Страница:
– Послушай меня, Пенни! – Чашки задрожали в руках матери. – Да, эрцгерцог Николас не привык объясняться. Он правитель. Неужели ты этого не понимаешь? Но Карл просто-напросто не годится на роль владыки.
– Почему это?
Мать замолчала, на лице – суровая маска.
– Он грозился убить зверушек.
– Каких таких зверушек? – ужаснулась Пенни.
– Кроликов и кошек, горностая маленького Фрэнки. Детишки, которых я воспитывала при дворе, – Карл грозился убить их любимцев, просто так, ради развлечения, сделать из них мишени для стрельбы. И убил бы, если бы я его не остановила. Ему тогда едва исполнилось пятнадцать. Он был само очарование, настоящий красавец, но было в нем что-то мерзкое, отталкивающее. Поговаривали, что он занимается совершенно непотребными вещами… – Она прикусила губу и отвела взгляд. – Слуги пропадали… люди иногда спешно покидали двор, забирая с собой своих детей. Старый эрцгерцог щедро одаривал их, так что открыто никто ничего не говорил. Но Карл изменился, стал неуправляемым. Однажды он в приступе ярости до смерти забил лошадь. Думаешь, Николас способен на такое?
Пенни стало страшно, она совсем растерялась, ей нужно было срочно опереться на что-то твердое, на несокрушимую английскую добропорядочность. Девушка покачала головой, спотыкаясь на словах:
– Нет, он с таким теплом говорил с лошадьми…
– Его волкодав боготворит хозяина, так ведут себя собаки, которые точно знают, что им ничто не грозит.
– Квест? – вскинула голову Пенни. – Он приводил ее сюда? Он сказал, что ее имя – каламбур, игра слов. Думаю, он ее обожает. И ежиков он выпустил.
Мать подошла к дочери и взяла ее за руки.
– Что, милая?
– Ежиков для Ковент-Гарден. Сказал, ему не понравилось, что они в клетках сидят. Его это сильно разозлило.
Теплая капелька упала ей на запястье. Она подняла голову. На ресницах матери дрожали слезы. Пенни подскочила и усадила ее на подоконник рядом с собой.
– Мама! В этом деле ты заняла сторону Николаса, так ведь? Но ты ведь не хочешь, чтобы я исполнила его волю?
Она промокнула глаза.
– Хочу.
Пенни встала и отошла от окна, не зная, куда деваться от горя.
– Даже если он любит животных – а я нисколько не сомневаюсь, что это так, – как насчет людей? Что, если я помогу ему взойти на трон, а он превратится в тирана? Я не знаю, хорошим ли он будет принцем. Не знаю, насколько здравы его суждения. О наших ежах хорошо заботятся, их не обижают. В Лондоне их век гораздо дольше, ведь здесь на них лисы охотятся. Любить животных легко, не так ли? Заботиться о людях куда труднее, ведь люди не столь невинны и беззащитны. Ты полагаешь, что он не подвержен жестокости? На основании чего? Своих давних воспоминаний? Но человек может быть тираном по невежеству и из гордости. Сам того не желая. Не специально.
– Ты могла бы помочь ему, – поглядела на нее мать. У Пенни было такое чувство, что она попала в рыболовную сеть, из которой ей уже не выбраться.
– Нет, мама! Не предлагай мне этого. Он слеп. Он даже не заметил, в какой бедности ты прозябаешь, хотя, впрочем, ему все равно.
– Думаю, ему не все равно, но он не обязан был знать об этом. Пенни, я хочу, чтобы ты сделала это, ради Глариена, ради своей крови. Покажи Николасу, какие новшества ты ввела в Раскалл-Холле, расскажи, почему это так важно. Заставь его стать лучше, помоги взойти на трон.
– Ушам своим не верю, мама! А как же я? Миссис Линдси посмотрела на сад и темные падубы.
– Иногда приходится думать о вещах куда более значительных, чем наши собственные персоны. Данный брак не позволит Австрии и Франции открыто захватить эту часть Альп.
Эту часть Альп. Часть, которой она, Пенни, наполовину принадлежит. Воображаемая сеть затянулась туже, куда ни глянь – всюду крючки, готовые вонзиться ей прямо в спину.
– Он угрожал тебе? Заявил, что выгонит тебя на улицу, если я не соглашусь?
– Он даже не знал, что Клампер-Коттедж принадлежит ему, пока я сама ему об этом не сказала. Подобными делами заведуют его секретари. Эрцгерцог не в состоянии проследить за всеми своими расходами.
– Это он тоже мне сказал. Он очаровал тебя, да? Пришел сюда сегодня утром и очаровал тебя. Знал, что только ты можешь убедить меня. Господи, это просто невероятно!
– Он не очаровывал меня, Пенни. Он меня убедил. Я знаю Глариен. Он совсем не похож на Англию. Там все зависит от характера правящего принца. Меня бросает в дрожь, как представлю, что может натворить гражданская война. Подумай о женщинах и детях, пойманных в ловушку в своей стране. Вспомни принцессу Софию, твою кузину, которая находится в руках человека, способного превратить зверушек в мишени…
В груди Пенни билась паника, словно попавший в сачок мотылек.
– Но разве я могу заменить ее? – Она махнула руками, словно хотела охватить весь свой маленький мирок. – понятия не имею, как приветствуют царя или принца-регента… Мама, я не сведуща даже в светских манерах Лондона. Не говоря уже о королевских!
Миссис Линдси посмотрела на дочь снизу вверх. Между бровями появилась небольшая морщинка.
– Да, милая моя, я знаю. – Она судорожно вдохнула. – Вот еще одна причина, по которой я хочу, чтобы ты пошла на это. Думаю, тебе не повредит научиться этим самым манерам. Уверена, тебя никто не разоблачит. На этих королевских сборищах никто не подходит к владыкам слишком близко, так что никому не удастся разглядеть тебя как следует. Лондонские нравы не слишком отличаются от деревенских, а немного лоска тебе не повредит.
– И что я буду делать с великосветским лоском здесь, в Раскалл-Сент-Мэри?
Миссис Линдси покачала головой:
– Ты считаешь, что довольна подобной жизнью, и это моя вина. Я слишком резко отреагировала на твое приключение семилетней давности. Надо было вывезти тебя в Лондон. Ты должна была принять участие в светском сезоне.
– Выставить себя на брачном рынке? Мама, ради Бога! У меня ни красоты, ни состояния, и… – Она запнулась, не желая, чтобы мать посчитала, будто она винит ее.
Но продолжение было слишком очевидным.
– И ты незаконнорожденная. Это тоже моя вина. Так же как и то, что я позволила тебе похоронить себя здесь после одной-единственной ошибки.
– Но я счастлива здесь, с тобой. Почему мы не можем продолжать жить, как жили?
Мать пропустила меж пальцами складку юбки.
– Я была эгоисткой, Пенни. Украла у тебя то, что принадлежит тебе по праву рождения. Тебе надо было узнать не только тонкости сельской экономики да огород. И ты не должна была довольствоваться деревенским укладом. Ты должна была узнать, что может предложить тебе большой мир, увидеть его утонченный блеск, а уж потом осесть здесь, со мной. Твой отец был принцем.
Она не ожидала, что мать воспользуется против нее этим оружием. Пенни считала себя англичанкой на все сто процентов. И все же по ночам ее иногда преследовал мягкий, полный соблазнов голос. Половина ее естества принадлежала чему-то еще, какому-то экзотическому месту, где развитие остановилось лет двести назад и где девятнадцатый век так и не наступил.
Напуганная до смерти, она накинулась на мать:
– Он бросил нас! Обеих! И ты хочешь отдать меня в руки еще одного такого же, как он?
Мать побледнела, внезапно постарела и стала выглядеть на все свои сорок шесть лет.
– У твоего отца не было выбора. Может, если ты получше присмотришься к королевским обязанностям, ты сама поймешь это. Николасу я доверяю. Это честная игра. Там ты будешь в гораздо большей безопасности, чем здесь. И чего это тебе стоит? Месяца в Раскалл-Холле и нескольких дней в Лондоне. А трон будет спасен. И королевство спасено. И людям не придется воевать. Я удивлена, что ты отказала ему.
Комната поплыла перед глазами. В горле словно кусок угля застрял.
– Мама! У меня такое чувство, что меня предали. Я думала, что ты встанешь на мою сторону!
Зашуршали юбки. Теплые, источающие легкий аромат лаванды руки обняли за плечи. Мать притянула ее к подоконнику, и они сели бок о бок.
– Пенни, мой милый малыш! Девочка моя! Что такое?
Пенни рассмеялась и вытерла слезы:
– Да, я знаю. Это совсем на меня не похоже, так? Мне придется воспользоваться нюхательной солью или пережженными перьями и научиться с благородством вдыхать их пары, как это делала мисс Хардинг в Неттл-Парке.
Мать улыбнулась и протянула ей платок. Птицы за окном угомонились. Легкий бриз шелестел в ветвях растущих вдоль дороги ясеней.
– Послушай, Пенни. В жизни редко выпадает возможность испытать настоящее приключение. Ты ухватилась за первую, когда тебе было пятнадцать, и ничего хорошего из этого не вышло. Может, теперь появился шанс все исправить и вернуть утраченное равновесие. Ты можешь сделать нечто куда более грандиозное, чем все, что ты до сих пор делала для Раскалл-Сент-Мэри. Ты можешь продолжать жалко влачить свои дни в глуши Норфолка, а можешь на день или два выйти на мировую арену…
Дрозд испуганно выскочил из кустов – за ним гналась бездомная кошка. Пенни кожей ощутила и страх, и возбуждение птицы, и этот взволнованный, безумный полет в полные неизвестности небеса, где ее вполне мог поджидать орел. Кошка села и принялась вылизываться, скрывая под равнодушием свое разочарование.
Поток ее собственных – и материнских – слез словно унес с собой все чувства, за исключением присущего ей бесстрастного юмора.
– Он назвал меня реформатором.
И это, с грустью подумала она, единственный настоящий соблазн из всех, которые предлагает ей данная ситуация.
– Он согласился с тем, что мы с тобой можем переписываться.
– Ты на целый месяц оставишь меня с этим человеком одну, без компаньонки, только потому, что знала его, когда он был мальчишкой? Как ты можешь, мама!
По дороге простучали копыта, сосед возвращался домой. Пенни улыбнулась и помахала ему рукой, будто это был совершенно обычный день, будто она могла закрыть глаза и навсегда отгородиться от всего, что случилось.
Мать остановилась в дверях с подносом в руках. В голубых глазах плескалась тревога.
– Это единственное, что меня волнует. Мне ничего не остается, как только положиться на твой здравый смысл и его честь…
– Его честь! – Как долго честь удерживала ее отца? Почти год? Однако ее мать была гораздо ранимее, так ведь? – Он, конечно, чертовски хорош собой. К счастью, я полагаю, что одного месяца будет недостаточно, чтобы довести соблазн до конца.
Мать нахмурилась, глаза затуманились – она вспомнила прошлое.
– Не стоит недооценивать опасность, Пенни. Он настоящий красавец. И королевских кровей. Есть в этом неодолимое притяжение…
Да, она знает, о чем говорит, испытала это на себе. Пенни подошла к матери и забрала у нее поднос.
– Мама, ты забываешь, что я еще не дала своего согласия.
Пенни вымыла чашки и убрала со стола, но руки отчего-то плохо слушались ее. Она никогда не стала бы делать этого ради себя самой. А ради того, чтобы успокоить мать, изгнать из ее глаз горевшие там вину и разочарование? Чашка выскользнула у нее из рук и чуть не разбилась. Мать поднялась наверх. Пенни знала, что она тихо плачет в своей спальне, но на этот раз по своему собственному принцу, принцу Фредерику. Человеку, укравшему ее сердце, обесчестившему ее, опозорившему и бросившему с ребенком на произвол судьбы.
«Я здесь. Этого вы не можете отрицать». Приступ ярости застал Пенни врасплох. Ох уж это невообразимое высокомерие и жестокость принцев! Даже ее собственная мать согласилась с планами Николаса, прекрасно понимая, что в конце концов ее удастся уломать. Она в бешенстве развернулась и понеслась по коридору. Нацепив по пути шляпку, девушка выскочила из дому.
Пенни твердым шагом двигалась по дороге к Раскалл-Холлу, над головой синело расцвеченное желтыми полосами небо. Она долго бродила по лугам и полям и все думала, думала, пока окончательно не выбилась из сил. Птицы уже смолкли, и только одинокий дрозд разводил где-то в кустах свое пинк-пинк-пинк. Коровы пропали. И гуси тоже. Никто из селян не собирал дрова. Эрцгерцог Николас за один день очистил свое поместье. Остались только Баттериджи, но они даже не узнают, что она здесь. И все же ее мать целиком и полностью полагается на честь этого эрцгерцога, потому что знала его мальчишкой.
Пенни остановилась на пороге центрального входа и глубоко вдохнула. Раскалл-Холл представлял собой квадратное здание с угловыми башнями. Парадный вход и ведущую к нему лестницу украшали колонны. Чудный дом, впечатляет изысканностью и совершенством форм, продуманностью и гармонией. Дверь была приоткрыта, стража исчезла.
«Ты можешь продолжать жалко влачить свои дни в глуши Норфолка, а можешь надень или два выйти на мировую арену…»
И помочь принцу? Она – единственное связующее звено между селянами и их господином. Только она походила на свою кузину-принцессу. Она прекрасно знала, на что идет, но она непременно заставит этого высокомерного принца заплатить свою цену. Пенни поднялась по ступенькам, распахнула дверь и вошла в дом.
Под высокими сводами гулко раздавались лязг металла и мужские голоса. Она судорожно сглотнула и двинулась вперед, через холл и сводчатые арки, пока не добралась до бального зала. При виде Пенни Квест радостно замахала хвостом, но не двинулась со своего места у стены.
Ковер свернули и убрали в сторону. Четверо мужчин с рапирами двигались в замысловатом танце, движения быстрые, стремительные, они то сходились, то снова расходились. Сильные упругие спины и перевязанные руки блестели от пота. Воздух будто ожил, звенел от возбуждения, прорезаемый тяжелым дыханием и взмахами оружия.
Кровь бросилась ей в лицо.
Они голые!
Пенни пригляделась получше. Да нет, не совсем голые! Просто раздеты до пояса. Мужчины были в белых бриджах и чулках.
– Эй! – позвал Николас. – Давай же, Алексис!
Он начал наступление, заставив молодого человека попятиться назад, скрещивались лезвия, звенела сталь. Николас был непобедим, казалось, он отлит из бронзы. Длинные тени плясали вокруг, словно полыхающее у него внутри пламя двигалось вместе с ним, просвечивая сквозь гладкую кожу и оставляя островки ночи там, где тело покрывала черная поросль. Сквозь плотно сжатые зубы прорывалось тяжелое дыхание, волосы прилипли ко лбу, но глаза ленивые, расслабленные – сейчас он сильно смахивал на своего гарцевавшего на месте коня.
Он сделал выпад, рука резко подалась вперед. Сталь схлестнулась со сталью, словно колокольчик звякнул.
– Сир! – воскликнул Алексис. Рапира выпала у него из рук. Паренек наклонился вперед и потряс головой, руки на коленях. Худая спина изрезана едва заметными шрамами.
Николас отложил свою рапиру, лениво подошел к стулу, взял полотенце и вытер лицо и грудь.
– Вы быстро учитесь, молодой человек. Из вас выйдет превосходный фехтовальщик. – Он развернулся, вытирая полотенцем спину. – Просто смотри, чтобы слева…
Полуночный взгляд встретился с глазами Пенни. Беззаботное выражение тут же испарилось без следа, будто черный занавес опустили. Он крикнул, отдавая приказ. Остальные мужчины тут же прервали бой.
Принц небрежным жестом кинул полотенце на стул и отвесил глубокий поклон. В глазах появилась настороженность, но улыбка по-прежнему ленивая, как у кошки, выслеживающей добычу. Он щелкнул пальцами. Мужчины без промедления собрали рапиры и вышли из зала через боковую дверь.
– Какое безобразие! – Ее сердце, казалось, вознамерилось во что бы то ни стало пробить в лифе дыру. – Последний лорд Эвенлоуд использовал этот зал для танцев с дамами. Не вижу причин, почему бы вам не потанцевать здесь с вашими людьми. Разбились бы по парам – и за дело.
Не успел он и рта раскрыть, как она развернулась и зашагала прочь. Не зная, куда направиться, Пенни пошла прямиком в Голубую гостиную. Миниатюрная Солнечная система застыла на месте, планеты неподвижно висели на своих латунных орбитах. Греческие вазы невинно посверкивали на столе. Она подошла поближе и провела пальцами по надтреснутому боку одной из них. В ушах до сих пор звенели шпаги, перед глазами стояла мужская фигура, стремительная, словно прыгающий через быка Тезей. Прекрасная, неотвратимая, завораживающая. Еще ни разу за все свои двадцать два года ей не приходилось видеть ничего подобного.
Хлопнула дверь. Пенни обернулась и увидела Николаса. Чистая белая рубашка распахнута на груди, широкие рукава скрыли сильные руки. Взгляд снова стал ленивым и беззаботным, уверенным и властным. Квест терпеливо ждала у его ног.
– Ваша мать сказала, что вы согласитесь.
– И еще она сказала, что не стоит ждать от вас извинений, даже если того требуют обстоятельства. – Пенни взяла в руки вазу с Ахиллесом и сделала вид, что изучает ее. Девушку ни с того ни с сего бросило в жар, и она почувствовала неловкость. Взъерошенный и разгоряченный после недавних упражнений, он был воплощением мужественности. – Я пока еще ни на что не соглашалась. Разволновалась бы принцесса София, застав вас… без рубашки?
– Непременно. Но она ни за что не подала бы виду. Я научу вас, как этого добиться.
Краем глаза она заметила, что он до сих пор был в одних чулках, без обуви. Ничего удивительного, что она не услышала его приближения!
– Если мы сумеем заключить договор.
– Правда? – В его голосе зазвенели прохладные нотки. – Какого рода?
Она вертела вазу перед глазами, но не видела ее.
– Я научу вас, как стать хорошим принцем. Это не мои слова, так мама сказала, хотя в подобном виде эти слова звучат несколько нахально, вам так не кажется?
Он сложил руки на груди. Квест легла и положила голову на лапы, в глазах – неприкрытое обожание.
– Кстати, о нахальстве… Я не уверен, прилично ли порядочной леди так пристально разглядывать эту вазу.
Пенни чуть не выронила произведение искусства из рук. Она машинально прижала вазу к груди и посмотрела на него:
– Почему нет?
– Потому что, если не брать во внимание меч и шлем, Ахиллес абсолютно голый. Может, не стоит прижимать его к груди с подобной горячностью?
– Я прижала его к груди от чистого сердца, без задней мысли, видите ли. Если вы удалитесь, я прислушаюсь к голосу разума и верну Ахиллеса на стол. Внешние приличия будут соблюдены. Кстати, я среди прочего пообещала своей матери и это.
– Да, – сказал Николас, направляясь в ее сторону. В черных глазах полыхал затаенный огонь. – Я тоже. Но неужели вы и впрямь собираетесь торговаться с принцами? Мы хозяева своего слова: захотели – дали, захотели – взяли обратно, на то мы и королевские особы.
Пенни попятилась, по-прежнему прижимая вазу к груди.
– Но вы же еще и джентльмен, не так ли?
– Очень редко им бываю. – На губах его заиграла дразнящая, полная ложного очарования улыбка. – Особенно если кто-то начинает читать мне мораль на тему греха и чести… или нахальства и внешних приличий. Я готов кинуться головой в озеро.
Стол преградил ей путь к дальнейшему отступлению.
– При чем здесь грех? Грех – понятие церковное.
– Разве вы не считаете, что церковь у принцев на побегушках? Плохо же вы знаете историю! – Он остановился, нависая над ней огромной башней, и забрал у нее вазу. – Два часа назад ваша мать уехала в Стаффордшир. Все жители деревни уверены, что вы отправились вместе с ней. Ваши вещи вон там, в тех чемоданах. Ваша мать собственноручно упаковала их и передала Эрику, одному из моих людей.
– Нет! – вырвалось у Пенни. – Что, если я еще не сделала своего выбора?
– Еще как сделали. – Николас протянул сверкающую на его безупречной ладони вазу.
Встретился с ней глазами и улыбнулся. Ахиллес соскользнул с руки и упал на пол, разбившись на множество кусочков.
Он развернулся и пошел прочь, а Пенни не могла отвести взгляда от черно-красных осколков с белыми краями… и вдруг осознала, что все это выше ее понимания.
Он остановился в дверях – воплощение грации и беспечности.
– Кстати, это была всего лишь копия. – В его голосе звенел смех. – Моя мать разбила оригинал лет двадцать назад. Со всей силы обрушила вазу на голову отца, когда тот отказался высечь меня за какое-то небольшое прегрешение. Но это не повлияло на ваш выбор.
От его руки, придерживающей дверь, до сих пор веяло опасностью.
– Я выбрала войну?
– Увы, мисс Линдси, Ахиллеса больше нет, остался только Вакх. Вы спасли настоящую вазу – она-то как раз действительно греческая, – ту, на которой обнаженные исступленные женщины несутся под первобытной луной, готовые разорвать мужчин на куски во имя Диониса. Сознательно ли, нет ли, но вы выбрали менад.
Глава 5
– Почему это?
Мать замолчала, на лице – суровая маска.
– Он грозился убить зверушек.
– Каких таких зверушек? – ужаснулась Пенни.
– Кроликов и кошек, горностая маленького Фрэнки. Детишки, которых я воспитывала при дворе, – Карл грозился убить их любимцев, просто так, ради развлечения, сделать из них мишени для стрельбы. И убил бы, если бы я его не остановила. Ему тогда едва исполнилось пятнадцать. Он был само очарование, настоящий красавец, но было в нем что-то мерзкое, отталкивающее. Поговаривали, что он занимается совершенно непотребными вещами… – Она прикусила губу и отвела взгляд. – Слуги пропадали… люди иногда спешно покидали двор, забирая с собой своих детей. Старый эрцгерцог щедро одаривал их, так что открыто никто ничего не говорил. Но Карл изменился, стал неуправляемым. Однажды он в приступе ярости до смерти забил лошадь. Думаешь, Николас способен на такое?
Пенни стало страшно, она совсем растерялась, ей нужно было срочно опереться на что-то твердое, на несокрушимую английскую добропорядочность. Девушка покачала головой, спотыкаясь на словах:
– Нет, он с таким теплом говорил с лошадьми…
– Его волкодав боготворит хозяина, так ведут себя собаки, которые точно знают, что им ничто не грозит.
– Квест? – вскинула голову Пенни. – Он приводил ее сюда? Он сказал, что ее имя – каламбур, игра слов. Думаю, он ее обожает. И ежиков он выпустил.
Мать подошла к дочери и взяла ее за руки.
– Что, милая?
– Ежиков для Ковент-Гарден. Сказал, ему не понравилось, что они в клетках сидят. Его это сильно разозлило.
Теплая капелька упала ей на запястье. Она подняла голову. На ресницах матери дрожали слезы. Пенни подскочила и усадила ее на подоконник рядом с собой.
– Мама! В этом деле ты заняла сторону Николаса, так ведь? Но ты ведь не хочешь, чтобы я исполнила его волю?
Она промокнула глаза.
– Хочу.
Пенни встала и отошла от окна, не зная, куда деваться от горя.
– Даже если он любит животных – а я нисколько не сомневаюсь, что это так, – как насчет людей? Что, если я помогу ему взойти на трон, а он превратится в тирана? Я не знаю, хорошим ли он будет принцем. Не знаю, насколько здравы его суждения. О наших ежах хорошо заботятся, их не обижают. В Лондоне их век гораздо дольше, ведь здесь на них лисы охотятся. Любить животных легко, не так ли? Заботиться о людях куда труднее, ведь люди не столь невинны и беззащитны. Ты полагаешь, что он не подвержен жестокости? На основании чего? Своих давних воспоминаний? Но человек может быть тираном по невежеству и из гордости. Сам того не желая. Не специально.
– Ты могла бы помочь ему, – поглядела на нее мать. У Пенни было такое чувство, что она попала в рыболовную сеть, из которой ей уже не выбраться.
– Нет, мама! Не предлагай мне этого. Он слеп. Он даже не заметил, в какой бедности ты прозябаешь, хотя, впрочем, ему все равно.
– Думаю, ему не все равно, но он не обязан был знать об этом. Пенни, я хочу, чтобы ты сделала это, ради Глариена, ради своей крови. Покажи Николасу, какие новшества ты ввела в Раскалл-Холле, расскажи, почему это так важно. Заставь его стать лучше, помоги взойти на трон.
– Ушам своим не верю, мама! А как же я? Миссис Линдси посмотрела на сад и темные падубы.
– Иногда приходится думать о вещах куда более значительных, чем наши собственные персоны. Данный брак не позволит Австрии и Франции открыто захватить эту часть Альп.
Эту часть Альп. Часть, которой она, Пенни, наполовину принадлежит. Воображаемая сеть затянулась туже, куда ни глянь – всюду крючки, готовые вонзиться ей прямо в спину.
– Он угрожал тебе? Заявил, что выгонит тебя на улицу, если я не соглашусь?
– Он даже не знал, что Клампер-Коттедж принадлежит ему, пока я сама ему об этом не сказала. Подобными делами заведуют его секретари. Эрцгерцог не в состоянии проследить за всеми своими расходами.
– Это он тоже мне сказал. Он очаровал тебя, да? Пришел сюда сегодня утром и очаровал тебя. Знал, что только ты можешь убедить меня. Господи, это просто невероятно!
– Он не очаровывал меня, Пенни. Он меня убедил. Я знаю Глариен. Он совсем не похож на Англию. Там все зависит от характера правящего принца. Меня бросает в дрожь, как представлю, что может натворить гражданская война. Подумай о женщинах и детях, пойманных в ловушку в своей стране. Вспомни принцессу Софию, твою кузину, которая находится в руках человека, способного превратить зверушек в мишени…
В груди Пенни билась паника, словно попавший в сачок мотылек.
– Но разве я могу заменить ее? – Она махнула руками, словно хотела охватить весь свой маленький мирок. – понятия не имею, как приветствуют царя или принца-регента… Мама, я не сведуща даже в светских манерах Лондона. Не говоря уже о королевских!
Миссис Линдси посмотрела на дочь снизу вверх. Между бровями появилась небольшая морщинка.
– Да, милая моя, я знаю. – Она судорожно вдохнула. – Вот еще одна причина, по которой я хочу, чтобы ты пошла на это. Думаю, тебе не повредит научиться этим самым манерам. Уверена, тебя никто не разоблачит. На этих королевских сборищах никто не подходит к владыкам слишком близко, так что никому не удастся разглядеть тебя как следует. Лондонские нравы не слишком отличаются от деревенских, а немного лоска тебе не повредит.
– И что я буду делать с великосветским лоском здесь, в Раскалл-Сент-Мэри?
Миссис Линдси покачала головой:
– Ты считаешь, что довольна подобной жизнью, и это моя вина. Я слишком резко отреагировала на твое приключение семилетней давности. Надо было вывезти тебя в Лондон. Ты должна была принять участие в светском сезоне.
– Выставить себя на брачном рынке? Мама, ради Бога! У меня ни красоты, ни состояния, и… – Она запнулась, не желая, чтобы мать посчитала, будто она винит ее.
Но продолжение было слишком очевидным.
– И ты незаконнорожденная. Это тоже моя вина. Так же как и то, что я позволила тебе похоронить себя здесь после одной-единственной ошибки.
– Но я счастлива здесь, с тобой. Почему мы не можем продолжать жить, как жили?
Мать пропустила меж пальцами складку юбки.
– Я была эгоисткой, Пенни. Украла у тебя то, что принадлежит тебе по праву рождения. Тебе надо было узнать не только тонкости сельской экономики да огород. И ты не должна была довольствоваться деревенским укладом. Ты должна была узнать, что может предложить тебе большой мир, увидеть его утонченный блеск, а уж потом осесть здесь, со мной. Твой отец был принцем.
Она не ожидала, что мать воспользуется против нее этим оружием. Пенни считала себя англичанкой на все сто процентов. И все же по ночам ее иногда преследовал мягкий, полный соблазнов голос. Половина ее естества принадлежала чему-то еще, какому-то экзотическому месту, где развитие остановилось лет двести назад и где девятнадцатый век так и не наступил.
Напуганная до смерти, она накинулась на мать:
– Он бросил нас! Обеих! И ты хочешь отдать меня в руки еще одного такого же, как он?
Мать побледнела, внезапно постарела и стала выглядеть на все свои сорок шесть лет.
– У твоего отца не было выбора. Может, если ты получше присмотришься к королевским обязанностям, ты сама поймешь это. Николасу я доверяю. Это честная игра. Там ты будешь в гораздо большей безопасности, чем здесь. И чего это тебе стоит? Месяца в Раскалл-Холле и нескольких дней в Лондоне. А трон будет спасен. И королевство спасено. И людям не придется воевать. Я удивлена, что ты отказала ему.
Комната поплыла перед глазами. В горле словно кусок угля застрял.
– Мама! У меня такое чувство, что меня предали. Я думала, что ты встанешь на мою сторону!
Зашуршали юбки. Теплые, источающие легкий аромат лаванды руки обняли за плечи. Мать притянула ее к подоконнику, и они сели бок о бок.
– Пенни, мой милый малыш! Девочка моя! Что такое?
Пенни рассмеялась и вытерла слезы:
– Да, я знаю. Это совсем на меня не похоже, так? Мне придется воспользоваться нюхательной солью или пережженными перьями и научиться с благородством вдыхать их пары, как это делала мисс Хардинг в Неттл-Парке.
Мать улыбнулась и протянула ей платок. Птицы за окном угомонились. Легкий бриз шелестел в ветвях растущих вдоль дороги ясеней.
– Послушай, Пенни. В жизни редко выпадает возможность испытать настоящее приключение. Ты ухватилась за первую, когда тебе было пятнадцать, и ничего хорошего из этого не вышло. Может, теперь появился шанс все исправить и вернуть утраченное равновесие. Ты можешь сделать нечто куда более грандиозное, чем все, что ты до сих пор делала для Раскалл-Сент-Мэри. Ты можешь продолжать жалко влачить свои дни в глуши Норфолка, а можешь на день или два выйти на мировую арену…
Дрозд испуганно выскочил из кустов – за ним гналась бездомная кошка. Пенни кожей ощутила и страх, и возбуждение птицы, и этот взволнованный, безумный полет в полные неизвестности небеса, где ее вполне мог поджидать орел. Кошка села и принялась вылизываться, скрывая под равнодушием свое разочарование.
Поток ее собственных – и материнских – слез словно унес с собой все чувства, за исключением присущего ей бесстрастного юмора.
– Он назвал меня реформатором.
И это, с грустью подумала она, единственный настоящий соблазн из всех, которые предлагает ей данная ситуация.
– Он согласился с тем, что мы с тобой можем переписываться.
– Ты на целый месяц оставишь меня с этим человеком одну, без компаньонки, только потому, что знала его, когда он был мальчишкой? Как ты можешь, мама!
По дороге простучали копыта, сосед возвращался домой. Пенни улыбнулась и помахала ему рукой, будто это был совершенно обычный день, будто она могла закрыть глаза и навсегда отгородиться от всего, что случилось.
Мать остановилась в дверях с подносом в руках. В голубых глазах плескалась тревога.
– Это единственное, что меня волнует. Мне ничего не остается, как только положиться на твой здравый смысл и его честь…
– Его честь! – Как долго честь удерживала ее отца? Почти год? Однако ее мать была гораздо ранимее, так ведь? – Он, конечно, чертовски хорош собой. К счастью, я полагаю, что одного месяца будет недостаточно, чтобы довести соблазн до конца.
Мать нахмурилась, глаза затуманились – она вспомнила прошлое.
– Не стоит недооценивать опасность, Пенни. Он настоящий красавец. И королевских кровей. Есть в этом неодолимое притяжение…
Да, она знает, о чем говорит, испытала это на себе. Пенни подошла к матери и забрала у нее поднос.
– Мама, ты забываешь, что я еще не дала своего согласия.
Пенни вымыла чашки и убрала со стола, но руки отчего-то плохо слушались ее. Она никогда не стала бы делать этого ради себя самой. А ради того, чтобы успокоить мать, изгнать из ее глаз горевшие там вину и разочарование? Чашка выскользнула у нее из рук и чуть не разбилась. Мать поднялась наверх. Пенни знала, что она тихо плачет в своей спальне, но на этот раз по своему собственному принцу, принцу Фредерику. Человеку, укравшему ее сердце, обесчестившему ее, опозорившему и бросившему с ребенком на произвол судьбы.
«Я здесь. Этого вы не можете отрицать». Приступ ярости застал Пенни врасплох. Ох уж это невообразимое высокомерие и жестокость принцев! Даже ее собственная мать согласилась с планами Николаса, прекрасно понимая, что в конце концов ее удастся уломать. Она в бешенстве развернулась и понеслась по коридору. Нацепив по пути шляпку, девушка выскочила из дому.
Пенни твердым шагом двигалась по дороге к Раскалл-Холлу, над головой синело расцвеченное желтыми полосами небо. Она долго бродила по лугам и полям и все думала, думала, пока окончательно не выбилась из сил. Птицы уже смолкли, и только одинокий дрозд разводил где-то в кустах свое пинк-пинк-пинк. Коровы пропали. И гуси тоже. Никто из селян не собирал дрова. Эрцгерцог Николас за один день очистил свое поместье. Остались только Баттериджи, но они даже не узнают, что она здесь. И все же ее мать целиком и полностью полагается на честь этого эрцгерцога, потому что знала его мальчишкой.
Пенни остановилась на пороге центрального входа и глубоко вдохнула. Раскалл-Холл представлял собой квадратное здание с угловыми башнями. Парадный вход и ведущую к нему лестницу украшали колонны. Чудный дом, впечатляет изысканностью и совершенством форм, продуманностью и гармонией. Дверь была приоткрыта, стража исчезла.
«Ты можешь продолжать жалко влачить свои дни в глуши Норфолка, а можешь надень или два выйти на мировую арену…»
И помочь принцу? Она – единственное связующее звено между селянами и их господином. Только она походила на свою кузину-принцессу. Она прекрасно знала, на что идет, но она непременно заставит этого высокомерного принца заплатить свою цену. Пенни поднялась по ступенькам, распахнула дверь и вошла в дом.
Под высокими сводами гулко раздавались лязг металла и мужские голоса. Она судорожно сглотнула и двинулась вперед, через холл и сводчатые арки, пока не добралась до бального зала. При виде Пенни Квест радостно замахала хвостом, но не двинулась со своего места у стены.
Ковер свернули и убрали в сторону. Четверо мужчин с рапирами двигались в замысловатом танце, движения быстрые, стремительные, они то сходились, то снова расходились. Сильные упругие спины и перевязанные руки блестели от пота. Воздух будто ожил, звенел от возбуждения, прорезаемый тяжелым дыханием и взмахами оружия.
Кровь бросилась ей в лицо.
Они голые!
Пенни пригляделась получше. Да нет, не совсем голые! Просто раздеты до пояса. Мужчины были в белых бриджах и чулках.
– Эй! – позвал Николас. – Давай же, Алексис!
Он начал наступление, заставив молодого человека попятиться назад, скрещивались лезвия, звенела сталь. Николас был непобедим, казалось, он отлит из бронзы. Длинные тени плясали вокруг, словно полыхающее у него внутри пламя двигалось вместе с ним, просвечивая сквозь гладкую кожу и оставляя островки ночи там, где тело покрывала черная поросль. Сквозь плотно сжатые зубы прорывалось тяжелое дыхание, волосы прилипли ко лбу, но глаза ленивые, расслабленные – сейчас он сильно смахивал на своего гарцевавшего на месте коня.
Он сделал выпад, рука резко подалась вперед. Сталь схлестнулась со сталью, словно колокольчик звякнул.
– Сир! – воскликнул Алексис. Рапира выпала у него из рук. Паренек наклонился вперед и потряс головой, руки на коленях. Худая спина изрезана едва заметными шрамами.
Николас отложил свою рапиру, лениво подошел к стулу, взял полотенце и вытер лицо и грудь.
– Вы быстро учитесь, молодой человек. Из вас выйдет превосходный фехтовальщик. – Он развернулся, вытирая полотенцем спину. – Просто смотри, чтобы слева…
Полуночный взгляд встретился с глазами Пенни. Беззаботное выражение тут же испарилось без следа, будто черный занавес опустили. Он крикнул, отдавая приказ. Остальные мужчины тут же прервали бой.
Принц небрежным жестом кинул полотенце на стул и отвесил глубокий поклон. В глазах появилась настороженность, но улыбка по-прежнему ленивая, как у кошки, выслеживающей добычу. Он щелкнул пальцами. Мужчины без промедления собрали рапиры и вышли из зала через боковую дверь.
– Какое безобразие! – Ее сердце, казалось, вознамерилось во что бы то ни стало пробить в лифе дыру. – Последний лорд Эвенлоуд использовал этот зал для танцев с дамами. Не вижу причин, почему бы вам не потанцевать здесь с вашими людьми. Разбились бы по парам – и за дело.
Не успел он и рта раскрыть, как она развернулась и зашагала прочь. Не зная, куда направиться, Пенни пошла прямиком в Голубую гостиную. Миниатюрная Солнечная система застыла на месте, планеты неподвижно висели на своих латунных орбитах. Греческие вазы невинно посверкивали на столе. Она подошла поближе и провела пальцами по надтреснутому боку одной из них. В ушах до сих пор звенели шпаги, перед глазами стояла мужская фигура, стремительная, словно прыгающий через быка Тезей. Прекрасная, неотвратимая, завораживающая. Еще ни разу за все свои двадцать два года ей не приходилось видеть ничего подобного.
Хлопнула дверь. Пенни обернулась и увидела Николаса. Чистая белая рубашка распахнута на груди, широкие рукава скрыли сильные руки. Взгляд снова стал ленивым и беззаботным, уверенным и властным. Квест терпеливо ждала у его ног.
– Ваша мать сказала, что вы согласитесь.
– И еще она сказала, что не стоит ждать от вас извинений, даже если того требуют обстоятельства. – Пенни взяла в руки вазу с Ахиллесом и сделала вид, что изучает ее. Девушку ни с того ни с сего бросило в жар, и она почувствовала неловкость. Взъерошенный и разгоряченный после недавних упражнений, он был воплощением мужественности. – Я пока еще ни на что не соглашалась. Разволновалась бы принцесса София, застав вас… без рубашки?
– Непременно. Но она ни за что не подала бы виду. Я научу вас, как этого добиться.
Краем глаза она заметила, что он до сих пор был в одних чулках, без обуви. Ничего удивительного, что она не услышала его приближения!
– Если мы сумеем заключить договор.
– Правда? – В его голосе зазвенели прохладные нотки. – Какого рода?
Она вертела вазу перед глазами, но не видела ее.
– Я научу вас, как стать хорошим принцем. Это не мои слова, так мама сказала, хотя в подобном виде эти слова звучат несколько нахально, вам так не кажется?
Он сложил руки на груди. Квест легла и положила голову на лапы, в глазах – неприкрытое обожание.
– Кстати, о нахальстве… Я не уверен, прилично ли порядочной леди так пристально разглядывать эту вазу.
Пенни чуть не выронила произведение искусства из рук. Она машинально прижала вазу к груди и посмотрела на него:
– Почему нет?
– Потому что, если не брать во внимание меч и шлем, Ахиллес абсолютно голый. Может, не стоит прижимать его к груди с подобной горячностью?
– Я прижала его к груди от чистого сердца, без задней мысли, видите ли. Если вы удалитесь, я прислушаюсь к голосу разума и верну Ахиллеса на стол. Внешние приличия будут соблюдены. Кстати, я среди прочего пообещала своей матери и это.
– Да, – сказал Николас, направляясь в ее сторону. В черных глазах полыхал затаенный огонь. – Я тоже. Но неужели вы и впрямь собираетесь торговаться с принцами? Мы хозяева своего слова: захотели – дали, захотели – взяли обратно, на то мы и королевские особы.
Пенни попятилась, по-прежнему прижимая вазу к груди.
– Но вы же еще и джентльмен, не так ли?
– Очень редко им бываю. – На губах его заиграла дразнящая, полная ложного очарования улыбка. – Особенно если кто-то начинает читать мне мораль на тему греха и чести… или нахальства и внешних приличий. Я готов кинуться головой в озеро.
Стол преградил ей путь к дальнейшему отступлению.
– При чем здесь грех? Грех – понятие церковное.
– Разве вы не считаете, что церковь у принцев на побегушках? Плохо же вы знаете историю! – Он остановился, нависая над ней огромной башней, и забрал у нее вазу. – Два часа назад ваша мать уехала в Стаффордшир. Все жители деревни уверены, что вы отправились вместе с ней. Ваши вещи вон там, в тех чемоданах. Ваша мать собственноручно упаковала их и передала Эрику, одному из моих людей.
– Нет! – вырвалось у Пенни. – Что, если я еще не сделала своего выбора?
– Еще как сделали. – Николас протянул сверкающую на его безупречной ладони вазу.
Встретился с ней глазами и улыбнулся. Ахиллес соскользнул с руки и упал на пол, разбившись на множество кусочков.
Он развернулся и пошел прочь, а Пенни не могла отвести взгляда от черно-красных осколков с белыми краями… и вдруг осознала, что все это выше ее понимания.
Он остановился в дверях – воплощение грации и беспечности.
– Кстати, это была всего лишь копия. – В его голосе звенел смех. – Моя мать разбила оригинал лет двадцать назад. Со всей силы обрушила вазу на голову отца, когда тот отказался высечь меня за какое-то небольшое прегрешение. Но это не повлияло на ваш выбор.
От его руки, придерживающей дверь, до сих пор веяло опасностью.
– Я выбрала войну?
– Увы, мисс Линдси, Ахиллеса больше нет, остался только Вакх. Вы спасли настоящую вазу – она-то как раз действительно греческая, – ту, на которой обнаженные исступленные женщины несутся под первобытной луной, готовые разорвать мужчин на куски во имя Диониса. Сознательно ли, нет ли, но вы выбрали менад.
Глава 5
Поплавав и переодевшись, Николас снова вернулся в Голубую гостиную. Он победил, как, впрочем, и рассчитывал. Не потому, что она попалась на удочку, а потому, что ее мать сумела убедить дочь в благородстве этого предприятия, и еще потому, что мисс Пенелопа Линдси была человеком порядочным и великодушным. Она согласилась, и он должен бы быть счастлив. Теперь она здесь, в его власти. У него есть время превратить ее в то, что ему надо: в копию ее кузины, принцессы Софии. Свадьба спасена. И все же она даже не представляла себе всей грандиозности стоящей перед ней задачи. Его трясло от сознания того, что он заманил эту женщину в ловушку, воспользовавшись в своих интересах ее честностью и чистотой.
У ее ног лежал открытый чемодан. Безобразное желтое платье казалось еще уродливее на фоне элегантных линий большого стола, у которого она стояла. Она разложила по всей столешнице какие-то книги и теперь внимательно изучала их. Кто-то успел позаботиться об обломках вазы с Ахиллесом.
Пенни бросила взгляд через плечо и оглядела его с ног до головы.
– Бог ты мой, какие изменения! Камзол и шейный платок способны сотворить с мужчиной настоящее чудо. Вы определенно пугаете меня. От вашего сурового взгляда рухнут церковные шпили, а горгульи с криками бросятся прочь. Вы именно так управляете Глариеном, да? Бросая на людей недобрые взгляды?
Он остановился.
– Мисс Линдси, нам надо о многом…
– Точно, – погладила она лежавшие на столе книги. – Лучше бы вам взглянуть на них. Думаю, это будет неплохо для начала. А где Квест?
– На конюшне. Она не любит присутствовать при конфронтации.
– Конфронтации?
– Для начала я объясню вам, что вы должны будете делать.
– Нет, – отрезала она. – Это же сделка, или забыли? Нравится вам это, нет ли. За каждый ваш урок я дам вам свой. Мама прислала бухгалтерские книги.
У него терпение лопнуло.
– Значит, даже перед лицом стоящей перед нами задачи она все еще пытается… – Он глубоко вдохнул, стараясь успокоиться и придать голосу мягкости. – Неужели вы и впрямь полагаете, что эрцгерцог станет корпеть над деревенскими гроссбухами?!
Она поджала губы.
– Книги – прекрасная история, показатель нужд Раскалл-Сент-Мэри. Здесь все, что вам надо понять.
– Мне ничего не нужно понимать, – резко одернул он ее. – А вам следует понять вот что: через два дня мой двор прибудет сюда из Лондона. Слуги, клерки, повара, конюшие, лакеи, джентльмены, приглядывающие за спальней, гардеробной и лошадьми. Среди них непременно найдутся те, кто работает на Карла, шпионы…
Ее ладошка судорожно сжалась, сминая бумагу.
– Шпионы? В этом доме?
– Конечно. Неужели выдумаете, что Карл не подкупил никого из моих придворных и слуг? Я-то не погнушался сделать это. Ради Бога! Это вам не игра. И я не просто ноль без палочки и не номинальный правитель. В моем подчинении нация, народ, который зависит от меня, а теперь еще и от вас. Я должен вам немедленно все объяснить.
Она уставилась на него, как Жанна д'Арк на инквизицию: упрямая, смелая, полная решимости до конца защищать высшую цель. Кончик носа порозовел, уязвимым пятном выделяясь на фоне побледневшей кожи.
– В таком случае говорите тише. Я выросла без мужчин и не привыкла к шуму. Если будете кричать, я вас вряд ли услышу.
На его руках заиграли мускулы. Он, конечно, понимал, что говорил довольно резко, но голоса не повышал. И тем более не кричал! Его так и подмывало стукнуть кулаком по столу. Но вместо этого он развернулся и вышел из комнаты. Эрик и Людгер тут же вытянулись по стойке «смирно».
Николас прислонился головой к стене и сделал несколько глубоких вдохов. Этому приему он научился еще в детстве, когда ему попадалась настырная лошадь. Отойти в сторону, взять себя в руки и приступить к решению проблемы с другой стороны. Пенни должна понять, с чем им придется столкнуться, и времени на всякую ерунду попросту не осталось. Он сделал еще один вдох, распахнул дверь и вошел.
Она так и стояла над своими глупыми счетами, словно святая мученица, занятая своими мелкими заботами. Безумие какое-то. Как можно сделать из этой упрямой англичанки принцессу? Он смягчил взгляд, как будто подходил к настороженной подозрительной кобылке, которая нуждается в нежном обращении и утешении.
– Мисс Линдси, – попытался он обратиться к ее здравому смыслу. – Прошу вас, подойдите сюда, сядьте. Вы в полной безопасности. Но вы должны признать, что ваши бухгалтерские книги меня совершенно не интересуют. У нас совсем нет времени. Через два дня этот дом будет кишеть людьми. Большинство вообще не должно знать о вас. Нам придется встречаться урывками, тщательно выбирая время для уроков. Вскоре пожалуют с визитами официальные лица. Раскалл-Холл превратится в королевский двор Глариена. Если кто-то узнает о том, что мы делаем, наш план рухнет. Это же очевидно. Я должен подготовить вас.
У ее ног лежал открытый чемодан. Безобразное желтое платье казалось еще уродливее на фоне элегантных линий большого стола, у которого она стояла. Она разложила по всей столешнице какие-то книги и теперь внимательно изучала их. Кто-то успел позаботиться об обломках вазы с Ахиллесом.
Пенни бросила взгляд через плечо и оглядела его с ног до головы.
– Бог ты мой, какие изменения! Камзол и шейный платок способны сотворить с мужчиной настоящее чудо. Вы определенно пугаете меня. От вашего сурового взгляда рухнут церковные шпили, а горгульи с криками бросятся прочь. Вы именно так управляете Глариеном, да? Бросая на людей недобрые взгляды?
Он остановился.
– Мисс Линдси, нам надо о многом…
– Точно, – погладила она лежавшие на столе книги. – Лучше бы вам взглянуть на них. Думаю, это будет неплохо для начала. А где Квест?
– На конюшне. Она не любит присутствовать при конфронтации.
– Конфронтации?
– Для начала я объясню вам, что вы должны будете делать.
– Нет, – отрезала она. – Это же сделка, или забыли? Нравится вам это, нет ли. За каждый ваш урок я дам вам свой. Мама прислала бухгалтерские книги.
У него терпение лопнуло.
– Значит, даже перед лицом стоящей перед нами задачи она все еще пытается… – Он глубоко вдохнул, стараясь успокоиться и придать голосу мягкости. – Неужели вы и впрямь полагаете, что эрцгерцог станет корпеть над деревенскими гроссбухами?!
Она поджала губы.
– Книги – прекрасная история, показатель нужд Раскалл-Сент-Мэри. Здесь все, что вам надо понять.
– Мне ничего не нужно понимать, – резко одернул он ее. – А вам следует понять вот что: через два дня мой двор прибудет сюда из Лондона. Слуги, клерки, повара, конюшие, лакеи, джентльмены, приглядывающие за спальней, гардеробной и лошадьми. Среди них непременно найдутся те, кто работает на Карла, шпионы…
Ее ладошка судорожно сжалась, сминая бумагу.
– Шпионы? В этом доме?
– Конечно. Неужели выдумаете, что Карл не подкупил никого из моих придворных и слуг? Я-то не погнушался сделать это. Ради Бога! Это вам не игра. И я не просто ноль без палочки и не номинальный правитель. В моем подчинении нация, народ, который зависит от меня, а теперь еще и от вас. Я должен вам немедленно все объяснить.
Она уставилась на него, как Жанна д'Арк на инквизицию: упрямая, смелая, полная решимости до конца защищать высшую цель. Кончик носа порозовел, уязвимым пятном выделяясь на фоне побледневшей кожи.
– В таком случае говорите тише. Я выросла без мужчин и не привыкла к шуму. Если будете кричать, я вас вряд ли услышу.
На его руках заиграли мускулы. Он, конечно, понимал, что говорил довольно резко, но голоса не повышал. И тем более не кричал! Его так и подмывало стукнуть кулаком по столу. Но вместо этого он развернулся и вышел из комнаты. Эрик и Людгер тут же вытянулись по стойке «смирно».
Николас прислонился головой к стене и сделал несколько глубоких вдохов. Этому приему он научился еще в детстве, когда ему попадалась настырная лошадь. Отойти в сторону, взять себя в руки и приступить к решению проблемы с другой стороны. Пенни должна понять, с чем им придется столкнуться, и времени на всякую ерунду попросту не осталось. Он сделал еще один вдох, распахнул дверь и вошел.
Она так и стояла над своими глупыми счетами, словно святая мученица, занятая своими мелкими заботами. Безумие какое-то. Как можно сделать из этой упрямой англичанки принцессу? Он смягчил взгляд, как будто подходил к настороженной подозрительной кобылке, которая нуждается в нежном обращении и утешении.
– Мисс Линдси, – попытался он обратиться к ее здравому смыслу. – Прошу вас, подойдите сюда, сядьте. Вы в полной безопасности. Но вы должны признать, что ваши бухгалтерские книги меня совершенно не интересуют. У нас совсем нет времени. Через два дня этот дом будет кишеть людьми. Большинство вообще не должно знать о вас. Нам придется встречаться урывками, тщательно выбирая время для уроков. Вскоре пожалуют с визитами официальные лица. Раскалл-Холл превратится в королевский двор Глариена. Если кто-то узнает о том, что мы делаем, наш план рухнет. Это же очевидно. Я должен подготовить вас.