Страница:
– Это его светлость Халльберн, а не малыш! – Девушка топнула ногой. – Хотя сердце у него и впрямь золотое. Зла не держит, не подличает… Жаль, граф Вильяф его не любит.
– Как это не любит? – поразился Антоло.
– Да вот так… Не любит, и все тут…
– Не может быть! – Табалец искренне недоумевал. Ну, не укладывалось у него в голове, как это отец может не любить собственного сына. – Он ему родной?
– Да уж не усыновленный… – едко ответила Лейна.
– Но как же тогда?..
– Откуда я знаю? – Девушка остановилась и по привычке уперла кулаки в бока. Правда, голоса она не повышала – видно, строго с шумом во дворце ландграфа. Или за лишнее словцо можно в подземелье угодить?
– Что вы все ко мне пристали? – продолжала она звенящим шепотом. – Я что, ландграфу ближняя родственница? Или он у меня совета спрашивает, кого ему любить, а кого нет?
– Тише, – Антоло примирительно коснулся ее локтя. – Не бери близко к сердцу. Чего я такого спросил? Пустое любопытство.
Он лукавил. Хотя и старался не подавать виду. Припомнив о наследнике Медрена, бывший студент не мог не восстановить в памяти те ощущения, которые испытал, невзначай прикоснувшись к плечу мальчика. Зуд, словно под кожей поселились кусачие лесные муравьи. Озноб. Головокружение, как у худосочной дворянской дочки, вышедшей в полдень прогуляться без зонтика. То же, но в гораздо меньшей степени Антоло чувствовал всякий раз, когда оказывался рядом с Кирсьеном и уж тем более когда они невзначай сталкивались.
Объяснение могло быть лишь одно.
Наследник Медрена обладает очень сильными магическими способностями. Настолько сильными, что даже Тельмар Мудрый, кажущийся большинству сасандрийцев недосягаемым в чародейском могуществе, был бы посрамлен в магическом поединке. Впрочем, тридцать семь лет тому назад Великий Круг чародеев Сасандры пожертвовал собой во имя спасения народа империи от бубонной чумы. С тех пор время сильных волшебников миновало. Но неужели не навсегда?
– Значит, барон, говоришь? О наследнике выспрашивал… – Антоло поверил девушке сразу и безоговорочно. В конце концов, он сам видел загадочного гостя ландграфа Медренского в схватке. Насадить на корд такого мастера фехтования, как Мелкий, не каждому дано. Но про взгляд ни Кир, ни Мудрец, ни сам кондотьер, побывавшие в плену у ландграфа и видевшие барона вблизи, не упоминали. Чаще называлась его кличка. Змеиный Язык, а на языке дроу – Н’атээр-Тьян’ге. Похоже, господин барон тот еще проныра и такими понятиями, как «честь» и «совесть», не обременен. – Ну-ну… Как зовут его?
Девушка пожала плечами:
– Знатные господа служанкам не представляются. – Но потом все же снизошла до ответа. – Фальм. Барон Фальм. Говор у него не наш. Пришепетывает вроде как. Будто пчела жужжит.
– А что он про наследника спрашивал?
– Опять тебя любопытство разбирает? – Лейна повернулась и неспешно пошла по коридору – разговоры разговорами, а работать надо. Болтунов и лентяев никто во дворце держать не будет.
– Не то чтобы очень, но… – Антоло замялся. Не станешь же ей объяснять, зачем пробирался в Медрен, что хочет выяснить. Во-первых, не ее ума дело – дочке булочника военных хитростей не понять. А во-вторых, меньше знаешь – крепче спишь: секрет можно выболтать даже случайно. Но если и правда секрет необычайной стойкости защитников Медрена кроется в худеньком мальчике двенадцати лет от роду? Догадывается ли об этом ландграф или пользуется способностями сына по наитию? Одно лишь то, что таинственный барон Фальм заинтересовался наследником Медрена, говорит о многом…
– Да ладно тебе! Как есть, так и говори.
– Ну, любопытно, конечно…
Лейна неожиданно ойкнула и остановилась. Антоло врезался ей в спину, выругавшись про себя: тоже мне, нашла место для глупого баловства! Но, подняв глаза, он понял, что поторопился с выводами. Неширокий коридор перегораживала плотная высокая фигура. Загорелое дочерна лицо и наголо обритая голова.
Джакомо-Череп. Бывший кондотьер, а нынче главный телохранитель его светлости ландграфа Медренского. Темнота не давала возможности разглядеть лицо бритоголового, но табалец знал – чуть ниже левой скулы щека Джакомо перечеркнута начавшим заживать рубцом. Каким уж чудом студенту удалось достать опытнейшего бойца? Наверное, виной тому была свалка и неразбериха. Признаться честно, Антоло тоже досталось хорошенько – ребра болели еще дней пять, да и челюсть ворочалась с большим трудом, отзываясь острой болью при каждом зевке.
Ой, как плохо… Уж на кого Антоло хотел бы наткнуться в последнюю очередь, так это на Черепа. Уж лучше барон Фальм. Хотя… Может, все-таки Джакомо его не запомнил? Горячка боя, десятки сменяющихся перед глазами лиц…
Так! Сейчас нужно поклониться. Подобострастно, подобострастно… Согнуть хребет, как перед главным благодетелем, а потом, не поднимая глаз, проскочить мимо – и больше желательно на глаза наемнику не попадаться.
Сказано – сделано…
Антоло ссутулил плечи, глядя в пол, забормотал невразумительно:
– Прощения просим, господин хороший, из Заовражья мы… Людишки жалкие…
Парень успел уловить движение воздуха, обдавшее легким ветерком щеку, а потом левый глаз взорвался огненной вспышкой. Ноги оторвались от пола и почему-то задрались вверх. Лопатки впечатались в жесткий пол так, что дыхание остановилось.
Несколько мгновений он лежал на спине, беспомощно разевая рот, словно выброшенный на песчаный берег карась. Что случилось? Почему он упал?
А потом в уши ворвался отчаянный визг Лейны.
– Заткнись! – яростно зарычал Череп. А после со звенящим, словно хорошая сталь, злорадством добавил: – Попался, сволочь! Подсыл! Думал, не узнаю?
«Все. Это конец, – подумал Антоло, в глубине души поражаясь, как равнодушно принимает эту, казалось бы, сокрушительную мысль. – Ничего не вышло. Только-только подобрался к разгадке… Эх, еще бы денек-другой! И книгу не успел дочитать. Кто же ее написал, интересно? Дурак! – одернул он себя. – Что ты про книги рассуждаешь, когда жить тебе осталось считаные часы? Да еще других за собой потянешь. Начнут разбираться, каким образом лазутчик в особняк ландграфа проник, схватят Лейну, фриту Иддун, а там и до пекаря Одберга доберутся, а у него семья, дети… А кроме того, в его доме укрываются Кир и Цветочек. Значит, нужно бороться…»
Черный силуэт Джакомо навис над студентом. Блеснула полоска зубов из-под презрительно приподнятой губы.
– Что разлегся, мразь? Размазня… Кулак не мог кого получше прислать? Вставай. И без шуточек – покалечу…
«Без шуточек? Как бы не так!»
Все же опыт не одного десятка пьяных драк в университетском городке Аксамалы даром не пропал. Может, с мечом Антоло управляться не умел и никогда уже не научится – права Пустельга, тысячу раз права, – но в рукопашной потасовке он еще способен кое-что показать. Даже матерому наемнику.
Колени к животу и резко выпрямить!
Череп взвыл, словно кот, которому прищемили хвост дверью. Да нет! Как десяток котов. Согнулся, хватаясь за причинное место. А студент зацепил его ступней за лодыжку, дернул…
Нет, Джакомо-Череп не поддался на простецкую уловку. Даже боль, застилающая взор, не помешала. Он перенес тяжесть тела на другую ногу, потому и не упал. Отпрыгнул, тяжело дыша. Зарычал. Потянул из ножен длинный корд. Добыча оказалась с зубами.
Воспользовавшись замешательством врага, Антоло перевернулся на четвереньки и, превозмогая боль, поднялся на ноги. Вместо корда у него имелся короткий (клинок в две ладони) нож, спрятанный за голенищем.
– Ну все, котяра, конец тебе, – прорычал Череп.
Табалец дернул за рукав Лейну, толкнул ее себе за спину:
– Беги, спасайся!
Девушка мычала, выпучив глаза, и не трогалась с места.
Джакомо пошел вперед сгорбившись и удерживая оружие в опущенной руке.
Антоло пятился, прикрывая оцепеневшую от страха «невесту». Он не спускал глаз с наемничьего корда. Боялся, что, если пропустит первый удар, второй врагу уже не понадобится.
– Беги! Беги, дура! – бросил он через плечо. – Предупреди! Слышишь?
– А? Что? – Лейна непонимающе вскрикнула и вдруг вцепилась двумя руками в плечо Антоло.
– Ты что? Отпусти, дура!
Студент дернулся, пытаясь вырваться, и тут Джакомо прыгнул вперед. Полоснул клинком вправо, влево. Острие вспороло рубаху на груди парня, прочертило жгущую полоску по груди. Антоло попытался отмахнуться ножом, но скулящая Лейна сковывала движения. Табалец успел заметить, как легко Джакомо уклонился от его неуклюжего тычка, и отчаянно затрепыхался, освободившись наконец-то от мертвой хватки девушки. Но изготовиться к бою, чтобы оказать достойное сопротивление, он так и не успел. Излюбленным приемом Череп лягнул парня под колено, приложил кулаком под дых, а потом резким ударом выбил нож.
Антоло понял, что это и вправду конец. Сжался, ожидая почувствовать вонзающуюся в живот или между ребер острую сталь, но вместо этого получил рукояткой корда в висок, обмяк и, цепляясь всеми силами за уходящее сознание, повалился на пол.
Когда в дверь забарабанили тяжелые требовательные удары, Кир сидел на кухне и прикидывал – начинать четвертую булку или повременить до обеда. Как же далеко, бесконечно далеко остались те дни, когда можно было выйти на Клепсидральную площадь имперской столицы, купить у лоточника какой-нибудь вкуснятины, пройтись по городу в компании друзей. Где они теперь? Лен погиб. Глупо, нелепо, в бордельной драке. Верольм и Фальо наверняка арестованы, разжалованы и в лучшем случае отправлены в заброшенный Триединым и людьми форт на южной границе Окраины, а в худшем умерли от непосильного труда и непривычной пищи где-нибудь в каменоломнях Аруна. А он, зачинщик этой драки, выжил и сейчас наворачивает за обе щеки булки с винной ягодой…
– Кто бы это? – недовольно пробурчал фра Одберг и, грузно ступая, пошел к двери.
– Эй, дядька! Погоди! Не открывай! – встрепенулась Цветочек, наряжавшая тут же, рядом, куклу с младшей дочкой пекаря.
– Так бьют же ж как… – Грузный мастеровой не остановился. – Не ровен час сломают…
– Малыш! – Цветочек обернулась к Киру. – Что думаешь?
– Не называй меня так! – поморщился парень. – Меча, жаль, нет…
– Вот и я думаю… – протянула разведчица. – Не быть бы беде.
Она кивнула Киру на черный ход.
– А они? – Молодой человек указал глазами на пекаря и испуганно сжавшуюся на лавке девчушку.
Цветочек небрежно пожала плечами:
– Нас не будет – выкрутятся. Первый раз ему, что ли?
Тем временем Одберг поравнялся с дверью и положил широкую ладонь на засов.
– Ты хоть спроси, кто там. – Цветочек вцепилась Киру в рукав и поволокла его прочь, к выходу.
– Кто там? – послушно пробасил пекарь.
– Открывай, подлец! – донесся приглушенный досками хриплый голос. – Открывай! Именем его светлости!
Кирсьен и девушка переглянулись. Неужели и вправду неприятности начались? Тогда что там с Антоло? Даже думать не хочется.
– Где колодец, ты помнишь? – вполголоса проговорила Цветочек.
– Помню, – кивнул молодой человек. И почему-то спросил: – Тебя в самом деле Торкой зовут?
– Торка! – хмыкнула она. – Как бы не так. Тятька постарался. Торкатла – мое имя.
Несмотря на серьезность ситуации, Кир усмехнулся. Ну, не вязалось строгое имя с ее облупленным носом и постоянной тягой плести веночки. Вот лет через тридцать будет она и впрямь Торкатлой, нарожает целый выводок детей – больше, чем у Одберга, – будет пилить мужа или сразу бить его скалкой промеж глаз, когда тот вернется из трактира навеселе. Если, конечно, она проживет эти тридцать лет. Война обычно не спрашивает, а берет свое без разрешения.
– Что ржешь? – нахмурилась девушка. – Я тебе…
– Я не над тобой, – заверил ее Кир, хватая прислоненную к стене метлу. – Вспомнил, как с Мелким на палках дрались…
Быстрым движением он освободил держак лопаты от прутьев, перехватил поудобнее. Если стража у Медренского не полные дураки, то к черному ходу они тоже должны послать кого-нибудь. Цветочек кивнула с пониманием, цапнула забытый на столе нож.
Их правда ждали во дворе. Двое стражников с алебардами и седоватый наемник в бригантине. Киру показались знакомыми его крысиное лицо и маленькие красные глазки. Кажется, человек из банды Черепа. Ой, как плохо…
Медренцы увидеть беглецов не ожидали. Или не ожидали увидеть так скоро. Несколько упущенных мгновений стоили им успеха в схватке. Кир длинным выпадом ткнул черенком от метлы под ложечку правому стражнику, треснул по шее левого. Едва успел отбить в сторону меч седоватого. Но ведь успел же!
Сзади, в доме, раздался грохот и громкие крики. Похоже, дверь просто сорвали с петель.
– Бежим! – Цветочек наклонилась над скорчившимся и растирающим шею стражником. Взмахнула ножом.
Кир и наемник застыли друг напротив друга. «Если он и впрямь из людей Черепа, – подумал молодой человек, – должен помнить ту дуэль на берегу Арамеллы. Опасается? Похож. Считает меня колдуном? Сейчас проверим…»
Тьялец поднял левую руку и выкрикнул первые слова, пришедшие ему на ум. Даже не слова, а какую-то небывалую тарабарщину:
– Барабамба! Кадурро! Бульк!
Наемник втянул голову в плечи и попытался отскочить. Видно, ожидал молнии с неба. Но взамен небесного огня вздулась мутным грибом дождевая вода из бочки, стоящей у стены. Поднялась вровень с коньком двухэтажного дома и обрушилась на седого. Кир успел заметить его округлившиеся глаза и подумал, что сам удивлен не меньше. Невелико счастье быть волшебником, когда не умеешь управлять своим даром, а если и выходит что-то, то результат никогда не предугадаешь…
Некогда раздумывать, господин т’Кирсьен делла Тарн!
Парень с размаху ударил ногой в лицо ворочавшегося посреди грязной лужи наемника. Мельком глянул на стражников. Оба не подавали признаков жизни.
– Быстрее! – Цветочек махала рукой уже от калитки. На лезвии длинного кухонного ножа застыли крупные алые капли.
Они припустили по переулку. Свернули за угол, выбегая на более широкую улицу. Прохожий в одежде мастерового попытался задержать Кира, растопырив руки, но молодой человек без всякой жалости свалил его ударом палки.
Краем сознания тьялец не переставал удивляться, как лихо девушка разбирается в хитросплетении медренских улочек и переулков. Сам бы он уже давно заблудился.
Позади топали сапоги. Кто-то громко орал: «Держи вора!»
Где же этот колодец?
Щелкнула тетива. Арбалет? Похоже.
Ой, как плохо…
Остается надеяться, что перезарядить на бегу не получится.
– Сюда! – Цветочек нырнула в неприметный, заросший крапивой проем между домами.
Почему у нее такое лицо? Побелевшее, губы сжаты.
– За мной…
Шипя от жгучих укусов крапивы, Кир не выбежал, а вывалился на пустырь, который и не узнал бы при дневном свете. Сруб колодца почти не виден из-за буйной травы. Лопухи, репейник, все та же вездесущая крапива.
Девушка первая подбежала к замшелым бревнам, оперлась рукой о верхний венец.
Глухо застонала.
Бывший лейтенант заметил торчащий из ее спины – три пальца выше левой лопатки – болт. Значит, не промазал арбалетчик! Вот сволочь!
– Лезь… – В уголке рта Торкатлы вздулся розовый пузырь. Вздулся и лопнул.
У Кира похолодело сердце. Признак хуже некуда. Наверняка легкое пробито. Хоть бы краешек, хоть бы чуть-чуть…
– Ты как? – Парень тронул разведчицу за локоть.
– Лезь быстрее, – сипло проговорила она. Чувствовалось, что держится из последних сил.
– Ты первая!
– Я не смогу.
– Сможешь! Быстрее!
Она с трудом перебросила ногу через край сруба и вдруг застонала и свалилась прямо в черную, дышащую холодом пасть колодца.
Помянув ледяных демонов Преисподней, Кир бросился за ней.
Глава 8
– Как это не любит? – поразился Антоло.
– Да вот так… Не любит, и все тут…
– Не может быть! – Табалец искренне недоумевал. Ну, не укладывалось у него в голове, как это отец может не любить собственного сына. – Он ему родной?
– Да уж не усыновленный… – едко ответила Лейна.
– Но как же тогда?..
– Откуда я знаю? – Девушка остановилась и по привычке уперла кулаки в бока. Правда, голоса она не повышала – видно, строго с шумом во дворце ландграфа. Или за лишнее словцо можно в подземелье угодить?
– Что вы все ко мне пристали? – продолжала она звенящим шепотом. – Я что, ландграфу ближняя родственница? Или он у меня совета спрашивает, кого ему любить, а кого нет?
– Тише, – Антоло примирительно коснулся ее локтя. – Не бери близко к сердцу. Чего я такого спросил? Пустое любопытство.
Он лукавил. Хотя и старался не подавать виду. Припомнив о наследнике Медрена, бывший студент не мог не восстановить в памяти те ощущения, которые испытал, невзначай прикоснувшись к плечу мальчика. Зуд, словно под кожей поселились кусачие лесные муравьи. Озноб. Головокружение, как у худосочной дворянской дочки, вышедшей в полдень прогуляться без зонтика. То же, но в гораздо меньшей степени Антоло чувствовал всякий раз, когда оказывался рядом с Кирсьеном и уж тем более когда они невзначай сталкивались.
Объяснение могло быть лишь одно.
Наследник Медрена обладает очень сильными магическими способностями. Настолько сильными, что даже Тельмар Мудрый, кажущийся большинству сасандрийцев недосягаемым в чародейском могуществе, был бы посрамлен в магическом поединке. Впрочем, тридцать семь лет тому назад Великий Круг чародеев Сасандры пожертвовал собой во имя спасения народа империи от бубонной чумы. С тех пор время сильных волшебников миновало. Но неужели не навсегда?
– Значит, барон, говоришь? О наследнике выспрашивал… – Антоло поверил девушке сразу и безоговорочно. В конце концов, он сам видел загадочного гостя ландграфа Медренского в схватке. Насадить на корд такого мастера фехтования, как Мелкий, не каждому дано. Но про взгляд ни Кир, ни Мудрец, ни сам кондотьер, побывавшие в плену у ландграфа и видевшие барона вблизи, не упоминали. Чаще называлась его кличка. Змеиный Язык, а на языке дроу – Н’атээр-Тьян’ге. Похоже, господин барон тот еще проныра и такими понятиями, как «честь» и «совесть», не обременен. – Ну-ну… Как зовут его?
Девушка пожала плечами:
– Знатные господа служанкам не представляются. – Но потом все же снизошла до ответа. – Фальм. Барон Фальм. Говор у него не наш. Пришепетывает вроде как. Будто пчела жужжит.
– А что он про наследника спрашивал?
– Опять тебя любопытство разбирает? – Лейна повернулась и неспешно пошла по коридору – разговоры разговорами, а работать надо. Болтунов и лентяев никто во дворце держать не будет.
– Не то чтобы очень, но… – Антоло замялся. Не станешь же ей объяснять, зачем пробирался в Медрен, что хочет выяснить. Во-первых, не ее ума дело – дочке булочника военных хитростей не понять. А во-вторых, меньше знаешь – крепче спишь: секрет можно выболтать даже случайно. Но если и правда секрет необычайной стойкости защитников Медрена кроется в худеньком мальчике двенадцати лет от роду? Догадывается ли об этом ландграф или пользуется способностями сына по наитию? Одно лишь то, что таинственный барон Фальм заинтересовался наследником Медрена, говорит о многом…
– Да ладно тебе! Как есть, так и говори.
– Ну, любопытно, конечно…
Лейна неожиданно ойкнула и остановилась. Антоло врезался ей в спину, выругавшись про себя: тоже мне, нашла место для глупого баловства! Но, подняв глаза, он понял, что поторопился с выводами. Неширокий коридор перегораживала плотная высокая фигура. Загорелое дочерна лицо и наголо обритая голова.
Джакомо-Череп. Бывший кондотьер, а нынче главный телохранитель его светлости ландграфа Медренского. Темнота не давала возможности разглядеть лицо бритоголового, но табалец знал – чуть ниже левой скулы щека Джакомо перечеркнута начавшим заживать рубцом. Каким уж чудом студенту удалось достать опытнейшего бойца? Наверное, виной тому была свалка и неразбериха. Признаться честно, Антоло тоже досталось хорошенько – ребра болели еще дней пять, да и челюсть ворочалась с большим трудом, отзываясь острой болью при каждом зевке.
Ой, как плохо… Уж на кого Антоло хотел бы наткнуться в последнюю очередь, так это на Черепа. Уж лучше барон Фальм. Хотя… Может, все-таки Джакомо его не запомнил? Горячка боя, десятки сменяющихся перед глазами лиц…
Так! Сейчас нужно поклониться. Подобострастно, подобострастно… Согнуть хребет, как перед главным благодетелем, а потом, не поднимая глаз, проскочить мимо – и больше желательно на глаза наемнику не попадаться.
Сказано – сделано…
Антоло ссутулил плечи, глядя в пол, забормотал невразумительно:
– Прощения просим, господин хороший, из Заовражья мы… Людишки жалкие…
Парень успел уловить движение воздуха, обдавшее легким ветерком щеку, а потом левый глаз взорвался огненной вспышкой. Ноги оторвались от пола и почему-то задрались вверх. Лопатки впечатались в жесткий пол так, что дыхание остановилось.
Несколько мгновений он лежал на спине, беспомощно разевая рот, словно выброшенный на песчаный берег карась. Что случилось? Почему он упал?
А потом в уши ворвался отчаянный визг Лейны.
– Заткнись! – яростно зарычал Череп. А после со звенящим, словно хорошая сталь, злорадством добавил: – Попался, сволочь! Подсыл! Думал, не узнаю?
«Все. Это конец, – подумал Антоло, в глубине души поражаясь, как равнодушно принимает эту, казалось бы, сокрушительную мысль. – Ничего не вышло. Только-только подобрался к разгадке… Эх, еще бы денек-другой! И книгу не успел дочитать. Кто же ее написал, интересно? Дурак! – одернул он себя. – Что ты про книги рассуждаешь, когда жить тебе осталось считаные часы? Да еще других за собой потянешь. Начнут разбираться, каким образом лазутчик в особняк ландграфа проник, схватят Лейну, фриту Иддун, а там и до пекаря Одберга доберутся, а у него семья, дети… А кроме того, в его доме укрываются Кир и Цветочек. Значит, нужно бороться…»
Черный силуэт Джакомо навис над студентом. Блеснула полоска зубов из-под презрительно приподнятой губы.
– Что разлегся, мразь? Размазня… Кулак не мог кого получше прислать? Вставай. И без шуточек – покалечу…
«Без шуточек? Как бы не так!»
Все же опыт не одного десятка пьяных драк в университетском городке Аксамалы даром не пропал. Может, с мечом Антоло управляться не умел и никогда уже не научится – права Пустельга, тысячу раз права, – но в рукопашной потасовке он еще способен кое-что показать. Даже матерому наемнику.
Колени к животу и резко выпрямить!
Череп взвыл, словно кот, которому прищемили хвост дверью. Да нет! Как десяток котов. Согнулся, хватаясь за причинное место. А студент зацепил его ступней за лодыжку, дернул…
Нет, Джакомо-Череп не поддался на простецкую уловку. Даже боль, застилающая взор, не помешала. Он перенес тяжесть тела на другую ногу, потому и не упал. Отпрыгнул, тяжело дыша. Зарычал. Потянул из ножен длинный корд. Добыча оказалась с зубами.
Воспользовавшись замешательством врага, Антоло перевернулся на четвереньки и, превозмогая боль, поднялся на ноги. Вместо корда у него имелся короткий (клинок в две ладони) нож, спрятанный за голенищем.
– Ну все, котяра, конец тебе, – прорычал Череп.
Табалец дернул за рукав Лейну, толкнул ее себе за спину:
– Беги, спасайся!
Девушка мычала, выпучив глаза, и не трогалась с места.
Джакомо пошел вперед сгорбившись и удерживая оружие в опущенной руке.
Антоло пятился, прикрывая оцепеневшую от страха «невесту». Он не спускал глаз с наемничьего корда. Боялся, что, если пропустит первый удар, второй врагу уже не понадобится.
– Беги! Беги, дура! – бросил он через плечо. – Предупреди! Слышишь?
– А? Что? – Лейна непонимающе вскрикнула и вдруг вцепилась двумя руками в плечо Антоло.
– Ты что? Отпусти, дура!
Студент дернулся, пытаясь вырваться, и тут Джакомо прыгнул вперед. Полоснул клинком вправо, влево. Острие вспороло рубаху на груди парня, прочертило жгущую полоску по груди. Антоло попытался отмахнуться ножом, но скулящая Лейна сковывала движения. Табалец успел заметить, как легко Джакомо уклонился от его неуклюжего тычка, и отчаянно затрепыхался, освободившись наконец-то от мертвой хватки девушки. Но изготовиться к бою, чтобы оказать достойное сопротивление, он так и не успел. Излюбленным приемом Череп лягнул парня под колено, приложил кулаком под дых, а потом резким ударом выбил нож.
Антоло понял, что это и вправду конец. Сжался, ожидая почувствовать вонзающуюся в живот или между ребер острую сталь, но вместо этого получил рукояткой корда в висок, обмяк и, цепляясь всеми силами за уходящее сознание, повалился на пол.
Когда в дверь забарабанили тяжелые требовательные удары, Кир сидел на кухне и прикидывал – начинать четвертую булку или повременить до обеда. Как же далеко, бесконечно далеко остались те дни, когда можно было выйти на Клепсидральную площадь имперской столицы, купить у лоточника какой-нибудь вкуснятины, пройтись по городу в компании друзей. Где они теперь? Лен погиб. Глупо, нелепо, в бордельной драке. Верольм и Фальо наверняка арестованы, разжалованы и в лучшем случае отправлены в заброшенный Триединым и людьми форт на южной границе Окраины, а в худшем умерли от непосильного труда и непривычной пищи где-нибудь в каменоломнях Аруна. А он, зачинщик этой драки, выжил и сейчас наворачивает за обе щеки булки с винной ягодой…
– Кто бы это? – недовольно пробурчал фра Одберг и, грузно ступая, пошел к двери.
– Эй, дядька! Погоди! Не открывай! – встрепенулась Цветочек, наряжавшая тут же, рядом, куклу с младшей дочкой пекаря.
– Так бьют же ж как… – Грузный мастеровой не остановился. – Не ровен час сломают…
– Малыш! – Цветочек обернулась к Киру. – Что думаешь?
– Не называй меня так! – поморщился парень. – Меча, жаль, нет…
– Вот и я думаю… – протянула разведчица. – Не быть бы беде.
Она кивнула Киру на черный ход.
– А они? – Молодой человек указал глазами на пекаря и испуганно сжавшуюся на лавке девчушку.
Цветочек небрежно пожала плечами:
– Нас не будет – выкрутятся. Первый раз ему, что ли?
Тем временем Одберг поравнялся с дверью и положил широкую ладонь на засов.
– Ты хоть спроси, кто там. – Цветочек вцепилась Киру в рукав и поволокла его прочь, к выходу.
– Кто там? – послушно пробасил пекарь.
– Открывай, подлец! – донесся приглушенный досками хриплый голос. – Открывай! Именем его светлости!
Кирсьен и девушка переглянулись. Неужели и вправду неприятности начались? Тогда что там с Антоло? Даже думать не хочется.
– Где колодец, ты помнишь? – вполголоса проговорила Цветочек.
– Помню, – кивнул молодой человек. И почему-то спросил: – Тебя в самом деле Торкой зовут?
– Торка! – хмыкнула она. – Как бы не так. Тятька постарался. Торкатла – мое имя.
Несмотря на серьезность ситуации, Кир усмехнулся. Ну, не вязалось строгое имя с ее облупленным носом и постоянной тягой плести веночки. Вот лет через тридцать будет она и впрямь Торкатлой, нарожает целый выводок детей – больше, чем у Одберга, – будет пилить мужа или сразу бить его скалкой промеж глаз, когда тот вернется из трактира навеселе. Если, конечно, она проживет эти тридцать лет. Война обычно не спрашивает, а берет свое без разрешения.
– Что ржешь? – нахмурилась девушка. – Я тебе…
– Я не над тобой, – заверил ее Кир, хватая прислоненную к стене метлу. – Вспомнил, как с Мелким на палках дрались…
Быстрым движением он освободил держак лопаты от прутьев, перехватил поудобнее. Если стража у Медренского не полные дураки, то к черному ходу они тоже должны послать кого-нибудь. Цветочек кивнула с пониманием, цапнула забытый на столе нож.
Их правда ждали во дворе. Двое стражников с алебардами и седоватый наемник в бригантине. Киру показались знакомыми его крысиное лицо и маленькие красные глазки. Кажется, человек из банды Черепа. Ой, как плохо…
Медренцы увидеть беглецов не ожидали. Или не ожидали увидеть так скоро. Несколько упущенных мгновений стоили им успеха в схватке. Кир длинным выпадом ткнул черенком от метлы под ложечку правому стражнику, треснул по шее левого. Едва успел отбить в сторону меч седоватого. Но ведь успел же!
Сзади, в доме, раздался грохот и громкие крики. Похоже, дверь просто сорвали с петель.
– Бежим! – Цветочек наклонилась над скорчившимся и растирающим шею стражником. Взмахнула ножом.
Кир и наемник застыли друг напротив друга. «Если он и впрямь из людей Черепа, – подумал молодой человек, – должен помнить ту дуэль на берегу Арамеллы. Опасается? Похож. Считает меня колдуном? Сейчас проверим…»
Тьялец поднял левую руку и выкрикнул первые слова, пришедшие ему на ум. Даже не слова, а какую-то небывалую тарабарщину:
– Барабамба! Кадурро! Бульк!
Наемник втянул голову в плечи и попытался отскочить. Видно, ожидал молнии с неба. Но взамен небесного огня вздулась мутным грибом дождевая вода из бочки, стоящей у стены. Поднялась вровень с коньком двухэтажного дома и обрушилась на седого. Кир успел заметить его округлившиеся глаза и подумал, что сам удивлен не меньше. Невелико счастье быть волшебником, когда не умеешь управлять своим даром, а если и выходит что-то, то результат никогда не предугадаешь…
Некогда раздумывать, господин т’Кирсьен делла Тарн!
Парень с размаху ударил ногой в лицо ворочавшегося посреди грязной лужи наемника. Мельком глянул на стражников. Оба не подавали признаков жизни.
– Быстрее! – Цветочек махала рукой уже от калитки. На лезвии длинного кухонного ножа застыли крупные алые капли.
Они припустили по переулку. Свернули за угол, выбегая на более широкую улицу. Прохожий в одежде мастерового попытался задержать Кира, растопырив руки, но молодой человек без всякой жалости свалил его ударом палки.
Краем сознания тьялец не переставал удивляться, как лихо девушка разбирается в хитросплетении медренских улочек и переулков. Сам бы он уже давно заблудился.
Позади топали сапоги. Кто-то громко орал: «Держи вора!»
Где же этот колодец?
Щелкнула тетива. Арбалет? Похоже.
Ой, как плохо…
Остается надеяться, что перезарядить на бегу не получится.
– Сюда! – Цветочек нырнула в неприметный, заросший крапивой проем между домами.
Почему у нее такое лицо? Побелевшее, губы сжаты.
– За мной…
Шипя от жгучих укусов крапивы, Кир не выбежал, а вывалился на пустырь, который и не узнал бы при дневном свете. Сруб колодца почти не виден из-за буйной травы. Лопухи, репейник, все та же вездесущая крапива.
Девушка первая подбежала к замшелым бревнам, оперлась рукой о верхний венец.
Глухо застонала.
Бывший лейтенант заметил торчащий из ее спины – три пальца выше левой лопатки – болт. Значит, не промазал арбалетчик! Вот сволочь!
– Лезь… – В уголке рта Торкатлы вздулся розовый пузырь. Вздулся и лопнул.
У Кира похолодело сердце. Признак хуже некуда. Наверняка легкое пробито. Хоть бы краешек, хоть бы чуть-чуть…
– Ты как? – Парень тронул разведчицу за локоть.
– Лезь быстрее, – сипло проговорила она. Чувствовалось, что держится из последних сил.
– Ты первая!
– Я не смогу.
– Сможешь! Быстрее!
Она с трудом перебросила ногу через край сруба и вдруг застонала и свалилась прямо в черную, дышащую холодом пасть колодца.
Помянув ледяных демонов Преисподней, Кир бросился за ней.
Глава 8
Когда серый рассвет несмело заглянул в забранное решетками окно, проделанное на одном уровне с брусчаткой внутреннего двора, Антоло почувствовал, что сходит с ума от боли. Все его невзгоды и лишения – сломанная в детстве ключица, колотая рана предплечья в студенческие годы, гудящие от усталости мышцы во время забегов под командованием сержанта Дыкала, ушибы и синяки, полученные от крестьян в лесной тельбийской деревушке, – казались милыми забавами, невинными играми, подобно схваткам на деревянных мечах. Теперь же пришло время испытать настоящую боль.
Нет, его не жгли огнем, не вырывали ногти и не поднимали на дыбу, хотя Джакомо-Череп, нет-нет да и потирающий украдкой промежность, щедро обещал все эти забавы, а к ним еще «каматийского ослика» и «давилку» для головы. Несколько зуботычин, полученных во время допроса, не в счет. Появившийся надменный и высокомерный барон Фальм приказал устроить пойманному шпиону «аиста».
Почему шпиону? Да потому, что Лейна, совершенно ошалевшая от испуга, выложила все еще до того, как бесчувственного студента, оглушенного бритоголовым наемником, оттащили в пыточную. В нее вообще словно демон вселился. Кричала, что она не виновата, что ее заставили. Вспомнила и Черного Шипа, и свою «пришибленную», как она сказала, сестренку Торку, связавшуюся с врагами Медрена и Тельбии. Сказала, мол, белобрысый подлец (не сразу Антоло понял, что речь идет о нем) проник в особняк его светлости с гнусной целью. Когда ее спросили, с какой именно, сразу и не нашлась, что ответить, но потом снова затарахтела без умолку: выведать главный военный секрет Медрена и выдать имперским завоевателям, убить его светлость, убить господина барона, убить капитана т’Вергела дель Таррано, убить господина Джакомо, убить наследника, его светлость, молодого хозяина Халльберна…
Антоло даже поразился, какой он страшный человек, оказывается. Ночной кошмар, хуже брухи. Хладнокровный убийца, руки по локоть в крови.
Вот чем-чем, а хладнокровием Антоло не мог похвастаться. Он отчаянно трусил. Неужели жизнь была чересчур снисходительна к молодому табальцу? Нет. Двадцать два года, а он уже и в тюрьме побывал, и в армии. Дезертировал, записался в наемники, штурмовал замок местного ландграфа, вызвался идти лазутчиком в осажденный город… Его били нещадно, от души, от всего сердца, стараясь зацепить побольнее. И он бил. Бил, поскольку не привык оставаться в долгу. Бил, не задумываясь о последствиях. Хотя, кажется, не убил никого.
И все же боль Антоло знал и терпеть умел. Так чего же боялся сейчас?
Скорее всего, того, что полностью находился во власти врагов, и надежды на помощь не было. Они могли его убивать медленно или убивать быстро, калечить… Могли просто глумиться. Уж способов, как унизить человека до такой степени, что сам захочет умереть, человечество выдумало предостаточно. И если Джакомо-Череп казался при всей своей грубости и показной жестокости все же простым и понятным, как может быть понятен охочий до мяса дикий кот, то, заглянув в глаза барона Фальма, Антоло ужаснулся. Он понял, что именно пыталась втолковать ему Лейна. Во взгляде барона не читалась душа. Только холод и пустота. Даже не глаза зверя. В одной из книг студент читал об опытах айшасианского ученого, пытавшегося оживить каменную статую. Вот если бы ему удалось достичь успеха, глаза каменного истукана должны были бы, по мнению табальца, выглядеть именно так.
Холодный пот побежал между лопатками Антоло, когда цепкие пальцы господина барона запрокинули ему голову, вцепившись в волосы.
– А еще он про наследника Халльберна выспрашивал! – не замедлила подбавить масла в огонь Лейна.
Вот дура девка! Думает, что выгораживает себя, выкладывая всю правду. Нет, ты же себя еще больше топишь. Помогала страшному врагу Медрена? Помогала. Не прибежала, не выдала кому-то из охраны, да хоть и своему жениху-сержанту? Нет. Значит, пособничала врагу. А это по закону военного времени в любой стране карается поспешно и неотвратимо. И уж тем более в Медрене, так восторженно защищающем своего владыку. Да это счастье будет, если ландграф прикажет просто повесить ее или отрубить голову. Ведь может собрать толпу на площади и объявить: «Так, мол, и так, дорогие мои верноподданные. Перед вами предательница, помогавшая злобным имперцам, жаждущим под стенами города вашей крови, вашего серебра, ваших женщин…» Воодушевленная речью толпа любого на кусочки порвет. Уж что такое гнев толпы, Антоло знал не понаслышке. Сколько времени прошло, а до сих пор ребра побаливали!
Для себя же парень решил – отвечать на вопросы не будет.
Врать и выгораживать себя – глупо. Тот, кто считает врагов легковерными простачками, дурак втройне. Это в сказках герою удается обвести вокруг пальца злобных чародеев и королей, а жизнь гораздо сложнее. Она ведет жесткий отбор. Доверчивые и недалекие правителями не становятся.
Правду говорить тем более бессмысленно. Кто он такой, и так понятно, а подробности никого не волнуют. Конец известен хоть так, хоть этак. Тем более выдавать соратников как-то, мягко говоря, нехорошо. Даже если из-за этого соратника загремел сперва в тюрьму, а потом в армию. Даже если соратник спит и видит, как бы ловчее вцепиться тебе в горло. Даже если, узнав о твоей смерти, он зажжет жертвенный огонь в храме и возблагодарит Триединого за ниспосланное ему удовлетворение. Пускай. Зато никто не обвинит его, Антоло из Да-Вильи, в предательстве.
Как говорил Желтый Гром, вольный кентавр из Великой Степи? «Я не жалею, что Антоло из Табалы встретился на моем пути. Это честь – иметь такого друга…» Что ж, ему не будет стыдно за эти слова! А бывшему гвардейцу Кирсьену и Цветочку-Торке не придется жалеть, что они отправились в Медрен с ним вместе. Хотя… Где они сейчас? Ведь Лейна выдала всех сразу и не задумалась, что же делает. Ведь ее семья пострадает от гнева ландграфа в первую очередь. Мать, отец, сестры… Подумала она об этом? Ох, вряд ли… Не об этом думала, а как бы себя выгородить, спастись любой ценой… Ну не уподобляться же ему перепуганной девчонке?
Поэтому Антоло гордо молчал. Точнее, это он надеялся, что гордо, а как оно выходило на самом деле, не знал. Может, со стороны он выглядел перепуганным, забитым, потерявшим дар речи от ужаса? Кто знает?
Фальм, нехорошо кривясь, задрал голову табальца и заглянул ему в глаза.
Во имя Триединого! Лучше с голодной брухой встретиться.
– Северянин, – процедил барон сквозь зубы.
– Он из банды Кулака, – в который уже раз пояснил Джакомо. – Я его помню.
– Неужели и вправду его светлость так нужен генералу дель Овиллу? – Барон потер переносицу.
Череп и окружающие его наемники выразили красноречивое недоумение – пожимали плечами, переглядывались, делали круглые глаза, словно сборище плохих актеров. Из помощников бритоголового при допросе присутствовали двое: один седоватый с крысиной мордочкой, одетый почему-то в мокрый бригантин, а второй невысокий, плешивый, с родимым пятном на правой скуле.
– А прижжем ему пятки, все сам и расскажет, – как бы между прочим предложил Крысюк.
– Можно один глаз выколоть, – с противной усмешкой прибавил Плешивый. И невинно пояснил: – Два-то ему ужо без надобности…
– Да? – задумался Фальм. – А стоит ли?
– Стоит-стоит! – в один голос заверили его наемники, уже предвкушая развлечение.
– И девку тоже прижечь, – прищурился, как кот на сметану, Плешивый. – А то и…
– Девку увести! – сказал как отрезал барон. – И глядите у меня!
Дважды повторять не пришлось. По вытянувшимся лицам Крысюка с товарищем Антоло понял, что ослушаются приказа они лишь в том случае, когда надумают оставить сей мир быстро и безболезненно. А может быть, мучительно и долго. Это как повезет. Мелкому, можно сказать, еще повезло. Корд в пах. Мучился недолго.
Оставшись в пыточной лишь с Антоло и своим ближайшим помощником, Фальм оттолкнул пленника так, что тот стукнулся затылком о каменную кладку. Почти незаметным движением выхватил корд и располосовал на парне рубаху.
– Молчишь? Гордец!
Острие корда уткнулось табальцу в горло чуть пониже кадыка.
– Хочешь сказать, что не боишься? А ведь боишься…
Больше всего в этот миг Антоло хотелось сглотнуть. Ну, просто зудело внутри. Но он и вправду боялся, что перережет сам себе горло неосторожным движением.
– А это у тебя что? – Клинок двинулся ниже, к амулету, подаренному Желтым Громом. – Оберег? Как же так? Жрецы Триединого запрещают обереги? Или ты вероотступник?
Барон убрал корд и прикоснулся к сплетенной из волоса нитке.
Рявкнул, как ошпаренный кот.
Отдернул пальцы.
Его холеное лицо, украшенное остроконечной бородкой, перекосилось.
От чего?
От боли? От злости? От страха?
Похоже, от всего сразу.
Фальм тряс кистью, будто обжегся:
– Что это? Колдовство?
Антоло промолчал. Раз уж решил не отвечать на вопросы, нужно держаться. А то слово за слово… Он не почувствовал ничего. Да и не верил, что подарок кентавра имеет хоть малую волшебную силу. И все же… Может, искренность дарителя и впрямь наделила амулет какими-то способностями?
– Я сейчас его ковырну! – вызвался Череп.
Но барон жестом остановил его:
– Не трогай! Не твоего ума. Он сам все расскажет.
Нет, его не жгли огнем, не вырывали ногти и не поднимали на дыбу, хотя Джакомо-Череп, нет-нет да и потирающий украдкой промежность, щедро обещал все эти забавы, а к ним еще «каматийского ослика» и «давилку» для головы. Несколько зуботычин, полученных во время допроса, не в счет. Появившийся надменный и высокомерный барон Фальм приказал устроить пойманному шпиону «аиста».
Почему шпиону? Да потому, что Лейна, совершенно ошалевшая от испуга, выложила все еще до того, как бесчувственного студента, оглушенного бритоголовым наемником, оттащили в пыточную. В нее вообще словно демон вселился. Кричала, что она не виновата, что ее заставили. Вспомнила и Черного Шипа, и свою «пришибленную», как она сказала, сестренку Торку, связавшуюся с врагами Медрена и Тельбии. Сказала, мол, белобрысый подлец (не сразу Антоло понял, что речь идет о нем) проник в особняк его светлости с гнусной целью. Когда ее спросили, с какой именно, сразу и не нашлась, что ответить, но потом снова затарахтела без умолку: выведать главный военный секрет Медрена и выдать имперским завоевателям, убить его светлость, убить господина барона, убить капитана т’Вергела дель Таррано, убить господина Джакомо, убить наследника, его светлость, молодого хозяина Халльберна…
Антоло даже поразился, какой он страшный человек, оказывается. Ночной кошмар, хуже брухи. Хладнокровный убийца, руки по локоть в крови.
Вот чем-чем, а хладнокровием Антоло не мог похвастаться. Он отчаянно трусил. Неужели жизнь была чересчур снисходительна к молодому табальцу? Нет. Двадцать два года, а он уже и в тюрьме побывал, и в армии. Дезертировал, записался в наемники, штурмовал замок местного ландграфа, вызвался идти лазутчиком в осажденный город… Его били нещадно, от души, от всего сердца, стараясь зацепить побольнее. И он бил. Бил, поскольку не привык оставаться в долгу. Бил, не задумываясь о последствиях. Хотя, кажется, не убил никого.
И все же боль Антоло знал и терпеть умел. Так чего же боялся сейчас?
Скорее всего, того, что полностью находился во власти врагов, и надежды на помощь не было. Они могли его убивать медленно или убивать быстро, калечить… Могли просто глумиться. Уж способов, как унизить человека до такой степени, что сам захочет умереть, человечество выдумало предостаточно. И если Джакомо-Череп казался при всей своей грубости и показной жестокости все же простым и понятным, как может быть понятен охочий до мяса дикий кот, то, заглянув в глаза барона Фальма, Антоло ужаснулся. Он понял, что именно пыталась втолковать ему Лейна. Во взгляде барона не читалась душа. Только холод и пустота. Даже не глаза зверя. В одной из книг студент читал об опытах айшасианского ученого, пытавшегося оживить каменную статую. Вот если бы ему удалось достичь успеха, глаза каменного истукана должны были бы, по мнению табальца, выглядеть именно так.
Холодный пот побежал между лопатками Антоло, когда цепкие пальцы господина барона запрокинули ему голову, вцепившись в волосы.
– А еще он про наследника Халльберна выспрашивал! – не замедлила подбавить масла в огонь Лейна.
Вот дура девка! Думает, что выгораживает себя, выкладывая всю правду. Нет, ты же себя еще больше топишь. Помогала страшному врагу Медрена? Помогала. Не прибежала, не выдала кому-то из охраны, да хоть и своему жениху-сержанту? Нет. Значит, пособничала врагу. А это по закону военного времени в любой стране карается поспешно и неотвратимо. И уж тем более в Медрене, так восторженно защищающем своего владыку. Да это счастье будет, если ландграф прикажет просто повесить ее или отрубить голову. Ведь может собрать толпу на площади и объявить: «Так, мол, и так, дорогие мои верноподданные. Перед вами предательница, помогавшая злобным имперцам, жаждущим под стенами города вашей крови, вашего серебра, ваших женщин…» Воодушевленная речью толпа любого на кусочки порвет. Уж что такое гнев толпы, Антоло знал не понаслышке. Сколько времени прошло, а до сих пор ребра побаливали!
Для себя же парень решил – отвечать на вопросы не будет.
Врать и выгораживать себя – глупо. Тот, кто считает врагов легковерными простачками, дурак втройне. Это в сказках герою удается обвести вокруг пальца злобных чародеев и королей, а жизнь гораздо сложнее. Она ведет жесткий отбор. Доверчивые и недалекие правителями не становятся.
Правду говорить тем более бессмысленно. Кто он такой, и так понятно, а подробности никого не волнуют. Конец известен хоть так, хоть этак. Тем более выдавать соратников как-то, мягко говоря, нехорошо. Даже если из-за этого соратника загремел сперва в тюрьму, а потом в армию. Даже если соратник спит и видит, как бы ловчее вцепиться тебе в горло. Даже если, узнав о твоей смерти, он зажжет жертвенный огонь в храме и возблагодарит Триединого за ниспосланное ему удовлетворение. Пускай. Зато никто не обвинит его, Антоло из Да-Вильи, в предательстве.
Как говорил Желтый Гром, вольный кентавр из Великой Степи? «Я не жалею, что Антоло из Табалы встретился на моем пути. Это честь – иметь такого друга…» Что ж, ему не будет стыдно за эти слова! А бывшему гвардейцу Кирсьену и Цветочку-Торке не придется жалеть, что они отправились в Медрен с ним вместе. Хотя… Где они сейчас? Ведь Лейна выдала всех сразу и не задумалась, что же делает. Ведь ее семья пострадает от гнева ландграфа в первую очередь. Мать, отец, сестры… Подумала она об этом? Ох, вряд ли… Не об этом думала, а как бы себя выгородить, спастись любой ценой… Ну не уподобляться же ему перепуганной девчонке?
Поэтому Антоло гордо молчал. Точнее, это он надеялся, что гордо, а как оно выходило на самом деле, не знал. Может, со стороны он выглядел перепуганным, забитым, потерявшим дар речи от ужаса? Кто знает?
Фальм, нехорошо кривясь, задрал голову табальца и заглянул ему в глаза.
Во имя Триединого! Лучше с голодной брухой встретиться.
– Северянин, – процедил барон сквозь зубы.
– Он из банды Кулака, – в который уже раз пояснил Джакомо. – Я его помню.
– Неужели и вправду его светлость так нужен генералу дель Овиллу? – Барон потер переносицу.
Череп и окружающие его наемники выразили красноречивое недоумение – пожимали плечами, переглядывались, делали круглые глаза, словно сборище плохих актеров. Из помощников бритоголового при допросе присутствовали двое: один седоватый с крысиной мордочкой, одетый почему-то в мокрый бригантин, а второй невысокий, плешивый, с родимым пятном на правой скуле.
– А прижжем ему пятки, все сам и расскажет, – как бы между прочим предложил Крысюк.
– Можно один глаз выколоть, – с противной усмешкой прибавил Плешивый. И невинно пояснил: – Два-то ему ужо без надобности…
– Да? – задумался Фальм. – А стоит ли?
– Стоит-стоит! – в один голос заверили его наемники, уже предвкушая развлечение.
– И девку тоже прижечь, – прищурился, как кот на сметану, Плешивый. – А то и…
– Девку увести! – сказал как отрезал барон. – И глядите у меня!
Дважды повторять не пришлось. По вытянувшимся лицам Крысюка с товарищем Антоло понял, что ослушаются приказа они лишь в том случае, когда надумают оставить сей мир быстро и безболезненно. А может быть, мучительно и долго. Это как повезет. Мелкому, можно сказать, еще повезло. Корд в пах. Мучился недолго.
Оставшись в пыточной лишь с Антоло и своим ближайшим помощником, Фальм оттолкнул пленника так, что тот стукнулся затылком о каменную кладку. Почти незаметным движением выхватил корд и располосовал на парне рубаху.
– Молчишь? Гордец!
Острие корда уткнулось табальцу в горло чуть пониже кадыка.
– Хочешь сказать, что не боишься? А ведь боишься…
Больше всего в этот миг Антоло хотелось сглотнуть. Ну, просто зудело внутри. Но он и вправду боялся, что перережет сам себе горло неосторожным движением.
– А это у тебя что? – Клинок двинулся ниже, к амулету, подаренному Желтым Громом. – Оберег? Как же так? Жрецы Триединого запрещают обереги? Или ты вероотступник?
Барон убрал корд и прикоснулся к сплетенной из волоса нитке.
Рявкнул, как ошпаренный кот.
Отдернул пальцы.
Его холеное лицо, украшенное остроконечной бородкой, перекосилось.
От чего?
От боли? От злости? От страха?
Похоже, от всего сразу.
Фальм тряс кистью, будто обжегся:
– Что это? Колдовство?
Антоло промолчал. Раз уж решил не отвечать на вопросы, нужно держаться. А то слово за слово… Он не почувствовал ничего. Да и не верил, что подарок кентавра имеет хоть малую волшебную силу. И все же… Может, искренность дарителя и впрямь наделила амулет какими-то способностями?
– Я сейчас его ковырну! – вызвался Череп.
Но барон жестом остановил его:
– Не трогай! Не твоего ума. Он сам все расскажет.