– Как?! – испуганно воскликнула Галина.
   – Так. Пока мне не ясна цель его визита.
   – А откуда ты вообще узнал о нашем приезде?
   Порте лукаво улыбнулся и повернул машину к уютному ресторанчику, нависающему над морем.
   – Здесь, в Ментоне, очень мило принимают. И в меню – исключительно мои любимые блюда.
   – Мы будем есть в то время, как Веню, возможно, убивают?
   – Но нельзя же отказываться от ужина, – пошутил Доменик. Он был настроен благодушно. Улыбка не сходила с круглого, полного, доброго лица, и Галине передалось это спокойствие. Вообще Порте действовал на окружающих гипнотически. При нем невозможно было кричать, ссориться, выяснять отношения. Аура, существующая вокруг него, действовала примиряюще. Возникало ощущение, что все будет в порядке, как будто попадаешь под крышу отчего дома, где о тебе позаботятся, выслушают и успокоят. Как некоторые экстрасенсы снимают боль, так Порте умел снимать агрессивность, нервозность и раздражительность.
   Он подождал, пока официант предложит фирменные блюда, и согласился с желанием Галины отведать лягушек в соусе.
   – И принеси-ка нам бутылочку «Шабли», – а когда официант отправился выполнять заказ, заботливо спросил: – Создается впечатление, что в Москве хотят убедить меня в несчастном случае, происшедшем с Либерманом?
   – Так и есть, – подтвердила Галина.
   – Чисто сработано, – оценил Порте. – Я уважаю профессиональную работу, даже если приходится нести некоторые издержки. Так в чем суть демонстрации силы?
   Галина сидела, как на сковородке. В ужасе от необходимости говорить с Домеником о различных мафиозных делах. Ведь он возник в ее жизни, подобно сказочному наследному принцу. Богатому, беззаботному, возвышенному. А тут приходится снова бултыхаться в болоте, затянувшем ее с легкой руки Цунами.
   – Ты сомневаешься в моей порядочности? Или тебе запретили? – вкрадчиво выяснял Порте. – Так кто, как не я, хочу быть твоим самым доверенным другом…
   И Галина решилась! Черт с ним, с Цунами! Если уж любить бандита, так такого элегантного и аристократичного, как Порте. Хватит прислуживать неотесанному жлобу, получившему образование на лесоповале. Как всякая разлюбившая женщина, она с легкостью переступила через недавнего любовника и не сочла предательством собственное откровение. Пригубив вино и расправившись с лягушками, Галина сбивчиво и торопливо поведала Порте о своих отношениях с Цунами, о его силе в Москве, о влиянии в криминальном мире России. Чем дольше рассказывала, тем больше и подробнее ей хотелось раскрыть тайны бывшего любовника.
   Порте слушал замечательно. Ничего не уточнял, не перебивал и, получая ценнейшую информацию, отмечал про себя, что никогда женщину нельзя приближать настолько, чтобы она оказывалась в курсе мужских дел. Потенциальное предательство обеспечено. Причем делаться это будет во имя новой любви. Под влиянием чувств, а не обстоятельств. Но благодаря влюбленной в него Галине он получил исчерпывающую информацию о раскладе сил в Москве. О деятельности фонда «Острова России» и о реальных людях, готовых вложить миллиарды долларов.
   – Значит, Цунами предлагает мне сотрудничество?
   – Да, – довольная собой, подтвердила Галина.
   – Мило с его стороны. Думаю, он не дурак и предполагает, что ты многое мне расскажешь, но, как я понимаю, другого выхода у него нет. Ведь только заинтересовав меня, можно надеяться на прорыв в западный бизнес. Однако я не люблю рисковать. Саша Либерман должен был все разузнать и сделать заключение – стоит ли мне соваться в Россию или нет. Его смерть доказывает, что не стоит. Было бы у него другое мнение – ел бы лягушек вместе с нами. Но теперь меня действительно интересуют люди, похитившие Вениамина. На кого они работают? На КГБ?
   – Нет. Не знаю. Если так, то ужасно.
   – А какие отношения у Вениамина с Вилли Шлоссером?
   – Влюблен в его жену… А ты поддерживаешь отношения с этим адвокатом?
   – Шлоссер – мой человек, – задумчиво улыбнулся Порте.
   – Ах, так вот откуда ты узнал о нашем приезде…
   – Видишь, я с тобой тоже откровенен.
   – Но я же тоже – твой человек, – кокетливо напомнила Галина.
   – В таком случае будем спасать русского друга от русских врагов, – заключил Порте и покачал головой. – Ну и народ. Ох, наплачется Европа с вами… – он пальцем показал официанту, что необходим телефон. Тот мгновенно исполнил просьбу. Доменик набрал номер телефона:
   – Жан, берите всех и ждите моего приезда.
   И, отложив телефон, как ни в чем не бывало предложил продолжить ужин.
   Веня продолжал стонать, потому что весь организм превратился в одну мучительную рану. От очередной порции водки отказался и потребовал коньяк, который был незамедлительно принесен, после чего пришла уверенность, что с истязаниями закончено. Утешало Веню только собственное мужество. Он не подставил Цунами и Инессу, а остальным – Бог судья. Петр Фомич более не донимал вопросами и где-то за стенкой громко рассказывал о бабах в Нижнем Тагиле. После коньяка Веня начал подумывать о побеге. Если его мучители перепьют, а судя по гоготу, в соседней комнате шла нормальная пьянка, а доктор Шталь, дремлющий в кресле напротив, впадет в глубокий сон, то можно будет попробовать выбраться из этого логова. В крайнем случае завтра утром Галина обнаружит его исчезновение и поднимет тревогу. Хотя кто будет искать? Вене стало не по себе, так как вдруг понял, что никому не нужен. Богатство, приличная жизнь, к которой стремился, заканчивается за первым же неизвестным поворотом. Сегодня ты гордо садишься в свой «БМВ», а завтра из него же вытаскивают твой обгорелый труп. И жизнь мчится дальше уже без тебя. Конечно, раз он нужен этим мужикам, его не убьют, но ведь и Цунами не простит, узнав, что он работает на кого-то другого. Веня с грустью подумал об Эдди. Только она одна могла бы исцелить раны и поселить в душе покой. Но теперь с этой мечтой можно было распрощаться окончательно и бесповоротно.
   Веня снова забылся в горячечном бреду и не услышал внезапный шум и возню, наполнившие заброшенную виллу.
   А возник он оттого, что во двор на большой скорости въехало несколько джипов с включенными фарами. Из них высыпали парни с автоматами и быстро окружили дом. После чего из одной машины по мегафону на чистом французском языке предложили всем обитателям виллы выйти во двор с поднятыми руками.
   – Что происходит? – ударив кулаком по столу, заорал Петр Фомич.
   – Нас выследили… – ответил один из Вениных мучителей.
   – Полиция?!
   – Черт их знает.
   – Значит, так, действуем сообразно обстановке. Сдаваться не имеем права. Выйди один и попробуй выяснить, кто они такие. Скажи, что их приказам мы не подчинимся. – Петр Фомич встал во фрунт и по-отечески напутствовал: – Иди, Коля, и ничего не бойся.
   Коля неуверенным шагом двинулся к выходу, открыл дверь, поднял руки и спустился по разбитым ступенькам во двор.
   – Кто вы такие? – крикнул по-французски.
   – Не твое собачье дело, – услышал в ответ.
   – Тогда вам лучше отсюда проваливать.
   – У вас находится наш друг…
   – В доме, кроме русских, никого нет. Вы ошиблись.
   – Нет. Это ты ошибаешься, не принимая нашего ультиматума. Если через пятнадцать минут не сдадитесь, мы возьмем виллу штурмом, – предупредили его.
   Коля, опустив руки, медленно вернулся в дом и в коридоре наткнулся на Петра Фомича с автоматом в руках.
   – Кто такие?
   – Черт их знает. Требуют выдать их друга. Я заверил, что, кроме русских, никого здесь нет.
   – Фу ты… – облегченно вздохнул Петр Фомич. – Ну и дурак ты, Коля, хоть и французский знаешь… это же люди Порте! Ах, какие молодцы, выследили-таки. Вот что значит хватать человека на виду у всех. Но так даже лучше. Пойди передай – будем говорить только с месье Порте.
   Коля нехотя отправился выполнять просьбу. Он, несмотря на оптимизм начальника, не очень-то надеялся на переговоры, а силы были явно не равны. В доме всего скрывалось пять человек. Французов, судя по машинам, приехало не менее двадцати. Но тем не менее прокричал им условие, на которое ответа не последовало. Свет фар не давал возможности разобрать, кто стоит у машин, и Коля на всякий случай ретировался назад в дом.
   Тем временем по приказу Петра Фомича Веня был поднят с дивана и превращен в заложника, прикрываясь которым группа надеялась вырваться из окружения.
   – Они ничего не ответили, – сообщил Коля.
   – Молодец, – неожиданно похвалил начальник. – Все верно. Это люди Порте. Иначе продолжали бы запугивать. Сейчас ему доложат.
   Веня, не соображая, что происходит, чувствовал лишь дуло автомата, которым его подталкивали к выходу.
   – Скажи им по-французски, что с тобой все в порядке, – шептал Петр Фомич.
   – Не скажу, – уперся Веня.
   – Все-таки хочешь стать инвалидом? Добро. Коля, займись им.
   И тут в Вене проснулся зверь. Он вдруг разом забыл обо всех болях, собрал последние силы в кулак, оттолкнул в сторону «военного» и бросился к двери. Путь преградил какой-то подручный с пистолетом. Но испугать Веню не удалось. Он выбил пистолет, подмял мужика под себя и вместе с ним вывалился на крыльцо. Коля бросился вслед, но был остановлен короткой автоматной очередью поверх головы. Пригнувшись, он с матом убрался назад в дом. А Веня лежал, вцепившись в мужика, который после выстрелов предпочитал не двигаться.
   – Вы живы? – спросил кто-то из темноты по-французски.
   – Почти, – ответил Веня. – Не подходите, они вооружены. Будут стрелять.
   – Сейчас вас прикроем, – пообещали французы, и два джипа со слепящим светом фар, установленных на крышах, подъехали почти вплотную к дому.
   Тут же по ним полоснула автоматная очередь, и свет погас. Но Веня успел воспользоваться внезапно наступившей темнотой и откатиться за ближайший кустарник. И дальше пополз по-пластунски, раздирая в кровь и без того больной живот.
   Джипы отъехали назад. И наступила тишина, которая длилась вплоть до приезда Доменика Порте. Он первым делом склонился над перенесенным в машину Веней.
   – Мне о вас рассказывала Галина Вагнер.
   – Спасибо… – перехваченным от волнения голосом прошептал тот.
   – Кто эти люди в доме?
   – Русские…
   – КГБ?
   – Нет. Представляют какого-то известного российского политика, который ищет контакт с вами.
   – Таким способом? – несказанно удивился Порте.
   – Другие им неизвестны. Поговорите с Петром Фомичом. Он у них главный. А я… я ничего не сказал… ни про кого… знайте это. Меня били, но без толку, ни про кого – ничего.
   – Отлично, парень. Ты мне нравишься, – успокоил его Порте и взял в руки мегафон. – Порте слушает. Кто хотел со мной говорить?
   Из дома вышел Коля и крикнул по-русски:
   – Веня! Это сам Порте? Если подтверждаешь, веди его сюда!
   Веня перевел требования русских. Порте протянул мегафон.
   – Передай – или они выходят без оружия, или мы увозим тебя и вызываем полицию. Здесь не Россия.
   Спустя несколько минут на вилле зажгли свет, и дверь распахнулась. Первыми зашли парни с автоматами, за ними – Доменик Порте. Веня остался лежать в джипе.
   В той самой комнате, где недавно совершался допрос, французов ждал по-военному подтянутый Петр Фомич. Рядом стоял Коля, выполняющий роль переводчика.
   – Вы Доменик Порте? – строго спросил Петр Фомич.
   – Да. А кого представляете вы?
   – Разговор у нас должен состояться конфиденциальный. Попросите лишних удалиться.
   Коля кое-как перевел. Порте кивнул в знак согласия, и его парни вышли из комнаты. Француз непринужденно сел на диван, закинул ногу на ногу и приготовился слушать.
   Петр Фомич прохаживался взад и вперед, ожидая, пока стихнут шаги в коридоре. Потом взглянул на Колю и приказал:
   – Переводи.
   – Перевожу, – подтвердил тот.
   – В России сейчас слишком много проходимцев, нагло пользующихся временными трудностями и обманывающих простых граждан… Вы, наверное, слышали о всяких фондах и банках типа «Чары». Но афера, в которой главари российской преступности предлагают участвовать вам, беспрецедентна по своим масштабам. Суть ее в том, что криминалитет собирается взять в аренду спорные острова Курильской гряды. Уже создан фонд «Острова России». С его президентом мы недавно беседовали. От него нам стало известно, что вы не прочь поучаствовать в этом бизнесе…
   Порте вспомнил искреннее признание Вениамина о том, что он ничего не сказал, и, выслушав переводчика, возразил:
   – Месье Петр Фомич блефует. Нет сведений о моей заинтересованности.
   – Но Вениамин Аксельрод… – начал было Петр Фомич, – и осекся. Доказательств действительно не было. Поэтому приходилось приоткрывать карты первому. – Допустим. Не это главное. Деньги, в количестве четырех миллиардов, аккумулированные фондом «Острова России», будут переведены на счета российско-германского банка. Однако постановление правительства о сдаче островов в аренду не пройдет через парламент и президентские структуры…
   – Это же самая натуральная афера! – воскликнул Порте, после того, как Коля втолковал ему суть слов Петра Фомича.
   – Да, – согласился он и похлопал себя по плечам. – Но участвуют в ней российские уголовные авторитеты, поэтому созрел план, в котором вам предлагается видное место…
   – Прежде всего я должен знать, от чьего имени вы со мной говорите? – перебил его Порте. – Иначе встреча теряет смысл.
   – От имени государства, – выпалил Петр Фомич.
   – Тогда почему со мной?
   Несчастный Коля вспотел, подбирая нужные слова. Он с ужасом поглядывал на Фомича, понимая, что присутствует на сверхсекретных переговорах, от удачи которых, возможно, будет зависеть его жизнь. Ведь в таких делах свидетелей не любят.
   Петр Фомич тоже нервничал, хотя блестяще не подавал виду. Он ничем не рисковал, но боялся проиграть. Ибо за этим последует забвение и жалкая военная пенсия. И, будучи человеком решительных действий и фронтального натиска, немного помявшись, четко произнес:
   – В решении этого вопроса лично заинтересован господин Столетов Геннадий Владимирович!
   Доменик Порте понятия не имел, кто этот чиновный господин, но апломб, с которым Петр Фомич произнес фамилию, позволял думать о самых верхних эшелонах власти. Порте и раньше слышал о коррупции в России, но не ожидал, что и ему предложат нагреть на ней руки.
   – Месье Столетов… – задумчиво повторил француз. – Занятно…
   Петр Фомич спохватился:
   – Переведи, что Геннадий Владимирович хочет, чтобы криминальные деньги, собранные в фонде, вернулись в российский бюджет.
   Услышав об этом, Порте улыбнулся своей мягкой, располагающей улыбкой. Сразу понял уловку и решил не выкручивать изнанку коммерческого предложения. Когда имеешь дело с государственными чиновниками, не стоит разрушать иллюзию, что все совершается на благо государства.
   – Мне понятны благородные устремления месье Столетова, но я бизнесмен, и там, где нет выгоды, – там нет меня.
   Петр Фомич в ответ тоже улыбнулся уставной командирской улыбкой.
   – Насколько я понимаю, в банковском деле существуют проценты с капитала. А он – около четырех миллиардов.
   В таком повороте Порте и не сомневался. Следовало отдать должное русским чиновникам, умеют глотать – по крупному. Оставалось получить гарантии безопасности, хотя с этим у Порте дело обстояло неплохо.
   – А как на эту приватизацию капитала посмотрят вкладчики?
   – Их судьбой займется соответствующее ведомство, – с достоинством ответил Петр Фомич.
   – В таком случае передайте месье Столетову, что я польщен вашим предложением и в течение недели проработаю схему его реализации. Моим официальным представителем будет Вениамин Аксельрод. В дальнейшем будьте с ним повежливее, господа.
   Петр Фомич пожал плечами, словно дело не стоило и выеденного яйца. Подошел к Порте и протянул ему руку.
   – Где мы назначим встречу?
   – В Москве.
   – Вы приедете? – обрадовался Петр Фомич.
   – Приедет месье Аксельрод со всеми документами. Прощайте.
   Коля проводил Доменика Порте до дверей и остался на крыльце наблюдать, как французы рассаживаются по машинам.
   – Тебя везти в госпиталь? – поинтересовался Порте, заглянув в джип, в котором лежал Веня.
   – Нет. Отвезите меня в Бонн, на ферму Вилли Шлоссера в Брюнгсберг.
   – Адрес знаешь?
   – Да.
   Порте похлопал Веню по животу.
   – Выздоравливай и до моего распоряжения не показывай носа за ворота фермы.
   Веня хотел его поблагодарить, но не смог приподнять голову.
   Александр Сергеевич Манукалов стоял у открытого окна. Пот градом лил с его ладного, натренированного тела. Утренний ветерок приятно охлаждал. Безоблачное небо предвещало теплый день наступившей золотой осени. И только на душе у генерала было мрачно и неуютно. Он специально увеличил физические нагрузки, чтобы хоть немного заглушить боль и обиду. От Курганова никаких известий не поступало. Посланный в Ремих человек покрутился возле дома Отто Виктора и сообщил, что там никто не проживает. Соседи подтвердили, будто видели, как русский банкир вместе с незнакомой им женщиной-иностранкой куда-то уехали на машине, скорее всего отдыхать, так как взяли с собой много вещей.
   Сомнений не оставалось – Курганов задание не выполнил. В Москве не появлялся. Неужели снюхался с ними? От таких шизоидов, как он, можно ожидать чего угодно. Но чаша терпения лопнула, и Александр Сергеевич решил выполнить угрозу и уговорить Суховея не подписывать постановление по островам.
   Он решительно направился в душ. Тщательно оделся, позавтракал, мимоходом взглянул на фотографию Инессы и, обращаясь к ней, произнес: «Сама напросилась. Я чист перед Богом, тобой и людьми».
   Сев в машину, приказал ехать в Белый дом. Он помнил, с каким нежеланием в прошлый раз принимал его Олег Данилович. Теперь ситуация была другая. Суховей по шею увяз в дерьме, и только Манукалов мог его спасти.
   В приемной вице-премьера витала какая-то похоронная атмосфера. Помощника не было вообще, а секретарша занималась маникюром.
   – Примет? – коротко спросил Манукалов.
   – Примет… – эхом ответила та, посмотрев на генерала с недоумением. Неужели ему неизвестно, что указ о снятии Суховея лежит на столе у президента.
   Александр Сергеевич знал об этом, как и о том, с чьей подачи этот указ был подготовлен. Поэтому спокойно опустился в кресло и взял с журнального стола первую попавшуюся газету, но долго читать не пришлось. Олег Данилович сам открыл дверь кабинета и, заметив Манукалова, предложил войти.
   – Здравствуй, Александр Сергеевич, – грустно вздохнул он. Впервые его плакатное лицо выражало простое человеческое страдание. – Видишь, как получается: «Сегодня парни в бороде, а завтра где? В НКВДе! Свобода, понимаешь ли, свобода!».
   – Да уж, времена, – протянул Манукалов. Он дождался, пока Суховей пододвинул ему кресло, и сел. – У тебя сигареты есть?
   Олег Данилович достал пачку «Кента». Оба закурили, стараясь не глядеть друг на друга. Первым нарушил молчание Манукалов. Решил не тянуть кота за хвост.
   – Не внял ты моим предупреждениям, теперь остается последовать одному совету. Не подписывай постановление по островам.
   Суховей вздрогнул. Он ждал чего-то в этом роде. Но не так откровенно.
   – Это чистый криминал, – продолжил Манукалов. – Там такие волки сбежались на добычу, что не выпутаешься.
   – Какая разница? Указ обо мне на столе президента…
   – Дурак! Пока ты его не подпишешь, тебя никто не тронет! – сорвался Александр Сергеевич.
   – Генерал, ведите себя прилично. То, что наши жены поддерживают дружеские отношения, еще не означает наличия их между нами. Вы, собственно, по какому вопросу?
   – По личному! – не сдавался Манукалов. – Поверьте, Олег Данилович, я много лет в органах. Вам не удастся воспользоваться ни долларом из тех сумм, которые своей подписью собираетесь легализовать. Алла Константиновна запуталась в связях с уголовными авторитетами. Попала под влияние некой Марфы, жены известного вора в законе Унгури…
   Вице-премьер смотрел на него чистыми голубыми глазами, с видом человека, не причастного ни к чему подобному. Очевидно, долго репетировал перед зеркалом выражение лица, с которым придется выслушивать обвинения в свой адрес. Говорить дальше было бессмысленно, и Манукалов, схватив вторую сигарету, с досады закурил.
   – Что касается постановления, – тихо и буднично заговорил вице-премьер, – то это государственная политика. Мы должны его обкатать на практике. Поглядим, насколько идея окажется плодотворной. Проанализируем реакцию Запада, понаблюдаем за японскими настроениями. Вы, генерал, простите, плохо разбираетесь в политике…
   – Здесь не политика, а уголовщина! – закричал Манукалов и тут же замолк.
   Олег Данилович не собирался возражать. Не мог же он на самом деле распахнуть душу перед генералом ФСБ и рассказать, что посол в Европе Сергей Янчуковский договорился со швейцарскими банками о приеме на их счета финансовых средств фонда «Острова России», а заодно заручился согласием правительства одной небольшой страны в случае надобности предоставить Суховею и его семье политическое убежище. Генерал пришел потому, что его жена оказалась выбитой из обоймы. Он в одностороннем порядке собирается нарушить правила игры. Вчера в этом же кабинете другой генерал, Супрун, – один из лидеров оппозиции, уговаривал подписать постановление, обещая поддержку в парламенте и в патриотической прессе. Получается, что сами патриоты согласны с идеей отдать острова в аренду российскому бизнесу, а какой-то Манукалов возомнил себя единоличным борцом с преступностью и пришел сюда читать проповеди.
   – Указ подпишут в тот самый момент, когда вы подпишите постановление, – без надежды быть услышанным закончил Манукалов.
   – Послушайте, генерал, по-моему, вас должна больше волновать собственная судьба. А о своей я как-нибудь позабочусь. В определенных кругах очень недовольны вашей работой. Бороться с мельницами нужно было при коммунистах. А теперь все мельницы приватизированы, так что махать копьями не следует. Пока не поздно, проконтролируйте действия супруги. Она, как мне докладывали, действительно связалась с преступными элементами. Об этом уже поговаривают в Кремле.
   Александр Сергеевич встал, и не попрощавшись, вышел из кабинета. Катастрофа должна была произойти со дня на день, и остановить ее он уже был не в силах. Слишком долго наблюдал, прикидывал, не задушил идею в зародыше. Позволил Инессе запутаться в связях, и сам в конечном счете безвольно отпустил все ниточки…
   Терзаемый надоевшими мыслями, Александр Сергеевич зашел в столовую и, взяв сосиски с зеленым горошком, одиноко сел за дальний столик. Он никак не мог понять, на что рассчитывает Суховей, так глупо и целеустремленно идущий к финалу собственной карьеры, а возможно, и жизни.
   Но Олег Данилович в отличие от Манукалова времени на размышления не тратил. Сразу же уселся за рабочий стол и по вертушке набрал номер Столетова.
   – Геннадий Владимирович, это Суховей.
   – Слушаю тебя.
   – Только что ко мне приходил генерал Манукалов. С очень странной просьбой…
   – Говори, говори прямиком, не виляй, – успокоил его Столетов, давая понять, что телефон не прослушивается.
   – Манукалов уговаривал меня не подписывать постановление по островам.
   – На каком основании?
   – Считает, что в этом заинтересованы теневые структуры.
   – Что за глупость! – взорвался Геннадий Владимирович. – В этом заинтересован весь советский народ… то есть, естественно, российский. Ну и что ты решил?
   – Как и договаривались. Сегодня подпишу.
   – Гляди, чтобы хозяин тебя не опередил, а то останется одна забава – подписывать школьный дневник сына.
   – Он у меня уже закончил школу.
   – Значит, умный мальчик. Весь в отца. Что еще?
   – Боюсь, генерал погонит волну.
   – А ты не бойся. У нас генералов много. Работай спокойно и не распространяйся о постановлении. Подпиши и держи при себе. Скажу, когда придет время обнародовать.
   Столетов положил трубку. У Суховея отлегло от сердца… А Манукалов закончил ранний обед и, больше не задерживаясь, спустился вниз.
   Сев в машину, он скривился от музыкальной какофонии, рвавшейся из приемника.
   – Найди что-нибудь поспокойнее, – попросил шофера.
   Тот покрутил приемник и поймал позывные «Маяка». Передавали последние известия. Александр Сергеевич рассеянно смотрел в окно и не прислушивался к бодрому голосу диктора, но вдруг мельком услышал свою фамилию. Машина резко затормозила, и водитель присвистнул:
   – Ого! Слышали, Александр Сергеевич?
   – Что-то не понял? – пробормотал он.
   – Вас сняли…
   – Как это?
   – Неужто не услыхали? Подписан указ только что, а может, я что-то путаю, или они там, на радио, ошиблись, – стушевался водитель, не желая брать на себя ответственность.
   Манукалов растерялся настолько, что принялся крутить ручку приемника, в надежде услышать сообщение еще раз.
   – Нет, теперь только через полчаса повторять будут.
   – Ну-ка, останови, – он выскочил из машины и побежал к ближайшему киоску. Купил сигареты, закурил и, не зная, что предпринять, крутил головой по сторонам. Словно надеялся увидеть кого-то. Так и простоял почти полчаса, потом сел в машину.