Страница:
«Судя по телосложению — не молокосос. Но и не старше тридцати… — отметил про себя кавказец, вновь поднимая свою „Беретту“ и целя русскому в лоб. — Не понятно, жив или нет… Однако ж пули для него мне не жалко…»
Палец его начал плавно давить на спусковой крючок. Вот-вот знаменитый пистолет итальянского производства должен был вздрогнуть и изрыгнуть из ствола смертельный заряд…
— Усман! Посмотри, Усман! — неожиданно раздался голос преданного Рустама. — Это, конечно, не документ, но кое-что!..
Подбежав к своему командиру, молодой человек протянул какую-то помятую фотографию. Дукузов нехотя ослабил давление указательного пальца на курок и опустил оружие, отложив на пару минут контрольный выстрел в последнего гоблина. Так же нехотя, будто делая одолжение, взглянул на находку…
На групповом снимке были запечатлены бойцы какого-то подразделения. Все, словно на подбор, выглядели рослыми, крепкими, обросшими мышцами. В первом ряду стояли офицеры в парадной форме. Перед ними — на корточках, а так же во второй шеренге располагались прапорщики и сержанты. Рядовых салаг среди бравых бойцов видно не было вовсе. На обратной стороне цветной фотокарточки значилась аккуратная надпись шариковой авторучкой: «Отряд специального назначения „Шторм“. День десантных войск».
— Уж не значит ли это, что мы положили спецназовцев из самого «Шторма»? — заметно повеселел Рустам.
Усман не отвечал. Почему-то данное открытие скорее огорчило его, чем обрадовало. Быстро сунув «Берету» за пояс, он отстегнул от ремня фляжку, отвинтил крышку и стал лить воду на лицо едва не застреленного им федерала, смывая кровь и налипшую грязь.
— А ну, послушай, дышит он или нет! — коротко приказал полевой командир.
Рустам послушно приник к груди лежащего молодого мужчины…
— Дышит! — доложил он вскоре.
Теперь, пряча довольную усмешку, Дукузов встал над русским так, чтобы можно было поудобнее сличать его с улыбающимися лицами со снимка. Рустам замер, ожидая результата…
— Ну-ка, посмотри. Он? — ткнул Дукузов пальцем в одного из офицеров спустя минуту.
Молодой кавказец наморщил лоб и несколько раз перебросил взгляд с тяжело раненного на фотографию. Затем убежденно, без тени сомнения кивнул:
— Он. Точно он!
Как ни странно оба чеченца не ошиблись: в офицерском ряду и впрямь стоял Александр Баринов — в майорских погонах и при всех своих боевых орденах. Снимок был сделан почти год назад в Питере, на территории их основной базы.
Любые документы, в том числе и фотографические материалы бойцам «Шторма», уходящим на спецоперации в районы занятые сепаратистами, брать с собой категорически запрещалось. Однако сержант Нефедов попросту позабыл о снимке и ушел в горы с завернутым в целлофан и запрятанным в нагрудный карман компроматом. Как бы там ни было, но в данной катастрофической ситуации это вопиющее нарушение секретности спасло жизнь контуженному и раненному майору Баринову…
— Слушай меня внимательно, Рустам, — изрек Усман тоном весьма грозным, аккуратно пряча карточку в полевую сумку. — Отныне отвечаешь за этого русского головой. Он нужен нам живым и невредимым, понял?
— Конечно, Усман! — отвечал приближенный моджахед, на самом деле ничего не понимая, — Аллахом клянусь — ни один волос с него не упадет!..
— Немедленно доставь его в лагерь, — не внимая клятвам помощника, продолжал командир. — Отдай в руки нашего врача — пусть тот сначала осмотрит его, потом уж наших. Приставишь к нему охрану и жди моего возвращения…
Глава четвертая
А несговорчивый компаньон Руслана Селимхановича о намерениях соплеменника с бандитским прошлым в этот майский день даже не подозревал…
Проживал он в собственном шикарном особняке, отгороженном от остального мира высоким каменным забором. Современное строение со всеми мыслимыми и немыслимыми наворотами неплохо вписывалось в заповедную кедровую падь тихого пригорода Владивостока. Делами компании в основном заправлял Газыров, а совладелец чаще сидел в своем миниатюрном замке и выезжал за его пределы на роскошном серебристом автомобиле с водителем и охранной довольно редко. Однако именно этим утром Тимур отправился в город — следовало обязательно побывать в администрации района, поставить подписи на важных документах и навестить адвоката. Завершив точно по графику намеченный план и отобедав в ресторане, чеченец облегченно вздохнул, уселся на заднее сиденье представительского авто и повелел водиле возвращаться в уютные благодатные владения…
Немного свернув с асфальтовой дорожки, лимузин плавно остановился неподалеку от витой чугунной калитки. Вышколенный охранник проворно выскочил с переднего места и предупредительно открыл заднюю дверцу.
Босс вальяжно покинул машину, бросив через плечо:
— Завтра не приезжайте. Понадобитесь — вызову…
Телохранитель послушно кивнул, вновь усаживаясь в удобное кресло и машина, не дожидаясь пока Тимур скроется за забором виллы, тронулась в обратный путь — к центру города. Кавказец, приблизительно того же возраста что и Газыров, порылся в кармане, выудил небольшую связку ключей и отпер хитрый замок калитки. Как только он шагнул внутрь обширного двора, сзади — со стороны придорожных кустов послышались два негромких хлопка…
Словно оступившись на идеально выложенной тротуарной плитке, Тимур остановился. Неловко ухватившись за чугунный узор, оглянулся. Во взгляде блуждали боль, недоумение… А когда на темном фоне сплошных кедровых стволов появилась фигура Хасана, вразвалочку направлявшегося к нему, губы скривились в блеклой ухмылке человека, слишком поздно осознавшего смысл происходящего…
— Что же ты, собака… в поясницу?! — прошептал он подошедшему вплотную убийце. — Неужели не мог сразу в сердце?..
— Почему же не мог? Мог! — блеснул тот золотом коронок. — Просто торопиться мне некуда, понимаешь?..
Он еще дважды нажал на спусковой крючок пистолета с длинным глушителем, и одновременно с хлопками раздались вскрики Тимура — Хасан и следующие две пули всадил тому в почки. Теперь соучредитель Руслана Селимхановича держался за калитку обеими руками — ноги уже не держали. Лицо побледнело и моментально покрылось испариной. Из груди при каждом выдохе рвались леденящие душу звуки.
Спустя пару минут, когда Хасан вдоволь наслушался стонов и насладился предсмертными страданиями жертвы, прозвучал последний — пятый выстрел…
Вечером того же дня в офис позвонила горничная Тимура и со слезами в голосе сообщила о смерти хозяина. Сейчас возле его особняка уже во всю хозяйничали оперативники с криминалистами…
Стоящая напротив Газырова вторая на сегодняшний день бутылка почти опустела. Откинувшись на спинку огромного кожаного кресла и уронив голову на грудь, он сидел неподвижно, вспоминая молодость и давнюю дружбу с Тимуром. Конечно же, Руслан все понимал. И то, что это убийство — дело рук Хасана, и, самое ужасное — то, что другого пути разрешения нависшей проблемы все равно не было. Нет, он не оправдывал чудовищного поступка бесчувственного изверга Хасана, но какое это имело теперь значение?..
Внезапно дверь кабинета чуть приоткрылась…
— Руслан Селимханович, — робко позвал помощник — расторопный кавказец лет двадцати восьми.
— Чего тебе? — очнулся тот, подняв на молодого сородича остекленевшие и полные печали глаза.
— Извините, я бы не стал беспокоить… но звонит ваш брат… из Очхоя.
— Брат? Пусть Люба немедля соединит…
Он готов был наброситься на помощника за его внезапное вторжение, да, услышав про Джаруллу, моментально остыл, расслабился…
— Да-да, Джарулла, говори! Отлично слышу! — широко улыбался и громко кричал в трубку Газыров.
Сизый табачный дым, струившийся от переполненной пепельницы, добавлял в тяжелый воздух прокуренного кабинета, полупрозрачного, белесого тумана.
— Брат, дорогой! Я тоже очень рад! Давно не был, ты прав… Ну, что ты! Куда уж сейчас ехать-то — у вас такое творится! Новости страшно смотреть — столько крови, столько смерти… Вишь как они за полевых командиров взялись!.. К очередным выборам дело идет… Ну, рассказывай, как вы там вы все?
Уже позабыв о смерти Тимура, Руслан Селимханович преобразился и подобрел. Он кивнул помощнику, дозволяя войти в кабинет, и даже плеснул ему коньяка в собственную рюмку…
— Какой дальний родственник?.. Кто-то из рода Даутовых? Нет… Так, я его знаю? — пожилой чеченец в некотором замешательстве жестом подозвал молодого человека и показал на ручку и бумагу, — да-да диктуй, записываю…
Быстро что-то чиркнув на листке, седобородый кавказец продолжал слушать собеседника. Помощник, находившийся все время рядом, наблюдал, как шеф стал часто переспрашивать, пытаясь, то ли лучше расслышать далекий голос, то ли глубже вникнуть в смысл доносившихся до него фраз. И как постепенно, во время разговора по межгороду, настроение Газырова вновь становилось отвратительным.
— Ну что ты, брат! Какой я большой человек?! Обычный… И все наши законы прекрасно помню, не сомневайся — от шахады до шариата… — Руслан Селимханович уже не улыбался, лицо посерело и сделалось озабоченным, — все будет нормально, не беспокойся. Встретим и поможем… Как там здоровье нашего уважаемого отца?..
Поговорив еще пару минут со старшим братом, президент компании медленно положил трубку на аппарат, и долгое время сидел молча, уставившись в одну точку. Стараясь не обращать на себя внимания, помощник курил возле открытого окна. Около трех лет, работая на Газырова, и уже неплохо изучив его характер, сейчас он осознавал: неожиданно появились какие-то серьезные сомнения и вопросы. Теперь босса лучше не трогать — в такие моменты ему требовалось немного покоя и времени. Хотя бы несколько минут, в течение которых обязательно найдется ответ и будет принято единственно верное решение, позволяющее если не устранить возникшую проблему полностью, то хотя бы приостановить ход ее развития. Так случалось не раз в их слабо прогнозируемой и, зачастую, рискованной деятельности…
За последние годы сложившегося бизнеса, к ним на Дальний Восток нередко наведывались с Северного Кавказа родственники и давние друзья. Кому-то позарез нужен был новый импозантный автомобиль, кто-то приезжал повидаться или отдохнуть на экзотическом побережье. Но с тех пор, как маленькая республика вступила на путь вооруженного конфликта с могущественным соседом, частые турне закончились.
Тем загадочнее и тревожнее прозвучал этот междугородний звонок, предупредивший о скором визите какого-то незнакомца…
Ранним и прохладным весенним утром, Газыров с помощником и четырьмя охранниками, прохаживаясь по железнодорожному перрону, ожидали прибытия поезда «Москва-Владивосток». Влажный порывистый ветер со стороны расположенного по соседству морского вокзала заставлял встречающих, поеживаясь, то и дело посматривать на часы.
— Странными загадками и почему-то испуганно говорил по телефону Джарулла… Много говорил и ничего конкретного! Если бы ехал действительно родственник, он обязательно назвал бы его и не делал из этого тайны, — Руслан Селимханович достал из кармана длинного кожаного плаща пачку сигарет.
— Возможно, серьезное дело задумал… — то ли спросил, то ли предположил помощник, поднося горящую зажигалку к сигарете босса, — по телефону о важных делах сейчас говорить не принято…
«Брат и в мирное-то время серьезными делами не увлекался, — подумал Газыров, вспоминая, как тот всю жизнь проработал за гроши на построенной недалеко от родного поселка нефтенасосной станции, — хотя, чем шайтан не шутит? Сейчас там война… Нефтепроводы, возможно, перекрыты, а работу предлагают только полевые командиры… Но для Джаруллы это не самый лучший вариант — какой из него воин Аллаха!? Возможно, посчастливилось, и брат нашел нормальный бизнес?..»
— Ты вот что сделай, — предложил он вслух, — как только узнаешь данные гостя — проверь по нашим каналам… Только очень осторожно, — не светись с этим делом перед серьезными структурами, должно быть не за машиной он в такое время едет…
— Понял Руслан, выясню…
Седой чеченец, почему-то предчувствовал недоброе. Он не мог похвастаться абсолютной интуицией, но после звонка из Чечни, беспокойство внутри росло, порой переходя в тревогу…
Холодный, предрассветный мрак разрезал прожектор локомотива. Скорый пассажирский поезд, постукивая на стыках колесами и плавно замедляя ход, подъезжал к платформе. Седьмой вагон с ехавшим посланником из далекой Ичкерии, остановился в нескольких шагах. Все шестеро, пропустив вперед немногочисленных встречающих, медленно направились к открывшейся тамбурной двери. Заспанная проводница, первой ступившая на землю Владивостока, протерла поручни и, зевая, отошла в сторону, освобождая проход столпившимся позади пассажирам.
Одним из первых на перрон вышел темноволосый молодой человек выше среднего роста и весьма крепкого телосложения. Одежду он предпочитал темных оттенков, в правой руке легко нес объемную спортивную сумку. Осторожно оглянувшись по сторонам, он без промедления направился к шестерым кавказцам. Сразу и безошибочно определив старшего, тихо поздоровался на чеченском языке и произнес фразу, служившую своеобразным паролем:
— Я привез вам привет и наилучшие пожелания от Джаруллы. Меня зовут Рамзан.
Охранники оставались стоять чуть поодаль, а пожилой чеченец с помощником по очереди обняли гостя, задавая ему, положенные в таких случаях, вопросы о самочувствии и об утомительном недельном путешествии через всю страну.
Быстро миновав здание вокзала, они вышли на небольшую прилегающую площадь, к ожидавшим трем иномаркам. Однако, ни огромный роскошный лимузин, ни десяток охранников, не произвели на молодого посланника ожидаемого впечатления. Он забросил в салон вместительную сумку, затем и сам, привычно, словно всю жизнь только и разъезжал на подобных машинах, забрался внутрь.
«Удивительно… на вид, будто русский, а языком нашим владеет неплохо. Видимо с этим симпатичным, мускулистым парнем придется обсуждать куда более важные дела, нежели покупка нового японского автомобиля…» — вздохнув, подумал Руслан Селимханович, неспешно усаживаясь на противоположное сиденье и не спуская глаз с новоявленного «родственника»…
Глава пятая
После того памятного кросса Баринов сумел уговорить врачей оставить его в училище, солгав, будто неоднократно преодолевал на гражданке по сорок километров, но в этот раз попросту не успел в коротком перерыве между двумя забегами наполнить флягу водой, и потеря сознания произошла от элементарного обезвоживания организма. Позже, уже став офицером «Шторма», в бесчувствии пребывал он только по воле анестезиологов, усыплявших пациента, перед тем как военные хирурги извлекали из молодого крепкого тела пули да осколки. И каждый раз неподвластное сознание почему-то упорно возвращало Сашку в то далекое курсантское лето…
В этот день первокурсники Рязанского десантного училища дебютировали в двадцатикилометровом кроссе с полной боевой нагрузкой. На будущих десантниках были тяжелые бронежилеты, стальные каски, а за спинами — рядом с ранцами, наполненными песком, висели автоматы. На ремнях болталось по четыре полукилограммовых чугунных болванки, имитирующих гранаты, да по фляжке с сырой водой.
Редкая для здешних мест тридцатиградусная жара; пыльная грунтовка, то полого взбиравшаяся вверх, то круто ниспадавшая вниз; регулярные, через каждые два-три километра посты офицеров и медиков… Однако ничто из этого не явилось для молодых парней непреодолимым барьером — тяжкое испытание выдержали все. Тем боле, что пробный забег не ограничивался по времени. А первым среди ста пятидесяти новобранцев стал тогда Сашка Баринов, закаленный и довольно прилично подготовленный физически в спортивной секции боевых искусств родного Георгиевска.
— Молоток, марафонец! — хлопнул лидера по плечу кто-то из курсантов четвертого курса, коим вскоре суждено было отмахать те же трудные версты, но уже на время. — Небось устал?
— Есть немного… — глубоко дыша и прохаживаясь взад-вперед, дабы резко не прекращать движение, отвечал Александр.
— Немного?! — нарочито удивился старший товарищ, — да ты едва с ног не валишься.
Баринов снял с ремня флягу, сделал пару глотков неприятно теплой воды, а остатки вылил на свою почти лысую голову…
— С чего это ты взял? — усмехнулся он.
— Вижу… Тебя же качает. Правда, мужики? — обернулся старшекурсник к приятелям.
Те, явно сговорившись, дружно закивали. К тому же кто-то из них отпустил философским тоном весьма обидную фразу:
— Какой смысл в таком лидерстве, если сердце из груди выпрыгивает и руки дрожат… Он даже прицелиться из автомата толком не сможет. Пиррова победа…
На самом деле Сашка выглядел вполне сносно и даже сравнительно быстро восстановил ровное дыхание. Поэтому когда четверокурсники забавы ради предложили ему проделать марш-бросок вторично — вместе с ними, он долго не раздумывал…
И вновь оставив далеко позади недавних насмешников и провокаторов, Александр пропустил вперед лишь поджарого, длинноногого курсанта, вероятно, несколько лет посвятившего серьезным занятиям легкой атлетикой. Однако колоссальная нагрузка вкупе с неимоверной духотой не преминули сыграть злую шутку — завершив двойной кросс, Баринов впервые в жизни потерял сознание…
Сквозь полуоткрытые веки стал понемногу пробиваться тусклый, размытый свет. То слева, то справа вспыхивали мельчайшие искорки, хаотично перемещались какие-то светло-серые пятна. Будто сквозь липкий, вязкий туман он слышал едва доносившиеся встревоженные голоса…
— Это же первокурсник!.. Как он оказался среди вас? — вопрошал кто-то из строгих начальников.
— Он сам изъявил желание пробежать дистанцию вторично… — растерянно оправдывался другой человек.
— Вы в своем уме?! Разве можно подвергать молодой организм подобным физическим испытаниям? Вы должны были остановить его или, по крайней мере, доложить начальнику физподготовки…
— Да мы только на обратном пути заметили этого салагу, — беззастенчиво врал все тот же старшекурсник.
— Немедленно в санчасть его! — распорядился офицер-медик и тихо добавил: — Даже если он оклемается, без последствий для сердца такой фортель не пройдет. Будем комиссовать, от греха подальше…
Последняя фраза, прозвучавшая для Сашки страшным приговором, заставила его полностью открыть глаза. Зрение медленно сфокусировалось на профиле темного бородатого лица неподвижно сидящего мужчины средних лет… Прошло еще около минуты, прежде чем майор отошел от непроизвольно воспроизведенного мозгом случая двенадцатилетней давности и восстановил в памяти самые свежие события…
— Шевелиться немного можешь, чесаться можешь, с боку на бок вертеться можешь. Вставать не можешь — убью, — монотонно объяснил на плохом русском моджахед, узрев, что охраняемый «объект» очнулся. Для подкрепления сказанного бородач поправил на коленях старенький автомат с деревянным прикладом, обмотанным во многих местах разноцветной изоляционной лентой. За его поясом к тому же висели длинный, украшенный каким-то орнаментом, кинжал и парочка «лимонок».
— А как на счет туалета? — прошептал пересохшими губами Александр.
— За это не убью. Вон в том в углу можешь…
«И то, слава богу… — подумал пленник, медленно принимая сидячее положение на каких-то грубых, неотесанных досках. — А теперь очень хотелось бы узнать: выжил ли кто-нибудь из группы помимо меня? Насколько я помню, нас оставалось трое: Василюк, тяжело раненный Кобзарь и я…»
Встать на ноги он пока не решался — в отяжелевшей голове все еще продолжался какой-то жуткий звон; слух вернулся не полностью — даже собственный голос звучал как-то странно, словно чужой; в конечностях ощущалась досадная слабость. К тому же, на плече обнаружилась тугая повязка из нескольких слоев бинта…
«Стало быть, зацепило осколками той чертовой гранаты, на которую в последний миг пялился обалдевший Василюк. И чего это на него нашло?! Ведь не впервые оказался в этакой переделке!.. А сейчас… Не понятно где он сам, да и я, похоже, потерял прилично крови — боец из меня пока никудышный, — сокрушался Баринов, легонько ощупывая рану и заодно осматривая место, где „посчастливилось“ вдруг оказаться.
Местечко выглядело до предела убогим — нечто среднее между ветхим сараем, сработанным из чего попало, и большим шалашом… Чеченец неподвижно восседал на округлом камне, перед ним прямо на земле стоял казан с остатками плова. На поляне, что просматривалась за выходом, на зеленевшей травке спал еще один страж кавказской национальности. Из угла, куда боевик направил Сашку справлять естественную нужду, неимоверно воняло человеческими испражнениями. Из-за этого «встроенного» туалета все временное жилище было наполнено роем мух, курсировавших в основном между пловом и отхожим местом…
— Слышь, дядя… — уже немного громче произнес майор, — а водичка у тебя имеется?
На сей раз чеченец не стал прибегать к заученным противопоставлениям, а неспешно подал глиняный кувшин. Спецназовец с опаской понюхал содержимое, заглянул внутрь и, не обнаружив признаков вездесущих насекомых, надолго припал к горлышку, утоляя жажду прохладной водой. Крякнув от удовольствия и вернув емкость охраннику, он все же решил проверить, как много контузия с ранением отняли у него сил. Потихоньку встав на ноги и чуть покачиваясь, офицер «Шторма» добрел до угла сарая, чувствуя на спине цепкий взгляд вооруженного «чеха». А вернувшись через минуту к нарам снова прилег с кислой миной — пока состояние не позволяло даже помышлять о побеге…
— Эй, гоблин! Позови к микрофону офицера.
— Ты, гнедой примат, свинины, что ли там обожрался?..
— Я потом тебе, собака, скажу, что мы здесь кушаем. А сейчас позови офицера…
— А чего ты в горах можешь кушать, козел бородатый? Траву, небось, свежую все спорол? Теперь на прошлогоднюю перешел…
— Это ты скоро травой будешь давиться на земле моих предков, а мы…
— В гробу я видел твоих предков и тебя вместе с ними!..
Усман начинал терять терпение от столь бестолкового общения по радио с далеким, неизвестным и упрямым русским абонентом. Однако он сам преступил грань в этой беседе — заговорил с неверным нахраписто и резко. Совсем не так, как хотел… Следовало поскорее переменить тон, а заодно и тактику, иначе задиристый и острый на язык связист обложит его многоэтажным матом, пошлет ко всем чертям и отключится. А чтобы найти другого гоблина в эфире понадобится не менее часа…
— Послушай, парень… У меня действительно важное дело к твоему командиру. Если хочешь, запиши или запомни то, что я сейчас скажу, а потом передай офицеру…
Более мягкое обращение и отсутствие оскорблений, похоже, возымели действие и озадачили русского.
— Ну?.. — молвил он после небольшой паузы.
— В моем горном лагере находится раненный майор из Отряда специального назначения «Шторм». Группа из восьми человек, которой он командовал, уничтожена.
— И что?.. — недоумевал связист.
Сызнова раздражаясь, но теперь несообразительностью нижнего чина Российской армии, Дукузов уточнил:
— Ты запиши эту информацию и передай офицерам, а уж они, думаю, доложат куда следует. И скажи, что буду на связи на этом же канале ровно через четыре часа. Мой позывной «Дук». Понял?
— Понял… — недовольно буркнул тот и отключился.
Спустя три часа пятьдесят пять минут Усман метался по своему командирскому шатру в ожидании времени выхода на связь. Помощник Рустам сидел на краешке толстого ковра и молчал, дабы не попасть под горячую руку.
— Как там наш пленник? — неожиданно остановившись, спросил полевой командир.
— Пришел в себя, вставал один раз, а теперь лежит. Очень слаб, — отрапортовал молодой кавказец.
— Это уже лучше. Значит выживет…
— Определенно выживет, — согласился Рустам.
— Почаще проверяй охрану… — начал было Усман, да внезапно ожил динамик приемника.
Вначале в нем послышался сухой треск, потом раздался спокойный голос:
— «Верхолаз» вызывает «Дука». «Верхолаз» вызывает «Дука»…
Палец его начал плавно давить на спусковой крючок. Вот-вот знаменитый пистолет итальянского производства должен был вздрогнуть и изрыгнуть из ствола смертельный заряд…
— Усман! Посмотри, Усман! — неожиданно раздался голос преданного Рустама. — Это, конечно, не документ, но кое-что!..
Подбежав к своему командиру, молодой человек протянул какую-то помятую фотографию. Дукузов нехотя ослабил давление указательного пальца на курок и опустил оружие, отложив на пару минут контрольный выстрел в последнего гоблина. Так же нехотя, будто делая одолжение, взглянул на находку…
На групповом снимке были запечатлены бойцы какого-то подразделения. Все, словно на подбор, выглядели рослыми, крепкими, обросшими мышцами. В первом ряду стояли офицеры в парадной форме. Перед ними — на корточках, а так же во второй шеренге располагались прапорщики и сержанты. Рядовых салаг среди бравых бойцов видно не было вовсе. На обратной стороне цветной фотокарточки значилась аккуратная надпись шариковой авторучкой: «Отряд специального назначения „Шторм“. День десантных войск».
— Уж не значит ли это, что мы положили спецназовцев из самого «Шторма»? — заметно повеселел Рустам.
Усман не отвечал. Почему-то данное открытие скорее огорчило его, чем обрадовало. Быстро сунув «Берету» за пояс, он отстегнул от ремня фляжку, отвинтил крышку и стал лить воду на лицо едва не застреленного им федерала, смывая кровь и налипшую грязь.
— А ну, послушай, дышит он или нет! — коротко приказал полевой командир.
Рустам послушно приник к груди лежащего молодого мужчины…
— Дышит! — доложил он вскоре.
Теперь, пряча довольную усмешку, Дукузов встал над русским так, чтобы можно было поудобнее сличать его с улыбающимися лицами со снимка. Рустам замер, ожидая результата…
— Ну-ка, посмотри. Он? — ткнул Дукузов пальцем в одного из офицеров спустя минуту.
Молодой кавказец наморщил лоб и несколько раз перебросил взгляд с тяжело раненного на фотографию. Затем убежденно, без тени сомнения кивнул:
— Он. Точно он!
Как ни странно оба чеченца не ошиблись: в офицерском ряду и впрямь стоял Александр Баринов — в майорских погонах и при всех своих боевых орденах. Снимок был сделан почти год назад в Питере, на территории их основной базы.
Любые документы, в том числе и фотографические материалы бойцам «Шторма», уходящим на спецоперации в районы занятые сепаратистами, брать с собой категорически запрещалось. Однако сержант Нефедов попросту позабыл о снимке и ушел в горы с завернутым в целлофан и запрятанным в нагрудный карман компроматом. Как бы там ни было, но в данной катастрофической ситуации это вопиющее нарушение секретности спасло жизнь контуженному и раненному майору Баринову…
— Слушай меня внимательно, Рустам, — изрек Усман тоном весьма грозным, аккуратно пряча карточку в полевую сумку. — Отныне отвечаешь за этого русского головой. Он нужен нам живым и невредимым, понял?
— Конечно, Усман! — отвечал приближенный моджахед, на самом деле ничего не понимая, — Аллахом клянусь — ни один волос с него не упадет!..
— Немедленно доставь его в лагерь, — не внимая клятвам помощника, продолжал командир. — Отдай в руки нашего врача — пусть тот сначала осмотрит его, потом уж наших. Приставишь к нему охрану и жди моего возвращения…
Глава четвертая
Владивосток
Хасан давно и преотлично знал Тимура Усамовича Сирхаева. Была у него и абсолютная уверенность в том, что убеждать совладельца Газырова в бессмысленности раздела компании — бесполезно. Жестокий и хладнокровный земляк по кличке Волк понимал сейчас одно: необходимо срочно остановить Тимура, иначе серьезной опасности подвергнется не только благополучие коммерческого предприятия и Руслана, как его главы. В конце концов на бесчисленных банковских счетах Газырова хранился не один миллион долларов, и тот, возможно, эти трудности переживет легко, играючи… А вот безбедная жизнь Хасана на том определенно закончится.А несговорчивый компаньон Руслана Селимхановича о намерениях соплеменника с бандитским прошлым в этот майский день даже не подозревал…
Проживал он в собственном шикарном особняке, отгороженном от остального мира высоким каменным забором. Современное строение со всеми мыслимыми и немыслимыми наворотами неплохо вписывалось в заповедную кедровую падь тихого пригорода Владивостока. Делами компании в основном заправлял Газыров, а совладелец чаще сидел в своем миниатюрном замке и выезжал за его пределы на роскошном серебристом автомобиле с водителем и охранной довольно редко. Однако именно этим утром Тимур отправился в город — следовало обязательно побывать в администрации района, поставить подписи на важных документах и навестить адвоката. Завершив точно по графику намеченный план и отобедав в ресторане, чеченец облегченно вздохнул, уселся на заднее сиденье представительского авто и повелел водиле возвращаться в уютные благодатные владения…
Немного свернув с асфальтовой дорожки, лимузин плавно остановился неподалеку от витой чугунной калитки. Вышколенный охранник проворно выскочил с переднего места и предупредительно открыл заднюю дверцу.
Босс вальяжно покинул машину, бросив через плечо:
— Завтра не приезжайте. Понадобитесь — вызову…
Телохранитель послушно кивнул, вновь усаживаясь в удобное кресло и машина, не дожидаясь пока Тимур скроется за забором виллы, тронулась в обратный путь — к центру города. Кавказец, приблизительно того же возраста что и Газыров, порылся в кармане, выудил небольшую связку ключей и отпер хитрый замок калитки. Как только он шагнул внутрь обширного двора, сзади — со стороны придорожных кустов послышались два негромких хлопка…
Словно оступившись на идеально выложенной тротуарной плитке, Тимур остановился. Неловко ухватившись за чугунный узор, оглянулся. Во взгляде блуждали боль, недоумение… А когда на темном фоне сплошных кедровых стволов появилась фигура Хасана, вразвалочку направлявшегося к нему, губы скривились в блеклой ухмылке человека, слишком поздно осознавшего смысл происходящего…
— Что же ты, собака… в поясницу?! — прошептал он подошедшему вплотную убийце. — Неужели не мог сразу в сердце?..
— Почему же не мог? Мог! — блеснул тот золотом коронок. — Просто торопиться мне некуда, понимаешь?..
Он еще дважды нажал на спусковой крючок пистолета с длинным глушителем, и одновременно с хлопками раздались вскрики Тимура — Хасан и следующие две пули всадил тому в почки. Теперь соучредитель Руслана Селимхановича держался за калитку обеими руками — ноги уже не держали. Лицо побледнело и моментально покрылось испариной. Из груди при каждом выдохе рвались леденящие душу звуки.
Спустя пару минут, когда Хасан вдоволь наслушался стонов и насладился предсмертными страданиями жертвы, прозвучал последний — пятый выстрел…
Вечером того же дня в офис позвонила горничная Тимура и со слезами в голосе сообщила о смерти хозяина. Сейчас возле его особняка уже во всю хозяйничали оперативники с криминалистами…
Стоящая напротив Газырова вторая на сегодняшний день бутылка почти опустела. Откинувшись на спинку огромного кожаного кресла и уронив голову на грудь, он сидел неподвижно, вспоминая молодость и давнюю дружбу с Тимуром. Конечно же, Руслан все понимал. И то, что это убийство — дело рук Хасана, и, самое ужасное — то, что другого пути разрешения нависшей проблемы все равно не было. Нет, он не оправдывал чудовищного поступка бесчувственного изверга Хасана, но какое это имело теперь значение?..
Внезапно дверь кабинета чуть приоткрылась…
— Руслан Селимханович, — робко позвал помощник — расторопный кавказец лет двадцати восьми.
— Чего тебе? — очнулся тот, подняв на молодого сородича остекленевшие и полные печали глаза.
— Извините, я бы не стал беспокоить… но звонит ваш брат… из Очхоя.
— Брат? Пусть Люба немедля соединит…
Он готов был наброситься на помощника за его внезапное вторжение, да, услышав про Джаруллу, моментально остыл, расслабился…
— Да-да, Джарулла, говори! Отлично слышу! — широко улыбался и громко кричал в трубку Газыров.
Сизый табачный дым, струившийся от переполненной пепельницы, добавлял в тяжелый воздух прокуренного кабинета, полупрозрачного, белесого тумана.
— Брат, дорогой! Я тоже очень рад! Давно не был, ты прав… Ну, что ты! Куда уж сейчас ехать-то — у вас такое творится! Новости страшно смотреть — столько крови, столько смерти… Вишь как они за полевых командиров взялись!.. К очередным выборам дело идет… Ну, рассказывай, как вы там вы все?
Уже позабыв о смерти Тимура, Руслан Селимханович преобразился и подобрел. Он кивнул помощнику, дозволяя войти в кабинет, и даже плеснул ему коньяка в собственную рюмку…
— Какой дальний родственник?.. Кто-то из рода Даутовых? Нет… Так, я его знаю? — пожилой чеченец в некотором замешательстве жестом подозвал молодого человека и показал на ручку и бумагу, — да-да диктуй, записываю…
Быстро что-то чиркнув на листке, седобородый кавказец продолжал слушать собеседника. Помощник, находившийся все время рядом, наблюдал, как шеф стал часто переспрашивать, пытаясь, то ли лучше расслышать далекий голос, то ли глубже вникнуть в смысл доносившихся до него фраз. И как постепенно, во время разговора по межгороду, настроение Газырова вновь становилось отвратительным.
— Ну что ты, брат! Какой я большой человек?! Обычный… И все наши законы прекрасно помню, не сомневайся — от шахады до шариата… — Руслан Селимханович уже не улыбался, лицо посерело и сделалось озабоченным, — все будет нормально, не беспокойся. Встретим и поможем… Как там здоровье нашего уважаемого отца?..
Поговорив еще пару минут со старшим братом, президент компании медленно положил трубку на аппарат, и долгое время сидел молча, уставившись в одну точку. Стараясь не обращать на себя внимания, помощник курил возле открытого окна. Около трех лет, работая на Газырова, и уже неплохо изучив его характер, сейчас он осознавал: неожиданно появились какие-то серьезные сомнения и вопросы. Теперь босса лучше не трогать — в такие моменты ему требовалось немного покоя и времени. Хотя бы несколько минут, в течение которых обязательно найдется ответ и будет принято единственно верное решение, позволяющее если не устранить возникшую проблему полностью, то хотя бы приостановить ход ее развития. Так случалось не раз в их слабо прогнозируемой и, зачастую, рискованной деятельности…
За последние годы сложившегося бизнеса, к ним на Дальний Восток нередко наведывались с Северного Кавказа родственники и давние друзья. Кому-то позарез нужен был новый импозантный автомобиль, кто-то приезжал повидаться или отдохнуть на экзотическом побережье. Но с тех пор, как маленькая республика вступила на путь вооруженного конфликта с могущественным соседом, частые турне закончились.
Тем загадочнее и тревожнее прозвучал этот междугородний звонок, предупредивший о скором визите какого-то незнакомца…
Ранним и прохладным весенним утром, Газыров с помощником и четырьмя охранниками, прохаживаясь по железнодорожному перрону, ожидали прибытия поезда «Москва-Владивосток». Влажный порывистый ветер со стороны расположенного по соседству морского вокзала заставлял встречающих, поеживаясь, то и дело посматривать на часы.
— Странными загадками и почему-то испуганно говорил по телефону Джарулла… Много говорил и ничего конкретного! Если бы ехал действительно родственник, он обязательно назвал бы его и не делал из этого тайны, — Руслан Селимханович достал из кармана длинного кожаного плаща пачку сигарет.
— Возможно, серьезное дело задумал… — то ли спросил, то ли предположил помощник, поднося горящую зажигалку к сигарете босса, — по телефону о важных делах сейчас говорить не принято…
«Брат и в мирное-то время серьезными делами не увлекался, — подумал Газыров, вспоминая, как тот всю жизнь проработал за гроши на построенной недалеко от родного поселка нефтенасосной станции, — хотя, чем шайтан не шутит? Сейчас там война… Нефтепроводы, возможно, перекрыты, а работу предлагают только полевые командиры… Но для Джаруллы это не самый лучший вариант — какой из него воин Аллаха!? Возможно, посчастливилось, и брат нашел нормальный бизнес?..»
— Ты вот что сделай, — предложил он вслух, — как только узнаешь данные гостя — проверь по нашим каналам… Только очень осторожно, — не светись с этим делом перед серьезными структурами, должно быть не за машиной он в такое время едет…
— Понял Руслан, выясню…
Седой чеченец, почему-то предчувствовал недоброе. Он не мог похвастаться абсолютной интуицией, но после звонка из Чечни, беспокойство внутри росло, порой переходя в тревогу…
Холодный, предрассветный мрак разрезал прожектор локомотива. Скорый пассажирский поезд, постукивая на стыках колесами и плавно замедляя ход, подъезжал к платформе. Седьмой вагон с ехавшим посланником из далекой Ичкерии, остановился в нескольких шагах. Все шестеро, пропустив вперед немногочисленных встречающих, медленно направились к открывшейся тамбурной двери. Заспанная проводница, первой ступившая на землю Владивостока, протерла поручни и, зевая, отошла в сторону, освобождая проход столпившимся позади пассажирам.
Одним из первых на перрон вышел темноволосый молодой человек выше среднего роста и весьма крепкого телосложения. Одежду он предпочитал темных оттенков, в правой руке легко нес объемную спортивную сумку. Осторожно оглянувшись по сторонам, он без промедления направился к шестерым кавказцам. Сразу и безошибочно определив старшего, тихо поздоровался на чеченском языке и произнес фразу, служившую своеобразным паролем:
— Я привез вам привет и наилучшие пожелания от Джаруллы. Меня зовут Рамзан.
Охранники оставались стоять чуть поодаль, а пожилой чеченец с помощником по очереди обняли гостя, задавая ему, положенные в таких случаях, вопросы о самочувствии и об утомительном недельном путешествии через всю страну.
Быстро миновав здание вокзала, они вышли на небольшую прилегающую площадь, к ожидавшим трем иномаркам. Однако, ни огромный роскошный лимузин, ни десяток охранников, не произвели на молодого посланника ожидаемого впечатления. Он забросил в салон вместительную сумку, затем и сам, привычно, словно всю жизнь только и разъезжал на подобных машинах, забрался внутрь.
«Удивительно… на вид, будто русский, а языком нашим владеет неплохо. Видимо с этим симпатичным, мускулистым парнем придется обсуждать куда более важные дела, нежели покупка нового японского автомобиля…» — вздохнув, подумал Руслан Селимханович, неспешно усаживаясь на противоположное сиденье и не спуская глаз с новоявленного «родственника»…
Глава пятая
Горная Чечня
Он упал без сознания сразу за финишной чертой, так и не сумев обогнать лидера — смуглого длинноногого четверокурсника…После того памятного кросса Баринов сумел уговорить врачей оставить его в училище, солгав, будто неоднократно преодолевал на гражданке по сорок километров, но в этот раз попросту не успел в коротком перерыве между двумя забегами наполнить флягу водой, и потеря сознания произошла от элементарного обезвоживания организма. Позже, уже став офицером «Шторма», в бесчувствии пребывал он только по воле анестезиологов, усыплявших пациента, перед тем как военные хирурги извлекали из молодого крепкого тела пули да осколки. И каждый раз неподвластное сознание почему-то упорно возвращало Сашку в то далекое курсантское лето…
В этот день первокурсники Рязанского десантного училища дебютировали в двадцатикилометровом кроссе с полной боевой нагрузкой. На будущих десантниках были тяжелые бронежилеты, стальные каски, а за спинами — рядом с ранцами, наполненными песком, висели автоматы. На ремнях болталось по четыре полукилограммовых чугунных болванки, имитирующих гранаты, да по фляжке с сырой водой.
Редкая для здешних мест тридцатиградусная жара; пыльная грунтовка, то полого взбиравшаяся вверх, то круто ниспадавшая вниз; регулярные, через каждые два-три километра посты офицеров и медиков… Однако ничто из этого не явилось для молодых парней непреодолимым барьером — тяжкое испытание выдержали все. Тем боле, что пробный забег не ограничивался по времени. А первым среди ста пятидесяти новобранцев стал тогда Сашка Баринов, закаленный и довольно прилично подготовленный физически в спортивной секции боевых искусств родного Георгиевска.
— Молоток, марафонец! — хлопнул лидера по плечу кто-то из курсантов четвертого курса, коим вскоре суждено было отмахать те же трудные версты, но уже на время. — Небось устал?
— Есть немного… — глубоко дыша и прохаживаясь взад-вперед, дабы резко не прекращать движение, отвечал Александр.
— Немного?! — нарочито удивился старший товарищ, — да ты едва с ног не валишься.
Баринов снял с ремня флягу, сделал пару глотков неприятно теплой воды, а остатки вылил на свою почти лысую голову…
— С чего это ты взял? — усмехнулся он.
— Вижу… Тебя же качает. Правда, мужики? — обернулся старшекурсник к приятелям.
Те, явно сговорившись, дружно закивали. К тому же кто-то из них отпустил философским тоном весьма обидную фразу:
— Какой смысл в таком лидерстве, если сердце из груди выпрыгивает и руки дрожат… Он даже прицелиться из автомата толком не сможет. Пиррова победа…
На самом деле Сашка выглядел вполне сносно и даже сравнительно быстро восстановил ровное дыхание. Поэтому когда четверокурсники забавы ради предложили ему проделать марш-бросок вторично — вместе с ними, он долго не раздумывал…
И вновь оставив далеко позади недавних насмешников и провокаторов, Александр пропустил вперед лишь поджарого, длинноногого курсанта, вероятно, несколько лет посвятившего серьезным занятиям легкой атлетикой. Однако колоссальная нагрузка вкупе с неимоверной духотой не преминули сыграть злую шутку — завершив двойной кросс, Баринов впервые в жизни потерял сознание…
Сквозь полуоткрытые веки стал понемногу пробиваться тусклый, размытый свет. То слева, то справа вспыхивали мельчайшие искорки, хаотично перемещались какие-то светло-серые пятна. Будто сквозь липкий, вязкий туман он слышал едва доносившиеся встревоженные голоса…
— Это же первокурсник!.. Как он оказался среди вас? — вопрошал кто-то из строгих начальников.
— Он сам изъявил желание пробежать дистанцию вторично… — растерянно оправдывался другой человек.
— Вы в своем уме?! Разве можно подвергать молодой организм подобным физическим испытаниям? Вы должны были остановить его или, по крайней мере, доложить начальнику физподготовки…
— Да мы только на обратном пути заметили этого салагу, — беззастенчиво врал все тот же старшекурсник.
— Немедленно в санчасть его! — распорядился офицер-медик и тихо добавил: — Даже если он оклемается, без последствий для сердца такой фортель не пройдет. Будем комиссовать, от греха подальше…
Последняя фраза, прозвучавшая для Сашки страшным приговором, заставила его полностью открыть глаза. Зрение медленно сфокусировалось на профиле темного бородатого лица неподвижно сидящего мужчины средних лет… Прошло еще около минуты, прежде чем майор отошел от непроизвольно воспроизведенного мозгом случая двенадцатилетней давности и восстановил в памяти самые свежие события…
— Шевелиться немного можешь, чесаться можешь, с боку на бок вертеться можешь. Вставать не можешь — убью, — монотонно объяснил на плохом русском моджахед, узрев, что охраняемый «объект» очнулся. Для подкрепления сказанного бородач поправил на коленях старенький автомат с деревянным прикладом, обмотанным во многих местах разноцветной изоляционной лентой. За его поясом к тому же висели длинный, украшенный каким-то орнаментом, кинжал и парочка «лимонок».
— А как на счет туалета? — прошептал пересохшими губами Александр.
— За это не убью. Вон в том в углу можешь…
«И то, слава богу… — подумал пленник, медленно принимая сидячее положение на каких-то грубых, неотесанных досках. — А теперь очень хотелось бы узнать: выжил ли кто-нибудь из группы помимо меня? Насколько я помню, нас оставалось трое: Василюк, тяжело раненный Кобзарь и я…»
Встать на ноги он пока не решался — в отяжелевшей голове все еще продолжался какой-то жуткий звон; слух вернулся не полностью — даже собственный голос звучал как-то странно, словно чужой; в конечностях ощущалась досадная слабость. К тому же, на плече обнаружилась тугая повязка из нескольких слоев бинта…
«Стало быть, зацепило осколками той чертовой гранаты, на которую в последний миг пялился обалдевший Василюк. И чего это на него нашло?! Ведь не впервые оказался в этакой переделке!.. А сейчас… Не понятно где он сам, да и я, похоже, потерял прилично крови — боец из меня пока никудышный, — сокрушался Баринов, легонько ощупывая рану и заодно осматривая место, где „посчастливилось“ вдруг оказаться.
Местечко выглядело до предела убогим — нечто среднее между ветхим сараем, сработанным из чего попало, и большим шалашом… Чеченец неподвижно восседал на округлом камне, перед ним прямо на земле стоял казан с остатками плова. На поляне, что просматривалась за выходом, на зеленевшей травке спал еще один страж кавказской национальности. Из угла, куда боевик направил Сашку справлять естественную нужду, неимоверно воняло человеческими испражнениями. Из-за этого «встроенного» туалета все временное жилище было наполнено роем мух, курсировавших в основном между пловом и отхожим местом…
— Слышь, дядя… — уже немного громче произнес майор, — а водичка у тебя имеется?
На сей раз чеченец не стал прибегать к заученным противопоставлениям, а неспешно подал глиняный кувшин. Спецназовец с опаской понюхал содержимое, заглянул внутрь и, не обнаружив признаков вездесущих насекомых, надолго припал к горлышку, утоляя жажду прохладной водой. Крякнув от удовольствия и вернув емкость охраннику, он все же решил проверить, как много контузия с ранением отняли у него сил. Потихоньку встав на ноги и чуть покачиваясь, офицер «Шторма» добрел до угла сарая, чувствуя на спине цепкий взгляд вооруженного «чеха». А вернувшись через минуту к нарам снова прилег с кислой миной — пока состояние не позволяло даже помышлять о побеге…
— Эй, гоблин! Позови к микрофону офицера.
— Ты, гнедой примат, свинины, что ли там обожрался?..
— Я потом тебе, собака, скажу, что мы здесь кушаем. А сейчас позови офицера…
— А чего ты в горах можешь кушать, козел бородатый? Траву, небось, свежую все спорол? Теперь на прошлогоднюю перешел…
— Это ты скоро травой будешь давиться на земле моих предков, а мы…
— В гробу я видел твоих предков и тебя вместе с ними!..
Усман начинал терять терпение от столь бестолкового общения по радио с далеким, неизвестным и упрямым русским абонентом. Однако он сам преступил грань в этой беседе — заговорил с неверным нахраписто и резко. Совсем не так, как хотел… Следовало поскорее переменить тон, а заодно и тактику, иначе задиристый и острый на язык связист обложит его многоэтажным матом, пошлет ко всем чертям и отключится. А чтобы найти другого гоблина в эфире понадобится не менее часа…
— Послушай, парень… У меня действительно важное дело к твоему командиру. Если хочешь, запиши или запомни то, что я сейчас скажу, а потом передай офицеру…
Более мягкое обращение и отсутствие оскорблений, похоже, возымели действие и озадачили русского.
— Ну?.. — молвил он после небольшой паузы.
— В моем горном лагере находится раненный майор из Отряда специального назначения «Шторм». Группа из восьми человек, которой он командовал, уничтожена.
— И что?.. — недоумевал связист.
Сызнова раздражаясь, но теперь несообразительностью нижнего чина Российской армии, Дукузов уточнил:
— Ты запиши эту информацию и передай офицерам, а уж они, думаю, доложат куда следует. И скажи, что буду на связи на этом же канале ровно через четыре часа. Мой позывной «Дук». Понял?
— Понял… — недовольно буркнул тот и отключился.
Спустя три часа пятьдесят пять минут Усман метался по своему командирскому шатру в ожидании времени выхода на связь. Помощник Рустам сидел на краешке толстого ковра и молчал, дабы не попасть под горячую руку.
— Как там наш пленник? — неожиданно остановившись, спросил полевой командир.
— Пришел в себя, вставал один раз, а теперь лежит. Очень слаб, — отрапортовал молодой кавказец.
— Это уже лучше. Значит выживет…
— Определенно выживет, — согласился Рустам.
— Почаще проверяй охрану… — начал было Усман, да внезапно ожил динамик приемника.
Вначале в нем послышался сухой треск, потом раздался спокойный голос:
— «Верхолаз» вызывает «Дука». «Верхолаз» вызывает «Дука»…