Русанов Владислав. Золотой вепрь

   – Проклятие! Три тысячи демонов! – Вне себя от ярости капитан Вергел дернул себя за бородку. – Тордольв!!!
   – За ним послали, – подсказал командиру стражник постарше с нашивками знаменщика.
   – Да? – Дель Таррано на мгновение задумался. – Так. Ты!
   – Слушаюсь! – Знаменщик вытянулся в струнку.
   – Бегом к Тордольву. Пускай ко мне не идет, а прямиком во дворец. Всех, кого встретите по дороге… и ты, и он… берете с собой. Приказ ясен?
   – Так точно!
   – Выполнять!
   Придерживая левой рукой ножны с мечом, стражник побежал вниз по лестнице. Капитан, сжав кулаки, повернулся к атакующим город сасандрийцам. Таран уже подобрался почти вплотную к воротам. Каждый шаг имперская пехота оплачивала тремя-четырьмя трупами, но все же упрямо толкала скрипучее сооружение вперед.
   Врете, не возьмете… Вергел скрипнул зубами. Самое время предпринять вылазку. Враг сделал неожиданный ход? Ответим тем же!
 
   Из стремительной пробежки по улицам Медрена Кирсьен запомнил одно – страх заблудиться. Ведь сбиться с верного направления в лабиринте улочек и переулков означало подвести товарищей, поставить под угрозу срыва весь дерзкий план, который кондотьер с таким жаром отстаивал пред генералом дель Овиллом. Поэтому если бы кто-нибудь спросил тьяльца – а попадались ли на улицах города прохожие, а не столкнулся ли отряд с патрулями стражи? – то он бы не сумел ответить с уверенностью. Может быть, да. Но он никого не помнил.
   На самом деле те двое мастеровых, что встретились им по пути, скорее всего, не поняли, с кем имеют дело. Верно говорили разведчики – в последний месяц в Медрен стянулась уйма окрестного люду. Всех не упомнишь. К тому же одежда наемников отличалась пестротой и не могла указать на принадлежность к какой бы то ни было армии.
   Хуже вышло с тремя латниками, которые в сопровождении слуг и оруженосцев неожиданно выскочили наперерез отряду. Медренцы сперва и сами растерялись, но, следует отдать им должное, разобрались, что к чему, очень быстро, потянули мечи из ножен. Один из слуг вскинул к плечу арбалет. Пустельга свалила его метким броском ориона. Ближайшего латника зарубил Мудрец. Удар двуручника отшвырнул с дороги то, что мгновение назад было живым человеком. Кулак и K°готок тоже не зевали. Взлетел топор, блеснул фальчион…
   Схватка заняла времени не больше, чем нужно опытному курильщику, чтобы разжечь трубку. Отряд побежал дальше.
   Вот и дворец. Кир поблагодарил Триединого, что Цветочек показала ему путь к заднему двору. Если здесь и есть охрана, то наверняка слабее, чем у парадного входа.
   Лопата и Кольцо с разбега прыгнули через ворота, опираясь на спины припавших на колени Бучилы и Комля.
   Короткая возня – и вот уже наемники ворвались в распахнутые створки. Бежали по-прежнему молча, не выдавая себя, но близость врага распаляла их, как голодных гончих котов.
   Выглянувший из дверей бородатый слуга – похоже, что котарь, – получил перначом в лицо и упал навзничь. Следующего Кулак располосовал размашистым ударом поперек груди.
   – Витторино и Клоп прикрывают! – рявкнул Кулак, ударяя сапогом невысокую дверь.
   Все правильно. Кухня.
   А вот четверо стражников, вскакивающих на ноги и хватающих кто меч, кто топор, – неправильно. Ну да на войне не угадаешь…
   Медренцы бились отчаянно, но неумело. Даже родные стены, которые должны были помочь, не спасли их. Упитанную повариху, замахнувшуюся на Почечуя ухватом, сбила с ног Пустельга, ударив в лицо крестовиной меча.
   – Не отставать! – рычал кондотьер. – Ищем графа! Первому, кто найдет, полста скудо!
   – Поди найди тот ножичек! – усмехнулся Мудрец. – Студента не забудь!
   – Не забуду. Почечуй!
   – Я!
   – Кольцо и Лопата с тобой! Ищи Студента!
   – Эх, а как же… энтого… Череп? – разочарованно протянул старик, но ослушаться не посмел. Махнул рукой наемникам, назначенным ему в помощь. – Ладно, ребятишки… Жа дело… энтого… Штудента выручать.
 
   Городской особняк ландграфа оказался даже теснее, чем старинный замок. Видно, что тоже строился давненько. Не при нынешнем владыке. Снаружи-то он, конечно, оброс пристройками, конюшнями, домиками для прислуги и помещением для охотничьих котов. А внутри…
   Кир безошибочно нашел «большую» залу. Это оказалось не трудно. Расположение комнат такое же, как в поместье отца. Да и размеры залы не поражали воображения.
   Зато здесь они наконец-то столкнулись с умелыми бойцами.
   Полтора десятка человек. Латники вперемешку с наемниками во главе с Джакомо-Черепом.
   Бритоголовый, увидев Кулака, Мудреца, Кира, выпучил глаза от удивления, которое очень скоро сменилось ненавистью, просто плещущей через край.
   – Ты?!! – заорал он, выхватывая шестопер.
   – Сдохни! – ответил седобородый кондотьер, ловко парируя выпад латника в кольчужном капюшоне.
   – После тебя! – радостно ответил Череп, бросаясь вперед.
   Кир наметил для себя того самого крысомордого наемника, который явился ловить его с Торкой в пекарню Одберга. Кто знает, может, это его выстрел оборвал жизнь племянницы Черного Шипа?
   – Поберегись!!! – Мудрец раскрутил над головой двуручник.
   Свои пригнулись, чужие попятились. В их взглядах читалось уважение, смешанное со страхом.
   – Лови, лысая башка! – Пустельга запустила горсть метательных «звездочек» в соратников Джакомо.
   – Кошка драная! – каркнул бритоголовый, отбивая один из орионов рукоятью оружия.
   Но не всем его людям так повезло. Усатый, похожий на каматийца наемник забулькал, зажимая распоротое горло. Изо рта его хлынула густая, темная кровь. Плечистому латнику «звездочка» воткнулась точно в переносицу.
   – Руби!!! – Кулак прыгнул навстречу врагам, стараясь все же не попасть под удар Мудреца.
   Зазвенели клинки, комната сразу показалась тесной.
   Крысюк ловким финтом попытался обмануть Кира – целился в голову, а ударил в бедро, чуть выше колена. Тьялец подставил под удар корд, зажатый в левой руке. Изо всех сил врезал наемника между ног. Благородное искусство фехтования осталось в Аксамале. Здесь дерутся для того, чтобы выжить и победить.
   – Получи! – Клинок молодого человека обрушился на затылок согнувшегося наемника, защищенный легким шлемом, похожим на шишак.
   С первого удара Крысюк не умер. Хоть и упал на четвереньки, но попытался полоснуть Кира ножом по лодыжке. Без всякого сожаления молодой человек рубанул его еще раз, а потом, перехватив меч двумя руками, загнал его упавшему противнику между лопаток.
   – Ну ты зверь! – хмыкнул Бучило, подмигивая парню. На щеке северянина алел глубокий порез, и струйки крови стекали, напитывая светлую бороду.
   – Уходят! – донесся голос Кулака.
   В самом деле, теснимые со всех сторон защитники Медрена отступали к дальнему выходу. Многие из них с трудом удерживали оружие. Но Джакомо, по-прежнему невредимый, размахивал шестопером, отражая попеременно то мощные удары Мудреца, то косые, режущие взмахи фальчиона.
   Тьялец быстро обвел глазами поле боя.
   Вельзиец Куст слабо ворочался в расплывающейся луже крови. Похоже, его выпотрошили, как рыбу. Комель, привалившись спиной к стене, дышал часто и неглубоко. Его скуластое лицо кривилось от боли. Возможно, ребра сломаны. Ну, это не смертельно…
   – За мной! – прокричал Кулак. Он изловчился и отсек медренскому оруженосцу кисть вместе с зажатым в ней мечом. – Навались!
   «Совсем как работяги на лесоповале. Навались, подсоби…» – усмехнулся Кир и побежал на помощь. Бучило ненамного отстал от него.
 
   – Вот он!
   Звуки пробивались к сознанию замедленно, словно через кипу овечьей шерсти.
   Антоло попытался открыть глаза. Видел он тоже как сквозь пелену, будто туманным вечером идет среди холмов Табалы, возвращаясь с пастбища.
   Парень моргнул раз, другой… И увидел стоящие прямо перед его носом ноги. На сапоги налипли грязь и солома.
   – Чего это с ним, лопни мои глаза? – проговорил кто-то до боли знакомый.
   До боли? Чего-чего, а боли хватает… Ни ответить, ни даже пошевелиться Антоло не мог. Тело онемело, и при этом болели каждая мышца, каждый сустав, каждый волосок.
   – Чего-чего… – ответил сварливый, чуть надтреснутый голос. – «Аишт»… энтого… тебе не шуточки… Кого хочешь… энтого… ухайдакает…
   – Сбивать замки? – теперь бас. Его бывший студент тоже слышал не так давно.
   – Шбивай уже… энтого… не шпрашивай…
   Так ведь это Почечуй!
   Неужели наши в городе?
   Антоло захотелось закричать от радости, но в это время чьи-то руки придавили к полу его ручные кандалы. Скрипнул металл о металл.
   – Потрепи, Штудент… энтого… Мы шейчас…
   Дужка замка хрустнула и отскочила.
   «Почему они просят меня потерпеть? По сравнению с…» – подумал табалец, прислушиваясь к звонкому щелчку, с которым лопнули ножные кандалы.
   И тут два человека сразу – уж не Кольцо и Лопата это? – дернули его руки и ноги.
   Парень взвыл. Из глаз брызнули слезы, которые он почти сутки сдерживал, твердо решив не показывать врагам малодушие. Перед друзьями слабаком выглядеть тоже некрасиво, но Антоло ничего не мог с собой поделать. Он рычал, повизгивал, бился затылком о земляной пол, пока кто-то не подставил ладони.
   – Держи! – Перед прояснившимся взором возникла окладистая борода. Лопата сунул горлышко фляги табальцу в зубы. Вино! Дрянное, местное, терпкое винишко… Но каким же вкусным напитком показалось оно сейчас! Щедрый дар Триединого. – Ты глотай, глотай!
   Да с радостью!
   Огненными шарами вино падало в желудок, растекалось, словно степной пожар под северным ветром. После третьего глотка Лопата отнял фляжку.
   – Хватит, а то нам тебя… энтого… на руках тащить… энтого… придетша… – жутковато улыбаясь беззубым ртом, пояснил Почечуй.
   – Найдите наследника… – сипло проговорил Антоло. Он попытался приподняться, но руки-ноги еще не слушались. Кровь, прихлынувшая к онемевшим пальцам, жгла и колола, словно сотни диких лесных пчел.
   – Какого такого наследника? – присел на корточки рядом с ним Кольцо. – Когда ты успел?
   – Да не его, дурень! – Лопата дал напарнику легкий подзатыльник.
   – Ландграфа… – подтвердил студент.
   – Ну, найдем… энтого… Дальше-то что?
   – У него медальон… Не дайте барону Фальму… добраться первому до него… – Длинная фраза далась парню слишком тяжело. Он закрыл глаза и ощутил, что летит в бездонный колодец.
   Легкий удар по щеке вырвал его из небытия.
   – Держишь жубами, Штудент. – Почечуй наклонился так близко, что табалец хорошо различил его пористый нос и нечесаную бороду. – Коль наш… энтого… дождалша, держишь…
   Антоло кивнул. Снова почувствовал головокружение, увлекающее в омут, и решил, что больше не станет так рисковать.
   – Я к Кулаку? – подскочил Кольцо. Видно было, что ему аж не терпится сообщить соратникам радостную новость.
   – Давай! – махнул рукой коморник.
   Табалец вдруг подумал, что надо спросить о судьбе Лейны. Наверняка ее держат где-то здесь. Потом хорошо бы узнать о Цветочке и Кирсьене. Сумели они спастись или нет? И напоследок попросить, чтобы кто-нибудь принес его книгу. Ту самую, которую он нашел в оружейной комнате. Почему-то ему казалось, что отныне его жизнь навечно связана с трудом неизвестного автора.
 
   На узкой лестнице первым шел Кулак. Зодчие прежних лет недаром получали деньги за свой труд. Здесь, на ступенях, отступающий защитник легко рубился правой рукой, тогда как атакующий был бы вынужден постоянно цеплять клинком стену. Но медренцам противостоял левша, что оказалось для латников не самой приятной неожиданностью. Да какой левша! В кондотьера будто демон вселился. Теснимые им латники только и успевали, что отражать удары.
   А поверх плеча Кулака колол двуручником, перехватив длинный меч, словно копье, Мудрец. Острие клинка пробивало кованые нагрудники, и Кир в который раз подивился силище верзилы.
   – Эй, Джакомо! – выкрикивал время от времени седобородый. – Подожди меня! Куда ты так спешишь?!
   – Постой, Череп! – вторил ему Мудрец. – Хочешь честный поединок?
   Но Джакомо не отвечал. Отходил он в числе первых, предоставив медренцам погибать, прикрывая его грудью. Рядом с ним плешивый наемник с родинкой на щеке ожесточенно дергал рукоятку на ложе тяжелого арбалета. То ли натяжной механизм заклинило, то ли в горячке боя плешивый никак не мог разобраться, что самострел взведен до отказа.
   – Джакомо! – Кулак зацепил лезвием фальчиона неосторожно высунувшегося вперед латника, распорол ему бедро, отклонился, пропуская мимо себя падающее тело. – Джакомо! Ты боишься меня?
   Ормо Коготок взмахнул топором. Раненый медренец отчаянно заорал. Хрустнуло. Крик оборвался.
   – Не споткнись, – буднично предупредил Бучило Кира. – Скользко, однако, на лестнице…
   – Череп! – звонко воскликнула Пустельга. – Не хочешь к ним, иди ко мне! Я тебя приголублю!
   В подтверждение своих слов, она метнула в бритоголового последний нож. Серебристый, словно плотвица, клинок звякнул об изгиб стены и свалился сражающимся под ноги.
   Вот и верхний этаж. Почему наемники и воины Медрена отступали сюда?
   Ответ напрашивался только один. Здесь, за невысокой дверью, должны скрываться виновники всех несчастий последних дней. Его светлость Вильяф Медренский и барон Фальм, убийца Мелкого.
   Джакомо толкнул дверь, прыгнул в нее, как дикий кот, и… запер изнутри. Шестеро израненных соратников бритоголового остались лицом к лицу с атакующими.
   – Сдавайтесь, – коротко приказал им Кулак, опуская меч.
   Вместо ответа латник в покрытом ржавыми разводами панцире прыгнул на него, занося над головой палицу.
   Мудрец коротко «хэкнул», насаживая храбреца на острие двуручника. Кондотьер коротким кистевым движением рассек несчастному горло.
   В этот миг выстрелил Плешивый.
   Болт из тяжелого, «осадного» арбалета ударил седобородого в грудь, отбрасывая его на Мудреца. Верзила успел поймать командира левой рукой.
   – Кошка-мать! – Пустельга швырнула меч будто дротик и пригвоздила стрелка к двери.
   – Ну, я вас! – Бучило бросился вперед, наклонив голову.
   Коготок не отстал от него, обрушивая топор на плечо защитника крепости.
   Лязг. Хруст.
   С вязким чмоканьем сталь впивается в тело.
   С мелодичным звоном лопаются звенья кольчуги.
   Истошно кричит раненый, сползая по ступеням.
   «Яйцерез» в руке Пустельги размашисто перечеркивает ему горло.
   Визг.
   Рычание.
   Хриплые выдохи…
   Ормо медленно осел, соскребая пластинкой оплечья штукатурку со стены. Улыбнулся и закрыл глаза. Из его груди торчала витая рукоятка корда.
   Бучило повернул к товарищам измаранное кровью – своей или чужой? – лицо. Кроме него, никто около дверей на ногах не держался. Один наемник подвывал, скрутившись в клубочек. Черноусый латник скреб шпорами каменную плиту, выплевывая на кирасу густую кровь.
   – Ну вы даете! – озадаченно проговорил Кулак, выпрямляясь с помощью Мудреца.
   Черенок болта торчал из его бока, но не было заметно, что кондотьер готовится умереть. Даже нашел в себе силы улыбнуться.
   – Извини, командир, – развел руками Бучило. – Разозлили они нас сильно.
   – Дверь ломать надо! – Кулак даже не глянул в сторону мертвого Коготка.
   – Стой! – Пустельга крутанулась на каблуках. Спустилась на несколько ступенек ниже. Прислушалась.
   – Что? – пошевелил бровями Мудрец.
   – Бежит кто-то. К нам, похоже. Серый, Малыш!
   Кир, услыхав свою кличку, поднял меч, который держал в опущенной руке.
   Немолодой наемник, узкогубый, с пепельными волосами, за что и получил кличку, подмигнул ему – пошли, мол, поглядим.
   Но далеко идти им не пришлось.
   По лестнице им навстречу бежал запыхавшийся Кольцо.
   – Где командир? – прерывающимся голосом спросил он.
   – Здесь я! – отозвался Кулак.
   – Мы Студента нашли, лопни мои глаза! – без долгих объяснений выпалил носатый парень. – Он сказал – наследника искать! Чтоб успели раньше Фальма!
   – Это еще зачем? – фыркнула Пустельга.
   – Ты помнишь, о чем они спорили? – Мудрец аккуратно прислонил меч к стене. – Хитрость какая-то в этом наследнике, видать… Ну что, Кулак, будем дверь ломать?
   – Ломай, – кивнул кондотьер.
 
   Замотанного в драную тряпку (судя по запаху – старый вальтрап), Антоло едва не волокли по коридорам графского особняка. Лопата сдержанно сопел, а Почечуй уже начал поругиваться. Вот, мол, спасли лба здорового, вытащили из застенков, так еще и на своих плечах нести приходится. Можно подумать, это они последние сутки на соломе прохлаждались, а он – бегал, нырял, на мечах рубился… Парень только слабо улыбался. Бурчание старика казалось таким родным, таким близким и привычным, будто не шепелявый наемник с ним разговаривает, а любимый дедушка. Впрочем, родной дед никогда Антоло на коленях не качал и сказки на ночь не рассказывал. Некогда было. Он с сыновьями – то есть отцом и дядьками молодого человека – занимались исключительно шерстью. Трудились не покладая рук, чтобы их семейство стало самым богатым, самым уважаемым в Да-Вилье.
   Они вошли в главную залу особняка. Так она и осталась невымытой. Где же Лейна? В соседних комнатушках, примыкавших к темнице, в которой держали Антоло, ее не обнаружили. Странно. Очень странно… И вызывает подозрения.
   – Эй, Комель, живой? Нет? – Лопата наклонился над сипевшим барнцем.
   Кроме него в зале лежал еще почти десяток трупов. И один из них – Куст, оскаливший желтые зубы. Его остекленевшие глаза глядели в закопченный потолок.
   – Комель! – Бородатый наемник толкнул товарища в плечо.
   Тот втянул воздух сквозь сжатые зубы. Приоткрыл один глаз.
   – Идите… Я посижу…
   – Да какое там «посижу»! Вишь ты, чего удумал!
   – Не… – Комель говорил слабо, голос его прерывался. – Бегите. Я не жилец.
   – Кто ж тебя так, шердешный? – Почечуй, оставив студента, закрыл глаза Кусту.
   – Череп… Шестопером… Кажись… Грудину… Проломил…
   – Да-а-а… – протянул старик. – Как же ты теперь?
   – Сказал… Не жилец…
   – Мы тебя не бросим! – Лопата решительно наклонился, схватил Комля под мышки.
   Барнец застонал, сделал слабую попытку вырваться.
   – Оставь меня… Добей лучше…
   – Ты что? – выпучил глаза Почечуй.
   Комель не ответил, обмяк и закрыл глаза.
   С громким стуком отворились двери. В залу вбежали Витторино и Клоп.
   – О! Студент! – обрадованно закричал пучеглазый.
   – Тише! – оборвал его радость уроженец Мьелы. – Бежать надо! Мы черный ход завалили!
   – Так, погоди! – нахмурился коморник. – Толком… энтого… говори!
   – Да что говорить? – перебил Клоп открывшего рот Витторино. – Окружают дворец. Медренцы. Латники и стража. Много.
   – Школько это – много?
   – Ну, сотня будет…
   – Яшно! А ну, быштро, дверь жакрыли! Штолы… энтого… крешла! Бегом!
   В мгновения опасности Почечуй вел себя не как прижимистый старикашка, а как опытный и успешный полководец. Это чувствовал не только Антоло, но и прочие наемники, поскольку подчинились, не раздумывая. Даже студент, ковыляя и прихрамывая, притащил стойку с покореженным доспехом – полным набором медренского латника. От затраченных усилий ему захотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть, но веселая перебранка Клопа и Лопаты, волочивших тяжелый стол, вызвала невольную улыбку и развлекла.
   – Ну что, ребята… энтого… получилошь? – весело подмигнул Почечуй.
   – А то? – ухмыльнулся Витторино. – В лучшем виде!
   – Тогда пошли!
   – А Комель? – Антоло вдруг вспомнил про барнца. Вспомнил потому, что очень уж тот напоминал ему Емсиля, который сейчас, быть может, уже погиб, штурмуя крепость, пронзенный стрелой или мечом.
   Почечуй отвел глаза. Глухо сказал:
   – Ему… этого… не помочь уже.
   – Как?
   – А вот так! – оскалился старик. – Пошли!
   И уже когда они выходили из залы через вторую дверь, тихонько признался:
   – Дорежал я его… энтого… чтоб не мучалша.
   Сзади в створки заколотили злыми, требовательными ударами.
 
   Нет, все-таки городской дворец ландграфа строили на совесть!
   Мудрец уже третий раз бил ногой, но дверь не поддавалась.
   – Погодь! – Бучило вырвал из безжизненной руки Ормо топор. – Дай-ка я разок приложусь!
   Северянин поплевал на ладони, как заправский лесоруб. Примерился.
   С первого же удара лезвие раскололо створку и заклинилось в ней.
   – Умеешь, – криво усмехнулся Кулак.
   – Ничо, я сейчас… – Бучило схватился за топорище, уперся в дверь ногой. Пошатал. Дернул.
   Со скрипом сталь выскользнула из древесины. Наемник пошатнулся, но устоял на ногах.
   – Дай мне! – протянул руку Клоп.
   – Обойдешься! – Бучило повел плечами, примериваясь нанести повторный удар.
   – Тебе жалко?!
   – Оба отойдите, – приказал Мудрец.
   Он еще ссутулился, даже как-то стал меньше ростом, а потом выбросил вперед ногу. Подошва сапога угодила рядом с трещиной в створке. Силе удара мог бы позавидовать средних размеров жеребец.
   Дверь раскололась пополам. Жалобно заскрипели петли. С грохотом вторая половинка ударилась о стену.
   Мудрец, выхватывая из-за пояса кистени, прыгнул в комнату головой вперед.
 
   Прислушиваясь к глухим ударам, барон Фальм покачал головой.
   – Должен признаться, любезнейший господин граф… – Его голос казался приторно-сладким, словно мед, но горчил, будто яд скорпиона. – Должен признаться, что вы не оправдали возложенного на вас высокого доверия… К моему сожалению.
   Гость его светлости стоял, небрежно опираясь локтем на подоконник узкого стрельчатого окна. Пальцы правой руки играли с рукоятью корда. Усы топорщились совсем по-кошачьи.
   Напротив него стоял, перекатываясь с пятки на носок, ландграф Вильяф. Серебряные медведи на черном сюрко владыки Медрена, казалось, приноравливались – как бы ловчее швырнуть корону в графского собеседника.
   В шаге от ландграфа съежился слуга – Пальо. Он морщил длинное лицо так, словно собирался расплакаться, но стеснялся этой слабости. Ближе к выходу Джакомо-Череп устало опирался на поставленный стоймя шестопер. За исключением нескольких пятен крови на одежде, телохранитель его светлости вышел из схватки с наемниками без отметин. Да и усталость его была скорее показной, чем истинной.
   В глубине комнаты, подальше от окна, на укрытой балдахином кровати сидела супруга ландграфа, госпожа Тельма, затравленно озиравшаяся и обеими руками прижимавшая к себе наследника Халльберна. Глаза графини покраснели и опухли. Мальчик, наоборот, держался смело. Он так и норовил вывернуться из назойливых материнских объятий, разворачивал плечи и переводил взгляд с отца на гостя, потом на командира телохранителей и обратно.
   – Глупости изволите болтать, господин барон! – Граф Вильяф брезгливо поморщился. – Медрен держится. И он выстоит, во имя Триединого!
   – Хм… – покачал головой Фальм. – Медрен держится. Но почему-то, любезнейший господин граф, вы, вместо того чтобы руководить боем, скрываетесь в собственной спальне. С чего бы это? Помнится, вы обещали показать мне чудо? И где же оно?
   – Мы противостоим трем полкам сасандрийской армии и один уже уничтожили! Это ли не чудо?
   – Толку-то? Вас раздавят, как я и обещал. Уж поверьте моему опыту, любезнейший господин граф. – Барон зевнул, прикрывая рот ладонью в замшевой перчатке. – Буду ли я сожалеть? Нисколечко…
   – Глупости! – вспыхнул его светлость, как сухая солома. – Это временные неудачи!
   – Захват вашего особняка имперскими наемниками вы называете временными неудачами? А вы знаете, кто их ведет? Некий кондотьер по кличке Кулак. Помните такого?
   Ландграф дернул плечом – мол, буду я помнить всякий сброд!
   – А он вас помнит, я уверен. И ваша встреча будет приятной лишь для одной стороны.
   – Чушь! Я не собираюсь с ним встречаться!
   – Конечно, любезнейший господин граф… – Фальм выглянул в открытое окно. – Вы не собираетесь встречаться с заклятыми врагами. Вы приготовили веревочную лестницу. И теперь намерены позорно бежать…
   – Не бежать! Спасать семью! Не вам меня судить, господин барон! Все ваши посулы оказались пустым звуком. Где поддержка западных королевств? Где помощь таинственного сообщества, интересы которого вы представляете?
   – А может, вам еще десять полков айшасианских латников на белых верблюдах?
   – Что?
   – Что слышали.
   – Да как вы смеете?! – Его светлость побагровел, схватился за меч. – После всех обещаний?
   – Я обещал человеку, который мог стать символом борьбы против Сасандры. Знаменем всех свободомыслящих борцов Запада. – Фальм не обратил никакого внимания на телодвижения ландграфа. – А что же вышло? Оказалось, я имею дело с напыщенным, самодовольным болваном, не владеющим ни тактикой, ни стратегией. Вся сила которого заключается лишь в нездоровой любви малочисленной армии и бестолковых горожан.
   – Ага! Значит, вы признаете, что…
   – Да нечего мне признавать! Вы врали мне все время, любезнейший господин граф! Врали и не краснели. Чудо обещали мне? А чудо-то это заключается в старинном медальоне на шее вашего сына. И не надо корчить рожи – вы же не в деревенском кабаке, господин граф! Без него вы – пшик! Пустое место! Дырка от бублика!
   – Как вы смеете?! – Ландграф вытащил наконец-то меч. – Бесчестный негодяй! Я убью вас!
   Фальм насмешливо хлопнул в ладоши:
   – Великолепно! Великолепно, господин граф! Без куска хлеба вы не останетесь! Любая труппа странствующих лицедеев была бы рада…