Страница:
Глянув на часы, повесил на плечо сумку и ровным голосом, будто и не усердствовал только что кулаками, повелел напарнице:
— Пойдем, через два часа Сызрань.
Та не шелохнулась и ему пришлось напомнить об очевидном:
— Нам надо сматываться отсюда — не хватало еще разборок с транспортной милицией.
Но и этот довод оказался тщетным — она пребывала в глубоком шоке. Тогда он осторожно обнял ее за плечи, слегка встряхнул, взял за руку и увлек за собой в тамбур соседнего вагона…
В Сызрани они успешно пересели на поезд «Москва-Владивосток», заняв точно такое же уютное купе в вагоне СВ. Лишь обосновавшись на новом месте и разложив необходимые в шестидневном путешествии через всю страну вещи, Элеонора окончательно пришла в себя после бойни в тамбуре. Она была благодарна Александру за спасение. Более того, Асланби Вахаевич достаточно подробно изложил ей связанную с напарником фабулу, и девушка, в глубине души понимая его состояние, оправдывала выплеснувшуюся жестокость…
— Почему ты все время молчишь? — не выдержала она следующим утром, когда доброжелательная проводница поставила перед ними две чашечки кофе.
— О чем же нам говорить? — пожал он плечами.
— Ну, если уж совсем не отыщется общих тем, так хотя бы о предстоящей миссии.
Лицо его не выразило большого желания беседовать об этом. Она же, поминутно взглядывая на Баринова любопытными, вызывающими глазами, решила проявить настойчивость:
— Ты, например, готов к тому, что господин Газыров может заартачиться, закапризничать?
— С чего бы?
— Мало ли… — сделав маленький глоток черного кофе, Элеонора незаметно поморщилась и поставила чашку на столик.
— Как давно ты живешь на Кавказе? — поинтересовался молодой человек, обратив на нее свой обычный насмешливый взор.
— Около трех лет.
— В таком случае, стыдно, девушка…
— За что мне должно быть стыдно?
— За то, что не уяснила элементарных особенностей нравов, обычаев жителей Кавказа. Для них нет более святого понятия, чем кровные узы, родство.
Немного помолчав, она возразила:
— Но существуют ведь и другие, не менее важные ныне понятия: бизнес, карьера, благополучие, в конце концов, коими тот же Газыров наверняка дорожит, и не хотел бы рисковать.
— Разумеется. И, к сожалению, нам — русским, гораздо чаще нежели кавказцам, приходит в голову ставить все это в один ряд с родственными связями.
— То есть ты хочешь сказать…
— Да, Элеонора. Если Асланби разыщет и прижмет родственников нашего дальневосточного миллионера, тот сделает все ради их спасения.
Александр в общении с девушкой строго соблюдал установленную им же дистанцию, но поведение его при этом оставалось безукоризненно ровным и деликатным. Он все так же подолгу оставался замкнутым, глядя на сменяющиеся за окном пейзажи, изредка отвечая на ее вопросы или выходя в тамбур покурить. В мыслях по поводу предстоящей миссии по-прежнему царил сумбур, посему чаще и с большим удовольствием он размышлял об Ильвире или же попросту предавался воспоминаниям.
Будто в чудесном цветном кинематографе в памяти всплывали картинки и эпизоды из далекого прошлого: школьные годы, когда он всерьез увлекся боевыми искусствами и после нескольких лет изнурительных тренировок добыл парочку золотых медалей; Рязанское десантное училище, где посчастливилось стать чемпионом Вооруженных Сил… Позже, в Отряде специального назначения «Шторм», он лишь обогащал и совершенствовал свои навыки: изучал приемы из сетокана и комплекса «Молния», армейского и русского рукопашного боя, боевого самбо, самозащиты без оружия…
Сашка осторожно перевел взгляд от окна на углубившуюся в чтение спутницу. «Если бы мое сердце не принадлежало Ильвире, непременно бы вырвал эту очаровательную барышню из цепких лап „Слуг Ислама“, — подумал он, невольно залюбовавшись красивым профилем ее лица. — Вырвал бы и боле никогда не отпускал!.. Однако ж, не суждено…»
А очаровательная барышня обратила внимание на высокого и крепкого молодого человека с усталым и немного насмешливым взглядом еще в казино, когда тот наведывался в стриптиз-зал в компании Асланби Вахаевича. Тогда ее привлекли внешность и то достоинство, с которым этот спокойный, уверенный человек взирал на все то, что их окружало.
А окружали ее в Кизляре уныние, безысходность, да в основном заурядные люди. Окончив три года назад хореографическое училище, она приехала в Кизляр из Ростова по совету старшей подруги — танцовщицы из «Южной ночи». Попасть на просмотр к арт-директору и получить от заслуженного деятеля культуры Дагестана приглашение поработать на той же сцене — в полулегальном стриптизе, оказалось делом несложным — уж больно яркой внешностью и безупречной пластикой обладала юная гостья из Приазовья. Со временем привыкла, притерпелась, обжилась — платили актрисам, еженощно обнажавшимся перед зрителями неплохо. А после того, как однажды Асланби Вахаевич устроил шикарное празднество ее именин, затем изрядно подпоил и затащил к себе домой… Нет, постоянной интимной связи с ним она не поддерживала — директор казино привозил ее в свою роскошную квартиру еще трижды, но никто из подруг девушки об этом так и не узнал. А премиальные Элеоноры с тех пор росли непомерно, да и отношения с Асланби раз и навсегда установились теплые, дружеские и доверительные. Настолько доверительные, что полгода назад он рискнул поведать ей об организации «Слуги Ислама». Видимо, уже тогда дальновидный хозяин «Южной ночи» рассматривал весьма неглупую и умеющую держать язык за зубами девушку как одного из преданных членов созданной им террористической «бригады»…
Проведя с Александром наедине несколько дней, иногда за неторопливой беседой, а чаще в молчании — под бесконечный стук колес, Элеонора стала понемногу распознавать его характер; начала понимать душу. С каждым часом общения она открывала в нем все новые и новые симпатичные ей черты. Молодой человек не кичился участием в продолжительной чеченской войне; крайне скупо повествовал о профессии и службе, хотя и без того любой бы догадался — тянуть лямку ему приходилось не в простой десантуре и, тем паче, не в среде пехотных офицеров-недоучек. В суждениях о чеченцах и других народностях Кавказа, напрочь отсутствовал шовинизм — о мирных жителях обширного региона он отзывался с теплотою; об умелом и достойном противнике говорил с неизменным уважением.
Элеонора прекрасно знала цену своей безупречной внешности, своему незаурядному уму. Назначение ее в качестве связной к новому русскому эмиссару с дополнительной функцией присмотра за ним, служило тому ярчайшим доказательством — недалекого человека Асланби Вахаевич на столь ответственное задание никогда бы не отправил. И тем сильнее било по ее самолюбию абсолютное равнодушие напарника. Подолгу украдкой рассматривая его, она каждый раз завершала наблюдения одним и тем же выводом: «Безумно красив!.. Сложен идеально, в меру обаятелен, прилично умен… А в целом чертовски приятен! Прав был директор — такой непременно сведет с ума любую женщину!..»
Изредка она тоже ловила на себе пристальный, изучающий взгляд Александра. Но все это было не то! В серых глазах его вместо, казалось бы, естественного желания сблизиться, получше узнать друг друга перед ответственной миссией, танцовщица каждый раз с досадой и разочарованием угадывала тоску совсем по другому человеку…
Резво перестукивая колесными парами, поезд плавно нес их к конечному пункту недельного путешествия.
— Я четко следую своим убеждениям! — отрезала она, желая прекратить начатый ей же полчаса назад разговор. — А вот ты и… подобные тебе, убивают ни в чем не повинных чеченцев. Убивают только за то, что они хотят сами решить судьбу своей маленькой республики!
— Вот даже как?! И каковы же, если не секрет, твои убеждения? — со свойственным ему скепсисом уставился на возбужденную Элеонору Баринов.
Прямой вопрос поставил ее в тупик. Немного подумав, она отвечала:
— Не знаю. Я не могу этого точно выразить словами, но уверена в одном: у них должно быть право на самоопределение.
— Верно, — как всегда согласился он. — Только претворяться в жизнь это право должно не с автоматами в руках, не с помощью заложников в больницах и школах, не посредством «поясов шахидов», а с бюллетенями на общенациональном референдуме. И безо всякого давления на мирных жителей со стороны оголтелых сепаратистов.
— И со стороны продажных кремлевских политиканов, сидящих на избирательных пунктах с кипами заранее состряпанных липовых бюллетеней под столами! — запальчиво и громко заявила девушка.
Диспут не имел перспектив бескровного урегулирования, и Сашка не стал развивать бурной полемики, а привел простейший пример из недавнего, совместно пережитого ими происшествия:
— Знаешь, чем мы отличаемся от тех экстремистов, которые не желают складывать оружие и возвращаться к нормальной жизни?
Собеседница демонстративно отвернулась к окну. Он же, незаметно улыбнувшись реакции упрямой девицы, с дружелюбной небрежностью продолжал:
— Мы достаточно жестко наказали тех ублюдков в тамбуре — думаю, они надолго запомнят урок. А бородатые, малограмотные воины Аллаха, объявившие джихад всему миру, окажись на нашем месте, сделали бы по-другому. Хочешь знать, как?
Она вновь повернулась к нему. В зеленых глазах помимо упрямства мелькнул интерес…
— Они не стали бы разбираться сию минуту, а, выследив, в каком купе едут эти уроды, подложили бы ночью под их дверь гранату. И плевать им на то, кто окажется рядом! Дети, старики, просто ни в чем не повинные люди…
— Можно подумать, федералы не убивают в Чечне детей, стариков, женщин…
— Знаешь, я и сам бы без суда и следствия ставил к стенке тех наших вояк, которые при разработке войсковых операций не утруждаются заботой о неприкосновенности и сохранности мирного населения. Да и термин «Христианский экстремизм», пожалуй, не стал бы лишним, коль мы частенько соотносим аналогичные действия к Исламу.
— Что-то я не пойму тебя, — немного тише сказала Элеонора. — То ты оправдываешь действия русских, то…
— Нет. Преступлений я никогда не оправдывал. Я хочу чтобы до твоего сознания дошло главное: когда настоящий шахид взрывает себя в гуще вражеских солдат — это, безусловно — Поступок. Данным простейшим тактическим приемом против оккупантов пользовались и наши деды во время Великой Отечественной войны. Потом именами тех героев называли улицы, школы, теплоходы… Но, когда смертник, я подчеркиваю — не шахид, а заурядный смертник уничтожает вместе с собой десятки мирных граждан, это с точки зрения любой веры — преступление. Уяснила?
Задумавшись, девушка не отвечала…
Баринов же, решив, что сказанного было предостаточно, и впрямь подумывал свернуть беседу. Вытащив из пачки сигарету и собираясь пройтись до тамбура, он изрек:
— Впрочем, тем, кто посылает на смерть доверчивых соплеменников с поясами, напичканными взрывчаткой, вообще на все наплевать, кроме собственных мнимых исламских лозунгов!..
— Почему же «мнимых»?
— А потому что в Коране ты не найдешь ни одной похожей фразы из громких высказываний лидеров мирового терроризма. Все они по определению истинного мусульманского мира — не более чем еретики, богоотступники, — встав, спокойно объяснил майор и процитировал: — «Кто убьет человека без вины, тот как будто бы убил людей всех». Так написано в тысячелетнем Священном писании…
— Я не претендую на должность хафиза, но тоже кое-что помню, — наполовину вызывающе, наполовину обиженно заявила Элеонора и привела еще одну цитату из Корана: — «Если отвечаете на притеснение, то отвечайте так, как это было сделано по отношению к вам».
— Хафиз — вовсе не должность, — сдержав улыбку, отвечал он.
— А кто?.. — совсем потерялась она.
— Скорее призвание, — сдвинув в сторону зеркальную дверь, объяснил Баринов. Однако прежде чем направиться в тамбур, договорил не завершенный ею завет: — «Но если вы простите, то это наилучшее для терпеливых»…
Да, завет в Писании заканчивался именно так — хотя Элеонора и не являлась приверженкой мусульманства, многие высказывания мудрейшего Пророка знала. Да и повода не верить напарнику — человеку, проведшему в Чечне более шести лет, у нее не было. Выбранные Сашкой примеры озадачили, и убежденности в собственной правоте в красивых зеленых глазах девушки немного поубавилось. Но…
— С ним не поспоришь, — вздохнула она, покосившись на дверь, за которой секунду назад исчез молодой человек. — Однако ж, эти убеждения, знания и подкованность вовсе не мешают ему ради нежно любимой девицы ехать за тридевять земель за двумя вагонами оружия и пластида для тех же террористов. И куда только подевается вся эта идейность и правильность, когда добытой им взрывчаткой будут сносить дома заодно с их жителями… Ей богу рассмеялась бы, кабы не хотелось плакать…
Поезд прибывал во Владивосток ранним майским утром. Баринов должен был выйти одним из первых, встретиться с господином Газыровым и отправится вместе с ним на переговоры. Элеонора же, согласно разработанному ими плану, покидала вагон последней, дабы никто из встречающих ее не видел…
Заспанная проводница, с лязгом и грохотом отварила дверь, спустилась вниз, протерла поручни и, поежившись от утренней прохлады, отошла в сторону, освобождая проход столпившимся позади пассажирам. Одетый во все темное Александр вышел на перрон и сразу заметил шестерых кавказцев, внимательно вглядывавшихся в лица тех, кто выходил из седьмого вагона. Он осторожно осмотрелся, поправил на плече ремень тяжелой спортивной сумки и, определив среди чеченцев Газырова, решительно направился к нему.
— Доброе утро. Меня зовут Рамзан. Я привез вам привет и наилучшие пожелания от Джаруллы, — негромко сказал он по-чеченски.
Четверо, исполняющих роли охранников, оставались стоять чуть поодаль, а пожилой Руслан Селимханович с молодым парнем — видимо помощником, по очереди обняли гостя и, задав пару не суть важных вопросов, предложили покинуть людное место.
Быстро миновав здание вокзала, все семеро вышли на небольшую прилегающую площадь, к ожидавшим новеньким иномаркам. Помощник услужливо открыл дверцу роскошного лимузина, а сам побежал к другому — менее броскому и дорогому автомобилю. Эмиссар по-свойски забросил в салон вместительную сумку, затем привычно, будто всю жизнь только и раскатывал на подобных машинах, забрался на заднее сиденье.
Узрев через окно спины удалявшихся с перрона кавказцев, Элеонора подхватила свои вещи и быстро прошла по опустевшему вагонному коридору. Кивнув на прощание проводнице, достала из сумочки сотовый телефон, набрала длинный федеральный номер…
— Асланби Вахаевич? — спросила она после серии призывных гудков. — Да, мы доехали.
Говоря с шефом, девушка оглядывалась по сторонам и медленно шла к центру города…
— Это у вас позднее время, — улыбнулась она, — а здесь утро. Да, встретили… Они уже уехали. Как напарник?.. Все нормально — вел себя спокойно, предсказуемо…
Не отнимая телефон от уха, она подошла к газетному лотку, протянула продавцу деньги и ткнула пальчиком в периодическое издание с названием «Недвижимость Владивостока»…
— Я думаю, у него получится — очень хваткий и умный человек, — поделилась танцовщица мнением о Баринове.
Продолжая разговор, она заметила неподалеку открытое уличное кафе. Присев за столик, развернула газету на разделе «Сдается», а когда рядом вырос официант, шепнула, прикрыв ладошкой микрофон трубки:
— Крепкий кофе и легкий салат…
Директор «Южной ночи» инструктировал о дальнейших действиях, но Элеонора страстно хотела высказать одно предложение. Как только меж бесконечных предостережений босса обозначилась пауза, она торопливо вставила:
— Асланби Вахаевич, мне кажется, заложницы больше не нужны. Мы вполне могли бы от них избавиться.
Мобильник ответил долгим тревожным молчанием. Затем шеф отчеканил какую-то фразу и отключился…
Спустя пару минут она пила ароматный черный кофе и обводила ручкой найденные подходящие объявления. Однако последние слова Асланби не давали покоя и продолжали звучать в сознании: «Пока девчонка с матерью живы и спрятаны в надежном месте — спецназовец сделает все, что мне необходимо! Не вмешивайся в вопросы стратегии! Когда настанет пора, я сам решу, что с ними делать…»
— Придется набраться терпения, — прошептала русоволосая красавица, поднимаясь из-за столика. — Все равно я добьюсь своего, и он станет моим…
Переговоры с Газыровым прошли как по нотам — без противодействия, возражений и дополнительных условий. По всему чувствовалось — Руслан Селимханович действительно неглупый человек и прекрасно понимает — в случае отказа, рискует боле никогда не увидеть своего старшего брата.
— Хорошо, — сказал он эмиссару в заключение долгой беседы. — Я постараюсь добыть интересующий вас товар. Сколько у меня времени?
— Через неделю оба вагона должны прибыть на станцию Бикин Хабаровского края. Это у самой границы с Приморьем. Там груз уже ждут наши люди…
Рамзан, он же Александр Баринов, вынул из сумки большой, туго перехваченный скотчем сверток и положил его на стол перед главой компании по перепродаже японских автомобилей.
— Здесь полтора миллиона долларов, — проинформировал двойной агент. — По семьсот пятьдесят тысяч за вагон — стандартная и вполне реальная цена. После раздачи мзды вам останется не меньше трети в качестве навара и вознаграждения за риск. Это полмиллиона. Устраивает?
— Я вполне обеспеченный человек, — равнодушно пожал плечами мрачный чеченец.
Майор встал из удобного кресла и протянул хозяину кабинета руку:
— Что ж, деньги лишними никогда не бывают. Ну, вынужден откланяться.
— Разве вы не останетесь до получения этого… «заказа»?
— Нет. Слишком много дел в других регионах нашей необъятной державы.
— Так же поездом или?..
— Налегке можно и самолетом, — улыбнулся Сашка, отчего-то испытывая простую человеческую жалость к этому пожилому и на вид очень уставшему человеку.
— Я прикажу, чтобы вас отвезли, — вздохнул Газыров, нажимая на кнопку селекторной связи. — Люба, моего водителя ко мне…
Они и впрямь доехали до аэропорта. Но, сухо кивнув на прощание шоферу и охраннику, Баринов вовсе не поспешил к билетным кассам. Проводив взглядом, уносившийся обратно во Владивосток лимузин, он тут же взял такси и, вернувшись следом в краевой центр, устроился в одну из тихих центральных гостиниц.
Вечером, через двое суток, выбрав в своем гардеробе наиболее простую, неприметную одежду, он отправился в один из районов, прилегающих к центру города. Найдя длинную извилистую и мало освещенную улочку, где уже успел до этого побывать дважды, Александр дошел до развилки, повернул вправо и стал прогуливаться вдоль длинного многоэтажного дома. Между тротуаром и дорогой плотной шеренгой росли деревья, поэтому пришлось выбрать место, с которого неплохо просматривалась сама развилка.
Время шло, а знакомый автомобиль не появлялся. Кривая улочка вообще не отличалась оживленным движением — пешеходы и те, кажется, избегали этого темноватого, глухого района. «Вроде бы и до центра рукой подать, а точно в поселке городского типа, на опушке тайги…» — подумал сотрудник «Шторма», с трудом угадывая положение стрелок на часовом циферблате.
Он провел в ожидании более получаса, беспрестанно гоняя меж пальцев правой ладони монетку с заостренными краями. За этот срок мимо проехало два автомобиля, да и те в обратном направлении.
Наконец, развилка осветилась лучами фар…
«Куда он повернет? — пряча монетку и вынимая из-за пояса бесшумный „ПСС“, ломал голову Сашка. — Если влево — придется перенести операцию на завтра… Ну же, давай родной, крути баранку вправо!..»
Словно услышав эти мольбы, здоровенный темный лимузин плавно свернул в его сторону, осветив частокол древесных стволов. Двигатель взревел, снова набирая обороты.
Метнувшись к толстому дереву, Баринов снял с предохранителя пистолет. Его нынешнее отнюдь непростое оружие имело массу особенностей, посему сорвав левой рукой с головы темную бейсболку, он прикрыл ей сверху окно ствольной коробки, через которое отражатель с невероятной силой выбрасывал использованную гильзу метров на пятнадцать вправо от стрелка. Когда авто поравнялось с ним, а яркий свет перестал бить по глазам, спецназовец от бедра — не поднимая рук, произвел единственный выстрел. Сразу же переменив позицию — покинув газон с произраставшими на нем деревьями, он оказался за углом дома. Там остановившись, на секунду обернулся — оценил плоды своих усилий…
Противно визжа по асфальту резиной, тяжелая иномарка боком неслась на металлический фонарный столб, что бестолково — не давая освещения, обитал на противоположной стороне улицы. Еще через мгновение майор услышал звук сильнейшего удара — дорогой автомобиль врезался в мачту своим лакированным правым бортом, осыпав тротуар мелкими, поблескивающими в тусклом освещении стеклами…
— Дело сделано. Только бы эта тучная барышня, названная Газыровым Любой, не покалечилась, — прошептал он, возвращаясь в центр города темными закоулками.
Теперь, согласно его плану, наступала очередь Элеоноры. А точнее ее сногсшибательной внешности — приехавшая с ним на Дальний Восток девушка должна была занять должность секретаря Газырова вместо слегка пострадавшей и менее привлекательной Любой…
Баринов почти не сомневался в искренности обещаний Асланби Вахаевича организовать за ним тотальную слежку на Дальнем Востоке. Еще в вагоне-ресторане поезда «Москва-Владивосток» он ловил на себе долгие, подозрительные взгляды двух-трех попутчиков. Неоднократно в его голове мелькала дерзкая мысль свернуть шеи сначала им, потом смазливой Элеоноре, а затем, сойдя на ближайшей станции, вернуться в Кизляр — разобраться с обидчиками Ильвиры и Ренаты по-свойски, по-спецназовски. Но всякий раз приходилось отказываться от этого экспромта — Сашка понятия не имел, сколько всего агентов директора «Южной ночи» пасло его в поезде. Да и отсутствие связи с танцовщицей непременно встревожит штаб «Слуг Ислама»…
В краевом центре он так же подмечал некие странные детали в поведении и манерах людей, скорее всего, неслучайно оказывающихся поблизости. Сутки назад, спеша в кафе на первую встречу с Элеонорой, майор узрел компанию из трех мужчин и одной женщины, долго следовавшую в том же направлении по противоположной стороне широкого проспекта. Он специально завернул в какой-то бутик и минут пятнадцать выбирал дорогой галстук, поглядывая сквозь затемненное витринное стекло на улицу. Компания снизила скорость прогулки до минимальной, а потом и вовсе остановилась. Молодые люди кавказской национальности мило о чем-то беседовали, не забывая при этом бросать выжидающие взгляды на входную дверь бутика…
Все это лишний раз подтверждало догадки Александра: за Асланби стоит весьма серьезная и многочисленная террористическая организация, щупальца которой дотянулись до самых отдаленных точек России. Одно лишь слегка успокаивало: эти темные личности не станут вмешиваться в процесс обработки Газырова до той поры, пока все идет по плану, утвержденному владельцем казино из далекого Кизляра…
Спецназовец и танцовщица условились встречаться в небольшом уютном кафе близ Спортивной гавани раз в два-три дня. Она не скрывала радости от этих встреч — молодой человек представлялся ей неким посланником из обыденной, привычной жизни и, в общении с ним, отпадала необходимость претворяться; лицедействовать, натягивая чужую маску; можно было расслабиться, дать волю эмоциям, воспоминаниям из нормального, не обремененного фальшью бытия. Была, конечно, и другая — сугубо личная причина той поспешности, с которой Элеонора бежала сломя голову на эти свидания…
Для него же рандеву с напарницей носили характер будничный, с тенью надежды, что обмен информацией способен положительно повлиять на ход выполнения миссии и, следственно — приблизить день освобождения Ильвиры и Ренаты. Сегодня новый секретарь Газырова, не взирая на запрет, внезапно примчалась к нему в гостиничный номер и преподнесла весть, не только отдалявшую этот знаменательный и счастливый день, а, возможно и вовсе ставившая на нем жирный крест…
Сообщение из Кизляра, переданное Асланби Вахаевичем через Элеонору, прозвучало для Баринова сродни грому среди ясного неба. Ему с удивительной легкостью удалось организовать поставку «Слугам Ислама» двух вагонов «товара», и он, получив условный сигнал со станции Бикин, с нетерпением ждал окончания операции, как вдруг…
— Асланби просит еще четыре, — тихо и с явственной виной в голосе огорошила напарница, робко проходя в холл большого номера.
Ее данное известие так же повергло в шок — перспектива провести лишнюю неделю-другую под началом Руслана Селимхановича, да еще с риском оказаться в его постели совершенно не радовала.
— Пойдем, через два часа Сызрань.
Та не шелохнулась и ему пришлось напомнить об очевидном:
— Нам надо сматываться отсюда — не хватало еще разборок с транспортной милицией.
Но и этот довод оказался тщетным — она пребывала в глубоком шоке. Тогда он осторожно обнял ее за плечи, слегка встряхнул, взял за руку и увлек за собой в тамбур соседнего вагона…
В Сызрани они успешно пересели на поезд «Москва-Владивосток», заняв точно такое же уютное купе в вагоне СВ. Лишь обосновавшись на новом месте и разложив необходимые в шестидневном путешествии через всю страну вещи, Элеонора окончательно пришла в себя после бойни в тамбуре. Она была благодарна Александру за спасение. Более того, Асланби Вахаевич достаточно подробно изложил ей связанную с напарником фабулу, и девушка, в глубине души понимая его состояние, оправдывала выплеснувшуюся жестокость…
— Почему ты все время молчишь? — не выдержала она следующим утром, когда доброжелательная проводница поставила перед ними две чашечки кофе.
— О чем же нам говорить? — пожал он плечами.
— Ну, если уж совсем не отыщется общих тем, так хотя бы о предстоящей миссии.
Лицо его не выразило большого желания беседовать об этом. Она же, поминутно взглядывая на Баринова любопытными, вызывающими глазами, решила проявить настойчивость:
— Ты, например, готов к тому, что господин Газыров может заартачиться, закапризничать?
— С чего бы?
— Мало ли… — сделав маленький глоток черного кофе, Элеонора незаметно поморщилась и поставила чашку на столик.
— Как давно ты живешь на Кавказе? — поинтересовался молодой человек, обратив на нее свой обычный насмешливый взор.
— Около трех лет.
— В таком случае, стыдно, девушка…
— За что мне должно быть стыдно?
— За то, что не уяснила элементарных особенностей нравов, обычаев жителей Кавказа. Для них нет более святого понятия, чем кровные узы, родство.
Немного помолчав, она возразила:
— Но существуют ведь и другие, не менее важные ныне понятия: бизнес, карьера, благополучие, в конце концов, коими тот же Газыров наверняка дорожит, и не хотел бы рисковать.
— Разумеется. И, к сожалению, нам — русским, гораздо чаще нежели кавказцам, приходит в голову ставить все это в один ряд с родственными связями.
— То есть ты хочешь сказать…
— Да, Элеонора. Если Асланби разыщет и прижмет родственников нашего дальневосточного миллионера, тот сделает все ради их спасения.
Александр в общении с девушкой строго соблюдал установленную им же дистанцию, но поведение его при этом оставалось безукоризненно ровным и деликатным. Он все так же подолгу оставался замкнутым, глядя на сменяющиеся за окном пейзажи, изредка отвечая на ее вопросы или выходя в тамбур покурить. В мыслях по поводу предстоящей миссии по-прежнему царил сумбур, посему чаще и с большим удовольствием он размышлял об Ильвире или же попросту предавался воспоминаниям.
Будто в чудесном цветном кинематографе в памяти всплывали картинки и эпизоды из далекого прошлого: школьные годы, когда он всерьез увлекся боевыми искусствами и после нескольких лет изнурительных тренировок добыл парочку золотых медалей; Рязанское десантное училище, где посчастливилось стать чемпионом Вооруженных Сил… Позже, в Отряде специального назначения «Шторм», он лишь обогащал и совершенствовал свои навыки: изучал приемы из сетокана и комплекса «Молния», армейского и русского рукопашного боя, боевого самбо, самозащиты без оружия…
Сашка осторожно перевел взгляд от окна на углубившуюся в чтение спутницу. «Если бы мое сердце не принадлежало Ильвире, непременно бы вырвал эту очаровательную барышню из цепких лап „Слуг Ислама“, — подумал он, невольно залюбовавшись красивым профилем ее лица. — Вырвал бы и боле никогда не отпускал!.. Однако ж, не суждено…»
А очаровательная барышня обратила внимание на высокого и крепкого молодого человека с усталым и немного насмешливым взглядом еще в казино, когда тот наведывался в стриптиз-зал в компании Асланби Вахаевича. Тогда ее привлекли внешность и то достоинство, с которым этот спокойный, уверенный человек взирал на все то, что их окружало.
А окружали ее в Кизляре уныние, безысходность, да в основном заурядные люди. Окончив три года назад хореографическое училище, она приехала в Кизляр из Ростова по совету старшей подруги — танцовщицы из «Южной ночи». Попасть на просмотр к арт-директору и получить от заслуженного деятеля культуры Дагестана приглашение поработать на той же сцене — в полулегальном стриптизе, оказалось делом несложным — уж больно яркой внешностью и безупречной пластикой обладала юная гостья из Приазовья. Со временем привыкла, притерпелась, обжилась — платили актрисам, еженощно обнажавшимся перед зрителями неплохо. А после того, как однажды Асланби Вахаевич устроил шикарное празднество ее именин, затем изрядно подпоил и затащил к себе домой… Нет, постоянной интимной связи с ним она не поддерживала — директор казино привозил ее в свою роскошную квартиру еще трижды, но никто из подруг девушки об этом так и не узнал. А премиальные Элеоноры с тех пор росли непомерно, да и отношения с Асланби раз и навсегда установились теплые, дружеские и доверительные. Настолько доверительные, что полгода назад он рискнул поведать ей об организации «Слуги Ислама». Видимо, уже тогда дальновидный хозяин «Южной ночи» рассматривал весьма неглупую и умеющую держать язык за зубами девушку как одного из преданных членов созданной им террористической «бригады»…
Проведя с Александром наедине несколько дней, иногда за неторопливой беседой, а чаще в молчании — под бесконечный стук колес, Элеонора стала понемногу распознавать его характер; начала понимать душу. С каждым часом общения она открывала в нем все новые и новые симпатичные ей черты. Молодой человек не кичился участием в продолжительной чеченской войне; крайне скупо повествовал о профессии и службе, хотя и без того любой бы догадался — тянуть лямку ему приходилось не в простой десантуре и, тем паче, не в среде пехотных офицеров-недоучек. В суждениях о чеченцах и других народностях Кавказа, напрочь отсутствовал шовинизм — о мирных жителях обширного региона он отзывался с теплотою; об умелом и достойном противнике говорил с неизменным уважением.
Элеонора прекрасно знала цену своей безупречной внешности, своему незаурядному уму. Назначение ее в качестве связной к новому русскому эмиссару с дополнительной функцией присмотра за ним, служило тому ярчайшим доказательством — недалекого человека Асланби Вахаевич на столь ответственное задание никогда бы не отправил. И тем сильнее било по ее самолюбию абсолютное равнодушие напарника. Подолгу украдкой рассматривая его, она каждый раз завершала наблюдения одним и тем же выводом: «Безумно красив!.. Сложен идеально, в меру обаятелен, прилично умен… А в целом чертовски приятен! Прав был директор — такой непременно сведет с ума любую женщину!..»
Изредка она тоже ловила на себе пристальный, изучающий взгляд Александра. Но все это было не то! В серых глазах его вместо, казалось бы, естественного желания сблизиться, получше узнать друг друга перед ответственной миссией, танцовщица каждый раз с досадой и разочарованием угадывала тоску совсем по другому человеку…
Резво перестукивая колесными парами, поезд плавно нес их к конечному пункту недельного путешествия.
— Я четко следую своим убеждениям! — отрезала она, желая прекратить начатый ей же полчаса назад разговор. — А вот ты и… подобные тебе, убивают ни в чем не повинных чеченцев. Убивают только за то, что они хотят сами решить судьбу своей маленькой республики!
— Вот даже как?! И каковы же, если не секрет, твои убеждения? — со свойственным ему скепсисом уставился на возбужденную Элеонору Баринов.
Прямой вопрос поставил ее в тупик. Немного подумав, она отвечала:
— Не знаю. Я не могу этого точно выразить словами, но уверена в одном: у них должно быть право на самоопределение.
— Верно, — как всегда согласился он. — Только претворяться в жизнь это право должно не с автоматами в руках, не с помощью заложников в больницах и школах, не посредством «поясов шахидов», а с бюллетенями на общенациональном референдуме. И безо всякого давления на мирных жителей со стороны оголтелых сепаратистов.
— И со стороны продажных кремлевских политиканов, сидящих на избирательных пунктах с кипами заранее состряпанных липовых бюллетеней под столами! — запальчиво и громко заявила девушка.
Диспут не имел перспектив бескровного урегулирования, и Сашка не стал развивать бурной полемики, а привел простейший пример из недавнего, совместно пережитого ими происшествия:
— Знаешь, чем мы отличаемся от тех экстремистов, которые не желают складывать оружие и возвращаться к нормальной жизни?
Собеседница демонстративно отвернулась к окну. Он же, незаметно улыбнувшись реакции упрямой девицы, с дружелюбной небрежностью продолжал:
— Мы достаточно жестко наказали тех ублюдков в тамбуре — думаю, они надолго запомнят урок. А бородатые, малограмотные воины Аллаха, объявившие джихад всему миру, окажись на нашем месте, сделали бы по-другому. Хочешь знать, как?
Она вновь повернулась к нему. В зеленых глазах помимо упрямства мелькнул интерес…
— Они не стали бы разбираться сию минуту, а, выследив, в каком купе едут эти уроды, подложили бы ночью под их дверь гранату. И плевать им на то, кто окажется рядом! Дети, старики, просто ни в чем не повинные люди…
— Можно подумать, федералы не убивают в Чечне детей, стариков, женщин…
— Знаешь, я и сам бы без суда и следствия ставил к стенке тех наших вояк, которые при разработке войсковых операций не утруждаются заботой о неприкосновенности и сохранности мирного населения. Да и термин «Христианский экстремизм», пожалуй, не стал бы лишним, коль мы частенько соотносим аналогичные действия к Исламу.
— Что-то я не пойму тебя, — немного тише сказала Элеонора. — То ты оправдываешь действия русских, то…
— Нет. Преступлений я никогда не оправдывал. Я хочу чтобы до твоего сознания дошло главное: когда настоящий шахид взрывает себя в гуще вражеских солдат — это, безусловно — Поступок. Данным простейшим тактическим приемом против оккупантов пользовались и наши деды во время Великой Отечественной войны. Потом именами тех героев называли улицы, школы, теплоходы… Но, когда смертник, я подчеркиваю — не шахид, а заурядный смертник уничтожает вместе с собой десятки мирных граждан, это с точки зрения любой веры — преступление. Уяснила?
Задумавшись, девушка не отвечала…
Баринов же, решив, что сказанного было предостаточно, и впрямь подумывал свернуть беседу. Вытащив из пачки сигарету и собираясь пройтись до тамбура, он изрек:
— Впрочем, тем, кто посылает на смерть доверчивых соплеменников с поясами, напичканными взрывчаткой, вообще на все наплевать, кроме собственных мнимых исламских лозунгов!..
— Почему же «мнимых»?
— А потому что в Коране ты не найдешь ни одной похожей фразы из громких высказываний лидеров мирового терроризма. Все они по определению истинного мусульманского мира — не более чем еретики, богоотступники, — встав, спокойно объяснил майор и процитировал: — «Кто убьет человека без вины, тот как будто бы убил людей всех». Так написано в тысячелетнем Священном писании…
— Я не претендую на должность хафиза, но тоже кое-что помню, — наполовину вызывающе, наполовину обиженно заявила Элеонора и привела еще одну цитату из Корана: — «Если отвечаете на притеснение, то отвечайте так, как это было сделано по отношению к вам».
— Хафиз — вовсе не должность, — сдержав улыбку, отвечал он.
— А кто?.. — совсем потерялась она.
— Скорее призвание, — сдвинув в сторону зеркальную дверь, объяснил Баринов. Однако прежде чем направиться в тамбур, договорил не завершенный ею завет: — «Но если вы простите, то это наилучшее для терпеливых»…
Да, завет в Писании заканчивался именно так — хотя Элеонора и не являлась приверженкой мусульманства, многие высказывания мудрейшего Пророка знала. Да и повода не верить напарнику — человеку, проведшему в Чечне более шести лет, у нее не было. Выбранные Сашкой примеры озадачили, и убежденности в собственной правоте в красивых зеленых глазах девушки немного поубавилось. Но…
— С ним не поспоришь, — вздохнула она, покосившись на дверь, за которой секунду назад исчез молодой человек. — Однако ж, эти убеждения, знания и подкованность вовсе не мешают ему ради нежно любимой девицы ехать за тридевять земель за двумя вагонами оружия и пластида для тех же террористов. И куда только подевается вся эта идейность и правильность, когда добытой им взрывчаткой будут сносить дома заодно с их жителями… Ей богу рассмеялась бы, кабы не хотелось плакать…
Поезд прибывал во Владивосток ранним майским утром. Баринов должен был выйти одним из первых, встретиться с господином Газыровым и отправится вместе с ним на переговоры. Элеонора же, согласно разработанному ими плану, покидала вагон последней, дабы никто из встречающих ее не видел…
Заспанная проводница, с лязгом и грохотом отварила дверь, спустилась вниз, протерла поручни и, поежившись от утренней прохлады, отошла в сторону, освобождая проход столпившимся позади пассажирам. Одетый во все темное Александр вышел на перрон и сразу заметил шестерых кавказцев, внимательно вглядывавшихся в лица тех, кто выходил из седьмого вагона. Он осторожно осмотрелся, поправил на плече ремень тяжелой спортивной сумки и, определив среди чеченцев Газырова, решительно направился к нему.
— Доброе утро. Меня зовут Рамзан. Я привез вам привет и наилучшие пожелания от Джаруллы, — негромко сказал он по-чеченски.
Четверо, исполняющих роли охранников, оставались стоять чуть поодаль, а пожилой Руслан Селимханович с молодым парнем — видимо помощником, по очереди обняли гостя и, задав пару не суть важных вопросов, предложили покинуть людное место.
Быстро миновав здание вокзала, все семеро вышли на небольшую прилегающую площадь, к ожидавшим новеньким иномаркам. Помощник услужливо открыл дверцу роскошного лимузина, а сам побежал к другому — менее броскому и дорогому автомобилю. Эмиссар по-свойски забросил в салон вместительную сумку, затем привычно, будто всю жизнь только и раскатывал на подобных машинах, забрался на заднее сиденье.
Узрев через окно спины удалявшихся с перрона кавказцев, Элеонора подхватила свои вещи и быстро прошла по опустевшему вагонному коридору. Кивнув на прощание проводнице, достала из сумочки сотовый телефон, набрала длинный федеральный номер…
— Асланби Вахаевич? — спросила она после серии призывных гудков. — Да, мы доехали.
Говоря с шефом, девушка оглядывалась по сторонам и медленно шла к центру города…
— Это у вас позднее время, — улыбнулась она, — а здесь утро. Да, встретили… Они уже уехали. Как напарник?.. Все нормально — вел себя спокойно, предсказуемо…
Не отнимая телефон от уха, она подошла к газетному лотку, протянула продавцу деньги и ткнула пальчиком в периодическое издание с названием «Недвижимость Владивостока»…
— Я думаю, у него получится — очень хваткий и умный человек, — поделилась танцовщица мнением о Баринове.
Продолжая разговор, она заметила неподалеку открытое уличное кафе. Присев за столик, развернула газету на разделе «Сдается», а когда рядом вырос официант, шепнула, прикрыв ладошкой микрофон трубки:
— Крепкий кофе и легкий салат…
Директор «Южной ночи» инструктировал о дальнейших действиях, но Элеонора страстно хотела высказать одно предложение. Как только меж бесконечных предостережений босса обозначилась пауза, она торопливо вставила:
— Асланби Вахаевич, мне кажется, заложницы больше не нужны. Мы вполне могли бы от них избавиться.
Мобильник ответил долгим тревожным молчанием. Затем шеф отчеканил какую-то фразу и отключился…
Спустя пару минут она пила ароматный черный кофе и обводила ручкой найденные подходящие объявления. Однако последние слова Асланби не давали покоя и продолжали звучать в сознании: «Пока девчонка с матерью живы и спрятаны в надежном месте — спецназовец сделает все, что мне необходимо! Не вмешивайся в вопросы стратегии! Когда настанет пора, я сам решу, что с ними делать…»
— Придется набраться терпения, — прошептала русоволосая красавица, поднимаясь из-за столика. — Все равно я добьюсь своего, и он станет моим…
Переговоры с Газыровым прошли как по нотам — без противодействия, возражений и дополнительных условий. По всему чувствовалось — Руслан Селимханович действительно неглупый человек и прекрасно понимает — в случае отказа, рискует боле никогда не увидеть своего старшего брата.
— Хорошо, — сказал он эмиссару в заключение долгой беседы. — Я постараюсь добыть интересующий вас товар. Сколько у меня времени?
— Через неделю оба вагона должны прибыть на станцию Бикин Хабаровского края. Это у самой границы с Приморьем. Там груз уже ждут наши люди…
Рамзан, он же Александр Баринов, вынул из сумки большой, туго перехваченный скотчем сверток и положил его на стол перед главой компании по перепродаже японских автомобилей.
— Здесь полтора миллиона долларов, — проинформировал двойной агент. — По семьсот пятьдесят тысяч за вагон — стандартная и вполне реальная цена. После раздачи мзды вам останется не меньше трети в качестве навара и вознаграждения за риск. Это полмиллиона. Устраивает?
— Я вполне обеспеченный человек, — равнодушно пожал плечами мрачный чеченец.
Майор встал из удобного кресла и протянул хозяину кабинета руку:
— Что ж, деньги лишними никогда не бывают. Ну, вынужден откланяться.
— Разве вы не останетесь до получения этого… «заказа»?
— Нет. Слишком много дел в других регионах нашей необъятной державы.
— Так же поездом или?..
— Налегке можно и самолетом, — улыбнулся Сашка, отчего-то испытывая простую человеческую жалость к этому пожилому и на вид очень уставшему человеку.
— Я прикажу, чтобы вас отвезли, — вздохнул Газыров, нажимая на кнопку селекторной связи. — Люба, моего водителя ко мне…
Они и впрямь доехали до аэропорта. Но, сухо кивнув на прощание шоферу и охраннику, Баринов вовсе не поспешил к билетным кассам. Проводив взглядом, уносившийся обратно во Владивосток лимузин, он тут же взял такси и, вернувшись следом в краевой центр, устроился в одну из тихих центральных гостиниц.
Вечером, через двое суток, выбрав в своем гардеробе наиболее простую, неприметную одежду, он отправился в один из районов, прилегающих к центру города. Найдя длинную извилистую и мало освещенную улочку, где уже успел до этого побывать дважды, Александр дошел до развилки, повернул вправо и стал прогуливаться вдоль длинного многоэтажного дома. Между тротуаром и дорогой плотной шеренгой росли деревья, поэтому пришлось выбрать место, с которого неплохо просматривалась сама развилка.
Время шло, а знакомый автомобиль не появлялся. Кривая улочка вообще не отличалась оживленным движением — пешеходы и те, кажется, избегали этого темноватого, глухого района. «Вроде бы и до центра рукой подать, а точно в поселке городского типа, на опушке тайги…» — подумал сотрудник «Шторма», с трудом угадывая положение стрелок на часовом циферблате.
Он провел в ожидании более получаса, беспрестанно гоняя меж пальцев правой ладони монетку с заостренными краями. За этот срок мимо проехало два автомобиля, да и те в обратном направлении.
Наконец, развилка осветилась лучами фар…
«Куда он повернет? — пряча монетку и вынимая из-за пояса бесшумный „ПСС“, ломал голову Сашка. — Если влево — придется перенести операцию на завтра… Ну же, давай родной, крути баранку вправо!..»
Словно услышав эти мольбы, здоровенный темный лимузин плавно свернул в его сторону, осветив частокол древесных стволов. Двигатель взревел, снова набирая обороты.
Метнувшись к толстому дереву, Баринов снял с предохранителя пистолет. Его нынешнее отнюдь непростое оружие имело массу особенностей, посему сорвав левой рукой с головы темную бейсболку, он прикрыл ей сверху окно ствольной коробки, через которое отражатель с невероятной силой выбрасывал использованную гильзу метров на пятнадцать вправо от стрелка. Когда авто поравнялось с ним, а яркий свет перестал бить по глазам, спецназовец от бедра — не поднимая рук, произвел единственный выстрел. Сразу же переменив позицию — покинув газон с произраставшими на нем деревьями, он оказался за углом дома. Там остановившись, на секунду обернулся — оценил плоды своих усилий…
Противно визжа по асфальту резиной, тяжелая иномарка боком неслась на металлический фонарный столб, что бестолково — не давая освещения, обитал на противоположной стороне улицы. Еще через мгновение майор услышал звук сильнейшего удара — дорогой автомобиль врезался в мачту своим лакированным правым бортом, осыпав тротуар мелкими, поблескивающими в тусклом освещении стеклами…
— Дело сделано. Только бы эта тучная барышня, названная Газыровым Любой, не покалечилась, — прошептал он, возвращаясь в центр города темными закоулками.
Теперь, согласно его плану, наступала очередь Элеоноры. А точнее ее сногсшибательной внешности — приехавшая с ним на Дальний Восток девушка должна была занять должность секретаря Газырова вместо слегка пострадавшей и менее привлекательной Любой…
Баринов почти не сомневался в искренности обещаний Асланби Вахаевича организовать за ним тотальную слежку на Дальнем Востоке. Еще в вагоне-ресторане поезда «Москва-Владивосток» он ловил на себе долгие, подозрительные взгляды двух-трех попутчиков. Неоднократно в его голове мелькала дерзкая мысль свернуть шеи сначала им, потом смазливой Элеоноре, а затем, сойдя на ближайшей станции, вернуться в Кизляр — разобраться с обидчиками Ильвиры и Ренаты по-свойски, по-спецназовски. Но всякий раз приходилось отказываться от этого экспромта — Сашка понятия не имел, сколько всего агентов директора «Южной ночи» пасло его в поезде. Да и отсутствие связи с танцовщицей непременно встревожит штаб «Слуг Ислама»…
В краевом центре он так же подмечал некие странные детали в поведении и манерах людей, скорее всего, неслучайно оказывающихся поблизости. Сутки назад, спеша в кафе на первую встречу с Элеонорой, майор узрел компанию из трех мужчин и одной женщины, долго следовавшую в том же направлении по противоположной стороне широкого проспекта. Он специально завернул в какой-то бутик и минут пятнадцать выбирал дорогой галстук, поглядывая сквозь затемненное витринное стекло на улицу. Компания снизила скорость прогулки до минимальной, а потом и вовсе остановилась. Молодые люди кавказской национальности мило о чем-то беседовали, не забывая при этом бросать выжидающие взгляды на входную дверь бутика…
Все это лишний раз подтверждало догадки Александра: за Асланби стоит весьма серьезная и многочисленная террористическая организация, щупальца которой дотянулись до самых отдаленных точек России. Одно лишь слегка успокаивало: эти темные личности не станут вмешиваться в процесс обработки Газырова до той поры, пока все идет по плану, утвержденному владельцем казино из далекого Кизляра…
Спецназовец и танцовщица условились встречаться в небольшом уютном кафе близ Спортивной гавани раз в два-три дня. Она не скрывала радости от этих встреч — молодой человек представлялся ей неким посланником из обыденной, привычной жизни и, в общении с ним, отпадала необходимость претворяться; лицедействовать, натягивая чужую маску; можно было расслабиться, дать волю эмоциям, воспоминаниям из нормального, не обремененного фальшью бытия. Была, конечно, и другая — сугубо личная причина той поспешности, с которой Элеонора бежала сломя голову на эти свидания…
Для него же рандеву с напарницей носили характер будничный, с тенью надежды, что обмен информацией способен положительно повлиять на ход выполнения миссии и, следственно — приблизить день освобождения Ильвиры и Ренаты. Сегодня новый секретарь Газырова, не взирая на запрет, внезапно примчалась к нему в гостиничный номер и преподнесла весть, не только отдалявшую этот знаменательный и счастливый день, а, возможно и вовсе ставившая на нем жирный крест…
Сообщение из Кизляра, переданное Асланби Вахаевичем через Элеонору, прозвучало для Баринова сродни грому среди ясного неба. Ему с удивительной легкостью удалось организовать поставку «Слугам Ислама» двух вагонов «товара», и он, получив условный сигнал со станции Бикин, с нетерпением ждал окончания операции, как вдруг…
— Асланби просит еще четыре, — тихо и с явственной виной в голосе огорошила напарница, робко проходя в холл большого номера.
Ее данное известие так же повергло в шок — перспектива провести лишнюю неделю-другую под началом Руслана Селимхановича, да еще с риском оказаться в его постели совершенно не радовала.