Страница:
– Да, да, точно, – вставил улыбающийся Шлоссер. – Две тысячи марочек за одну игру.
– Ну, это ерунда! Слушай, Курган, коль ты так играешь, значит, при деньгах. Ты когда освободился? Почему меня не нашел?
Курганов молчал. Инесса восприняла молчание по-своему и принялась оправдываться, благо речь, обращенную к ним, репетировала лет десять:
– А что мне оставалось делать? Вы, конечно, меня презираете, особенно небось Веня. Вышла замуж за вашего мучителя, за подонка. Но рассуждать всегда хорошо. Манукалов мог посадить и меня, а спас.
– Так ты с Манукаловым все-таки? – выдавил из себя Курганов.
– А где Веня? – быстро сменила тему Инесса.
– Здесь, рядом, – оживился Шлоссер, – сейчас позову. Но оказалось, что оторвать его от стола было невозможно.
Не слушая адвоката, Веня только повторял:
– Сейчас, сейчас… какая пруха пошла… сейчас-сейчас я раздену этого крупье… Говоришь, Инка нашлась? Ну, никуда теперь не денется… пусть ею Курганов занимается. Он умеет давить на баб, а я нет. О, смотри, опять туз пришел…
Шлоссер оставил его и поспешил назад. В салоне мадам де Помпадур застал трогательную сцену. Инесса целовала Курганова и клялась ему в вечной любви и дружбе.
– Жалко, Виктор не дожил до этой встречи, – глотая комок слез, глухо напомнил Курганов.
– Как это? – отпрянула Инесса.
– Забыла, что ли? – возмутился Александр. – Его же убили, когда мы рванули во время этапа. Да что я говорю. Прости… ведь у вас была любовь. Не то что мы с Венькой…
У Инессы аж разболелась голова от возбуждения. Она впервые сейчас услышала, что Виктор, оказывается, бежал. Ей-то подавалась им и Манукаловым версия обмена на ливийского террориста. Хорошо, что Курганов находился сам в растерянности и не заметил ее реакции.
– Боже, сколько нам нужно друг другу рассказать! – возвышенно произнесла она.
В это время в салон вошли сверкающая новыми очками Галина и импозантно пузатенький, аккуратненький Доменик Порте. Галина уже приготовилась произнести любимое «зупер!», но вдруг остолбенела.
Все с интересом посмотрели на нее.
– Это он, – прошептала она и спряталась за Доменика.
– Знакомься, мой друг юности – Александр Курганов, ныне преуспевающий российский бизнесмен. – Инесса встала, чтобы подвести Александра к подруге.
Но Галина закричала истошным голосом:
– Это он стрелял в Каннах. Я его узнала. Когда второй, с цветами, упал, этот выхватил пистолет и стал стрелять…
Доменик что-то тихо сказал неизвестно кому по-французски, и возле Курганова оказались сразу два невысоких худеньких человека, готовых голыми руками разбросать несчетное количество народа. Даже Али пришлось подвинуться под их напором.
Посетители казино стали поглядывать в сторону салона, заинтересованные происходящим там. Атмосферу разрядил неожиданно возникший Веня. В своем бюргерском костюме, с сигарой в толстых губах, солидной оправе очков с затемненными стеклами, он никак не походил на человека, всего несколько дней назад бегавшего по Каннам с пистолетом.
– Инка! – воскликнул Веня и раскрыл объятия для приветствия, в которые она тотчас повалилась.
– А этот был с букетом, – настойчиво продолжала разоблачать Галина, прячась на всякий случай за широкую спину Доменика Порте.
– Мальчики, вы что, на самом деле на меня покушались, или она придумывает? – не вытерпела Инесса.
– Не на тебя, – спокойно ответил нацеловавшийся вволю Веня и, подняв вверх руку с горящей сигарой, уточнил: – Надо было рассчитаться с той дамой, которая дала в Москве указания наехать на наш магазин и разгромить его.
– Боже, я-то здесь при чем? – ужаснулась Инесса и посмотрела на Али. Тот объяснил:
– Магазин, который ты обещала под цветы Маринке Зарубиной.
– Так я же понятия не имела, что он ваш… – растерялась она.
Поскольку Доменик и его парни стояли и недоуменно глядели на русских, то Шлоссер решил взять инициативу в свои руки.
– Дорогие дамы и господа, – сказал он по-немецки. – Не будем здесь, в казино, уточнять, кто кому и что должен. Эти молодые люди встретились после многих лет разлуки. Думаю, лучше всего пройти в ресторан и обмыть встречу. Там сегодня в меню традиционная голубая форель с миндалем.
Инесса обняла Веню и стала ему что-то говорить на ухо. Остальные последовали за Шлоссером, важно несущим между столами со склонившимися над ними людьми свой «пивной живот». Они заняли два столика. Инесса села между Веней и мрачным Кургановым и стала со свойственной ей энергией распоряжаться. Шлоссер не отставал, показывая всем своим солидным видом, какой он здесь завсегдатай. Инесса снова склонилась к Вене.
– Слушай, я боюсь Курганова. Он теперь всегда такой мрачный?
– Не переживай. Человек не пьет, не знает, как дальше жить, не имеет денег – с чего ж тут веселиться?
– А вы крепко влетели?
– В полмиллиона баксов.
– Ого… значит, я – ваша должница. Но как вы могли появиться в Москве и даже не отзвонить. Да я бы вам сама подыскала магазин во много раз лучше этого! Ладно, не скисай. Будет у вас хорошая работенка. За то, что меня в Каннах не пристрелили. Нет, ну это же надо, чтобы свои стали нападать! – Она рассмеялась и принялась по-французски объяснять, что, собственно, произошло.
Доменик слушал внимательно, кивал головой, рассматривал Вениамина и Курганова, потом поприветствовал их бокалом вина и через некоторое время предложил Галине поехать с ним покататься по предрассветному городу. Она с восторгом согласилась. Инесса, заодно отпустив Али, осталась в компании старых друзей и адвоката, о котором еще в Москве слышала много хорошего.
– Так вот, возвращать убытки не стану, – жестко объявила Инесса. – А то конкуренты прознают, так отбоя от просителей не будет. Но сразу, не задумываясь, при вашем адвокате могу предложить классную работу. Мы организовываем один интересный фонд с миллиардным оборотом, приглашаю вас стать сопредседателями. Или один – председателем, а другой – коммерческим директором. Короче, как захотите.
– А деньги на счет уже поступили? – в лоб спросил Курганов.
– Скоро поступят.
– А оклад? Или только то, что к рукам прилипнет? – по-деловому начал Веня.
Инесса похлопала его по располневшей щеке.
– Зачем у себя-то воровать? Хватит всем. Думаю, и господина Шлоссера будем привлекать.
– Всегда к вашим услугам, – барственно кивнул он седой головой, а про себя подумал: «Куда ж вы, голубчики, денетесь, когда приспичит деньги перекидывать на Запад».
– Я вряд ли соглашусь, – хмуро признался Курганов. – Меня интересуют большие деньги, и сразу.
– Что значит большие? – не поняла Инесса.
– Пятьдесят миллионов…
– Чего? Рублей?
– Долларов.
– Ну и сумма… – покачала головой подруга давней юности. – С таких сумм, дорогой Саня, не начинают. Был короткий период в самом начале девяностых, когда Горбачев разрешил все, что не запрещено, и то такие капиталы не припомню, чтобы люди наживали за один присест.
– А меньше меня не устраивает, – разозлился Курганов и отодвинул свой фужер с вином, к которому не прикоснулся. – Наши пути с вами вряд ли сойдутся. Обидно за Виктора. Он давно уже сгнил под землей, взяв на себя твою глупость, а ты с мерзавцем, засудившим нас, ложишься в постель.
С этими словами встал и, не прощаясь, направился к выходу.
– Да, тюрьма – не курорт, – вслед ему заметил Веня. – Постоянно находится на взводе. А тут еще вбил себе в голову, что женится на порнозвезде.
– Где ж он ее отыскал?! – ужаснулась Инесса.
– В Каннах, пока тебя ждали.
– Ах, об этой, – скривила свой капризный ротик и небрежно заметила Инесса, – о ней писали там же, где и обо мне, только значительно ниже.
Шлоссер заказал себе пиво, а Веня потребовал коньяк и шампанское, приготовившись расплачиваться фишками, выигранными в «Блэк Джеке». Он, в отличие от Курганова, никогда не относился к Инке серьезно, и ему бы и в голову не пришло корить ее за предательство. Жизнь сама распорядилась, кому в тюрьму, а кому – в койку к палачу. Чего теперь-то обижаться? Одна глупая выходка – и четыре жизни поломаны. Хотя теперь всех их можно считать узниками совести. Только вот совести не осталось. Поэтому Веня, чтобы смикшировать грубость друга, перешел к делам.
– Уверен, что господин Шлоссер наверняка будет нам очень полезен, поэтому первый договор я заключу с ним.
– А для чего ваш фонд будет аккумулировать деньги? – спросил адвокат.
Инесса погрозила ему пальчиком с холеным, накрашенным бледным лаком ногтем.
– Не слишком ли много для первого раза?
– Согласен. Тогда начну первым. – Шлоссер решил сделать небольшой подарок в зачет будущих отношений. – Так вот, несколько лет назад вел я дело одного нашего бизнесмена, которого подставили на наркотиках, но сейчас не о нем. Тогда же и познакомился с ключевой фигурой в борьбе с мафией, французским полицейским комиссаром, Ван Люком, одно время тесно контактировавшим с «крестным отцом» «Коза ностры» Антонио Кальдероне. Так вот, от комиссара я многое узнал о делах мафии на Лазурном берегу. Оказывается, еще в 1957 году начался раздел влияния на юге Франции между американскими и сицилийскими кланами. Американский оказался значительно сильнее. Под их контролем оказался игорный бизнес и спекуляция недвижимостью. А сейчас еще захватили и наркобизнес. Так все это говорю к тому, чтобы вы знали, что милейший знакомый Доменик Порте является представителем мафии по покупке земельных участков и продаже недвижимости. Это – один из самых богатых и влиятельных людей на побережье. И то, что Порте положил глаз на вашу подругу, думаю, всего лишь уловка, чтобы каким-то образом выйти на вас.
Инесса вздрогнула. Про настоящую мафию она знала только из американских фильмов. И вдруг, нате вам, пожалуйста, сидит рядом грустный хмыренок, и оказывается, что он-то и есть та самая мафия.
– Непохож. – Это все, что она смогла произнести.
– И тем не менее. Коль сам взялся за вас, значит, ставка действительно высока.
– А где ты с ним познакомилась? – заботливо спросил Веня.
– Не я, а Галина. В казино, в Монте-Карло. Она подвернула ногу, и он принялся за ней ухаживать.
Шлоссер скептически усмехнулся. Как же эти русские любят все сводить к романтике! Влюбленного мафиози адвокат видел впервые и не очень в это верил.
– И больше у вас никаких с ним встреч не было? Может, до этого с кем-нибудь общались?
– Я вообще стараюсь не заводить знакомства, особенно за границей, – убежденно произнесла Инесса и вдруг вспомнила о Саше Либермане, обедавшем с ними в Сан-Тропе. И дрогнувшим голосом спросила: – Вам известен такой агент по продаже недвижимости, Саша Либерман?
– Из Ниццы? Конечно. Теперь становится ясно. Саша Либерман работает на Порте. Вами крепко заинтересовались.
Веня уже достаточно перебрал коньяку, поэтому сделал какой-то неопределенный жест рукой с дымящейся в ней сигарой и, посмотрев на адвоката подслеповатыми глазами поверх очков, поставил вопрос ребром:
– А это хорошо или плохо?
Шлоссер довольно улыбнулся, допил пиво и, глядя на Инессу, предложил:
– Если мне столь замечательная дама поручит разобраться, соберу нужные сведения. Во всяком случае, ни воровать, ни убивать Порте не собираются. Иначе вряд ли светился бы. Но и без дела болтаться по казино не будет. Вы заметили, он же сам никогда не играет. Смешно выигрывать самому у себя.
– В какую сумму вы оцениваете свою услугу? – согласилась с его доводами Инесса.
– О, мадам, думаю, сторгуемся. Смотря что стоит за любопытством мафии.
– Тогда проводите меня в отель.
Она встала и усталой походкой направилась к выходу. Поскольку все жили рядом с казино, то прошли под козырьком одноэтажных магазинчиков, вытянувшихся в цепочку и демонстрирующих потрясающие коллекции посуды. В основном мейсенский фарфор. Мелкий дождик предполагал моросить весь наступающий день.
Простившись с Инессой, Веня увязался за Шлоссером. Зашел к нему в номер, выпил пиво и взялся за больную тему:
– Послушай, Вилли, не хочу тебе врать. Произошло невероятное событие, со мной такого не бывало…
– Чего ты хочешь? – перебил адвокат.
– Хочу? Нет, ничего я не хочу, просто как честный человек заявляю, что влюбился в твою жену Эдди.
– Ну? – промычал Шлоссер.
– А больше ты ничего не скажешь?
– Иди спать. И запомни, пока мы живем с Эдди, не вздумай позволить себе чего-нибудь лишнего. Даже в разговорах. А то ведь я хоть и европеец, но воспитывался в послевоенной деревне. Там в подобных случаях поступали просто – вырывали из забора кол и били не глядя, чтобы не жалко было. А потом уже приходил милиционер, или врач, или сразу отпевали.
Веня пьяно посмотрел поверх очков.
– Значит, пугаешь.
– А ты думал – расцелую.
– Жалко. Не поняли друг друга… – Веня встал и, не прощаясь, отправился к себе в номер. Там застал сидящего в кресле с телефоном на коленях Курганова.
– Ты чего?
Курганов смотрел на него почти безумным взглядом.
– Ты чего? – повторил Веня.
– Завтра еду в Бонн на встречу с Терезой Островски. Только что разговаривал с ней по телефону. Она согласилась со мной встретиться.
Веня позавидовал такому скорому и успешному развитию событий. В его отношениях с Эдди ничего подобного не предвиделось, хотя он и не оставлял надежды. «В конце концов, и Шлоссер не вечен», – подумал про себя Веня и переспросил:
– Значит, завтра в Бонн? На свидание с порнозвездой? Круто…
– Да, но у меня ни копейки денег, – дернул подбородком Курганов. – Последние проиграл в казино.
Веня развел руками:
– А я все, что выиграл в «Блэк Джеке», пропил. Но деньги-то тебе нужно найти. Не расстраивайся, – похлопал он друга по плечу, – возьмем завтра у Инессы.
– Нет, с ней я не желаю больше знаться.
– Почему?
– Потому что она – сука!
– Не сука, а нормальная женщина. Конечно, не то что твоя Тереза… – Увидев, что Курганов вскочил с кресла, выставил руки и успокоил его: – Молчу, молчу, молчу. Но деньги придется брать у Инессы.
– А что, если у Шлоссера? – с надеждой ухватился за мелькнувшую мысль Курганов.
Веня залился смехом, да таким, что повалился на постель и задергал в воздухе задранными ногами.
– Он… он… – пытался говорить сквозь смех, – мне жену… пожалел, а ты размечтался, будто денег даст. Ничего никому не даст… – Потом, отсмеявшись, сел и совершенно трезво предложил: – Давай его замочим? Тебе – деньги, мне – Эдди.
Курганов посмотрел на него с ненавистью, но понял, что тот шутит, и упрекнул себя в том, что стал к подобным пьяным предложениям относиться слишком серьезно. Неужели и впрямь придет время, когда ему придется кого-нибудь замочить?
В салоне с обтянутыми шелком стенами в отсутствие Инессы началось брожение. Без нее, как без цемента, кирпичики отношений стали разваливаться. Первой изменила свое поведение Ирина, дочка председателя Бюджетной комиссии парламента. Она была в салоне самой молодой и самой «невысокопоставленной», поэтому приходилось нащупывать собственные контакты. И Ирина сделала достойный выбор. Соблазнила оставленного в Москве телохранителя Инессы, Али. Он наведывался в салон несколько раз, поскольку отвечал за охрану. Тут-то Ирина и обратилась к нему с просьбой посоветовать автослесаря. Али вызвался сам покопаться в машине и, никакой существенной поломки не обнаружив, с удовлетворением заметил:
– Вовремя ко мне обратилась, еще бы проехала километров сто, и мотор бы угробила окончательно. А теперь ехай и никого не бойся.
– Может, мы вместе куда-нибудь прокатимся и обмоем ремонт? – кокетливо предложила она.
Али расплылся в улыбке, потому что давно мечтал утереть нос Инессе за ее пренебрежительное отношение к нему. А тут молодая девка сама заигрывает. Али решил не упускать шанс. И они покатили в сторону Архангельского.
Али обосновался в Москве лет десять назад. Начал с цветочного промысла. Первый год сам продавал гвоздики в метро. Но потом ему предложили убрать одного конкурента из Молдавии. Выхода не было, и пришлось согласиться. То ли от испуга, то ли по неумению, он зарезал молдаванина прямо среди бела дня у Киевского вокзала, когда тот сгружал с тележки носильщика корзины с цветами. Крови было столько, что молдавские чайные розы стали багровыми. После этого Али пришлось несколько месяцев отсиживаться в Карабахе, где успел и повоевать, и получить ранение, и упрочить свой авторитет. Поэтому в Москву вернулся не каким-то замухрышкой из Агдама, а проверенным бойцом. Цветами больше не занимался. Переключился на рэкет. Под его началом сформировался отряд из восьмидесяти человек. Но вскоре начались крутые разборки с люберецкими и солнцевскими группировками, которые нанесли ощутимые удары по азербайджанскому бизнесу в Москве. Али удалось отстоять рынки, цветы и наркотики, но от отряда остались крохи.
Уже тогда Али понял, что можно всю жизнь просуществовать на нижних этажах жизни. Это его не устраивало. Он мечтал о другом – роскошном и вполне легализованном существовании. Отошел от дел и стал вести себя как заезжий миллионер. Постепенно, благодаря деньгам и жгуче-привлекательной внешности с темпераментным взглядом и фатовскими усиками над сексуально вывернутыми губами, стал пользоваться успехом у женщин, ведущих светскую жизнь.
Инесса заприметила его сразу и вместо постели предложила работу телохранителя. Учитывая должность ее мужа, Али охотно согласился, чем упрочил свое положение в московских криминальных кругах. Серьезные «авторитеты» приняли его в свой круг, понимая, что малый – с головой.
После двух лет службы при Инессе Али перестал бояться ее вспышек гнева. Они стали повязаны больше, чем постелью – совместными делами. И вот наконец пришел час, когда Али мог отомстить за попранную мужскую гордость.
Накрыл сказочной красоты стол, а после ресторана пригласил Ирину прокатиться к себе на дачу, где они и бросились в объятия друг друга, подгоняемые трезвым расчетом.
Ирина не ошиблась в Али, который через несколько дней познакомил ее с очаровательной женщиной лет пятидесяти пяти, увешанной бриллиантами и выглядевшей благодаря подтяжкам и обалденной косметике лет на сорок с небольшим. Ее звали Марфой, и Али она называла племянником. На самом же деле никаких родственных связей между ними не было. Марфа являлась законной женой самого Унгури. Но об этом, естественно, сообщено Ирине не было.
Зато дружба с Марфой немедленно принесла плоды. У отца Ирины намечался юбилей – пятидесятилетие, и Марфа через нее передала на организацию праздника пятьдесят тысяч долларов от спонсора, пожелавшего остаться неизвестным.
Отец долго кричал, обнаружив у себя на столе деньги в кейсе из Палеха. Но Ирина уговорила принять подарок ее жениха, Али, работающего начальником охраны у жены Манукалова. Юрий Пригородов всегда любил деньги, но брал их только в том случае, когда никакой угрозы взятки не нависало. Поэтому удовлетворился объяснением дочери, и с этого дня стал относиться к ней подчеркнуто уважительно. А слово «блядь» по отношению к дочери вообще убрал из лексикона.
Марфа относилась к Ирине с заботливостью старшей сестры. Правда, дома у себя не принимала, ссылаясь на то, что у нее пожилой и очень больной муж – ветеран войны. Зато постоянно таскала по подмосковным пансионатам – бывшим цековским здравницам. Очень любила Марфа слушать про обитательниц дамского салона и мечтала в него попасть. Ирина с нетерпением дожидалась приезда Инессы, так как одобрение Василисы Георгиевны на приглашение новой дамы в салон уже получила.
Не теряла даром времени и Алла Константиновна. Приезжала на массажи почти каждый день и старалась детально выяснять у приятельниц об отношениях с мужьями. Дело в том, что до нее дошли слухи о зреющей отставке правительства. Поскольку Олег Данилович до сих пор не научился брать взятки, потеря работы могла обернуться финансовой катастрофой. Поэтому предложение Инессы о фиктивной продаже островов все больше прорастало в ее мозгу. Она постаралась навести мосты с редчайшей стервой Стеллой Яковлевной, приходящей в салон удалять волосы со своих старческих ног в надежде, что кто-нибудь еще оценит их по достоинству. Стелла была женой опального генерал-полковника Супруна Егора Ильича, председателя оппозиционного движения «Назад к Победе». В молодости ее называли «кладбищем погибших лейтенантов» за несгибаемую любовь к носителям именно этого воинского звания. На них-то теперь, как на сыновей, опирался генерал в своей политической борьбе.
Любимой фразой, которой любила щегольнуть Стелла Яковлевна, была: «Что бы ни было в стране, но парламент в наших руках». И многие ей верили. В том числе и Алла Константиновна.
Брошенная Василиса Георгиевна готова была дружить со всеми сразу и носилась с идеей сжить поганую журналистку со света.
В растерянности пребывала Тамара Янчуковская, жена европейского посла. Она тратила максимум сил на поиски богатого любовника, который благодаря ее связям помог бы заработать деньги на тот случай, если все же МИД перетряхнут новые хозяева.
Особым, повышенным вниманием в последние дни стала пользоваться замученная собственным предчувствием страшных болезней вдова знаменитого кинорежиссера, умершего на съемках в Голландии, Майя Зарубина. Она вдруг ни с того ни с сего получила в наследство всю коллекцию внезапно почившего известного коллекционера Качуевского. Поговаривали, что там богатства на несколько миллионов долларов. Майя избегала подобных намеков и усиленно продолжала издеваться над своим здоровьем в бесконечных врачебных кабинетах.
С Цунами она познакомилась в Доме кино и поначалу не придала никакого значения этому знакомству. Подумаешь, с кем она за многие годы там перезнакомилась, особенно при знаменитом муже. Но вторая их встреча стала знаменательной. Цунами подошел к столику, за которым сидела Майя с дочкой Мариной, и вместо обычных дежурных комплиментов, то и дело раздающихся в ресторане, спросил: «Вы, наверное, больны чем-нибудь серьезным? Потому что так ярко красота обнажается только перед тем, как организму предстоит сдаться». Обычно резкая на язык, Майя несколько прибалдела, а он, не дожидаясь ответа, добавил: «Я могу устроить вам отличное обследование». Против этого Майя устоять не смогла. Они не стали любовниками, но зато подружились. Цунами получил полную картину ее медицинского обследования и убедился, что ему нужна именно такая женщина. Ведь если внезапно умрет, то никто не удивится. Она у всех на глазах уже лет двадцать как непрестанно лечится.
А уговорить Майю стать наследницей первого учителя Цунами, Николая Афанасьевича Качуевского, не составило особого труда. И ни у кого это наследство не вызвало удивления, поскольку все были наслышаны о перипетиях с неполученными гонорарами ее мужа. Общественное мнение сошлось на том, что когда-то, судя по завещанию, Майя была любовницей коллекционера. Она на нескромные вопросы отвечала просто: «Не помню».
Тамара в бесконечных поисках нужного любовника пристала с этой проблемой именно к Майе Зарубиной, поскольку та хотя и постоянно лечилась, но не пропускала ни одной стоящей московской тусовки, А звали ее часто, поскольку срабатывало имя покойного мужа.
Так они и стали появляться в светско-богемном обществе вместе. Иногда Тамара привозила Майю прямо из очередной больничной палаты.
В Москве много лет существуют разные традиции театральных посиделок. Раньше их субсидировало государство, а теперь всякие спонсоры, кои не прочь потереться среди знаменитостей. На очередное такое мероприятие в Дом работников искусств Майя пришла со своей новой приятельницей Тамарой. Там они встретили Цунами, спустившегося из своего офиса поглядеть на собравшееся общество.
– Анатолий, – уставшим от жеманства голосом подозвала его Майя, – познакомься – Тамара, фамилию не называю, поскольку она – жена известного посла. Очень скучает в Москве. Одна у нее радость – навещать меня в больнице. Может, у тебя есть на примете стоящий бизнесмен, миллионер, красивый, неженатый и не совсем идиот, чтобы мог составить компанию нашей Тамарочке?
Цунами не считал послов людьми, достойными внимания. Но как раз в этот момент у него в кабинете сидел Кишлак и занудно объяснял, что Унгури пора слушать симфонию Глюка в исполнении Скрипача. Пользуясь случаем избавиться от него, Цунами с удовольствием сказал, что как раз в данную минуту у него в офисе находится такой человек.
Поднявшись к себе, он спросил развалившегося в кресле Кишлака напрямик:
– Шура, ты когда-нибудь послицу трахал?
Кишлак вскочил, и белесые его глаза подернулись розовой мутью.
– Нет, чтобы я скотоложством занимался?! Слышишь, Скрипач, в чем меня подозревают?
– Тьфу ты, – сплюнул Цунами, забыв, с кем разговаривает. – Да не ослицу, а послицу, что означает – жену посла.
– Посла… – обалдело уставился на него Кишлак. – Какого посла?
– Да любого. Какая разница какого?
– Не трахал, – признался тот и понуро опустился в кресло, словно ему пришлось признаться в недостойном поступке.
– Хочешь познакомлю? Симпатичная баба. Скучает, пока муж дипломатические приемы устраивает.
– Меня, что ли? – совсем опешил Кишлак, мотнув белобрысой головой. – А что я с ней делать буду?
– Трахать…
– А она даст?
– Ну, это ерунда! Слушай, Курган, коль ты так играешь, значит, при деньгах. Ты когда освободился? Почему меня не нашел?
Курганов молчал. Инесса восприняла молчание по-своему и принялась оправдываться, благо речь, обращенную к ним, репетировала лет десять:
– А что мне оставалось делать? Вы, конечно, меня презираете, особенно небось Веня. Вышла замуж за вашего мучителя, за подонка. Но рассуждать всегда хорошо. Манукалов мог посадить и меня, а спас.
– Так ты с Манукаловым все-таки? – выдавил из себя Курганов.
– А где Веня? – быстро сменила тему Инесса.
– Здесь, рядом, – оживился Шлоссер, – сейчас позову. Но оказалось, что оторвать его от стола было невозможно.
Не слушая адвоката, Веня только повторял:
– Сейчас, сейчас… какая пруха пошла… сейчас-сейчас я раздену этого крупье… Говоришь, Инка нашлась? Ну, никуда теперь не денется… пусть ею Курганов занимается. Он умеет давить на баб, а я нет. О, смотри, опять туз пришел…
Шлоссер оставил его и поспешил назад. В салоне мадам де Помпадур застал трогательную сцену. Инесса целовала Курганова и клялась ему в вечной любви и дружбе.
– Жалко, Виктор не дожил до этой встречи, – глотая комок слез, глухо напомнил Курганов.
– Как это? – отпрянула Инесса.
– Забыла, что ли? – возмутился Александр. – Его же убили, когда мы рванули во время этапа. Да что я говорю. Прости… ведь у вас была любовь. Не то что мы с Венькой…
У Инессы аж разболелась голова от возбуждения. Она впервые сейчас услышала, что Виктор, оказывается, бежал. Ей-то подавалась им и Манукаловым версия обмена на ливийского террориста. Хорошо, что Курганов находился сам в растерянности и не заметил ее реакции.
– Боже, сколько нам нужно друг другу рассказать! – возвышенно произнесла она.
В это время в салон вошли сверкающая новыми очками Галина и импозантно пузатенький, аккуратненький Доменик Порте. Галина уже приготовилась произнести любимое «зупер!», но вдруг остолбенела.
Все с интересом посмотрели на нее.
– Это он, – прошептала она и спряталась за Доменика.
– Знакомься, мой друг юности – Александр Курганов, ныне преуспевающий российский бизнесмен. – Инесса встала, чтобы подвести Александра к подруге.
Но Галина закричала истошным голосом:
– Это он стрелял в Каннах. Я его узнала. Когда второй, с цветами, упал, этот выхватил пистолет и стал стрелять…
Доменик что-то тихо сказал неизвестно кому по-французски, и возле Курганова оказались сразу два невысоких худеньких человека, готовых голыми руками разбросать несчетное количество народа. Даже Али пришлось подвинуться под их напором.
Посетители казино стали поглядывать в сторону салона, заинтересованные происходящим там. Атмосферу разрядил неожиданно возникший Веня. В своем бюргерском костюме, с сигарой в толстых губах, солидной оправе очков с затемненными стеклами, он никак не походил на человека, всего несколько дней назад бегавшего по Каннам с пистолетом.
– Инка! – воскликнул Веня и раскрыл объятия для приветствия, в которые она тотчас повалилась.
– А этот был с букетом, – настойчиво продолжала разоблачать Галина, прячась на всякий случай за широкую спину Доменика Порте.
– Мальчики, вы что, на самом деле на меня покушались, или она придумывает? – не вытерпела Инесса.
– Не на тебя, – спокойно ответил нацеловавшийся вволю Веня и, подняв вверх руку с горящей сигарой, уточнил: – Надо было рассчитаться с той дамой, которая дала в Москве указания наехать на наш магазин и разгромить его.
– Боже, я-то здесь при чем? – ужаснулась Инесса и посмотрела на Али. Тот объяснил:
– Магазин, который ты обещала под цветы Маринке Зарубиной.
– Так я же понятия не имела, что он ваш… – растерялась она.
Поскольку Доменик и его парни стояли и недоуменно глядели на русских, то Шлоссер решил взять инициативу в свои руки.
– Дорогие дамы и господа, – сказал он по-немецки. – Не будем здесь, в казино, уточнять, кто кому и что должен. Эти молодые люди встретились после многих лет разлуки. Думаю, лучше всего пройти в ресторан и обмыть встречу. Там сегодня в меню традиционная голубая форель с миндалем.
Инесса обняла Веню и стала ему что-то говорить на ухо. Остальные последовали за Шлоссером, важно несущим между столами со склонившимися над ними людьми свой «пивной живот». Они заняли два столика. Инесса села между Веней и мрачным Кургановым и стала со свойственной ей энергией распоряжаться. Шлоссер не отставал, показывая всем своим солидным видом, какой он здесь завсегдатай. Инесса снова склонилась к Вене.
– Слушай, я боюсь Курганова. Он теперь всегда такой мрачный?
– Не переживай. Человек не пьет, не знает, как дальше жить, не имеет денег – с чего ж тут веселиться?
– А вы крепко влетели?
– В полмиллиона баксов.
– Ого… значит, я – ваша должница. Но как вы могли появиться в Москве и даже не отзвонить. Да я бы вам сама подыскала магазин во много раз лучше этого! Ладно, не скисай. Будет у вас хорошая работенка. За то, что меня в Каннах не пристрелили. Нет, ну это же надо, чтобы свои стали нападать! – Она рассмеялась и принялась по-французски объяснять, что, собственно, произошло.
Доменик слушал внимательно, кивал головой, рассматривал Вениамина и Курганова, потом поприветствовал их бокалом вина и через некоторое время предложил Галине поехать с ним покататься по предрассветному городу. Она с восторгом согласилась. Инесса, заодно отпустив Али, осталась в компании старых друзей и адвоката, о котором еще в Москве слышала много хорошего.
– Так вот, возвращать убытки не стану, – жестко объявила Инесса. – А то конкуренты прознают, так отбоя от просителей не будет. Но сразу, не задумываясь, при вашем адвокате могу предложить классную работу. Мы организовываем один интересный фонд с миллиардным оборотом, приглашаю вас стать сопредседателями. Или один – председателем, а другой – коммерческим директором. Короче, как захотите.
– А деньги на счет уже поступили? – в лоб спросил Курганов.
– Скоро поступят.
– А оклад? Или только то, что к рукам прилипнет? – по-деловому начал Веня.
Инесса похлопала его по располневшей щеке.
– Зачем у себя-то воровать? Хватит всем. Думаю, и господина Шлоссера будем привлекать.
– Всегда к вашим услугам, – барственно кивнул он седой головой, а про себя подумал: «Куда ж вы, голубчики, денетесь, когда приспичит деньги перекидывать на Запад».
– Я вряд ли соглашусь, – хмуро признался Курганов. – Меня интересуют большие деньги, и сразу.
– Что значит большие? – не поняла Инесса.
– Пятьдесят миллионов…
– Чего? Рублей?
– Долларов.
– Ну и сумма… – покачала головой подруга давней юности. – С таких сумм, дорогой Саня, не начинают. Был короткий период в самом начале девяностых, когда Горбачев разрешил все, что не запрещено, и то такие капиталы не припомню, чтобы люди наживали за один присест.
– А меньше меня не устраивает, – разозлился Курганов и отодвинул свой фужер с вином, к которому не прикоснулся. – Наши пути с вами вряд ли сойдутся. Обидно за Виктора. Он давно уже сгнил под землей, взяв на себя твою глупость, а ты с мерзавцем, засудившим нас, ложишься в постель.
С этими словами встал и, не прощаясь, направился к выходу.
– Да, тюрьма – не курорт, – вслед ему заметил Веня. – Постоянно находится на взводе. А тут еще вбил себе в голову, что женится на порнозвезде.
– Где ж он ее отыскал?! – ужаснулась Инесса.
– В Каннах, пока тебя ждали.
– Ах, об этой, – скривила свой капризный ротик и небрежно заметила Инесса, – о ней писали там же, где и обо мне, только значительно ниже.
Шлоссер заказал себе пиво, а Веня потребовал коньяк и шампанское, приготовившись расплачиваться фишками, выигранными в «Блэк Джеке». Он, в отличие от Курганова, никогда не относился к Инке серьезно, и ему бы и в голову не пришло корить ее за предательство. Жизнь сама распорядилась, кому в тюрьму, а кому – в койку к палачу. Чего теперь-то обижаться? Одна глупая выходка – и четыре жизни поломаны. Хотя теперь всех их можно считать узниками совести. Только вот совести не осталось. Поэтому Веня, чтобы смикшировать грубость друга, перешел к делам.
– Уверен, что господин Шлоссер наверняка будет нам очень полезен, поэтому первый договор я заключу с ним.
– А для чего ваш фонд будет аккумулировать деньги? – спросил адвокат.
Инесса погрозила ему пальчиком с холеным, накрашенным бледным лаком ногтем.
– Не слишком ли много для первого раза?
– Согласен. Тогда начну первым. – Шлоссер решил сделать небольшой подарок в зачет будущих отношений. – Так вот, несколько лет назад вел я дело одного нашего бизнесмена, которого подставили на наркотиках, но сейчас не о нем. Тогда же и познакомился с ключевой фигурой в борьбе с мафией, французским полицейским комиссаром, Ван Люком, одно время тесно контактировавшим с «крестным отцом» «Коза ностры» Антонио Кальдероне. Так вот, от комиссара я многое узнал о делах мафии на Лазурном берегу. Оказывается, еще в 1957 году начался раздел влияния на юге Франции между американскими и сицилийскими кланами. Американский оказался значительно сильнее. Под их контролем оказался игорный бизнес и спекуляция недвижимостью. А сейчас еще захватили и наркобизнес. Так все это говорю к тому, чтобы вы знали, что милейший знакомый Доменик Порте является представителем мафии по покупке земельных участков и продаже недвижимости. Это – один из самых богатых и влиятельных людей на побережье. И то, что Порте положил глаз на вашу подругу, думаю, всего лишь уловка, чтобы каким-то образом выйти на вас.
Инесса вздрогнула. Про настоящую мафию она знала только из американских фильмов. И вдруг, нате вам, пожалуйста, сидит рядом грустный хмыренок, и оказывается, что он-то и есть та самая мафия.
– Непохож. – Это все, что она смогла произнести.
– И тем не менее. Коль сам взялся за вас, значит, ставка действительно высока.
– А где ты с ним познакомилась? – заботливо спросил Веня.
– Не я, а Галина. В казино, в Монте-Карло. Она подвернула ногу, и он принялся за ней ухаживать.
Шлоссер скептически усмехнулся. Как же эти русские любят все сводить к романтике! Влюбленного мафиози адвокат видел впервые и не очень в это верил.
– И больше у вас никаких с ним встреч не было? Может, до этого с кем-нибудь общались?
– Я вообще стараюсь не заводить знакомства, особенно за границей, – убежденно произнесла Инесса и вдруг вспомнила о Саше Либермане, обедавшем с ними в Сан-Тропе. И дрогнувшим голосом спросила: – Вам известен такой агент по продаже недвижимости, Саша Либерман?
– Из Ниццы? Конечно. Теперь становится ясно. Саша Либерман работает на Порте. Вами крепко заинтересовались.
Веня уже достаточно перебрал коньяку, поэтому сделал какой-то неопределенный жест рукой с дымящейся в ней сигарой и, посмотрев на адвоката подслеповатыми глазами поверх очков, поставил вопрос ребром:
– А это хорошо или плохо?
Шлоссер довольно улыбнулся, допил пиво и, глядя на Инессу, предложил:
– Если мне столь замечательная дама поручит разобраться, соберу нужные сведения. Во всяком случае, ни воровать, ни убивать Порте не собираются. Иначе вряд ли светился бы. Но и без дела болтаться по казино не будет. Вы заметили, он же сам никогда не играет. Смешно выигрывать самому у себя.
– В какую сумму вы оцениваете свою услугу? – согласилась с его доводами Инесса.
– О, мадам, думаю, сторгуемся. Смотря что стоит за любопытством мафии.
– Тогда проводите меня в отель.
Она встала и усталой походкой направилась к выходу. Поскольку все жили рядом с казино, то прошли под козырьком одноэтажных магазинчиков, вытянувшихся в цепочку и демонстрирующих потрясающие коллекции посуды. В основном мейсенский фарфор. Мелкий дождик предполагал моросить весь наступающий день.
Простившись с Инессой, Веня увязался за Шлоссером. Зашел к нему в номер, выпил пиво и взялся за больную тему:
– Послушай, Вилли, не хочу тебе врать. Произошло невероятное событие, со мной такого не бывало…
– Чего ты хочешь? – перебил адвокат.
– Хочу? Нет, ничего я не хочу, просто как честный человек заявляю, что влюбился в твою жену Эдди.
– Ну? – промычал Шлоссер.
– А больше ты ничего не скажешь?
– Иди спать. И запомни, пока мы живем с Эдди, не вздумай позволить себе чего-нибудь лишнего. Даже в разговорах. А то ведь я хоть и европеец, но воспитывался в послевоенной деревне. Там в подобных случаях поступали просто – вырывали из забора кол и били не глядя, чтобы не жалко было. А потом уже приходил милиционер, или врач, или сразу отпевали.
Веня пьяно посмотрел поверх очков.
– Значит, пугаешь.
– А ты думал – расцелую.
– Жалко. Не поняли друг друга… – Веня встал и, не прощаясь, отправился к себе в номер. Там застал сидящего в кресле с телефоном на коленях Курганова.
– Ты чего?
Курганов смотрел на него почти безумным взглядом.
– Ты чего? – повторил Веня.
– Завтра еду в Бонн на встречу с Терезой Островски. Только что разговаривал с ней по телефону. Она согласилась со мной встретиться.
Веня позавидовал такому скорому и успешному развитию событий. В его отношениях с Эдди ничего подобного не предвиделось, хотя он и не оставлял надежды. «В конце концов, и Шлоссер не вечен», – подумал про себя Веня и переспросил:
– Значит, завтра в Бонн? На свидание с порнозвездой? Круто…
– Да, но у меня ни копейки денег, – дернул подбородком Курганов. – Последние проиграл в казино.
Веня развел руками:
– А я все, что выиграл в «Блэк Джеке», пропил. Но деньги-то тебе нужно найти. Не расстраивайся, – похлопал он друга по плечу, – возьмем завтра у Инессы.
– Нет, с ней я не желаю больше знаться.
– Почему?
– Потому что она – сука!
– Не сука, а нормальная женщина. Конечно, не то что твоя Тереза… – Увидев, что Курганов вскочил с кресла, выставил руки и успокоил его: – Молчу, молчу, молчу. Но деньги придется брать у Инессы.
– А что, если у Шлоссера? – с надеждой ухватился за мелькнувшую мысль Курганов.
Веня залился смехом, да таким, что повалился на постель и задергал в воздухе задранными ногами.
– Он… он… – пытался говорить сквозь смех, – мне жену… пожалел, а ты размечтался, будто денег даст. Ничего никому не даст… – Потом, отсмеявшись, сел и совершенно трезво предложил: – Давай его замочим? Тебе – деньги, мне – Эдди.
Курганов посмотрел на него с ненавистью, но понял, что тот шутит, и упрекнул себя в том, что стал к подобным пьяным предложениям относиться слишком серьезно. Неужели и впрямь придет время, когда ему придется кого-нибудь замочить?
В салоне с обтянутыми шелком стенами в отсутствие Инессы началось брожение. Без нее, как без цемента, кирпичики отношений стали разваливаться. Первой изменила свое поведение Ирина, дочка председателя Бюджетной комиссии парламента. Она была в салоне самой молодой и самой «невысокопоставленной», поэтому приходилось нащупывать собственные контакты. И Ирина сделала достойный выбор. Соблазнила оставленного в Москве телохранителя Инессы, Али. Он наведывался в салон несколько раз, поскольку отвечал за охрану. Тут-то Ирина и обратилась к нему с просьбой посоветовать автослесаря. Али вызвался сам покопаться в машине и, никакой существенной поломки не обнаружив, с удовлетворением заметил:
– Вовремя ко мне обратилась, еще бы проехала километров сто, и мотор бы угробила окончательно. А теперь ехай и никого не бойся.
– Может, мы вместе куда-нибудь прокатимся и обмоем ремонт? – кокетливо предложила она.
Али расплылся в улыбке, потому что давно мечтал утереть нос Инессе за ее пренебрежительное отношение к нему. А тут молодая девка сама заигрывает. Али решил не упускать шанс. И они покатили в сторону Архангельского.
Али обосновался в Москве лет десять назад. Начал с цветочного промысла. Первый год сам продавал гвоздики в метро. Но потом ему предложили убрать одного конкурента из Молдавии. Выхода не было, и пришлось согласиться. То ли от испуга, то ли по неумению, он зарезал молдаванина прямо среди бела дня у Киевского вокзала, когда тот сгружал с тележки носильщика корзины с цветами. Крови было столько, что молдавские чайные розы стали багровыми. После этого Али пришлось несколько месяцев отсиживаться в Карабахе, где успел и повоевать, и получить ранение, и упрочить свой авторитет. Поэтому в Москву вернулся не каким-то замухрышкой из Агдама, а проверенным бойцом. Цветами больше не занимался. Переключился на рэкет. Под его началом сформировался отряд из восьмидесяти человек. Но вскоре начались крутые разборки с люберецкими и солнцевскими группировками, которые нанесли ощутимые удары по азербайджанскому бизнесу в Москве. Али удалось отстоять рынки, цветы и наркотики, но от отряда остались крохи.
Уже тогда Али понял, что можно всю жизнь просуществовать на нижних этажах жизни. Это его не устраивало. Он мечтал о другом – роскошном и вполне легализованном существовании. Отошел от дел и стал вести себя как заезжий миллионер. Постепенно, благодаря деньгам и жгуче-привлекательной внешности с темпераментным взглядом и фатовскими усиками над сексуально вывернутыми губами, стал пользоваться успехом у женщин, ведущих светскую жизнь.
Инесса заприметила его сразу и вместо постели предложила работу телохранителя. Учитывая должность ее мужа, Али охотно согласился, чем упрочил свое положение в московских криминальных кругах. Серьезные «авторитеты» приняли его в свой круг, понимая, что малый – с головой.
После двух лет службы при Инессе Али перестал бояться ее вспышек гнева. Они стали повязаны больше, чем постелью – совместными делами. И вот наконец пришел час, когда Али мог отомстить за попранную мужскую гордость.
Накрыл сказочной красоты стол, а после ресторана пригласил Ирину прокатиться к себе на дачу, где они и бросились в объятия друг друга, подгоняемые трезвым расчетом.
Ирина не ошиблась в Али, который через несколько дней познакомил ее с очаровательной женщиной лет пятидесяти пяти, увешанной бриллиантами и выглядевшей благодаря подтяжкам и обалденной косметике лет на сорок с небольшим. Ее звали Марфой, и Али она называла племянником. На самом же деле никаких родственных связей между ними не было. Марфа являлась законной женой самого Унгури. Но об этом, естественно, сообщено Ирине не было.
Зато дружба с Марфой немедленно принесла плоды. У отца Ирины намечался юбилей – пятидесятилетие, и Марфа через нее передала на организацию праздника пятьдесят тысяч долларов от спонсора, пожелавшего остаться неизвестным.
Отец долго кричал, обнаружив у себя на столе деньги в кейсе из Палеха. Но Ирина уговорила принять подарок ее жениха, Али, работающего начальником охраны у жены Манукалова. Юрий Пригородов всегда любил деньги, но брал их только в том случае, когда никакой угрозы взятки не нависало. Поэтому удовлетворился объяснением дочери, и с этого дня стал относиться к ней подчеркнуто уважительно. А слово «блядь» по отношению к дочери вообще убрал из лексикона.
Марфа относилась к Ирине с заботливостью старшей сестры. Правда, дома у себя не принимала, ссылаясь на то, что у нее пожилой и очень больной муж – ветеран войны. Зато постоянно таскала по подмосковным пансионатам – бывшим цековским здравницам. Очень любила Марфа слушать про обитательниц дамского салона и мечтала в него попасть. Ирина с нетерпением дожидалась приезда Инессы, так как одобрение Василисы Георгиевны на приглашение новой дамы в салон уже получила.
Не теряла даром времени и Алла Константиновна. Приезжала на массажи почти каждый день и старалась детально выяснять у приятельниц об отношениях с мужьями. Дело в том, что до нее дошли слухи о зреющей отставке правительства. Поскольку Олег Данилович до сих пор не научился брать взятки, потеря работы могла обернуться финансовой катастрофой. Поэтому предложение Инессы о фиктивной продаже островов все больше прорастало в ее мозгу. Она постаралась навести мосты с редчайшей стервой Стеллой Яковлевной, приходящей в салон удалять волосы со своих старческих ног в надежде, что кто-нибудь еще оценит их по достоинству. Стелла была женой опального генерал-полковника Супруна Егора Ильича, председателя оппозиционного движения «Назад к Победе». В молодости ее называли «кладбищем погибших лейтенантов» за несгибаемую любовь к носителям именно этого воинского звания. На них-то теперь, как на сыновей, опирался генерал в своей политической борьбе.
Любимой фразой, которой любила щегольнуть Стелла Яковлевна, была: «Что бы ни было в стране, но парламент в наших руках». И многие ей верили. В том числе и Алла Константиновна.
Брошенная Василиса Георгиевна готова была дружить со всеми сразу и носилась с идеей сжить поганую журналистку со света.
В растерянности пребывала Тамара Янчуковская, жена европейского посла. Она тратила максимум сил на поиски богатого любовника, который благодаря ее связям помог бы заработать деньги на тот случай, если все же МИД перетряхнут новые хозяева.
Особым, повышенным вниманием в последние дни стала пользоваться замученная собственным предчувствием страшных болезней вдова знаменитого кинорежиссера, умершего на съемках в Голландии, Майя Зарубина. Она вдруг ни с того ни с сего получила в наследство всю коллекцию внезапно почившего известного коллекционера Качуевского. Поговаривали, что там богатства на несколько миллионов долларов. Майя избегала подобных намеков и усиленно продолжала издеваться над своим здоровьем в бесконечных врачебных кабинетах.
С Цунами она познакомилась в Доме кино и поначалу не придала никакого значения этому знакомству. Подумаешь, с кем она за многие годы там перезнакомилась, особенно при знаменитом муже. Но вторая их встреча стала знаменательной. Цунами подошел к столику, за которым сидела Майя с дочкой Мариной, и вместо обычных дежурных комплиментов, то и дело раздающихся в ресторане, спросил: «Вы, наверное, больны чем-нибудь серьезным? Потому что так ярко красота обнажается только перед тем, как организму предстоит сдаться». Обычно резкая на язык, Майя несколько прибалдела, а он, не дожидаясь ответа, добавил: «Я могу устроить вам отличное обследование». Против этого Майя устоять не смогла. Они не стали любовниками, но зато подружились. Цунами получил полную картину ее медицинского обследования и убедился, что ему нужна именно такая женщина. Ведь если внезапно умрет, то никто не удивится. Она у всех на глазах уже лет двадцать как непрестанно лечится.
А уговорить Майю стать наследницей первого учителя Цунами, Николая Афанасьевича Качуевского, не составило особого труда. И ни у кого это наследство не вызвало удивления, поскольку все были наслышаны о перипетиях с неполученными гонорарами ее мужа. Общественное мнение сошлось на том, что когда-то, судя по завещанию, Майя была любовницей коллекционера. Она на нескромные вопросы отвечала просто: «Не помню».
Тамара в бесконечных поисках нужного любовника пристала с этой проблемой именно к Майе Зарубиной, поскольку та хотя и постоянно лечилась, но не пропускала ни одной стоящей московской тусовки, А звали ее часто, поскольку срабатывало имя покойного мужа.
Так они и стали появляться в светско-богемном обществе вместе. Иногда Тамара привозила Майю прямо из очередной больничной палаты.
В Москве много лет существуют разные традиции театральных посиделок. Раньше их субсидировало государство, а теперь всякие спонсоры, кои не прочь потереться среди знаменитостей. На очередное такое мероприятие в Дом работников искусств Майя пришла со своей новой приятельницей Тамарой. Там они встретили Цунами, спустившегося из своего офиса поглядеть на собравшееся общество.
– Анатолий, – уставшим от жеманства голосом подозвала его Майя, – познакомься – Тамара, фамилию не называю, поскольку она – жена известного посла. Очень скучает в Москве. Одна у нее радость – навещать меня в больнице. Может, у тебя есть на примете стоящий бизнесмен, миллионер, красивый, неженатый и не совсем идиот, чтобы мог составить компанию нашей Тамарочке?
Цунами не считал послов людьми, достойными внимания. Но как раз в этот момент у него в кабинете сидел Кишлак и занудно объяснял, что Унгури пора слушать симфонию Глюка в исполнении Скрипача. Пользуясь случаем избавиться от него, Цунами с удовольствием сказал, что как раз в данную минуту у него в офисе находится такой человек.
Поднявшись к себе, он спросил развалившегося в кресле Кишлака напрямик:
– Шура, ты когда-нибудь послицу трахал?
Кишлак вскочил, и белесые его глаза подернулись розовой мутью.
– Нет, чтобы я скотоложством занимался?! Слышишь, Скрипач, в чем меня подозревают?
– Тьфу ты, – сплюнул Цунами, забыв, с кем разговаривает. – Да не ослицу, а послицу, что означает – жену посла.
– Посла… – обалдело уставился на него Кишлак. – Какого посла?
– Да любого. Какая разница какого?
– Не трахал, – признался тот и понуро опустился в кресло, словно ему пришлось признаться в недостойном поступке.
– Хочешь познакомлю? Симпатичная баба. Скучает, пока муж дипломатические приемы устраивает.
– Меня, что ли? – совсем опешил Кишлак, мотнув белобрысой головой. – А что я с ней делать буду?
– Трахать…
– А она даст?