Страница:
Последовало еще одно быстрое прикосновение, а потом ветви вокруг заходили ходуном. Времени, на раздумья не оставалось. Элоф просто оттолкнулся ногами – гибкая ветка ушла из-под него, как деревянный люк уходит из-под ног повешенного на виселице – и прыгнул в пустоту. Но земля была ближе, чем ему казалось, и он не успел подготовиться. Приземление отдалось в подошвах мгновенной резкой болью; он упал на бок и перекатился на спину, выставив алебарду перед собой. Треск и фырканье раздавались совсем рядом. Элоф вскочил и обнаружил, что свет впереди закрывает стена спутанной белой шерсти, поднимающаяся и опускающаяся среди волнующейся листвы. Мимо в прыжке промелькнула какая-то фигура, задевшая его руку. В следующее мгновение он увидел, как Рок, Бьюр и Тенвар тычут алебардами в громадное туловище зверя, который топтался на месте и яростно ревел, не в состоянии найти прямой и открытый путь для атаки.
– Туда! – крикнул Рок.
Как было обговорено заранее, они не вступали в настоящую схватку, но удерживали его между собой и охотниками альфар. Элоф уже был готов повернуться и нырнуть под прикрытие деревьев; он видел там Иле и Керморвана, но где же был Борхи? Корсар все еще стоял на том месте, где он спрыгнул, в немом ужасе глядя на своих товарищей, отбегавших от разъяренного однорога.
– Борхи! – закричал Элоф. – Беги туда! Немедленно!
Корсар вроде бы услышал его. Он повернулся и пробежал несколько шагов, потом остановился, затряс головой и принялся лихорадочно жестикулировать.
– Нет! – жалобно завопил он. – Я не могу, я не буду! Здесь безопасно! Вернитесь, не то вы все умрете, все…
Чертыхаясь, Элоф махнул рукой Року и двинулся к Борхи. Но в следующее мгновение он едва успел броситься в сторону: доведенное до слепого бешенства животное пригнуло свою огромную голову и наконец бросилось в атаку. Борхи как будто не замечал его или не понимал того, что он видел. Чудовище неслось к нему, как корсарская галера на всех парусах, с нацеленным тараном. Громадный конусообразный рог ударил его в центр туловища, поднял в воздух и отбросил прочь, разорванного почти пополам и истекающего кровью. Копыто однорога врезалось в мерзлую землю на расстоянии вытянутой руки от головы Элофа. Мелькнул волосатый бок, покрытый красным потеками от выпадов алебарды, а потом мускулистая рука Гизе подняла его за шиворот и толкнула к деревьям.
– Беги! – прорычал лесник. – Беги, пока цел!
Толчок буквально швырнул Элофа в руки его друзей, а Гизе развернулся и пошел на зверя с поднятой алебардой. Тем временем однорог бросился на группу испуганных альфар, которым пришлось искать укрытие среди кустов.
Прозвучала тихая команда Керморвана; путники повернулись и побежали. Они бежали и бежали до тех пор, пока каждое движение не стало отдаваться колющей болью в боку, а в горле не появился привкус песка, смешанного с кровью.
Грудь каждого вздымалась и опадала, как кузнечные мехи Элофа, измученные легкие были как будто наполнены жидким огнем.
Сзади доносился рев, крики и хруст ломающихся ветвей, который они могли слышать, несмотря на шум крови и стук сердца в ушах. Охотникам придется убить зверя, прежде чем они осмелятся пуститься в погоню. Несмотря ни на что, Элоф надеялся, что все они останутся живы. Как и говорил Гизе, сами по себе альфар были добрым и даже кротким народом, но сила Леса превращала их в зловещие тени, в древесных духов, совершающих свои темные таинства под сенью листвы. Будет лучше ускользнуть от них, чем вступать с ними в открытую схватку.
Впереди блеснула вода, и Керморван указал туда: нужно было зайти в ручей и подняться вверх по течению. Но, пока путники расплескивали ледяную воду на отмелях, сам Керморван перебежал на другой берег и оставил четкую цепочку следов на вязкой глине. Выбравшись на твердую землю, он прыгнул, схватился за ветку, нависавшую над ручьем, и бросился в воду вслед за остальными.
Вскоре их ноги промокли насквозь и онемели, а заплечные мешки как будто превратились в свинцовые болванки. Они брели, понурив головы, и смотрели на воду, мало-помалу высасывавшую жизнь и тепло из их сердец. Наконец до них дошло, что они идут все медленнее. Бьюр и Тенвар шатались, словно готовые упасть в любой момент, а Иле, чьи ноги были короче, чем у других, жестоко страдала от холода. Керморван, слишком уставший для слов, мотнул головой в сторону берега. Там, среди колючего кустарника, они рухнули на землю, равнодушные ко всему, кроме тепла и собственного тяжелого дыхания. Элоф услышал, как кого-то выворачивает наизнанку, и его желудок отозвался болезненным спазмом. Онемевшие ноги постепенно отходили, и теперь их жгло огнем.
– Ну вот, – пробормотал Керморван через некоторое время. – Теперь у нас есть некоторое преимущество перед ними, и мы не должны потерять его! По словам Гизе, до окраины Леса не менее полутора дней пути. Вставайте, идем на север!
Раздался дружный стон, но никто не отказался встать и не сбился с размеренного походного шага, заданного Керморваном. Несмотря на усталость, они даже ощущали прилив энтузиазма, как будто с их плеч свалилось некое невидимое и неощутимое бремя. Через некоторое время, когда Элоф полностью восстановил дыхание, он поделился своими впечатлениями с Керморваном. Тот кивнул.
– Я чувствую то же самое. Мы приближаемся к границе Леса; будем надеяться, это защитит нас от глаз Тапиау!
Весь день заметно уменьшившийся отряд двигался без остановки, пока солнце, ранее скрытое за свинцово-серыми облаками, не вспыхнуло гневным оранжевым сиянием над темными кронами деревьев. К счастью, чем дальше они шли, тем реже становился подлесок: теперь лес состоял большей частью из елей, сосен и пихт с редкими кедрами и кипарисами. Их иглы устилали землю мягким ковром, и лишь немногие кустарники росли в глубокой тени. Воздух был неподвижным, но сырым, обжигавшим ноздри и щеки, а в сапогах по-прежнему хлюпала вода. С наступлением темноты они выбрали сухое место для стоянки. Мысль об огне была бесконечно привлекательной, но они не осмелились разжечь костер, чтобы не привлечь внимание альфар или кого-нибудь похуже. Лучшим, что они могли придумать, был навес из елового лапника. Путники жались друг к другу, чтобы сохранить тепло; их трапеза была скудной, так как они не могли унести с собой много еды и знали, что запасы придется растянуть на некоторое время. Потом они уснули, слишком уставшие, чтобы выставить дозорных. Но спалось им плохо, ибо лес был полон странных звуков, и какие-то непонятные существа то и дело шуршали и топотали поблизости. Элоф пробудился посреди ночи, очнувшись от тяжелых снов, наполненных раздорами и волнениями. Раздвинув ветви, он посмотрел на небо в надежде увидеть первые признаки рассвета, и затаил дыхание. Сквозь кроны деревьев просвечивало слабое сияние, холодное и неизменное, приглушавшее блеск северных звезд. Так, после многих бед и опасностей, он снова увидел безошибочный знак их первоисточника – зловещее сияние Льда.
Серое утро застало путников замерзшими, оцепеневшими и беспокойными, жаждущими лишь одного: оказаться подальше отсюда. Ходьба разогрела ноющие мышцы, но большим утешением было отсутствие звуков погони.
– Значит, они не обнаружили наш след, – пробормотал Керморван. – Я почти не надеялся на это…
– Может быть, они стали искать нас южнее или восточнее, – предположила Иле. – Им могло не прийти в голову, что мы уйдем на север, которого они страшатся.
– Должно быть, так, – кивнул Керморван. – Но когда взор Тапиау обратится в эту сторону… Однако через час-другой мы достигнем границы Леса, которую они не осмелятся пересечь.
Тем не менее путешественники бросали тревожные взгляды по сторонам, в любой момент ожидая стрелы, пущенной из лука, или внезапного нападения сверху. То, что ничего не происходило, лишь прибавляло им неуверенности. Окраина Леса могла находиться в нескольких минутах или в нескольких часах пути, и кто знает, где будет устроена засада? Но когда они вышли на берег небольшого ручья, полускрытого за буйными зарослями кустарника, Керморван внезапно остановился и протянул руку.
– Видите? На другом берегу, за деревьями!
Было трудно представить, что за деревьями может находиться что-то иное, кроме других деревьев. Однако стволы действительно редели и расступались, а между ними струился бледный свет, такой же холодный, как наверху; должно быть, впереди находилась большая поляна. Путники торопливо спустились к ручью и зашлепали по воде, не потрудившись найти место посуше для переправы. Элоф вдруг почувствовал, что его сердце сжала ледяная рука, и замер на месте, тяжело дыша. Бьюр, хромавший последним, поскользнулся на влажной траве и едва не упал обратно в ручей. Рок и Элоф, протянувшие руки, чтобы помочь ему, посмотрели назад и увидели, как кроны сосен шумят и раскачиваются под порывами странного ветра, который на самом деле не был обычным ветром.
– Керморван! – закричали они.
– Я слышу! – отозвался Керморван. Он обнажил свой меч и теперь пропускал остальных вперед, подталкивая их. – Они идут! Бегите и не останавливайтесь! Бегите к свету!
Лишь когда Бьюр, спотыкаясь, пробежал мимо в сопровождении Рока и Элофа, он повернулся и побежал следом. Путь был более долгим, чем казалось сначала, и здесь было много кустарника. Стволы упавших деревьев обросли сырым мхом, бурая трава, пожухшая от утренних морозов, скользила под ногами, гибкие ветви как будто вырастали из ниоткуда и хлестали им в лицо. Керморван яростно рубил их мечом, и Элоф, глядя на него, тоже достал меч из ножен. Это было похоже на сражение с живым противником, чудищем с тысячью щупалец, тянувшихся снизу и сверху. Ветер был уже не позади, но раскачивал кроны повсюду над головой. Элоф закусил губу, в любой момент ожидая выстрела в спину. Но все-таки свет становился сильнее, деревья росли все реже, а впереди открывалось свободное пространство. Внезапно, перебегая от одного ствола к другому, Элоф осознал, что над ним нет ничего, кроме серого неба: ветви деревьев уже не переплетались наверху. Немного поодаль он увидел, как корень зацепился за лодыжку Иле и она споткнулась, но Керморван, пробегавший мимо, подхватил ее и толкнул вперед, почти не замедлив шага. Зазубренный сук впился в плащ Элофа, но взмах черного клинка раскрошил его в щепки, и в следующее мгновение он уже мчался вслед за остальными. Просвет был совсем близко, но его товарищи почему-то замедлили шаг и почти остановились.
– Слишком близко! – крикнул Элоф. – Нас еще могут достать стрелами…
Потом он тоже замедлил шаг и присмотрелся. Они действительно куда-то вышли, но не на поляну.
Впереди росли деревья – высокий и темный строй, непроницаемый, как в самых глухих дебрях Леса. Но слева и справа, где лесная опушка должна была изгибаться, окружая их, раскинулась открытая местность. Вблизи это был ровный луг с жухлой травой, островками подтаявшего снега и темными пятнами узловатого колючего кустарника. Дальше виднелась зелень, в которой что-то поблескивало – возможно, вода. Там были и другие деревья, но не более чем редкие рощицы или отдельные ряды, не связанные между собой, а тем более с Лесом.
Оглянувшись назад, Элоф увидел, как в кронах ближайших деревьев, откуда они вышли, замелькали высокие фигуры, прячущиеся в тени, словно зловещие призраки, которые страшатся дневного света. Они не покидали лесную крепость, необъятную стену деревьев, раскинувшуюся в обе стороны, словно неровная цепь бастионов, воздвигнутых против ледяных ветров этой неприветливой земли. Тогда он понял, что отряд вышел за пределы владений Тапиау. Они наконец вырвались из Леса, как он ни старался удержать их. Откуда же тогда взялась тяжесть на сердце и легкая ноющая боль, которая не была признаком честной усталости? Почему он не мог радоваться?
Керморван стоял рядом с ним. Лицо воина было таким же серым и угрюмым, как местность, куда они пришли.
– Геньяс а'Терис! – прошептал он. – Геньяс а'Корентпин!
Он поднял свой меч в прощальном салюте. Из лесной чащи по дуге вылетела единственная стрела, вонзилась в мерзлую землю немного позади и разлетелась на куски, словно попала в камень.
– Пойдем! – торопливо сказала Иле, уводя их в сторону. – Это мог быть пристрелочный выстрел. Давайте не будем ждать прицельного залпа!
Чуть позже она понизила голос и обратилась к Керморвану:
– Мне очень жаль, что леди Терис осталась там. Она не могла пойти с нами?
Лицо Керморвана оставалось непроницаемым, но Элоф был поражен глубокой скорбью, прозвучавшей в его голосе.
– Я не посмел обратиться к ней. Она, так долго жившая в плену у Тапиау, могла бы предать нас. Я не мог рисковать всеми ради нее одной, когда не было ясно, пойдет ли она или предпочтет остаться.
Элоф с трудом сглотнул.
– Поверь, мне тоже очень жаль. Я… я не знал, как много она значит для тебя.
Уголок рта Керморвана слегка дернулся.
– И я тоже. Но что я сам значил для нее? Возможно, новое развлечение, предмет игры и забавы, с которым можно тешиться, пока не надоест. Который можно всегда иметь под рукой, но не пускать в свое сердце… – Он покачал головой. – Как видишь, все не так просто. Но день уже клонится к вечеру, и нам нужно идти.
Керморван повернулся спиной к Лесу и быстро зашагал вперед. Иле с Элофом переглянулись и двинулись следом. Так они вступили в Туоне'ла-ан-Аратан, или Пустоши Туонелы, серые и тенистые пограничные рубежи владений Льда.
Местность, раскинувшуюся перед ними, нельзя было назвать гостеприимной. Керморван печатал шаг по запорошенной снегом земле, и она звенела и хрустела под его сапогами.
– После весенней оттепели здесь будет болото, – заметил он уже нормальным голосом. – Хорошо, что мы не стали откладывать свой побег, иначе обязательно увязли бы здесь и попали в плен.
Элоф тревожно огляделся по сторонам.
– Если бы не деревья, это место напоминает мне худшие места соленых болот.
– Неудивительно, – сказала Иле. – И те, и другие земли образованы и сохраняются неизменными благодаря притоку талой воды со Льда. Их омрачает одна и та же тень.
– Здесь местность не такая плоская, как на соленых болотах, – задумчиво продолжал Элоф, – хотя перепад высот очень незначительный. Это означает, что вода собирается во впадинах и ложбинах и образует протоки между ними.
– Страна заводей, речушек и мелких озер, – согласился Керморван, – а также болот и туманов. Зимой здесь лютый мороз, летом разливы и трясины. В таких местах не бывает неизменных путей, даже звериных тропок. Нам придется столько раз идти в обход и поворачивать в разные стороны, что о прямом маршруте можно забыть.
– И все же давайте не будем слишком уклоняться к северу, – предупредила Иле. – Не забудьте, как называется эта земля!
Тем не менее даже в первую ночь путники обнаружили, что у них почти нет выбора. Впереди раскинулось широкое болото, заканчивавшееся лишь у самой кромки Леса и уже оттаявшее больше чем наполовину. Когда они поднялись на вершину пологого склона, чтобы определить его протяженность, Элоф, чье зрение было самым острым в пепельно-сером предвечернем свете, издал удивленный возглас.
– Там река! – воскликнул он. – С севера, среди деревьев!
– Точно, – подтвердил Тенвар. – Огромная, в два раза шире лесной реки! Через нее не переправиться, даже если мы посмеем снова зайти под деревья. Вода темная и течет очень быстро.
Иле прищурилась, вглядываясь вдаль.
– Еще бы не темная! – проворчала она. – У моего народа есть предания о такой реке, которая вытекает из Черных Озер на дальних северных пустошах. Мы называем ее Калмайокша, или Река Мертвых.
– Однако живые существа должны как-то находить переправу, – заметил Керморван. – Или им недолго останется жить; в этих местах не найти пропитания. Что это там, выше по течению? Остров?
– Похоже на то, – согласился Элоф, напрягавший зрение. – Довольно большой и покрыт деревьями; берега заросли кустарником. Когда мы придем на место, можно поискать валуны или пороги.
Керморван кивнул.
– Можно, хотя в таких местах течение более быстрое. – Он посмотрел на остальных, выжидающе глядевших на него, и пожал плечами. – Вы хотите, чтобы я приял решение? Не вижу другого выбора. По крайней мере мы можем найти там лучший кров для ночлега, чем здесь.
Они повернули на север, обогнув край холодного болота, и устало побрели вниз по пустоши. Несмотря на плохую видимость, они разглядели, что деревья впереди растут не так густо и далеко не такие высокие, как в Лесу, а местность имеет еще более мрачный вид. Лишь жесткая короткая трава росла здесь да редкие кусты, стелившиеся низко к земле, тянули свои длинные узловатые ветви, похожие на щупальца. Путники опасались, что скоро станет слишком темно, чтобы идти дальше, даже с помощью Иле, но перед закатом с востока налетел крепкий ветер, разогнавший облака, словно стадо овец, а потом порвавший их в багровые клочья над западным горизонтом. Несмотря на теплую охотничью одежду, он пронизывал путников до костей. Их силы были на исходе. В ясном небе высыпали звезды, напоминавшие блестки инея на холодном камне, а с восходом полной луны местность озарилась ее блеклым, стерильным светом. Но – в ответ или в насмешку над луной – в северном небе возникла мерцающая дымка далекого сияния Льда.
Когда ветер немного утих, путники протерли слезящиеся глаза, они увидели темный силуэт острова, вырастающий недалеко от берега за речной протокой, поблескивавшей в лунном свете.
– Там действительно много деревьев, – радостно сказал Тенвар. – Топливо и добрый ночлег!
– Ты станешь разжигать костер в таком месте? – с сомнением в голосе спросила Иле.
– Я стану! – отрезал Рок. – Нам нужен кров и тепло, чтобы пережить эту ночь!
– Там есть пороги! – воскликнул Бьюр. – Видите белые буруны вокруг камней? И возле острова тоже! Вот наша переправа!
– Да, но двигайтесь очень осторожно, – предупредил Керморван. – Валуны могли обледенеть, а в этих черных водах смерть будет быстрой. Я пойду первым.
Об этой переправе Элоф сохранил мало воспоминаний, кроме усталости и страха, холодных валунов и бурного течения реки между ними, когда они перепрыгивали с камня на камень. Луна светила ярко, иначе им никогда не удалось бы совершить некоторые из наиболее дальних прыжков. Иле и Бьюр находились в самом невыгодном положении, и их часто приходилось страховать, обвязывая единственной длинной веревкой, которая у них осталась. Но даже самые высокие и выносливые члены отряда валились с ног, когда они достигли первых ветвей, нависающих над водой, и увидели прибрежные скалы.
– Надо найти лощину, – выдохнул Элоф, когда они карабкались вверх по крутому берегу. – Закрыть огонь… ветками…
Иле энергично покачала головой, и он уловил в ее глазах отблеск страха, но даже она, более крепкая и закаленная, чем большинство мужчин, слишком замерзла и обессилела, чтобы вступать в пререкания. Элоф с Керморваном выглядели немногим лучше, а Рок, Бьюр и Тенвар шатались как пьяные. Бьюр, упавший не менее двух раз во время переправы, опирался на плечо Керморвана, как будто в любой момент мог рухнуть на землю. Тем не менее они ждали на берегу, сбившись в кучку у покрытых лишайниками стволов черных елей, пока Иле, обладавшая ночным зрением, изучала окрестности. Ветер завывал в ветвях над головой, жесткие еловые иглы зловеще шуршали и перешептывались; Элоф почему-то вспомнил о виселицах, которые он видел возле руин заброшенных ферм в Брайхейне. Наконец Иле неохотно признала, что не видит ничего подозрительного, и путники с облегчением вошли в лес.
Как и предполагал Элоф, вскоре они нашли лощину, глубокий овраг, прорытый давно пересохшим ручьем и теперь заросший жестким кустарником, более высоким здесь, чем на открытой местности. Керморван разжег огонь в наскоро выкопанной яме. Пока остальные ломали сучья для костра и рубили ветки, чтобы сделать навес для ночлега, Элоф решил принести воды. Очень медленно и осторожно, низко пригибаясь и стараясь двигаться как можно бесшумнее, он проскользнул между деревьями и дальше вдоль берега, пока не нашел место, где мог наполнить мех для воды, не свалившись вниз. Он лег на землю, поежившись от ее ледяного прикосновения, и опустил мех в темную воду. Ледяная вода закоченела его пальцы, только начавшие отходить от онемения после переправы, но он наклонился еще ниже, чтобы мех наполнился до конца. Поблизости вдруг что-то блеснуло, и он с ужасом посмотрел туда. Вода подмыла часть берега, обнажив белесовато-серую полоску, мерцавшую в лунном свете. На расстоянии немногим более вытянутой руки под бурой травой и торфянистой почвой проглядывало какое-то странное вещество. Элоф изогнулся всем телом, чтобы дотянуться туда, и сразу же отдернул руку, пронзенную болью до самого плеча; это был подпочвенный слой сплошного льда. Он посмотрел на противоположный берег и увидел множество таких же отблесков, примерно на одной глубине, хотя в некоторых местах лед как будто выпирал из-под почвы, раздвигая ее. Внезапно вся эта земля показалась ему не более чем сморщенной кожей на поверхности пустого и холодного черепа. Всего лишь в одном дневном переходе от Леса далекий Лед уже выставил под землей свои передовые посты.
Полный мех оттягивал руку, и Элоф наклонился, чтобы вставить затычку. В этот момент он заметил краткий проблеск движения, отраженный в воде, стремительную темную тень, промелькнувшую в звездном небе. Одним движением он вытащил мех и бросился в укрытие. Наблюдая оттуда, он увидел широкий размах изогнутых крыльев, плавно спускавшихся с неба на смоляно-черную поверхность воды, серебрившуюся в лунном свете. Потом он услышал шум крыльев, грациозно сложившихся в конце полета и открывших величавый изгиб шеи. Немного ниже по течению плыл огромный лебедь, скользивший рядом с собственной тенью, но было трудно сказать, где лебедь, а где его тень, ибо он, до последнего перышка, был совершенно черным. Неподвижный и онемевший от изумления, Элоф услышал тихую мелодию, плывущую над водами, – печальный, чарующий напев. В мелодии слышался голос, низкий и грудной, как у зрелой женщины, и скорбные слова ясно доносились до него через неустанный шум текущей воды.
Птицы в ночном небе! Печаль снедает меня!
Издалека прилетела я над землей!
Соберитесь! Услышьте меня!
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
О безутешном томлении я пою,
О взволнованных водах,
Об утрате, о скитаниях я пою
Над морями бескрайними, приливами вечными
Под пустым небом. Увы!
Увы, о печаль! Пою я о жизни.
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
О безнадежной надежде я пою,
О незаживших ранах,
О скорби, о страдании я пою,
О теплых губах и крепких объятиях,
Обо всем, чему не бывать.
Увы! Увы, о печаль!
О любви я пою.
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
О последнем отчаянии я пою,
О темной Реке,
О муках, о жалобах я пою,
О погашенном факеле, о сгоревшем огне
Под темной водой. Увы!
Увы, о печаль! Я пою о разлуке.
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
Элоф стоял, окаменев, пока существо плавно скользило к берегу. Все его видения и надежды всколыхнулись в душе мощной волной; песня была исполнена скорбью и отчаянием, поразившим его в самое сердце.
Немного поодаль берег зарос камышами, сухими и наполовину увядшими, сухо потрескивавшими в порывах налетевшего ветра; туда и направился черный лебедь. Но когда он оказался внутри, то как будто решил взлететь – огромные крылья яростно захлопали, потом с трепетом сомкнулись на груди. Высокая тень поднялась из камышей, выше любого лебедя, выше человека. Крылья плавно распахнулись, открыв грудь, затянутую блестящей черной кольчугой. Женскую грудь, ибо под кольчугой белели обнаженные ноги, а над воротником можно было видеть изящную женскую шею, сильный подбородок и полные губы. Остальная часть ее лица вместе с волосами была скрыта под наглазником высокого шлема. Но от ее плеч расходились не руки, а те же самые широкие крылья, невероятным образом закрывавшие луну и большую часть ночного неба. Однако Элофу показалось, что среди черных перьев он различил блеск золота.
Внезапно она издала крик, и ее голос был столь резким и жутким, что Элоф опустился на одно колено и задрожал всем телом.
– Безрассудный странник! Человек, заблудившийся в царстве, запретном для людей, слушай меня и берегись! Для некоторых жребий уже брошен! Рок близится, рок, которого не избежит ни один из смертных! Беги, если можешь, или прими то, что тебе уготовано!
Крылья сомкнулись, а затем сделали один мощный взмах, от которого камыши с громким шелестом пригнулись к воде. Огромный черный лебедь поднялся над водой и закружил над рекой, над островом, удаляясь из виду, Элоф провожал его взглядом до тех пор, пока он не исчез за вершинами деревьев на гребне холма.
– Что я видел? – спросил он себя и услышал дрожь в собственном голосе. – Похожа, так похожа… но так ужасна… Что это за страна видений?
Темный страх не отпускал Элофа. Он встал, взял мех с водой и торопливо зашагал вверх по склону к деревьям и слабым отблескам костра. Подойдя ближе, он услышал приглушенные голоса Керморвана и Рока, показавшиеся ему самым приятным и утешительным звуком, который когда-либо приходилось слышать.
– Туда! – крикнул Рок.
Как было обговорено заранее, они не вступали в настоящую схватку, но удерживали его между собой и охотниками альфар. Элоф уже был готов повернуться и нырнуть под прикрытие деревьев; он видел там Иле и Керморвана, но где же был Борхи? Корсар все еще стоял на том месте, где он спрыгнул, в немом ужасе глядя на своих товарищей, отбегавших от разъяренного однорога.
– Борхи! – закричал Элоф. – Беги туда! Немедленно!
Корсар вроде бы услышал его. Он повернулся и пробежал несколько шагов, потом остановился, затряс головой и принялся лихорадочно жестикулировать.
– Нет! – жалобно завопил он. – Я не могу, я не буду! Здесь безопасно! Вернитесь, не то вы все умрете, все…
Чертыхаясь, Элоф махнул рукой Року и двинулся к Борхи. Но в следующее мгновение он едва успел броситься в сторону: доведенное до слепого бешенства животное пригнуло свою огромную голову и наконец бросилось в атаку. Борхи как будто не замечал его или не понимал того, что он видел. Чудовище неслось к нему, как корсарская галера на всех парусах, с нацеленным тараном. Громадный конусообразный рог ударил его в центр туловища, поднял в воздух и отбросил прочь, разорванного почти пополам и истекающего кровью. Копыто однорога врезалось в мерзлую землю на расстоянии вытянутой руки от головы Элофа. Мелькнул волосатый бок, покрытый красным потеками от выпадов алебарды, а потом мускулистая рука Гизе подняла его за шиворот и толкнула к деревьям.
– Беги! – прорычал лесник. – Беги, пока цел!
Толчок буквально швырнул Элофа в руки его друзей, а Гизе развернулся и пошел на зверя с поднятой алебардой. Тем временем однорог бросился на группу испуганных альфар, которым пришлось искать укрытие среди кустов.
Прозвучала тихая команда Керморвана; путники повернулись и побежали. Они бежали и бежали до тех пор, пока каждое движение не стало отдаваться колющей болью в боку, а в горле не появился привкус песка, смешанного с кровью.
Грудь каждого вздымалась и опадала, как кузнечные мехи Элофа, измученные легкие были как будто наполнены жидким огнем.
Сзади доносился рев, крики и хруст ломающихся ветвей, который они могли слышать, несмотря на шум крови и стук сердца в ушах. Охотникам придется убить зверя, прежде чем они осмелятся пуститься в погоню. Несмотря ни на что, Элоф надеялся, что все они останутся живы. Как и говорил Гизе, сами по себе альфар были добрым и даже кротким народом, но сила Леса превращала их в зловещие тени, в древесных духов, совершающих свои темные таинства под сенью листвы. Будет лучше ускользнуть от них, чем вступать с ними в открытую схватку.
Впереди блеснула вода, и Керморван указал туда: нужно было зайти в ручей и подняться вверх по течению. Но, пока путники расплескивали ледяную воду на отмелях, сам Керморван перебежал на другой берег и оставил четкую цепочку следов на вязкой глине. Выбравшись на твердую землю, он прыгнул, схватился за ветку, нависавшую над ручьем, и бросился в воду вслед за остальными.
Вскоре их ноги промокли насквозь и онемели, а заплечные мешки как будто превратились в свинцовые болванки. Они брели, понурив головы, и смотрели на воду, мало-помалу высасывавшую жизнь и тепло из их сердец. Наконец до них дошло, что они идут все медленнее. Бьюр и Тенвар шатались, словно готовые упасть в любой момент, а Иле, чьи ноги были короче, чем у других, жестоко страдала от холода. Керморван, слишком уставший для слов, мотнул головой в сторону берега. Там, среди колючего кустарника, они рухнули на землю, равнодушные ко всему, кроме тепла и собственного тяжелого дыхания. Элоф услышал, как кого-то выворачивает наизнанку, и его желудок отозвался болезненным спазмом. Онемевшие ноги постепенно отходили, и теперь их жгло огнем.
– Ну вот, – пробормотал Керморван через некоторое время. – Теперь у нас есть некоторое преимущество перед ними, и мы не должны потерять его! По словам Гизе, до окраины Леса не менее полутора дней пути. Вставайте, идем на север!
Раздался дружный стон, но никто не отказался встать и не сбился с размеренного походного шага, заданного Керморваном. Несмотря на усталость, они даже ощущали прилив энтузиазма, как будто с их плеч свалилось некое невидимое и неощутимое бремя. Через некоторое время, когда Элоф полностью восстановил дыхание, он поделился своими впечатлениями с Керморваном. Тот кивнул.
– Я чувствую то же самое. Мы приближаемся к границе Леса; будем надеяться, это защитит нас от глаз Тапиау!
Весь день заметно уменьшившийся отряд двигался без остановки, пока солнце, ранее скрытое за свинцово-серыми облаками, не вспыхнуло гневным оранжевым сиянием над темными кронами деревьев. К счастью, чем дальше они шли, тем реже становился подлесок: теперь лес состоял большей частью из елей, сосен и пихт с редкими кедрами и кипарисами. Их иглы устилали землю мягким ковром, и лишь немногие кустарники росли в глубокой тени. Воздух был неподвижным, но сырым, обжигавшим ноздри и щеки, а в сапогах по-прежнему хлюпала вода. С наступлением темноты они выбрали сухое место для стоянки. Мысль об огне была бесконечно привлекательной, но они не осмелились разжечь костер, чтобы не привлечь внимание альфар или кого-нибудь похуже. Лучшим, что они могли придумать, был навес из елового лапника. Путники жались друг к другу, чтобы сохранить тепло; их трапеза была скудной, так как они не могли унести с собой много еды и знали, что запасы придется растянуть на некоторое время. Потом они уснули, слишком уставшие, чтобы выставить дозорных. Но спалось им плохо, ибо лес был полон странных звуков, и какие-то непонятные существа то и дело шуршали и топотали поблизости. Элоф пробудился посреди ночи, очнувшись от тяжелых снов, наполненных раздорами и волнениями. Раздвинув ветви, он посмотрел на небо в надежде увидеть первые признаки рассвета, и затаил дыхание. Сквозь кроны деревьев просвечивало слабое сияние, холодное и неизменное, приглушавшее блеск северных звезд. Так, после многих бед и опасностей, он снова увидел безошибочный знак их первоисточника – зловещее сияние Льда.
Серое утро застало путников замерзшими, оцепеневшими и беспокойными, жаждущими лишь одного: оказаться подальше отсюда. Ходьба разогрела ноющие мышцы, но большим утешением было отсутствие звуков погони.
– Значит, они не обнаружили наш след, – пробормотал Керморван. – Я почти не надеялся на это…
– Может быть, они стали искать нас южнее или восточнее, – предположила Иле. – Им могло не прийти в голову, что мы уйдем на север, которого они страшатся.
– Должно быть, так, – кивнул Керморван. – Но когда взор Тапиау обратится в эту сторону… Однако через час-другой мы достигнем границы Леса, которую они не осмелятся пересечь.
Тем не менее путешественники бросали тревожные взгляды по сторонам, в любой момент ожидая стрелы, пущенной из лука, или внезапного нападения сверху. То, что ничего не происходило, лишь прибавляло им неуверенности. Окраина Леса могла находиться в нескольких минутах или в нескольких часах пути, и кто знает, где будет устроена засада? Но когда они вышли на берег небольшого ручья, полускрытого за буйными зарослями кустарника, Керморван внезапно остановился и протянул руку.
– Видите? На другом берегу, за деревьями!
Было трудно представить, что за деревьями может находиться что-то иное, кроме других деревьев. Однако стволы действительно редели и расступались, а между ними струился бледный свет, такой же холодный, как наверху; должно быть, впереди находилась большая поляна. Путники торопливо спустились к ручью и зашлепали по воде, не потрудившись найти место посуше для переправы. Элоф вдруг почувствовал, что его сердце сжала ледяная рука, и замер на месте, тяжело дыша. Бьюр, хромавший последним, поскользнулся на влажной траве и едва не упал обратно в ручей. Рок и Элоф, протянувшие руки, чтобы помочь ему, посмотрели назад и увидели, как кроны сосен шумят и раскачиваются под порывами странного ветра, который на самом деле не был обычным ветром.
– Керморван! – закричали они.
– Я слышу! – отозвался Керморван. Он обнажил свой меч и теперь пропускал остальных вперед, подталкивая их. – Они идут! Бегите и не останавливайтесь! Бегите к свету!
Лишь когда Бьюр, спотыкаясь, пробежал мимо в сопровождении Рока и Элофа, он повернулся и побежал следом. Путь был более долгим, чем казалось сначала, и здесь было много кустарника. Стволы упавших деревьев обросли сырым мхом, бурая трава, пожухшая от утренних морозов, скользила под ногами, гибкие ветви как будто вырастали из ниоткуда и хлестали им в лицо. Керморван яростно рубил их мечом, и Элоф, глядя на него, тоже достал меч из ножен. Это было похоже на сражение с живым противником, чудищем с тысячью щупалец, тянувшихся снизу и сверху. Ветер был уже не позади, но раскачивал кроны повсюду над головой. Элоф закусил губу, в любой момент ожидая выстрела в спину. Но все-таки свет становился сильнее, деревья росли все реже, а впереди открывалось свободное пространство. Внезапно, перебегая от одного ствола к другому, Элоф осознал, что над ним нет ничего, кроме серого неба: ветви деревьев уже не переплетались наверху. Немного поодаль он увидел, как корень зацепился за лодыжку Иле и она споткнулась, но Керморван, пробегавший мимо, подхватил ее и толкнул вперед, почти не замедлив шага. Зазубренный сук впился в плащ Элофа, но взмах черного клинка раскрошил его в щепки, и в следующее мгновение он уже мчался вслед за остальными. Просвет был совсем близко, но его товарищи почему-то замедлили шаг и почти остановились.
– Слишком близко! – крикнул Элоф. – Нас еще могут достать стрелами…
Потом он тоже замедлил шаг и присмотрелся. Они действительно куда-то вышли, но не на поляну.
Впереди росли деревья – высокий и темный строй, непроницаемый, как в самых глухих дебрях Леса. Но слева и справа, где лесная опушка должна была изгибаться, окружая их, раскинулась открытая местность. Вблизи это был ровный луг с жухлой травой, островками подтаявшего снега и темными пятнами узловатого колючего кустарника. Дальше виднелась зелень, в которой что-то поблескивало – возможно, вода. Там были и другие деревья, но не более чем редкие рощицы или отдельные ряды, не связанные между собой, а тем более с Лесом.
Оглянувшись назад, Элоф увидел, как в кронах ближайших деревьев, откуда они вышли, замелькали высокие фигуры, прячущиеся в тени, словно зловещие призраки, которые страшатся дневного света. Они не покидали лесную крепость, необъятную стену деревьев, раскинувшуюся в обе стороны, словно неровная цепь бастионов, воздвигнутых против ледяных ветров этой неприветливой земли. Тогда он понял, что отряд вышел за пределы владений Тапиау. Они наконец вырвались из Леса, как он ни старался удержать их. Откуда же тогда взялась тяжесть на сердце и легкая ноющая боль, которая не была признаком честной усталости? Почему он не мог радоваться?
Керморван стоял рядом с ним. Лицо воина было таким же серым и угрюмым, как местность, куда они пришли.
– Геньяс а'Терис! – прошептал он. – Геньяс а'Корентпин!
Он поднял свой меч в прощальном салюте. Из лесной чащи по дуге вылетела единственная стрела, вонзилась в мерзлую землю немного позади и разлетелась на куски, словно попала в камень.
– Пойдем! – торопливо сказала Иле, уводя их в сторону. – Это мог быть пристрелочный выстрел. Давайте не будем ждать прицельного залпа!
Чуть позже она понизила голос и обратилась к Керморвану:
– Мне очень жаль, что леди Терис осталась там. Она не могла пойти с нами?
Лицо Керморвана оставалось непроницаемым, но Элоф был поражен глубокой скорбью, прозвучавшей в его голосе.
– Я не посмел обратиться к ней. Она, так долго жившая в плену у Тапиау, могла бы предать нас. Я не мог рисковать всеми ради нее одной, когда не было ясно, пойдет ли она или предпочтет остаться.
Элоф с трудом сглотнул.
– Поверь, мне тоже очень жаль. Я… я не знал, как много она значит для тебя.
Уголок рта Керморвана слегка дернулся.
– И я тоже. Но что я сам значил для нее? Возможно, новое развлечение, предмет игры и забавы, с которым можно тешиться, пока не надоест. Который можно всегда иметь под рукой, но не пускать в свое сердце… – Он покачал головой. – Как видишь, все не так просто. Но день уже клонится к вечеру, и нам нужно идти.
Керморван повернулся спиной к Лесу и быстро зашагал вперед. Иле с Элофом переглянулись и двинулись следом. Так они вступили в Туоне'ла-ан-Аратан, или Пустоши Туонелы, серые и тенистые пограничные рубежи владений Льда.
Местность, раскинувшуюся перед ними, нельзя было назвать гостеприимной. Керморван печатал шаг по запорошенной снегом земле, и она звенела и хрустела под его сапогами.
– После весенней оттепели здесь будет болото, – заметил он уже нормальным голосом. – Хорошо, что мы не стали откладывать свой побег, иначе обязательно увязли бы здесь и попали в плен.
Элоф тревожно огляделся по сторонам.
– Если бы не деревья, это место напоминает мне худшие места соленых болот.
– Неудивительно, – сказала Иле. – И те, и другие земли образованы и сохраняются неизменными благодаря притоку талой воды со Льда. Их омрачает одна и та же тень.
– Здесь местность не такая плоская, как на соленых болотах, – задумчиво продолжал Элоф, – хотя перепад высот очень незначительный. Это означает, что вода собирается во впадинах и ложбинах и образует протоки между ними.
– Страна заводей, речушек и мелких озер, – согласился Керморван, – а также болот и туманов. Зимой здесь лютый мороз, летом разливы и трясины. В таких местах не бывает неизменных путей, даже звериных тропок. Нам придется столько раз идти в обход и поворачивать в разные стороны, что о прямом маршруте можно забыть.
– И все же давайте не будем слишком уклоняться к северу, – предупредила Иле. – Не забудьте, как называется эта земля!
Тем не менее даже в первую ночь путники обнаружили, что у них почти нет выбора. Впереди раскинулось широкое болото, заканчивавшееся лишь у самой кромки Леса и уже оттаявшее больше чем наполовину. Когда они поднялись на вершину пологого склона, чтобы определить его протяженность, Элоф, чье зрение было самым острым в пепельно-сером предвечернем свете, издал удивленный возглас.
– Там река! – воскликнул он. – С севера, среди деревьев!
– Точно, – подтвердил Тенвар. – Огромная, в два раза шире лесной реки! Через нее не переправиться, даже если мы посмеем снова зайти под деревья. Вода темная и течет очень быстро.
Иле прищурилась, вглядываясь вдаль.
– Еще бы не темная! – проворчала она. – У моего народа есть предания о такой реке, которая вытекает из Черных Озер на дальних северных пустошах. Мы называем ее Калмайокша, или Река Мертвых.
– Однако живые существа должны как-то находить переправу, – заметил Керморван. – Или им недолго останется жить; в этих местах не найти пропитания. Что это там, выше по течению? Остров?
– Похоже на то, – согласился Элоф, напрягавший зрение. – Довольно большой и покрыт деревьями; берега заросли кустарником. Когда мы придем на место, можно поискать валуны или пороги.
Керморван кивнул.
– Можно, хотя в таких местах течение более быстрое. – Он посмотрел на остальных, выжидающе глядевших на него, и пожал плечами. – Вы хотите, чтобы я приял решение? Не вижу другого выбора. По крайней мере мы можем найти там лучший кров для ночлега, чем здесь.
Они повернули на север, обогнув край холодного болота, и устало побрели вниз по пустоши. Несмотря на плохую видимость, они разглядели, что деревья впереди растут не так густо и далеко не такие высокие, как в Лесу, а местность имеет еще более мрачный вид. Лишь жесткая короткая трава росла здесь да редкие кусты, стелившиеся низко к земле, тянули свои длинные узловатые ветви, похожие на щупальца. Путники опасались, что скоро станет слишком темно, чтобы идти дальше, даже с помощью Иле, но перед закатом с востока налетел крепкий ветер, разогнавший облака, словно стадо овец, а потом порвавший их в багровые клочья над западным горизонтом. Несмотря на теплую охотничью одежду, он пронизывал путников до костей. Их силы были на исходе. В ясном небе высыпали звезды, напоминавшие блестки инея на холодном камне, а с восходом полной луны местность озарилась ее блеклым, стерильным светом. Но – в ответ или в насмешку над луной – в северном небе возникла мерцающая дымка далекого сияния Льда.
Когда ветер немного утих, путники протерли слезящиеся глаза, они увидели темный силуэт острова, вырастающий недалеко от берега за речной протокой, поблескивавшей в лунном свете.
– Там действительно много деревьев, – радостно сказал Тенвар. – Топливо и добрый ночлег!
– Ты станешь разжигать костер в таком месте? – с сомнением в голосе спросила Иле.
– Я стану! – отрезал Рок. – Нам нужен кров и тепло, чтобы пережить эту ночь!
– Там есть пороги! – воскликнул Бьюр. – Видите белые буруны вокруг камней? И возле острова тоже! Вот наша переправа!
– Да, но двигайтесь очень осторожно, – предупредил Керморван. – Валуны могли обледенеть, а в этих черных водах смерть будет быстрой. Я пойду первым.
Об этой переправе Элоф сохранил мало воспоминаний, кроме усталости и страха, холодных валунов и бурного течения реки между ними, когда они перепрыгивали с камня на камень. Луна светила ярко, иначе им никогда не удалось бы совершить некоторые из наиболее дальних прыжков. Иле и Бьюр находились в самом невыгодном положении, и их часто приходилось страховать, обвязывая единственной длинной веревкой, которая у них осталась. Но даже самые высокие и выносливые члены отряда валились с ног, когда они достигли первых ветвей, нависающих над водой, и увидели прибрежные скалы.
– Надо найти лощину, – выдохнул Элоф, когда они карабкались вверх по крутому берегу. – Закрыть огонь… ветками…
Иле энергично покачала головой, и он уловил в ее глазах отблеск страха, но даже она, более крепкая и закаленная, чем большинство мужчин, слишком замерзла и обессилела, чтобы вступать в пререкания. Элоф с Керморваном выглядели немногим лучше, а Рок, Бьюр и Тенвар шатались как пьяные. Бьюр, упавший не менее двух раз во время переправы, опирался на плечо Керморвана, как будто в любой момент мог рухнуть на землю. Тем не менее они ждали на берегу, сбившись в кучку у покрытых лишайниками стволов черных елей, пока Иле, обладавшая ночным зрением, изучала окрестности. Ветер завывал в ветвях над головой, жесткие еловые иглы зловеще шуршали и перешептывались; Элоф почему-то вспомнил о виселицах, которые он видел возле руин заброшенных ферм в Брайхейне. Наконец Иле неохотно признала, что не видит ничего подозрительного, и путники с облегчением вошли в лес.
Как и предполагал Элоф, вскоре они нашли лощину, глубокий овраг, прорытый давно пересохшим ручьем и теперь заросший жестким кустарником, более высоким здесь, чем на открытой местности. Керморван разжег огонь в наскоро выкопанной яме. Пока остальные ломали сучья для костра и рубили ветки, чтобы сделать навес для ночлега, Элоф решил принести воды. Очень медленно и осторожно, низко пригибаясь и стараясь двигаться как можно бесшумнее, он проскользнул между деревьями и дальше вдоль берега, пока не нашел место, где мог наполнить мех для воды, не свалившись вниз. Он лег на землю, поежившись от ее ледяного прикосновения, и опустил мех в темную воду. Ледяная вода закоченела его пальцы, только начавшие отходить от онемения после переправы, но он наклонился еще ниже, чтобы мех наполнился до конца. Поблизости вдруг что-то блеснуло, и он с ужасом посмотрел туда. Вода подмыла часть берега, обнажив белесовато-серую полоску, мерцавшую в лунном свете. На расстоянии немногим более вытянутой руки под бурой травой и торфянистой почвой проглядывало какое-то странное вещество. Элоф изогнулся всем телом, чтобы дотянуться туда, и сразу же отдернул руку, пронзенную болью до самого плеча; это был подпочвенный слой сплошного льда. Он посмотрел на противоположный берег и увидел множество таких же отблесков, примерно на одной глубине, хотя в некоторых местах лед как будто выпирал из-под почвы, раздвигая ее. Внезапно вся эта земля показалась ему не более чем сморщенной кожей на поверхности пустого и холодного черепа. Всего лишь в одном дневном переходе от Леса далекий Лед уже выставил под землей свои передовые посты.
Полный мех оттягивал руку, и Элоф наклонился, чтобы вставить затычку. В этот момент он заметил краткий проблеск движения, отраженный в воде, стремительную темную тень, промелькнувшую в звездном небе. Одним движением он вытащил мех и бросился в укрытие. Наблюдая оттуда, он увидел широкий размах изогнутых крыльев, плавно спускавшихся с неба на смоляно-черную поверхность воды, серебрившуюся в лунном свете. Потом он услышал шум крыльев, грациозно сложившихся в конце полета и открывших величавый изгиб шеи. Немного ниже по течению плыл огромный лебедь, скользивший рядом с собственной тенью, но было трудно сказать, где лебедь, а где его тень, ибо он, до последнего перышка, был совершенно черным. Неподвижный и онемевший от изумления, Элоф услышал тихую мелодию, плывущую над водами, – печальный, чарующий напев. В мелодии слышался голос, низкий и грудной, как у зрелой женщины, и скорбные слова ясно доносились до него через неустанный шум текущей воды.
Птицы в ночном небе! Печаль снедает меня!
Издалека прилетела я над землей!
Соберитесь! Услышьте меня!
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
О безутешном томлении я пою,
О взволнованных водах,
Об утрате, о скитаниях я пою
Над морями бескрайними, приливами вечными
Под пустым небом. Увы!
Увы, о печаль! Пою я о жизни.
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
О безнадежной надежде я пою,
О незаживших ранах,
О скорби, о страдании я пою,
О теплых губах и крепких объятиях,
Обо всем, чему не бывать.
Увы! Увы, о печаль!
О любви я пою.
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
О последнем отчаянии я пою,
О темной Реке,
О муках, о жалобах я пою,
О погашенном факеле, о сгоревшем огне
Под темной водой. Увы!
Увы, о печаль! Я пою о разлуке.
Далек мой полет! Горе искала я! Нашла я вдоволь!
Элоф стоял, окаменев, пока существо плавно скользило к берегу. Все его видения и надежды всколыхнулись в душе мощной волной; песня была исполнена скорбью и отчаянием, поразившим его в самое сердце.
Немного поодаль берег зарос камышами, сухими и наполовину увядшими, сухо потрескивавшими в порывах налетевшего ветра; туда и направился черный лебедь. Но когда он оказался внутри, то как будто решил взлететь – огромные крылья яростно захлопали, потом с трепетом сомкнулись на груди. Высокая тень поднялась из камышей, выше любого лебедя, выше человека. Крылья плавно распахнулись, открыв грудь, затянутую блестящей черной кольчугой. Женскую грудь, ибо под кольчугой белели обнаженные ноги, а над воротником можно было видеть изящную женскую шею, сильный подбородок и полные губы. Остальная часть ее лица вместе с волосами была скрыта под наглазником высокого шлема. Но от ее плеч расходились не руки, а те же самые широкие крылья, невероятным образом закрывавшие луну и большую часть ночного неба. Однако Элофу показалось, что среди черных перьев он различил блеск золота.
Внезапно она издала крик, и ее голос был столь резким и жутким, что Элоф опустился на одно колено и задрожал всем телом.
– Безрассудный странник! Человек, заблудившийся в царстве, запретном для людей, слушай меня и берегись! Для некоторых жребий уже брошен! Рок близится, рок, которого не избежит ни один из смертных! Беги, если можешь, или прими то, что тебе уготовано!
Крылья сомкнулись, а затем сделали один мощный взмах, от которого камыши с громким шелестом пригнулись к воде. Огромный черный лебедь поднялся над водой и закружил над рекой, над островом, удаляясь из виду, Элоф провожал его взглядом до тех пор, пока он не исчез за вершинами деревьев на гребне холма.
– Что я видел? – спросил он себя и услышал дрожь в собственном голосе. – Похожа, так похожа… но так ужасна… Что это за страна видений?
Темный страх не отпускал Элофа. Он встал, взял мех с водой и торопливо зашагал вверх по склону к деревьям и слабым отблескам костра. Подойдя ближе, он услышал приглушенные голоса Керморвана и Рока, показавшиеся ему самым приятным и утешительным звуком, который когда-либо приходилось слышать.