Зарычав, Вильяф Медренский бросился вперед.
   Барон не сдвинулся с места. Повинуясь его быстрому взгляду, Джакомо без замаха ударил его светлость в спину шестопером. Звякнули доспехи. Ландграф рухнул ничком, эфес меча выскользнул из его пальцев.
   Завизжала графиня.
   – Закрой ей рот! – скривился Фальм. Носком сапога толкнул Вильяфа в плечо. Наступил на грудь и, наклонившись, прошипел, брызгая слюной, в перекошенное от боли и ненависти лицо. – Коль медальоном может воспользоваться тупой провинциальный графишка, то им могу воспользоваться и я… Ты стал не нужен мне, Вильяф Медренский. Как и твой Медрен, гори он вечным пламенем… – Барон замолк на мгновение, прислушиваясь к оборвавшемуся вскрику графини. Раздельно проговорил: – Неудачник должен умереть. А твоим чудом, глупенький мой граф, я сумею воспользоваться и без тебя.
   Ландграф сжал кулаки, попытался приподняться на локте:
   – Будь ты проклят, ублюдок кошачий…
   Коротким, быстрым движением Фальм воткнул в него корд. Прямо за горловину кирасы. Неспешно выпрямился и натолкнулся на исполненный ненависти взгляд наследника Халльберна. Мальчика удерживал одной рукой Джакомо-Череп. Почти на весу, так, что сын ландграфа (вернее, теперь уже полноправный ландграф, имеющий право принять корону правителя) касался пола лишь носками желтых, украшенных серебряными гвоздиками сапожек.
   – Я убью тебя, – спокойно и даже как-то равнодушно проговорил мальчишка. – Убью своими руками.
   Ни ярости, ни страха не было в его голосе, и от этого обещанию хотелось верить.
   – Хорошо, – усмехнулся Фальм. – Когда-нибудь потом. Пальо!
   Худющий слуга подобострастно склонился перед бароном:
   – Слушаюсь, господин!
   – Снимай с него медальон.
   – Слушаюсь, господин!
   Изменник потянулся рукой к старинному украшению, поблескивающему на груди наследника. Халльберн неожиданно щелкнул зубами. Пальо испуганно отдернул руку.
   – Ты разочаровываешь меня, молодой господинчик! – покачал головой барон. – Быстрее, Пальо! За цацку отвечаешь головой! А ты, Джакомо, за мальчишку. Уяснили? Они нужны мне оба. Целые и невредимые.
   Фальм вздрогнул. Развернулся изящным танцевальным движением.
   Дверь раскололась пополам. Жалобно заскрипели петли. Вторая половинка с грохотом ударилась о стену.
   В комнату головой вперед впрыгнул костлявый мужик в потертом бригантине. К каждой руке он держал по кистеню – короткая рукоятка, цепочка длиной в локоть и граненый груз.
   Следом за ним ворвались наемники. Светловолосый бородач с измаранным кровью лицом и топором в руке. Черноволосый парень с повязкой вокруг головы на каматийский манер. Коротко подстриженная женщина. Пучеглазый крепыш. Коротышка дроу, оскаливший желтые зубы. Седобородый воин с фальчионом в левой руке.
   – Смерть!
   – Где ты, Череп?!
   – Сдавайся, граф!
   – Сдохни, Н’атээр-Тьян’ге!!!
   Барон Фальм дернул головой, глаза его сузились, верхняя губа приподнялась, обнажая здоровые белые клыки.
   – Уходите! – бросил он сообщникам. – Быстро! Я задержу их.
   Пальо очертя голову бросился к окну.
   Джакомо, удерживая Халльберна поперек туловища, последовал за ним.
   Путь ему заступил Мудрец. Вращающиеся кистени слились в смазанные пятна.
   Череп отбросил в сторону мальчика, ткнул верзилу в живот рукоятью шестопера. Мудрец легко увернулся, взмахнул кистенями.
   Один груз только коснулся запястья бритоголового, но пальцы его разжались. Второй кистень чиркнул Джакомо по виску. Из рассеченной кожи хлынула кровь, заливая глаз.
   Кир понял, что Черепу воздастся по заслугам и без него, а потому повернулся к барону, поднимая меч.
   Холодный ужас сковал руки и ноги тьяльца.
   Мгновение назад на этом месте стоял человек. Но то, что парень увидел сейчас, человеком не являлось. Круглая морда, покрытая светло-рыжей шерстью, длинные усы, остроконечные уши, прижатые к голове, белоснежные клыки и когтистые лапы, торчащие из рукавов дорогого темно-вишневого кафтана.
   Котолак!
   – Что стоишь?! – Клоп с силой оттолкнул Кирсьена и бросился на оборотня, замахиваясь мечом.
   Хищник взрыкнул, наотмашь ударил аксамалианца лапой с растопыренными когтями. Пучеглазый отлетел на Кира. Свалил его с ног. Молодой человек больно ударился плечом, но оружия не бросил.
   Лежа на полу и пытаясь сбросить с себя труп Клопа (а хлещущая кровь не позволял усомниться в смерти аксамалианца), Кирсьен видел, как Джакомо оттолкнул Мудреца, получил топором в плечо от Бучилы и, падая на колени, шестопером подрубил северянину ноги.
   Рядом с Черепом возник Кулак, избегающий резких движений из-за засевшего между ребер болта, плавно повел фальчионом. Загорелая дочерна, наголо обритая голова бывшего кондотьера отделилась от шеи и, сопровождаемая веером кровавых брызг, полетела в темный угол.
   – Н’атээр-Тьян’ге! – заверещал Белый, выпуская стрелу.
   Котолак клацнул челюстями, перекусывая древко в полете. Отпрыгнул к окну, сгорбился, шевеля ноздрями.
   К нему бросился Серый. Ловко полоснул клинком. Лезвие прошло вскользь, срезая клок рыжей шерсти с загривка оборотня, а человек откатился с чудовищной рваной раной груди, от которой не спас и кожаный бригантин.
   Мудрец поднялся на ноги. Злые, жалящие удары кистеней заставили Фальма отступить еще на шаг. Котолак прижался спиной к подоконнику и яростно зашипел. Рыжее ухо разлетелось кровавыми ошметками. Следующий удар пришелся по плечу зверя, который прыгнул на грудь человека, не обращая внимания на боль.
   Верзила опустил подбородок, защищая горло. Длинные клыки сомкнулись на его лице, задние лапы уперлись в живот – когда только успел разуться? Спина котолака согнулась дугой, а потом выпрямилась. Оттолкнувшись от Мудреца, барон-оборотень вылетел в окно.
   Кир, сбросивший наконец-то с себя мертвого Клопа, поднялся на ноги.
   И тут в комнату ворвался взъерошенный Почечуй:
   – Беда, парни! Наш окружили… энтого…
   Рядом с коморником, обмотанный вонючей тряпкой, стоял табалец Антоло. Стоял и неизвестно чему улыбался. До тех пор, пока не увидел изуродованный труп Мудреца.

Часть вторая
Бастион империи

Глава 10

   Вальдо остановился у бочки, в которой трактирщик накапливал дождевую воду, и придирчиво осмотрел свое отражение. Если хочешь втереться в доверие к настоящим благородным господам или купцам, у которых денег больше, чем иголок на сосне, нужно выглядеть если не солидно, то хотя бы прилично. Ну, вроде бы, ничего – грязи на щеках нет, даром что мать попросила перед самым выходом из дому печку разжечь. То ли с тягой плохо дело, то ли дрова немножко сырые, но повозиться пришлось. А когда раздуваешь изо всех сил едва тлеющие угольки, иногда случается, что пепел и сажа летят в лицо. Ничего, зато к вечеру ожидаются пирожки с капустой, с рубленым яйцом и на сладкое – с яблоками. Мамаша бывает сварливой и недолюбливает занятие сына, но готовит – пальчики оближешь.
   Вальдо хмыкнул, вспомнив, как в прошлый раз мать пыталась наставить его на путь истинный. Нечестным путем, говорите, мамаша? А от денежек нечестных еще ни разу не отказалась. Где бы мы были и что делали бы без моего промысла? Он обмакнул ладони и смочил непослушные вихры на макушке. Хотел еще раз взглянуть на себя, любимого, но поверхность воды в бочке рябила, придавая лицу тридцатипятилетнего мужика, уроженца и жителя городка Тин-Клейн, что в Восточной Гоблане, черты ухмыляющегося демона.
   А-а, ладно! Сойдет!
   Одернув вполне приличную темно-зеленую куртку, Вальдо толкнул дверь трактира. Работать он не любил. Копать или пахать, пилить или строгать… Фу, какая гадость… Как говорится, от работы кони дохнут. Еще говорят: «Дураков работа любит, и дурак работе рад». Вот пусть они и радуются. Копошатся на огородах или в мастерских, с утра до ночи выгребают навоз в коровниках и конюшнях, потешно надувают щеки, расхаживая по улицам с гизармой на плече. Впрочем, в стражники он, возможно, пошел бы… Разве ж это работа? Всего-то и нужно, что умение корчить значительные гримасы, слушаться командиров и не слишком притеснять таких, как он, Вальдо, простой гобл по кличке Стальное Горло.
   Кличкой своей уроженец Тин-Клейна гордился. Это тебе не Мутный Глаз или Дырявая Ноздря. Горожане по достоинству оценили умение Вальдо, не пьянея, пить, все что угодно, – пиво, значит, пиво; вино, значит, вино (красное и белое, сухое и крепленое, сладкое и кислое, местное и дорогущее привозное); брага, значит, брага… И от браги грешно отказываться. Несколько лет назад довелось ему попробовать напиток, который вельсгундцы гонят из пшеничного зерна, – чистый, как слеза, и жгучий, как пламя Преисподней. Ничего, даже голова не болела поутру, хотя угощавший его купчина клялся и божился, что с непривычки гобл не устоит. Гобл устоял, а вот радушный купец наутро очень долго вспоминал, куда девал два из трех кошельков, чьи бока раздувались от звонких скудо. Хозяин трактира, дядька Керрано, пожимал плечами и глубокомысленно покашливал. Пить, мол, надо меньше. Ну, свою долю за невмешательство он, конечно, получил. Равно как и десятник стражи, призванный в этот вечер охранять спокойствие горожан, и охранник трактира, зорко наблюдающий, не обидит ли кто неугомонного Вальдо Стальное Горло.
   Интересно было бы еще попробовать хмельной напиток, приготовляемый окраинцами из молока диких кобылиц. Но как ни крути, а долог путь до Окраины: если непривычный к быстрой езде человек возьмется путешествовать – в карруке или собственной повозке, – то месяца за три-четыре доберется. И что, стоит волочиться в эдакую даль из-за скисшего и забродившего вонючего молока? Тем более что у жителей Тин-Клейна имелось серьезное сомнение в правдивости слов того мимоезжего человека, который впервые рассказал о существовании степного напитка.
   Есть дела и поважнее.
   Например, новые гости дядьки Керрано. Старик еще с утра послал маленочка предупредить – со вчерашнего дня поселились, а позавтракавши, сидят, не уходят, заказали уже второй кувшин вина, интересовались проводником. И вообще, мутные какие-то. Все выспрашивают, вынюхивают. Глаза хитрющие. Но при деньгах.
   Вальдо зашел в трактир как к себе домой. Да и то сказать, дня не проходило, чтобы он не отметился в «Трех подковах». Жаль, в последние месяцы, как в столице объявили о свободе и независимости, купцов и просто путешественников стало гораздо меньше. Можно прямо сказать: вместо пятерых, что проезжали по весне, нынче один заночует. Да и то старается вести себя тише воды, ниже травы. Не приведи Триединый, стражникам захочется объявить его врагом независимости и имперским подпевалой.
   Вежливым кивком поприветствовав охранника, Стальное Горло подошел к стойке и добродушно поздоровался с дядькой Керрано. Толстощекий старик, прятавший обширную лысину под пестрым платком на манер моряков, насухо вытирал мытые кружки.
   – Крепкого здоровья тебе, дядька, и хороших постояльцев. Денежных.
   Трактирщик постучал по стойке от сглаза. Показал глазами на заинтересовавших его гостей. Ага! Понятно.
   Двое мужчин средних лет. От сорока до пятидесяти, судя по седине в волосах. Сидят друг напротив друга за столом, на котором сразу бросаются в глаза не два, а уже три кувшина. Один ростом повыше, плечистый, усы небольшие, темные, подкрученные на концах. Второй, пожалуй, пониже самого Вальдо, усы пышные, нависающие над верхней губой, зато более седые, чем у сотрапезника. Одеты оба неброско, но добротно, если присмотреться. Сукно кафтанов серое, но дорогое. Голенища сапог потрепанные – от верховой езды, надо думать, но подошвы крепкие. У темноусого – простые железные шпоры с тупым репейком. И у обоих на поясах – корды в ножнах. Длинные корды. Пяди по две. Вообще купцам в Аксамале такие не положено носить. Для мещанского сословия – не длиннее полутора пядей. Ну, да они и не в Аксамале. Можно позволить себе эдакую роскошь. Или вольнодумство, если угодно предположить.
   – Подведешь и познакомишь или я сам? – Вальдо сбил соломинку с рукава куртки.
   – Чего там уже… Пошли… – проворчал Керрано. Вроде бы недовольно, но каждый житель Тин-Клейна знал: трактирщик в отличном расположении духа. Если бы его что-то задело или расстроило, он орал бы, топал ногами и перебил бы к этому времени половину посуды. Впрочем, зная о своей слабости, он заказывал у мастеров только деревянные тарелки.
   Они приблизились к гостям. Стальное Горло ощупал их фигуры цепким взглядом. Да, путешественники опытные. Денег на виду не держат. Ой, подумаешь, какие мы осторожные! Прячься не прячься, наметанный глаз всегда различит, что и где спрятано. Например, у вислоусого кошелек за пазухой, с правой стороны, около печени. Левша он, что ли? А у его спутника, скорее всего, за голенищем – ишь, как оттопырилось.
   Трактирщик откашлялся.
   – Прошу простить меня, благородные господа. Вы, кажется, искали человека осведомленного и горящего желанием помочь ближнему?
   Тот, что был повыше ростом, хмыкнул:
   – Только не надо убеждать меня, фра Керрано, что он тут ходит и помогает всем желающим безвозмездно.
   – То есть даром, – добавил вислоусый. Вальдо обратил внимание, что лицо его докрасна загорело, как у южанина, но едва уловимый акающий выговор выдает жителя Аксамалы.
   – Конечно, нет, господа, – поспешил он вступить в разговор. Чем раньше вотрешься в доверие, тем лучше. Хорошо представляться незатейливым простачком, эдаким добрым малым из старинных песен. – Мы тут в глубинке живем, большими деньгами не избалованы. За все про все пожалуете полскудо, и я вам спасибо скажу. Само собой, господа, в том случае, если я сумею вам помочь. А нет, так и нет. Если полкружечки вина нальете, очень даже благодарен буду…
   – Да ты, никак, пьянчуга, братец? – приподнял бровь вислоусый.
   – А кто в наше время не пьет? Только больной или шпион айшасианский.
   Последняя фраза была заготовкой. На нее обычно клевали. Не подвела шутка про шпионов и на этот раз.
   Высокий молча указал на лавку рядом с собой. Вальдо не заставил себя ждать. Уселся, послабил пояс. Выразительно посмотрел на кувшин:
   – За знакомство.
   – А разве мы знакомились? – снова пошевелил бровью аксамалианец.
   – Долго ли? – усмехнулся гобл. Он немного злился, что не может понять, из какой части империи второй купец. Поэтому подпустил чуть-чуть наглости. – Меня Вальдо зовут.
   – Чем на жизнь зарабатываешь, Вальдо? – глянул в упор высокий.
   – Да так… – замялся Стальное Горло. Подумал: «Твоего ума, что ли, дело? Узнаешь еще, как я зарабатываю. Только поздно будет…» Но вслух сказал: – По-всякому.
   – Значит, валандаешься по трактирам и сбиваешь монету с доверчивых постояльцев. – Высокий не думал щадить его самолюбие. Ну, ты за это поплатишься, умник…
   – Почему это – «сбиваешь»? Помогаю по мере сил.
   Вислоусый тем временем разлил вино по кружкам. Третью, для Вальдо, предусмотрительно поставил на стол дядька Керрано, прежде чем вернулся за стойку.
   – Фра Иллам, – отрывисто бросил высокий. – Из Брилла. Слышал о таком?
   – Конечно! – заверил его гобл, хотя, по правде говоря, ни о каком Брилле он и слыхом не слыхивал.
   – Торговля нитками, табаком… Ну и такое прочее… – продолжал представляться Иллам.
   – У нас по делам торговым, конечно?
   – Как бы не так! Надоело. Суета в Аксамале, толкотня с утра до ночи. Все куда-то бегут, все куда-то опаздывают. Хочу домой. В Брилл.
   – А-а-а… Ну да… конечно… – понимающе протянул Вальдо. «Ага! Везет же мне на лопухов. Сейчас он еще расскажет, сколько денег везет, в какой монете и где их прячет…»
   Но Иллам вопреки ожиданиям замолчал. Взял в руку кружку с вином. Посмотрел на вислоусого.
   Тот вздохнул, помедлил и с неохотой представился:
   – Фра Розарио. Из Аксамалы. Проездом в Барн. Торговля посконью, попутно могу заниматься и мехами…
   Стальное Горло кивнул. Даже не кивнул, а затряс головой.
   – Конечно! Правильно это! Где уж меха самые знаменитые, так это в Барне. Чем ближе к горам Тумана, тем лучше. Эх, если бы не карлики остроухие!
   – А что, шалят дроу? – заинтересовался Иллам.
   – О-о-о… – многозначительно закатил глаза гобл. – Ну, господа, за знакомство!
   Они выпили. Вино оказалось кислым и не слишком крепким. Неужто таким богатым купцам денег жалко на хорошее вино? А таким их спаивать – себе дороже. Воды много, а хмеля никакого. Заморишься к ветру бегать.
   – Говорят, вы проводника искали? – взял быка за рога Вальдо.
   – Что, весь город уже шумит? – Розарио пожевал соленый грибок.
   – А чем нам тут заниматься? – парировал гобл. – Купцы из столицы приехали – уже праздник. Развлечение.
   – И заработок, – кивнул Иллам.
   – А я много не беру, – изобразил обиду Стальное Горло. – Вон дядька Керрано тоже с приезжих живет. Вы же его не позорите!
   – Какой ты обидчивый. – Иллам пошевелил усами. – Еще по одной?
   – Годится! – Вальдо хлопнул ладонь по столу. – Только я кувшин заказываю. Чтоб не говорили, мол, в Тин-Клейне гостей ободрать как липку норовят.
   – Ну, давай…
   Трактирщик, как и было условлено, притащил кувшин вина. Холодного, прямо из погреба. Обернулся ласточкой – туда и обратно. Они выпили. Розарио с видом знатока покатал на языке маленький глоточек.
   – Ничего вино. Не мьельское, но…
   – Конечно, не мьельское. Из Каварелы привезенное, – заверил его Вальдо. – Там вино очень даже неплохое…
   – Дерьмо там, в Кавареле, пьют, – сказал, как отрезал, Иллам. – Но все же по сравнению с вашим, местным, ничего. Пить можно.
   Гоблу стало обидно за родину. Да, Гоблане далеко до процветающих провинций вроде Вельзы, Аруна или Каматы, но все же и им есть чем гордиться…
   – Ничего, – жестко проговорил Розарио. – Они теперь стали независимые. Будут свое вино пить. И только свое.
   Вальдо открыл было рот, чтобы возмутиться. Нет, в самом деле, приезжают хлыщи столичные жизни учить! Вы поживите и поработайте с утра до ночи за гроши! Ведь ни для кого не секрет, что за одинаковую работу в Аксамале платят в два-три раза больше, чем в Гоблане, Барне, Литии… Но очень вовремя гобл вспомнил, зачем подсел к купцам. Не ругаться, не драку устраивать, не о политике спорить.
   Он состроил простецкую рожу:
   – Вы думаете, нам, простым людям, нужна та независимость? Нам и в империи неплохо жилось. Опять же, на дворянчиков местных управа была. Было кому пожаловаться. А теперь! – Он махнул рукой. Что говорить, мол, одно расстройство и беда для простого, честного работяги. – Еще по кружечке? Я угощаю! – напомнил Вальдо.
   – Так ты насчет проводника говорил, – напомнил Иллам, прожевывая кусочек соленого сыра.
   – Конечно! А вы куда из Тин-Клейна направитесь?
   – Ну… – Купец замялся. – Думаю, на север. К Гралиане.
   – Так зачем вам проводник? – удивился гобл. – Тут дорога прямая. Значит, так: как надумаете ехать, конечно, мне скажите. Я вам помогу. До тракта выведу. А дальше не заблудитесь.
   Розарио захохотал, показывая прокуренные зубы.
   – А ты не промах, малый. Как там тебя?
   – Вальдо.
   – Во! Именно! Молодец, Вальдо. Решил, значит, ни с кем не делиться?
   Стальное Горло улыбнулся чуть смущенно. Что поделать? Жизнь такая.
   – Само собой, молодец, – поддержал товарища фра Иллам. – И хватка у него деловая. И собеседник – хоть куда. По крайней мере, вечерок-другой за кувшином вина скоротать можно. – Он быстро разлил остатки вина, с сожалением заглянул в пустой кувшин.
   – А я чо? Я завсегда пожалуйста, – закивал гобл, хватая кружку. Кажется, сложностей с этой парочкой не предвидится. Сами напиваются, даже уговаривать не надо.
   Фра Розарио сделал знак трактирщику, чтоб еще вина подал.
   – Пиво у дядьки Керрано очень даже замечательное, – без труда изображая заплетающийся язык, сказал Вальдо.
   – Доберемся и до пива. С хорошим человеком что ж не выпить? – заверил его Розарио. Купец соединял пальцем капельки пролитого вина. Еще чуть-чуть – и готов. Иллам держится крепче.
   – Так я закажу? – приподнялся гобл.
   – Погоди, – остановил его темноусый. – Во-первых, не торопись. Ты куда-то спешишь?
   – Нет…
   – И мы тоже. Лучше уж тут вечерочек коротать, чем в каморке под самой крышей.
   – Ну… Да, конечно! Само собой!
   – Вот и хорошо, что ты согласен. А во-вторых, теперь мы угощаем. Будешь возражать?
   Стальное Горло покачал головой.
   – Вот видишь, ты и тут согласен. А что есть согласие?
   – Согласие есть полное непротивление сторон, – глядя куда-то мимо сотрапезников, проговорил Розарио.
   – Точно! – кивнул Иллам. – Красиво излагает.
   – За это стоит выпить! – Вальдо дрожал от предчувствия легкой добычи, как охотничий кот, учуявший дичь.
   – Верно. Но не пива, а вина. Ибо пива я сейчас не хочу. А когда захочу, тогда выпью. И выпью столько, сколько захочу. Согласен? – Фра Иллам посмотрел на гобла поверх кружки. А ведь он, похоже, пьян не меньше, чем Розарио. А то и больше. Просто есть такие люди – пока за столом сидят, разговаривают, будто трезвые, шутят, умничают, могут байки травить до посинения, но стоит им подняться, как ноги отказывают – и все… пиши пропало. То есть это им, конечно, пиши пропало, а ему, Вальдо, – сплошное удовольствие и легкая жизнь.
   – Согласен! – радостно подхватил Стальное Горло. Додавливать их надо, пока какие-нибудь глупости в головы не пришли. Обидно будет… просто очень даже обидно… если сорвутся.
   – Ты мне скажи… Вальдо, да? – Иллам вытер губы рукавом.
   – Вальдо, Вальдо…
   – Так вот, скажи мне, Вальдо. Ты всем, кто через ваш городишко проезжает, вот так помочь норовишь?
   – Ну…
   – Да не стесняйся! Говори как есть!
   – Старюсь, конечно, всем. А там как получится.
   – Но знакомишься со всеми?
   – Конечно.
   – Это хорошо…
   – За это выпить надо! – вмешался Розарио.
   – Кто же спорит? – Иллам щедро плеснул в кружки. Крикнул хозяину заведения: – Еще сыра! Солененького!
   Керрано, подойдя к столу, незаметно для купцов подмигнул Вальдо. Тот чуть-чуть наклонил голову, свидетельствуя, что дело идет на лад.
   – За нашего дробо… дорбо… долбо… – начал Розарио, но запутался, не справившись с собственным языком. Махнул рукой.
   – Я не понял? – почесал затылок Иллам. – Что ты этим сказать хочешь?
   – Ну… Это… Который добра тебе хочет.
   – За доброжелателя, что ли?
   – Ну! Точно! За нашего дробо… Тьфу ты! Мать моя женщина! Сам выговаривай!
   – Пожалуйста! За нашего доброжелателя!
   Фра Розарио на последнем глотке поперхнулся, расплескал вино на столешницу.
   Трактирщик, выпроваживающий из-за соседнего стола двух случайно задержавшихся лесорубов, подбежал, протянул полотенце.
   – Я протру! – вызвался Вальдо. Это тоже была часть игры. Просто уловка, позволяющая подобраться ближе к тому из гостей, кто выглядит более пьяным.
   – Погоди, успеешь, – остановил его Иллам. – Если ты со всеми знакомишься, подскажи-ка…
   – Что? Для вас я на все готов!
   – На все? Это хорошо. Молодец. Настоящий друг. Подскажи-ка мне, не проезжал ли через ваш городок дней… Ну, точно не знаю, от пяти до пятнадцати может выйти…
   – Кто не проезжал?
   – Да «кто не проезжал» меня как-то мало трогает. А вот кто проезжал…
   – Кто?
   – Мужчина. За сорок. Благородной внешности, куда там нам, торгашам. Одеваться может скромно, но ведь настоящего дворянина всегда в толпе видно…
   – Благородство не пропьешь, – заплетающимся языком добавил Розарио.
   – Точно, – согласился Вальдо. Обошел стол и начал все же тереть стол широкой тряпкой. Как бы между прочим, он придвигался к пьяному купцу все ближе и ближе.
   – Перестань! – Аксамалианец дернул его за полу куртки. – Тут что, убри… убираться некому? Садись.
   Гобл уселся рядом с ним и, повернув лицо к Илламу, изобразил внимание.
   – Так вот, дружище, – продолжал купец. – На вид годков ему чуть-чуть за сорок. Хотя на самом деле сорок восемь. Волосы русые. С проседью. Бородка благородная такая – клинышком. В ухе серьга серебряная с синим камушком. Видел такого?
   Розарио икнул. Откинулся, опершись спиной о стену. Сказал неожиданно трезвым голосом:
   – А зачем тебе, фра Иллам, этот человек?
   Темноусый хмыкнул:
   – А дружочек это мой старинный. Хотел поклон передать от общих знакомых.
   – Да? Ну ладно… – Купец подпер щеку кулаком и прикрыл глаза.
   – Так что, друг мой? – Иллам осторожно налил еще по кружечке. Всем. И засыпающему товарищу тоже.
   – Дайте подумать, фра… – Стальное Горло сморщил лоб. Покряхтел для виду. – Нет, не помню. Может, был, а может, и не было. Проезжих много, всех не упомнишь.
   – А если память освежить? – Иллам запустил ладонь за пазуху.
   Округлый мешочек звякнул о стол. На такую удачу Вальдо даже не рассчитывал! Он пренебрежительно оттолкнул кошелек. Схватил кружку:
   – Вначале выпьем!
   – Отчего же не выпить? Выпьем!
   Розарио уже не проявлял интереса к жизни. Что ж, тем лучше.
   Пока фра Иллам, жмурясь от удовольствия, глотал вино, гобл тихонько накрыл кошелек ладонью и медленно-медленно потянул его по столу к себе. Лиха беда – начало. Доберемся и до сонного аксамалианца. Ободрать как липку напыщенного умника из столицы – пусть бывшей, а что с того? – вдвойне приятно.
   Что-то с силой ударило Вальдо по тыльной стороне кисти. Тут же до самого локтя разлилась жгучая боль. Он вскрикнул, взглянул на руку и заорал в голос, вкладывая в крик весь ужас удачливого и не битого ни разу вора, какой только может вызывать ожидание справедливого возмездия.