Рокотов Сергей. Воскресший для мщения

   - Он извинился, - шепнула мать, открывая сыну дверь. - Он горяч, но отходчив...
   У Михаила отлегло от сердца. Вступать в конфликт с Эдиком уже было не нужно. И это мигом подняло ему настроение, упавшее из-за инцидента на дороге и отвратительной вмятине на левом крыле "девятки". Он так вдохновился, что стал для виду разыгрывать роль сурового материнского заступника. Нахмурил свои черные брови и сделал решительный шаг в комнату, постаравшись придать своему лицу максимально грозный вид.
   За столом перед традиционной бутылкой коньяка сидел черноволосый Эдик в белой футболке. Своим черным как смородинки глазенкам он умудрился придать виноватый блеск.
   - Что тут у вас происходит? - мрачно спросил Михаил.
   - Да так..., - развел волосатыми руками Эдик. - Понимаешь... Я был не прав... Я просто невыдержанный человек, просто неврастеник, Миш, ослепительно улыбнулся белыми зубами Эдик и тут же потупил глаза. - Я очень люблю твою мать, дорогую нашу Верочку... Мне с ней так хорошо. И ей тоже со мной хорошо... - Он томным взглядом одарил годящуюся ему в матери любовницу. - Но мы оба очень нервные, вспыльчивые... Я сам не знаю, как все это могло получиться... Ну прости меня, Верочка, говорю в который раз, теперь при твоем родном сыне... Как я мог так поступить, до сих пор не пойму...
   - Ладно, проехало, - махнула рукой мать, снисходительно улыбаясь. Выпьем мировую... Я на бюллетене, сынок, отдыхаем сегодня после стресса. Садись с нами.
   - Вас не разберешь, - пробасил Михаил, до ужаса довольный тем, что не пришлось связываться со скользким как змея и вызывающим опасение Эдиком. Радость просто таки распирала его впалую грудь. Михаил был вообще довольно труслив от природы, дрался плохо и страсть как не любил никаких выясняловок... И больше всего на свете боялся попасть в такую ситуацию, что будет вынужден защищать близкого человека... И пока Бог миловал, пронесло и на этот раз...
   - Давай, Миш, садись, я налью тебе, - проворковал Эдик, и Михаил, продолжая мрачно глядеть на обоих, снизошел и сел...
   ... Пьянка получилась грандиозная... Ехать на машине уже никуда было нельзя, и Михаил остался ночевать. Наутро они стали опохмеляться. Мать постоянно целовалась с Эдиком, ходила полуголая и вела себя крайне непристойно. Но Михаилу все это было просто противно, никакой обиды и ревности он не испытывал ни в малейшей степени.
   - Мой Эдичка такой хороший, - ворковала мать, сидя у любовника на коленях, обнажая свою толстую ляжку и пытаясь дотянуться губами до его могучей шеи. Эдик плотоядно улыбался, громко сопел и, не стесняясь Михаила, откровенно лапал её. А Михаил все подливал и подливал себе холодного пива.
   - Ну, Миша... А как у тебя обстоят дела с этой... твоей... как её, забыла? - спросила равнодушным голосом мать.
   Михаил скривился от неуместности этого вопроса. И зачем она это спросила? Он-то, вроде бы, не лезет в их дела...
   - Нормально, нормально, - отмахнулся он.
   - А вообще-то, скажу честно, она мне не нравится, грубовата очень и прямолинейна. Я давно тебе говорила, Мишенька, она тебе не пара, ты уж извини...
   - Но ты же её видела всего два раза в жизни..., - возразил Михаил. Ему было неприятно, когда мать говорила о ней плохо. Не ей бы это говорить...
   - Ничего, мне и двух раз вполне достаточно. Я умею разбираться в людях, - мурлыкала мать, закатывая глаза и томно глядя на Эдичку.
   "Это я вижу", - мрачно подумал Михаил, глядя на одиозную парочку, но от её напоминания настроение мигом испортилось. Он встал и встряхнул волосами, словно к ним прилипла какая-то мерзость.
   - Поеду я... Задержался тут... у вас..., - закашлялся он.
   Мать и Эдик обрадовались, так как он явно мешал их любовной идиллии, которой они намеревались предаться, но для виду стали уговаривать его остаться еще. Но ему стало до того противно, что он не мог находиться здесь ни минуты. И зачем только мать это сказала? Какой контраст! Эта гнусная омерзительная парочка , и о н а , любящая его, преданная ему, которую он послал на аборт, и которая выгнала его вон. Он давно понял, что не любит свою новую женщину, просто не привык быть один, поэтому и поддерживал с ней отношения. А теперь она ещё и оказалась так полезна.
   Он оставил машину около материного дома, взял такси и поехал на свою квартиру отсыпаться. А на следующее утро вернулся за машиной и сразу же поехал в Теплый Стан в офис малого предприятия "Гермес".
   ... Офисом оказалась обычная трехкомнатная квартира на улице академика Варги. "Малое предприятие "Гермес", - прочитал он вывеску на двери...
   Михаил нажал кнопку звонка.
   Открыла миловидная девушка в коротком платье. Это, очевидно, и была Алла.
   - Вы к кому? - спросила она, приветливо глядя на Михаила, высокого, стройного, в желтой обливной дубленке и с непокрытой головой, крутящего на указательном пальце ключи от машины.
   - Я Михаил Лычкин... По поводу работы... Я звонил... позавчера... Меня просили приехать... А я, понимаете, как назло, заболел. Простудился... Вы, я так понимаю, Алла? Мне вообще-то нужен Кондратьев Алексей Николаевич...
   - Алексей Николаевич скоро будет. Пройдите сюда, пожалуйста.
   Михаил прошел в хорошо отремонтированную и обставленную офисной мебелью большую комнату. Сел на кожаный диван. Девушка села за письменный стол и стала печатать что-то на электрической машинке. Михаил заложил ногу за ногу, расстегнул дубленку и искоса поглядывал на симпатичную молодую девушку... Та порой тоже отрывалась от машинки и бросала мимолетный взгляд на него. Так прошло примерно минут пятнадцать.
   - Как дела, Аллочка? - раздался из передней густой бас. - Кто звонил?
   - Звонил Олег Ильич из Харбина, Алексей Николаевич. Сказал, что договорился о новых поставках. Он перезвонит вам. Потом звонили из налоговой инспекции, из Пенсионного Фонда. Звонили Левенберг и Юшин, оба сказали, что все продукты распроданы. Просят ещё товар.
   - А вот это хорошо, Аллочка, это очень хорошо. - В комнату вошел высокий седой человек лет тридцати пяти в китайской куртке и кожаной кепочке. - Надо же, только два часа отсутствовал и столько звонков. И все мной интересуются, и Пенсионный Фонд, понимаете ли, и налоговая инспекция. - Он подмигнул Михаилу, словно старому знакомому. - Вы ко мне?
   - Здравствуйте, - поднялся с места Михаил. - Да, к вам.
   - Здравствуйте, - протянул ему руку вошедший. - Я Кондратьев, директор "Гермеса". Вы по какому вопросу по мою душу?
   - Моя фамилия Лычкин. Михаил Гаврилович Лычкин. Я вам звонил позавчера.
   - Ну, во-первых, не позавчера, а третьего дня. Мы ждали вас позавчера. Что же вы не пришли?
   - Я заболел. Неожиданно поднялась температура, - промямлил Лычкин.
   - Позвонили бы. Понимаете, в чем дело, господин Лычкин. Место, которое я хотел предложить вам, уже занято.
   - А что это за место?
   - Хорошее место, - открыто улыбнулся Кондратьев. - Место менеджера, Михаил Гаврилович. А свято место, как известно, пусто не бывает.
   От досады Михаил прикусил губу. Вот тебе и карьера бизнесмена. Черт бы побрал мамашу со своим волосатым Эдиком!
   - И что же теперь? - пробубнил Михаил.
   - А теперь придется обождать. Вообще-то вы нам подходите по всем показателям. Но... опоздали. Вчера я оформил на это место другого человека. Вакансия занята...
   - Ладно, я пошел, - покрутил на пальце ключи от машины Михаил и направился к выходу.
   - Послушайте, - остановил его Кондратьев. - Я могу пока предложить вам место... грузчика.
   - Грузчика? - вспыхнул Лычкин. - Но я закончил Плехановский институт.
   - Ну временно, временно. Поработаете, войдете в курс нашего дела. Да и зарплата будет немалая. В свободной валюте, между прочим.
   - Да? - воодушевился Лычкин.
   - Да, да. Для начала двести долларов в месяц. Соглашайтесь, а потом разберемся. Очень не хотелось бы терять такого работника, молодого специалиста. Мы же пока только начали работать, правда, довольно успешно. Возим продукты из Китая, и все разбирают, привозить не успеваем. Но сейчас у нас первая цель рассчитаться с банком за кредит. Преодолеем это, дальше все пойдет как по маслу! А грузчиками и мы ещё пару месяцев назад наработались всласть, и я, и мой заместитель Никифоров. Только вот Аллочку бережем от такой работы, - подмигнул он девушке. - Ну? Как вы? Согласны?
   Михаил подумал с полминуты, а затем махнул рукой и сказал:
   - А, была, не была! Что мне терять? Согласен!
   3.
   ... - Да не верю я тебе, Игорек, больше! Ты что, меня за окончательного лоха держишь? - укоризненно глядя на Глотова, говорил Михаил Лычкин. Они сидели в полупустом зале ресторана "Пекин". Михаил никак не мог доесть дорогостоящий суп из акульих плавников.
   - Да ты ешь, Мишаня, ешь, полезнейшая вещь, так потенцию поднимает. Врачи рекомендуют, гадом буду, - таращил на него свои круглые словно бусинки водянистые глазенки Игорь Глотов. - А то ты налегаешь на водку, будто ты её никогда не пил... Я вот закусываю, и ни в одном глазу. - Вот, грибочков китайских, бамбук хавай, трепанги тоже очень рекомендуются для постельных подвигов...
   - У меня нет таких проблем, - огрызнулся Михаил. - Проблемы обратного порядка, времени нет всех красивых телок перетрахать, торчу на работе день и ночь, и толку никакого, мать их...
   - Как это нет толку? Сам же говорил, ваш "Гермес" процветает, товарчик ваш китайский идет нарасхват. - При этих словах глаза Игоря стали совсем круглыми и непроницаемыми.
   - "Гермес"-то, может быть, и процветает, я не спорю, только вот Михаил Гаврилович Лычкин не процветает, а меня это как-то больше колышет, Игоряха. А старые товарищи бабки не отдают... Надо ещё пивка заказать, запивать нечем...
   - Да запивай лучше минералкой, здоровее будешь, Мишаня. А сколько же тебе твой босс платит, если не секрет?
   - Триста баксов, какие тут секреты, - злобно отвечал Михаил. - А ты мне, Игоряха, если считать по нынешнему курсу должен три штуки. Или я не прав?
   - Да прав, прав, - рассмеялся Глотов. - И я не отказываюсь отдать. Ты не боись, Мишаня, за мной не заржавеет. Я тебе, братан, ещё могу ой как пригодиться...
   - Да чем ты мне можешь пригодиться? Что с тебя проку? Только и знаешь, что в казино торчишь, да водку глушишь...
   Игорь слегка скривился, но сглотнул оскорбление.
   - Братана моего помнишь? - тихо произнес он.
   - Так, смутно, - солгал Михаил, весь внутренне напрягаясь. Он вовсе не был так пьян, как казалось Игорю. Он сам настоял на этой встрече, предложив угостить Игоря и поговорить о долге. Он прекрасно помнил его старшего брата Коляку. Эта угрюмая тупая личность в постоянной кепочке-малокозырочке, с папироской, прилипшей к губе, появлялась с приблатненной компашкой около их школы, когда Игоря кто-то обижал, и наводила шорох. Игорь и Коляка жили в коммуналке в соседнем с Михаилом доме на Ленинградском проспекте. Собственно, из-за этого старшего брата Михаил и водил дружбу с тупым малограмотным Игорем, подкидывал ему деньжат с барского плеча, доставал продукты, шмотье. Взамен этих услуг Михаилу была обеспечена безопасности и неприкосновенность. Но это так, для пущей страховки, вообще-то его мало кто обижал, слишком уж нужным он был человеком. Пару раз Игорь побывал у них дома, после чего из квартиры пропало несколько серебряных ложек и дефицитных книг. "Ты этого ублюдка больше в дом не води", - заявила Михаилу мать. - "А то скоро по миру пойдем. И вообще нечего тебе с ним дружить, тоже мне, нашел себе приятеля, пакость какая..." - "Ты знаешь, мам," произнес тринадцатилетний Миша. - "Это нужный человек. Из-за дружбы с ним меня никто обидеть не может." - "Да?" - покосилась на него мать. - "Тогда общайся, но только там, на стороне. А здесь ему нечего воздух портить... Не обеднеем, разумеется, но больно уж он поган, ты меня извини..."
   Игорь наведался в шикарную квартиру Лычкиных ещё один раз, заявившись как-то без приглашения, якобы за учебником. Михаил старался не оставлять его ни на секунду без присмотра, и когда в гостиной зазвонил телефон, позвал Игоря с собой. Отвернулся он лишь на какое-то мгновение и ничего подозрительного не заметил. А после его ухода с ужасом обнаружил, что из шкатулки стоявшей на столе пропали серебряное колье и браслет с аквамаринами, которые неделю назад привез отцу из Таиланда один писатель, отоваривавшийся у него. Отец подарил набор матери, которой он очень понравился, хотя украшений у неё было видимо-невидимо. Но это была очень оригинальная вещь, к тому же аквамарин был её камень по гороскопу.
   - Глотов был? - держа в руках шкатулку и бешеными глазами глядя на сына, спросила мать. Михаил молчал, потупив глаза. Тогда мать залепила сыну пощечину и вышла из комнаты.
   Больше Глотова в квартиру не пускали. Да тот и не рвался, знал, что рыло в пуху. Но отношения их не прекратились, Миша понимал, что это человек нужный. Когда отца посадили, он был одним из немногих, кто продолжал дружить с Мишей. И когда он почти год назад обратился к нему за помощью, он дал ему взаймы. А дал, потому что знал - тот самый тупорылый брат, который приходил в школу мочить обидчиков брата, имел уже две ходки в зону, а затем вошел в одну преступную группировку под кличкой Живоглот. Кликуха, сочетаемая с фамилией, очень подходила этому квадратному, на первый взгляд недалекому, но в то же время хитроумному парняге. Как-то раз Михаил зашел к Игорю, тоже снимавшего квартиру, а выходя от него, увидел подъехавший к подъезду серебристый БМВ. Из тачки вылезло четверо мордоворотов, одним из которых был Коляка. Михаил бочком пошел в противоположную сторону. На скамейке сидели всезнающие бабки. Он услышал приглушенный старушечьий шепоток: "Бандюга проклятущая... К братику приехал, он квартиру тут снимает в третьем подъезде, шпана чертова... А этот, я слыхала, только что освободился, мне участковый говорил... Пришло время таких..." Михаил намотал информацию на ус, а через некоторое время Игорь обратился к нему за помощью. И он дал, хотя денежки уже подходили к концу... Знал, что пригодится. И, кажется, пригодилось...
   В свою очередь и Игорь хотел этой встречи. Его крутой братан уже прослышал про процветающую фирму "Гермес", не имеющую "крыши", основанную на деньги Фонда инвалидов-афганцев. От этой фирмы можно было немало поиметь. Вот он и приказал братишке прощупать почву.
   - Братана моего помнишь? - переспросил Игорь, не расслышав тихо произнесенного ответа. - Братана, Коляку...
   - Ну помню, помню, что с того? - деланно равнодушным голосом произнес Михаил и отхлебнул наваристого супа из акульего плавника, который вовсе ему не нравился, несмотря на полезность.
   - Потрепала судьба братана, - криво усмехнулся Игорь. - Попал по подставе ни за что ни про что в зону... Оттрубил три года, вышел, потоптался на воле с месяц, и опять... Тоже на три... Мать так переживала, - вздохнул он, пытаясь вложить в голос жалость к старушке-матери. Не получилось. Бойкую бабенку Маньку знали все в округе, когда они жили на Ленинградском проспекте. Она торговала в соседнем магазине водкой и была такой матерщинницей, что от её жаргона вяли уши даже у бывалых алкашей, до того уж грязен был её язык. Обсчитывала она так нагло, что долго на этом хлебном месте не продержалась. А как раз грянул горбачевский указ, и утраченное ей место стало не просто хлебным, а золотым. Манька была близка к апоплексическому удару от распиравшей её злобы и досады. Работала уборщицей в подъезде, по знакомству доставала дефицитную водку и материла площадными словами всех проходивших мимо нее, когда она, выставив толстенную задницу, драила тряпкой подъездный пол. Потом села на годик за драку в общественном месте, начистив харю какой-то сделавшей ей замечание пожилой врачихе.
   - Да, мать переживала, - вздохнул Игорь. - Сам знаешь, всю жизнь работала, а чего добилась? Так и живет в коммуналке той самой.
   - Ну а братан-то что? - совсем уже равнодушным голосом спросил Михаил, боясь и переиграть и недоиграть.
   - Коляка-то? - ощерился Игорь. - Раскрутился братан, на бээмвухе гоняет, нас, прохожих, грязью обдает.
   - Да ну? - попытался имитировать изумление Михаил.
   - Вот те и ну! А ты говоришь, я тебе не пригожусь... Еще не вечер, Мишаня, какие наши годы! Покатаемся и мы на "мерседесах-бенцах"...
   - Ты бы мне хоть часть долга отдал, - нудным голосом произнес Михаил. - Я сам по твоей милости в долги влез, - солгал он и налил обоим в рюмки водки. - Хоть вешайся, - надрывным голосом крикнул он и залпом выпил водку.
   Игорь нахмурился, округлил водянистые коровьи глазенки и произнес:
   - С братаном моим не желаешь повидаться?
   - А зачем? Тоже у меня хочет занять? Или отобрать? Так нечего же, Игоряха, ну совсем нечего. Шел на работу в фирму, думал раскручусь, куда там? А ведь стал помощником Кондратьева... Сколько я пользы принес фирме, один Бог знает... Таких клиентов находил... И все это за триста баксов в месяц... Разве же это деньги? Разве мы так жили, Игоряха? Вспомни покойного батю, вот был человек, какими бабками ворочал. Так все мать пропила-проела со своим ебарем... Он "Волгу" разбил, - солгал, чтобы подчеркнуть подлость Эдика Михаил, потому что не Эдик разбил "Волгу", а он разбил о столб свою "девятку". - На ремонт денег нет, квартиры скоро и этой лишится и дачи тоже, помяни мое слово. Тоже в коммуналку переедет... Она в коммуналку, а твоя мать в нашу бывшую квартиру на Ленинградском, - чуть не рыдал Михаил.
   - Хера ей Коляка квартиру купит, - усмехнулся Игорь. - Он денежки зря тратить не станет, умный... Сам-то уже прибарахлился, в Крылатском трешку приобрел... А я вот, как и ты, вынужден снимать хату, чтобы с мамашей не жить... Нервная она стала, все от переживаний... Ханку глушит литрами да матюгается, спасу от неё нет...
   - Пошли по домам, Игоряха, - предложил Михаил. - Чего воду в ступе толочь? Никто никому не поможет, это я точно знаю... Век мне в нищете прозябать. Ну хоть баксов пятьсот бы отдал, вспомни, как я тебе помогал всегда, ещё в школе, дружище, - захныкал он, чувствуя, что клюет.
   Но он заблуждался, ничего не клевало, их взаимные материальные интересы были диаметрально противоположны. И тем не менее, общие интересы были, хоть и Игорь, и Михаил об этом ещё не догадывались...
   - Только бы братан сюда не заявился, - вдруг заерзал на стуле Игорь. Любит он здесь оттягиваться. А я не хочу его сегодня видеть, знаю, злой он, потасовка у них вчера была. Он мужика одного замочил, - переходя на яростный шепот произнес Игорь, наклоняясь к уху собутыльника. - Я случайно узнал, ко мне ночью нагрянули, шептались все на кухне. Он боится, чтобы не замели...
   - Правда? - побледнел Михаил, уже жалея о своем плане. Больно уж опасны были люди, с которыми он хотел связаться.
   - Ах ты, мать твою! - махнул рукой с короткими толстыми пальцами Игорь. - Так и знал... Вот он, Коляка, собственной персоной!
   ... Миша оглянулся на выход и увидел входящую в зал грозную компанию. Их было четверо, и все они были очень похожи друг на друга. Но Николая Глотова он узнал сразу, несмотря на то, что прошло столько лет.
   Николай был старше Игоря лет на шесть, и теперь ему было под тридцать. Они с братом были очень похожи, те же белесые круглые глаза, коротко стриженые светлые волосы, крепкие шеи. Но Коляка был явно покруче, помощнее... Одет он был в черную короткую кожаную куртку, шею украшала толстенная золотая цепь. На толстом пальце он крутил ключи от машины. Компашка, не обращая ни на кого внимания, прошествовала к свободному столику. Засуетился метрдотель, предлагая им самый удобный столик.
   - Там, - указал пальцем на столик у стены Коляка голосом, не терпящим никаких возражений.
   Приказание было выполнено. Мгновенно накрывался столик. Братаны расселись, заложили ноги за ноги и мрачно курили, порой обмениваясь короткими репликами.
   Потом они так же мрачно принялись жрать и пить, а разговор Михаила со школьным приятелем как-то затих, затух... Видя грозную четверку, он уже пожалел о своем плане, хмель с него мгновенно сошел. Впрочем, он и не был сильно пьян, только прикидывался. А теперь понял, что встречу эту организовал сам Игорь. А, ладно, была, не была!
   Его уже давно глодала навязчивая мысль. Темпы, которыми раскручивался "Гермес" и его собственные доходы явно дисгармонировали. А ему хотелось денег, больших денег. Он хотел жить так, как жил при покойном отце, но желательно - гораздо богаче. Почему эти недоумки Кондратьев и Никифоров, поддерживаемые Фондом афганцев-инвалидов, ворочали крупными деньгами, а ему доставались жалкие крохи? Михаил считал такой расклад несправедливым. И не желал слушать слов Кондратьева о том, что главное для них - это рассчитаться с кредитом, а потом уже работать на самих себя. Он не хотел ждать, он не умел ждать, ему нужно было все сегодня, сейчас, немедленно. Когда он видел знакомых, выходящих из иномарок, когда он узнавал, что кто-то покупал квартиру, строил дачу, ездил на дорогой курорт, его охватывало чувство черной зависти и бешеной досады. Почему они? Почему не он? Он, который поил, кормил, снабжал продуктами и шмотками всех знакомых, он, который отъедался в детстве черной икрой и осетриной, который понятия не имел, что такое детский садик и городской транспорт, он работает в поте лица на малое предприятие, а сам имеет только на жрачку... Но он бы потерпел, если бы не одно обстоятельство... А об этом обстоятельстве он узнал совсем недавно, в январе... И оно не давало ему спать, думать, дышать... Ненависть к коммерческому директору Кондратьеву, неприступному, спокойному седому человеку, раздирала его до костей. Не меньше, чем Кондратьева, он ненавидел его одноногого приятеля Сергея Фролова, у которого, как он знал, Кондратьев жил несколько месяцев, пока недавно не снял квартиру. Фролов жил неподалеку от Михаила, в Ясенево. Этот невозмутимый весельчак, любимец публики, муж красавицы, с которой он несколько раз видел его, раздражал его до умопомрачения. Недавно у Сергея появилась "Ауди", на которой его возил шофер. Сам же Михаил недавно в пьяном виде врезался в столб, машина стояла на ремонте, а сам он ездил то на метро, то на такси. К тому же одноногий явно недолюбливал его, постоянно отпускал какие-то шутки в его адрес, глядел с нескрываемым презрением и, наверняка, что-то нашептывал про него Кондратьеву. Но Кондратьев долго терпел. В последнее же время их отношения явно ухудшились, и Алексей стал намекать ему, что если он не прекратит пьянствовать и прогуливать работу, его былые заслуги будут списаны, и он будет вынужден просто уволить его. Этот мужлан, этот дуболом так разговаривает с ним, причем при Аллочке, к которой он пытался безуспешно подклеиться. Недавно он сделал ему строгий выговор, и он вынужден был слушать все это, терпеть и не иметь возможности возразить. Потому что по сути дела Кондратьев был прав. По сути прав... А плевать на эту суть... Кто такой этот Кондратьев? Что он понимает в торговле? Кто такие этот Никифоров, Фролов этот? Если бы не Михаил с его хваткой и оборотистостью, с его образованием, вся эта фирма давно бы погорела...
   Казалось, ненависть Михаила к Кондратьеву не знала предела почти с самого начала их знакомства и совместной работы... Но когда он узнал про него новое обстоятельство, он стал ненавидеть его во сто крат больше... Нет, никаких сомнений... Пришли братаны, и ладно! Сами подстроили эту встречу, и отлично! Нужен он им, и прекрасно, главное отомстить, главное нажиться... Будь, что будет...
   Он погрузился в свои мысли настолько, что даже не заметил, как мощная мужская фигура возвысилась над их столиком.
   - Киряешь, братишка? - послышался голос сверху. Михаил вздрогнул от неожиданности и поднял голову. На него глядели круглые водянистые глаза Коляки. Блестела под огнями люстры мощная золотая цепь.
   - Зашли вот, - улыбнулся Игорь. - Садись, Коляка, выпей с нами.
   - А я не пью! - рассмеялся Коляка. - В завязке я. Опаскудело квасить.
   - Садись, поболтаем.
   Николай сел, закинул ногу за ногу, небрежно закурил сигарету. На Михаила он даже не глядел.
   - Коль, ты что, не узнаешь? Это же Миша Лычкин, наш сосед по Ленинградке, мой одноклассник, - улыбался Игорь, указывая на побледневшего Михаила.
   - В натуре? - нахмурил жиденькие бровки Коляка. - Точняк... Миха! Здорово, братан! Как живешь-можешь? На что живешь? Бабки паханские пропиваешь? Тоже дело...
   - Мишка меня выручил в том году, денег дал взаймы, - сказал Игорь. - А я отдать не могу. Может, выручишь, я отдам...
   - С чего отдашь, пацан? Налей-ка пива лучше, в горле пересохло, что, с пустыми бутылками сидите? Эй, халдей! - заорал он, оглядываясь назад. Как из под земли вырос официант, угодливо наклоняясь к нему.
   - Принеси "Амстела" с полдюжины! Галопом! Только холодненького!
   - Мигом! - растворился официант, и не успел Николай откашляться, как на столе появилось шесть запотевших бутылок "Амстела" и три чистых бокала Официант разлил пиво по бокалам и так же мгновенно испарился.
   - Ну, Коль, надо же парню помочь, - канючил Игорь.
   - Я не благотворительная организация, чтобы всем помогать, - проворчал Коляка, отхлебывая пиво. - Мне бы кто помог... Сам хожу по лезвию, сверкнул он глазками-бусинками и сплюнул прямо на пол. Парочка за соседним столиком опасливо покосилась на него и стала суетливо собираться восвояси.
   Михаил вспомнил слова Игоря о том, что только вчера Живоглот замочил при разборке какого-то человека и похолодел. Старался не глядеть в холодные глаза своего опасного собеседника, суетился, ерзал на стуле. От Живоглота это не ускользнуло он слегка усмехнулся.
   - Чего дергаешься, парень хороший? - спросил он. - Выпей вон пивка холодненького. Рекомендую. Фирма!