Рокотов Сергей. Воскресший для мщения

   - Честно говоря, ничуточки не жалко, - словно извиняясь, прощебетала ангельским голоском Люсенька.
   - И, представь себе мне его тоже ничуточки не жалко! - весело рассмеялся Гнедой и полез рукой под миниатюрную юбочку Люсеньки.
   9.
   Прошло три недели. Фирма "Гермес" продолжала работать. Кондратьев звонил Добродееву и обещал рассчитаться, но не сразу. Добродеев вел себя, как ни в чем не бывало, был довольно любезен и сказал, что готов подождать. Дмитриева объявили во всероссийский розыск, как пропавшего без вести.
   Кондратьев не мог нарадоваться на Лычкина. Тот работал, не покладая рук. Находил все новых и новых клиентов, и своему процветанию фирма во многом была обязана его находчивости и активности.
   Инна переехала к нему на квартиру. Он познакомился с её родителями и дело шло к свадьбе. Ее любовь словно возродила его к жизни, и все дальше и дальше от него становился гарнизон под Душанбе, все реже и реже видел он во сне свою Лену, все реже и реже слышал голос Митеньки: "Папа, папа приехал!"
   Но тут произошло неожиданное, что в корне перевернуло все их отношения.
   - Леш, - сказала Алексею Инна. - Лариса приглашает нас к себе на восьмое марта.
   - Неохота что-то, Инночка, я так устал, - вздохнул Алексей. - И не хочу я никуда идти. Мне так хорошо с тобой, и никого, кроме тебя я не хочу видеть. Давай проведем этот день вдвоем...
   - Но, Леш, Лариса моя родная сестра, и я её давно не видела. Она все мотается по этим челночным командировкам. В кои-то веки хочет посидеть с родной сестрой и познакомиться с её женихом. И со своим кавалером она обещала меня познакомить. Мне тоже интересно. Она немного взбалмошная, но очень славная. Она так меня защищала в детстве, когда меня кто-то обижал. А потом вышла замуж, так, без любви, и её муж был очень жесток с ней, даже бил её. Когда они развелись, она просто расцвела. Ну пойдем, и ехать не так далеко, в Чертаново...
   - Ну ладно, - вздохнул Алексей. - Раз уж ты так просишь... Надень только свое новое платье, которое я тебе купил. Я тебя ещё ни разу в нем не видел. Только когда примеряла. А оно тебе так идет...
   Инна поцеловала Алексея и бросилась наряжаться. Через полчаса она вышла к нему в темно-синем коротком платье, накрашенная, завитая, пахнущая чем-то французским.
   - Ну как я тебе? - улыбалась она.
   - Ты очаровательна! - с восхищением глядел на неё Алексей. - Никогда не видел тебя такой красивой. А то все в брюках, в джинсах... Вот теперь вижу тебя во всей красе. Лучше ты только голая...
   Недавно Алексей купил бежевую "шестерку". Он хотел поехать на ней.
   - Леш, ты что, там пить не собираешься? Восьмое марта, как-никак...
   - Инночка, но я же не пью, мне совершенно не хочется пить. Разве что бокал шампанского, но от Чертаново до Теплого Стана я уж как-нибудь доведу машину...
   - Ну не поедем на машине, Леш. Ты же не сможешь расслабиться. В кои-то веки пошли в гости, а ты будешь там цедить бокал шампанского. Изредка-то можно. Есть повод, - выразительно поглядела она на него. А он не понял её слов, их смысл дошел до него значительно позднее...
   ... - Какие люди! - воскликнула, стоя в дверях высокая блондинка в бордовом коротком платье и с дорогим макияжем на холеном лице. - Сестричка, Инночка! Живем в одном городе, в родной нашей Москве, а видимся так редко... Наконец-то я вас вытащила к себе! Ну проходите, проходите, давай, знакомь меня со своим женихом! - играла она глазками, глядя на Алексея. Тот даже смутился от её откровенного взгляда. Но Инна, как ни странно, взгляда этого не замечала, целовала сестру и щебетала о своих проблемах.
   Они вошли в комнату, и Алексей оторопел. За богато накрытым столом не было никого, кроме... Аллочки, которая работала у него секретаршей и так отважно вела себя во время наезда. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как Аллочка была родственницей Инны и Ларисы.
   - Привет, - пробормотал он.
   Инна сразу нахмурилась, насторожилась и вопросительно поглядела на Ларису. Та улыбнулась и пожала плечами.
   - Все в сборе, все знакомы, поэтому прошу дорогих гостей за стол, продолжала улыбаться Лариса.
   - А где же твой жених? - продолжала недоумевать Инна.
   - Да ну его, - махнула рукой Лариса. - Это настоящий искатель приключений. Представляешь, только вчера смотался по каким-то делам в Турцию. Ну какие у него могут быть дела в Турции, никак в толк не возьму. Челночным бизнесом не занимается, я вообще, правда, не знаю, чем он занимается... Но вот - поставил перед фактом за час до рейса. И я осталась совершенно одна, - щебетала Лариса.
   Инна продолжала хмуриться. Алла была племянницей Ларисы по отцу, мать Аллы была младшей сестрой Ларисиного отца, и именно Инна устроила её по просьбе Ларисы на работу в создавшуюся фирму "Гермес". Но ведь тогда она не была ещё знакома с Алексеем. А когда они познакомились с Алексеем, она постоянно тревожилась, не возникнет ли между ними какой-нибудь взаимной симпатии, порой расспрашивала Алексея о молодой симпатичной секретарше. И Алексей всегда отзывался о секретарше с подчеркнутым равнодушием. Инна бывала в офисе фирмы и воочию видела, что между Алексеем и Аллой ничего нет. Она верила ему. Но на кой черт Ларисе понадобилось приглашать эту Аллу на восьмое марта, зная, что придут они с Алексеем? До чего же она любит всякие авантюры! Она смолоду была склонна к подобным вещам - неожиданным встречам, розыгрышам, якобы невинному флирту. Не жилось ей спокойно... Инна всегда хотела одного - семейной жизни, счастья, покоя, детей... И недавно она получила подтверждение от врача, что беременна. И именно за это она хотела выпить здесь, именно про этот повод намекала Алексею. И хотела после вечеринки, в постели сообщить ему, что он скоро станет отцом. А теперь почему-то пожалела о том, что не сообщила ему об этом до приезда сюда.
   Алла была одета скромно, в кофточке, в черных брюках. Да и вела себя скромно, говорила мало, да и то, если её о чем-то спрашивали. Лишь иногда с легкой затаенной грустью поглядывала на Алексея. Тот же не отходил от своей Инны ни на шаг, был вежлив и предупредителен, всем своим видом давая понять, что никто, кроме неё его не интересует.
   Говорила, в основном, одна Лариса. Она живописно рассказывала о своих поездках в Польшу, Китай и Турцию, сыпала анекдотами. Алексей поражался, до чего же они непохожи с младшей сестрой. У них была одна мать и разные отцы. Мать разошлась с беспутным гулякой Владиком Резниковым, отцом Ларисы, когда той было пять лет и вышла замуж за серьезного, основательного Федора Костина, работавшего всю жизнь инженером. От этого брака и появилась на свет Инна. Когда Лариса подросла, она ушла жить к отцу, а затем снова вернулась к матери. И, наконец, вышла замуж. Мать и отчим нашли ей жениха, положительного во всех отношениях человека. Ларисе же нравилось в нем только одно - двухкомнатная квартира. Прожили они с ним года полтора. Он не удовлетворял её ни в одном смысле - ни в материальном, ни в сексуальном. Она развелась с ним, они разменяли квартиру, и она очутилась в этой самой однокомнатной квартире в Чертаново. Занималась Лариса челночным ремеслом ездила за барахлом в Польшу, Китай и Турцию и продавала свой товар на барахолках. Бизнес этот только начинался и был весьма выгоден. Жила она поэтому весьма неплохо.
   Инна работала бухгалтером в фонде афганцев-инвалидов и по просьбе сестры устроила её племянницу Аллу на работу в вновь созданную фирму "Гермес".
   Инна рассказывала Ларисе о своем женихе ещё молодом, но седом, мужественном капитане Алексее Кондратьеве. Алла рассказывала Ларисе о своем шефе, благородном и справедливом Алексее Кондратьеве. Слышала она про Кондратьева и от третьего человека. И очень им заинтересовалась. "Кто же он такой, этот пресловутый Кондратьев, если в него влюблены две молодые красивые и столь непохожие друг на дружку женщины? Очень интересно было бы на него поглядеть... А может быть, и мне понравится этот человек? Чем я хуже их? По-моему, гораздо лучше, хоть и старше..."
   Поглядев на седого боевого и при этом далеко не старого капитана, она поняла обеих женщин. Выйдя в ванную, она ещё раз окинула себя взглядом в зеркало. "Я буду не я, если не отобью у зануды Инночки её кавалера", решила она. - "Ну а Аллочка, хоть и молодая, но вообще в расчет не идет, куда ей до меня? Устрою себе праздник восьмого марта, и будет мне кое от кого за этот праздник праздничный подарочек... Это как раз тот случай, когда полезное сочетается с приятным"
   Она вошла в комнату. Алексей и Инна сидели рядком, он ей постоянно подкладывал приготовленные угощения, наливал шампанского.
   - Плохо кушаете, гости дорогие. А вы, Алексей Николаевич, по-моему цедите один бокал шампанского за весь вечер. Вы и первый тост за прекрасных дам не выпили до конца. Не знаю, как другие дамы, но я обижусь, честное слово, обижусь! - воскликнула она. - Нет, давайте, выпейте со мной водочки! Вот, "Смирновская", настоящая, пшеничная, из валютного магазина. Это не из опилок, не отравитесь, не беспокойтесь. Ну, товарищ капитан, ну, улыбнитесь же!
   Инна, повеселевшая от того, что Алексей не только не оказывал никакого внимания Алле, а, напротив, всем своим видом выказывающего равнодушие к ней, поддержала сестру.
   - Ну, Леш, выпей, правда, водочки с Ларисой! Чего тебе стоит? За нас!
   - Ты разрешаешь? - улыбнулся Алексей.
   - Я не только разрешаю, я просто-таки требую! - засмеялась Инна.
   ... Когда он выпил большую рюмку водки, он почувствовал, что хочет еще. Ему стало тепло и хорошо на душе. Он разомлел от водки и от мысли, что сидит в обществе трех красивых женщин, чувствуя, что нравится не только Алле, но и Ларисе. Лариса села так, чтобы Алексею были видны её красивые ноги в колготках с лайкрой, пиком моды в этом году. Она крутилась, закидывала ногу за ногу, принимала эффектные позы. Алла же все мрачнела и мрачнела. Видно было, что она хочет уйти, но ей неудобно просто так, без всякого повода встать из-за праздничного стола. А Инна ничего не подозревала, ей просто было хорошо. Сама она старалась не пить, зная, что это ей совсем не нужно. А Алексей наливал ещё и еще, Ларисе и себе.
   С тех пор, как он стал директором фирмы, он практически бросил пить. Даже легкие напитки отвратительно действовали на него. Обострялись все ощущения, обострялось, выходило на поверхность его страшное горе, он не мог спать по ночам. И Сергей Фролов, у которого он жил, мало-помалу отучил его от этого пристрастия. Только после удачного окончания истории с наездом, он позволил себе выпить с другом коньяка.
   Но теперь он пил и чувствовал себя прекрасно. Он напротив забыл о всех бедах и горестях, свалившихся на его плечи. Он чувствовал себя молодым, любящим и любимым...
   - Закурю, вы не против? - спросил он у женщин.
   - Кури, кури, - разрешила Инна.
   - Нет уж, нет уж, - запротестовала Лариса. - Вы уедете к себе, а мне в этой единственной комнате спать. А спать в накуренной комнате это просто свинство. Мерзко и вредно. Так что, прошу дымить на кухню! И я пойду, покурю с вами, если вы не против. Я вообще-то стараюсь не курить, но когда хорошенько выпью, не откажусь...
   Они вышли на кухню. Алексей сел на табуретку, Лариса - на другую, причем придвинула её так тесно к Алексею, что их колени стали соприкасаться. Ему стало не по себе, но он постеснялся отодвинуться от нее.
   - Вы любите мою сестру? - томным шепотом произнесла Лариса, играя глазами.
   - Да, - закашлялся Алексей. - Оч-чень люблю... И она... Она... - Не знал он, что сказать ему дальше.
   - Она прекрасная женщина, - еле слышно прошептала Лариса и стала тереться коленом об его колено. Он же машинально положил ей на коленку руку. Лариса сделала то же. Ее пальцы двигались все выше и выше и наконец нашли то, чего искали.
   - О-го-го, - покачала головой она. - Успокойтесь, Алексей Николаевич, что это вы так возбудились? Не дай Бог, Инночка войдет...
   Он бросил на неё быстрый взгляд, отшатнулся от нее, резко встал и одернул пиджак.
   - Какой вы мужчина, представляю себе, - яростно шептала Лариса. - Как я начинаю завидовать своей сестре...
   Она встала, схватила его обеими руками за шею и притянула его губы к своим.
   - Какой мужчина, - повторила она. - Ну почему у меня никогда не было такого мужчины? Вы сильный, вы мужественный, вы просто седой красавец... Как вы мне нравитесь, если бы вы знали...
   - Да что вы? - как-то слабо попытался оторвать её руки от своей шеи Алексей. Но Лариса проявила такую физическую силу, какой он от неё никак не ожидал. Их губы уже слились в долгом поцелуе. Что ему было делать? Толкать, что ли?
   ... - В час добрый, - послышался сзади тихий голос Инны. - В час вам добрый...
   - Он..., - быстро вскочила Лариса. - Понимаешь, мы курили, а он...
   - Мерзавец! - крикнула Инна и бросилась в прихожую одеваться. - Ты просто мерзавец и подонок!
   Алексей попытался прийти в себя, встряхнул своей седой головой и тяжело приподнялся с места.
   - Инночка, да погоди же ты, - пробормотал он с ненавистью глядя на Ларису. - Я же не хотел сюда идти, я предупреждал тебя... Ты же сама... А тут... творится черт знает что...
   Тут он увидел в дверях и Аллу с презрением глядящую на него.
   - Инночка, не принимай все так близко к сердцу, сестричка, - ворковала Лариса. Все получилось именно так, как она и задумала. Получился праздник, ох, получился... Нет, не так уж скучно жить на белом свете...
   - Да будь ты проклята, потаскуха! - крикнула Инна, надевая дубленку. А ты... Ты... Забудь про меня навсегда!
   Тут она вспомнила про жизнь, зарождающуюся в ней, и слезы брызнули у неё из глаз. Алексей похолодел от щемящей, пронзительной жалости и нежности к ней. Но все же он был довольно ощутимо пьян, и движения его были скованы. Пока он пытался втиснуться в куртку, Инна уже выскочила за дверь.
   ...Когда он уже почти догнал её на улице, как назло около неё остановился частник, и она впрыгнула в машину.
   "Наверняка она поедет к себе на улицу Удальцова", - подумал он, встал у обочины и стал голосовать. Но никто в столь поздний час не хотел сажать к себе в машину явно подвыпившего мужчину крепкого сложения. Так он простоял около сорока минут, замерзнув до кошмара. Хмель из головы почти выветрился, на душе стало пусто и мерзко, он почувствовал себя беспомощным и одиноким. Тут судьба сжалилась над ним, и около него остановилась светлая "Газель".
   - На улицу Удальцова, - попросил он. - Не обижу, не беспокойтесь.
   Здоровенный водила в лисьей шапке и кожанке ничуть и не беспокоился. Обидеть его было проблематично. В машине Алексей, разморенный теплом, даже слегка задремал. Да так сладко, что ему приснился сон... Гарнизон, пыль, ишаки... И сынок Митенька, бегущий к нему в голубенькой кепочке. Но что он такое кричит, совсем другие слова. "Мерзавец! Подонок! Будь ты проклят! Забудь про меня навсегда!" Алексей вздрогнул, хотел было закурить, но вспомнил, что забыл свои сигареты там, на Ларисиной кухне.
   - Закурить у вас не найдется? - спросил он у водителя.
   - Не курю, и вам не советую, - весело ответил водитель. - Вредно для здоровья.
   - Спасибо за совет. Вот здесь, около этого дома остановите, опомнился он.
   Заплатил он за проезд от Чертанова до улицы Удальцова в тройном или четверном размере. Водила с деланным равнодушием принял вознаграждение, даже не поблагодарив.
   ... Потом он долго звонил в дверь Инны.
   - Что вам нужно? - наконец дверь открылась и перед ним выросла высокая фигура отца Инны в пижаме.
   - Инна дома? - откашливаясь, спросил Алексей.
   - А как же? Конечно, дома. И вам пора домой, Алексей Николаевич.
   - Мне нужно поговорить с ней.
   - Она не хочет говорить с вами. Она знала, что вы приедете. И специально предупредила, чтобы мы вас не пускали. Конечно, вы можете войти силой. Я с вами не справлюсь.
   Он смотрел на Алексея с таким презрением, что тот не смог выдержать этого пристального ясного взгляда. И ответить ничего не смог, так уж он был похож на Инну, вернее - она на него. Алексей повернулся и зашагал вниз по лестнице.
   "Не судьба мне быть счастливым", - подумал он.
   И бредя по вьюжной улице не ведал он, какая пророческая мысль пришла к нему в голову. И опять же совсем не тот смысл придавал он этой мысли. Судьба готовила ему страшный удар, оправиться от которого он был не должен...
   10.
   - Зима, крестьянин торжествует! - провозгласил Евгений Петрович Шервуд, с наслаждением потягиваясь. Он только что вышел в ослепительно красном пуховике на крыльце своего особняка и вдыхал в себя морозный мартовский воздух. - А мы с тобой, Варенька, хоть далеко и не крестьяне, но тоже будем торжествовать, не так ли? - Он обнял за талию свою новую подружку, высокую, длинноногую Вареньку, накинувшую на почти голое тело песцовую шубку.
   Они стояли на крыльце особняка. В правой руке Гнедой держал бокал с апельсиновым соком, левой обнимал Вареньку.
   - Славно, правда, солнышко мое? - обратился он к ней и поцеловал её в румяную от мороза и сладкого сна щечку.
   - Ты проведешь сегодня весь день со мной, дорогой? - зевая, спросила Варенька.
   - Разумеется, - солгал он. На сегодня он наметил одно важное мероприятие. Через полчаса он должен был ехать на встречу с одним любопытным человечком. Очень ему не хотелось, чтобы этот экземпляр поганил своими прохорями его резиденцию. Шофер уже возился с "Мерседесом" Гнедого, хотя машина и так была в идеальном порядке. Но все случайности должны были быть исключены, за такие дела Гнедой карал беспощадно.
   Они с Варенькой зашли в теплый дом и сытно позавтракали.
   - Машина готова, Евгений Петрович, - всунулась в комнату кудрявая голова шофера.
   - Ну вот, - рассмеялся Гнедой, целуя Вареньку в губы. - Только успел позавтракать, этот террорист куда-то меня зовет. Никуда от них не денешься, от оглоедов этих...
   Варенька надула пухлые губки, собираясь было обидеться, но Гнедого уже и след простыл. Он пошел одеваться. А одеваться он любил красиво. Облачился в серую тройку, натянул шикарные бордовые сапожки, а сверху надел полушубок из чернобурки. Голову оставил непокрытой.
   - Ну как я тебе? - молодцевато подбоченился он, выходя к Варе.
   - Ослепителен! - восхищенно воскликнула она.
   - Скоро буду, не скучай, и не горюй. Разлука, дорогая моя, любовь бережет, - изрек он и вышел. Сел в серебристый "Мерседес" - 500, и лимузин аккуратно покатил по проселочной дороге. Выехал на Рублево-Успенское шоссе и на небольшой скорости направился в Москву. Гнедой не любил быстрой езды. "Какой русский не любит быстрой езды?" - любил задавать риторический вопрос он. - "А вот я не русский, моя мать наполовину француженка, наполовину турчанка, а отец на четверть крови немец, на четверть датчанин, на четверть португалец и лишь на четверть русский. И именно поэтому я люблю неторопливую размеренную езду. Куда спешить? На тот свет всегда успеем..."
   - По столбовой летим с тобой стрелой, звенят бубенчики под дугой..., приятным тенорком пропел он. Шофер угодливо подхихикнул. Затем Гнедой замолчал и задумался.
   Мысль отомстить Кондратьеву не оставляла его. И Ферзь стал требовать, чтобы он помог тюменским браткам. Далее ждать было нельзя. И тут подвернулся случай. Ему позвонил Живоглот и сообщил, что только что из тюрьмы освободился некий Мойдодыр, злой, беспощадный отморозок, отсидевший в последний раз восемь лет за убийство и вышедший на волю совсем в другой обстановке. Он когда-то чалился вместе с Живоглотом и обратился к нему, зная, что он ворочает крупными делами.
   - Просится в бригаду, - сообщил Живоглот. - Не знаю, брать или нет. Человек, вообще-то полезный. Стреляет хорошо. По сто третьей сидел, за убийство. Может пригодиться, мое мнение...
   - Это ещё надо проверить, полезный он или нет, - произнес Гнедой, и тут же мгновенная мысль пришла к нему в голову. Они с Живоглотом затеяли ограбление склада фирмы "Гермес", помня пословицу, что ковать железо надо, пока горячо. Нельзя было дать Кондратьеву опомниться от первого ограбления, исчезновения Дмитриева и наезда. Только авторитет Черного мешал сделать это. И вдруг на днях позвонил Ферзь и как бы между прочим сообщил, что над Черным нависла серьезная статья 93 "прим" и, желая избежать крупных неприятностей, тот исчез в неизвестном никому направлении, а по сообщениям из верных источников по поддельным документам покинул пределы России и выехал в Грецию. Больше расправе с Кондратьевым никто не мешал. И Гнедой решил действовать незамедлительно... Лычкин приготовил дубликаты ключей от склада. Ограбление было намечено в ночь на девятое марта. "А что если на следующий день после ограбления, этого Кондратьева того...?" - подумал Гнедой. - "Одно к одному. Кстати, это даже гуманно - он и расстроиться не успеет, как уже в лучшем мире..." Гнедой обожал подобные эффекты, но опять же без ненужного риска. Так две недели назад он придрался к какой-то мелочи и без сожаления отдал надоевшую ему Люську на потеху братве. Изнасилованная десятком мужиков, она на другое утро повесилась в лесу неподалеку от особняка Гнедого.
   Гнедой устроил ей пышные похороны и изображал на них себя несчастным, обезумевшим от горя человеком. Даже головорезы, изнасиловавшие Люську поражались его цинизму. А сразу после похорон к нему доставили длинноногую Варю. И он трахал её во всех позах перед утопающим в цветах портретом Люськи в траурной рамке. А в перерывах пил виски за помин её души.
   - Как звать-то твоего убивца? - спросил он Живоглота.
   - Дырявин его фамилия. Погоняло - Мойдодыр.
   - Глупое какое-то погоняло, - не одобрил кликуху Гнедой. - Не нравится мне оно.
   - Это со школы еще, - усмехнулся Живоглот. - Он сам мне в зоне рассказывал - воняло от него очень в школе, никто рядом находиться не мог. Вот и дали ему кликуху Мойдодыр, чтобы, значит, мылся чаще. А при первой ходке к нему это погоняло и прилипло.
   Вот как раз для встречи с Мойдодыром Гнедой и ехал в Крылатское на квартиру к Живоглоту.
   Окруженный телохранителями, Гнедой гордо шествовал в своем чернобуром полушубке на удивление испуганным обитателям дома. Они видывали всяких людей с тех пор, как тут поселился Живоглот, но такого экземпляра тут ещё не было, так как Гнедой ни разу не удостаивал своим посещением Живоглота.
   - Хорошо живешь, аккуратно, - похвалил жилище Живоглота Гнедой. - Куда пройти?
   - Сюда пожалуйста, - показывал дорогу Живоглот. - Тесно, наверное, у меня после твоих-то хоромов?
   - Ничего, не тушуйся, и у тебя такие как у меня будут. Поживи только с мое, если не ухлопают. А пока тебе, на мой взгляд, и тут славно живется. Мне, например, нравится... Чисто, аккуратно, чувствуется женская рука. Это что, гостиная твоя? - спросил он, входя в комнату.
   - Да, садись, пожалуйста. Вот в это кресло. Выпьешь что-нибудь?
   - Чайку с лимоном, пожалуйста. И давай своего Мойдодыра поскорее. А то меня Варенька ждет, она такая ревнивая, даже к Люське покойной ревнует, а уж к живым..., - расхохотался он. Живоглот почему-то вздрогнул и побледнел. Гнедой заметил это и усмехнулся уголком рта.
   - Сначала чай или Мойдодыра? - уточнил Живоглот.
   - Пожалуй, сначала я схожу пописаю, - решил Гнедой. - А чай и Мойдодыра давай одновременно. У тебя что, кипятка нет? Мог бы и заранее вскипятить, зная, что кореш приезжает. Эх, никакой галантности нет, уважения к старшим, - вздохнул он.
   Гнедой сходил в туалет и вышел оттуда, застегивая ширинку на ходу. Заметил, что из одной комнаты высунулась стриженая голова.
   - Эй, Мойдодыр! - крикнул Гнедой. - Чего хоронишься? Иди сюда.
   Навстречу ему вышел кряжистый, по тюремному стриженый человек лет тридцати семи в жеваном свитерке и облезлых джинсах. От него ощутимо пахло чем-то скверным. Гнедой слегка поморщился. Действительно, Мойдодыр...
   Телохранители курили на кухне, Живоглот заваривал чай, а Гнедой по-хозяйски пригласил Мойдодыра в гостиную.
   - По какой чалился? - спросил он Мойдодыра без предисловий.
   - Сто третья.
   - Кого пришил?
   - Фраера одного.
   - Цель?
   - Нажива, - усмехнулся Мойдодыр.
   - Парень ты я вижу, веселый, - покачал головой Гнедой. - Это хорошо. И то, что любишь наживу, тоже хорошо. Но главное другое - скажи мне вот что, Мойдодыр. Ты меня знаешь?
   - Нет.
   - Ты меня когда-нибудь видел?
   - Никогда.
   - Хорошо. Вот это хорошо. Ты никогда меня не видел. Понятия не имеешь, кто я такой. Это как дважды два. А фраера одного срубить сумеешь с нескольких шагов из волыны?
   - Без вопросов.
   - Сделаешь, получишь хорошую работу. Заживешь, как белый человек. У тебя имущество есть? Накопления?
   Мойдодыр покачал круглой остриженной головой.
   - Будут. Хата будет, вот такая же, как у Николая Андреевича. Тачка будет, баксы будут... Все у тебя, Мойдодыр, будет. Только сделай все по уму. Парень ты башковитый, я это чувствую. Нравишься ты мне. А если мне чувак понравился с первого взгляда, я ошибаюсь редко. Был, правда, случай, - тяжело вздохнул он. - Так я же и расплачивался бессонной ночью. Сам посуди, разве заснешь, когда человека, которого считал братом, которому доверял, на моих же глазах сожгли заживо. Такая для меня это была травма, ты не представляешь. Я такой нервный... Но это все лирические отступления. А детали дела обговоришь с Николаем Андреевичем и ещё с одним чувачком. Он не из блатных, но умный шибко и зуб имеет на клиента. Работать будет и за интерес, и за личные, так сказать, приоритеты. Слушай обоих внимательно. Ну! - закричал он. - Где чай с лимоном?
   - Лимонов, оказывается, нет дома, - суетился Живоглот. - Я уже послал в магазин. - Может быть, пока с вареньицем? Вишневое, мамаша готовила...
   - А ну тебя с твоим чаем, дома попью, - притворно рассердился Гнедой. - У меня, например, и лимоны, и вареньице есть, и вишневое, и земляничное, и инжировое, и фейхуяки, с сахаром провернутые, короче, все сласти рода человеческого. Мамаши вот только нет, скопытилась лет несколько назад, царство ей небесное. Ты знаешь, Мойдодыр, моя матушка была наполовину француженка, наполовину турчанка. Ее звали Шахерезада, - изобразил он на холеном лице вселенскую грусть. - Фантастической красоты была женщина. В её лице было нечто неземное. Но я больше похож на отца Петра Адольфовича. Талантливейший был человек, полиглот, музыкант, душа общества, помню, он читал мне стихи Ницше на великолепном немецком языке. Ты не читал Ницше, а, Мойдодыр?