Страница:
– Банк будем брать. Идея принадлежит Шлоссеру. А он служит у меня. Поэтому все, кто займется этой операцией, будут работать тоже на меня.
Кишлак хмыкнул. Скрипач по привычке молчал. Курганов с готовностью заявил:
– Согласен.
И не потому он так быстро согласился, что очень нуждался в покровительстве Цунами, а чтобы дать Кишлаку понять, что на него работать не собирается. Тот правильно оценил выпад и разъярился:
– А тебя никто не спрашивает! Тут разговаривают два человека – я и Цунами! Вечно эти новые лезут! Скрипач, ты должен каждому объяснять, как вести себя в моем присутствии, а то скоро оглохну от их скулежа.
Александр взглянул на Цунами в поисках поддержки, но тот крутил ручку, словно происходящее в офисе его не касается.
– Понял? – еще более завелся Кишлак.
– Понял, – буркнул Курганов.
– Так-то, – мгновенно успокоился тот, и белесые глаза снова приняли осмысленное выражение. Он встал, прошелся в своем прекрасно сшитом фраке и ни с того ни с сего объявил:
– Этот фрак принадлежит лично… кому он принадлежал, Скрипач?
– Говорят, Ростроповичу…
– Во, слышали? Тоже скрипач, не хуже нашего. Курганов подумал, что исправлять Кишлака не стоит, пусть думает, что Ростропович играет на скрипке. А тот вдруг резко сменил тему и заговорил четко, без ерничества и бахвальства:
– Заметано, банк берем! За подземный ход отвечает Шлоссер, за заложников – мы со Скрипачом, за сейфы – Курган, а за транспортировку денег – ты, Цунами.
– Лады. Мои люди переправят их в Таджикистан.
– Сколько заломим? – зыркнув на присутствующих хитрым прищуренным глазом, спросил Кишлак.
– Это ж от количества заложников зависит. Нужно брать не менее тридцати человек. Парочку расстрелять для убедительности и тогда объявлять…
– Сколько? – не унимался Кишлак.
– Шлоссер говорит, миллионов пятьдесят, не больше, – встрял Курганов.
– Дурак твой Шлоссер. Дадут столько, сколько попросим. Сто миллионов! Вот это сумма!
Цунами почесал седую ленту бороды и уважительно кивнул. Он тоже считал, что в данном случае продешевить нельзя.
– В мелких купюрах будут очень долго собирать. Да и нам возни – пересчитывать, – попробовал возразить Александр.
– А банковские служащие зачем? Посадишь их за машинки, приставишь пистолет к женской головке, и начнут считать как миленькие! – Кишлак уже вовсю загорелся операцией и, схватив лист бумаги, принялся лихорадочно подсчитывать, комментируя расчеты:
– Так, Цунами – тридцать процентов от суммы.
– Сорок, – спокойно поправил Цунами.
– Тридцать!
– Сорок…
Кишлак задумался и пошел в обход.
– Сорок, вместе со Шлоссером. Он – твой человек. Решайте ваши дела сами! Заметано?
– Сорок пять, со Шлоссером… – Цунами сидел за столом и продолжал в руке крутить ручку, на которой девушка одевалась и раздевалась в зависимости от наклона. Зато Кишлак вспылил:
– Тогда бери банк сам!
– А за сорок носись с мешками по всем границам. Ты думаешь, проход денег не стоит? Пусть Скрипач несколькими трейлерами перекинет твои миллионы в Таджикистан, а оттуда в Кабул и далее – в Ирак.
Разумность доводов заставила Кишлака сдаться. Он жирно вывел на бумаге – 45 %.
– Ну, с остальными просто – тридцать пять процентов мне, пятнадцать – Скрипачу и пять – Кургану. Все согласны?
Курганов понял – Кишлак, почуяв, что Цунами не влезает в спор, решил поиздеваться:
– Что, значит, мне пять процентов?
– А то! Больше пока не стоишь, земеля. Твои козыри еще не подошли.
– За пять процентов рисковать жизнью не собираюсь… – Курганов встал, чтобы уйти. Но Кишлак схватил его за плечо и развернул к себе.
– А ты, гад, будешь расстреливать по заложнику каждый час?! Будешь? Скажи да, и я поверю…
Курганов впервые реально подумал об этом. Вспомнил растерянное лицо турка, когда направил на него пистолет, и понял, что может сойти с ума. Его молчание не удовлетворило Кишлака. Он подбежал, засунул руку за лацкан кургановского пиджака, выхватил его пистолет и, потрясая им, предложил:
– Давай на спор: если застрелишь сейчас Скрипача – пятнадцать процентов твои. На, стреляй, и клянусь Христом, Аллахом и Буддой – займешь его место! – Он тыкал пистолетом Курганову в живот, заставляя поддаться на провокацию. Курганов молча забрал у него пистолет и спрятал назад, под мышку.
– Так-то… – довольно скалился Кишлак. – А прикажи я Скрипачу пристрелить тебя, он раздумывать не будет. Вообще не любит думать о пустяках. Потому что – музыкант. А ты… ты пока нам не ровня, и твой срок – твоя глупость, а не право на авторитет.
Как ни обидны казались слова Кишлака, но Курганов должен был признать их справедливость. Надо было обладать воистину бешеной злобой и презрением к человеческой жизни, чтобы завоевать право на лидерство.
Цунами спокойно, словно бы мирно обсуждая очередную финансовую сделку, бросил ручку на стол, встал и подвел итог:
– Значит, договорились. Пора проведать женский пол. А то перепьются без нас.
Кишлак подошел к Курганову и впервые нормально улыбнулся.
– А ты, земеля, ничего. Скоро придется тебя опасаться. – И, обернувшись к Скрипачу, следовавшему за ним, посоветовал: – Приглядывай за Курганом. Такому спину лучше не подставлять.
– Уже приглядываю, – лениво ответил тот.
Они вернулись в зал. Народ оттягивался вовсю. Галина с фужером в руке рассказывала о принце, которого встретила в Монако. Но, увидев Цунами, осеклась и закончила трогательную историю словами: «Ну, вы меня поняли…»
Кишлак подсел к Тамаре, и его белесые глаза поголубели. Курганов налил себе в чашку остывший чифир. Цунами жестом подозвал певичку, закончившую петь и спустившуюся к гостям.
– Курган, ты как насчет нее?
Александр мрачно посмотрел на размалеванную диву с вывернутой нижней губой, которую она постоянно смачивала кончиком языка. Вспомнил подтянутую и недоступную Терезу и понял, что остальные «соски» его не интересуют.
– Спасибо, меня простатит замучил, не до трахания. Певичка смерила его презрительным взглядом и спросила Цунами:
– Так я пошла?
– Гуляй до завтра. Смотри, не напейся, придут банкиры, – напомнил он.
Курганов почувствовал, что бесконечно устал. Но возвращаться домой к пьяному отцу сил не было.
– Послушай, как здесь с гостиницами? Я ведь у Вени жил, а он еще не вернулся.
На его вопрос ответил Кишлак, вернее, приказал Скрипачу:
– Позвони в «Пекин», скажи, что для моего земели нужен номер. Люкс за счет фирмы. – И, не ожидая от Курганова благодарности, продолжил воркование с Тамарой.
Так у Александра появилось временное жилье в Москве.
Шлоссер сидел и ждал, когда подойдет Веня. От него шла недобрая энергия. Маленькие глаза не мигали, а голова была несколько откинута, что придавало ему значительно-надменный вид.
«Только этого не хватало», – тоскливо подумал Веня. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что задерживаться в холле не следует. Поравнявшись с адвокатом, он, не глядя на него и не останавливаясь, почти что беззвучно прошептал:
– Осторожно, мы влипли, ждите меня на улице, – и прошел мимо.
В груди у Шлоссера клокотала ненависть и не терпелось врезать этому пухлогубому ублюдку по морде, но профессиональное чутье и опыт сработали. Шлоссер, не обдумывая поведение Вени, сделал вид, будто и не заметил его. Посидев несколько минут, встал, прошелся по холлу и не спеша вышел на улицу. Чтобы не привлекать внимания служащих отеля, отошел к министерству связи и там, в густой тени деревьев, занял выжидательную позицию. Тут же, неподалеку стояла новенькая машина «БМВ», которую ему, как обладателю членской карточки «АДАС», предоставили в Баден-Бадене, пока местные автослесари прикидывали, можно ли восстановить машину, и давали заключение для страховой компании. На этой-то машине Шлоссер на скорости двести километров за два часа с небольшим покрыл расстояние до своего дома и, не обнаружив там Эдди, пришел в бешенство. Покрутился возле дома и, к своему мучительному удовольствию, нашел возле скамейки окурок сигары! Еще немного пометавшись на ферме, вспомнил, что Курганов собирался остановиться в дорогом отеле, чтобы принимать там Терезу Островски. Обзвонив все пятизвездочные отели, выяснил, что господин Курганов остановился в «Меритиме», но в настоящее время его нет в номере. Этой информации для Шлоссера было достаточно. Он понял – номер свободен, значит, там скоро появятся Веня с Эдди и, вскочив в машину, помчался в Бонн. Ничего не подозревая, переехал Рейн, не обратив внимание на скопление народа возле ресторана на плаву.
Полицейские сирены тоже не могли отвлечь его от мстительных мыслей.
И вот наконец появление Вени поставило точку в его сомнениях. Нетерпеливо прохаживаясь в тени раскидистой липы, он не сводил глаз с мягко освещенного входа в «Меритим».
Веня вышел с сумкой и, не оглядываясь и не суетясь, направился в сторону центра. По его напряженной спине, Шлоссер почувствовал, что тот опасается слежки. Поэтому не стал преследовать, а, быстро сев в машину, развернулся и медленно подъехал к нему. Веня без размышлений сел на заднее сиденье и попросил:
– Гони куда-нибудь подальше. Нужно поговорить. Курганов в ресторане застрелил какого-то турка.
Шлоссер послушно набрал скорость и поехал в сторону Мозеля. Молча ехали минут сорок, пока адвокат не припарковал машину возле смотровой площадки при впадении Мозеля в Рейн. В это время народа там почти не было. Несколько парней сидели в небольшом кафе.
Веня вылез из машины, достал сигару, закурил и подошел к перилам, ограждающим обрыв к реке. Шлоссер присел на стоящую рядом деревянную скамейку.
– Где Эдди? – спросил он. Веня пожал плечами.
– Дома…
– Не лги. Ты заехал за ней и куда-то отвез!
– Откуда ты знаешь? – удивился Вениамин.
– Профессия у меня такая. Раскручивал дела и позаковыристее. Куда дел Эдди?
Веня не глядел на Шлоссера – так было спокойнее разговаривать.
– Вилли, давай отбросим в сторону эмоции, сейчас это ни к чему. Произошло нечто куда более серьезное, чем мое невинное свидание с твоей женой.
– Я же тебе запретил, сукин сын! – заорал Шлоссер так, что из кафе выглянула барменша.
– Тише. Не привлекай внимание, оно нам противопоказано. Слушай и воспринимай мой рассказ как чистую правду, не потому что я – такой честный, а потому, что ситуация заставляет быть таким.
– Уж разберусь, – бросил отрывисто Шлоссер.
Веня, вспомнив недавние события, снова разнервничался, снял очки, спрятал их в карман своего бюргерского пиджака. Попыхивая коротко в темноте сигаретой, начал:
– Я должен был лететь в Москву, но у Курганова возникли какие-то срочные дела в Бонне. Предложил ехать вместе. Остановились, как уже знаешь, в «Меритиме». Он напился чифира и отправился на свидание к Терезе Островски. Я от нечего делать набрал номер фермы, думая, что ты приехал, и хотел перед тобой извиниться. Но трубку взяла Эдди. Без всяких задних мыслей я решил навестить ее, но она воспротивилась и сказала, что никогда в твое отсутствие гостей не принимает. Мы договорились поехать погулять. Я же в Бонне никогда не был. С цветами заехал на твою ферму, но пробыл на ней минут десять, так как Эдди была готова, на ее машине и уехали.
– Допустим, это мне известно… – мрачно подтвердил Шлоссер.
– Чего ты злишься? Радуйся, что жена придерживается законов домостроя!
– Радоваться я буду, когда ударю кулаком по крышке твоего гроба, – не то пошутил, не то высказал пожелание адвокат.
– Должен тебя разочаровать, для нас для всех готовится одна крышка. Мы погуляли по набережной и случайно зашли в китайский ресторан. Эдди отказывалась, говорила, что там плохо готовят и что ты в него принципиально не ходишь. Но мне казалось очень романтично прокатиться за бокалом вина по вечернему Рейну. Никаких приставаний с моей стороны, клянусь, не было. И вдруг, когда повернули назад, к причалу, в зале я увидел сидящего за столиком Курганова. Он был очень бледен. Я не захотел его окликать, заранее зная, что Тереза его наверняка обсмеяла и прогнала, а потому выслушивать, какая она сука, мне не хотелось. Ведь у меня же и в мыслях не было, что он пришел на заказное убийство. Сам не видел, но Эдди сидела лицом на зал и потом давала показания полицейскому инспектору…
– Значит, полиция все засекла, – профессиональным тоном отметил Шлоссер.
– Да, но об этом позже. Курганов встал, подошел к столику, за которым ужинали какие-то тучные турки, вытащил пистолет и метров с трех застрелил одного из них двумя выстрелами. Потом схватил официанта, его спиной разбил окно и прыгнул в реку. Судя по всему, там неподалеку находилась лодка, потому что он исчез в вечерней темноте раньше, чем остальные бросились к окнам… Так-то вот, Федя.
Шлоссер задумался. Ситуация возникла на редкость противная. Из-за нелепой случайности в деле об убийстве оказались замешаны они все. Во-первых, приглашение в Германию для них делал он, Шлоссер. Во-вторых, соседи видели, что двое иностранцев жили на ферме, в-третьих, Эдди была в компании, совершившей убийство, в-четвертых, он никогда теперь не докажет, что не сам разбил свою машину для создания алиби. А в-пятых, он довольно долго сидел в холле «Меритима», и служащие отеля наверняка его запомнили. К тому же, там Вилли встретился с Вениамином. Отличная ловушка для ни в чем не повинных людей!
Шлоссер аж крякнул от досады. Так жизнь его еще не припирала к стенке. И на чем? На ровном месте!
– Инспектор что-нибудь заподозрил? – с надеждой спросил он.
– Нет, иначе бы не отпустили. Эдди соврала, что втихаря от мужа, уехавшего в другой город, решила встретиться со мной. Поверили. Но то, что я русский, создало некоторую напряженность. Официант, обслуживавший Курганова, сообщил о его сильном акценте и уверял, что тот был либо поляком, либо югославом. Наверное, русских просто в глаза не видел.
– Ну, от этого не легче, легавым будет не так-то сложно установить личность убийцы.
– Ты думаешь?
– Все зависит от кампании, которую раздуют в прессе. Одно дело, если это – чисто мафиозная разборка. Но тут, думаю, обошлись бы и без твоего приятеля, а совсем другое, если примешана политика. Может, этот турок какой-нибудь активист или, что еще хуже, профсоюзный деятель. Тогда полиция перевернет всю Германию. И поверь, здесь искать умеют. Ах, что ж вы, подлецы, наделали…
Вене сказать было нечего. Он прекрасно понимал, что Курганов подставил Шлоссера. Но, с другой стороны, чего уж так быть в долгу перед адвокатом? Сам вызвался работать на российскую мафию. Должен был понимать, что возможны любые эксцессы. Хотел покоя – открыл бы обычное турбюро.
– В нашем деле без осечек не обходится, – все же решил успокоить он.
– Ничего себе осечка! Это называется из всех орудий по своим!
Шлоссер лихорадочно обдумывал положение. По адвокатской привычке всегда искал плюсы, а не минусы. Ведь они возникали при любой, самой обвальной ситуации.
– Он пистолет бросил или прихватил с собой?
– Не видел, – пожал плечами Веня.
– Эх, ты – Федя. Такие вещи замечать надо. Ладно. Надеюсь, что в Германии твоего дружка уже нет… – как ни смешно, но главным плюсом оказалось то, что Веня уже никогда не станет ухаживать за Эдди, а та побоится даже думать о нем. Но выигрыш был не совсем вчистую. Адвокат понимал, что теперь надобно позаботиться о своем алиби. На ферму в любом случае он возвращаться не собирался. Слишком рискованно. Вдруг легавые задержат Курганова? Тогда им нескольких минут хватит, чтобы вычислить Шлоссера. На такой экстренный случай у Вилли была куплена небольшая вилла в Испании на чужое имя.
Там жил один старик. Русский, из власовцев. После войны сумел пробраться под защиту франкистского режима. Был одинок и страшно домовит. Шлоссер ему доверял, потому что старик был кристальной честности и верил, что адвокат сумеет похоронить его в России, в Вологодской области. Шлоссер на его имя переводил деньги и в любой момент мог воспользоваться его документами. Самому старику они были уже ни к чему. Но «ложиться на дно» – дело крайнее. Следовало со стороны немного понаблюдать за развитием событий.
– Видишь, Веня, как нехорошо ухлестывать за чужой женой, – произнес он наставительно, но уже без раздражения.
– Вижу, – согласился тот.
– В самый раз чего-нибудь перекусить, – от нервного напряжения у Шлоссера возникли в животе голодные судороги.
Они зашли в кафе. Там, кроме гамбургеров, ничего не было. Адвокат взял себе три порции и четыре банки пива. Уселся за пустой столик и с нескрываемым удовольствием принялся за еду. Почему-то ему особенно хорошо думалось, когда он тщательно пережевывал пищу. Вот и сейчас закралась одна интересная мыслишка. А что, если взять и махнуть не куда-нибудь, а в Россию? Виза есть, безопасность там гарантирована, деньги имеются. Эдди будет держать его в курсе дел. Он постарается усилить в ней чувство вины. Соседи знают, что он поехал на кинофестиваль в Канны. В день убийства его на ферме не было. Пожалуй, лучшей страны для пережидания не было. Да и за Веней легче присматривать. Теперь попал к адвокату в должники и, как человек совестливый, будет отрабатывать.
Закончив с третьим гамбургером и выпив три банки пива, Шлоссер перевел дух и вытянул ноги на проход.
– Значит, так, Федя. Слушай внимательно, – начал он, открывая четвертую банку. – Ты хотел, стервец, оставить меня без жены, а оставил без жены и дома. Многовато для первого раза. Придется теперь заботиться обо мне. Сейчас немного засну, минут на двадцать, а потом помчимся в Баден-Баден. Там я даже номер не сдал. Завтра должны вынести приговор моей машине… Кстати, это ты ее изувечил?
Веня посмотрел на Шлоссера через затемненные стекла, улыбнулся самой что ни на есть невинной улыбкой и своими пухлыми губами обиженно заявил:
– Как ты мог на меня подумать? Я же серьезный человек. Адвокат ему не поверил, но счеты сводить было как-то не ко времени.
– Ладно, Федя, купишь новую.
– Куплю, – с готовностью согласился Вениамин.
– Тогда пойду в машину посплю, а завтра из Баден-Бадена поедем во Франкфурт. Оттуда есть рейсы на Москву. У тебя паспорт с собой?
– А как же! – Веня несказанно обрадовался, что Шлоссер не возвращается на ферму. Остается подержать его в Москве достаточно долго, чтобы Эдди привыкла к одиночеству. Потом видно будет. Веня тоже увидел свои плюсы в создавшейся ситуации. О такой редкой возможности избавить Эдди от Шлоссера он и мечтать не мог.
Адвокат пошел спать, а Веня, расплатившись за гамбургеры и пиво, отправился любоваться ночной рекой, по склонам которой тянулись виноградники, казавшиеся при лунном свете бесконечными, растянутыми рыбацкими сетями. Нервозность потихоньку затухала, и Веня уже улыбался сам себе, подумывая о том, что не так уж плохо жить на свете, когда есть голова на плечах. Теперь оставалось молиться только о том, чтобы при пересечении границы не задержали Курганова…
Инесса приехала в салон спозаранку и принялась пытать Лялю обо всех событиях, происшедших за время ее отсутствия. Но Ляля была немногословна. Инесса и не подозревала, что «серую мышь», которая, как она считала, должна была молиться на нее за предоставленную работу, с потрохами продалась Геннадию Владимировичу Столетову. Он умело использовал возникшую в душе женщины зависть ко всем этим начальственным женам и дочкам, перед которыми Ляля, научный работник с ученой степенью, должна была разыгрывать роль приветливой прислуги. Вот из-за этого-то комплекса и согласилась сообщать Столетову обо всех разговорах, ведущихся в салоне.
Первое, о чем от нее узнала Инесса, так это о романе Ирочки Пригородовой с Али. Нужно сказать, что телохранитель рассчитал верно. Она ужасно возмутилась и даже выпила немного коньяку, чтобы успокоиться, заявив:
– Вот пусть теперь Ирочку и охраняет!
– Вполне вероятно, – подтвердила Ляля. – У Ирочки появилась очень богатая покровительница. Что-то вроде дальней родственницы. Очень хочет попасть в наш салон. Я ее видела. Роскошная дама, годочков так это пятидесяти пяти.
– Еще чего не хватало! Ирочка будет тут свою кашу варить! – разозлилась Инесса.
– Ну, а о Тамаре и беспокоиться нечего. Ей теперь на своего посла наплевать. Нашла какого-то студента, так представляешь, он чуть ли не целую собственную армию содержит. Подарил «СААБ». Даже сама Алла Константиновна ее в последнее время очень к себе приблизила… Ну, то, что Майка Зарубина очередное наследство получила, ты наверняка знаешь. Вот что значит, с молодости иметь пожилых любовников. И чего она все на здоровье жалуется? Может, от стариков зараза какая-нибудь переходит…
Инесса почувствовала себя на периферии событий. Пока моталась по Европе, тут народ времени даром не терял.
– А что с бизнесом?
– Крутят что-то. Алла Константиновна стала привечать жену генерала Супруна…
– Этого коммуняки?!
– Так ведь говорят, правительство не сегодня-завтра отправят в отставку, а у той весь парламент схвачен.
Инесса выпила вторую рюмку и закурила. Она знала Стеллу Яковлевну давно, еще когда Супрун был заместителем министра обороны. Стерва редкостная. Продаст раз десять, а то и больше. Плохо, ежели Алла Константиновна задумает потянуть одеяло на себя. Без лидерства Инессы им не обойтись.
– А как поживает Василиса Георгиевна? – спросила она о брошенной жене Столетова.
– Живет в ненависти к журналистке. На нее все махнули рукой. Кто она теперь такая? Бывшая жена. Скоро денег и на взносы в наш клуб не наскребет.
Ляля с особым наслаждением говорила о бывшей жене Столетова, потому что хотела подчеркнуть, что все собирающиеся здесь жены гроша ломаного сами по себе не стоят, и от осознания их ничтожности чувствовала себя превосходно. Но Инесса не обратила внимания на ее интонацию и, отправляясь на массаж, попросила – свари-ка мне кофе.
Лежа под властными руками массажиста, она прикидывала расклад. Самой навязываться к Алле Константиновне не хотелось, хотя именно та была ключевой фигурой в афере с островами. Лучше взять на себя Василису Георгиевну. Тут связей не меньше. А насолить бывшему супругу и просить особо-то не придется.
Когда она, расслабленная после массажа, пила кофе, к ней подошла Ирочка. Выглядела девка заметно похорошевшей. Костюмчик из «Эскады», стоимостью не менее восьмиста долларов да туфельки простенькие, но итальянский дизайн виден сразу. Хотя морда осталась все такой же плебейской. Только с телохранителями и спать.
– У меня к тебе просьба, – сказала она после привычных приветствий и поцелуйчиков.
– А у меня к тебе, – резко начала Инесса. – Или я уволю Али, или ты с ним трахаться прекратишь!
Ирочка выкатила глаза.
– О чем ты? Он мне один раз помог с ремонтом машины и все! Ну, и бабы! Надо же придумать такую сплетню. Поверь, Инесса, как я могу, ты же сама с ним спишь…
«Далеко пойдет девочка», – подумала про себя Инесса и, не отреагировав на последнюю фразу, хозяйским тоном позволила говорить.
– Меня недавно познакомили с очень достойной женщиной. Зовут ее Марфа. Муж какой-то ветеран войны. Слушай, такая богатая и добрая тетка, слов нет. Очень хочет попасть к нам… так вот я…
На лице Инессы появилась гримаса недовольства, капризные губки выразили все, что она думает о подобных дамах.
– Ирочка, ну о чем ты просишь? Разве дело в деньгах? Мало ли всяких путан да директрис магазинов хотели бы к нам попасть. Здесь клуб! Мы беседуем на такие темы, о которых посторонним знать не позволено. Не забудь, мы же – элита, самые приближенные к власти люди и уж, начистоту, так во многом эту власть определяем. Разве можно при чужих людях обсуждать секреты?
– Какие секреты? – надулась Ирочка. – Меня Марфа в первый же день спросила: «Как там с островами, продавать еще не надумали?»
Такого удара Инесса не подозревала. Она вся сжалась, превратившись в разъяренную кошку.
– Какие острова?!
– Ну, те, что японцы у нас требуют. Марфа готова войти в это дело с большим капиталом.
Было от чего потерять не только самообладание, но и тщеславие. Инесса забыла про кофе. Схватила Ирочку за руку и принялась допытываться:
– Кто Марфе рассказал про острова?
– Не знаю. О них все говорят. Скоро Суховей подпишет распоряжение правительства. Я уже разговаривала с отцом. Он против, но Алла Константиновна попросила на него нажать. И поверь, у меня это здорово получилось. Еще немного – и папаша будет у меня в руках. А он не последняя фигура в парламенте. Да у меня самой есть выходы и через его голову, – Ирочка самодовольно улыбнулась, забыв при этом сообщить, что папаша стал сговорчивее после того, как Марфа субсидировала его юбилей.
– Как фамилия Марфы? – резко спросила Инесса, решив срочно дать задание Манукалову проверить, кто она такая и откуда у нее деньги.
Ирочка задумалась и призналась:
– Не знаю ее фамилии. Да и зачем?
– А Алла Константиновна в курсе?
Кишлак хмыкнул. Скрипач по привычке молчал. Курганов с готовностью заявил:
– Согласен.
И не потому он так быстро согласился, что очень нуждался в покровительстве Цунами, а чтобы дать Кишлаку понять, что на него работать не собирается. Тот правильно оценил выпад и разъярился:
– А тебя никто не спрашивает! Тут разговаривают два человека – я и Цунами! Вечно эти новые лезут! Скрипач, ты должен каждому объяснять, как вести себя в моем присутствии, а то скоро оглохну от их скулежа.
Александр взглянул на Цунами в поисках поддержки, но тот крутил ручку, словно происходящее в офисе его не касается.
– Понял? – еще более завелся Кишлак.
– Понял, – буркнул Курганов.
– Так-то, – мгновенно успокоился тот, и белесые глаза снова приняли осмысленное выражение. Он встал, прошелся в своем прекрасно сшитом фраке и ни с того ни с сего объявил:
– Этот фрак принадлежит лично… кому он принадлежал, Скрипач?
– Говорят, Ростроповичу…
– Во, слышали? Тоже скрипач, не хуже нашего. Курганов подумал, что исправлять Кишлака не стоит, пусть думает, что Ростропович играет на скрипке. А тот вдруг резко сменил тему и заговорил четко, без ерничества и бахвальства:
– Заметано, банк берем! За подземный ход отвечает Шлоссер, за заложников – мы со Скрипачом, за сейфы – Курган, а за транспортировку денег – ты, Цунами.
– Лады. Мои люди переправят их в Таджикистан.
– Сколько заломим? – зыркнув на присутствующих хитрым прищуренным глазом, спросил Кишлак.
– Это ж от количества заложников зависит. Нужно брать не менее тридцати человек. Парочку расстрелять для убедительности и тогда объявлять…
– Сколько? – не унимался Кишлак.
– Шлоссер говорит, миллионов пятьдесят, не больше, – встрял Курганов.
– Дурак твой Шлоссер. Дадут столько, сколько попросим. Сто миллионов! Вот это сумма!
Цунами почесал седую ленту бороды и уважительно кивнул. Он тоже считал, что в данном случае продешевить нельзя.
– В мелких купюрах будут очень долго собирать. Да и нам возни – пересчитывать, – попробовал возразить Александр.
– А банковские служащие зачем? Посадишь их за машинки, приставишь пистолет к женской головке, и начнут считать как миленькие! – Кишлак уже вовсю загорелся операцией и, схватив лист бумаги, принялся лихорадочно подсчитывать, комментируя расчеты:
– Так, Цунами – тридцать процентов от суммы.
– Сорок, – спокойно поправил Цунами.
– Тридцать!
– Сорок…
Кишлак задумался и пошел в обход.
– Сорок, вместе со Шлоссером. Он – твой человек. Решайте ваши дела сами! Заметано?
– Сорок пять, со Шлоссером… – Цунами сидел за столом и продолжал в руке крутить ручку, на которой девушка одевалась и раздевалась в зависимости от наклона. Зато Кишлак вспылил:
– Тогда бери банк сам!
– А за сорок носись с мешками по всем границам. Ты думаешь, проход денег не стоит? Пусть Скрипач несколькими трейлерами перекинет твои миллионы в Таджикистан, а оттуда в Кабул и далее – в Ирак.
Разумность доводов заставила Кишлака сдаться. Он жирно вывел на бумаге – 45 %.
– Ну, с остальными просто – тридцать пять процентов мне, пятнадцать – Скрипачу и пять – Кургану. Все согласны?
Курганов понял – Кишлак, почуяв, что Цунами не влезает в спор, решил поиздеваться:
– Что, значит, мне пять процентов?
– А то! Больше пока не стоишь, земеля. Твои козыри еще не подошли.
– За пять процентов рисковать жизнью не собираюсь… – Курганов встал, чтобы уйти. Но Кишлак схватил его за плечо и развернул к себе.
– А ты, гад, будешь расстреливать по заложнику каждый час?! Будешь? Скажи да, и я поверю…
Курганов впервые реально подумал об этом. Вспомнил растерянное лицо турка, когда направил на него пистолет, и понял, что может сойти с ума. Его молчание не удовлетворило Кишлака. Он подбежал, засунул руку за лацкан кургановского пиджака, выхватил его пистолет и, потрясая им, предложил:
– Давай на спор: если застрелишь сейчас Скрипача – пятнадцать процентов твои. На, стреляй, и клянусь Христом, Аллахом и Буддой – займешь его место! – Он тыкал пистолетом Курганову в живот, заставляя поддаться на провокацию. Курганов молча забрал у него пистолет и спрятал назад, под мышку.
– Так-то… – довольно скалился Кишлак. – А прикажи я Скрипачу пристрелить тебя, он раздумывать не будет. Вообще не любит думать о пустяках. Потому что – музыкант. А ты… ты пока нам не ровня, и твой срок – твоя глупость, а не право на авторитет.
Как ни обидны казались слова Кишлака, но Курганов должен был признать их справедливость. Надо было обладать воистину бешеной злобой и презрением к человеческой жизни, чтобы завоевать право на лидерство.
Цунами спокойно, словно бы мирно обсуждая очередную финансовую сделку, бросил ручку на стол, встал и подвел итог:
– Значит, договорились. Пора проведать женский пол. А то перепьются без нас.
Кишлак подошел к Курганову и впервые нормально улыбнулся.
– А ты, земеля, ничего. Скоро придется тебя опасаться. – И, обернувшись к Скрипачу, следовавшему за ним, посоветовал: – Приглядывай за Курганом. Такому спину лучше не подставлять.
– Уже приглядываю, – лениво ответил тот.
Они вернулись в зал. Народ оттягивался вовсю. Галина с фужером в руке рассказывала о принце, которого встретила в Монако. Но, увидев Цунами, осеклась и закончила трогательную историю словами: «Ну, вы меня поняли…»
Кишлак подсел к Тамаре, и его белесые глаза поголубели. Курганов налил себе в чашку остывший чифир. Цунами жестом подозвал певичку, закончившую петь и спустившуюся к гостям.
– Курган, ты как насчет нее?
Александр мрачно посмотрел на размалеванную диву с вывернутой нижней губой, которую она постоянно смачивала кончиком языка. Вспомнил подтянутую и недоступную Терезу и понял, что остальные «соски» его не интересуют.
– Спасибо, меня простатит замучил, не до трахания. Певичка смерила его презрительным взглядом и спросила Цунами:
– Так я пошла?
– Гуляй до завтра. Смотри, не напейся, придут банкиры, – напомнил он.
Курганов почувствовал, что бесконечно устал. Но возвращаться домой к пьяному отцу сил не было.
– Послушай, как здесь с гостиницами? Я ведь у Вени жил, а он еще не вернулся.
На его вопрос ответил Кишлак, вернее, приказал Скрипачу:
– Позвони в «Пекин», скажи, что для моего земели нужен номер. Люкс за счет фирмы. – И, не ожидая от Курганова благодарности, продолжил воркование с Тамарой.
Так у Александра появилось временное жилье в Москве.
Шлоссер сидел и ждал, когда подойдет Веня. От него шла недобрая энергия. Маленькие глаза не мигали, а голова была несколько откинута, что придавало ему значительно-надменный вид.
«Только этого не хватало», – тоскливо подумал Веня. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что задерживаться в холле не следует. Поравнявшись с адвокатом, он, не глядя на него и не останавливаясь, почти что беззвучно прошептал:
– Осторожно, мы влипли, ждите меня на улице, – и прошел мимо.
В груди у Шлоссера клокотала ненависть и не терпелось врезать этому пухлогубому ублюдку по морде, но профессиональное чутье и опыт сработали. Шлоссер, не обдумывая поведение Вени, сделал вид, будто и не заметил его. Посидев несколько минут, встал, прошелся по холлу и не спеша вышел на улицу. Чтобы не привлекать внимания служащих отеля, отошел к министерству связи и там, в густой тени деревьев, занял выжидательную позицию. Тут же, неподалеку стояла новенькая машина «БМВ», которую ему, как обладателю членской карточки «АДАС», предоставили в Баден-Бадене, пока местные автослесари прикидывали, можно ли восстановить машину, и давали заключение для страховой компании. На этой-то машине Шлоссер на скорости двести километров за два часа с небольшим покрыл расстояние до своего дома и, не обнаружив там Эдди, пришел в бешенство. Покрутился возле дома и, к своему мучительному удовольствию, нашел возле скамейки окурок сигары! Еще немного пометавшись на ферме, вспомнил, что Курганов собирался остановиться в дорогом отеле, чтобы принимать там Терезу Островски. Обзвонив все пятизвездочные отели, выяснил, что господин Курганов остановился в «Меритиме», но в настоящее время его нет в номере. Этой информации для Шлоссера было достаточно. Он понял – номер свободен, значит, там скоро появятся Веня с Эдди и, вскочив в машину, помчался в Бонн. Ничего не подозревая, переехал Рейн, не обратив внимание на скопление народа возле ресторана на плаву.
Полицейские сирены тоже не могли отвлечь его от мстительных мыслей.
И вот наконец появление Вени поставило точку в его сомнениях. Нетерпеливо прохаживаясь в тени раскидистой липы, он не сводил глаз с мягко освещенного входа в «Меритим».
Веня вышел с сумкой и, не оглядываясь и не суетясь, направился в сторону центра. По его напряженной спине, Шлоссер почувствовал, что тот опасается слежки. Поэтому не стал преследовать, а, быстро сев в машину, развернулся и медленно подъехал к нему. Веня без размышлений сел на заднее сиденье и попросил:
– Гони куда-нибудь подальше. Нужно поговорить. Курганов в ресторане застрелил какого-то турка.
Шлоссер послушно набрал скорость и поехал в сторону Мозеля. Молча ехали минут сорок, пока адвокат не припарковал машину возле смотровой площадки при впадении Мозеля в Рейн. В это время народа там почти не было. Несколько парней сидели в небольшом кафе.
Веня вылез из машины, достал сигару, закурил и подошел к перилам, ограждающим обрыв к реке. Шлоссер присел на стоящую рядом деревянную скамейку.
– Где Эдди? – спросил он. Веня пожал плечами.
– Дома…
– Не лги. Ты заехал за ней и куда-то отвез!
– Откуда ты знаешь? – удивился Вениамин.
– Профессия у меня такая. Раскручивал дела и позаковыристее. Куда дел Эдди?
Веня не глядел на Шлоссера – так было спокойнее разговаривать.
– Вилли, давай отбросим в сторону эмоции, сейчас это ни к чему. Произошло нечто куда более серьезное, чем мое невинное свидание с твоей женой.
– Я же тебе запретил, сукин сын! – заорал Шлоссер так, что из кафе выглянула барменша.
– Тише. Не привлекай внимание, оно нам противопоказано. Слушай и воспринимай мой рассказ как чистую правду, не потому что я – такой честный, а потому, что ситуация заставляет быть таким.
– Уж разберусь, – бросил отрывисто Шлоссер.
Веня, вспомнив недавние события, снова разнервничался, снял очки, спрятал их в карман своего бюргерского пиджака. Попыхивая коротко в темноте сигаретой, начал:
– Я должен был лететь в Москву, но у Курганова возникли какие-то срочные дела в Бонне. Предложил ехать вместе. Остановились, как уже знаешь, в «Меритиме». Он напился чифира и отправился на свидание к Терезе Островски. Я от нечего делать набрал номер фермы, думая, что ты приехал, и хотел перед тобой извиниться. Но трубку взяла Эдди. Без всяких задних мыслей я решил навестить ее, но она воспротивилась и сказала, что никогда в твое отсутствие гостей не принимает. Мы договорились поехать погулять. Я же в Бонне никогда не был. С цветами заехал на твою ферму, но пробыл на ней минут десять, так как Эдди была готова, на ее машине и уехали.
– Допустим, это мне известно… – мрачно подтвердил Шлоссер.
– Чего ты злишься? Радуйся, что жена придерживается законов домостроя!
– Радоваться я буду, когда ударю кулаком по крышке твоего гроба, – не то пошутил, не то высказал пожелание адвокат.
– Должен тебя разочаровать, для нас для всех готовится одна крышка. Мы погуляли по набережной и случайно зашли в китайский ресторан. Эдди отказывалась, говорила, что там плохо готовят и что ты в него принципиально не ходишь. Но мне казалось очень романтично прокатиться за бокалом вина по вечернему Рейну. Никаких приставаний с моей стороны, клянусь, не было. И вдруг, когда повернули назад, к причалу, в зале я увидел сидящего за столиком Курганова. Он был очень бледен. Я не захотел его окликать, заранее зная, что Тереза его наверняка обсмеяла и прогнала, а потому выслушивать, какая она сука, мне не хотелось. Ведь у меня же и в мыслях не было, что он пришел на заказное убийство. Сам не видел, но Эдди сидела лицом на зал и потом давала показания полицейскому инспектору…
– Значит, полиция все засекла, – профессиональным тоном отметил Шлоссер.
– Да, но об этом позже. Курганов встал, подошел к столику, за которым ужинали какие-то тучные турки, вытащил пистолет и метров с трех застрелил одного из них двумя выстрелами. Потом схватил официанта, его спиной разбил окно и прыгнул в реку. Судя по всему, там неподалеку находилась лодка, потому что он исчез в вечерней темноте раньше, чем остальные бросились к окнам… Так-то вот, Федя.
Шлоссер задумался. Ситуация возникла на редкость противная. Из-за нелепой случайности в деле об убийстве оказались замешаны они все. Во-первых, приглашение в Германию для них делал он, Шлоссер. Во-вторых, соседи видели, что двое иностранцев жили на ферме, в-третьих, Эдди была в компании, совершившей убийство, в-четвертых, он никогда теперь не докажет, что не сам разбил свою машину для создания алиби. А в-пятых, он довольно долго сидел в холле «Меритима», и служащие отеля наверняка его запомнили. К тому же, там Вилли встретился с Вениамином. Отличная ловушка для ни в чем не повинных людей!
Шлоссер аж крякнул от досады. Так жизнь его еще не припирала к стенке. И на чем? На ровном месте!
– Инспектор что-нибудь заподозрил? – с надеждой спросил он.
– Нет, иначе бы не отпустили. Эдди соврала, что втихаря от мужа, уехавшего в другой город, решила встретиться со мной. Поверили. Но то, что я русский, создало некоторую напряженность. Официант, обслуживавший Курганова, сообщил о его сильном акценте и уверял, что тот был либо поляком, либо югославом. Наверное, русских просто в глаза не видел.
– Ну, от этого не легче, легавым будет не так-то сложно установить личность убийцы.
– Ты думаешь?
– Все зависит от кампании, которую раздуют в прессе. Одно дело, если это – чисто мафиозная разборка. Но тут, думаю, обошлись бы и без твоего приятеля, а совсем другое, если примешана политика. Может, этот турок какой-нибудь активист или, что еще хуже, профсоюзный деятель. Тогда полиция перевернет всю Германию. И поверь, здесь искать умеют. Ах, что ж вы, подлецы, наделали…
Вене сказать было нечего. Он прекрасно понимал, что Курганов подставил Шлоссера. Но, с другой стороны, чего уж так быть в долгу перед адвокатом? Сам вызвался работать на российскую мафию. Должен был понимать, что возможны любые эксцессы. Хотел покоя – открыл бы обычное турбюро.
– В нашем деле без осечек не обходится, – все же решил успокоить он.
– Ничего себе осечка! Это называется из всех орудий по своим!
Шлоссер лихорадочно обдумывал положение. По адвокатской привычке всегда искал плюсы, а не минусы. Ведь они возникали при любой, самой обвальной ситуации.
– Он пистолет бросил или прихватил с собой?
– Не видел, – пожал плечами Веня.
– Эх, ты – Федя. Такие вещи замечать надо. Ладно. Надеюсь, что в Германии твоего дружка уже нет… – как ни смешно, но главным плюсом оказалось то, что Веня уже никогда не станет ухаживать за Эдди, а та побоится даже думать о нем. Но выигрыш был не совсем вчистую. Адвокат понимал, что теперь надобно позаботиться о своем алиби. На ферму в любом случае он возвращаться не собирался. Слишком рискованно. Вдруг легавые задержат Курганова? Тогда им нескольких минут хватит, чтобы вычислить Шлоссера. На такой экстренный случай у Вилли была куплена небольшая вилла в Испании на чужое имя.
Там жил один старик. Русский, из власовцев. После войны сумел пробраться под защиту франкистского режима. Был одинок и страшно домовит. Шлоссер ему доверял, потому что старик был кристальной честности и верил, что адвокат сумеет похоронить его в России, в Вологодской области. Шлоссер на его имя переводил деньги и в любой момент мог воспользоваться его документами. Самому старику они были уже ни к чему. Но «ложиться на дно» – дело крайнее. Следовало со стороны немного понаблюдать за развитием событий.
– Видишь, Веня, как нехорошо ухлестывать за чужой женой, – произнес он наставительно, но уже без раздражения.
– Вижу, – согласился тот.
– В самый раз чего-нибудь перекусить, – от нервного напряжения у Шлоссера возникли в животе голодные судороги.
Они зашли в кафе. Там, кроме гамбургеров, ничего не было. Адвокат взял себе три порции и четыре банки пива. Уселся за пустой столик и с нескрываемым удовольствием принялся за еду. Почему-то ему особенно хорошо думалось, когда он тщательно пережевывал пищу. Вот и сейчас закралась одна интересная мыслишка. А что, если взять и махнуть не куда-нибудь, а в Россию? Виза есть, безопасность там гарантирована, деньги имеются. Эдди будет держать его в курсе дел. Он постарается усилить в ней чувство вины. Соседи знают, что он поехал на кинофестиваль в Канны. В день убийства его на ферме не было. Пожалуй, лучшей страны для пережидания не было. Да и за Веней легче присматривать. Теперь попал к адвокату в должники и, как человек совестливый, будет отрабатывать.
Закончив с третьим гамбургером и выпив три банки пива, Шлоссер перевел дух и вытянул ноги на проход.
– Значит, так, Федя. Слушай внимательно, – начал он, открывая четвертую банку. – Ты хотел, стервец, оставить меня без жены, а оставил без жены и дома. Многовато для первого раза. Придется теперь заботиться обо мне. Сейчас немного засну, минут на двадцать, а потом помчимся в Баден-Баден. Там я даже номер не сдал. Завтра должны вынести приговор моей машине… Кстати, это ты ее изувечил?
Веня посмотрел на Шлоссера через затемненные стекла, улыбнулся самой что ни на есть невинной улыбкой и своими пухлыми губами обиженно заявил:
– Как ты мог на меня подумать? Я же серьезный человек. Адвокат ему не поверил, но счеты сводить было как-то не ко времени.
– Ладно, Федя, купишь новую.
– Куплю, – с готовностью согласился Вениамин.
– Тогда пойду в машину посплю, а завтра из Баден-Бадена поедем во Франкфурт. Оттуда есть рейсы на Москву. У тебя паспорт с собой?
– А как же! – Веня несказанно обрадовался, что Шлоссер не возвращается на ферму. Остается подержать его в Москве достаточно долго, чтобы Эдди привыкла к одиночеству. Потом видно будет. Веня тоже увидел свои плюсы в создавшейся ситуации. О такой редкой возможности избавить Эдди от Шлоссера он и мечтать не мог.
Адвокат пошел спать, а Веня, расплатившись за гамбургеры и пиво, отправился любоваться ночной рекой, по склонам которой тянулись виноградники, казавшиеся при лунном свете бесконечными, растянутыми рыбацкими сетями. Нервозность потихоньку затухала, и Веня уже улыбался сам себе, подумывая о том, что не так уж плохо жить на свете, когда есть голова на плечах. Теперь оставалось молиться только о том, чтобы при пересечении границы не задержали Курганова…
Инесса приехала в салон спозаранку и принялась пытать Лялю обо всех событиях, происшедших за время ее отсутствия. Но Ляля была немногословна. Инесса и не подозревала, что «серую мышь», которая, как она считала, должна была молиться на нее за предоставленную работу, с потрохами продалась Геннадию Владимировичу Столетову. Он умело использовал возникшую в душе женщины зависть ко всем этим начальственным женам и дочкам, перед которыми Ляля, научный работник с ученой степенью, должна была разыгрывать роль приветливой прислуги. Вот из-за этого-то комплекса и согласилась сообщать Столетову обо всех разговорах, ведущихся в салоне.
Первое, о чем от нее узнала Инесса, так это о романе Ирочки Пригородовой с Али. Нужно сказать, что телохранитель рассчитал верно. Она ужасно возмутилась и даже выпила немного коньяку, чтобы успокоиться, заявив:
– Вот пусть теперь Ирочку и охраняет!
– Вполне вероятно, – подтвердила Ляля. – У Ирочки появилась очень богатая покровительница. Что-то вроде дальней родственницы. Очень хочет попасть в наш салон. Я ее видела. Роскошная дама, годочков так это пятидесяти пяти.
– Еще чего не хватало! Ирочка будет тут свою кашу варить! – разозлилась Инесса.
– Ну, а о Тамаре и беспокоиться нечего. Ей теперь на своего посла наплевать. Нашла какого-то студента, так представляешь, он чуть ли не целую собственную армию содержит. Подарил «СААБ». Даже сама Алла Константиновна ее в последнее время очень к себе приблизила… Ну, то, что Майка Зарубина очередное наследство получила, ты наверняка знаешь. Вот что значит, с молодости иметь пожилых любовников. И чего она все на здоровье жалуется? Может, от стариков зараза какая-нибудь переходит…
Инесса почувствовала себя на периферии событий. Пока моталась по Европе, тут народ времени даром не терял.
– А что с бизнесом?
– Крутят что-то. Алла Константиновна стала привечать жену генерала Супруна…
– Этого коммуняки?!
– Так ведь говорят, правительство не сегодня-завтра отправят в отставку, а у той весь парламент схвачен.
Инесса выпила вторую рюмку и закурила. Она знала Стеллу Яковлевну давно, еще когда Супрун был заместителем министра обороны. Стерва редкостная. Продаст раз десять, а то и больше. Плохо, ежели Алла Константиновна задумает потянуть одеяло на себя. Без лидерства Инессы им не обойтись.
– А как поживает Василиса Георгиевна? – спросила она о брошенной жене Столетова.
– Живет в ненависти к журналистке. На нее все махнули рукой. Кто она теперь такая? Бывшая жена. Скоро денег и на взносы в наш клуб не наскребет.
Ляля с особым наслаждением говорила о бывшей жене Столетова, потому что хотела подчеркнуть, что все собирающиеся здесь жены гроша ломаного сами по себе не стоят, и от осознания их ничтожности чувствовала себя превосходно. Но Инесса не обратила внимания на ее интонацию и, отправляясь на массаж, попросила – свари-ка мне кофе.
Лежа под властными руками массажиста, она прикидывала расклад. Самой навязываться к Алле Константиновне не хотелось, хотя именно та была ключевой фигурой в афере с островами. Лучше взять на себя Василису Георгиевну. Тут связей не меньше. А насолить бывшему супругу и просить особо-то не придется.
Когда она, расслабленная после массажа, пила кофе, к ней подошла Ирочка. Выглядела девка заметно похорошевшей. Костюмчик из «Эскады», стоимостью не менее восьмиста долларов да туфельки простенькие, но итальянский дизайн виден сразу. Хотя морда осталась все такой же плебейской. Только с телохранителями и спать.
– У меня к тебе просьба, – сказала она после привычных приветствий и поцелуйчиков.
– А у меня к тебе, – резко начала Инесса. – Или я уволю Али, или ты с ним трахаться прекратишь!
Ирочка выкатила глаза.
– О чем ты? Он мне один раз помог с ремонтом машины и все! Ну, и бабы! Надо же придумать такую сплетню. Поверь, Инесса, как я могу, ты же сама с ним спишь…
«Далеко пойдет девочка», – подумала про себя Инесса и, не отреагировав на последнюю фразу, хозяйским тоном позволила говорить.
– Меня недавно познакомили с очень достойной женщиной. Зовут ее Марфа. Муж какой-то ветеран войны. Слушай, такая богатая и добрая тетка, слов нет. Очень хочет попасть к нам… так вот я…
На лице Инессы появилась гримаса недовольства, капризные губки выразили все, что она думает о подобных дамах.
– Ирочка, ну о чем ты просишь? Разве дело в деньгах? Мало ли всяких путан да директрис магазинов хотели бы к нам попасть. Здесь клуб! Мы беседуем на такие темы, о которых посторонним знать не позволено. Не забудь, мы же – элита, самые приближенные к власти люди и уж, начистоту, так во многом эту власть определяем. Разве можно при чужих людях обсуждать секреты?
– Какие секреты? – надулась Ирочка. – Меня Марфа в первый же день спросила: «Как там с островами, продавать еще не надумали?»
Такого удара Инесса не подозревала. Она вся сжалась, превратившись в разъяренную кошку.
– Какие острова?!
– Ну, те, что японцы у нас требуют. Марфа готова войти в это дело с большим капиталом.
Было от чего потерять не только самообладание, но и тщеславие. Инесса забыла про кофе. Схватила Ирочку за руку и принялась допытываться:
– Кто Марфе рассказал про острова?
– Не знаю. О них все говорят. Скоро Суховей подпишет распоряжение правительства. Я уже разговаривала с отцом. Он против, но Алла Константиновна попросила на него нажать. И поверь, у меня это здорово получилось. Еще немного – и папаша будет у меня в руках. А он не последняя фигура в парламенте. Да у меня самой есть выходы и через его голову, – Ирочка самодовольно улыбнулась, забыв при этом сообщить, что папаша стал сговорчивее после того, как Марфа субсидировала его юбилей.
– Как фамилия Марфы? – резко спросила Инесса, решив срочно дать задание Манукалову проверить, кто она такая и откуда у нее деньги.
Ирочка задумалась и призналась:
– Не знаю ее фамилии. Да и зачем?
– А Алла Константиновна в курсе?