дарили Саре свое тепло.
   — Простите, что бужу вас, синьорина. Но герцог просил принести вам завтрак перед тем, как возьмет вас на прогулку. — Серафина бросила многозначительный взгляд на залитую солнцем террасу, а Сара, сев на постели, потянула на себя простыню, чтобы скрыть наготу. — Сядьте прямо, синьорина, я поправлю подушки и поставлю поднос.
   — Наверное, я проспала весь вечер и всю ночь, — пробормотала Сара. У нее все болело — в некоторых местах.
   — Вы долго спали, — подтвердила Серафина. — И ничего не ели со вчерашнего утра. Кушайте, пожалуйста, а я пока напущу воды в ванну.
   Интересно, что развязало язык обычно немногословной Серафине? И что она обо всем этом думает? А впрочем, это неважно. Слова герцога здесь имеют силу закона: он отдает приказания, и все без промедления бросаются исполнять их.
   — У меня нет костюма для верховой езды, — мрачно ответила Сара, поднося ко рту чашку с дымящимся кофе. Хотелось бы ей знать: что он сделает, если столкнется с открытым неповиновением?
   — Герцог просил сказать, что не нужно особенного костюма. Сойдут любые брюки. Разрешите, синьорина?
   Конечно, вздохнула Сара, Серафина тут ни при чем. Но она сама покажет герцогу! При ясном свете дня его угрозы казались смехотворными. В конце концов он не пират, не варвар, а эта залитая солнцем комната не похожа ни на сераль, ни на застенок.
   Сара осторожно дотронулась до синяка на щеке. Скотина! Ведь она женщина, как же он посмел так злобно ударить ее только за то, что она отплатила ему той же монетой? Рабыня, как же! Ха! Пусть найдет другую, более податливую особу, которая станет играть в его безумные игры. Сара порылась в памяти, отыскивая подходящее слово. Вот — извращения! Ей вспомнились слова, которые Марко шептал ей, когда… Ну, конечно, он хочет, чтобы она делала омерзительные, непристойные вещи, о которых даже думать противно в этом ясном, отрезвляющем свете дня.