Страница:
— Понял, — сказал я.
— Извини!
— Не извиняйся, он прав! Пока! — Я выключил аппарат и закурил очередную сигарету.
Конечно, ее разлюбезный шеф прав. Случившееся слишком незначительно, чтобы распускать круги по воде. Тем более если ничего не украли… Но как себя вести мне? Поднять шум — привлечь к своей скромной фигуре внимание! Не поднимать шума — тоже привлечь внимание… Честный человек, когда его грабят, обязательно кричит: «Караул!» Вор молчит в надежде свести счеты попозже… Да-а, парни, кто-то вольно или невольно организовал мне небольшой психологический тестик. И теперь потирает руки, ожидая реакции. Конь в малине!.. Ладно, вот вам реакция!
Я вызвал коридорную и продемонстрировал ей следы разбоя. Та разохалась, разахалась и немедленно позвонила в службу безопасности отеля. Через две минуты явился мордоворот на полголовы выше меня, оценил обстановку и поинтересовался:
— Много похищено?
— Немного, — признался я. — Разве что в брюках лежал червонец.
Мордоворот и коридорная переглянулись. Полагаю, если бы я указал сумму раз в десять большую, меня бы обвинили в афере. Мол, я сам и устроил в собственном номере погром… А так коридорная даже не стала спрашивать, почему я поднял шум лишь через десять минут после того, как вошел в номер.
— Полагаю, из-за такой мелочи не стоит поднимать шума, — сказал мордоворот. — Администрация отеля приносит вам свои извинения и непременно учтет эту сумму при окончательном расчете.
Я изобразил на физиономии борьбу противоположных чувств, а потом согласился.
Коридорная тут же отбыла на свой пост. А мордоворот, понизив голос, сказал:
— В качестве компенсации за моральный ущерб могу вам предложить девочку. За полцены. Я понимающе усмехнулся:
— Спасибо, друг мой, но не стоит! Руссо туристе, облико морале!.. Я верен своей девочке. Она живет в этом городе.
И мы расстались, довольные друг другом. Он был доволен тем, что не надо договариваться с сутенерами, а я — что шум все-таки поднял, но внимания к себе практически не привлек. Если за мной следят, пусть поломают голову, не ошиблись ли в своих подозрениях. А еще я был доволен тем, что не поленился утром и проехался по вокзалам. Вполне возможный вариант — пока я тут воюю с обстоятельствами, мою машину тоже проверили.
С этой мыслью я и взялся за наведение порядка.
Рассовал по шкафчикам разбросанные вещи, потом заказал в номер кофе и подсоединил к гейтсу «проныру». Прогнал содержимое через антивирус. Отыскал среди скачанных в клинике программ и файлов журнал приема и выписки пациенток и принялся его анализировать. Задача предстояла несложная — гораздо проще, чем достать анализируемые материалы. Тем более что запароливать файл с журналом никому и в голову не пришло — это ведь не научные разработки нового материала для презервативов. И не чертежи свежеиспеченного русского экраноплана, предназначенного для борьбы с подводными лодками вероятного противника (понимай: Объединенной Мусульманской Республики). Я задал первоначальные параметры анализа — фамилии женщин, дважды рожавших у Марголина, запустил софт-анализатор и переключился на TV-прием.
По местному информационному каналу как раз сообщали о происшествии в дачном пригороде Ольгино. Судя по всему, здесь нынешней ночью произошла перестрелка между представителями двух мафиозных группировок. Обнаружено четыре трупа возле известной многим горожанам (вернее, горожанкам) гинекологической клиники Виталия Марголина и еще один труп в машине неподалеку. Репортер изгалялся в предположениях, к каким именно группировкам принадлежали убитые. Официальные лица от комментариев воздерживались. Потом репортер сообщил, что листва на дереве рядом с местом бойни обожжена лучом «стерлинга», и тут же начались новые измышления. Это оружие, как известно нашим телезрителям, на вооружении мафиозных группировок не состоит, поскольку компьютер любого «стерлинга» программируется под контролем представителей МВД исключительно на дактилы своего хозяина, а кроме того, каждые две недели сбрасывает через спутниковую сеть информацию о боевом применении оперативным компьютерам того же самого министерства. Ходят, правда, слухи, будто появились якобы хакеры, способные изменить характер сбрасываемой информации (к примеру, скрыть факт боевого применения), но Управление по общественным связям Министерства внутренних дел эти слухи категорически опровергает. Так что наиболее вероятным объяснением обнаруженных следов является участие в перестрелке неизвестного частного детектива либо сотрудника УР или РУБОПа. Однако по данному факту официальные лица от комментариев тоже отказались… Все пятеро умерли на месте от огнестрельных ран… Впрочем, «стерлингом», возможно, воспользовался кто-то из них, и тогда по крайней мере один из пятерых принадлежал к штату правоохранительных органов, и этот факт попросту утаивается… Упомянутые ранее слухи, может статься, верны, и тогда получается, что мафия все же сумела взять на вооружение такое эффективное оружие, как «стерлинг». Впрочем… Et cetera et cetera… Обычное репортерское словоблудие. Вокруг да около, вокруг да около. Поскольку правдивой информацией не обладаем…
Я вернулся в режим ПК.
Список дважды рожавших пациенток состоял из тридцати семи фамилий.
Теперь предстояло задать хронологические параметры. Что я и сделал.
Через мгновение гейтс сообщил мне, что из тридцати семи означенных женщин второго ребенка в срок с двадцать девятого июля по девятое августа сего года родили двое.
Я запросил по обеим более детальную информацию.
Первой была некая Вера Васильевна Пискунова, двадцати пяти лет, поступила тридцать первого июля, первого августа родила девочку, рост такой-то, вес такой-то, мать и ребенок выписаны восьмого августа в хорошем состоянии. Более полные данные: см. файл — и далее абракадабра из букв и цифр.
Второй значилась Екатерина Евгеньевна Савицкая, двадцати девяти лет, поступила второго августа, в тот же день родила мальчика. Рост… вес… Мать и ребенок выписаны девятого августа в удовлетворительном состоянии. Более полные данные — абракадабра…
Вот уж действительно абракадабра!..
Я вернулся к исходному файлу и скрупулезно изучил информацию обо всех роженицах, осчастлививших клинику своим присутствием в означенный период.
Их оказалось двадцать девять человек. И ребенок умер только у одной. У Оксаны Андреевны Матвиенко, двадцати трех лет.
Что за черт! Неужели охранник Игоряша скормил мне лабуду? Поехать бы сейчас к нему и надавать по физиономии, да только там наверняка полным-полно копов. К тому же у него, наверное, выходной день…
Ладно, зайдем с другой стороны.
Я набрал номер телефона, указанный в графе «Домашний адрес».
Три гудка, и мне ответили:
— Да.
Голос был тих и печален.
Мне стало не по себе.
— Оксана Андреевна Матвиенко?
— Да, слушаю вас.
— Моя фамилия Бобылкин. Я из комитета по охране здоровья матери и ребенка. — Мой голос сделался трагически-проникновенным. — Примите самые глубокие соболезнования. Мы расследуем каждый случай гибели новорожденного. Нет ли в этом вины медиков… Извините, конечно, что беспокою в столь тяжелое для вас время, но сами понимаете…
Послышался судорожный вздох.
— Понимаю. Врачи ни в чем не виноваты. — Новый судорожный вздох. — Моя мать жила рядом с Чернобылем. Врачи предупреждали меня, но я решилась рожать… — Слова превратились в рыдания, и на том конце повесили трубку.
Я чертыхнулся и закурил.
Проклятая работа загоняет нас в такие вот ситуации. Когда, честное слово, со стыда бы сгорел, дал самому себе в морду… Но приходится изворачиваться, лгать и обещать собственной совести, что такое никогда не повторится, зная, что повторится. И не раз…
Сигарета помогла — мысли вернулись от лирики к прозе.
Если считать охранника Игоряшу человеком правдивым, получается, что в документации совершен подлог… Стоп! У меня же есть скачка с другого гейтса, с того, что прятался вдали от глаз людских.
Я вызвал из «проныры» соответствующую информацию. Все содержимое хранилось в личной папке. Я открыл ее… и нарвался на запрос: «Введите, пожалуйста, пароль».
Я набрал на клавиатуре слово «Марголин», нажал «Enter»и получил сообщение: «Вы ошиблись! Введите правильный пароль. Будьте внимательны: при повторной ошибке информация будет уничтожена».
Я срочно ретировался и снова закурил. Черт! Тут, похоже, нужен хакер, и не простой «заяц», а мастер высшего пилотажа виртуальной реальности. Типа Ральфа Хендерсона, оставившего мне отметину на левом предплечье и спустя мгновение почившего в бозе… В России, конечно, такие тоже имеются (кто-то из них недавно ломанул счета «Bank of America»и до сих пор не найден), но случайные люди на них выхода не имеют. А я тут — человек более чем случайный, и вряд ли кто выведет меня на подобного умельца. Так что толку с этой скачки — ноль!.. Ну ладно, а зачем господину гинекологу потребовалось иметь в гейтсе подложную документацию?
И тут меня осенило.
Стоп, парни! А не пахнет ли здесь торговлей человеческими органами? Говорят, в последние пять лет она снова расцвела. Правда, вопрос: кому могут понадобиться внутренние органы новорожденных младенцев?.. Да тому, кто научился выращивать из них полноценные взрослые! Ведь качественное клонирование пока удается не так часто, как хотелось бы. То есть в мясной промышленности — сплошь и рядом качество о-го-го! А вот если надо клонировать человеческую почку для пересадки, то — шалишь, брат! В этом деле всевышний поставил какой-то барьер, и преодолеть его господам биологам и медикам пока не удается.
Ну и дела! Если мое подозрение верно, то я попал в такую ситуацию, где можно и без головы остаться! Да так, что и труп не отыщут! Тут поле деятельности международной мафии, и частный детектив для них — что мышка в лисьей норе.
Меня аж пот прошиб.
А что, если Пал Ваныч — лишь звено цепочки, созданной такой организацией? А что, если случившееся — результат конкурентной борьбы между подобными организациями и я оказался в центре схватки? Это, парни, настолько большие деньги, что подпольная торговля драгоценностями покажется лишь мелкой побочной возней, из-за которой убивать не станут! Этих людей ФБР с Интерполом грызут-грызут, да пока только зубы ломают! Да-а, Виталий ты Марголин, дорогой ты мой гинеколог, куда же меня завели твои поиски?
Оставалось просмотреть найденную в подвальном сейфе дискету, ту самую, которой я обрадовался ночью больше, чем деньгам, и которая должна была стать сродни и зорким глазам, и цепкому уму, и крепким кулакам сразу…
Увы, она оказалась пустой. Наверное, доктор Марголин попросту забыл ее в сейфе.
С паршивой овцы хоть шерсти клок!.. Я перекачал на дискету открытые файлы, отсоединил «проныру»и принялся очищать гостиничный компьютер ото всех материалов, с которыми работал, чтобы никто не мог определить даже направление моих поисков. Конечно, любой детектив сумеет повторить уже пройденный мною путь, но облегчать ему процесс поиска я не намерен. Потому как возникло ощущение, что этот детектив будет работать вовсе не на правоохранительные органы… Впрочем, дело не только в этом. Просто я хорошо помнил слова Поливанова: «Я ее и без суда достану!»— и мои манипуляции должны были хоть как-то оградить женщин от скорых разборок. Если Пал Ваныч тот, за кого я его теперь принимаю, он способен поступить как царь Ирод — для гарантии прирезать и агнцев, и козлищ.
Уничтожив файлы, я сунул «проныру»в сумку и спустился вниз, к машине. Внимательно осмотрел багажник, потом салон. Никаких признаков обыска заметно не было, но это еще ни о чем не говорило. Может быть, второго психологического теста мне решили не устраивать — прошерстили машину без следов.
В сомнениях я выкурил очередную сигарету и отправился на Ладожский вокзал — арендовать еще одну ячейку автоматической камеры хранения.
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
— Извини!
— Не извиняйся, он прав! Пока! — Я выключил аппарат и закурил очередную сигарету.
Конечно, ее разлюбезный шеф прав. Случившееся слишком незначительно, чтобы распускать круги по воде. Тем более если ничего не украли… Но как себя вести мне? Поднять шум — привлечь к своей скромной фигуре внимание! Не поднимать шума — тоже привлечь внимание… Честный человек, когда его грабят, обязательно кричит: «Караул!» Вор молчит в надежде свести счеты попозже… Да-а, парни, кто-то вольно или невольно организовал мне небольшой психологический тестик. И теперь потирает руки, ожидая реакции. Конь в малине!.. Ладно, вот вам реакция!
Я вызвал коридорную и продемонстрировал ей следы разбоя. Та разохалась, разахалась и немедленно позвонила в службу безопасности отеля. Через две минуты явился мордоворот на полголовы выше меня, оценил обстановку и поинтересовался:
— Много похищено?
— Немного, — признался я. — Разве что в брюках лежал червонец.
Мордоворот и коридорная переглянулись. Полагаю, если бы я указал сумму раз в десять большую, меня бы обвинили в афере. Мол, я сам и устроил в собственном номере погром… А так коридорная даже не стала спрашивать, почему я поднял шум лишь через десять минут после того, как вошел в номер.
— Полагаю, из-за такой мелочи не стоит поднимать шума, — сказал мордоворот. — Администрация отеля приносит вам свои извинения и непременно учтет эту сумму при окончательном расчете.
Я изобразил на физиономии борьбу противоположных чувств, а потом согласился.
Коридорная тут же отбыла на свой пост. А мордоворот, понизив голос, сказал:
— В качестве компенсации за моральный ущерб могу вам предложить девочку. За полцены. Я понимающе усмехнулся:
— Спасибо, друг мой, но не стоит! Руссо туристе, облико морале!.. Я верен своей девочке. Она живет в этом городе.
И мы расстались, довольные друг другом. Он был доволен тем, что не надо договариваться с сутенерами, а я — что шум все-таки поднял, но внимания к себе практически не привлек. Если за мной следят, пусть поломают голову, не ошиблись ли в своих подозрениях. А еще я был доволен тем, что не поленился утром и проехался по вокзалам. Вполне возможный вариант — пока я тут воюю с обстоятельствами, мою машину тоже проверили.
С этой мыслью я и взялся за наведение порядка.
Рассовал по шкафчикам разбросанные вещи, потом заказал в номер кофе и подсоединил к гейтсу «проныру». Прогнал содержимое через антивирус. Отыскал среди скачанных в клинике программ и файлов журнал приема и выписки пациенток и принялся его анализировать. Задача предстояла несложная — гораздо проще, чем достать анализируемые материалы. Тем более что запароливать файл с журналом никому и в голову не пришло — это ведь не научные разработки нового материала для презервативов. И не чертежи свежеиспеченного русского экраноплана, предназначенного для борьбы с подводными лодками вероятного противника (понимай: Объединенной Мусульманской Республики). Я задал первоначальные параметры анализа — фамилии женщин, дважды рожавших у Марголина, запустил софт-анализатор и переключился на TV-прием.
По местному информационному каналу как раз сообщали о происшествии в дачном пригороде Ольгино. Судя по всему, здесь нынешней ночью произошла перестрелка между представителями двух мафиозных группировок. Обнаружено четыре трупа возле известной многим горожанам (вернее, горожанкам) гинекологической клиники Виталия Марголина и еще один труп в машине неподалеку. Репортер изгалялся в предположениях, к каким именно группировкам принадлежали убитые. Официальные лица от комментариев воздерживались. Потом репортер сообщил, что листва на дереве рядом с местом бойни обожжена лучом «стерлинга», и тут же начались новые измышления. Это оружие, как известно нашим телезрителям, на вооружении мафиозных группировок не состоит, поскольку компьютер любого «стерлинга» программируется под контролем представителей МВД исключительно на дактилы своего хозяина, а кроме того, каждые две недели сбрасывает через спутниковую сеть информацию о боевом применении оперативным компьютерам того же самого министерства. Ходят, правда, слухи, будто появились якобы хакеры, способные изменить характер сбрасываемой информации (к примеру, скрыть факт боевого применения), но Управление по общественным связям Министерства внутренних дел эти слухи категорически опровергает. Так что наиболее вероятным объяснением обнаруженных следов является участие в перестрелке неизвестного частного детектива либо сотрудника УР или РУБОПа. Однако по данному факту официальные лица от комментариев тоже отказались… Все пятеро умерли на месте от огнестрельных ран… Впрочем, «стерлингом», возможно, воспользовался кто-то из них, и тогда по крайней мере один из пятерых принадлежал к штату правоохранительных органов, и этот факт попросту утаивается… Упомянутые ранее слухи, может статься, верны, и тогда получается, что мафия все же сумела взять на вооружение такое эффективное оружие, как «стерлинг». Впрочем… Et cetera et cetera… Обычное репортерское словоблудие. Вокруг да около, вокруг да около. Поскольку правдивой информацией не обладаем…
Я вернулся в режим ПК.
Список дважды рожавших пациенток состоял из тридцати семи фамилий.
Теперь предстояло задать хронологические параметры. Что я и сделал.
Через мгновение гейтс сообщил мне, что из тридцати семи означенных женщин второго ребенка в срок с двадцать девятого июля по девятое августа сего года родили двое.
Я запросил по обеим более детальную информацию.
Первой была некая Вера Васильевна Пискунова, двадцати пяти лет, поступила тридцать первого июля, первого августа родила девочку, рост такой-то, вес такой-то, мать и ребенок выписаны восьмого августа в хорошем состоянии. Более полные данные: см. файл — и далее абракадабра из букв и цифр.
Второй значилась Екатерина Евгеньевна Савицкая, двадцати девяти лет, поступила второго августа, в тот же день родила мальчика. Рост… вес… Мать и ребенок выписаны девятого августа в удовлетворительном состоянии. Более полные данные — абракадабра…
Вот уж действительно абракадабра!..
Я вернулся к исходному файлу и скрупулезно изучил информацию обо всех роженицах, осчастлививших клинику своим присутствием в означенный период.
Их оказалось двадцать девять человек. И ребенок умер только у одной. У Оксаны Андреевны Матвиенко, двадцати трех лет.
Что за черт! Неужели охранник Игоряша скормил мне лабуду? Поехать бы сейчас к нему и надавать по физиономии, да только там наверняка полным-полно копов. К тому же у него, наверное, выходной день…
Ладно, зайдем с другой стороны.
Я набрал номер телефона, указанный в графе «Домашний адрес».
Три гудка, и мне ответили:
— Да.
Голос был тих и печален.
Мне стало не по себе.
— Оксана Андреевна Матвиенко?
— Да, слушаю вас.
— Моя фамилия Бобылкин. Я из комитета по охране здоровья матери и ребенка. — Мой голос сделался трагически-проникновенным. — Примите самые глубокие соболезнования. Мы расследуем каждый случай гибели новорожденного. Нет ли в этом вины медиков… Извините, конечно, что беспокою в столь тяжелое для вас время, но сами понимаете…
Послышался судорожный вздох.
— Понимаю. Врачи ни в чем не виноваты. — Новый судорожный вздох. — Моя мать жила рядом с Чернобылем. Врачи предупреждали меня, но я решилась рожать… — Слова превратились в рыдания, и на том конце повесили трубку.
Я чертыхнулся и закурил.
Проклятая работа загоняет нас в такие вот ситуации. Когда, честное слово, со стыда бы сгорел, дал самому себе в морду… Но приходится изворачиваться, лгать и обещать собственной совести, что такое никогда не повторится, зная, что повторится. И не раз…
Сигарета помогла — мысли вернулись от лирики к прозе.
Если считать охранника Игоряшу человеком правдивым, получается, что в документации совершен подлог… Стоп! У меня же есть скачка с другого гейтса, с того, что прятался вдали от глаз людских.
Я вызвал из «проныры» соответствующую информацию. Все содержимое хранилось в личной папке. Я открыл ее… и нарвался на запрос: «Введите, пожалуйста, пароль».
Я набрал на клавиатуре слово «Марголин», нажал «Enter»и получил сообщение: «Вы ошиблись! Введите правильный пароль. Будьте внимательны: при повторной ошибке информация будет уничтожена».
Я срочно ретировался и снова закурил. Черт! Тут, похоже, нужен хакер, и не простой «заяц», а мастер высшего пилотажа виртуальной реальности. Типа Ральфа Хендерсона, оставившего мне отметину на левом предплечье и спустя мгновение почившего в бозе… В России, конечно, такие тоже имеются (кто-то из них недавно ломанул счета «Bank of America»и до сих пор не найден), но случайные люди на них выхода не имеют. А я тут — человек более чем случайный, и вряд ли кто выведет меня на подобного умельца. Так что толку с этой скачки — ноль!.. Ну ладно, а зачем господину гинекологу потребовалось иметь в гейтсе подложную документацию?
И тут меня осенило.
Стоп, парни! А не пахнет ли здесь торговлей человеческими органами? Говорят, в последние пять лет она снова расцвела. Правда, вопрос: кому могут понадобиться внутренние органы новорожденных младенцев?.. Да тому, кто научился выращивать из них полноценные взрослые! Ведь качественное клонирование пока удается не так часто, как хотелось бы. То есть в мясной промышленности — сплошь и рядом качество о-го-го! А вот если надо клонировать человеческую почку для пересадки, то — шалишь, брат! В этом деле всевышний поставил какой-то барьер, и преодолеть его господам биологам и медикам пока не удается.
Ну и дела! Если мое подозрение верно, то я попал в такую ситуацию, где можно и без головы остаться! Да так, что и труп не отыщут! Тут поле деятельности международной мафии, и частный детектив для них — что мышка в лисьей норе.
Меня аж пот прошиб.
А что, если Пал Ваныч — лишь звено цепочки, созданной такой организацией? А что, если случившееся — результат конкурентной борьбы между подобными организациями и я оказался в центре схватки? Это, парни, настолько большие деньги, что подпольная торговля драгоценностями покажется лишь мелкой побочной возней, из-за которой убивать не станут! Этих людей ФБР с Интерполом грызут-грызут, да пока только зубы ломают! Да-а, Виталий ты Марголин, дорогой ты мой гинеколог, куда же меня завели твои поиски?
Оставалось просмотреть найденную в подвальном сейфе дискету, ту самую, которой я обрадовался ночью больше, чем деньгам, и которая должна была стать сродни и зорким глазам, и цепкому уму, и крепким кулакам сразу…
Увы, она оказалась пустой. Наверное, доктор Марголин попросту забыл ее в сейфе.
С паршивой овцы хоть шерсти клок!.. Я перекачал на дискету открытые файлы, отсоединил «проныру»и принялся очищать гостиничный компьютер ото всех материалов, с которыми работал, чтобы никто не мог определить даже направление моих поисков. Конечно, любой детектив сумеет повторить уже пройденный мною путь, но облегчать ему процесс поиска я не намерен. Потому как возникло ощущение, что этот детектив будет работать вовсе не на правоохранительные органы… Впрочем, дело не только в этом. Просто я хорошо помнил слова Поливанова: «Я ее и без суда достану!»— и мои манипуляции должны были хоть как-то оградить женщин от скорых разборок. Если Пал Ваныч тот, за кого я его теперь принимаю, он способен поступить как царь Ирод — для гарантии прирезать и агнцев, и козлищ.
Уничтожив файлы, я сунул «проныру»в сумку и спустился вниз, к машине. Внимательно осмотрел багажник, потом салон. Никаких признаков обыска заметно не было, но это еще ни о чем не говорило. Может быть, второго психологического теста мне решили не устраивать — прошерстили машину без следов.
В сомнениях я выкурил очередную сигарету и отправился на Ладожский вокзал — арендовать еще одну ячейку автоматической камеры хранения.
Глава 21
Спрятав «проныру» от посторонних рук и глаз, я вернулся в отель и пообедал.
Ел без аппетита, по обязанности. В душе царила опустошенность — как всегда в минуты, когда вдруг ощущаешь полное собственное бессилие. Всем, наверное, известен подобный поворот: чувствуешь себя царем и богом; свидетели колются, как орехи; главный подозреваемый начинает вести себя все более и более глупо и уже готов совершить главную, непоправимую ошибку, после чего останется взять его тепленьким и преподнести копам на блюдечке с голубой каемочкой, и вдруг… Будто там, в небесной канцелярии, главный мировой стрелочник переключает не те стрелки… Царь и бог превращается в безмозглого осла; часть свидетелей копы находят мертвыми, а живые отказываются от предыдущих показаний, объясняя, что не так тебя поняли, что было темно и вышла ошибка, что бес попутал в расчете на вознаграждение; а главный подозреваемый, вдруг оказывается, имел стопроцентный мотив, да не имел возможности, поскольку трахался в тот момент за двести миль от места преступления. И шлюха его подтверждает: да, было, симпатичный такой дядька, без извращений (разве лишь считать за таковые то, что носит семейные трусы в горошек), и щедрый, ко всему прочему, из-за лишнего цента не удавится… И понимаешь прекрасно, что алиби это — еще то алиби, но для закона нет алиби хорошего или плохого, а есть просто АЛИБИ… Впрочем, обычно подобные проблемы волнуют босса, а не меня. Наше дело — снаряды подносить, а уж как он там стрельнет… И вот теперь я оказался не только в роли подносчика снарядов, но и наводчика. Да и заряжающим судьба сделала меня, грешного! Артиллерист хренов, бог войны с преступностью…
После обеда вдруг навалилась сонливость — сказывалась беспокойная ночь. Можно было, конечно, заглянуть в аптечный киоск и купить упаковку морланина, но поскольку никаких кардинальных решений до получения инструкций из Нью-Йорка я принять все равно не мог, то решил пойти навстречу требованиям организма. Тем более что еще бабушка надвое сказала, продают ли в России стимуляторы без рецепта. Тут вам не Штаты с их культом здоровья, здесь народ привык глушить себя любыми подходящими средствами.
Я поднялся в номер, попросил коридорную разбудить меня в семь, повесил на дверь табличку «Просьба не беспокоить»и бросился в объятия старика Морфея.
Снилась война, которую я видел только в телевизионных новостях. Чернобородые люди в запыленных чалмах целились в меня из десятков «Калашниковых». Я умирал и возрождался, орал кому-то: «Аллах акбар!» Мне отвечали заунывными молитвами, какие-то дамочки, лица которых были закрыты паранджой, окружали меня со всех сторон, стаскивали с моей задницы джинсы, и одна из них, вооружившись здоровенным тесаком, начинала отпиливать мне главный мужицкий инструмент, но тут появлялась Инга, орала моей мучительнице: «Cunt! Leave him alone!»— и добавляла по-русски такое, что дамочки сбрасывали паранджи и принимались затыкать ушки, а вместо лиц у них оказывались жирные белые попы с коричневыми анусами вместо ртов и бородами, сильно смахивающими на кудрявую поросль у Лили, когда она вдруг перестает брить лобок, и высоко с неба на все это безобразие смотрели зеленые глаза, которые я когда-то видел, но сейчас никак не мог узнать, а еще выше плыли плотные рыжие облака, слишком уж напоминающие волосы французской певички Милен Фармер…
Выдернул меня из кошмара громкий стук. Я открыл глаза и увидел знакомое окно родного номера.
— Господин Метальников, вы просили разбудить! — послышался из-за двери голос коридорной.
— Да-да-да, — ошалело отозвался я. — Слышу-слышу! Спасибо вам огромное!
Коридорная удалилась. А я сел на кровати и потряс головой. На часах было пять минут восьмого, и пора было готовиться к встрече с Ингой.
Ел без аппетита, по обязанности. В душе царила опустошенность — как всегда в минуты, когда вдруг ощущаешь полное собственное бессилие. Всем, наверное, известен подобный поворот: чувствуешь себя царем и богом; свидетели колются, как орехи; главный подозреваемый начинает вести себя все более и более глупо и уже готов совершить главную, непоправимую ошибку, после чего останется взять его тепленьким и преподнести копам на блюдечке с голубой каемочкой, и вдруг… Будто там, в небесной канцелярии, главный мировой стрелочник переключает не те стрелки… Царь и бог превращается в безмозглого осла; часть свидетелей копы находят мертвыми, а живые отказываются от предыдущих показаний, объясняя, что не так тебя поняли, что было темно и вышла ошибка, что бес попутал в расчете на вознаграждение; а главный подозреваемый, вдруг оказывается, имел стопроцентный мотив, да не имел возможности, поскольку трахался в тот момент за двести миль от места преступления. И шлюха его подтверждает: да, было, симпатичный такой дядька, без извращений (разве лишь считать за таковые то, что носит семейные трусы в горошек), и щедрый, ко всему прочему, из-за лишнего цента не удавится… И понимаешь прекрасно, что алиби это — еще то алиби, но для закона нет алиби хорошего или плохого, а есть просто АЛИБИ… Впрочем, обычно подобные проблемы волнуют босса, а не меня. Наше дело — снаряды подносить, а уж как он там стрельнет… И вот теперь я оказался не только в роли подносчика снарядов, но и наводчика. Да и заряжающим судьба сделала меня, грешного! Артиллерист хренов, бог войны с преступностью…
После обеда вдруг навалилась сонливость — сказывалась беспокойная ночь. Можно было, конечно, заглянуть в аптечный киоск и купить упаковку морланина, но поскольку никаких кардинальных решений до получения инструкций из Нью-Йорка я принять все равно не мог, то решил пойти навстречу требованиям организма. Тем более что еще бабушка надвое сказала, продают ли в России стимуляторы без рецепта. Тут вам не Штаты с их культом здоровья, здесь народ привык глушить себя любыми подходящими средствами.
Я поднялся в номер, попросил коридорную разбудить меня в семь, повесил на дверь табличку «Просьба не беспокоить»и бросился в объятия старика Морфея.
Снилась война, которую я видел только в телевизионных новостях. Чернобородые люди в запыленных чалмах целились в меня из десятков «Калашниковых». Я умирал и возрождался, орал кому-то: «Аллах акбар!» Мне отвечали заунывными молитвами, какие-то дамочки, лица которых были закрыты паранджой, окружали меня со всех сторон, стаскивали с моей задницы джинсы, и одна из них, вооружившись здоровенным тесаком, начинала отпиливать мне главный мужицкий инструмент, но тут появлялась Инга, орала моей мучительнице: «Cunt! Leave him alone!»— и добавляла по-русски такое, что дамочки сбрасывали паранджи и принимались затыкать ушки, а вместо лиц у них оказывались жирные белые попы с коричневыми анусами вместо ртов и бородами, сильно смахивающими на кудрявую поросль у Лили, когда она вдруг перестает брить лобок, и высоко с неба на все это безобразие смотрели зеленые глаза, которые я когда-то видел, но сейчас никак не мог узнать, а еще выше плыли плотные рыжие облака, слишком уж напоминающие волосы французской певички Милен Фармер…
Выдернул меня из кошмара громкий стук. Я открыл глаза и увидел знакомое окно родного номера.
— Господин Метальников, вы просили разбудить! — послышался из-за двери голос коридорной.
— Да-да-да, — ошалело отозвался я. — Слышу-слышу! Спасибо вам огромное!
Коридорная удалилась. А я сел на кровати и потряс головой. На часах было пять минут восьмого, и пора было готовиться к встрече с Ингой.
Глава 22
Она прилетела в две минуты девятого. Сегодня на ней было платье цвета морской волны, а волосы перевязаны светло-зеленой ленточкой.
— Привет, америкен бой! — она потрепала меня по загривку. — Больше ничего не случилось?
— Бог миловал! — отозвался я, зарываясь носом в ароматную шевелюру.
Былая опустошенность испарялась, будто кусок сухого льда на лотке у мороженщика. Ее сменяло желание, и мои руки сами собой устремились под Ингины мышки.
— Подожди, не все сразу! — Инга осторожно отстранилась. — Что сам думаешь?
— Не знаю. То ли тут побывали воры-неудачники, то ли кто-то взял меня за воротник.
Она села в кресло, закурила, размышляя.
— Может, ты где-то прокололся, конь в малине?
— В каком смысле?
— Ну-у… — Инга сделала неопределенный жест рукой. — Раскрылся… Кто-то заподозрил, что Максим Метальников не тот, за кого себя выдает.
Я хмыкнул:
— Мне пришлось выдавать себя и за агента страховой компании, и за санитарного инспектора, и даже за служащего комитета по охране здоровья матери и ребенка, если такой в вашем городе существует… Возможно, некоторые из собеседников и могли заподозрить, что я не тот, за кого себя выдаю. Но они не могли так быстро узнать, где я живу, и организовать обыск.
Инга глубоко затянулась и выпустила к потолку дрожащее дымовое кольцо.
— Служащий комитета по охране здоровья матери и ребенка?.. — Она усмехнулась. — Пособие на новорожденного, случаем, никому не выплатил? А то, конь в малине, придется ломать голову, по какой статье провести расходы.
— Неужели комитет с подобным названием и в самом деле существует?
— Не думаю. Насколько мне известно — нет. Есть просто комитет по здравоохранению.
— Спасибо за консультацию, — сказал я. Мы ходили вокруг да около, и, возможно, она понимала, что я это тоже понимаю. Но правила этой игры задавали не мы, и не нам их было отменять. На мой взгляд, по крайней мере, время для отмены еще не наступило…
— Заберешь отмычки?
— Заберу… Если при следующем обыске у тебя их найдут, могут и настучать. Тогда возникнут неприятности с властями… Ты же понимаешь, что все эти гипнообработки по существующему законодательству могут быть расценены как преступление против личности. Тебя-то просто вышлют, а у Пал Ваныча могут появиться лишние расходы. Непредвиденные взятки в смету не заложены.
— Интересно, — сказал я, — а как вы закладываете предвиденные взятки?
— В качестве представительских расходов, разумеется!
Мне стало скучно. Я сел на ручку кресла и притянул эту роскошную женщину к себе.
— Теперь понятно, почему мы, американцы, никогда не понимали экономическую политику ваших правительств… Пойдем-ка лучше в постель! Мой конь соскучился по малине. Очень соскучился!
— Подожди!
Но я уже опять запустил руку в разрез под мышкой и шатром накрыл ее левую грудь. Инга вздрогнула, закинула руки за голову и обняла меня за шею. Ладони у нее были сухими и горячими.
Хорошо, что в постели ходить да около — не означает попыток пытаться обмануть друг друга. Это всего лишь прелюдия к главному, и чем дольше она длится, тем больше распаляет страсть тебя и твою партнершу. Моя ладонь скользила по телу Инги, старательно избегая главных точек. Спина, живот, ягодицы, внутренняя поверхность бедер. И снова спина, живот… И только когда Инга начала выгибаться, поднимая таз, я навалился на нее и стиснул ее груди так сильно, что она застонала и прикусила губу. Вот тогда конь и устремился в малину.
— Привет, америкен бой! — она потрепала меня по загривку. — Больше ничего не случилось?
— Бог миловал! — отозвался я, зарываясь носом в ароматную шевелюру.
Былая опустошенность испарялась, будто кусок сухого льда на лотке у мороженщика. Ее сменяло желание, и мои руки сами собой устремились под Ингины мышки.
— Подожди, не все сразу! — Инга осторожно отстранилась. — Что сам думаешь?
— Не знаю. То ли тут побывали воры-неудачники, то ли кто-то взял меня за воротник.
Она села в кресло, закурила, размышляя.
— Может, ты где-то прокололся, конь в малине?
— В каком смысле?
— Ну-у… — Инга сделала неопределенный жест рукой. — Раскрылся… Кто-то заподозрил, что Максим Метальников не тот, за кого себя выдает.
Я хмыкнул:
— Мне пришлось выдавать себя и за агента страховой компании, и за санитарного инспектора, и даже за служащего комитета по охране здоровья матери и ребенка, если такой в вашем городе существует… Возможно, некоторые из собеседников и могли заподозрить, что я не тот, за кого себя выдаю. Но они не могли так быстро узнать, где я живу, и организовать обыск.
Инга глубоко затянулась и выпустила к потолку дрожащее дымовое кольцо.
— Служащий комитета по охране здоровья матери и ребенка?.. — Она усмехнулась. — Пособие на новорожденного, случаем, никому не выплатил? А то, конь в малине, придется ломать голову, по какой статье провести расходы.
— Неужели комитет с подобным названием и в самом деле существует?
— Не думаю. Насколько мне известно — нет. Есть просто комитет по здравоохранению.
— Спасибо за консультацию, — сказал я. Мы ходили вокруг да около, и, возможно, она понимала, что я это тоже понимаю. Но правила этой игры задавали не мы, и не нам их было отменять. На мой взгляд, по крайней мере, время для отмены еще не наступило…
— Заберешь отмычки?
— Заберу… Если при следующем обыске у тебя их найдут, могут и настучать. Тогда возникнут неприятности с властями… Ты же понимаешь, что все эти гипнообработки по существующему законодательству могут быть расценены как преступление против личности. Тебя-то просто вышлют, а у Пал Ваныча могут появиться лишние расходы. Непредвиденные взятки в смету не заложены.
— Интересно, — сказал я, — а как вы закладываете предвиденные взятки?
— В качестве представительских расходов, разумеется!
Мне стало скучно. Я сел на ручку кресла и притянул эту роскошную женщину к себе.
— Теперь понятно, почему мы, американцы, никогда не понимали экономическую политику ваших правительств… Пойдем-ка лучше в постель! Мой конь соскучился по малине. Очень соскучился!
— Подожди!
Но я уже опять запустил руку в разрез под мышкой и шатром накрыл ее левую грудь. Инга вздрогнула, закинула руки за голову и обняла меня за шею. Ладони у нее были сухими и горячими.
Хорошо, что в постели ходить да около — не означает попыток пытаться обмануть друг друга. Это всего лишь прелюдия к главному, и чем дольше она длится, тем больше распаляет страсть тебя и твою партнершу. Моя ладонь скользила по телу Инги, старательно избегая главных точек. Спина, живот, ягодицы, внутренняя поверхность бедер. И снова спина, живот… И только когда Инга начала выгибаться, поднимая таз, я навалился на нее и стиснул ее груди так сильно, что она застонала и прикусила губу. Вот тогда конь и устремился в малину.
Глава 23
Поужинать сегодня решили в номере. Ели жаркое с черносливом, пили шампанское.
Все было в ажуре. Кроме одного: я не мог отделаться от мысли, что с каждым сказанным словом, с каждым движением приближается минута расставания. Спарились и разбежались… Вот сейчас мы доедим жаркое, допьем шампанское, Инга посмотрит на часы и скажет: «Ну все, америкен бой. Я побежала».
— Я сегодня остаюсь до утра, — сказала она. — Закажи еще шампанского.
У меня отвалилась челюсть.
— А как же твой муж? С осиновым колом…
— С каким еще колом?
Я рассказал ей про стрелу Амура и про осиновый кол.
Она расхохоталась:
— Я не замужем, глупый. А ты о себе слишком высокого мнения.
— Так уж и слишком, — поддразнил я.
Она вдруг перестала улыбаться:
— Нет, конечно, не слишком. Наверное, твой рассказ был бы верен, окажись я замужем. До сих пор считала, что мужчина в доме — источник лишних хлопот. Деловая женщина должна в первую очередь думать о работе, а потом уже о любви.
— Теперь ты так не считаешь? — Мне опять казалось, что наши слова ничего не стоят, что за ними кроется совсем не сексуальный интерес. По крайней мере, с ее стороны…
— Не знаю… — Инга погрустнела. — От работы ведь меня никто не освобождал.
«Ради этой работы ты и остаешься до утра, — подумал я. — Спарились и не разбежимся. И еще раз спаримся. Но потом все равно разбежимся!»
— Встреться ты мне лет десять назад, возможно, все было бы теперь по-другому. — Инга мотнула головой, отгоняя какое-то, не слишком приятное воспоминание. — Закажи еще шампанского. У меня хватит денег.
«Если ты работаешь на мафию, торгующую детскими смертями, у тебя хватит денег не на один такой вечер, — подумал я. — Но как ты будешь жить потом?..»
Меня вдруг охватило желание вырвать ее из этой трясины и увезти в Штаты, чтобы родила мне четверых детей, и to fuck him, босса, и мою работу, найду себе другую!..
— Над чем задумался, америкен бой? Закажи еще бутылку!
И желание увезти ее в Штаты пропало, испарилось, как роса на утреннем солнце.
Я позвонил в ресторан, заказал шампанского и фруктов. Мне очень не нравилось, что заказ оплатит женщина, что я все больше утверждаюсь в роли жиголо. Но расплатиться самому — значило вызвать неприятные вопросы. Или, по крайней мере, снова начать игру вокруг да около. И отнюдь не в любовной прелюдии…
Когда посыльный принес корзину и мы выпили по бокалу, Инга, хрустя яблоком, спросила:
— Ты никогда не жалел, что выбрал такую профессию?
— Бывало, — сказал я. — Когда оказывалось, что преступник переиграл тебя по всем статьям и дело рассыпается, я жалел, что, к примеру, не торгую косметикой или подержанными автомобилями. Впрочем, в такие минуты мне казалось, что и коммивояжер бы из меня вышел никудышный, что я зря родился на свет и место мне…
Я замолк. Потому что лгал. Потому что у нас с боссом не было ни одного такого случая. Иначе бы мы не стали всемирно известной парой!
Но Инга ждала именно этих слов.
— Как я тебя понимаю, конь в малине! — проговорила она. — Как я понимаю!.. — Она приподнялась, перегнулась через столик и поцеловала меня в губы. — Давай не будем терять время.
Мы допили шампанское и вверились всевышнему по принципу «Хоть один день — да наш!». В отношениях между мужчиной и женщиной этот принцип всегда приводит к одному и тому же финалу, проверенному на сотнях предыдущих поколений и обеспечивающему появление на свет следующих. К этому финалу, разумеется, мы и пришли.
Инга отдалась мне с таким неистовством, будто это была последняя ночь, будто никогда уже наши пальцы не сплетутся, а губы не сольются. Будто впереди нас ждал неизбежный, но закономерный конец. Она извивалась подо мной и постанывала, а я с какой-то непонятной отрешенностью, в такт волнам, качающим наши тела, думал: «Если… это… и… будет… будет… завтра… Если… это… и… будет… будет… завтра…»
Потом мы, не размыкая объятий, заснули. И опять меня крутили и тискали гигантские пальцы. И вновь копье нацеливалось в сердце, но сердце Инги стало щитом на его пути, и я, задохнувшись от страха, проснулся.
Инга лежала рядом и не дышала.
Я сбросил одеяло, вскочил и зажег бра в изголовье кровати. Веки Инги затрепетали, она открыла глаза, испуганно дернулась:
— Что случилось?
— Ничего, — произнес я дрожащим голосом. — Кошмар приснился… Конь в малине!..
Я выключил свет, скользнул под одеяло, повернул Ингу к себе лицом и обнял, защищая от неведомой опасности. Ее левая грудь коснулась моего тела, все такая же упругая и горячая, но сейчас она не возбудила меня. Потому что была не стрелой Амура, но всего лишь плотью, которую могли разорвать пули или сжечь луч «стерлинга».
— Конь в малине, — пробормотала Инга, засыпая. — Конь в… — Она засопела, уютно и размеренно.
И все, что мне осталось в этой жизни, — слушать ее спокойное дыхание.
Все было в ажуре. Кроме одного: я не мог отделаться от мысли, что с каждым сказанным словом, с каждым движением приближается минута расставания. Спарились и разбежались… Вот сейчас мы доедим жаркое, допьем шампанское, Инга посмотрит на часы и скажет: «Ну все, америкен бой. Я побежала».
— Я сегодня остаюсь до утра, — сказала она. — Закажи еще шампанского.
У меня отвалилась челюсть.
— А как же твой муж? С осиновым колом…
— С каким еще колом?
Я рассказал ей про стрелу Амура и про осиновый кол.
Она расхохоталась:
— Я не замужем, глупый. А ты о себе слишком высокого мнения.
— Так уж и слишком, — поддразнил я.
Она вдруг перестала улыбаться:
— Нет, конечно, не слишком. Наверное, твой рассказ был бы верен, окажись я замужем. До сих пор считала, что мужчина в доме — источник лишних хлопот. Деловая женщина должна в первую очередь думать о работе, а потом уже о любви.
— Теперь ты так не считаешь? — Мне опять казалось, что наши слова ничего не стоят, что за ними кроется совсем не сексуальный интерес. По крайней мере, с ее стороны…
— Не знаю… — Инга погрустнела. — От работы ведь меня никто не освобождал.
«Ради этой работы ты и остаешься до утра, — подумал я. — Спарились и не разбежимся. И еще раз спаримся. Но потом все равно разбежимся!»
— Встреться ты мне лет десять назад, возможно, все было бы теперь по-другому. — Инга мотнула головой, отгоняя какое-то, не слишком приятное воспоминание. — Закажи еще шампанского. У меня хватит денег.
«Если ты работаешь на мафию, торгующую детскими смертями, у тебя хватит денег не на один такой вечер, — подумал я. — Но как ты будешь жить потом?..»
Меня вдруг охватило желание вырвать ее из этой трясины и увезти в Штаты, чтобы родила мне четверых детей, и to fuck him, босса, и мою работу, найду себе другую!..
— Над чем задумался, америкен бой? Закажи еще бутылку!
И желание увезти ее в Штаты пропало, испарилось, как роса на утреннем солнце.
Я позвонил в ресторан, заказал шампанского и фруктов. Мне очень не нравилось, что заказ оплатит женщина, что я все больше утверждаюсь в роли жиголо. Но расплатиться самому — значило вызвать неприятные вопросы. Или, по крайней мере, снова начать игру вокруг да около. И отнюдь не в любовной прелюдии…
Когда посыльный принес корзину и мы выпили по бокалу, Инга, хрустя яблоком, спросила:
— Ты никогда не жалел, что выбрал такую профессию?
— Бывало, — сказал я. — Когда оказывалось, что преступник переиграл тебя по всем статьям и дело рассыпается, я жалел, что, к примеру, не торгую косметикой или подержанными автомобилями. Впрочем, в такие минуты мне казалось, что и коммивояжер бы из меня вышел никудышный, что я зря родился на свет и место мне…
Я замолк. Потому что лгал. Потому что у нас с боссом не было ни одного такого случая. Иначе бы мы не стали всемирно известной парой!
Но Инга ждала именно этих слов.
— Как я тебя понимаю, конь в малине! — проговорила она. — Как я понимаю!.. — Она приподнялась, перегнулась через столик и поцеловала меня в губы. — Давай не будем терять время.
Мы допили шампанское и вверились всевышнему по принципу «Хоть один день — да наш!». В отношениях между мужчиной и женщиной этот принцип всегда приводит к одному и тому же финалу, проверенному на сотнях предыдущих поколений и обеспечивающему появление на свет следующих. К этому финалу, разумеется, мы и пришли.
Инга отдалась мне с таким неистовством, будто это была последняя ночь, будто никогда уже наши пальцы не сплетутся, а губы не сольются. Будто впереди нас ждал неизбежный, но закономерный конец. Она извивалась подо мной и постанывала, а я с какой-то непонятной отрешенностью, в такт волнам, качающим наши тела, думал: «Если… это… и… будет… будет… завтра… Если… это… и… будет… будет… завтра…»
Потом мы, не размыкая объятий, заснули. И опять меня крутили и тискали гигантские пальцы. И вновь копье нацеливалось в сердце, но сердце Инги стало щитом на его пути, и я, задохнувшись от страха, проснулся.
Инга лежала рядом и не дышала.
Я сбросил одеяло, вскочил и зажег бра в изголовье кровати. Веки Инги затрепетали, она открыла глаза, испуганно дернулась:
— Что случилось?
— Ничего, — произнес я дрожащим голосом. — Кошмар приснился… Конь в малине!..
Я выключил свет, скользнул под одеяло, повернул Ингу к себе лицом и обнял, защищая от неведомой опасности. Ее левая грудь коснулась моего тела, все такая же упругая и горячая, но сейчас она не возбудила меня. Потому что была не стрелой Амура, но всего лишь плотью, которую могли разорвать пули или сжечь луч «стерлинга».
— Конь в малине, — пробормотала Инга, засыпая. — Конь в… — Она засопела, уютно и размеренно.
И все, что мне осталось в этой жизни, — слушать ее спокойное дыхание.
Глава 24
Убежала она, как и пришла, в восемь. В восемь утра. Чмокнула меня на прощание, шепнула:
— Береги себя, америкен бой! — И выскользнула за дверь.
А я подумал о том, что за весь вчерашний вечер мы ни разу не вспомнили ни о старике Билле со старухой Моникой, ни о легендарных Петьке, Анке и Василии Ивановиче. Это показалось мне знаком свыше. Что-то изменилось в наших отношениях — для поддержки разговора анекдоты уже не требовались. Как будто мы перешли грань, за которой в душе начинают жить не только хихоньки да хахоньки.
А стоя под душем, я вдруг понял: не выполняла Инга вчера никакого оперативного задания. Просто она влюбилась, и, возможно, подобное легкомыслие еще выйдет ей боком.
Эта мысль наполнила меня решимостью.
Я решительно оделся и решительно спустился в ресторан. А позавтракав, не менее решительно сел за гейтс. Сделал отчет о вчерашних событиях (включая, конечно, разговор с Пал Ванычем, но исключая вечер и ночь), зашифровал, распечатал, уничтожил созданный файл. И собрался уже отправиться на свидание с «Уорлдпост», когда обнаружил, что Инга забыла набор отмычек.
— Береги себя, америкен бой! — И выскользнула за дверь.
А я подумал о том, что за весь вчерашний вечер мы ни разу не вспомнили ни о старике Билле со старухой Моникой, ни о легендарных Петьке, Анке и Василии Ивановиче. Это показалось мне знаком свыше. Что-то изменилось в наших отношениях — для поддержки разговора анекдоты уже не требовались. Как будто мы перешли грань, за которой в душе начинают жить не только хихоньки да хахоньки.
А стоя под душем, я вдруг понял: не выполняла Инга вчера никакого оперативного задания. Просто она влюбилась, и, возможно, подобное легкомыслие еще выйдет ей боком.
Эта мысль наполнила меня решимостью.
Я решительно оделся и решительно спустился в ресторан. А позавтракав, не менее решительно сел за гейтс. Сделал отчет о вчерашних событиях (включая, конечно, разговор с Пал Ванычем, но исключая вечер и ночь), зашифровал, распечатал, уничтожил созданный файл. И собрался уже отправиться на свидание с «Уорлдпост», когда обнаружил, что Инга забыла набор отмычек.