Александр объяснил, что гостиница двухзвездочная и особо в ней не разгуляешься.
   – Ладно. Только чтобы дали видушник, хочу показать тебе одну телепередачку. Скажи, заплатим, как за новый.
   Портье без возражений улыбнулся, давая понять, что нет проблем, и при помощи Александра Кишлак оказался в ванной в своем номере.
   Минут сорок не подавал оттуда никаких признаков жизни. Скрипач тем временем подключил принесенный видеоплейер и поглядывал в окно, ожидая приезда таксиста.
   – Он действительно поедет с нами? – возмущенно спросил Курганов.
   – Да. Парню нужны деньги, – вяло сказал тот. Александр решил вернуться в свой номер, но из ванной в белом махровом халате появился Кишлак. Вид у него был трезвый и задумчивый.
   – Налей-ка и покажи Кургану кино со спецэффектами. Скрипач достал из холодильника бутылку виски, налил Кишлаку, предложил Александру:
   – Хлебнешь за встречу?
   Страшась «уйти в штопор» и борясь с желанием выпить, Александр выдавил из себя:
   – Не пью.
   Поухаживав за собой, Скрипач включил видеоплейер. На экране вспыхнула знакомая заставка вечерней московской передачи, и популярная телеведущая доверчивым голосом сообщила, что через несколько минут по традиции состоится встреча с президентом фонда «Дети войны», известным российским предпринимателем, прекрасным человеком со щедрой творческой душой Валерием Петровичем Рвановым.
   – Смотри, Курган, что произойдет! Видишь, кресло для него приготовлено… Она сейчас скажет после рекламы!
   И действительно, указывая на высокое кожаное кресло с подлокотниками, валиком для головы и рычажком, регулирующим высоту его от пола, ведущая умиленно принялась рассказывать, что ученики подмосковного ПТУ специально в подарок Валерию Петровичу изготовили это Кресло.
   – Он пока о подарке не знает, поэтому секрет, известный нам, я открою в конце встречи, – с улыбкой продолжала она. И вдруг приготовленное для Рваного кресло взрывается и начинает гореть, охваченное пламенем. Камера фиксирует то перепуганное лицо ведущей, то языки пламени, то мечущихся по студии людей…
   Кишлак заходится от хохота. Скрипач бьет кулаком по столу и сокрушается:
   – Всего пары минут не хватило, чтобы Рваному оторвало яйца! Вот невезуха! Черт бы побрал эту технику! А еще убеждали, что сработает секунда в секунду.
   – Там была бомба? – показывая на выключившийся экран, спросил Курганов.
   – Конечно! – взревел Кишлак. – Суки! Такую передачу испортили! Миллионы телезрителей лишили удовольствия! Нет, Скрипач, я на эту лажу без слез смотреть не могу! Покажи еще!
   Скрипач перемотал кассету и врубил по новой. Александр смотрел уже с большим любопытством, зная, что должно было произойти убийство. А Кишлак принялся взахлеб рассказывать.
   – Так-то, земеля. Ты же еще лох, не знаешь, что я объявил войну Рваному. Какая задумка провалилась! Но все равно эффектно получилось. Лучше бы, конечно, чтобы он в него сел. Ха-ха-ха, – прервал сам себя скрипучим смехом. – Я приказал виновных в лаже придавить как следует. Но отметь, какая задумка шикарная! А?
   – Здорово, – согласился Курганов. Он не знал, кто такой Рваный, но узнавать, тем самым показывая свою неосведомленность, не хотелось.
   Отсмеявшись и отматерясь, Кишлак хлебнул виски и развалился на постели.
   – Интересно, по какой программе теперь будет выступать Рваный?
   – По радио, – предположил Скрипач.
   – Ничего, вернемся – устроим ему красивые похороны. Спустись-ка вниз, куда запропастился наш Мирча?
   – Умотал от испуга, – высказал желаемое Александр.
   – Эх, земеля, плохо в людях разбираешься. Никуда Мирча не исчезнет. Раз за старой телкой в Париж рванул, то и с нами поедет. Артист, одним словом.
   И, словно в подтверждение сказанному, раздался телефонный звонок. Мирча спрашивал, можно ли проводить даму.
   – Пусть ведет мою папуасочку. А вы – гуляйте отсюда. Обласкайте цыгана певучего.
   У лифта они столкнулись с высокой негритянкой. Ее кудрявая золотистая голова была фантастической красоты. Длинный тонкий нос, вывернутые губы, намазанные алой помадой, огромные, чуть навыкате глаза с голубоватыми белками и синими зрачками. Прямо Тина Тернер. Скрипач присвистнул от восхищения. Курганов тоже оживился.
   – Подойдет? – спросил услужливо Мирча, выглядывая из-за плеча проститутки.
   – Вопрос неуместен. Веди. Ждем тебя здесь. – Скрипач не сводил взгляда с дамы.
   Она же не замечала его, крайне недовольная уровнем отеля, в который ее привезли.
   – Сколько стоит? – наглядевшись, спросил он.
   – Тысяча франков в час, – скромно ответил таксист.
   – Ну, такая стоит, – согласился Скрипач, достал из кармана шелковой куртки толстую пачку, протянул девице две купюры по пятьсот.
   Элегантным жестом спрятав их в сумочку, жрица любви даже не улыбнулась.
   Мирча бочком выскочил вперед и повел ее к Кишлаку. Скрипач спустился вниз в бар, Курганов отправился в свой номер. Но пробыл там недолго. Снизу портье сообщил, что заказанная машина прибыла.
   В баре Александр спросил у Скрипача, ждать их или ехать.
   – Давай пили. Мы на Мирче доберемся, он уже уехал заправляться. Где встретимся?
   – Запиши адрес гостиницы… – И продиктовал его по записке, написанной Шлоссером.
   – Не понимаю – где тут Заарбрюккен, а где Дудваллер?
   – Ехать надо в Заарбрюккен, а второй город рядом. Будем ждать в отеле «Заар». Так тут написано.
   – Ладно, ехай!
   С большим удовольствием Александр хоть на время избавился от разухабистой компании. Кишлак его постоянно раздражал идиотскими выходками. Вседозволенность, возведенная в принцип, делает человека похожим на сумасшедшего. Общаться с ним становится невыносимо, ибо в любой момент он способен учудить нечто непредсказуемое.
   Водитель-немец был немногословен. Рассказал лишь, что очень обязан господину Шлоссеру за помощь в бракоразводном процессе с одной русской девкой, желавшей отсудить у него полдома, полученного в наследство от родителей.
   – Русских надо знать. Просят много, а соглашаются на малое, – заметил он в заключение.
   Автобан вился по романтической земле Франции с потрясающими пейзажами. Александр наслаждался ездой. Он мог бы катить так до бесконечности, нигде не останавливаясь и не имея конечной цели.
   В холле отеля его встретил Шлоссер.
   – Почему один?
   – Они приедут своим транспортом.
   – Я же предупреждал, нельзя брать напрокат. Засветитесь.
   – Нет. Они подцепили какого-то таксиста. Он и привезет.
   – С ума посходили, – расстроился Шлоссер. – Пошли в номер.
   Гостиница была старинная, чисто французская. В номере стоял огромный зеркальный шкаф и кровать под зеленым бархатным балдахином с золотыми шнурами, тяжелый круглый стол с резными стульями, обитыми тем же материалом. Низкое кресло с пузатым сиденьем. На всем лежала печать времени, что создавало иллюзию покоя.
   Шлоссер убрал со стола вазу с цветами, достал из папки детальный план подземных коммуникаций и подземного хода и принялся объяснять Курганову возможные пути отхода из банка.
   Александр слушал внимательно. Вникал во все детали, так как понимал, что надежды на Кишлака или Скрипача нет. Эти способны только заставить зверствами выполнить условия.
   – Вникай, Федя, вникай, – подбадривал его адвокат. – В знании плана – гарантия твоей жизни. Удача слепо никому не улавливается. Она долго высматривает претендентов. Похоже, ты ей понравился.
   – Меня волнует только синхронность, – задумчиво произнес Александр. – Ровно в два часа твой человек начнет крушить перемычку между подземным ходом и подвалом банка. Ты уверен, что хватит часа на это?
   – Ты, Федя, за него не бойся. Он уже все простукал. Там цемент на стенах не более пальца толщиной. Вы же будете уходить через коммуникации. Видишь, в этом подвале – вентиляционная решетка. В отверстие, загораживаемое ею, спокойно может пролезть человек. Если успеете поставить ее назад, когда смотаетесь, то полицейские ноги отобьют, ища вас по подвалам. В подземный ход он уже затащил тележку на резиновых колесах, чтобы не таскать мешки на себе. Вчера на Мозеле бросила якорь небольшая частная одномачтовая яхта. Ее хозяин – Хасан абу Бакар. В шестнадцать часов маленькая резиновая лодка с мотором начнет перевозку мешков от выхода из подземного хода.
   – Так ведь увидят!
   – Нет. Человек Хасана потащит их под водой в сетке. Единственное, придется тебе упаковывать мешки в целлофановые пакеты. Потом на яхте Хасан выйдет в море и перекинет мешки на рыболовецкий траулер… но это уже заботы Цунами.
   – А когда мы получим наличные?
   – Хоть сразу. Тебе сколько надо?
   – Три миллиона.
   – О, Федя… Неужели потащишь с собой? Обязательно.
   Шлоссер посмотрел на него с сожалением. Ему было жаль парня, рискующего головой ради старой, измусоленной порнозвезды семидесятых годов. Но убеждать Курганова было бессмысленно. Поэтому адвокат попробовал объяснить всю сложность использования полученных денег.
   – Федя, пойми простую вещь. Они не сумеют переписать все серии, но кое-что обязательно пометят и возьмут на контроль. Затребовать миллионы и смыться – всего лишь полдела, если не треть. А вот как с ними поступать дальше – целая проблема. Думаешь, почему Цунами берет такой огромный процент? Потому что только при его связях можно эти миллионы перебросить в Афганистан. Там тоже не дураки, быстро их прокрутят и уже другими «авизо» предъявят в европейские банки. Но и тут не конец. Основная часть ляжет на счета подставных фирм, существующих для отмывки денег, полученных от контрабанды иракской нефти. И заметь, Федя, только после этого можно будет частями переводить их на ваши личные счета… А ты попрешься по Европе с тремя миллионами в сумке!
   – Попрусь, – упрямо подтвердил Александр.
   – Что-то я проголодался, пошли спустимся в ресторан. Там прекрасная французская кухня. Возьмем лангустины в тесте, рыбу «Булабэз» в соусе с шафраном, морские гребешки «Сан-Жак» по-бретонски и авокадо, фаршированные крабами! Как тебе меню, Федя? Под такое можно выпить ящик пива. Пожалуй, так и сделаю. Здесь пьют «Карлзберг пильц». Мы же в Заарланде. Это – самая нищая земля Германии. Раньше, до 1956 года, принадлежала Франции.
   Курганов еще раз досконально прошелся по плану, стараясь представить себе все вживую. Свернул его и последовал за бубнящим в предчувствии хорошего обеда адвокатом.
   Кишлак появился в отеле на следующее утро. Был он тих и спокоен. Курил «Кэмел», не прикасался к спиртному и косился на Скрипача, продолжавшего покуривать «травку». Позвал к себе Курганова и, развалясь в кресле, принялся жаловаться:
   – Весь член себе стер. Ужас, кто их этому всему учит. Четыре часа шоколадка ни минуты не отдыхала. Никаких денег не жалко. Может, мне в Африку податься? Заведу гарем, приму мусульманство, куплю земли размером с Монако…
   – Купи лучше остров в Японском море, – посоветовал Александр.
   – А ты откуда знаешь, что я там покупаю?
   – Не знаю, а предлагаю…
   Кишлак вскочил и вновь сделался прежним.
   – Гляди, Курган, не прытко ли прешь в «авторитеты»? Учти, меня не перепрыгнешь. Очень скоро я буду решать в Москве – кто достоин быть рядом, а кого и пинком на тот свет.
   Ругаться перед самым нападением на банк было ни к чему. Курганов примирительно буркнул:
   – Ладно, разберемся, когда напьемся. Таксист идет с нами?
   – Зови его Цыган. Дельный парень. Люблю таких. Сказал ему слово – и он уже готов. Ты-то не такой. Тебя копать саперной лопаткой придется.
   – Зачем?
   – Затем, что со своими пятью процентами и авторитетом после налета на банк можешь крупно взлететь.
   – Я не стремлюсь…
   Кишлак пригладил свои торчащие в разные стороны белобрысые волосы и, слегка прищурившись, неожиданно спросил:
   – А тогда на кой хрен согласился убить Грушу?
   – Какую Грушу? – искренне удивился Александр.
   Кишлак продолжал на него пытливо глядеть сквозь прищур глаз. Курганов решил не прерывать его молчания. Он уже заметил, что Кишлака молчание начинает быстро беспокоить. Ему комфортно, когда вокруг шум, ругань, мольбы, просьбы. А спокойного достоинства уверенного в себе человека не переносит. Теряется. Вот и на этот раз не выдержал.
   – Кто-то повесил боксерскую грушу, но не ты. Бог с ним. Человек, пристреливший в «мерседесе» уважаемого вора в законе, однозначно обречен.
   – Зови на инструктаж Скрипача и Цыгана.
   Те не замедлили явиться. Мирча уже вошел в роль бандита. Он был в голубом джинсовом костюме и коричневых сапогах с раструбами, поднимавшимися к коленям. Шею опоясывал синий, с золотыми звездами платок. На фоне белой майки выделялся массивный золотой крест на толстой золотой цепочке. На лице застыла актерская улыбка, а в глазах – напряженное ожидание кошмара.
   Скрипач, как обычно, своим видом наводил тоску. Легкий черный плащ до пят, с которым он не расставался даже в жару, висел на его худой длинной фигуре, как на вешалке. Длинные волосы, откинутые назад, открывали тяжелое бледное лицо с большим носом, впалыми щеками и немигающими глазами с остановившимися зрачками.
   – Цыган, ты врубился в ситуацию? – тоном доброго учителя поинтересовался Кишлак.
   – Ви, мон шер.
   – Будешь на подхвате у Кургана. И учти, начнешь дрейфить – пристрелит. Ведь пристрелишь, Курган?
   – Другого выхода нет, – пожал плечами Александр. Он к Мирче серьезно не относился. Слишком уж будет нереально, если случайный таксист-эмигрант вдруг ухватит пять миллионов франков. В каждой работе существует своя закономерность. Правда, и в каждом деле возникают счастливчики. Счастливчиков Курганов терпеть не мог, потому что не принадлежал к их числу.
   – Повторяю последний раз. Мы со Скрипачом берем заложников. Вы блокируете вход в банк. Чем больше стрельбы, тем лучше. Шлоссер сегодня привезет даже пулемет… Переговоры начнете вы. Будьте выдержанны и спокойны. Но никаких компромиссов. Потом Курган пойдет открывать сейфы и обнаруживать подвал с вентиляционной сеткой. Скрипач займет его место, а Цыган перейдет ко мне. Первого заложника убью я. Для острастки. Иначе эти лягушатники-французы долго будут гадать, сдадимся мы или нет. Дальше будет видно. Вечером мы должны покинуть банк. Подгонять их будем каждым новым трупом. Какие вопросы?
   – А вдруг они решат штурмовать?
   – Вот ты и сядешь за пулемет. От него в такой перестрелке толку немного, зато шум создает. И помните, у нас есть возможность покинуть банк в любой момент, но сделаем это только со ста миллионами. Иначе я пристрелю любого из вас. Мне все равно.
   Никто ничего Кишлаку не ответил. Каждый думал о своем. С этого момента закончились все распри, неприятие друг друга. Они сплотились в единую группу, готовую рискнуть жизнью и задумывающуюся о последствиях.
   – Тогда разойдись! Спиртное – под запретом, «дурь» – тоже. Из отеля не отлучаться. Все ждем Шлоссера. На ночь не забудьте поссать и помолиться.
   Курганов хотел отправиться к себе в номер, но, заметив, что Мирча едва передвигает ногами, точно водолаз по дну пруда, окликнул его:
   – Эй, Цыган, пошли в бар попьем кофе.
   Таксист обрадовался предложению и немного повеселел. Курганов казался ему наиболее приличным из всей компании. Они спустились по добротной, темной от древности лестнице в тесный холл, заставленный антиквариатом. Тяжелые бронзовые светильники на стенах, массивная деревянная люстра, старинные толстые зеркала и искусственные цветы создавали атмосферу добротного, размеренного быта. Позолоченный рыцарь в доспехах, держа перед собой меч, охранял эту обитель благополучия. Французский лоск в интерьерах отеля удачно сочетался с немецкой основательностью. Бара как такового не было. В зале ресторана, пустого в предобеденный час, сидели всего несколько завсегдатаев, играющих в карты. Улыбчивый бармен за небольшой стойкой возле огромного, похожего на средневековый замок буфета принялся расхваливать только что полученные из Франции белые вина.
   Курганов и Мирча обошлись кока-колой и кофе «капуччино».
   – Уезжай-ка ты отсюда обратно в Париж, – тихо посоветовал Курганов.
   – Почему?
   – Потому что не проглотить тебе пяти миллионов. Подавишься.
   – В каком смысле?
   – В прямом. Тебе когда-нибудь предлагали украсть хотя бы бутылку водки?
   – Нет.
   – А хочешь начать сразу с пяти миллионов. Психика не выдержит. Пока мы здесь пьем кофе, затея кажется легкой прогулкой. А когда начнется игра нервов, когда будут рыдать женщины, орать дети и унижаться мужчины, проклянешь себя за участие во всем этом. Для такого поступка нужно долгое созревание.
   – А ты созрел? – с гонором спросил Мирча.
   – За мной четырнадцать лет тюрьмы и два трупа, – спокойно признался Курганов.
   Такое откровение произвело на Цыгана сильное впечатление. Он посмотрел на Александра с тем же испуганным почтением, с каким недавно слушал Кишлака. Пожалуй, только сейчас бывший артист начинал понимать, какой психологический стресс ему предстоит пережить.
   – Если дрогну – действительно выстрелишь?
   – Пугать не умею, успокаивать не люблю… Понадобится – пристрелю без сожаления. Кто ты мне?
   Мирча с тоской посмотрел в сторону бара, но не решился взять что-нибудь выпить.
   – Пей, Кишлак сам не выдержит. Любит поиграть в командира.
   Поглядывая на дверь, таксист рванул к стойке и попросил налить ему двойную дозу коньяка в стакан. Залпом выпил и заказал еще. Бармен опасливо посмотрел на него, однако обслужил с ободряющей улыбкой. Вернувшись с коньяком за столик, Мирча принялся размышлять вслух.
   – Проще пареной репы сесть в свой паршивый автомобиль и дернуть обратно. Вишь, какая штука, я ведь оставшуюся жизнь буду локти кусать и презирать себя за то, что струсил. Мне тридцать шесть лет. Снимаю мансарду на окраине, питаюсь всухомятку, на подружек денег нет, и в будущем – никакой перспективы…
   – Возвращайся в Россию.
   – Торговать в кооперативном киоске? Или подметать улицы? Кому сейчас там нужен безработный артист?
   – Устроишься официантом, – резонно заметил Александр.
   – Официантом-то и здесь могу. Но это пошло. Я же артист!
   – Но не дурак же? – безнадежно возразил Александр, уже не уверенный в своих словах.
   Мирча пил маленькими глоточками коньяк и мысленно прокручивал прошлую жизнь. Разбираясь в ней, невозможно было отыскать сколько-нибудь значащего момента, когда судьба указывала пальцем на единственный шанс. Раньше ему казалось, что женитьба на Моник – удачный поворот в жизни. Но этот поворот оказался еще более тупиковым, чем остальные. Может, вся его безалаберная жизнь являлась лишь прелюдией к этой встрече? Ничего полезного ни обществу, ни людям он никогда не делал и уже не сделает. Таланта, которым можно было бы осчастливить современников, у него нет. Нет идей, которые хотелось бы воплотить в жизнь. Нет детей, ради которых стоило бы горбатиться. Нет любви, позволяющей преодолеть невзгоды. Получается, что в свои тридцать шесть он свободен от всего – и от плохого, и от хорошего. Честная жизнь дохода не принесла и уже не принесет. Значит, нужен резкий поворот. Артист Мирча умер, да здравствует миллионер господин Барабаш!
   Мирча отважно взглянул в потухшие глаза Александра и с актерским пафосом произнес:
   – Тебе не придется в меня стрелять.
   – Дай Бог, – согласился Курганов.
   В дверях ресторана появился Шлоссер. По-деловому сосредоточенный, в линялой майке и коротких шортах, он поманил Александра пальцем:
   – Помоги цветы поднять в номер.
   Мирча пошел вслед за Кургановым. Он решил держаться возле Александра. Ведь никто из троицы не собирается оказаться за решеткой, так почему же должен туда попасть примкнувший к ним четвертый участник ограбления? – С таким аргументом на душе ему стало поспокойнее.
   Оказалось, что Шлоссер и впрямь привез оружие в корзине с цветами. Занесли корзину в номер к Курганову. Особое любопытство проявлял Мирча, никогда до этого не бравший настоящий автомат в руки. Понаблюдав за ним, Вилли покачал головой:
   – Да, Федя, для парней из французского спецназа ты – большой подарок.
   – Надеюсь, никто из присутствующих не надеется вступать с ними в драку? – парировал тот.
   – Что ж, мешки таскать на твоей спине – тоже полезная работа, – согласился адвокат, и они все пошли к Кишлаку.
   Утро следующего дня встретило их пасмурной погодой. Мало разговаривая друг с другом, участники нападения на банк «Лионский кредит» выпили кофе с «Камамбером» и круассанами и разошлись по номерам за упакованным оружием. Минут через пятнадцать все сели в «пежо» Мирчи, и машина выехала на автобан, в сторону французской границы.
   Цыган-таксист вел автомобиль довольно нервно. Но никто никаких замечаний ему не делал. Кишлак курил сигарету за сигаретой, Скрипач прижимал к груди футляр от скрипки со своим любимым «Калашниковым», Курганов смотрел на проплывающие за окном благостные пейзажи и вспоминал о топких берегах Белого моря, заваленных топляком, белевшим среди камней, словно гигантские обглоданные кости.
   Через час с небольшим они въехали в Метц и, немного покрутившись по городу, нашли бесплатный паркинг почти напротив банка, на фасаде которого крупными буквами было написано – «Лионский кредит».
   Осмотрев со стороны скучное пятиэтажное здание казарменного типа, они, не сговариваясь, свернули в улочку, ведущую в сторону видневшегося над домами шпиля Нотр-Дама, и, пройдя старинную рыночную площадь со сводчатыми торговыми рядами, вышли на пешеходную улицу с множеством магазинов. По улице не спеша прогуливался провинциальный люд, в основном состоящий из дам преклонного возраста и молодежи. Заканчивалась улица средневековым фонтаном без воды. Постояв возле фонтана, покурив и поглазев на прохожих, вся четверка двинулась назад, по направлению к банку.
   «Через каких-нибудь двадцать минут сонная жизнь заштатного французского городка всколыхнется неслыханной новостью. А еще через час-полтора телевидение начнет транслировать на всю Европу дерзкое нападение на банк. Как хорошо заработают местные журналисты! И сколько лет в городе будут пересказывать события, о начале которых еще никто и не подозревает», – думал Курганов, всматриваясь в спокойные лица француженок, появляющихся из дверей магазина.
   Первым в банк вошел Мирча. Постоял у небольшой очереди возле одного из окошек и подсчитал количество народа. Было человек тринадцать посетителей. Точнее посчитать не получалось. При входе в банк за низкой перегородкой сидел не то охранник, не то просто сотрудник, качавший головой и бодро здоровавшийся с входящими клиентами.
   Некоторым он пожимал протянутую руку. Мирча вышел на улицу и, закурив, легким кивком дал команду Кишлаку. Тот, не раздумывая, устремился внутрь. За ним, на некотором расстоянии, последовал Скрипач. После него Курганов. Мирча, как знаток французского языка и бывший артист, должен был войти последним и, наставив пистолет на сидящего за перегородкой служащего, объявить об ограблении.
   Ноги у него дрожали, и приходилось повторять слова, чтобы в нужный момент случайно их не забыть.
   Пара минут, которые ему предстояло выждать, показались самыми длинными в жизни. Наконец, ничего не видя перед собой и обливаясь потом, он двинулся вперед. Прохлада операционного зала несколько освежила его, и, выхватив пистолет, Мирча, забыв направить его на служащего, громко, по-театральному эффектно крикнул:
   – Внимание! Всем оставаться на местах. Это ограбление!
   В следующий момент раздалась автоматная очередь. Люди как подкошенные попадали на пол. На них посыпались осколки разлетевшихся вдребезги хрустальных люстр, по которым стрелял Скрипач.
   Служащий, оставшийся при входе, решил воспользоваться паникой и выскочить на улицу. Но Мирча, должно быть, от испуга, нажал курок своего «магнума», и пуля, попав в загородку, разнесла ее в щепки. Служащий рухнул прямо под ноги Мирче. Мимо них пробежал Курганов и закрыл входные двери железной скобой.
   Не теряя времени, Кишлак, вооруженный израильским «узи», пинал лежавших людей и матом орал по-русски:
   – Всем встать!
   Мирча громовым голосом переводил его команды.
   – Встать и к стенке лицом! – продолжал орать Кишлак.
   Скрипач подскочил к Мирче, вырвал из его руки кейс и достал лежащий в нем разобранный пулемет. Нескольких отработанных движений ему хватило, чтобы собрать этот пулемет китайского производства и нацелить на входную дверь, за которой уже слышались голоса. Не раздумывая, Скрипач дал короткую очередь. Пули продырявили толстые дубовые доски. Голоса смолкли.
   Кишлак тем временем собрал всех заложников у стены. В основном среди них преобладали пожилые женщины, но было и несколько мужчин среднего возраста, не пытавшихся оказывать сопротивление.
   – Курган! Займись служащими! – крикнул он.
   Александр перепрыгнул через мраморный бордюр, отделявший операторов от клиентов. Всего их было восемь человек. Из них пять девушек, молодой парень и два пожилых господина. Один из них что-то кричал по-французски, но Александр не понимал ни слова. В ответ он выстрелил из ТТ, и старик заткнулся. Молодой парень продолжал курить трубку и смотреть на Курганова с веселым вызовом. Ему, должно быть, нравилось присутствовать при подобной передряге.
   – Объясняй им по делу! – крикнул Кишлак и, подбежав к Мирче, приказал: – Звони в полицию, будем выдвигать требования.
   Александр заставил служащих банка присоединиться к посетителям и, заметив у одной огромной пальмы молодую женщину, посадившую девочку на край мраморной кадки, крикнул Кишлаку: