Страница:
– Ничего, найдем, – заявил сыщик таким тоном, что парни сразу поняли – найдет. Чего бы это ни стоило. – Он тут должен был реку пересечь. Что вправо, что влево на полсотни миль мостов нет. Точно не видели?
– Они тут недавно, – сказал Тер-Ахар. – А я уже давно сижу на берегу. Но не видел.
– Точно не видел? – подозрительно проговорил Мастер.
– Ты думаешь, я отпустил бы своего бывшего начальника живым на тот берег? – Безбородое лицо великана озарила лукавая улыбка.
– Думаю, отпустил бы. Между вами нет крови.
– Правильно думаешь, – после размышления согласился Тер-Ахар. – Но я его не видел. Клянусь Огнями Небес. Или проехал до меня, или шел другой дорогой…
Сыщик кивнул. Поверил. И сразу погрустнел. Видно, надеялся до последнего, что кто-то из охраняющих переправу обнадежит его. Антоло только открыл рот, намереваясь спросить, кто такой Розарио и какова его роль в истории со шпионами, но тут с берега закричали:
– Эй, демоны водяные, лопни мои глаза! Не надоело мокнуть?
Тут только они обратили внимание на тишину. Нет, голоса людей, скрип телег, всхрапывание коней доносились по-прежнему, но издалека. И главное, стих грохот над головой.
– Чего молчите? Задницы не отморозили? – насмешливо поинтересовалась Пустельга. – Или еще какие причиндалы, поважнее задницы?
– Отморозить не отморозили, красавица! – ответил Мастер. – Но как же все съежилось! Ты не представляешь!
Антоло невольно пожалел шутника. С Пустельги станется попытаться отрезать все съеженное. Еще и заявит, мол, раз мокрое и холодное, то все равно хозяину без надобности. Но Тер-Ахар и Кир захохотали так, что студент малость успокоился. Они оба знают сыщика лучше, чем он. Наверняка, у него хватит умения и сил противостоять воительнице. В конце концов, первого встречного не назовут лучшим сыщиком Аксамалы.
В воду плюхнулась веревка.
– Хватайтесь! – весело скомандовал Лопата. – Сушиться будете.
Последняя телега с беженцами – теми самыми, многодетными, которым так не повезло на мосту, – скрылась за ближним перелеском. Армейские обозники пока не спешили последовать их примеру.
Наемники поспешно разводили большой костер – Почечуй, согнувшись в три погибели, вовсю чиркал кресалом, поглядывая при этом на «утопленников». Вензольо, первый придумавший так окрестить четверых выбравшихся из-под моста, пересмеивался в компании Кольца и Лопаты, таскавших хворост от опушки.
– Пару бревнышек захватите! – распорядился Кулак, неспешно беседующий с Розарио. Вислоусый до сих пор потирал поясницу – видно, хорошенько стукнулся.
Антоло чувствовал, как облепившая тело одежда становится ледяной и начинает отбирать остатки тепла, казалось бы, из самого сердца. Рядом стучал зубами сгорбившийся Кир. Несладко приходилось и Мастеру, но сыщик не показывал вида. Сбросил куртку и размахивал руками, старясь согреться движением. И только Тер-Ахар стоял улыбаясь. Весь его вид словно говорил: не были вы в Гронде, не ночевали в снегу во время пурги, не проваливались в полынью вслед за шустрой нерпой.
– Побегал бы… – покачала головой Пустельга. Даже в ее голосе вместо привычной насмешки слышалось участие. – Ведь замерзнешь.
– Ага, – кивнул табалец, но вместо бега просто присел несколько раз. Легче не стало. Тогда он уселся и стащил сапоги. Вылил воду из одного, из другого, отжал портянки.
– Ну, теперь и о дороге подумать можно… – мечтательно произнесла воительница. – Засиделись мы тут. Вон, Халль совсем извелся. Видно, чует, как котолак уходит.
Парень вновь согласился. И вправду, полных два дня потеряно на какую-то дурацкую переправу. Спору нет, спасающихся от дроу людей жалко, но разве их дело благотворительность? В этой местности наверняка есть правитель – барон, ландграф, герцог, или как там в Гоблане дворянские титулы именуются? Если нет знатного семейства, чей вотчиной здешний край является, значит, ближайший город или храм Триединого должен был обеспечить надежную охрану и помощь людям. Кстати, жрецы могли бы еще и духовное напутствие давать, укреплять в вере, вселять надежду. Где их только носит? Небось, спасают собственные задницы, услыхав о приближении остроухих.
– Ух ты! А это еще кто? – тихонько удивилась Пустельга. – Гляди-ка, кто пожаловал!
Антоло поднял голову. Из-под кожаного полога передовой повозки, опираясь на плечи лейтенанта дель Прано, выбрался грузный мужчина лет пятидесяти от роду, судя по обильной седине на висках и когда-то ухоженной бороде. На его левом рукаве поблескивали три банта. Ишь ты, генерал…
– И чего же он потребует? – размышляла вслух женщина. – Оказывать ему почести и сопровождать в Аксамалу?
Генерал принял из рук дель Прано кое-как оструганный сук, навалился на него всем весом. Его правая нога не гнулась в колене и выглядела толще левой – наверняка под штаниной скрывается толстая повязка. В сопровождении офицера и двух солдат, выглядевших наименее потрепанно, он похромал прямиком к Кулаку.
Пустельга одернула куртку и поспешила к командиру. Раз предстоят переговоры, пускай кондотьер тоже будет со свитой.
Лопата толкнул Почечуя в бок, забрал у него кресало – иди, мол, старый, раз ты коморник.
Кулак ждал генерала, стоя на месте. Если бы мог, так и руки на груди скрестил бы. Лица его Антоло не видел, но вполне мог себе представить и стиснутые зубы, и сошедшиеся у переносицы брови, и тяжелый взгляд карих с желтизной, как у матерого кота, глаз.
Армейцы не стали приближаться вплотную. Остановились, когда расстояние между ними и наемниками сократилось до трех шагов. Словно на переговорах. Они бы еще под трубы герольдов пошли, подумал Антоло. Генерал заговорил первым. Его голос оказался густым и громким, как раз таким, какой и называют командным.
– Я – командующий одиннадцатой армией Сасандры, генерал Андруччо делла Робберо.
– Я – Кулак, вольный кондотьер, – отозвался предводитель наемников.
– От лица командования Северной группы войск Сасандры выражаю вам благодарность за поддержание порядка во время переправы и за заботу о гражданских лицах, являющихся подданными империи!
Антоло, как ни старался, не смог уловить в словах генерала насмешку. Все серьезно, все торжественно, даже пафосно, будто в спектакле, поставленном захудалыми провинциальными лицедеями.
– От своего лица и от лица моих людей я принимаю вашу благодарность! – ответил Кулак. Вообще-то, по правилам должен был добавить «ваше превосходительство» – все-таки его чин в армейской лестнице где-то между капитаном и полковником – но не добавил.
Делла Робберо слегка наклонил голову. Его глаза так и полыхали презрением.
– Можете продолжать свою дорогу, – отчетливо выговорил генерал. – Сасандра больше не нуждается в ваших услугах.
Спина Пустельги одеревенела. Зная ее нрав, Антоло предположил, что сейчас воительница ляпнет такое… Ну и пускай. Заносчивого генерала тоже пора поставить на место. Ишь, раскомандовался!
– Охрана переправы переходит к нам, – продолжал делла Робберо. – Мы задержим остроухих на столько времени, на сколько сможем. Беженцы сумеют оторваться от преследования.
«Вы задержите? – удивился табалец. – Три калеки, две чумы? Да вы не сумели…»
– Вы не сумели задержать дроу, имея под командование целую армию, – будто услышал его слова кондотьер. – И сейчас с десятком раненых, не каждый из которых в силах держать оружие, вы серьезно надеетесь помешать их продвижению в глубь страны?
– Какое тебе дело до этого, наемник? Мы будем сражаться не за деньги, а сохраняя верность присяге, которую давали императору, да живет он вечно!
– Императора больше нет, – жестко проговорила Пустельга. – Как и империи.
– Глупости! Сасандра – вечна! Она есть там, где есть ее солдаты, готовые положить жизнь на защите рубежей родины!
– Вы ж… энтого… погибнете вше…
– Зато мы выполним долг до конца. – Генерал задрал к серому небу бороду. – Да что я разговариваю с вами! Наемникам, служащим за деньги, меня не понять!
«Можно подумать, ты не получаешь жалованья! А солдатиков, которые и правда за гроши служат, можно сказать, бесплатно, ты и не спросишь, хотят они умирать героями или нет».
– Должен огорчить вас, генерал, – негромко, но веско произнес Кулак. – Мы тоже остаемся здесь. Устал я, знаете ли, гонять туда-сюда по дорогам Сасандры. Надо бы и отдохнуть денек-другой.
Позади Антоло хмыкнул Витторино. Лопата, раздувавший пламя, поперхнулся дымом и закашлялся. Недовольно забурчал Вензольо.
– То есть как прикажете это понимать? – Делла Робберо выглядел ошарашенным.
– Да как хотите, так и понимайте, – устало отозвался Кулак. – А сейчас, если вам больше нечего мне сказать, разрешите откланяться. Старые раны, знаете ли…
Он повернулся, не обращая внимания на отвисшую челюсть генерала, и пошел к костру.
Антоло поспешно сунул ноги в сапоги и, понимая, что сейчас кондотьер будет объяснять причины своего поступка, побежал туда же. Через несколько мгновений у разгорающегося огня собрался весь отряд, а кроме наемников – Мастер с Розарио, великан и четверо мужиков в гугелях, которые так до сих пор никуда и не ушли.
– Я одного не пойму – зачем? – Голос Пустельги дрожал от напряжения. – Чтобы досадить этому хлыщу?
– Нет, – медленно отвечал кондотьер. – Мне правда надоело мотаться. Трястись в седле. Пора бы где-нибудь остановиться.
– Шутишь, командир, лопни мои глаза! – воскликнул Кольцо. – Так не останавливаются!
– А как останавливаются? – приподнял бровь Кулак.
– А у вдовушки… под мягким боком… – почесал бороду Почечуй. – Тока ждаетша мне, командир… энтого… понял я тебя…
– Хорошо, хоть ты понял. Молодым объяснять придется.
– Ну так объясни! – сжала кулаки Пустельга. – За каким демоном мы должны разменивать личную месть… Месть за Мудреца, между прочим, с которым ты двадцать лет дружил! Почему мы должны ее разменивать на какой-то мост и беженцев! Тем более что мы и так им помогли!
– Что ж… Попробую объяснить. Месть – это, конечно, здорово. Око за око, зуб за зуб и все такое… Только с возрастом понимаешь, что у каждого хотя бы раз в жизни должен найтись тот рубеж, обороняя который не стыдно и помереть. Генерал, конечно, надутый, самовлюбленный хлыщ, но в чем-то он прав. Империя стояла от моря до моря, и мы были ее частью. Хорошие или плохие, жадные или бескорыстные, хитрецы или простаки… Теперь империя вроде как развалилась. Но на самом деле это не так. Ведь мы остаемся ее частью. И пока мы помним ее, империя цела. Хорошая или плохая, мать или тетка… На империю посягают? Мы будем защищать ее. Этот мост превратится в последний бастион. Последний бастион Империи. Потому что Сасандра – это не Верховный совет жрецов и не губастый император, впавший в старческое слабоумие, это не их высокопревосходительства и зажравшиеся судьи магистрата, это не таможня и не тайный сыск. Сасандра – это люди: крестьяне и ремесленники, купцы и охотники, бабы и мужики, беззубые старики и голоштанная ребятня. Помереть, защищая их, не зазорно. – Кулак вздохнул, обвел глазами собравшихся. – Конечно, я никого не держу. Каждый из вас вправе выбрать себе свой последний бастион. Просто мой будет здесь. Вот и все, братцы…
Кондотьер осторожно присел на бревно. Кашлянул, провел ладонью по губам. Глянул – нет ли крови.
– Хорошо сказано, – прогремел Тер-Ахар. – Я для Империи не сынок и не племянник, но я остаюсь здесь. Жалко людей… Не успеют ведь далеко отъехать.
– А мне их не жалко! – зло проговорила воительница. – Кто дает себя резать, тот не достоин, чтобы его защищали… Но, загрызи меня бруха, какая же это будет драка! И чтоб я ее пропустила?
– Верно! Ох и повеселимся! – в один голос воскликнули Лопата и Витторино.
– Штарый я… энтого… больной шовшем… – прошамкал Почечуй. – Уж лучше… энтого… туточки помереть, чем в шедле… энтого… шкопытитьша…
– А я умирать не собираюсь, лопни мои глаза! – приосанился Кольцо. – Пускай мои враги сдохнут! А я еще на их могилах спляшу. Не так, что ли, а?
Как они быстро согласились. Что ж… Наемники привыкли рисковать своей шкурой едва ли не каждый день. Кто со смертью десяток лет под ручку гуляет, тот от очередной схватки не побежит. Пускай она обещает быть последней. Но Антоло почувствовал страх. Предательский, липкий, сползающий между лопаток, как струйка ледяного пота. Он передернул плечами, отгоняя наваждение. Глянул на Кира. Бывший лейтенант не выглядел отчаянно храбрым. Легкая бледность затронула его щеки. Или это от холода? Одежду они так еще и не просушили.
– Ты что скажешь? – зашептал на ухо Вензольо. – Останешься д’аться? Или…
– Останусь! – решительно кивнул табалец. – Не трусливей других… А ты?
Говоря «не трусливей других», он имел в виду Кира, но Вензольо, похоже, воспринял слова на свой счет. Дернулся, как от пощечины:
– Я тоже! Я – как все!
Кирсьен глянул на них. Сжал губы, повернулся к Пустельге:
– Надо бы продумать, как будем оборону держать.
– А вот и подумаем, пока вы сушиться будете! У Студента книжка умная имеется. Почитаем, помозгуем! – Она вновь была такой, как всегда. Бесшабашной, веселой, готовой любому дать отпор и над кем угодно посмеяться.
– А как же Фальм? – звонко выкрикнул наследник Медрена. В суете про мальчишку забыли, но он сам напомнил о себе.
– Не уйдет твой котолак, лопни мои глаза! – Кольцо потрепал его по голове, взъерошил волосы. – А может, тебе лучше от греха подальше… Вон хотя бы с мужиками! – Он повернулся к мужикам в гугелях. – Заберете мальца, а? Не место тут детям.
Мужики переглянулись. Один из них – тот самый, что опознал Кулака как Однорукого, – откашлялся:
– Мы, понимаешь, вот чего хотели… Следопыты мы. С границы. Сколько миль отступаем, аж с души воротит, понимаешь. Короче, с вами мы остаемся.
– Следопыты, говоришь? – поднял голову Кулак.
– Ага! – с готовностью подтвердил мужик. – Меня Шпенем кличут, понимаешь. Ежели надо, я за двести шагов стрелой в полскудо попаду. – Он пристукнул о землю палкой, которую держал в руке. Антоло наконец-то догадался, что это не посох, а лук. – А парни со мной. Они мне как братья, понимаешь…
– Спасибо, Шпень. – Кондотьер поднялся, протянул следопыту ладонь.
Тот пожал ее – даром что левая, зато с самим Одноруким «поручкался».
– А теперь давайте решать, как оборону держать, – сказал Кулак.
Все разом загалдели. В поднявшемся гвалте никто не заметил, как Розарио что-то резко выговаривает Мастеру, притопывая ногой. Темноусый сыщик слушал молча, кивал и старался развернуться спиной к костру.
А за рекой завыла бруха. Видно, чуяла грядущие смерти и заранее радовалась. Известно, на войне нечисть жиреет.
Глава 16
– Они тут недавно, – сказал Тер-Ахар. – А я уже давно сижу на берегу. Но не видел.
– Точно не видел? – подозрительно проговорил Мастер.
– Ты думаешь, я отпустил бы своего бывшего начальника живым на тот берег? – Безбородое лицо великана озарила лукавая улыбка.
– Думаю, отпустил бы. Между вами нет крови.
– Правильно думаешь, – после размышления согласился Тер-Ахар. – Но я его не видел. Клянусь Огнями Небес. Или проехал до меня, или шел другой дорогой…
Сыщик кивнул. Поверил. И сразу погрустнел. Видно, надеялся до последнего, что кто-то из охраняющих переправу обнадежит его. Антоло только открыл рот, намереваясь спросить, кто такой Розарио и какова его роль в истории со шпионами, но тут с берега закричали:
– Эй, демоны водяные, лопни мои глаза! Не надоело мокнуть?
Тут только они обратили внимание на тишину. Нет, голоса людей, скрип телег, всхрапывание коней доносились по-прежнему, но издалека. И главное, стих грохот над головой.
– Чего молчите? Задницы не отморозили? – насмешливо поинтересовалась Пустельга. – Или еще какие причиндалы, поважнее задницы?
– Отморозить не отморозили, красавица! – ответил Мастер. – Но как же все съежилось! Ты не представляешь!
Антоло невольно пожалел шутника. С Пустельги станется попытаться отрезать все съеженное. Еще и заявит, мол, раз мокрое и холодное, то все равно хозяину без надобности. Но Тер-Ахар и Кир захохотали так, что студент малость успокоился. Они оба знают сыщика лучше, чем он. Наверняка, у него хватит умения и сил противостоять воительнице. В конце концов, первого встречного не назовут лучшим сыщиком Аксамалы.
В воду плюхнулась веревка.
– Хватайтесь! – весело скомандовал Лопата. – Сушиться будете.
Последняя телега с беженцами – теми самыми, многодетными, которым так не повезло на мосту, – скрылась за ближним перелеском. Армейские обозники пока не спешили последовать их примеру.
Наемники поспешно разводили большой костер – Почечуй, согнувшись в три погибели, вовсю чиркал кресалом, поглядывая при этом на «утопленников». Вензольо, первый придумавший так окрестить четверых выбравшихся из-под моста, пересмеивался в компании Кольца и Лопаты, таскавших хворост от опушки.
– Пару бревнышек захватите! – распорядился Кулак, неспешно беседующий с Розарио. Вислоусый до сих пор потирал поясницу – видно, хорошенько стукнулся.
Антоло чувствовал, как облепившая тело одежда становится ледяной и начинает отбирать остатки тепла, казалось бы, из самого сердца. Рядом стучал зубами сгорбившийся Кир. Несладко приходилось и Мастеру, но сыщик не показывал вида. Сбросил куртку и размахивал руками, старясь согреться движением. И только Тер-Ахар стоял улыбаясь. Весь его вид словно говорил: не были вы в Гронде, не ночевали в снегу во время пурги, не проваливались в полынью вслед за шустрой нерпой.
– Побегал бы… – покачала головой Пустельга. Даже в ее голосе вместо привычной насмешки слышалось участие. – Ведь замерзнешь.
– Ага, – кивнул табалец, но вместо бега просто присел несколько раз. Легче не стало. Тогда он уселся и стащил сапоги. Вылил воду из одного, из другого, отжал портянки.
– Ну, теперь и о дороге подумать можно… – мечтательно произнесла воительница. – Засиделись мы тут. Вон, Халль совсем извелся. Видно, чует, как котолак уходит.
Парень вновь согласился. И вправду, полных два дня потеряно на какую-то дурацкую переправу. Спору нет, спасающихся от дроу людей жалко, но разве их дело благотворительность? В этой местности наверняка есть правитель – барон, ландграф, герцог, или как там в Гоблане дворянские титулы именуются? Если нет знатного семейства, чей вотчиной здешний край является, значит, ближайший город или храм Триединого должен был обеспечить надежную охрану и помощь людям. Кстати, жрецы могли бы еще и духовное напутствие давать, укреплять в вере, вселять надежду. Где их только носит? Небось, спасают собственные задницы, услыхав о приближении остроухих.
– Ух ты! А это еще кто? – тихонько удивилась Пустельга. – Гляди-ка, кто пожаловал!
Антоло поднял голову. Из-под кожаного полога передовой повозки, опираясь на плечи лейтенанта дель Прано, выбрался грузный мужчина лет пятидесяти от роду, судя по обильной седине на висках и когда-то ухоженной бороде. На его левом рукаве поблескивали три банта. Ишь ты, генерал…
– И чего же он потребует? – размышляла вслух женщина. – Оказывать ему почести и сопровождать в Аксамалу?
Генерал принял из рук дель Прано кое-как оструганный сук, навалился на него всем весом. Его правая нога не гнулась в колене и выглядела толще левой – наверняка под штаниной скрывается толстая повязка. В сопровождении офицера и двух солдат, выглядевших наименее потрепанно, он похромал прямиком к Кулаку.
Пустельга одернула куртку и поспешила к командиру. Раз предстоят переговоры, пускай кондотьер тоже будет со свитой.
Лопата толкнул Почечуя в бок, забрал у него кресало – иди, мол, старый, раз ты коморник.
Кулак ждал генерала, стоя на месте. Если бы мог, так и руки на груди скрестил бы. Лица его Антоло не видел, но вполне мог себе представить и стиснутые зубы, и сошедшиеся у переносицы брови, и тяжелый взгляд карих с желтизной, как у матерого кота, глаз.
Армейцы не стали приближаться вплотную. Остановились, когда расстояние между ними и наемниками сократилось до трех шагов. Словно на переговорах. Они бы еще под трубы герольдов пошли, подумал Антоло. Генерал заговорил первым. Его голос оказался густым и громким, как раз таким, какой и называют командным.
– Я – командующий одиннадцатой армией Сасандры, генерал Андруччо делла Робберо.
– Я – Кулак, вольный кондотьер, – отозвался предводитель наемников.
– От лица командования Северной группы войск Сасандры выражаю вам благодарность за поддержание порядка во время переправы и за заботу о гражданских лицах, являющихся подданными империи!
Антоло, как ни старался, не смог уловить в словах генерала насмешку. Все серьезно, все торжественно, даже пафосно, будто в спектакле, поставленном захудалыми провинциальными лицедеями.
– От своего лица и от лица моих людей я принимаю вашу благодарность! – ответил Кулак. Вообще-то, по правилам должен был добавить «ваше превосходительство» – все-таки его чин в армейской лестнице где-то между капитаном и полковником – но не добавил.
Делла Робберо слегка наклонил голову. Его глаза так и полыхали презрением.
– Можете продолжать свою дорогу, – отчетливо выговорил генерал. – Сасандра больше не нуждается в ваших услугах.
Спина Пустельги одеревенела. Зная ее нрав, Антоло предположил, что сейчас воительница ляпнет такое… Ну и пускай. Заносчивого генерала тоже пора поставить на место. Ишь, раскомандовался!
– Охрана переправы переходит к нам, – продолжал делла Робберо. – Мы задержим остроухих на столько времени, на сколько сможем. Беженцы сумеют оторваться от преследования.
«Вы задержите? – удивился табалец. – Три калеки, две чумы? Да вы не сумели…»
– Вы не сумели задержать дроу, имея под командование целую армию, – будто услышал его слова кондотьер. – И сейчас с десятком раненых, не каждый из которых в силах держать оружие, вы серьезно надеетесь помешать их продвижению в глубь страны?
– Какое тебе дело до этого, наемник? Мы будем сражаться не за деньги, а сохраняя верность присяге, которую давали императору, да живет он вечно!
– Императора больше нет, – жестко проговорила Пустельга. – Как и империи.
– Глупости! Сасандра – вечна! Она есть там, где есть ее солдаты, готовые положить жизнь на защите рубежей родины!
– Вы ж… энтого… погибнете вше…
– Зато мы выполним долг до конца. – Генерал задрал к серому небу бороду. – Да что я разговариваю с вами! Наемникам, служащим за деньги, меня не понять!
«Можно подумать, ты не получаешь жалованья! А солдатиков, которые и правда за гроши служат, можно сказать, бесплатно, ты и не спросишь, хотят они умирать героями или нет».
– Должен огорчить вас, генерал, – негромко, но веско произнес Кулак. – Мы тоже остаемся здесь. Устал я, знаете ли, гонять туда-сюда по дорогам Сасандры. Надо бы и отдохнуть денек-другой.
Позади Антоло хмыкнул Витторино. Лопата, раздувавший пламя, поперхнулся дымом и закашлялся. Недовольно забурчал Вензольо.
– То есть как прикажете это понимать? – Делла Робберо выглядел ошарашенным.
– Да как хотите, так и понимайте, – устало отозвался Кулак. – А сейчас, если вам больше нечего мне сказать, разрешите откланяться. Старые раны, знаете ли…
Он повернулся, не обращая внимания на отвисшую челюсть генерала, и пошел к костру.
Антоло поспешно сунул ноги в сапоги и, понимая, что сейчас кондотьер будет объяснять причины своего поступка, побежал туда же. Через несколько мгновений у разгорающегося огня собрался весь отряд, а кроме наемников – Мастер с Розарио, великан и четверо мужиков в гугелях, которые так до сих пор никуда и не ушли.
– Я одного не пойму – зачем? – Голос Пустельги дрожал от напряжения. – Чтобы досадить этому хлыщу?
– Нет, – медленно отвечал кондотьер. – Мне правда надоело мотаться. Трястись в седле. Пора бы где-нибудь остановиться.
– Шутишь, командир, лопни мои глаза! – воскликнул Кольцо. – Так не останавливаются!
– А как останавливаются? – приподнял бровь Кулак.
– А у вдовушки… под мягким боком… – почесал бороду Почечуй. – Тока ждаетша мне, командир… энтого… понял я тебя…
– Хорошо, хоть ты понял. Молодым объяснять придется.
– Ну так объясни! – сжала кулаки Пустельга. – За каким демоном мы должны разменивать личную месть… Месть за Мудреца, между прочим, с которым ты двадцать лет дружил! Почему мы должны ее разменивать на какой-то мост и беженцев! Тем более что мы и так им помогли!
– Что ж… Попробую объяснить. Месть – это, конечно, здорово. Око за око, зуб за зуб и все такое… Только с возрастом понимаешь, что у каждого хотя бы раз в жизни должен найтись тот рубеж, обороняя который не стыдно и помереть. Генерал, конечно, надутый, самовлюбленный хлыщ, но в чем-то он прав. Империя стояла от моря до моря, и мы были ее частью. Хорошие или плохие, жадные или бескорыстные, хитрецы или простаки… Теперь империя вроде как развалилась. Но на самом деле это не так. Ведь мы остаемся ее частью. И пока мы помним ее, империя цела. Хорошая или плохая, мать или тетка… На империю посягают? Мы будем защищать ее. Этот мост превратится в последний бастион. Последний бастион Империи. Потому что Сасандра – это не Верховный совет жрецов и не губастый император, впавший в старческое слабоумие, это не их высокопревосходительства и зажравшиеся судьи магистрата, это не таможня и не тайный сыск. Сасандра – это люди: крестьяне и ремесленники, купцы и охотники, бабы и мужики, беззубые старики и голоштанная ребятня. Помереть, защищая их, не зазорно. – Кулак вздохнул, обвел глазами собравшихся. – Конечно, я никого не держу. Каждый из вас вправе выбрать себе свой последний бастион. Просто мой будет здесь. Вот и все, братцы…
Кондотьер осторожно присел на бревно. Кашлянул, провел ладонью по губам. Глянул – нет ли крови.
– Хорошо сказано, – прогремел Тер-Ахар. – Я для Империи не сынок и не племянник, но я остаюсь здесь. Жалко людей… Не успеют ведь далеко отъехать.
– А мне их не жалко! – зло проговорила воительница. – Кто дает себя резать, тот не достоин, чтобы его защищали… Но, загрызи меня бруха, какая же это будет драка! И чтоб я ее пропустила?
– Верно! Ох и повеселимся! – в один голос воскликнули Лопата и Витторино.
– Штарый я… энтого… больной шовшем… – прошамкал Почечуй. – Уж лучше… энтого… туточки помереть, чем в шедле… энтого… шкопытитьша…
– А я умирать не собираюсь, лопни мои глаза! – приосанился Кольцо. – Пускай мои враги сдохнут! А я еще на их могилах спляшу. Не так, что ли, а?
Как они быстро согласились. Что ж… Наемники привыкли рисковать своей шкурой едва ли не каждый день. Кто со смертью десяток лет под ручку гуляет, тот от очередной схватки не побежит. Пускай она обещает быть последней. Но Антоло почувствовал страх. Предательский, липкий, сползающий между лопаток, как струйка ледяного пота. Он передернул плечами, отгоняя наваждение. Глянул на Кира. Бывший лейтенант не выглядел отчаянно храбрым. Легкая бледность затронула его щеки. Или это от холода? Одежду они так еще и не просушили.
– Ты что скажешь? – зашептал на ухо Вензольо. – Останешься д’аться? Или…
– Останусь! – решительно кивнул табалец. – Не трусливей других… А ты?
Говоря «не трусливей других», он имел в виду Кира, но Вензольо, похоже, воспринял слова на свой счет. Дернулся, как от пощечины:
– Я тоже! Я – как все!
Кирсьен глянул на них. Сжал губы, повернулся к Пустельге:
– Надо бы продумать, как будем оборону держать.
– А вот и подумаем, пока вы сушиться будете! У Студента книжка умная имеется. Почитаем, помозгуем! – Она вновь была такой, как всегда. Бесшабашной, веселой, готовой любому дать отпор и над кем угодно посмеяться.
– А как же Фальм? – звонко выкрикнул наследник Медрена. В суете про мальчишку забыли, но он сам напомнил о себе.
– Не уйдет твой котолак, лопни мои глаза! – Кольцо потрепал его по голове, взъерошил волосы. – А может, тебе лучше от греха подальше… Вон хотя бы с мужиками! – Он повернулся к мужикам в гугелях. – Заберете мальца, а? Не место тут детям.
Мужики переглянулись. Один из них – тот самый, что опознал Кулака как Однорукого, – откашлялся:
– Мы, понимаешь, вот чего хотели… Следопыты мы. С границы. Сколько миль отступаем, аж с души воротит, понимаешь. Короче, с вами мы остаемся.
– Следопыты, говоришь? – поднял голову Кулак.
– Ага! – с готовностью подтвердил мужик. – Меня Шпенем кличут, понимаешь. Ежели надо, я за двести шагов стрелой в полскудо попаду. – Он пристукнул о землю палкой, которую держал в руке. Антоло наконец-то догадался, что это не посох, а лук. – А парни со мной. Они мне как братья, понимаешь…
– Спасибо, Шпень. – Кондотьер поднялся, протянул следопыту ладонь.
Тот пожал ее – даром что левая, зато с самим Одноруким «поручкался».
– А теперь давайте решать, как оборону держать, – сказал Кулак.
Все разом загалдели. В поднявшемся гвалте никто не заметил, как Розарио что-то резко выговаривает Мастеру, притопывая ногой. Темноусый сыщик слушал молча, кивал и старался развернуться спиной к костру.
А за рекой завыла бруха. Видно, чуяла грядущие смерти и заранее радовалась. Известно, на войне нечисть жиреет.
Глава 16
Когда отряд угомонился и наемники разбрелись на боковую, Антоло уселся у костра, раскрыв наугад «Записки Альберигго». А может, и не Альберигго. Кто его сейчас разберет? В том, что им предстоит безнадежный бой, парень не сомневался. Ну не в силах полтора десятка людей с одним-единственным великаном в придачу остановить армию. Или не армию, а орду, как сказал Почечуй, но от этого ведь не легче. Сотне дроу они смогут противостоять какое-то время; две сотни перебьют малочисленный отряд за время, которое нужно человеку, чтобы выкурить трубку; полтысячи прокатятся и даже не заметят заслон. И все же каждому хотелось подороже продать свою жизнь – ведь какую бы беспутную жизнь ни вели наемники, а у каждого нашлось доброе воспоминание о прошедших днях.
Кулак вспоминал молодость, когда они гуляли с Мудрецом сами по себе, не обремененные заботами и хлопотами, искали не выгодных договоров с военачальниками, а приключений. Почечуй сетовал о живущих где-то в Уннаре внуках, которых так никогда и не покачал на колене. Тер-Ахар рассказал, как охотился с побратимом Гар-Акатом на моржей и мамонтов, на белых медведей и мохнатых единорогов, как однажды они повстречали ледяного червя и бежали, словно нашкодившие мальчишки. Почему-то у великана эта история взывала смех и слезы умиления. Витторино пожалел, что давно не передавал денег старушке матери, живущей неподалеку от Мьелы, в деревне, прилепившейся к склону холма наподобие ласточкиного гнезда. Пустельга вспомнила, как лазала вместе с соседскими мальчишками, среди которых считалась заводилой и вожаком, в раскинувшуюся поблизости дворянскую усадьбу воровать сливы и как сторож однажды спустил с цепи двух поджарых черных котов. Будущая воительница спаслась тогда, спрятавшись в зарослях шиповника, куда коты не рискнули сунуться, но метку на память они ей все-таки оставили.
– Тому, кто выживет, покажу! – усмехнулась она, вызвав бурчание коморника, что вот так, мол, всегда – все радости жизни неизвестно кому достаются.
Антоло попытался припомнить светлые мгновения в своей жизни, но почему-то в голову лезли студенческие пирушки, переходящие в разгульные попойки; походы к девочкам – нет, не в «Розу Аксамалы», а в другие, более дешевые и, следовательно, доступные заведения; проказы, учиняемые беззаботными школярами. Такие, как, например, натереть мелом спинку профессорского кресла или измазать край мантии учителя Носельма выделениями течной кошки, а потом, держась за животы, наблюдать издали, как желчный астролог отбивается от котов, набежавших со всего квартала. В общем, по всему выходило: когда нужно о душе задуматься, подготовить ее к встрече с Триединым, на ум лезут лишь развлечения бренного тела. Табалец устыдился собственных мыслей и вслух ни одну из них не обнародовал. Краем глаза он заметил, что Вензольо, Кир, Кольцо тоже странно себя ведут – отводят глаза, стараются спрятать лицо в тени, будто бы их уличили в чем-то непристойном. Очень хотелось верить, что он тут не один такой…
Вскоре от воспоминаний перешли к более насущным заботам. Пустельга спросила Белого, какой тактики будут придерживаться его сородичи, атакуя мост.
Дроу пожал плечами:
– Воины моего народа не знают таких слов, как «тактика», «стратегия». Их ведут ярость и желание вцепиться в глотку врага.
– А военные вожди? Неужто даже они не придумывают хитростей? – стояла на своем воительница.
– Придумывают, конечно, – подал голос Кулак. – Не следует считать, что дроу необузданные дикари. Они часто устраивают засады и ловушки, обходные маневры и ночные атаки…
– Верно, – легко согласился Белый. – До тех пор пока военный вождь командует двадцатью – тридцатью воинами. Или пока они не увидят кровь врага. Потом им становится наплевать на все ухищрения и замыслы вождей. – Карлик усмехнулся. – Да и вожди по обыкновению бегут на врага в первых рядах.
– Но почему тогда человеческие армии до сих пор не уничтожили дроу, раз они так беспечны на войне? – удивился Антоло. – Ведь имперские полки вышколены, скованы жесткой дисциплиной. Командиры изучают все способы ведения боя…
– Ты слишком высокого мнения о командирах! – хмыкнул Кир. – На параде ножку тянуть нас учат, а вот как во фланг неприятелю зайти – сами догадывайтесь, господа офицеры.
– Так может, это в гвардии так? – не поверил студент.
– Ой, пе’естань! – вмешался Вензольо. – Тебя в полку чему учили?
– Ну, бегать со щитом, тыкать пикой…
– Бляхи начищать! С метлой да лопатой уп’авляться! А что до боя – тут пускай Т’иединый помогает.
– Вы, ребята, конечно, и правы, и не правы, – проговорил Кулак. – То, что солдаты в имперской армии ни рожна в войне не смыслят, это мы у Медрена видели. Видели или нет?
– Ну, видели…
– То-то же. Капитанам с лейтенантами на рядовых начхать. Старых перебьют – новых наберем. Лишь бы казна вовремя и на всех довольствие выплачивала. Если бы не сержанты да старшие солдаты, вы б не знали, с какого конца за пику взяться. Генералы с полковниками тоже себе на уме. Один на солдатских портянках состояние себе делает, другой бестолковым героизмом. – Кондотьер кивнул в сторону армейских повозок, где горел маленький костер и слышались негромкие голоса. – Армию положил, а для верности и сам на смерть идет. Лучше бы с обрыва в омут – быстрее и не так больно… Если бы, конечно, не это, остроухих размазали бы по горам Тумана, как жидкую кашу по тарелке. Но, с другой стороны, дроу только кажутся дикарями. И уж вдвойне дурак тот, кто думает, что с ними легко справиться, что они слабые телом и вождей не слушают… Воевать с ними – то еще удовольствие. Врагу не пожелаю… Но вы, ребята, не торопитесь. Через денек-другой сами войны с дроу нюхнете. Мало не покажется, это я вам обещаю.
– Вишь ты! Бить из луков будут, как пить дать, – вставил свое слово Лопата.
– Захотят, всех перестреляют, как кроликов, – заметил Витторино.
– Не-а! Всех не перестреляют! – возразил Белый. – Терпения не хватит. Полезут в рукопашную.
– Ну, значит, у тех, кого стрела не зацепит, есть надежда продать свою шкуру подороже, – оскалилась Пустельга, трогая пальцем острие своего меча, который неторопливо точила до этого.
– Жначит, парни, надобно… энтого… жделать так, чтоб штрелы нам урону поменьше… энтого… приношили… – почесал затылок Почечуй.
– Будем, будем думать, – заверил его Кулак.
И разогнал отряд спать, оставив часовыми у моста Кольцо и Витторино.
Все разбрелись, а табалец вытащил бережно хранимый во вьюке труд безвестного полководца древности.
За чтением книги Антоло не заметил, как сквозь прорехи в затканном тучами небесном полотне проглянула Большая Луна, стоявшая в последней четверти. Это означало, что Малая уже скрылась на юго-западе. Хорошее время, чтобы составлять гороскоп, – Луна с Луной не сходится, как говорят опытные астрологи, а значит, исключено их взаимное влияние и вызываемая этим погрешность.
Парень вздохнул – пожелтевшие страницы так и не дали никаких советов, не натолкнули на дельную мысль, не приблизили его к разгадке задачи, как же противостоять врагу. Не хотел автор книги писать о защитах ничего не значащих мостов, избушек или бродов. Ясное дело, интереснее описывать оборону фортов, бастионов, крепостей, редутов и флешей. А еще интереснее предлагать способы атаки на оные сооружения. Значит, придется выдумывать самим, не рассчитывая на совет древних. Антоло зевнул и улегся где сидел – прямо у костра. Укрылся плащом. Неподалеку сопели товарищи по отряду. Кони переступали с ноги на ногу. И вдруг молодой человек совершенно отчетливо услышал равномерный стук копыт. Кто-то уезжает? Бежит?
Антоло вскочил, озираясь. Но вот беда – догорающий костер мешал разглядеть что-либо за пределами освещенного круга. Сплошная непроглядная тьма.
– Лежи! Чего вскочил? – приподнялся на локте Кулак.
– Как же так? – шепотом, чтобы не потревожить спящих, возмутился Антоло. – Куда? Кто?
– Какая разница? – негромко проговорил кондотьер. – Завтра узнаем. А сейчас зачем волноваться?
– Предателей бить нужно, чтоб неповадно другим… – со злостью проговорил Кир. Он, оказывается, тоже не спал. Уселся, сжимая рукоять меча.
– Горячие вы… – усмехнулся Кулак. – Когда-то я тоже таким был.
– При чем тут горячность? – удивился табалец. – Просто предательство… как бы сказать… мерзко это, противно. Будто червяк в яблоке попался…
– Да ладно тебе, Студент… Не те черви плохи, что мы едим, а те, что нас едят. Я ведь не зря всем выбор предложил. Нам тут такой бой предстоит, что по принуждению в него идти нельзя. Вольному воля. И дорога скатертью.
– А почему они ночью, тихонько?.. Не могли при всех отказаться? – продолжал кипятиться Кирсьен.
– Могли, – рассудительно произнес кондотьер. – Конечно, могли… Но гордость бывает сильнее здравого смысла. Как говорят, на людях и смерть красна… Что это меня на пословицы потянуло? Неужели старею? – Он вздохнул, усмехнулся. – О чем это я? Ах да… Вот кому-то и показалось постыдным уйти сразу. А потом посидел, подумал, представил срезень у себя в животе… Вот и решил собраться потихоньку и товарищей не тревожить.
– Я все понял, – мотнул головой Антоло. – Это Вензольо. У него всегда кишка тонка была. Нет, на словах – герой, ничего не скажешь. А когда до дела доходит… Трус!
– Мразь! – не отстал от табальца и Кир.
– Не торопитесь. Попридержите пыл до утра, – осадил их кондотьер. – Если зря на парнишку грешили, самим же стыдно будет.
– Парнишку? – фыркнул Антоло. – Да он астрологию сдал с третьего раза. И на геометрии лишний год просидел. Он старше всех в нашей компании… Бывшей компании. – Он посмотрел на Кира и вдруг подумал, что зря завел этот разговор. Лег, накрылся с головой плащом. Спать, скорее спать…
Но сон не шел.
Обострившийся слух уловил, как ворочается с боку на бок Кулак. Как выдвинул меч и снова загнал его в ножны Кир. Тихое ржание коня – что ему приснилось? Или почуял опасность?
– Вы все еще злитесь друг на друга… – неожиданно сказал Кулак. Не спросил, а произнес утвердительно.
– Злимся! – ответил Кир.
– Напрасно. Прости старика, что опять пословицы вспоминаю, но в народе говорят: что было то было, и быльем поросло.
– Не порастет оно никогда…
– Зря так думаешь. Ты погляди, вы даже возмущались одинаково. Не врагами вам быть нужно… Нет, не врагами.
– Дружить я с ним не могу.
«Я тоже дружить не могу, – подумал Антоло. – И не из-за меня, господин гвардеец. Я твоих друзей мечом не рубил…»
– Ладно, оставим до лучших времен. – Кулак закашлялся, потом долго не мог отдышаться. – Хотя для меня они могут и не наступить. И скорее всего, не наступят.
Кулак вспоминал молодость, когда они гуляли с Мудрецом сами по себе, не обремененные заботами и хлопотами, искали не выгодных договоров с военачальниками, а приключений. Почечуй сетовал о живущих где-то в Уннаре внуках, которых так никогда и не покачал на колене. Тер-Ахар рассказал, как охотился с побратимом Гар-Акатом на моржей и мамонтов, на белых медведей и мохнатых единорогов, как однажды они повстречали ледяного червя и бежали, словно нашкодившие мальчишки. Почему-то у великана эта история взывала смех и слезы умиления. Витторино пожалел, что давно не передавал денег старушке матери, живущей неподалеку от Мьелы, в деревне, прилепившейся к склону холма наподобие ласточкиного гнезда. Пустельга вспомнила, как лазала вместе с соседскими мальчишками, среди которых считалась заводилой и вожаком, в раскинувшуюся поблизости дворянскую усадьбу воровать сливы и как сторож однажды спустил с цепи двух поджарых черных котов. Будущая воительница спаслась тогда, спрятавшись в зарослях шиповника, куда коты не рискнули сунуться, но метку на память они ей все-таки оставили.
– Тому, кто выживет, покажу! – усмехнулась она, вызвав бурчание коморника, что вот так, мол, всегда – все радости жизни неизвестно кому достаются.
Антоло попытался припомнить светлые мгновения в своей жизни, но почему-то в голову лезли студенческие пирушки, переходящие в разгульные попойки; походы к девочкам – нет, не в «Розу Аксамалы», а в другие, более дешевые и, следовательно, доступные заведения; проказы, учиняемые беззаботными школярами. Такие, как, например, натереть мелом спинку профессорского кресла или измазать край мантии учителя Носельма выделениями течной кошки, а потом, держась за животы, наблюдать издали, как желчный астролог отбивается от котов, набежавших со всего квартала. В общем, по всему выходило: когда нужно о душе задуматься, подготовить ее к встрече с Триединым, на ум лезут лишь развлечения бренного тела. Табалец устыдился собственных мыслей и вслух ни одну из них не обнародовал. Краем глаза он заметил, что Вензольо, Кир, Кольцо тоже странно себя ведут – отводят глаза, стараются спрятать лицо в тени, будто бы их уличили в чем-то непристойном. Очень хотелось верить, что он тут не один такой…
Вскоре от воспоминаний перешли к более насущным заботам. Пустельга спросила Белого, какой тактики будут придерживаться его сородичи, атакуя мост.
Дроу пожал плечами:
– Воины моего народа не знают таких слов, как «тактика», «стратегия». Их ведут ярость и желание вцепиться в глотку врага.
– А военные вожди? Неужто даже они не придумывают хитростей? – стояла на своем воительница.
– Придумывают, конечно, – подал голос Кулак. – Не следует считать, что дроу необузданные дикари. Они часто устраивают засады и ловушки, обходные маневры и ночные атаки…
– Верно, – легко согласился Белый. – До тех пор пока военный вождь командует двадцатью – тридцатью воинами. Или пока они не увидят кровь врага. Потом им становится наплевать на все ухищрения и замыслы вождей. – Карлик усмехнулся. – Да и вожди по обыкновению бегут на врага в первых рядах.
– Но почему тогда человеческие армии до сих пор не уничтожили дроу, раз они так беспечны на войне? – удивился Антоло. – Ведь имперские полки вышколены, скованы жесткой дисциплиной. Командиры изучают все способы ведения боя…
– Ты слишком высокого мнения о командирах! – хмыкнул Кир. – На параде ножку тянуть нас учат, а вот как во фланг неприятелю зайти – сами догадывайтесь, господа офицеры.
– Так может, это в гвардии так? – не поверил студент.
– Ой, пе’естань! – вмешался Вензольо. – Тебя в полку чему учили?
– Ну, бегать со щитом, тыкать пикой…
– Бляхи начищать! С метлой да лопатой уп’авляться! А что до боя – тут пускай Т’иединый помогает.
– Вы, ребята, конечно, и правы, и не правы, – проговорил Кулак. – То, что солдаты в имперской армии ни рожна в войне не смыслят, это мы у Медрена видели. Видели или нет?
– Ну, видели…
– То-то же. Капитанам с лейтенантами на рядовых начхать. Старых перебьют – новых наберем. Лишь бы казна вовремя и на всех довольствие выплачивала. Если бы не сержанты да старшие солдаты, вы б не знали, с какого конца за пику взяться. Генералы с полковниками тоже себе на уме. Один на солдатских портянках состояние себе делает, другой бестолковым героизмом. – Кондотьер кивнул в сторону армейских повозок, где горел маленький костер и слышались негромкие голоса. – Армию положил, а для верности и сам на смерть идет. Лучше бы с обрыва в омут – быстрее и не так больно… Если бы, конечно, не это, остроухих размазали бы по горам Тумана, как жидкую кашу по тарелке. Но, с другой стороны, дроу только кажутся дикарями. И уж вдвойне дурак тот, кто думает, что с ними легко справиться, что они слабые телом и вождей не слушают… Воевать с ними – то еще удовольствие. Врагу не пожелаю… Но вы, ребята, не торопитесь. Через денек-другой сами войны с дроу нюхнете. Мало не покажется, это я вам обещаю.
– Вишь ты! Бить из луков будут, как пить дать, – вставил свое слово Лопата.
– Захотят, всех перестреляют, как кроликов, – заметил Витторино.
– Не-а! Всех не перестреляют! – возразил Белый. – Терпения не хватит. Полезут в рукопашную.
– Ну, значит, у тех, кого стрела не зацепит, есть надежда продать свою шкуру подороже, – оскалилась Пустельга, трогая пальцем острие своего меча, который неторопливо точила до этого.
– Жначит, парни, надобно… энтого… жделать так, чтоб штрелы нам урону поменьше… энтого… приношили… – почесал затылок Почечуй.
– Будем, будем думать, – заверил его Кулак.
И разогнал отряд спать, оставив часовыми у моста Кольцо и Витторино.
Все разбрелись, а табалец вытащил бережно хранимый во вьюке труд безвестного полководца древности.
За чтением книги Антоло не заметил, как сквозь прорехи в затканном тучами небесном полотне проглянула Большая Луна, стоявшая в последней четверти. Это означало, что Малая уже скрылась на юго-западе. Хорошее время, чтобы составлять гороскоп, – Луна с Луной не сходится, как говорят опытные астрологи, а значит, исключено их взаимное влияние и вызываемая этим погрешность.
Парень вздохнул – пожелтевшие страницы так и не дали никаких советов, не натолкнули на дельную мысль, не приблизили его к разгадке задачи, как же противостоять врагу. Не хотел автор книги писать о защитах ничего не значащих мостов, избушек или бродов. Ясное дело, интереснее описывать оборону фортов, бастионов, крепостей, редутов и флешей. А еще интереснее предлагать способы атаки на оные сооружения. Значит, придется выдумывать самим, не рассчитывая на совет древних. Антоло зевнул и улегся где сидел – прямо у костра. Укрылся плащом. Неподалеку сопели товарищи по отряду. Кони переступали с ноги на ногу. И вдруг молодой человек совершенно отчетливо услышал равномерный стук копыт. Кто-то уезжает? Бежит?
Антоло вскочил, озираясь. Но вот беда – догорающий костер мешал разглядеть что-либо за пределами освещенного круга. Сплошная непроглядная тьма.
– Лежи! Чего вскочил? – приподнялся на локте Кулак.
– Как же так? – шепотом, чтобы не потревожить спящих, возмутился Антоло. – Куда? Кто?
– Какая разница? – негромко проговорил кондотьер. – Завтра узнаем. А сейчас зачем волноваться?
– Предателей бить нужно, чтоб неповадно другим… – со злостью проговорил Кир. Он, оказывается, тоже не спал. Уселся, сжимая рукоять меча.
– Горячие вы… – усмехнулся Кулак. – Когда-то я тоже таким был.
– При чем тут горячность? – удивился табалец. – Просто предательство… как бы сказать… мерзко это, противно. Будто червяк в яблоке попался…
– Да ладно тебе, Студент… Не те черви плохи, что мы едим, а те, что нас едят. Я ведь не зря всем выбор предложил. Нам тут такой бой предстоит, что по принуждению в него идти нельзя. Вольному воля. И дорога скатертью.
– А почему они ночью, тихонько?.. Не могли при всех отказаться? – продолжал кипятиться Кирсьен.
– Могли, – рассудительно произнес кондотьер. – Конечно, могли… Но гордость бывает сильнее здравого смысла. Как говорят, на людях и смерть красна… Что это меня на пословицы потянуло? Неужели старею? – Он вздохнул, усмехнулся. – О чем это я? Ах да… Вот кому-то и показалось постыдным уйти сразу. А потом посидел, подумал, представил срезень у себя в животе… Вот и решил собраться потихоньку и товарищей не тревожить.
– Я все понял, – мотнул головой Антоло. – Это Вензольо. У него всегда кишка тонка была. Нет, на словах – герой, ничего не скажешь. А когда до дела доходит… Трус!
– Мразь! – не отстал от табальца и Кир.
– Не торопитесь. Попридержите пыл до утра, – осадил их кондотьер. – Если зря на парнишку грешили, самим же стыдно будет.
– Парнишку? – фыркнул Антоло. – Да он астрологию сдал с третьего раза. И на геометрии лишний год просидел. Он старше всех в нашей компании… Бывшей компании. – Он посмотрел на Кира и вдруг подумал, что зря завел этот разговор. Лег, накрылся с головой плащом. Спать, скорее спать…
Но сон не шел.
Обострившийся слух уловил, как ворочается с боку на бок Кулак. Как выдвинул меч и снова загнал его в ножны Кир. Тихое ржание коня – что ему приснилось? Или почуял опасность?
– Вы все еще злитесь друг на друга… – неожиданно сказал Кулак. Не спросил, а произнес утвердительно.
– Злимся! – ответил Кир.
– Напрасно. Прости старика, что опять пословицы вспоминаю, но в народе говорят: что было то было, и быльем поросло.
– Не порастет оно никогда…
– Зря так думаешь. Ты погляди, вы даже возмущались одинаково. Не врагами вам быть нужно… Нет, не врагами.
– Дружить я с ним не могу.
«Я тоже дружить не могу, – подумал Антоло. – И не из-за меня, господин гвардеец. Я твоих друзей мечом не рубил…»
– Ладно, оставим до лучших времен. – Кулак закашлялся, потом долго не мог отдышаться. – Хотя для меня они могут и не наступить. И скорее всего, не наступят.