Русанова Вера. Букет для будущей вдовы

   - Что с вами, Женя? - Виктория Павловна склонила голову к плечу и посмотрела на меня с трогательной заботой. В её выпуклых карих глазах читалось беспокойство.
   - Ничего, - я провела пальцем по прокушенной нижней губе. - Ничего, все нормально. Просто думаю.
   - Вот и я думаю: рассказать следователю? Не рассказать? Расскажу - он спросит: "Чего ж ты, дура старая, до сих пор молчала?".. А если ещё наговорю на человека, да зря? И ей жизни испорчу, и себе. Все ж таки она женщина замужняя, а тут такое дело!
   - Ну, ей-то, допустим, понятно. А себе каким образом?
   - О-о! - она обречено махнула полной смуглой рукой. - Разговоры пойдут, слухи... Полгорода узнает, что старая сплетница натворила. А Елизавета Васильевна - все-таки жена доктора... Ко мне-то после этого какое у врачей отношение будет?.. Ох, дела-дела!
   Мои радужные предположения, похоже, подтверждались: в Михайловске, как в большой деревне, все обо всех все знали. Это несказанно радовало. Но зато огорчало другое: послезавтра утром истекали два дня, отпущенные мне "на размышления" женой Шайдюка.
   - Знаете что? - я с отвращением вытерла кровь, оставшуюся на пальце, о край бумажной салфетки. - Давайте подождем хотя бы сутки. Может милиция за это время что-то выяснит, может мне что-нибудь удастся разузнать. А уж если ничего не получится, тогда будем решать. Хорошо?
   Виктория Павловна покорно кивнула, и в этот момент отворилась дверь.
   - Привет честному собранию! - весело провозгласила Алиса, заходя в номер и эффектно, по-испански изгибая руку над головой. - Анатолий Львович Шайдюк вместе со своей распрекрасной половиной проживает по адресу Танковая пять, квартира двадцать два. Телефон 2-17-34... Ну так как? Можно мне присваивать звание Чемпиона мира среди шпионов и тайных агентов?..
   Улица Танковая находилась в другом конце города, на самой окраине Михайловска. Название свое она оправдывала полностью. После получаса бесплодных шатаний между одинаковыми серо-розовыми домами у меня возникло стойкое ощущение, что территорию для будущего микрорайона расчищал какой-то пьяный танкист, и он же присваивал порядковые номера местным зданиям и сооружениям. Бугры, канавы и холмы встречались здесь на каждом шагу, за третьим домом следовал шестнадцатый. На "Пельменной" висел жестяной квадратик с цифрами "12/4", но ни дома под номером "12/3", ни даже "двенадцать дробь первого" поблизости не наблюдалось.
   В конце концов, мне удалось-таки совершенно случайно набрести на пятиэтажку с табличкой "ул. Танковая, 5", но к этому времени я уже была злая, как собака. Кстати, собака же и выскочила мне навстречу из подъезда, в котором находилась квартира 22.
   - Гав! - сурово сказала коричневая Чау-Чау, злобно уставившись на мою крашенную лису. Я ничего не сказала, но на животное взглянула не менее злобно. Вообще, у меня с собаками отчего-то чрезвычайно редко возникает взаимопонимание. Так же как, впрочем, и с их хозяевами. Те, вероятно, сходу распознают во мне потенциальную скандалистку, истерично вопящую: "Уберите пса! Наденьте на него намордник! Сдайте его на живодерню!", и своих любимцев предусмотрительно отводят подальше.
   На этот раз следом за Чау-Чау из подъезда вышла седовласая дама в кокетливом беличьем полушубке, посмотрела на меня с оттенком холодного интереса и неожиданно ласково проворковала:
   - Тиночка, девочка, беги пописай!
   Тиночка вывалила фиолетовый язык и на своих коротких медвежьих лапах затрусила к ближайшему столбу.
   "За неимением лучшего подойдет и этот вариант", - подумала я, покосившись, естественно, на даму, а не на собаку, и зашла в подъезд.
   К счастью, ни Анатолия Львовича, ни его супруги дома не оказалось. Я раза три без особой настойчивости надавила на кнопку звонка, немного постояла у двери и спустилась вниз. Гадкая Тина облаивала голубей, пристроившихся погреться на крышку канализационного люка.
   - Какая прелесть! - лицемерно проговорила я, подходя к даме и кивая на Чау-Чау, жизнерадостно обнюхивающую смятую банку из-под пива.
   - Да, - согласилась дама. - Очень перспективная девочка. Родители медалисты, чемпионы породы... А у вас что - тоже собака?
   - Японский хин, - память почему-то не выдала ничего более подходящего.
   - Надо же! Хины ведь такие неженки! И прививки, говорят, плохо переносят. Даже мы с прививками намучились в свое время...
   "Очень хорошо, что она - собачница!" - промелькнуло у меня в голове. "По крайней мере, разговор завязался легко. Досадно только, что я о дурацких японских хинах ничегошеньки не знаю!"
   - ... Нам доктор - такой коновал попался! - продолжала, между тем, хозяйка Тины. - Едва не угробил девочку. А потом ещё выяснилось, что у него лицензия недействительная.
   - Кошмар! - довольно убедительно ужаснулась я и плавно перешла к интересующему меня вопросу. - Кстати, о докторах... Вы случайно не знаете доктора по фамилии Шайдюк? Он в вашем подъезде, в двадцать второй квартире живет.
   - Почему же не знаю? Знаю, - дама подняла воротник своего беличьего полушубка и потерлась о него щекой. - А вы к нему приходили?.. Так он сейчас, наверное, на работе. После семи будет.
   - В общем-то, не совсем к нему... Не знаю даже, как сказать. Тут вот какое дело. У моей мамы была приятельница, и мама с ней несколько лет как потеряла связь. Приятельница сама из Москвы, а мы, вообще, в Коломне живем. Ни телефона не осталось, ни адреса - ничего. И, вроде бы, она помнит, что приятельница эта тесно общалась здесь, в Михайловске, с семьей одного врача. Фамилия у врача хохлятская - то ли Байчук, то ли Березюк... Мама уже старенькая, все позабыла, конечно. А я в горбольнице поспрашивала и нашла вот: Шайдюк, Ильиных, Кривец и Карпенко... Не знаете, не бывает у них такая немолодая женщина с крашенными волосами? Роста - чуть выше среднего, приятная, ухоженная...
   Это был всего лишь пробный шар, но от ответа зависело очень многое. Дама, однако, лишь равнодушно пожала плечами. Почудился ли мне холодок, льдинкой блеснувший в её взгляде, или же это было на самом деле?
   - Ничем не могу вам помочь, - её тонкие губы, слегка тронутые бледно-розовой помадой, искривились. - Я с Шайдюками почти не общаюсь. Тем более, не знаю, кто к ним ходит, и с кем они дружат. Да и вряд ли у них друзей много: Анатолий-то он - ничего мужик, а вот она...
   "Ага!" - отметила я про себя. - "Почти не общаемся, а как зовут, тем не менее, знаем! И Елизавету Васильевну, похоже, не жалуем... Теперь главное действовать осторожно и ничего не напортить".
   Мохнатая неуклюжая Тина, пропахав в снежной целине внушительную борозду, подбежала к хозяйке и принялась игриво подскуливать. Присев на корточки, дама потрепала её за ухом.
   - Чудесная девочка! - дежурно восхитилась я. - А скажите, как жена выглядит? Она такая крашенная блондинка, да? Мама, по-моему, тоже упоминала, что она - не очень приятная женщина.
   - Не очень приятная?! - моя собеседница фыркнула. - Крайне неприятная! Вас как зовут?.. Женя?.. Меня Валентина Иосифовна... Понимаете, Женя, я ведь эту семью уже лет пятнадцать знаю. Да больше! У них уже девчонке четырнадцать, а в дом они заехали, как только поженились. И ничего, ничегошеньки доброго про Елизавету сказать не могу! Хотя я, в принципе, не злой человек, и ученикам своим объясняю, что в людях надо видеть прежде всего хорошее...
   - Так вы учительница?
   - Да, - она с достоинством кивнула. - Тридцать лет на одном месте отработала. Ученики мои бывшие уже чуть ли не внуков в школу приводят. У меня и значок заслуженного учителя есть. Только зарплата вот до сих пор "три копейки".
   Что-то мне это напоминало?.. Ну, конечно! Покойную Галину Александровну. Ту тоже не устраивало очень многое в окружающей действительности: и пенсии, и общественный транспорт, и медицина... Валентина Иосифовна казалась, правда, менее агрессивной, но что-то общее в них все равно было.
   - Да, трудно сейчас учителям, конечно, - согласилась я.
   - Трудно. Но из школы, я считаю, все равно только те бегут, которые случайно в педагогику попали... Елизавета, кстати, тоже раньше в школе работала.
   - В вашей? - в такую удачу даже как-то не верилось.
   - Нет, не в моей. Но одна моя знакомая после неё класс взяла. Ужас! Дети распущенные, знаний никаких. Кажется уж, естественные науки - не гуманитарные дисциплины, никаких указаний как то или иное произведение трактовать сверху не поступает. Шпарь и шпарь себе по старым планам уроков...
   И снова что-то смутное и тревожное серым комком зашевелилось в душе... Виноград... Семечки... Картофель... Естественные дисциплины...
   - Простите, а она не ботанику преподавала?
   - Нет, - Валентина Иосифовна взглянула на меня с некоторым удивлением. - Географию. Но дело даже не в том, что и как она преподавала. Это, в конце концов, вопрос её образованности и ответственности перед учениками. Я об её характере... Вот представляете, Женя: девочка у них родилась четырнадцать лет назад. Тогда ещё со КЗоТом, со всеми трудовыми книжками очень строго было. И отпуск декретный с точностью до одного дня, и дородовый, и послеродовый... Так вот Елизавета, когда беременная ходила, разругалась с одной пожилой преподавательницей. Нехорошо разругалась, грубо. Причем виновата была сама - все подтверждают. Та, конечно, как женщина мудрая, её простила: все-таки беременная, нервная, скидку сделать надо. И все бы само собой забылось, но Елизавета теми же ногами пошла к директору школы и подала заявление "по собственному желанию". Ее давай удерживать: до декретного чуть больше месяца, как можно женщину в положении уволить! А она уперлась: нет, и все! Не буду, дескать, с этой хамкой в одном коллективе работать!.. И в гороно вызывали, и там беседовали: стаж, говорили, прервется. Преподавательницу эту пожилую вынудили прилюдно перед ней извиниться... Нет! Уволилась. А "обидчицу", естественно, давай по инстанциям таскать. Так до инфаркта и довели.
   Она замолчала, подобрала с земли тополиную веточку, отряхнула её от снега и швырнула через голову толстой Тины, наблюдающей за мной недружелюбными маленькими глазками.
   - Да-а... Неприятная история, - я постучала ботинком о ботинок: ноги потихоньку начинали подмерзать. - Так она с тех пор в школе больше и не работала?
   - Нет. Просидела год в декретном, устроилась в какую-то бухгалтерию... Вот тоже, вроде бы, женский коллектив, а сроду никакие подруги к ней не заходят. Так и живут с мужем, как бирюки, в своей берлоге. А девочка у них неплохая, не в мать пошла... Помню, она ещё крошка совсем была, я забежала как-то к Шайдюкам соды попросить, что ли? Елизавета открыла, девчонка у неё на руках. Орет, вся красная! А меня увидела и вдруг замолчала. Главное, что бы понимала?! Недели две ей всего было от силы. Ан-нет - молчит и глазенками своими голубыми смотрит. Только мать с ней на кухню отошла - она опять орать. Ко мне поднесут - замолкает!.. И вот что значит, у Елизаветы натура стервозная! Другая бы мать наоборот обрадовалась, попросила бы, чтобы помогли ребенка успокоить: все-таки я постарше и поопытнее. А эта заревновала. Сует девчонке бутылку, я говорю: "Лиза, что же вы грудью не кормите? Если с молоком плохо, так вы бы петрушки свежей поели, или вот ещё рецепт есть с хорошими сортами какао..." Так она как рявкнет: "Не ваше дело! Не лезьте!", - соду мне швырнула, и дверь перед носом захлопнула.
   Если верить Валентине Иосифовне, жена Шайдюка была весьма неприятной особой. Однако, это ни на миллиметр не приближало меня к ответу на интересующий вопрос.
   - Так значит про теперешних её знакомых вы ничего не знаете? И женщины с крашенными рыжими волосами тоже не видели?
   - К сожалению, не видела, - Валентина Иосифовна сочувственно вздохнула. - Да вам, наверное, все же лучше самой спросить. Детей вам с ней не крестить. А ещё лучше, если на Анатолия попадете. Он доброжелательный мужчина, хороший...
   Я мгновенно представила, как изумился бы "доброжелательный мужчина", увидев меня на пороге своей квартиры, но в ещё более феерических красках мне нарисовался мой великолепный полет с лестницы в том случае, если бы дверь открыла Елизавета Васильевна собственной персоной.
   - ... Какие у неё сейчас знакомые? Бухгалтерши да торгашки! То она косметику целыми коробками домой таскает, то золотом в подъезде торгует. Постельное белье недавно армянке какой-то продавала... А как, кстати, приятельницу вашей мамы зовут?
   - Галина Александровна. Баранова Галина Александровна.
   - Нет. Не она, - седовласая хозяйка Тины снова покачала головой. Просто вспомнила, что армянка эта тоже рыжеватая была, но такого тона, какой обычно у кавказских женщин получается, когда они обесцвечиваться пробуют?.. Или не армянка? Грузинка, наверное.. Грузины же православные? Елизавета с ней ещё так нервно разговаривала, простыни эти отдала и давай про деньги кричать. Вот прямо здесь у подъезда стояли. Я из дома выходила, мне даже неловко за неё стало. Как какая-то базарная торговка, честное слово!.. А вы, Женя, простите, кто по специальности?
   - Актриса, - ответила я честно и не без гордости.
   - Актриса? Ох, какая прелесть! А я в детстве балериной мечтала стать. Но у меня связки слабые оказались, да и это ведь в Москву надо было ехать поступать... Что же - что же я по поводу балета вам сказать хотела? Вот только сейчас в голове вертелось! Ну, неважно, наверное... А! Да! Имя у этой армянки или грузинки интересное было - Мехменэ. Она ещё потом рядом с Тиночкой остановилась и спрашивает у меня, как собачку зовут. Я ей назвала полное имя по родословной "Аверс Альба Тиннтерне", а она смеется: "Почти как меня: Тиннтерне - Мехменэ!" И, что интересно, к ней Тина сразу ласкаться полезла, а Елизавету на дух не переносит. Собаки, они ведь, плохих людей чувствуют!
   Понятно, что вся эта длинная история про армянку-грузинку была рассказана с единственной целью - поразить меня громким именем злобной Тиночки. Я вежливо поразилась, а гнусная собачка немедленно оскалилась на меня, видимо, желая напомнить хозяйке тезис про плохих людей. К счастью, за домом в этот момент громко затарахтел трактор, и Тиннтерне Аверс Альба с радостным и несолидным для такой породистой особы тявканьем метнулась на звук.
   - На место! - властно прикрикнула Валентина Иосифовна. Печальная Чау-Чау нехотя вернулась на газон. Собака вряд ли успела нагуляться, но вот щеки хозяйки уже заметно раскраснелись от мороза. Я поняла, что злоупотребляю её вниманием.
   - Ну что ж, - мне ничего не оставалось, как попрощаться. - Очень приятно было с вами поговорить. Я, наверное, в самом деле, заеду к ним после семи.
   - Конечно. Сразу все и узнаете. А то что толку так гадать?.. Вообще-то, могли быть у них знакомые из Москвы. Даже, наверняка, есть. Елизавета ведь и рожала в Москве, и как-то недавно на несколько дней туда уезжала. Леночка, дочка её, говорила, что мамы целую неделю не будет, папа борщ сварил, а его даже кошка не ест!
   Теперь прояснялась и косвенная причина неприязни. "Собачники" обычно не очень жалуют "кошатников".
   - Еще раз спасибо за компанию, - мои замерзшие губы с трудом разъехались в подобии улыбки. И тут Валентина Иосифовна радостно возопила:
   - Женя, глядите, какой прелестный хин! Чудный япончик!
   Я в ужасе обернулась. К одному из подъездов сворачивал мужчина с черным чудовищем на поводке. По сравнению с этой псиной Тина была просто суперпрелестной и милой собачкой!
   - Действительно, чудный! - фальшиво восхитилась я, лихорадочно припоминая какие-нибудь умные собаководческие термины. - Экстерьер прекрасный, и окрас...
   Моя собеседница взглянула на меня как-то странно, похлопав себя по колену, подозвала Чау-Чау и как бы вскользь заметила:
   - Это мастиф. Женщина с хином возле дома напротив.
   Заливаясь мучительной краской стыда, я повернула голову в ту сторону, куда кивнула Валентина Иосифовна, и увидела существо с длинными черными ушами и приплюснутой мордочкой. Существо было заботливо упаковано в теплую попону и размерами напоминало крупную мышь.
   "Опозорилась! Ой, как стыдно! Надо было не выпендриваться и какую-нибудь болонку назвать", - жарким пульсом застучало в висках. К счастью, заслуженная учительница, наверняка, объясняющая своим ученикам, что врать - нехорошо, уже заходила в подъезд, и поэтому не могла видеть моих ушей, пламенеющих, как алые маки...
   Домой я вернулась уже в сумерках, робко нажала на кнопку звонка и заранее попыталась улыбнуться виновато, но не настолько, чтобы меня можно было заподозрить в чем-нибудь серьезном. Однако, дверь открыл Митрошкин и ему все мои ужимки оказались "до Фени", "до лампочки" и "по барабану" одновременно.
   - Где была? - рявкнул он, хватая меня за шкирку и вытряхивая из полушубка. - Утренний моцион совершала? По булочным прогуливалась?
   - Я же тебе говорила, что мне нужно собраться с мыслями, идеи кое-какие спокойно обдумать...
   - Только вот этого не надо! - в гневе Леха зашвырнул мой берет на антресоль с которой торчали рулоны старых обоев. - Да за всю жизнь в твой голове не накопится столько мыслей, чтобы обдумывать их с двенадцати дня до семи вечера!.. Я уже Олегу собирался звонить: думал, тебя или убили где-нибудь или в КПЗ посадили? Полгорода обегал, в профилактории твоем был...
   - Да? - я на секунду прервала увлекательный процесс расшнуровывания ботинка и подняла голову. - И что там, в профилактории?
   - Филиал КГБ, ЦРУ и ФБР. Обстановка строгой секретности. Эти твои подружки - старая и молодая - в два голоса поют, что ничего про тебя знать не знают, и куда ты из профилактория поехала - само собой, не ведают.
   - У Шайдюка я была. У Анатолия Львовича. Возле подъезда слонялась и сплетни разные собирала.
   - Занятие - безусловно интеллектуальное, - как бы вскользь отметил Митрошкин. - Как раз для тебя! - Еще немного постоял, скрестив руки на груди и пытаясь напустить на себя вид ироничный и скучающий, не вытерпел и поинтересовался. - Ну и как? Насобирала что-нибудь?..
   К обстоятельному рассказу я приступила уже за столом, перемежая реплики с поеданием паровых котлет и картофельного пюре. Леха за моим аппетитом, странным для больного гастритом, наблюдал с суеверным ужасом, однако, слушал внимательно. Самое сильное впечатление на него произвела повесть о том, как уважаемая Елизавета Васильевна в пустынном коридоре изображала африканскую страсть.
   - Что-то в этом не так, - задумчиво покачав головой, он уворовал с моей тарелки ломтик соленого огурца. - Глупо и слишком рискованно.
   - А что ей оставалось делать? - я невозмутимо вернула огурец обратно. - И мужа надо было предупредить, и самой не засветиться.
   - Ну хорошо. А если бы человек не стал возвращаться в номер, а просто деликатно прокашлялся и сказал что-нибудь типа: я, конечно, очень сильно извиняюсь, но мне срочно надо пройти по коридору?
   - Куда ночью так срочно ходить? Туалеты, слава богу, у всех в номерах!
   - О! Туалеты... Какая проза, Евгения! По-твоему, ночью нужно выбираться из своей постели только по физиологическим надобностям? А посмотреть на звезды?!
   Последней фразой, а, главное, невозмутимостью, которой при этом светилась его физиономия, Леха отчего-то напомнил мне Анатолия Львовича.
   - Звезды!.. За звездами из окна палаты со всеми удобствами можно понаблюдать. Из тамбура их не видно.
   - Романтики в тебе - ноль, - грустно констатировал Митрошкин и уже серьезно продолжил. - А если бы кому-нибудь, действительно, стало плохо? Если человек хотел добраться до любой медсестры из терапевтического отделения?
   - Слушай, что тебе не нравится? - окрысилась я. - Ну вот идиотка она! Вот так она решила поступить! К Елизавете Васильевне все претензии.
   - Ладно, предъявлю при случае... А что там насчет сплетен у подъезда?
   - Конкретного - ничего. Выяснилось, что мадам Шайдюк - особа неприятная и склочная, что в доме этом она живет уже много лет, раньше преподавала в школе, сейчас работает в какой-то бухгалтерии... Вот, кстати, с её работой в школе связана одна интересная история: она, когда была беременная, сильно повздорила с одной пожилой учительницей, со злости пошла и написала заявление об увольнении. Ее, конечно, давай уговаривать - как же можно беременную уволить, нарушение трудового законодательства! Но она уперлась, и учительницу эту, в результате, всякими разборками довели до инфаркта.
   - Ну? - Леха протянул руку, достал с подоконника банку и выудил себе целый огурец, окончательно разуверившись в том, что я соглашусь поделиться по-братски.
   - Что "ну"?.. Конфликт? Еще какой конфликт. Учительница пожилая? Пожилая!
   - Так ты намекаешь, что это была ваша Галина Александровна?.. Тогда логичнее, если б она Елизавету Васильевну грохнула, а не наоборот.
   - Но мы же не знаем в подробностях, что там произошло!
   - Судя по твоим словам - обычная бабская склока. И вдруг кровавая вендетта через много лет? Что-то это как-то...
   - "Что-то это как-то"! - передразнила я. - А больше у нас, вообще, ничего нет, кроме того, что мадам Шайдюк подторговывает в подъезде золотом и постельным бельем, держит дома кошку и не имеет подруг.
   - И вот это ты выясняла в течение семи часов? - Митрошкин подпер щеку кулаком и взглянул на меня почти с состраданием.
   - Начнем с того, что возле подъезда я стояла от силы - час, и при этом у меня была совершенно уникальная собеседница. Во-первых, её отношение к людям определяется через призму их отношения к собакам, а, во-вторых, логические цепочки, вообще, не поддаются объяснению. Вот, например: я рассказываю ей, что работаю в театре, она сообщает, что в детстве мечтала стать балериной, потом вспоминает, что хотела мне поведать что-то связанное с балетом и в результате выдает кличку своей собаки - "Тиннтерне" там как-то ее... И ещё имя одной бабы - Мехменэ. Здорово, да?
   - Здорово, - согласился Леха, с хрустом надкусывая огурец. - Твоя дремучесть меня просто умиляет. Ладно, я могу допустить, что у тебя просто очень низкий уровень интеллектуального развития, что и понятно: по ночам ты исключительно по туалетам ходишь, книжки умные при тусклом свете ночника не читаешь. Но историю театра-то вам в училище должны были давать?! Или вы как - смежные виды искусства принципиально игнорируете? Не знаете, что есть такой известный балет "Легенда о любви", а в нем один из главных персонажей - царица Мехменэ?
   - Ну, простите! Не достойны мы гордого звания балетоманов: не знаем, как зовут десятого "лебедя" в четвертом ряду! - озлилась я. - Мы как-то все больше к практике склонность ощущали. Пока вы своими косолапыми ногами в Большой театр на "Жизель" топали, мы в танцклассе семь потов сгоняли. Зато теперь и по сцене передвигаться умеем, в отличие от некоторых.
   - Ох, уж запередвигались! Помнится мне, кое-кто совсем недавно чуть половину досок из сцены каблуками не выломал...
   Такой случай, действительно, имел место. На репетиции шпилька моей правой туфли попала в щель, и пришлось сначала долго дергать ногой, словно норовистый конь, а потом и вовсе опуститься на четвереньки, чтобы вытащить каблук из пола. Однако, Митрошкин, как джентльмен, мог бы над этим не ехидничать. Как, кстати, и над тем, что я забыла про чертову Мехменэ. Да, действительно, нам давали историю балета. Кроме того, эту самую "Легенду о любви" я смотрела в Новосибирском Оперном. Но, во-первых, училище я окончила не вчера и не позавчера, а во-вторых, в данный момент как-то не до эстетских воспоминаний о "Лебединых озерах", "Щелкунчиках" и "Спартаках". Тут бы в картошке с виноградом разобраться, и в том, кем приходилась Галина Александровна Баранова Елизавете Васильевне Шайдюк, а не во всяких там Мехменэ-Гаянэ...
   Гаянэ... Имя всплыло в памяти совершенно случайно. И не имя даже, а название балета. Как сейчас помню нацарапанное синей пастой в крошечной шпаргалке - А. Хачатурян. "Спартак", "Гаянэ"... Гаянэ-Мехменэ... Как же она сказала? Вспомнить бы точно... "Что-то связанное с балетом... Неважно... Ах, да! Имя у неё было интересное"... Простыни! О, Господи! Конечно!
   Ножки табуретки с визгом проехались по полу - с такой скоростью я вскочила и рванула из кухни.
   - Ты чего? - испугался Леха, откладывая в сторону огрызок огурца. Удостаивать его ответом не хотелось, и попросту было некогда. Все на той же хорошей скорости я влетела в комнату, где сидела бабушка, перематывающая в клубки магазинные упаковки розового мохера.
   - Баба Катя, - голос мой от волнения сорвался на визг, - скажите, пожалуйста: когда воск отливают, ведь новые белые простыни нужны, да?
   - Да, - она кивнула, ни на секунду не прекращая мотать нитки.
   - И их отдают тому человеку, который будет снимать порчу?
   - Конечно, доча. Так положено.
   - А женщину, которая у вас в Михайловске этим занимается, зовут Гаянэ?
   Бабуля, наконец, закрепила недомотанную нить булавкой и взглянула на меня с заметным одобрением:
   - Решила, значит, послушать меня, старую? И правильно. Теперь мало кто по-настоящему сглаз лечить умеет, а она - может... Узнать тебе что ли, где она живет?
   Я просительно улыбнулась, машинально прикусывая ноготь безымянного пальца и думая о том, что завтра обязательно пойду на "прием" к народной целительнице. Пусть даже голова у Валентины Иосифовны работает совсем не так, как у меня, пусть только в моем воспаленном мозгу теоретически могло заклинить и перепутаться "Мехменэ-Гаянэ". Пусть это две разных женщины, но бизнесом они, похоже, занимаются одним и тем же и, наверняка, знают друг друга: Михайловск - город маленький, а Мехменэ-Гаянэ - это уже попахивает диаспорой... И если все так, как я предполагаю, то завтра к вечеру мне, возможно, удастся узнать, что же случилось в жизни Елизаветы Васильевны Шайдюк, что заставило её распродавать золото и бегать по бабкам, и, главное, считать эту самую жизнь "порченой" и отмеченной злым, коварным "сглазом"...