…Мечи строй венчают.
Льдинам плеска лезвий…
 
   Торир подрубил ноги рыцарскому коню, который кубарем покатился, ломая кости седоку и разбрасывая коваными копытами норвежцев.
 
…Плен страха неведом!
 
   Олаф, отбиваясь сразу от трех хускарлов, отступал шаг за шагом, но Гуннар, вынырнув из-под руки здоровяка, выбросил копье на всю длину, вонзая наконечник под щит. Сакс опрокинулся, помешав своему же соратнику поднять меч, и клинок Олафа отправил его к праотцам. Или в Вальхаллу? Или в рай? Куда там попадают погибшие на поле брани саксы?
   – Еще! Еще давай! – кричала Мария. Ее глаза горели, русая прядь выбилась из-под шапки, упав на глаза. – Давай же, Вратко!
   – Дави их, Подарок Ньёрда! – рычал Асмунд. – Наша берет!
   А Рианна попросту визжала что-то на своем языке. То ли от страха, то ли от восторга.
   – О-о-один! – протяжно проревел крепкий полуседой викинг в разодранной рубахе и бросился вперед, нанося удары топором направо и налево. Глаза его горели огнем безумия.
   – Вальхалла! – поддержали его четверо товарищей, выстраиваясь по боками впавшего в боевой раж собрата наподобие фюлькинга [96] – излюбленного боевого построения северян.
   – Хёрды, [97]вперед! – Хевдинг Торир воздел над головой лезвие секиры, призывая соплеменников сплотиться вокруг него.
   Викинги пошли в атаку, отбрасывая растерявшихся воинов Гарольда.
   Вратко показалось, что он видит бороду датчанина Лосси и крушащий саксов огромный топор.
   – Давай же… – теребила новгородца Мария.
   – Да… Сейчас, – кивнул парень.
 
Знамя взнес высоко —
Знать, на битву…
 
   Будто удар неведомого кулака пришелся Вратко под дых. Он охнул, прикусил язык. Тут же на плечи навалилась тяжесть, виски сдавило тугим обручем, а в ушах зазвонили колокола.
   – Ты что? – Королевна тряхнула его. – Эй, Вратко, ты чего?
   Парень хотел ответить, пояснить хоть что-нибудь, если только тут можно что-то объяснить, но язык не повиновался. Вместо слов изо рта вырвалось малопонятное мычание. Голос Харальдовны пробивался будто сквозь обмотанную вокруг головы толстую дерюгу.
   – Вратко, что с тобой?
   – Подарок, ты что, ранен? – издалека донеслись слова Асмунда.
   Словен почувствовал, как земля уходит из-под ног. Будто во сне, четко, но замедленно он увидел, как в прореху, образовавшуюся в строе, когда обрадованные викинги погнались за отшатнувшимися саксами, ворвался отряд рыцарей человек пятьдесят. Хирдманы Харальда бросились на перехват. «Опустошитель земель» плыл над ними, темным росчерком выделяясь на бледно-голубом небе с напоминавшими чаячий помет потеками облаков.
   Конунг шел в первых рядах. Его меч играл ослепительными отблесками на солнце.
   Боевой порыв рыцарей увяз в непреклонной решимости дружинников, будто телега на весенней дороге. Звуков боя Вратко не слышал, но видел, как скалят желтые зубы кони, заваливающиеся под ударами топоров, как сплющиваются шлемы, трескаются щиты, падают залитые кровью люди.
   Само собой, английские воины не сдавались за здорово живешь. Они щедро оплачивали смерти соратников ударами мечей и топоров, топтали викингов конями. Но ярость и боевой задор, помноженные на опыт десятков сражений, позволял лишенным доспеха норвежцам разменивать жизни один к одному с окольчуженными, одетыми в шлемы врагами.
   И вдруг…
   Неудержимо рубивший саксов Харальд Суровый выронил меч и, зажимая пальцами древко стрелы, торчащее из горла, опрокинулся на спину. Хирдманы немедленно сомкнулись над его телом в живую стену.
   Пронзительный крик Марии вонзился словену в уши, разрушая наваждение. Но он не мог оторвать взгляда от схватки, кипевшей вокруг «Опустошителя земель». На помощь саксам пришла еще добрая сотня бойцов. Урманы бились с отчаянной решимостью обреченных. Викинг, удерживавший знамя, шатался, истекая кровью. Вратко вспомнил его имя. Фрирек из Хардангерфьорда. Могучий боец. Поначалу он умудрялся удерживать знамя одной рукой, а второй рубиться с рыцарями, но потом схватился за древко двумя руками.
   Викинги вокруг «Опустошителя земель» падали один за другим, но уже нагромоздили вокруг целый вал лошадиных и человеческих тел. Они погибли бы все, если бы не коротышка граф Тостиг, ударивший по рыцарям сбоку. Порядки саксов смешались, кони толкались, лягали друг дружку, вцеплялись зубами в незащищенные доспехом шеи соседствующих скакунов.
   После ожесточенной рубки воинов Гарольда отбросили. Вслед за гудением боевого рога они отступили шагов на триста и остановились. В жаркий день нелегко сражаться без передышки.
   Викинги вновь составили стену из щитов.
   Мария порывалась искать тело отца, но появившийся откуда ни возьмись Хродгейр остановил ее.
   – Не надо, дроттинг. Я понимаю, как тебе тяжело. Крепись. Ты попрощаешься с отцом после боя. Незачем всем знать, что ты здесь.
   Королевна, несмотря на катящиеся по щекам слезы, кивнула. Дочь знаменитого конунга обладала мудростью, достойной ее отца. По-разному могли викинги принять известие, что она с ними рядом. Кто-то мог воодушевиться и забыть о ранах и усталости, а кто-то мог счесть присутствие прорицательницы, о которой многие говорили, мол, не от мира сего, дурным предзнаменованием.
   Харальда Сигурдассона по прозвищу Суровый вытащили из-под груды тел. Его рубаха пропиталась кровью – не поймешь: своей или чужой. Саксонская стрела пробила конунгу горло. Он уже не дышал.
   Тостиг приказал заменить израненного знаменосца, а после сомкнуть крепче ряды.
   Круг, образованный щитами, изрядно уменьшился. Но никто из викингов не думал о сдаче в плен или бегстве. Да что там говорить, сбежать они могли раньше, как только увидели английское войско. Без доспехов, налегке… Почему бы не побегать? Саксы не угнались бы за ними. Но гордость северных воинов, непобедимых, наводящих ужас на все прибрежья от финских земель до мавританских, взяла верх. Убегать? Никогда! А теперь уже поздно. Остается одно – умереть с честью и, что тоже очень важно, забрать с собой как можно больше врагов.
   Над полем боя повисла тишина.
   Только хриплое дыхание усталых воинов да стоны раненых.
   Саксы не спешили атаковать. Отдыхали. Их кони устало опускали головы. Некоторые рыцари спешились, и оруженосцы повели скакунов к Дервенту.
   «Вот глупые… – отрешенно подумал Вратко. – Так же и запалить коней недолго… – И тут же возмущенно оборвал себя. – Конунг погиб, рать на грани поражения, а ты о чем думаешь?»
   – Я должна подойти к отцу… – безразлично проговорила Мария.
   – Подойдем, дроттинг, после боя, – заверил ее Хродгейр.
   Она кивнула. Со вздохом произнесла:
   – А Олаф остался у кораблей.
   – Брат твой отомстит за отца, дроттинг. Уверен, они с Эйстейном Торбергсоном уже спешат к нам на подмогу.
   Тем временем Вратко размышлял о том, что вызвало его внезапное недомогание. И не мог найти ответа. Усталость? Незарубцевавшаяся рана? Вряд ли… От этого не теряют дар речи.
   У тела Харальда собрались ярлы. Видно, решали, кто теперь возглавит войско. Граф Тостиг, с головой, обмотанной окровавленной тряпкой, что-то горячо доказывал длиннобородому ярлу Гудбранду из Согнефьорда. Рядом спорили ярл Сигни и исландец Магнус из Годорда.
   – Годвинссон именитее каждого из нашего войска, – обронил подошедший Торир Злая Секира. – Ему по праву и быть во главе.
   Хродгейр соглашался, особо не прислушиваясь к словам хевдинга. Черный Скальд думал о чем-то своем.
   Наконец ярлы договорились. С достоинством поклонились коротышке-графу, признавая его верховенство. А к телу конунга подошли сказители.
   Худощавый седой Арнор Скальд Ярлов. Высокий и широкоплечий Тьодольв-исландец. Халли Челнок не появился. Неужели погиб или тяжело ранен?
   – Пойдем и мы, – сказал Хродгейр, обращаясь к Вратко. – А ты, дроттинг, прости. Побудь с Асмундом. Слишком многие тебя в лицо знают… – шепнул он королевне так, чтобы хевдинг не услышал.
   Мария не стала возражать, уселась на землю, обняв прижавшуюся к ней Рианну. Асмунд возвышался над ними подобно скале, готовый прикрыть не только щитом, но и собственным телом, если приспеет нужда.
   Новгородец шагал за негнущихся ногах.
   «Какая польза от моих стихов? Кому они помогли? Только хуже сделалось. Неизвестно, как бы все обернулось, если бы викингам не привиделся призрак скорой победы»…
   Харальд лежал на спине. Его лицо заботливо оттерли от крови, горло прикрыли куском полотна. Между пальцев конунга поблескивало серебряное распятие.
   Взмокший и усталый Тостиг обвел скальдов мутными, как у побитой собаки, глазами и повелел:
   – Харальд Сигурдассон нашел славную смерть. Будет правильным почтить его добрыми словами.
   Скальды переглянулись. Первым, по старшинству, сказал Арнор:
 
Как с открытой грудью
Вождь – не знало дрожи
Сердце – под удары
Стали шел, видали.
Многих, лютый, ратью
Окружен, оружьем
Бил врагов, кровавым,
Вседержитель в рети. [98]
 
   Потом произнес вису тяжело опирающийся на копье Тьодольв:
 
Вождь – нашел ловушку
Народ в сем походе —
Полк сгубил, с востока
В путь ушед последний.
Здесь – обрек он войска
На горести – хёрдов
Друг, не уберегши
Главы, смерть изведал. [99]
 
   Хродгейр долго молчал, подбирая слова:
 
Враг мавров,
Обидчик данов
У врат Йорка
Сыскал погибель.
Враги рады,
Скорбят други,
В круге ратном
Стоят насмерть. [100]
 
   Тостиг вопросительно посмотрел на Вратко. Парень покачал головой. Нет, сегодня он вис больше не сочиняет. Да и как подбирать нужные слова, когда внутри черепа будто молотом кузнечным кто-то стучит?
   Арнор Скальд Ярлов понимающе кивнул:
   – Первый раз парнишка в битве… Заробел. Бывает.
   Тостиг брезгливо скривился. Отвернулся. Скальды его больше не интересовали. Тем более что подбежал запыхавшийся дружинник и сказал, что король Англии вновь едет к ним. Очевидно, для переговоров.
   – Не продал бы он нас своему братцу… – зло бросил в спину удаляющемуся графу Тьодольв. Выругался и, хромая, зашагал прочь. Вратко только сейчас заметил напитавшуюся кровью штанину скальда.
   Когда они возвращались, Хродгейр молчал и, только увидев Марию, решительно сказал новгородцу:
   – Вы все-таки уйдете в безопасное место. Ты, Мария и пикта.
   – Где может быть безопаснее? – пожал плечами Вратко. – Вокруг саксы. А тут хоть со своими…
   – Саксы между нами и рекой стоят, – пояснил Черный Скальд. – В деревню бежать смысла нет, конечно. Смерды злее воинов – ограбят, а после убьют без зазрения совести. А вот выше по течению – лесок. Там и спрячетесь. Живы будем – разыщем вас.
   Вратко поежился. Лес, о котором говорил Хродгейр, запомнился ему встречей с Модольвом и его костоломами. Очень не хотелось воскрешать в памяти подробности событий пятидневной давности, но не показывать же испуг перед всеми?
   – А почему не здесь? С вами вместе… – спросил он на всякий случай – просто для очистки совести.
   – Нет у меня веры Тостигу, – пояснил норвежец. – Нет, предать он нас не предаст. Не о том речь… Тут Тьодольв зря на него хулу возводит. Ему деваться некуда – даже если Гарольд простит, жизни спокойной ему не будет за измену. Я не верю, что он боем командовать сможет. Тут опыт нашего конунга нужен. А Годвинссон что? Пару раз под чужим началом на войну ходил. Ну, грабил побережья – жег села рыбацкие. Это ж разве опыт?
   После короткого совета, в котором участвовали еще Гуннар и Сигурд, они решили отправляться немедленно.
   Вратко, Мария Харальдовна и Рианна под охраной недовольного и мрачного – туча тучей – Асмунда вышли за пределы строя. Для этого Хродгейру пришлось открыть тайну имени мальчишки, прячущего русую косу под шапкой, хевдингу Ториру Злая Секира. Старик лишь покачал головой, но ничего не сказал. Должно быть, он и сам считал, что в свалке, которая вот-вот начнется, надежды уцелеть для дочери конунга немного.
   Когда они отошли шагов на тридцать, Вратко оглянулся. Он хотел запомнить эти бородатые лица, покрытые узором из пыли и потеков пота, забрызганные кровью. Олаф помахал ему напоследок и улыбнулся.
   Мария Харальдовна перекрестила строй ярко раскрашенных, иссеченных сталью щитов. Потерла рукавом глаз. Соринка попала, не иначе…
   – Быстрее! – нетерпеливо, но все же без излишней настойчивости подстегнул их Асмунд. – Надо успеть, чтобы в чистом поле нас не застали.
   Беглецы достигли опушки как раз тогда, когда кучка рыцарей, памятная еще по утренним переговорам с Харальдом, погнала коней прочь от норвежского войска.
   «Не согласился Тостиг на посулы брата, – подумал Вратко. – Вот теперь начнется».
   У новгородца по-прежнему кружилась голова, ломило виски и прерывалось дыхание. Он едва не упал, споткнувшись, когда услышал позади яростный клич урманов:
   – Харальд! Харальд!!!
   И удары железа о щиты.
   Вратко не мог знать, что король Гарольд Годвинссон предложил жизнь и почетный плен своему брату и всем людям из войска норвежского конунга. Но все викинги, как один, отказались от пощады – они привыкли брать силой, а не принимать подачки. Арнор Скальд Ярлов пояснил решение норвежцев, сказав вису:
 
Не знал златовитый
Милости к кормильцу
Волка меч, был мощный
Князь злосчастлив в смерти.
Предпочли дружины
Лечь с владыкой в сече,
Чем с позором мира
Выпрашивать, княжьи.
 
   Начавшая желтеть листва сомкнулась за спиной Асмунда. Здесь, в лесу, было тихо и прохладно. Вратко прижался щекой к шершавой коре дуба. Он вспомнил, что бабка говорила – доброе дерево способно и полечить, и сил прибавить. Что ж, поглядим, так ли это…
   И правда, становилось легче. Боль медленно отпускала. Гул в ушах стихал.
   Настороженное восклицание Асмунда заставило словена повернуть голову.
   В десятке шагов стояла добрая дюжина вооруженных людей. Мечи, топоры, кольчуги и шлемы, скрывающие верх лица.
   – Попались, птички! – с коротким и очень неприятным смешком произнес самый высокий из незнакомых воинов.
   Сердце Вратко оборвалось и ухнуло в пятки. Он узнал голос рыжего Скафти из дружины Модольва Белоголового.

Глава 21
Плен

   С легким шелестом меч Асмунда покинул ножны.
   Скафти заржал, как стоялый жеребец.
   – Хватай их, ребята!
   Мария вцепилась в рукав новгородца. Ее била крупная дрожь. Вратко почему-то казалось, что он спит и видит кошмарный сон. Нужно заставить себя проснуться, но никак не получается.
   – Первому, кто шагнет, снесу голову, – буднично и мрачно предупредил Асмунд.
   – Шел бы ты, пока цел. – Скафти держал меч в опущенной руке, чертя концом клинка по палой листве.
   – Кому ты служишь, Скафти? Почему ты здесь, когда наши погибают на поле под стрелами саксов?
   – Какое твое дело? Ты тоже вроде как не в бою…
   Воин Модольва улыбался зло и насмешливо. Его товарищи потихоньку охватывали поляну полукольцом.
   Асмунд пятился, стараясь следить за всеми сразу.
   – Уйди. Живым останешься. – Скафти сгорбился. Похоже, он так всегда начинал драку.
   – Ты глупый, как тролль. Я не бегаю от врагов.
   – Ну… Ты сам выбрал… Хватайте!
   Дружинники Модольва кинулись вперед.
   – Бегите!!! – не оборачиваясь, выкрикнул Асмунд.
   Вратко оторвал от своего рукава пальцы королевны, толкнул ее к подлеску:
   – Беги, Харальдовна!
   Рианна рванулась, не дожидаясь особого приглашения. Ей наперерез выскочил низкорослый и длиннорукий викинг. Он попытался сграбастать девчонку, но пикта увернулась и заметалась по поляне как испуганный зверек. На одного из воинов, почти дотянувшегося до ее куртки, налетел Асмунд. Толкнул плечом, ударил сапогом под колено. Развернулся и с размаху полоснул мечом по спине пробегавшего мимо бородача.
   Мария медленно, словно в нерешительности, сделала один шажок, за ним другой. Словен хотел подтолкнуть ее, но потом решил потянуть за рукав.
   – Да бегите же!
   Асмунд отбил летевший на него справа клинок. Ударил противника по ноге. Согнувшись, прыгнул вперед, врезавшись второму головой в живот.
   Вратко наконец-то перестал сомневаться, изо всех сил толкнул королевну в спину, а сам бросился под ноги худого викинга с русой бородой клином. Опытный воин легко перепрыгнул через него, догнал Марию, сбил с ног и схватил за выбившуюся из-под шапки косу.
   – Я тебя!.. – Вратко подхватил подвернувшуюся под руку валежину, замахнулся.
   Сильный удар в крестец заставил парня пробежаться несколько шагов. Он видел летящий ему в лицо кулак, но увернуться уже не сумел.
   Вспышка!
   Боль!
   Искры из глаз…
   Поднявшаяся земля вышибла воздух из легких.
   Желание сопротивляться исчезло.
   Огромным усилием заставив себя перевернуться на бок, новгородец увидел, как сошлись Асмунд и Скафти.
   Оба плечистые и рыжебородые. Только один был в шлеме с бармицей и наглазниками, а у второго заплетенные на висках косички смешно болтались из стороны в сторону.
   Асмунд попытался достать противника по ногам. Скафти отскочил в сторону и в свою очередь атаковал сокрушительным ударом сверху вниз.
   Дружинник Хродгейра сумел встретить его своим клинком, но сталь не выдержала и с жалобным звоном разлетелась. Меч Скафти упал на рыжеволосую голову вскользь и увяз в плече, разрубив ключицу.
   – Сдохни! – Толчком ноги Скафти опрокинул поверженного врага.
   Вратко попытался встать на четвереньки.
   – Куда, змееныш? – услышал и узнал он голос Эйрика, чье лицо будто топором из полена тесали.
   Сапог викинга врезался парню под ребра. Второй удар пришелся в живот.
   – Я тебе покажу лягаться!
   Еще удар. Между лопаток.
   Вратко скорчился, закрывая локтями грудь и живот.
   – А! Не любо?
   Сильные пальцы вцепились ему в воротник, рывком поставили на подгибающиеся ноги.
   – Будешь знать!
   Скалясь от удовольствия, Эйрик впечатал кулак словену в зубы.
   Мастерски ударил.
   Вратко полетел навзничь, аж ноги через голову запрокинулись.
   Деревья и синее небо в прорехах крон.
   Бурая листва, устилающая землю.
   Снова ветви…
   Снова земля…
   Рот наполнился солоноватой кровью.
   На зубах противно заскрипела костяная крошка.
   – Дерьмецы! – проорал Скафти высоко-высоко. – Упустили дикую!
   – Да она это… как угорь скользкая… – виновато оправдывался кто-то.
   – Не знаю ничего!
   Послышался звук затрещины.
   – Куда девку девать? – спросил хриплый голос.
   – Кому девка, а кому и королевна! – со смешком отвечал Скафти. – Тащим к монаху и хевдингу. Они решат.
   – А этого?
   – Дорежь…
   «Вот и все, – подумал Вратко. – И помолиться не успею»…
   Тщетно пытаясь преодолеть ужас, вцепившийся в сердце холодными пальцами, парень зажмурился.
   «Нет, нельзя так. Нельзя давать врагу понять, что ты испугался…» – прошептал кто-то внутри, маленький и отважный. Но ему ответил второй – здоровенный, как скирда, но трусливый, словно заяц: «А что изменится? Они что, устрашатся отваги в твоем взоре и передумают? Как бы не так!»
   Чувствительный удар в бок заставил его ойкнуть и встрепенуться.
   – Вставай, ублюдок! Чего разлегся? – Эйрик брезгливо кривился и примеривался еще раз припечатать словена по ребрам.
   – А?
   – Я тебе сейчас дам «а»!
   Удар.
   Ух, как больно…
   – За что? – просипел Вратко, держась двумя руками за отбитый бок.
   – А помнишь, как меня лягал, сучонок?
   Новгородец помнил. И особо не жалел о содеянном.
   – Подымайся! – Эйрик занес ногу для нового удара.
   Чтобы не злить его, Вратко постарался как можно быстрее подняться. Для этого пришлось вначале перевернуться на четвереньки и постоять так, исподтишка оглядывая поляну.
   Двое воинов Модольва лежали на земле. Один стонал, пытаясь перетянуть рассеченное бедро оторванным рукавом рубахи, а второй уже не шевелился, зарывшись лицом в палую листву.
   Викинг с заостренной пегой бородой деловито скручивал локти Марии сыромятным ремешком. Королевна не сопротивлялась: то ли считала это ниже своего достоинства, то ли потеряла волю от испуга и неожиданности.
   Асмунд еще пытался дотянуться до приближающегося к нему норвежца со светлой, курчавой бородой обломком клинка, который он так и не выпустил из ладони. Викинг с хриплым смешком ударил его по запястью, а после схватил за волосы, запрокинул голову и полоснул ножом по горлу. Тут же отпрыгнул, чтобы не испачкаться в хлынувшей крови.
   «Опытный гад»…
   У Вратко навернулись слезы, и, чтобы не опозориться перед матерыми бойцами, словен закусил разбитую губу. От боли потемнело в глазах, но эта боль вызывала только злость и желание отомстить.
   Парень рванулся, вскочил на ноги, замахиваясь кулаком. Если бы попал, то точно лишил бы Эйрика половины зубов. Но воин лишь чуть-чуть отодвинулся и замах пропал впустую. В свою очередь викинг ткнул кулаком Вратко в живот, а когда словен согнулся, быстрым движением заломил руку за спину.
   – Дергаться будешь, все кости переломаю, – зловещим шепотом пообещал Эйрик прямо в ухо Вратко. – Ноги из задницы повыдергиваю и вместо рук вставлю. Понял?
   – Понял, – привставая на цыпочки, чтобы хоть как-то облегчить боль, ответил новгородец.
   – То-то же…
   – Эй, вы, там! – заорал Скафти. – Хорош трепаться! Хевдинг ждет. С добычей. Думаю, по паре марок серебра мы заслужили, а? Пускай святоша раскошеливается!
   Викинги радостно загалдели.
   – Сейчас! – отвечал Эйрик. – Взнуздаю только его! А то резвый больно!
   Он ловко обмотал веревку вокруг запястья Вратко, свободный конец перекинул парню через шею, подтянул и привязал к его же предплечью. Теперь новгородец мог стоять, только выгнувшись и задрав подбородок. А попытайся он освободить руку, задушит самого себя.
   – Споткнусь, упаду, – прохрипел он, – удушусь…
   – Шагай давай! – Эйрик ткнул парня в спину. Захохотал. – Упадешь – поднимем. А задушишься – не велика потеря. Я бы тебя тут и оставил. Вот с ним рядышком положил бы… – Костлявый кивнул в сторону Асмунда. – Да хевдинг не велел.
   Они пошли. Через лес. В какую сторону? Да кто его знает? Поначалу Вратко пытался определить направление по солнечному свету, падающему сквозь прорехи листвы. Определить и запомнить. А потом плюнул. Что толку запоминать путь, если надежды освободиться никакой? Да и передать весточку друзьям тоже… Знать бы еще, что они живы остались, не в плену, не ранены…
   Может, Рианне удастся отыскать Хродгейра и сообщить ему о предательстве Модольва. Ведь дружина Белоголового, по всей видимости, в сражении не участвовала. Понятно… Отцу Бернару, которому хевдинг едва ли не в рот заглядывает, победа Харальда ни к чему, как не нужна и победа Гарольда Годвинссона. Он спит и видит, чтобы Вильгельм, герцог Нормандии, правил Англией.
   – Не спи на ходу! – Жестокий тычок между лопаток сбил парня с мысли.
   Больше он не задумывался о будущем Англии, о доле норвежского войска, о судьбах товарищей, с которыми плыл от самого Варяжского моря и делил кусок хлеба и скудный запас воды.
   Шагали они долго. Известно, по лесу верста, как четыре по полю.
   Наконец перед глазами пленников открылась еще более обширная поляна, чем та, на которой их захватили. На краю ее стояла покосившаяся избушка, около которой помахивали хвостами четверо коней, привязанных к корявой жердине. Очень похоже на жилище лесника или бортника: маленький хлев, где, пожалуй, могла поместиться лишь одна корова, рядом два стога сена, покосившийся плетень неизвестно от кого в эдакой глухомани.
   Неподалеку на траве расположились викинги, числом не более десятка. Кто-то спал, кто-то играл, кидая нож в очерченный круг и разделяя после по особым правилам землю, выигрывая или же уступая соперникам узкие клинья дерна. Двое неспешно переговаривались, посмеиваясь в густые усы, а один правил оселком лезвие меча. Благодаря длинным усищам и белым волосам спутать его с кем-то другим не смог бы никто.
   Хевдинг Модольв Кетильсон отложил меч и поднялся навстречу своим воинам.
   – С добычей?! – не то спросил, не то отметил очевидное он.
   – А то? – осклабился Скафти. – Все как ты и говорил…
   – Хвала Всевышнему, – перекрестился Белоголовый. – Отец Бернар оказался прав.
   Он подошел ближе, внимательно оглядывая пленников, и вдруг нахмурился:
   – Где дикарка?
   – Убежала, – хмыкнул Скафти.
   – Что значит – убежала? Ты слышал, что сказал отец Бернар?
   – Да подумаешь…
   – Я тебе дам «подумаешь»! – зарычал Модольв. – Ты чей хлеб жрешь?
   – Ну… – Скафти развел руками. – Твой хлеб, хевдинг…
   – Тогда выполнять приказы надо!
   – Так, хевдинг! – вмешался Эйрик. – Мы Харальдовну привели! И ворлока тоже!
   – Заткнись! – отмахнулся от него Модольв. – Тебя кто спрашивал? Как вы могли упустить дикарку?
   – Ну… Как-как… – Скафти переминался с ноги на ногу. – Верткая она, что куница. Сбежала…
   Кетильсон открыл было рот, чтобы выругаться, но передумал, плюнул в сердцах, едва не забрызгав сапоги рыжего викинга, развернулся и, подойдя к хижине, несколько раз постучал кулаком в дверь.
   Заметив, как брезгливо скривился Эйрик, Вратко удивился – кто бы там мог скрываться? Но тут на пороге возникла сутулая фигура отца Бернара. Его лицо сияло как у апостола, которому удалось обратить к истинной вере целый народ закоренелых язычников. В пальцах монах держал небольшой ларец, памятный новгородцу по встрече Модольва и Эдгара Эдвардссона вблизи от берега Дервента. Насколько парень запомнил, внутри потемневшей от времени деревяшки должна храниться священная реликвия: ноготь Иисуса Христа.