Страница:
Разумом, что песню понимает,
И искусством, что во мне пылает,
Силою, что я ко злу склонил,
Злом, что я потом искоренил,
Мастерством, что я уже снискал,
Знанием, что долго я искал,
Мужеством стремленья моего,
Твердостью решенья моего
Я тебя отныне заклинаю:
Это право ты за мной признаешь.
Ты, созданье древней силы,
Мастера послушай слово —
Пред творцом склонись, творенье!
Образ, воле повинуйся!
По веленью Керморвана
Говорю тебе: откройся!
С последними словами Элоф крепко стиснул проволоку и повернул ее, на этот раз со всей силой, не обращая внимание на боль, прострелившую обе руки до плеча. Потом, с поразившей его внезапностью, боль исчезла; ключ медленно и бесшумно повернулся в замке, а затвор плавно выскользнул из гнезда, где пролежал более тысячи лет. Элоф глубоко вздохнул и опустился на колени, все еще сжимая переплетенные концы проволоки. Плита скрипнула и немного отошла от стены под собственным весом, потом остановилась.
– Отличная работа, мастер-кузнец! – восхищенно произнес Керморван, пока Рок помогал Элофу подняться на ноги. – Теперь отдохни; после того как твое искусство справилось с замком, сила довершит остальное!
Он запустил длинные пальцы в дверной проем, уперся ногой в стену и потянул. Медленно, очень медленно тяжелая дверь поддалась и приоткрылась на ширину руки, слабо поскрипывая на петлях. Иле взялась за дверь снизу и добавила свою нечеловеческую силу к его усилиям. На ее руках выступили узлы и бугры мышц, очерчивавших форму массивных костей внутри. Плита еще немного отошла от стены, и на открывшемся торце блеснул замковый металл – ромбовидная пластинка из потускневшей бронзы. На ней были начертаны разные символы, но внимание Элофа сразу же привлекла печать на квадратной головке засова. Его охватило внезапное беспокойство. Такой сильный заговор на таком простом замке… Он уже видел эти символы, этот узор на другой бронзе. Рука Элофа метнулась к заплечному мешку, где лежал обернутый в кожу скипетр, и он наконец понял, что за странный изогнутый предмет ковал Илмаринен на барельефе с внешней стороны двери. Резная дверь символизировала королевские полномочия и силу, заключенную в этих символах, поэтому он неправильно истолковал вызов, содержавшийся в словах заговора. То было не высокомерие, но твердое веление высочайшей власти.
– Постой, Керморван! – воскликнул он. – Это не простое убежище…
Но было уже слишком поздно: под напором сильных рук дверь распахнулась наружу. Тяжелая каменная плита набрала собственный момент движения, так что Иле пришлось отпрыгнуть в сторону, пока Керморван старался удержать дверь, чтобы ее не сорвало с петель. Пламя факелов заколебалось, и из открытого дверного проема поползла тьма. Легкое дуновение воздуха принесло с собой странную смесь запахов, невиданную для этих холодных коридоров: тяжелый, почти гнетущий привкус пыли и плесени, смешанный с тонкими, пряными ароматами благовонных смол и бальзамов. Таким мог бы быть аромат самой древности, безвозвратно минувших лет и забытых деяний.
Керморван отпустил дверь, взял в руки оплывшие факелы и, держа их высоко над головой, переступил через низкий порог. Факелы разгорелись неожиданно ярким и ровным пламенем, разогнавшим темноту и высветившим очертания какого-то просторного и длинного чертога. Какой-то момент высокая фигура Керморвана мешала им видеть, что творится внутри, но потом воин вдруг рухнул на колени, словно пораженный молнией. Его плащ развевался за спиной, факелы в руках опустились, и по стенам заскользили длинные тени, чередующиеся с красноватыми отблесками. То были странные тени от высоких плит и каменных пьедесталов, выстроенных рядами вдоль стен, и от неподвижных фигур, покоившихся на постаментах.
– Что тебя гнетет, Керморван? – прошептал Элоф, не осмеливаясь говорить в полный голос.
Керморван не ответил и не подал никаких признаков, что слышал обращенные к нему слова.
– В чем дело? – настаивал Элоф, чья тревога нарастала с каждым мгновением. – Что это за место?
Тем, кто не так хорошо знал Керморвана, его лицо могло бы показаться лишенным всякого выражения, словно изображение, выгравированное на камне и раскрашенное под человека. И кто мог сказать, в какие невообразимые дали или глубины был устремлен неподвижный взор его серых глаз? Однако его друзья, каждый из которых был хорошо знаком с Керморваном на свой манер, видели игру чувств на его лице, подобную теням от облаков, проплывающих над холмом, следам дыхания на стекле или волнам жара на поверхности раскаленного железа.
Губы Керморвана с усилием шевельнулись, но он обращался не к своим спутникам.
– Те, чем мы были… – прошептал он и покачал головой, словно не веря собственным глазам.
Рок, услышавший эти слова, быстро огляделся по сторонам.
– Не может быть! – выпалил он. – Мы же не…
Он закусил губу. К большому удивлению Элофа, его обычно невозмутимый друг выглядел так, словно был готов повернуться и бежать прочь отсюда.
Керморван тихо повторил свои слова:
Все, чем мы были, прейдет,
Новой травой порастет.
В землю уходят холмы,
Станем землею и мы.
Скипетр и корона, высокие троны,
Власть и суд обретут покой,
И, подобно меньшим средь малых,
Мы наконец придем домой.
– Иле и Элоф, вы не могли этого знать, – очень серьезно сказал он. – Это зачин древней поэмы, которая называется Арэль Арлайн. Теперь немногие в Брайхейне знают ее, но первая строка вошла в поговорку.
Тревога в душе Элофа сменилась цепенящим осознанием.
– Но в переводе со старинного южного наречия Арэль Арлайн означает…
– Да, история правителей, или перечень королей. Именно так. Можно сказать, что вы сейчас стоите среди этой истории, среди ее некогда живых героев. Мы забрели в усыпальницы древнего Дома Королей и благодаря твоему мастерству проникли в место, называемое Доргаэль Арланнен, великий погребальный чертог королей царства Морван и величайшую святыню этой земли. Они лежат повсюду вокруг нас.
Элофу вдруг захотелось, чтобы холодный камень расступился и поглотил его. В своей спешке – старой, безжалостной и неумолимой спешке – он рассматривал прочный барьер лишь как преграду, которую нужно разрушить без размышлений и какого-либо уважения. Так эквешский пират мог бы разбить драгоценную хрустальную шкатулку, чтобы добраться до золота внутри. Короли. Морвана! Далекие предки династической линии самого Керморвана, его прародители, которых он безмерно чтил… вроде Корентина. Элоф подумал о приговоре, который был наложен на него древним лордом, об открытой чести и скрытом позоре. Разве теперь он не заслужил этот приговор вдвойне?
– Элоф Валантор… – промолвил Керморван, и Элофа передернуло при звуках этого имени. Голос воина был приглушенным, но в нем слышалась та же спокойная и холодная сила, которую кузнец впервые испытал среди дьюргаров и с тех пор никогда не забывал. – Ты, как никто другой, заслуживаешь этот титул. Благодаря искусству твоих рук ты завершил целую эпоху, долгую эру разделения и расставания, которого не должно было случиться. Издревле существовал обычай, что каждый принц королевской крови должен посетить это место, прежде чем взойти на престол, чтобы почтить своих предков, посоветоваться с ними, поразмыслить о том, какой конец его ожидает, и тем достойнее пользоваться своей властью. А поскольку сын короля Керина был отослан на восток в слишком юном возрасте и не успел прийти сюда, его враги воспользовались этим, как предлогом, чтобы отрешить его от трона и не признавать законными королями всех его наследников. Теперь им предстоит горько пожалеть об этом! Они придали такое большое значение старинному обычаю, что вскоре он обернется против них. Мой друг, ты оказал мне более великую честь, чем я заслуживаю!
Керморван посмотрел на своих друзей, увидел изумленное выражение на лице Элофа и улыбнулся.
– Ты опасался чего-то иного? Почему? Ведь ты разрушил чары, наложенные на замок, по моей просьбе; что бы ни случилось теперь, ответственность лежит на мне. Но я ни о чем не жалею! Посмотрите вокруг, друзья, подивитесь и разделите мою радость! Здесь покоятся останки королей Морвана начиная с первого основателя этого царства на тогда еще неведомых берегах Бресайхала, более четырех тысяч лет назад!
Тени внезапно придвинулись ближе; факелы чадили и угасали в руках Керморвана, но он не обращал на них внимания. Глубокое благоговение овладело всеми во время его речи, объединив Рока, Элофа и даже Иле, для которой царства людей были непрочными и преходящими. Элоф переводил взгляд с одного саркофага на другой, глядя на фигуры, облаченные в потускневшие доспехи, и на истлевшие остатки богатых одежд, превратившихся в паутину и скрепленных лишь пылью да нитями золотого и серебряного шитья – наглядное предостережение для любого честолюбивого принца, но также предмет гордости и глубокого почтения. Элоф мимолетно подумал, что он сам мог бы позавидовать такой родословной, но, по правде говоря, это чувство было ему чуждо. Его мало заботили мысли о своих предках или происхождении, ведь на свете было так много других вещей, которые он жаждал узнать. Однако он догадывался, какое значение имеют для Керморвана и Рока эти ряды неподвижных фигур, уходящих в сумрачные глубины склепа. Их безмолвное величие олицетворяло все, ради чего они жили: тяжкое бремя лет, основание и строительство могучего царства людей, долгое процветание и последняя безнадежная оборона в схватке с неуязвимым и неутомимым противником, а между этими великими событиями – основанием и строительством, войной и миром – мириады человеческих жизней, которыми они правили и которым верно служили. Они до сих пор продолжали свое служение, будучи немыми свидетелями мощи своего царства, когда все остальные его следы давно изгладились с лица земли.
Когда наступила почти полная темнота, чары рассеялись. Недовольно хмыкнув, Иле взяла факелы из рук Керморвана и помахала ими в воздухе, чтобы разжечь пламя.
– Что же, все они лежат здесь? – поинтересовалась она.. – Разве нет таких, кто умер вдали от дома или на море?
– Таких было немного, – ответил Керморван и с видимым усилием поднялся, распрямив затекшие ноги. – И мы всегда стремились доставить их тела обратно. Есть несколько статуй, погребенных с доспехами или оружием пропавших без вести. Видите эти арки и ниши вдоль главного свода? Когда-то там были стены, но Доргаэль Арланнен многократно расширялся и перестраивался. В конце концов количество саркофагов было доведено до двухсот, а всего здесь покоятся сто шестьдесят четыре короля.
Иле вдруг хихикнула.
– Раз уж здесь столько свободного места, то, наверное, тебе не понравится, что некоторые из них лежат на холодном полу!
– Что? – воскликнул Керморван и выхватил факел у нее из рук. – Если какой-то враг осквернил это место…
Когда он устремился вперед, Элоф увидел то, о чем говорила Иле, наделенная более острым зрением в темноте. В дальнем конце усыпальницы по обе стороны от последней арки лежали две фигуры, издалека напоминавшие детский рисунок палочкой на пыльном полу. Лишь головы четко выделялись на общем фоне, ибо это были черепа.
Керморван склонился над скелетами двух человек. Он осторожно приподнял остатки кольчуги и длинную алебарду, казалось, не пострадавшую от времени.
– Их не сбросили вниз, – пробормотал он. – Они лежат так, как умерли, со шлемами на головах, в доспехах и при оружии…
Внезапно он ахнул и резко выпрямился.
– Двое стражников! Корентин говорил об этом. Король взял с собой только двух пожилых людей из своей личной стражи!
Медленно, почти неохотно он вошел в последнюю арку и остановился. Остальные столпились за его спиной и увидели то, на что он смотрел.
Длинные ряды постаментов были пусты, за исключением нескольких у самого входа. Темные фигуры, лежавшие на них, как и остальные, были покрыты мантиями, одеты в доспехи и увенчаны шлемами – все, кроме последней. Как и стражники, он лежал непокрытым, если не считать большого черного щита на груди провалившейся внутрь кольчуги. На щите стоял головной убор, но это был не обычный шлем; несмотря на толстый слой пыли, он заиграл разноцветными переливчатыми отблесками в чадящем пламени факелов.
– Значит, вот куда он пришел. – Голос Керморвана был исполнен глубокой печали, но, несмотря ни на что, в нем слышались торжествующие нотки. – Со своими товарищами он пришел в самое сердце города, который так и не пожелал сдать врагу. Они стояли здесь, пока Лед грохотал наверху, уничтожая все, что они знали и любили. По крайней мере они могли умереть, защищая это место. А когда опустошение завершилось, но эти своды продолжали стоять, они предпочли погибнуть здесь от голода и жажды или от собственных рук, но не открывать дверь перед разорителями и осквернителями могил. И они оказались правы!
Керморван неожиданно шагнул вперед и опустился на одно колено у последнего постамента. Остальные в молчании наблюдали за ним. Потом он медленно встал и протянул руки к фигуре, лежавшей перед ним. Осторожно и почтительно он взял шлем и поставил его в дальнем конце каменной плиты саркофага, затем достал из своего заплечного мешка собственный шлем, побывавший во многих переделках, и, вынув подкладку из мягкой кожи, водрузил его на череп мертвого короля. Лишь после этого Керморван взял другой шлем и стал протирать его полой своего длинного плаща. Пыль полетела во все стороны, словно бессчетные годы, канувшие в ничто, а когда Керморван высоко поднял его, свет факелов выбил ослепительные вспышки из полированных граней. Фасон шлема был такой же, как у его собственного или другого, изготовленного Элофом: угольно-черный, островерхий, с лицевой маской, на которой застыло выражение ястребиной хищности и боевой ярости. Но раскосые глазные отверстия маски были обрамлены яркими самоцветами, рельефные брови сияли золотом и серебром, а над ними возвышалась золотая диадема, в центре которой сверкал большой белый камень в оправе из травянисто-зеленых изумрудов.
– Узрите великую Корону Морвана! – тихо произнес Керморван. Его серые глаза сияли светом солнца над безбрежными океанскими просторами. – Вопреки времени я говорил со своим родичем, последним из живых, кто ходил по этим чертогам. Потом я обнаружил подземные руины самого Каэр Морвана и пришел к его последнему королю, который обрел здесь вечный покой. Он него я получил то, что было доверено ему; то, что он верно хранил до самого конца. Теперь его дело доверено мне! Цепь, разомкнутая тысячу лет назад, снова стала целой, и линия наследования восстановлена. Нет более последнего короля Морвана, ибо за ним последует другой!
С этими словами Керморван поднял шлем над головой. Потом, к удивлению своих друзей, он опустил шлем, бережно положил его на сгиб локтя и улыбнулся.
– Но не сейчас. Я должен придать вес этому титулу, прежде чем заявлю о своих правах на него.
Он взял кожаную подкладку и стал прикреплять ее к изнанке шлема.
– Деяния судьбы странны и непредсказуемы, не так ли? Как глупо с нашей стороны пытаться управлять ими! Мой предок Керин послал великий Скипетр Морвана на запад, чтобы его сын мог иметь регалию королевской власти в своем новом царстве. Но корону он оставил в Морване, – полагаю, как символ несгибаемого сопротивления Льду. Однако со временем скипетр был утрачен, а корона теперь перешла в руки его отдаленного потомка.
Элоф испытал чувство невероятной легкости и счастья, как будто его сердце было овеяно теплым южным ветром. Его смех в этом темном чертоге зазвенел подобно смеху Сил на заре мироздания.
– Да, мой лорд, деяния судьбы еще более странны, чем ты можешь представить! Но не называй их случайными! Разве случайно ты познакомился и подружился с пареньком из Эшенби и помог ему, среди многих невзгод и опасностей, сохранить вещь, которой он пользовался в детстве, когда был простым пастушонком? Эта вещь так стерлась и износилась со временем, что даже ты не смог распознать ее. И я тоже не мог, пока Корентин не подсказал мне!
Он достал из своего мешка посох, и протянул ошеломленному Керморвану.
– Мастерство, живущее во мне, без всяких сомнений, свидетельствует о том, что это скипетр Морвана. Он происходит из Эшенби – города, основанного Эшей, которая забрала скипетр. На нем начертаны знаки и символы королевской власти, а внутри заложены свойства, которые даже мне еще не удалось постигнуть, несмотря на все мое искусство. Прими же его теперь и считай это знамением судьбы, как считаю я сам. Ибо это не может быть случайностью.
Керморван посмотрел на жезл, но не принял его, а поднял голову и пристально вгляделся в лицо Элофа.
– Кто ты? – прошептал он. – Корентин знал тебя, Морейн знал тебя… Если Эшенби действительно был домом для Эши, ты можешь быть потомком одного из видных людей того времени и иметь сходство с его чертами, как я похож на своих предков.
Элоф пожал плечами.
– Я родился не в Эшенби. Что касается остального, ты сам дал мне имя, а я рассказал тебе то малое, что мне известно.
Керморван с сомнением покачал головой.
– Что ж, хорошо! Кем бы ты ни был, скипетр был вверен тебе на попечение и оказался в надежных руках. Сохрани его для меня еще некоторое время! Если я когда-нибудь взойду на престол, ты снова получишь его от меня как принц и главный советник, следующий за мной во всем моем королевстве.
– Хорошо сказано! – тихо произнес Рок. Иле кивнула, но Элоф опустился на одно колено.
– Милорд, я не достоин…
– Ты сомневаешься в здравомыслии своего короля? – сурово спросил Керморван. В его голосе слышалось затаенное недовольство.
Элоф смело поднял голову.
– Да! Иначе на что ему нужен советник?
Уголок тонкогубого рта Керморвана слегка дернулся, а в следующее мгновение оба рассмеялись.
– Имей в виду, что я с таким же успехом мог бы назначить тебя советником в звездном царстве, так как владею им не больше, чем любым земным царством. И я вряд ли расширю свои владения, если задержусь здесь!
Он еще раз посмотрел на сверкающую корону, покачал головой в немом изумлении и любовно завернул ее в промасленную ткань, защищавшую его собственную кольчугу.
– Пойдемте, друзья! Я отдал дань уважения прошлому; теперь пора узнать, что готовит нам будущее. – Он помедлил и добавил: – Если хотите, мы можем отдохнуть здесь; я уверен, что это не помешает тем, кто давно уснул вечным сном.
– Нет уж, спасибо! – поспешно сказал Рок. – Мне тоже кое-что известно из древней истории, и я знаю, что некоторые из этих благородных господ были далеко не так гостеприимны, как ты!
– Да и воздух здесь слишком пыльный, с привкусом бальзамирующего состава, – добавила Иле. – Я не буду спать здесь.
– И я тоже, – проворчал Элоф. – Здесь я могу снова увидеть это лицо…
– Что ж, давайте поищем в другом месте, – вздохнул Керморван, убрав сверток с кольчугой обратно в мешок. – Пошли!
Но когда они вышли из-под арки, Керморван остановился и посмотрел по сторонам. Потом он наклонился и начал собирать кости, валявшиеся на полу. Это была та самая черта простой человечности и сопереживания, которая так хорошо послужила путникам во время их первой встречи с Детьми Тапиау; черта, уравновешивавшая грозного и безжалостного воина, которым он мог бы стать. С помощью остальных он занес кости обратно под арочный свод и быстро, но бережно разложил их на двух пустых каменных плитах.
– Лежите же теперь рядом со своим лордом! – произнес он. – При жизни это вам не подобало, но его наследник удостаивает вас этой почести, единственной, которую он может вам оказать. Вы будете последними, кто обрел смертное ложе в Доргаэль Арланнен, но не менее достойными, чем все остальные. Охраняйте это место до тех пор, пока мир не изменит свой облик!
Керморван поклонился им, потом другим силуэтам в темной усыпальнице и, наконец, безмолвной фигуре, носившей его шлем. Элоф и остальные последовали его примеру.
Когда они вышли под своды главного зала, Иле замедлила шаг и принюхалась.
– Опять эта вонь… Теперь она перебивает запах пыли.
– Я тоже чую ее, – сказал Керморван. – Пожалуй, слишком сильная для летучих мышей…
Рок, возглавлявший маленький отряд, внезапно выругался и высоко поднял свой факел. Путники остановились как вкопанные и несколько мгновений стояли неподвижно, затаив дыхание. В темноте перед ними, примерно на уровне головы Керморвана, блестели две красные точки, переливавшиеся жидким огнем. Элоф испытал такой же короткий приступ холодного ужаса, как в тот момент, когда открывалась дверь усыпальницы. Это были глаза, принадлежавшие живому существу, однако расставленные шире человеческих, а под ними смутно виднелись длинные узкие челюсти, парящие в полумраке, как будто длинные желтоватые клыки были соединены полосками слюны. Потом раздался тот же клокочущий рев, который они уже слышали раньше, и путников обдало теплой волной дурнопахнущего дыхания.
Элоф успел заметить все это в один миг бессловесной неподвижности, а потом что-то просвистело в воздухе совсем рядом с ним, как клинок после рубящего удара сплеча. Но это был не меч; Керморван махнул факелом сверху вниз с такой силой и скоростью, что шар горящей смолы вылетел наружу, словно пущенный из катапульты. Он промелькнул как метеор и угодил прямо в жуткие челюсти. Существо шарахнулось и поднялось на дыбы с душераздирающим ревом, от которого у путников заложило уши. Элоф нащупал рукоять меча, но Керморван оказался еще быстрее: одновременно с броском он наклонился, чтобы поднять валявшуюся на полу алебарду.
Высокий воин прыгнул вперед и нанес удар. Лезвие запуталось и заскользило по косматой белой шерсти, но все же оставляло за собой кровоточащую полосу. Зверь снова взревел и отступил назад между рядами постаментов. Керморван принял низкую стойку и начал орудовать алебардой, нанося рубящие удары, отскакивая и делая молниеносные выпады колющим острием. Громадная передняя лапа размером с его туловище взрезала воздух изогнутыми когтями. Но Гортауэр уже был в руке Элофа; темные когти встретились с еще более темным металлом и отдернулись от его жалящего прикосновения. Иле, подоспевшая сзади, с сокрушительной силой врубилась топором в ближайшую лапу, но лезвие прошло лишь через спутанную шерсть. Она поскользнулась и упала. Ее факел откатился в сторону, лапа начала опускаться, но Керморван успел броситься наперерез и удар пришелся на подставленную алебарду. Удлиненная морда метнулась вперед, щелкая челюстями; палица Рока взлетела и опустилась, и желтоватый клык с треском переломился, а обломок исчез в фонтане брызнувшей крови. Зверь зашатался и упал на покатую спину, завывая и хватаясь за изуродованную челюсть длинными передними лапами, в то время как более короткие задние лапы бесцельно молотили воздух.
Керморван поднялся сам и помог встать Иле. Тем временем Рок подхватил факел и торопливо попятился от раненого чудовища.
– Зажги другой! – крикнул Элоф. – Сейчас мы не можем остаться в темноте!
Тут монстр снова бросился в атаку, и Элоф выставил Гортауэр ему навстречу. Но алебарда снова вырвалась вперед, прорезав кровавую полосу под глазами зверя. Тот дернулся в сторону и ощерился; длинные когти скрежетали и стучали по каменному полу. Иле присоединилась к ним, и общими усилиями они оттеснили громадную белую тушу к выходу в коридор, зверь встал на дыбы, словно собираясь прыгнуть, но тут подземный чертог озарился новым светом: Рок устремился вперед с только что зажженным факелом и швырнул его прямо в окровавленную морду. Монстр потерял равновесие и снова опрокинулся на спину, барахтаясь в пыли, а затем выкатился через узкий проем в коридор. Керморван выбежал следом, другие старались не отставать от него. Алебарда взметнулась вверх, выставленная наподобие копья, готового к броску, но зверь прыгнул в тот момент, когда древко еще оставалось в руке Керморвана, и напоролся на острие. Стальной наконечник вонзился глубоко в косматую белую шерсть и живую плоть, проталкиваемый силой Керморвана и собственным весом чудовища. Оно рухнуло на пол, завывая и пытаясь схватить зубами за древко.
– Все вышли? – крикнул Керморван, отброшенный к стене силой удара. – Поклажа с собой? Тогда, Элоф, закрывай дверь!
Элоф повернулся, схватил концы проволоки, по-прежнему торчавшие из замочной скважины, и всем своим весом налег на каменную плиту. Дверь качнулась на скрипящих петлях гораздо легче, чем раньше, и врезалась в каменный косяк с раскатистым грохотом, заглушившим даже вой и рычание раненого зверя. Пол содрогнулся, с потолка посыпались камни и пыль. К своему ужасу, Элоф увидел темную трещину, пробежавшую по потолку и сразу же разветвившуюся, словно корень сказочного растения. Он повернул самодельный ключ в замочной скважине и едва успел отскочить назад, когда большой кусок потолка рухнул туда, где он только что стоял. В облаке пыли он разглядел Керморвана с мечом в руке, рубившего корчащуюся белую массу на полу перед ним.
– Назад! – завопил Элоф так, что сорвал голос. – Потолок рушится!