Страница:
– Надо следы путать! Сбивать их, – высказал свое мнение словен.
– Правильно говоришь, – одобрил его Гуннар. – Только как это сделать?
И вправду задача невыполнимая. Как спутаешь след, когда идет восемь человек? Разделиться? Не было бы хуже… Переловят по одному. Если в дружине Модольва еще человек сорок осталось, с них станется лес цепью прочесать. Это если у них предводитель толковый. Кто там взамен Белоголового заправляет?
– Хорошо бы ручей найти… – продолжал мыслить вслух Вратко. – И по ручью, чтобы следов не оставлять.
– Когда увидишь ручей, напомнишь! – тяжело выдохнул Олаф. Поправил безвольно обмякшего на его плечах Рагнара.
«Верно. Без толку рассуждать о ручье, когда нет его поблизости»…
Внезапно лес закончился.
От неожиданности Гуннар даже остановился, почесал в затылке.
Впереди, насколько видел глаз, раскинулись холмы. Какой-то покруче, какой-то более пологий. Один с заостренной вершиной, другой – с плоской. Их покрывала густая трава, слегка пожелтевшая к середине осени. Некошеный травостой поражал богатством. Сюда бы скотину всякую нагнать: коров, лошадей, овей, коз – то-то бы зверье жировало.
Одна беда – что добро для скотины, то злом оборачивается для беглецов. В холмах они будут как на ладони. Если у хирдманов Модольва есть луки, то совсем плохи дела.
– Что стали? Не спать на ходу! – рыкнул Хродгейр.
– А кто спит? – слегка обиженно пробурчал кормщик. – Осмотрелись малость… За мной!
Он махнул рукой и направился к узкой ложбине между двумя высокими холмами, склоны которых украшали рыжие мазки оползней. Видно было: вскарабкаться на них очень не просто. Зато теснина заросла густым кустарником: то ли терном, то ли шиповником. По крайней мере, можно попробовать укрыться от стрел, а там еще поглядим кто кого.
– Дроттинг, ты можешь быстрее? – окликнул Хродгейр Марию.
Девушка только кивнула. Упрямства дочери Харальда Сурового не занимать. Скорее умрет на бегу, чем признается, что устала. А сама-то, между прочим, спотыкается, едва не падает…
Не успев подумать об усталости Харальдовны, Вратко сам зацепился сапогом за укрывшуюся в траве корягу, покатился кубарем, ударился плечом и коленом.
– Вставай! – Игни подхватил его под локоть, помог подняться на ноги.
– Цел? – Это уже Хродгейр.
– Да вроде…
– Тогда бегом!
Они нагнали ушедших вперед спутников. Теперь Вратко едва не бежал прямо за спиной Олафа. Безвольная рука Рагнара раскачивалась туда?сюда, привлекая взор. Парень пытался смотреть на что-нибудь другое – верхушку одного из холмов, например, или бегущие по небу плотные облака, напоминающие ладьи викингов с убранной мачтой. Но взгляд вновь возвращался к руке Щербатого.
«Живой ли? Не может у живого человека так рука болтаться… Неужто Олаф мертвеца тащит?»
На глазок от опушки до лощины было рукой подать. На деле же оказалось – топать и топать. Горло и легкие словена уже горели огнем, оставалось лишь удивляться выносливости Рианны и Марии.
Они пробежали меньше двух верст, когда из лесу вынырнули преследователи.
Радостный и хищный клич свидетельствовал, что беглецов заметили сразу.
– Собаку им в печенки, – прохрипел Олаф, даже он начал уставать, а каким двужильным всегда казался! – Нашли-таки… Зато стрелу не добросят. Пока…
«Конечно, две версты – отрыв хороший, – подумал Вратко. – Так его и сократить можно. Вон лбы здоровые какие»…
На самом деле он не мог определить удаль и стать хирдманов Кетильсона, но знал, что заморышей там не было. И малолеток, не привычных еще к тяготам походов. Только крепкие мужики средних лет, способные бежать хоть и небыстро, зато целый день и с полным доспехом. Вон, когда Эйстейн Тетерев подкрепление конунгову войску вел, викинги бежали аж от Риколла, а это больше десяти верст. А после еще сражались с саксами.
– Эх, в кусты бы нам… – вздохнул Игни.
– Тебе в кусты зачем? – приподнял черную бровь Хродгейр. – Прятаться или по какой иной нужде?
Парень-урман скорчил уморительную рожу, а потом захохотал.
Хрюкнул Олаф.
Улыбнулся, обернувшись, Гуннар.
Смех разбирал и Вратко, но он сдержался, понимая: если собьет дыхание, то его самого можно будет волочить, хоть на плечах, хоть просто за ногу по траве.
Но Черный Скальд все-таки молодец. Шутить перед лицом смерти может не каждый. Даже среди викингов. Даже в лучшей дружине норвежского войска.
И они продолжали бежать, окрыленные шуткой вождя.
По мнению Вратко, холмы самым бессовестным образом стояли на месте. А то и отодвигались втихаря, как гора в старой сказке.
Оглядываясь через плечо, новгородец пытался сосчитать врагов и каждый раз сбивался. Но все равно выходило много. Очень много. Слишком много, чтобы принимать бой. А самое отвратное, что за спинами викингов появился десяток или чуть больше всадников. Неужели Эдгар Эдвардссон? С челядью, с оруженосцами, а то и с верными рыцарями…
Уйти от конных надежды никакой.
Драться? Безумие. Полное безумие…
Мария Харальдовна вскрикнула и неловко упала. Лицо королевны исказила гримаса боли.
Хродгейр в мгновение ока очутился рядом, подхватил на руки:
– Что, дроттинг?
– Ногу подвернула…
Вратко едва не всплеснул ладонями. Ну, это ж надо! Все один к одному. Теперь уж точно не спастись.
– Чего встали? Бегом! – подстегнул маленький отряд Гуннар.
Олаф устало покачал головой:
– Драться надо. Хоть подороже жизни продадим…
– Нет! – воскликнула Рианна. – Нельзя сдаваться!
– А кто говорит о сдаче? – Кормщик уставился на девчонку.
– Ведь можно наколдовать что-нибудь! – пояснила свои слова пикта.
– Точно! – встрепенулась на руках Хродгейра Мария. – Колдуй, Вратко!
– Ворожи, Подарок Ньёрда! – невесело усмехнулся Олаф. – Все равно другого выхода нет.
– А почему я? – попытался сопротивляться новгородец.
– А кто? Мои висы силы не имеют. – Черный Скальд уже пошатывался, но шагал упрямо, не отпуская охромевшую королевну.
– Ну, ладно… – согласился наконец словен.
– Вот и хорошо! Только на ходу! На ходу! – Гуннар оглянулся на погоню. Пешцы не очень приблизились, зато конники преодолели едва ли не половину расстояния от леса до беглецов.
Бежать и сочинять вису не слишком легко. Трудно сосредоточиться на созвучиях, рифмах и кеннингах. Слова так и норовят выскочить из головы и горохом рассыпаться под ногами. И все же Вратко удалось на скорую руку слепить восемь строк, которые он не замедлил проговорить, хрипло выдыхая на каждом шагу:
Похоже, Хродгейр был того же мнения.
Скальд удрученно кивнул:
– Вроде бы ничего. Поглядим, поможет ли…
– Повторяй, Вратко, как тогда во время боя! – крикнула Мария. – У тебя почти получилось. Выйдет и сейчас!
«Повторять, говоришь? Что ж, повторять не трудно, вот будет ли с этого польза? Хоть какая?то»…
Но возражать новгородец не посмел. Просто начал выкрикивать строчки в ритме шагов, отмахивая правой рукой:
Вратко задрал голову. В самом деле темнело… Но, конечно, не от смены дня и ночи – какой из колдунов способен поворотить солнце впять? Это задача по плечу лишь Богу. И то не всякому. Просто на небо набегали тяжелые тучи – темные, сине-серые, кучковатые, словно старая, облезлая овчина. Они наползли на солнце и теперь уверенно смыкали края редких прорех, где еще проглядывала первоначальная синева.
Такие тучи уместны, когда приходит месяц, называемый стужайло, [125]но никак не в вересне. Коль на небе черные, низкие тучи, жди снега.
– Читай, Вратко, получается! – звонко, почти с восторгом выкрикнула королевна.
– Давай, Подарок, давай! – вторил ей Хродгейр.
Но словен и сам увидел медленно опускающиеся снежинки. Безветрие позволяло им падать отвесно, лишь слегка покачиваясь в воздухе.
Вскоре с неба повалили крупные хлопья, сливаясь в мутную мглу.
Испуганно заржал рыцарский конь. Ему ответил второй.
Позади встревоженно перекликались саксы.
– Путникам спасение…
Гуннар с разбега вломился в кустарник. Снег, укрывший листья и колючие ветви, разлетелся клочьями, как раздутая ветром овечья шерсть.
– Живей! – поманила рукой Рианна. Она – даром что жительница подземелий – была единственная, кто не запыхался. Пикта выглядела такой же свежей и бодрой, как и вчера утром.
Вошел в терновник Олаф, осторожно придерживая Рагнара. Нехорошо будет, если раненый товарищ, напоровшись на колючку, лишится глаза по его вине. Следом – Хродгейр с Марией на руках.
Настал черед Вратко.
Словен оглянулся напоследок и увидел сквозь мутную пелену снегопада очертания рыцаря на белом, будто бы призрачном коне. Рядом с первым саксом появился второй, прорисовавшись, как узор на боку ковша проступает под рукой резчика-умельца.
И вдруг…
Как во время памятного сражения у Стэмфордабрюгьера, неведомая сила сдавила горло, сжала стальным обручем ребра. Язык онемел, стал вдруг непослушным и тяжелым.
– Уходи, не спи! – толкнул его Игни.
Но парень не мог сделать и шагу.
– Давай же! – Викинг легонько толкнул его в плечо, но и этого оказалось достаточно, чтобы новгородец пошатнулся и рухнул на колени.
Но, даже теряя сознание, он увидел за спинами рыцарей черную тень, раскинувшую руки-крылья и обратившую лицо к пасмурному небу. Из ничего возникло понимание – это отец Бернар, вновь взывающий к Иисусу Христу. Сила Белого Бога без труда переламывала заклятие, наведенное висами. Снег поредел, между тучами засверкали золотыми лучами солнца редкие пока еще прогалины.
«Это конец, – пробилась сквозь басовитый гул непрошеная мысль. – Мне с монахом не совладать. Сейчас нас всех здесь порешат»…
Сильные пальцы вцепились Вратко в воротник, рывком поставили на ноги.
– Уходи! – хрипло выдохнул Хродгейр парню на ухо. – Ты сделал все, что мог. Теперь мой черед.
«Он же сам говорил, что висы, им сложенные, чародейской силы не имеют»…
Но Черный Скальд не надеялся на волшебство. Он вытащил из ножен меч, взмахнул пару раз на пробу, рассекая стылый густой воздух.
– Погоди, вождь, я с тобой. – Гуннар встал рядом.
– И я… – сделал попытку развернуться Олаф.
Игни держал на руках королевну – когда только Хродгейр успел ее передать? – и взгляд молодого викинга выражал горячее желание рубиться плечом к плечу со старшими товарищами.
– Нет! – отрезал Хродгейр. – Вы уйдете. Головой мне отвечаете за Марию! – Скальд взял кормщика за плечо. – Я не буду драться один против всех. Я уведу их и разыщу вас. Поверь мне, старый дружище…
Гуннар зарычал. Пробормотал под нос что-то вроде «троллье дерьмо им в глаза и в уши», потащил новгородца за собой. Вратко шел, не разбирая дороги. Больше всего ему хотелось упасть в снег, свернуться калачиком и заснуть.
Позади слышались пронзительное ржание коней, хриплые выкрики, лязг железа. Видимо, на саксов «один против всех» не распространялось.
На голос Рианны, упрямо повторявшей одно и то же, словен вначале не обратил внимания. Звуки с трудом пробивались к затуманенному сознанию.
«О чем это она? Doras [127]… Что такое «doras»? Дверь? Откуда тут дверь?»
И только ощутив сырость и холод подземелья, Вратко понял, о чем речь. Очевидно, пикта нашла одно из пещерных жилищ, некогда вырытое ее народом, жившим в старину и здесь, в Нортумбрии.
«Но ведь нора – это ловушка. Если только пикты не делали по нескольку выходов, подобно лисам»… – успел подумать парень и провалился в беспамятство.
Глава 25
– Правильно говоришь, – одобрил его Гуннар. – Только как это сделать?
И вправду задача невыполнимая. Как спутаешь след, когда идет восемь человек? Разделиться? Не было бы хуже… Переловят по одному. Если в дружине Модольва еще человек сорок осталось, с них станется лес цепью прочесать. Это если у них предводитель толковый. Кто там взамен Белоголового заправляет?
– Хорошо бы ручей найти… – продолжал мыслить вслух Вратко. – И по ручью, чтобы следов не оставлять.
– Когда увидишь ручей, напомнишь! – тяжело выдохнул Олаф. Поправил безвольно обмякшего на его плечах Рагнара.
«Верно. Без толку рассуждать о ручье, когда нет его поблизости»…
Внезапно лес закончился.
От неожиданности Гуннар даже остановился, почесал в затылке.
Впереди, насколько видел глаз, раскинулись холмы. Какой-то покруче, какой-то более пологий. Один с заостренной вершиной, другой – с плоской. Их покрывала густая трава, слегка пожелтевшая к середине осени. Некошеный травостой поражал богатством. Сюда бы скотину всякую нагнать: коров, лошадей, овей, коз – то-то бы зверье жировало.
Одна беда – что добро для скотины, то злом оборачивается для беглецов. В холмах они будут как на ладони. Если у хирдманов Модольва есть луки, то совсем плохи дела.
– Что стали? Не спать на ходу! – рыкнул Хродгейр.
– А кто спит? – слегка обиженно пробурчал кормщик. – Осмотрелись малость… За мной!
Он махнул рукой и направился к узкой ложбине между двумя высокими холмами, склоны которых украшали рыжие мазки оползней. Видно было: вскарабкаться на них очень не просто. Зато теснина заросла густым кустарником: то ли терном, то ли шиповником. По крайней мере, можно попробовать укрыться от стрел, а там еще поглядим кто кого.
– Дроттинг, ты можешь быстрее? – окликнул Хродгейр Марию.
Девушка только кивнула. Упрямства дочери Харальда Сурового не занимать. Скорее умрет на бегу, чем признается, что устала. А сама-то, между прочим, спотыкается, едва не падает…
Не успев подумать об усталости Харальдовны, Вратко сам зацепился сапогом за укрывшуюся в траве корягу, покатился кубарем, ударился плечом и коленом.
– Вставай! – Игни подхватил его под локоть, помог подняться на ноги.
– Цел? – Это уже Хродгейр.
– Да вроде…
– Тогда бегом!
Они нагнали ушедших вперед спутников. Теперь Вратко едва не бежал прямо за спиной Олафа. Безвольная рука Рагнара раскачивалась туда?сюда, привлекая взор. Парень пытался смотреть на что-нибудь другое – верхушку одного из холмов, например, или бегущие по небу плотные облака, напоминающие ладьи викингов с убранной мачтой. Но взгляд вновь возвращался к руке Щербатого.
«Живой ли? Не может у живого человека так рука болтаться… Неужто Олаф мертвеца тащит?»
На глазок от опушки до лощины было рукой подать. На деле же оказалось – топать и топать. Горло и легкие словена уже горели огнем, оставалось лишь удивляться выносливости Рианны и Марии.
Они пробежали меньше двух верст, когда из лесу вынырнули преследователи.
Радостный и хищный клич свидетельствовал, что беглецов заметили сразу.
– Собаку им в печенки, – прохрипел Олаф, даже он начал уставать, а каким двужильным всегда казался! – Нашли-таки… Зато стрелу не добросят. Пока…
«Конечно, две версты – отрыв хороший, – подумал Вратко. – Так его и сократить можно. Вон лбы здоровые какие»…
На самом деле он не мог определить удаль и стать хирдманов Кетильсона, но знал, что заморышей там не было. И малолеток, не привычных еще к тяготам походов. Только крепкие мужики средних лет, способные бежать хоть и небыстро, зато целый день и с полным доспехом. Вон, когда Эйстейн Тетерев подкрепление конунгову войску вел, викинги бежали аж от Риколла, а это больше десяти верст. А после еще сражались с саксами.
– Эх, в кусты бы нам… – вздохнул Игни.
– Тебе в кусты зачем? – приподнял черную бровь Хродгейр. – Прятаться или по какой иной нужде?
Парень-урман скорчил уморительную рожу, а потом захохотал.
Хрюкнул Олаф.
Улыбнулся, обернувшись, Гуннар.
Смех разбирал и Вратко, но он сдержался, понимая: если собьет дыхание, то его самого можно будет волочить, хоть на плечах, хоть просто за ногу по траве.
Но Черный Скальд все-таки молодец. Шутить перед лицом смерти может не каждый. Даже среди викингов. Даже в лучшей дружине норвежского войска.
И они продолжали бежать, окрыленные шуткой вождя.
По мнению Вратко, холмы самым бессовестным образом стояли на месте. А то и отодвигались втихаря, как гора в старой сказке.
Оглядываясь через плечо, новгородец пытался сосчитать врагов и каждый раз сбивался. Но все равно выходило много. Очень много. Слишком много, чтобы принимать бой. А самое отвратное, что за спинами викингов появился десяток или чуть больше всадников. Неужели Эдгар Эдвардссон? С челядью, с оруженосцами, а то и с верными рыцарями…
Уйти от конных надежды никакой.
Драться? Безумие. Полное безумие…
Мария Харальдовна вскрикнула и неловко упала. Лицо королевны исказила гримаса боли.
Хродгейр в мгновение ока очутился рядом, подхватил на руки:
– Что, дроттинг?
– Ногу подвернула…
Вратко едва не всплеснул ладонями. Ну, это ж надо! Все один к одному. Теперь уж точно не спастись.
– Чего встали? Бегом! – подстегнул маленький отряд Гуннар.
Олаф устало покачал головой:
– Драться надо. Хоть подороже жизни продадим…
– Нет! – воскликнула Рианна. – Нельзя сдаваться!
– А кто говорит о сдаче? – Кормщик уставился на девчонку.
– Ведь можно наколдовать что-нибудь! – пояснила свои слова пикта.
– Точно! – встрепенулась на руках Хродгейра Мария. – Колдуй, Вратко!
– Ворожи, Подарок Ньёрда! – невесело усмехнулся Олаф. – Все равно другого выхода нет.
– А почему я? – попытался сопротивляться новгородец.
– А кто? Мои висы силы не имеют. – Черный Скальд уже пошатывался, но шагал упрямо, не отпуская охромевшую королевну.
– Ну, ладно… – согласился наконец словен.
– Вот и хорошо! Только на ходу! На ходу! – Гуннар оглянулся на погоню. Пешцы не очень приблизились, зато конники преодолели едва ли не половину расстояния от леса до беглецов.
Бежать и сочинять вису не слишком легко. Трудно сосредоточиться на созвучиях, рифмах и кеннингах. Слова так и норовят выскочить из головы и горохом рассыпаться под ногами. И все же Вратко удалось на скорую руку слепить восемь строк, которые он не замедлил проговорить, хрипло выдыхая на каждом шагу:
Договорил и застыдился неуклюжести строк. Если бы нашлось время подумать, перебрать побольше слов, виса могла бы выйти гораздо глаже…
Встань, туман студеный,
Стылый след укутай!
Волчье Солнце, выдыбай,
Вольнице заступница.
Враг в оврагах рыщет —
Браги карлов выкормыш
Спутал путь загонщикам —
Путникам спасение.
Похоже, Хродгейр был того же мнения.
Скальд удрученно кивнул:
– Вроде бы ничего. Поглядим, поможет ли…
– Повторяй, Вратко, как тогда во время боя! – крикнула Мария. – У тебя почти получилось. Выйдет и сейчас!
«Повторять, говоришь? Что ж, повторять не трудно, вот будет ли с этого польза? Хоть какая?то»…
Но возражать новгородец не посмел. Просто начал выкрикивать строчки в ритме шагов, отмахивая правой рукой:
Рыцари Эдгара Эдвардссона все ближе. Уже видна красная, вставшая на задние лапы собака на желтой накидке претендента на английскую корону. Копья саксы не брали с собой. Трое размахивали, понукая коней, длинными мечами, двое держали поперек седел боевые топоры, а у последнего в руках оказалась шипастая палица.
Встань, туман студеный,
Стылый след укутай!
– Темнеет! Лопни мои глаза, темнеет! – заорал как сумасшедший Олаф. Вот глотка луженая! Откуда только силы берутся?
Волчье Солнце, выдыбай,
Вольнице заступница…
– Не так! Сначала! – приказал Хродгейр.
Враг в оврагах рыщет —
Браги карлов выкормыш…
– Неужто ночь настает? – В голосе Гуннара звучали удивление и благоговейный восторг. А еще радость, что такой сильный колдун на их стороне, а не в рядах противника.
Встань, туман студеный,
Стылый след укутай!
Волчье Солнце, выдыбай,
Вольнице заступница…
Вратко задрал голову. В самом деле темнело… Но, конечно, не от смены дня и ночи – какой из колдунов способен поворотить солнце впять? Это задача по плечу лишь Богу. И то не всякому. Просто на небо набегали тяжелые тучи – темные, сине-серые, кучковатые, словно старая, облезлая овчина. Они наползли на солнце и теперь уверенно смыкали края редких прорех, где еще проглядывала первоначальная синева.
Такие тучи уместны, когда приходит месяц, называемый стужайло, [125]но никак не в вересне. Коль на небе черные, низкие тучи, жди снега.
– Читай, Вратко, получается! – звонко, почти с восторгом выкрикнула королевна.
– Давай, Подарок, давай! – вторил ей Хродгейр.
– Sneachd! [126] – взвизгнула Рианна.
Встань, туман студеный,
Стылый след укутай…
Но словен и сам увидел медленно опускающиеся снежинки. Безветрие позволяло им падать отвесно, лишь слегка покачиваясь в воздухе.
Луна не взошла, как парень ни старался, но снегопад усилился.
Волчье Солнце, выдыбай,
Вольнице заступница…
Вскоре с неба повалили крупные хлопья, сливаясь в мутную мглу.
Испуганно заржал рыцарский конь. Ему ответил второй.
Бежать уже приходилось по щиколотку в снегу.
Враг в оврагах рыщет —
Браги карлов выкормыш
Спутал путь загонщикам…
Позади встревоженно перекликались саксы.
– Путникам спасение…
Гуннар с разбега вломился в кустарник. Снег, укрывший листья и колючие ветви, разлетелся клочьями, как раздутая ветром овечья шерсть.
– Живей! – поманила рукой Рианна. Она – даром что жительница подземелий – была единственная, кто не запыхался. Пикта выглядела такой же свежей и бодрой, как и вчера утром.
Вошел в терновник Олаф, осторожно придерживая Рагнара. Нехорошо будет, если раненый товарищ, напоровшись на колючку, лишится глаза по его вине. Следом – Хродгейр с Марией на руках.
Настал черед Вратко.
Словен оглянулся напоследок и увидел сквозь мутную пелену снегопада очертания рыцаря на белом, будто бы призрачном коне. Рядом с первым саксом появился второй, прорисовавшись, как узор на боку ковша проступает под рукой резчика-умельца.
И вдруг…
Как во время памятного сражения у Стэмфордабрюгьера, неведомая сила сдавила горло, сжала стальным обручем ребра. Язык онемел, стал вдруг непослушным и тяжелым.
– Уходи, не спи! – толкнул его Игни.
Но парень не мог сделать и шагу.
– Давай же! – Викинг легонько толкнул его в плечо, но и этого оказалось достаточно, чтобы новгородец пошатнулся и рухнул на колени.
Но, даже теряя сознание, он увидел за спинами рыцарей черную тень, раскинувшую руки-крылья и обратившую лицо к пасмурному небу. Из ничего возникло понимание – это отец Бернар, вновь взывающий к Иисусу Христу. Сила Белого Бога без труда переламывала заклятие, наведенное висами. Снег поредел, между тучами засверкали золотыми лучами солнца редкие пока еще прогалины.
«Это конец, – пробилась сквозь басовитый гул непрошеная мысль. – Мне с монахом не совладать. Сейчас нас всех здесь порешат»…
Сильные пальцы вцепились Вратко в воротник, рывком поставили на ноги.
– Уходи! – хрипло выдохнул Хродгейр парню на ухо. – Ты сделал все, что мог. Теперь мой черед.
«Он же сам говорил, что висы, им сложенные, чародейской силы не имеют»…
Но Черный Скальд не надеялся на волшебство. Он вытащил из ножен меч, взмахнул пару раз на пробу, рассекая стылый густой воздух.
– Погоди, вождь, я с тобой. – Гуннар встал рядом.
– И я… – сделал попытку развернуться Олаф.
Игни держал на руках королевну – когда только Хродгейр успел ее передать? – и взгляд молодого викинга выражал горячее желание рубиться плечом к плечу со старшими товарищами.
– Нет! – отрезал Хродгейр. – Вы уйдете. Головой мне отвечаете за Марию! – Скальд взял кормщика за плечо. – Я не буду драться один против всех. Я уведу их и разыщу вас. Поверь мне, старый дружище…
Гуннар зарычал. Пробормотал под нос что-то вроде «троллье дерьмо им в глаза и в уши», потащил новгородца за собой. Вратко шел, не разбирая дороги. Больше всего ему хотелось упасть в снег, свернуться калачиком и заснуть.
Позади слышались пронзительное ржание коней, хриплые выкрики, лязг железа. Видимо, на саксов «один против всех» не распространялось.
На голос Рианны, упрямо повторявшей одно и то же, словен вначале не обратил внимания. Звуки с трудом пробивались к затуманенному сознанию.
«О чем это она? Doras [127]… Что такое «doras»? Дверь? Откуда тут дверь?»
И только ощутив сырость и холод подземелья, Вратко понял, о чем речь. Очевидно, пикта нашла одно из пещерных жилищ, некогда вырытое ее народом, жившим в старину и здесь, в Нортумбрии.
«Но ведь нора – это ловушка. Если только пикты не делали по нескольку выходов, подобно лисам»… – успел подумать парень и провалился в беспамятство.
Глава 25
Полые холмы
Придя в себя, Вратко первым делом ощутил холод. Стыли пальцы на ногах и руках, леденела спина, соприкасающаяся с неровным, влажным камнем. После летней жары и теплой солнечной осени стужа, казавшаяся по-настоящему зимней, была невыносима.
Несмотря ни на что, открывать глаза не хотелось. Уж если суждено замерзнуть насмерть, то хотя бы в покое и блаженной лени.
Потом к сознанию новгородца пробились голоса. Рианна напористо наседала на Гуннара, который вяло, как бы нехотя, отвечал.
– Тебе все не по нраву, борода! И то не так, и так не эдак!
– Отстань, пигалица… Можно подумать, тебе все нравится.
– Лучше было бы наверху остаться?
– Не знаю! – с болью в голосе ответил кормщик. – Хродгейр вот остался…
– Уж лучше бы и я с ним, – пробасил Олаф.
– И я тоже… – сокрушенно присоединился Игни.
– А ну поговорите у меня! – прикрикнул на них Гуннар. – Если вождь сказал уходить, значит, надо уходить! – Вздохнул и со злостью добавил: – Думаете, мне не хотелось с ним рядом остаться?
– Так если ты все по слову вождя сделал, чего ж теперь бурчишь, как старый дед? – ехидно поинтересовалась пикта.
– А бурчать он мне не запрещал. И чему мне радоваться в каменном мешке? Сомнения меня терзают: не залезли ли мы по своей воле в ловушку?
– Не в ловушку, а в убежище!
– Ну, да… Из убежища можно выйти, когда захочешь. А тут…
– Вход закрылся? Так ты сам недоволен был, что враги следом залезть могут. А теперь опять недоволен. Чего, спрашиваю тебя? Дверь открыта – плохо, дверь закрыта – тоже плохо. Так, выходит?
– Я не против закрытой двери, – слабо отбивался Гуннар. – Я против той двери, которую я по своей воле открыть не могу.
– Лучше бы ее совсем не было?
– Ну, почему же…
– Так и скажи, что к головорезам Модольва-хевдинга в лапы захотел попасть.
– И не захотел вовсе…
– Так чего ж ворчишь все время?
– И вовсе я не ворчу…
– А что ж ты делаешь?
– Хочу знать: можешь ты нас отсюда вывести?
– Пока не знаю, – после недолгого замешательства ответила Рианна. Не похоже было, что она очень уж обескуражена этим. – Будет видно.
– Как это «будет видно»? – возмутился Олаф. – Я тут чувствую себя как в могиле. Знаешь, жрецы Белого Бога запрещают сжигать мертвецов в честном пламени, а требуют зарывать их в землю…
– Так завещал Иисус Христос, – встрял Игни.
– Тебя не спросили! – осадил его кормщик. – Еще проповедовать начни, как тот святоша, что погоню за нами выслал.
– Могу молчать. Подумаешь… – обиженно протянул парень.
– Я думал, девочка, ты знаешь, куда нас ведешь, – продолжил разговор Гуннар.
– Я видела то, что и все вы, – ловко отразила выпад пикта.
– Ты первая увидела дырку в холме, закричала на своем языке. По всему выходило, что нору эту вырыли твои соплеменники.
– Двенадцать поколений моей семьи не покидали Оркнейских островов. Я родилась и выросла в Скара Бра. Откуда я могу знать, сохранились ли остатки моего народа в Нортумбрии?
– Есть особые приметы, знаки, которые можно разобрать. Я так думаю, – рассудительно произнес кормщик.
– Наверное, есть. Можешь поискать…
– Я не сова, чтобы видеть в темноте. И не крот.
Тут Вратко решил открыть глаза. Пора осмотреться – о чем же они спорят так упорно?
Сперва парню показалось, что он ослеп.
Непроглядный мрак. Что с раскрытыми глазами, что с закрытыми, разницы никакой.
От неожиданности он вскрикнул, принялся моргать.
– Подарок, ты, что ли? – послышался голос Олафа.
– Я… – проблеял Вратко. – Где мы? Что со мной?
– То же, что и со всеми, – жестко приговорил Гуннар. – Сидим, как трусы и предатели в Нифльхеле.
Столько горечи было в словах кормщика, что даже Рианна не посмела возразить с обычной для нее напористостью. Только сказала жалобно:
– И вовсе не трусы. И не предатели…
– Я не о том хотел сказать… – чуть помягче заметил Гуннар.
– Во мраке Нифльхеля вечно маются трусы и предатели, – безучастно произнесла Мария. В первый раз королевна рот открыла, подумалось Вратко. – А мы… Мы… Мы могли хотя бы… – Голос ее прервался всхлипом, похожим на приглушенное рыдание.
– Не надо, дроттинг. – Олаф заворочался в темноте, засопел, будто медведь.
– Не надо, Мария-бан, [128] – умоляющим тоном поддержала его Рианна. – Мы выберемся отсюда обязательно. Мы найдем способ, как помочь ему…
– Как же мы выберемся в такой темноте? – вздохнул Гуннар.
– Не такая уж и темнота! – горячо возразила пикта. – Я вижу, эту пещеру вручную тесали. Значит, должен быть выход!
– Так мы в пещере? – попытался все-таки развеять свои сомнения словен.
– В рукотворной! – воскликнула Рианна.
– А нам с того легче? – возмутился кормщик. – Какой бы она ни была, мы в ловушке. И как выход искать? Не все же такие востроглазые, как ты, пичуга!
– Я буду искать! – заверила его уроженка подземного поселения. – И найду. Рано или поздно, но найду!
«Не было бы поздно… – застучала в сознании Вратко непрошеная мысль. – Можно от голода и от холода помереть, прежде чем выход найдется»…
– Огонь бы зажечь, – проговорил он вслух.
Кто-то судорожно хихикнул. Кажется, Игни.
Воцарилась тишина.
– Как его зажжешь? – наконец буркнул Олаф.
– Что, кресала ни у кого нету? – удивился словен.
– Кресало-то есть и трут найдется, – устало проговорил Гуннар. – Поджигать что? Бороды друг другу?
– Да… – протянул Олаф. – А Рагнара перевязать бы…
Вновь все замолчали.
И впрямь положение хуже некуда. Может, лучше было бы в плен к людям Модольва угодить? Если и смерть, так хоть под солнцем, на воздухе, а не здесь, где и взаправду чувствуешь себя как в могиле. И никто не придет на помощь.
– Ты поколдовал бы, Вратко, – несмело попросила Рианна.
– Как? – Парню не то что колдовать, языком ворочать не хотелось.
– А как ты всегда колдуешь… Вису скажи.
– Нет. – Новгородец покачал головой. Потом понял, что вряд ли его кто-то видит, и добавил: – Не смогу. Слов подобрать не сумею. Сил нет.
Он откинулся на спину, больно ударившись лопаткой об острый выступ камня, но даже застонать не смог себя заставить. Куда уж тут висы слагать? Лучше умереть…
– Мы все умрем, – будто подслушала его мысли Мария Харальдовна.
– Нет, дроттинг, – возразил Гуннар. – Не слушай старого дурака. Мы выберемся. Клянусь голосом Гьяллархорна и надеждой на спасение в Последней Битве. Отдохнем малость и начнем пробиваться наверх…
– А зачем? – Голос королевны мало напоминал голос живого человека. Похоже, она уже попрощалась с жизнью. А вернее, утратила к ней интерес. Вначале смерть отца, потом потеря Хродгейра…
Почему-то ни у кого не нашлось слов утешения. Даже у Гуннара, который в отсутствие вождя должен был взять на себя заботу о маленьком отряде. Даже у Рианны, относившейся к королевне как к сестре. Не смог ничего сказать и Вратко. Умом понимал – надо бы. Но душа отказывалась лгать. Прежде всего самому себе лгать.
– Давайте хоть сядем спина к спине, чтобы теплее было… – предложил словен, пытаясь избавиться от повисшего неловкого молчания.
– Дело говоришь, Подарок Ньёрда! – согласился с ним Гуннар. Скомандовал: – Давайте! Подбирайтесь ко мне поближе!
Умостившись в небольшом круге, Вратко почувствовал себя гораздо лучше. Во-первых, в самом деле теплее. Во-вторых, упираться в широкую спину Олафа куда приятнее, чем в неровные камни. В?третьих, только почувствовав рядом теплые, живые тела спутников, новгородец понял, каким же одиноким его делала лишающая зрения темнота. Он повеселел, взбодрился и понял, что ужасно проголодался. Еще бы! Больше суток, как наскоро перекусили перед выходом на йоркский тинг, а сколько всего за это время произошло! Иному живущему тихой жизнью лавочнику или мастеровому на год хватит приключений. И на старости лет будет о них вспоминать и внукам рассказывать, чтобы гордились геройским дедушкой.
– Эх, пожевать бы чего… – мечтательно произнес парень, представляя толстую краюху хлеба с поджаристой корочкой, увенчанную ломтем розоватого запотевшего сала. Поневоле сглотнул набежавшую слюну, прислушался к урчащему животу. – Ни у кого ничего не завалялось?
– Да был у меня сухарь за пазухой, – прогудел Олаф. – Думал погрызть втихаря, пока на тинге разговоры разговаривать будут…
– И где он? – обрадовался Вратко.
– Где, где… Хускарл, свинячья морда, оковкой щита мне под дых врезал – от сухаря одни крошки остались. До сих пор вытрусить не могу – колются.
– Жалко! – хохотнул Игни. – Ворлок наш подкрепился бы. Глядишь, и колдовство пошло бы как полага…
Звучный подзатыльник оборвал его на полуслове.
– За языком следи! – сурово прикрикнул кормщик.
Игни обиженно засопел. Беседа вновь прервалась.
Вратко сидел, прислушиваясь к ворчанию кишок, и пытался не думать о еде. Получалось плохо. На смену призрачному хлебу с салом пришел отчетливый образ яичницы. Она переливалась опаловой матовой белизной и кричала янтарностью желтка, пузырилась и манила.
Вот так и сходят с ума от голода. Вначале видения, потом запахи чудятся, а после и звуки мерещиться начинают. Голоса, стуки всякие…
– Вы это слышите?!! – сорвавшись на писк, воскликнула Рианна.
– Что слышим? – лениво поинтересовался Олаф.
– Стучит кто-то…
– В голове у тебя стучит, пигалица, – заворчал Гуннар и вдруг насторожился. – А ведь и правда, стук какой-то!
– И я слышу! – неуверенно поддержал их Вратко. – Кажется…
Спина Олафа напряглась.
– Может, раскапывают нас? – сказал он. – Ну, эти… Модольвовы дружинники…
– Нет! – возразила пикта. – Не снаружи звук. Изнутри холма.
– Час от часу не легче… – Гуннар зашевелился. Наверное, потянулся за копьем. Много от него толку в такой темноте и в каменном мешке…
– Вдруг, это народ Холмов… – сиплым шепотом произнесла Рианна.
– Какой такой народ Холмов? – спросил новгородец.
– Есть такая легенда у моего племени… – Пикта поежилась. Поскольку девушка прижималась к правому плечу Вратко, он ощутил ее сомнение и даже испуг, пожалуй. – Прежде чем сюда пришли мои соплеменники, на земле Англии жил совсем другой народ. Не люди…
– Нелюди? Чудовища, что ли? Навроде троллей? – перебил ее Олаф.
– Нет. Не чудовища. С чудовищами, навроде троллей, они, говорят, сами воевали. Сражались насмерть. И победили. Изгнали их на остров Эрин…
– Так ты же сама говоришь…
– Я не сказала – чудовища. Я сказала – не люди. Они не похожи на нас. И похожи. Одновременно.
– Так не бывает.
– Еще как бывает. Они не подвластны смерти. То есть убить их, конечно, можно, а вот старость их не берет. Даже тысячелетние старики выглядят вечно юными, здоровыми и прекрасными.
– Прекрасными? – оживился Игни. – А женщины у них есть?
– Помолчал бы! – напустился на него Гуннар.
– Есть у них женщины, – серьезно проговорила Рианна. – Только смертным лучше с ними не связываться. Причаруют, забудешь все – дом, семью, друзей, род. А когда человек ей опостылеет, то она будет лишь смеяться, наблюдая, как он чахнет от тоски.
– Мне больше их мужчины интересны, – вмешался Олаф. – Если они перебили всех троллей в этой земле, то, должно быть, умелые и бесстрашные воины.
– Да. Это так, – отвечала пикта. – Они хорошие воины. Были… Ибо мои соплеменники, из народа Зверя, оказались лучшими. Умению они противопоставили ярость, твердости – хитрость, отваге – слепое отчаяние безумцев. Они одолели племена богини Дану…
– Кого-кого?
– Так в старину называл себя народ Холмов. Они поклонялись богине Дану, считали себя ее детьми…
– Первый раз слышу… – с сомнением протянул Гуннар. – Что за богиня такая?
– Откуда же мне знать? Народ Зверя победил племена богини Дану, прогнал их. А тех, кого не удалось изгнать, заставили скрываться в холмах. С тех пор о них только рассказывали в легендах, а видеть… Ну, видели изредка. То одного, то другого. Народ Холмов не выказывал излишнего дружелюбия к людям.
Несмотря ни на что, открывать глаза не хотелось. Уж если суждено замерзнуть насмерть, то хотя бы в покое и блаженной лени.
Потом к сознанию новгородца пробились голоса. Рианна напористо наседала на Гуннара, который вяло, как бы нехотя, отвечал.
– Тебе все не по нраву, борода! И то не так, и так не эдак!
– Отстань, пигалица… Можно подумать, тебе все нравится.
– Лучше было бы наверху остаться?
– Не знаю! – с болью в голосе ответил кормщик. – Хродгейр вот остался…
– Уж лучше бы и я с ним, – пробасил Олаф.
– И я тоже… – сокрушенно присоединился Игни.
– А ну поговорите у меня! – прикрикнул на них Гуннар. – Если вождь сказал уходить, значит, надо уходить! – Вздохнул и со злостью добавил: – Думаете, мне не хотелось с ним рядом остаться?
– Так если ты все по слову вождя сделал, чего ж теперь бурчишь, как старый дед? – ехидно поинтересовалась пикта.
– А бурчать он мне не запрещал. И чему мне радоваться в каменном мешке? Сомнения меня терзают: не залезли ли мы по своей воле в ловушку?
– Не в ловушку, а в убежище!
– Ну, да… Из убежища можно выйти, когда захочешь. А тут…
– Вход закрылся? Так ты сам недоволен был, что враги следом залезть могут. А теперь опять недоволен. Чего, спрашиваю тебя? Дверь открыта – плохо, дверь закрыта – тоже плохо. Так, выходит?
– Я не против закрытой двери, – слабо отбивался Гуннар. – Я против той двери, которую я по своей воле открыть не могу.
– Лучше бы ее совсем не было?
– Ну, почему же…
– Так и скажи, что к головорезам Модольва-хевдинга в лапы захотел попасть.
– И не захотел вовсе…
– Так чего ж ворчишь все время?
– И вовсе я не ворчу…
– А что ж ты делаешь?
– Хочу знать: можешь ты нас отсюда вывести?
– Пока не знаю, – после недолгого замешательства ответила Рианна. Не похоже было, что она очень уж обескуражена этим. – Будет видно.
– Как это «будет видно»? – возмутился Олаф. – Я тут чувствую себя как в могиле. Знаешь, жрецы Белого Бога запрещают сжигать мертвецов в честном пламени, а требуют зарывать их в землю…
– Так завещал Иисус Христос, – встрял Игни.
– Тебя не спросили! – осадил его кормщик. – Еще проповедовать начни, как тот святоша, что погоню за нами выслал.
– Могу молчать. Подумаешь… – обиженно протянул парень.
– Я думал, девочка, ты знаешь, куда нас ведешь, – продолжил разговор Гуннар.
– Я видела то, что и все вы, – ловко отразила выпад пикта.
– Ты первая увидела дырку в холме, закричала на своем языке. По всему выходило, что нору эту вырыли твои соплеменники.
– Двенадцать поколений моей семьи не покидали Оркнейских островов. Я родилась и выросла в Скара Бра. Откуда я могу знать, сохранились ли остатки моего народа в Нортумбрии?
– Есть особые приметы, знаки, которые можно разобрать. Я так думаю, – рассудительно произнес кормщик.
– Наверное, есть. Можешь поискать…
– Я не сова, чтобы видеть в темноте. И не крот.
Тут Вратко решил открыть глаза. Пора осмотреться – о чем же они спорят так упорно?
Сперва парню показалось, что он ослеп.
Непроглядный мрак. Что с раскрытыми глазами, что с закрытыми, разницы никакой.
От неожиданности он вскрикнул, принялся моргать.
– Подарок, ты, что ли? – послышался голос Олафа.
– Я… – проблеял Вратко. – Где мы? Что со мной?
– То же, что и со всеми, – жестко приговорил Гуннар. – Сидим, как трусы и предатели в Нифльхеле.
Столько горечи было в словах кормщика, что даже Рианна не посмела возразить с обычной для нее напористостью. Только сказала жалобно:
– И вовсе не трусы. И не предатели…
– Я не о том хотел сказать… – чуть помягче заметил Гуннар.
– Во мраке Нифльхеля вечно маются трусы и предатели, – безучастно произнесла Мария. В первый раз королевна рот открыла, подумалось Вратко. – А мы… Мы… Мы могли хотя бы… – Голос ее прервался всхлипом, похожим на приглушенное рыдание.
– Не надо, дроттинг. – Олаф заворочался в темноте, засопел, будто медведь.
– Не надо, Мария-бан, [128] – умоляющим тоном поддержала его Рианна. – Мы выберемся отсюда обязательно. Мы найдем способ, как помочь ему…
– Как же мы выберемся в такой темноте? – вздохнул Гуннар.
– Не такая уж и темнота! – горячо возразила пикта. – Я вижу, эту пещеру вручную тесали. Значит, должен быть выход!
– Так мы в пещере? – попытался все-таки развеять свои сомнения словен.
– В рукотворной! – воскликнула Рианна.
– А нам с того легче? – возмутился кормщик. – Какой бы она ни была, мы в ловушке. И как выход искать? Не все же такие востроглазые, как ты, пичуга!
– Я буду искать! – заверила его уроженка подземного поселения. – И найду. Рано или поздно, но найду!
«Не было бы поздно… – застучала в сознании Вратко непрошеная мысль. – Можно от голода и от холода помереть, прежде чем выход найдется»…
– Огонь бы зажечь, – проговорил он вслух.
Кто-то судорожно хихикнул. Кажется, Игни.
Воцарилась тишина.
– Как его зажжешь? – наконец буркнул Олаф.
– Что, кресала ни у кого нету? – удивился словен.
– Кресало-то есть и трут найдется, – устало проговорил Гуннар. – Поджигать что? Бороды друг другу?
– Да… – протянул Олаф. – А Рагнара перевязать бы…
Вновь все замолчали.
И впрямь положение хуже некуда. Может, лучше было бы в плен к людям Модольва угодить? Если и смерть, так хоть под солнцем, на воздухе, а не здесь, где и взаправду чувствуешь себя как в могиле. И никто не придет на помощь.
– Ты поколдовал бы, Вратко, – несмело попросила Рианна.
– Как? – Парню не то что колдовать, языком ворочать не хотелось.
– А как ты всегда колдуешь… Вису скажи.
– Нет. – Новгородец покачал головой. Потом понял, что вряд ли его кто-то видит, и добавил: – Не смогу. Слов подобрать не сумею. Сил нет.
Он откинулся на спину, больно ударившись лопаткой об острый выступ камня, но даже застонать не смог себя заставить. Куда уж тут висы слагать? Лучше умереть…
– Мы все умрем, – будто подслушала его мысли Мария Харальдовна.
– Нет, дроттинг, – возразил Гуннар. – Не слушай старого дурака. Мы выберемся. Клянусь голосом Гьяллархорна и надеждой на спасение в Последней Битве. Отдохнем малость и начнем пробиваться наверх…
– А зачем? – Голос королевны мало напоминал голос живого человека. Похоже, она уже попрощалась с жизнью. А вернее, утратила к ней интерес. Вначале смерть отца, потом потеря Хродгейра…
Почему-то ни у кого не нашлось слов утешения. Даже у Гуннара, который в отсутствие вождя должен был взять на себя заботу о маленьком отряде. Даже у Рианны, относившейся к королевне как к сестре. Не смог ничего сказать и Вратко. Умом понимал – надо бы. Но душа отказывалась лгать. Прежде всего самому себе лгать.
– Давайте хоть сядем спина к спине, чтобы теплее было… – предложил словен, пытаясь избавиться от повисшего неловкого молчания.
– Дело говоришь, Подарок Ньёрда! – согласился с ним Гуннар. Скомандовал: – Давайте! Подбирайтесь ко мне поближе!
Умостившись в небольшом круге, Вратко почувствовал себя гораздо лучше. Во-первых, в самом деле теплее. Во-вторых, упираться в широкую спину Олафа куда приятнее, чем в неровные камни. В?третьих, только почувствовав рядом теплые, живые тела спутников, новгородец понял, каким же одиноким его делала лишающая зрения темнота. Он повеселел, взбодрился и понял, что ужасно проголодался. Еще бы! Больше суток, как наскоро перекусили перед выходом на йоркский тинг, а сколько всего за это время произошло! Иному живущему тихой жизнью лавочнику или мастеровому на год хватит приключений. И на старости лет будет о них вспоминать и внукам рассказывать, чтобы гордились геройским дедушкой.
– Эх, пожевать бы чего… – мечтательно произнес парень, представляя толстую краюху хлеба с поджаристой корочкой, увенчанную ломтем розоватого запотевшего сала. Поневоле сглотнул набежавшую слюну, прислушался к урчащему животу. – Ни у кого ничего не завалялось?
– Да был у меня сухарь за пазухой, – прогудел Олаф. – Думал погрызть втихаря, пока на тинге разговоры разговаривать будут…
– И где он? – обрадовался Вратко.
– Где, где… Хускарл, свинячья морда, оковкой щита мне под дых врезал – от сухаря одни крошки остались. До сих пор вытрусить не могу – колются.
– Жалко! – хохотнул Игни. – Ворлок наш подкрепился бы. Глядишь, и колдовство пошло бы как полага…
Звучный подзатыльник оборвал его на полуслове.
– За языком следи! – сурово прикрикнул кормщик.
Игни обиженно засопел. Беседа вновь прервалась.
Вратко сидел, прислушиваясь к ворчанию кишок, и пытался не думать о еде. Получалось плохо. На смену призрачному хлебу с салом пришел отчетливый образ яичницы. Она переливалась опаловой матовой белизной и кричала янтарностью желтка, пузырилась и манила.
Вот так и сходят с ума от голода. Вначале видения, потом запахи чудятся, а после и звуки мерещиться начинают. Голоса, стуки всякие…
– Вы это слышите?!! – сорвавшись на писк, воскликнула Рианна.
– Что слышим? – лениво поинтересовался Олаф.
– Стучит кто-то…
– В голове у тебя стучит, пигалица, – заворчал Гуннар и вдруг насторожился. – А ведь и правда, стук какой-то!
– И я слышу! – неуверенно поддержал их Вратко. – Кажется…
Спина Олафа напряглась.
– Может, раскапывают нас? – сказал он. – Ну, эти… Модольвовы дружинники…
– Нет! – возразила пикта. – Не снаружи звук. Изнутри холма.
– Час от часу не легче… – Гуннар зашевелился. Наверное, потянулся за копьем. Много от него толку в такой темноте и в каменном мешке…
– Вдруг, это народ Холмов… – сиплым шепотом произнесла Рианна.
– Какой такой народ Холмов? – спросил новгородец.
– Есть такая легенда у моего племени… – Пикта поежилась. Поскольку девушка прижималась к правому плечу Вратко, он ощутил ее сомнение и даже испуг, пожалуй. – Прежде чем сюда пришли мои соплеменники, на земле Англии жил совсем другой народ. Не люди…
– Нелюди? Чудовища, что ли? Навроде троллей? – перебил ее Олаф.
– Нет. Не чудовища. С чудовищами, навроде троллей, они, говорят, сами воевали. Сражались насмерть. И победили. Изгнали их на остров Эрин…
– Так ты же сама говоришь…
– Я не сказала – чудовища. Я сказала – не люди. Они не похожи на нас. И похожи. Одновременно.
– Так не бывает.
– Еще как бывает. Они не подвластны смерти. То есть убить их, конечно, можно, а вот старость их не берет. Даже тысячелетние старики выглядят вечно юными, здоровыми и прекрасными.
– Прекрасными? – оживился Игни. – А женщины у них есть?
– Помолчал бы! – напустился на него Гуннар.
– Есть у них женщины, – серьезно проговорила Рианна. – Только смертным лучше с ними не связываться. Причаруют, забудешь все – дом, семью, друзей, род. А когда человек ей опостылеет, то она будет лишь смеяться, наблюдая, как он чахнет от тоски.
– Мне больше их мужчины интересны, – вмешался Олаф. – Если они перебили всех троллей в этой земле, то, должно быть, умелые и бесстрашные воины.
– Да. Это так, – отвечала пикта. – Они хорошие воины. Были… Ибо мои соплеменники, из народа Зверя, оказались лучшими. Умению они противопоставили ярость, твердости – хитрость, отваге – слепое отчаяние безумцев. Они одолели племена богини Дану…
– Кого-кого?
– Так в старину называл себя народ Холмов. Они поклонялись богине Дану, считали себя ее детьми…
– Первый раз слышу… – с сомнением протянул Гуннар. – Что за богиня такая?
– Откуда же мне знать? Народ Зверя победил племена богини Дану, прогнал их. А тех, кого не удалось изгнать, заставили скрываться в холмах. С тех пор о них только рассказывали в легендах, а видеть… Ну, видели изредка. То одного, то другого. Народ Холмов не выказывал излишнего дружелюбия к людям.