другой - к свободе; один - к накоплению богатств, другой - к увеличению
населения; один - к миру, другой - к завоеваниям, - тогда законы незаметно
потеряют свою силу, внутреннее устройство испортится, и волнения в
Государстве не утихнут до тех пор, пока оно не подвергнется разрушению или
изменениям и пока неодолимая природа не вступит вновь в свои права.
_________
* "Любая из отраслей внешней торговли, - говорит м[аркиз] д'А[ржансон],
- несет с собою лишь мнимую выгоду для королевства в целом; она может
обогатить только нескольких частных лиц, даже несколько городов, но вся
нация от этого ничего не выигрывает, и положение народа от этого не
улучшается (99).
Глава XII
Чтобы упорядочить целое, или придать наилучшую форму государству,
следует принять во внимание различные отношения. Во-первых, действие всего
Организма на самого себя, т. е. отношение целого к целому, или суверена к
Государству. А это отношение слагается из отношения промежуточных членов,
как мы увидим ниже. Законы, управляющие этими отношениями, носят название
политических законов (100) и именуются также основными законами - не без
известных причин, если это законы мудрые. Ибо если в каждом Государстве
существует лишь один правильный способ дать ему хорошее устройство, то
народ, нашедший этот способ, должен его держаться. Но если установленный
строй плох, то зачем принимать за основные те законы, которые не дают ему
быть хорошим? Впрочем, при любом положении дел народ всегда властен изменить
свои законы, даже наилучшие; ибо если ему угодно причинить зло самому себе,
то кто же вправе помешать ему в этом?
Второе отношение - это отношение членов между собою или же ко всему
Организму. Оно должно быть в первом случае сколь возможно малым, а во втором
- сколь возможно большим, дабы каждый гражданин был совершенно независим от
всех других и полностью зависим от Гражданской общины, что достигается
всегда с помощью одних и тех же средств; ибо лишь сила Государства дает
свободу его членам. Из этого-то второго отношения и возникают гражданские
законы.
Можно рассмотреть и третий вид отношений между человеком и Законом,
именно: между ослушанием и наказанием. А это отношение ведет к установлению
уголовных законов, которые в сущности не столько представляют собой особый
вид законов, сколько придают силу другим законам.
К этим трем родам законов добавляется четвертый, наиболее важный из
всех; эти законы запечатлены не в мраморе, не в бронзе, но в сердцах
граждан; они-то и составляют подлинную сущность Государства; они изо дня в
день приобретают новые силы; когда другие законы стареют или слабеют, они
возвращают их к жизни или восполняют их, сохраняют народу дух его первых
установлении и незаметно заменяют силою привычки силу власти. Я разумею
нравы, обычаи и, особенно, мнение общественное. Это область неведома нашим
политикам, но от нее зависит успех всего остального; в этой области великий
Законодатель трудится незаметно - тогда, когда кажется, что он вводит лишь
преобразования частного характера, - но это лишь дуга свода, неколебимый
замочный камень которого в конце концов образуют гораздо медленнее
складывающиеся нравы. Из этих различных разрядов политические законы,
составляющие форму Правления, есть единственный род законов, который
относится к моей теме.
Прежде чем говорить о различных формах Правления, попытаемся установить
точный смысл этого слова, который до сих пор не был достаточно разъяснен.
(101)
Глава I
Я предупреждаю читателя, что эту главу должно читать не торопясь, со
вниманием и что я не владею искусством быть ясным для того, кто не хочет
быть внимательным.
Всякое свободное действие имеет две причины, которые сообща его
производят: одна из них - моральная, именно: воля, определяющая акт, другая
- физическая, именно: сила, его исполняющая. Когда я иду по направлению к
какому-нибудь предмету, то нужно, во-первых, чтобы я хотел туда пойти,
во-вторых, чтобы ноги мои меня туда доставили. Пусть паралитик захочет
бежать, пусть не захочет того человек проворный - оба они останутся на
месте. У Политического организма - те же движители; в нем также различают
силу и волю: эту последнюю под названием законодательной власти, первую под
названием власти исполнительной. Ничто в нем не делается или не должно
делаться без их участия.
Мы видели, что законодательная власть принадлежит народу и может
принадлежать только ему. Легко можно увидеть, исходя из принципов,
установленных выше, что исполнительная власть, напротив, не может
принадлежать всей массе народа как законодательнице или суверену, так как
эта власть выражается лишь в актах частного характера, который вообще не
относится к области Закона, ни, следовательно, к компетенции суверена, все
акты которого только и могут быть, что законами.
Сила народа нуждается, следовательно, для себя в таком доверенном лице,
которое собирало бы ее и приводило и действие согласно указаниям общей воли,
которое служило бы для связи между Государством и сувереном, и некоторым
образом осуществляло в обществе как коллективной личности то же, что
производит в человеке единение души и тела (102). Вот каков в Государстве
смысл Правительства, так неудачно смешиваемого с сувереном, коего оно
является лишь служителем.
Что же такое Правительство? Посредствующий организм, установленный для
сношений между подданными сувереном, уполномоченный приводить в исполнение
законы и поддерживать свободу как гражданскую, так и политическую.
Члены этого организма именуются магистратами или "королями", т. е.
правителями; а весь организм носит название "государя"*. Таким образом
совершенно правы те, кто утверждают, что акт, посредством которого народ
подчиняет себя правителям, это вовсе не договор. Это, безусловно, не более
как поручение, должность; исполняя это поручение, они, простые чиновники
суверена, осуществляют его именем власть, блюстителями которых он их сделал,
власть, которую он может ограничивать, видоизменять и отбирать, когда ему
будет угодно; ибо отчуждение такого права несовместимо с природой
Общественного организма и противно цели ассоциации.
_________
* Потому то в Венеции коллегию именуют "светлейший государь" (104),
даже когда дож в ней не присутствует.
Итак, я называю "правительством" или верховным управлением
осуществление исполнительной власти согласно законам, а государем или
магистратом человека или корпус, на которые возложено это управление.
Именно в Правительстве заключены те посредствующие силы, соотношение
которых и определяет отношение целого к целому, или суверена к Государству.
Это последнее можно представить в виде отношения крайних членов непрерывной
пропорции, среднее пропорциональное которой - Правительство
(103).Правительство получает от суверена приказания, которые оно отдает
народу, и, дабы Государство находилось в устойчивом равновесии, нужно,
чтобы, по приведении, получилось равенство между одним произведением, или
властью Правительства как такового, и другим произведением, или властью
граждан, которые являются суверенными, с одной стороны, и подданными - с
другой. Более того, невозможно изменить ни один из трех членов, не нарушив
сразу же пропорции. Если суверен захочет управлять или магистрат давать
законы, или если подданные откажутся повиноваться, тогда на смену порядку
приходит беспорядок, сила и воля перестают действовать согласно, и
распавшееся Государство делается, таким образом, добычею деспотизма или
анархии. Наконец, подобно тому как в каждом отношении есть только одно
среднее пропорциональное, так и в Государстве возможен лишь один лучший для
него род Правления. Но так как множество событий могут изменить те
отношения, в которых выступает народ, то различные виды Правления могут быть
хорошие не только для различных народов, но и для одного и того же народа в
различные времена. Чтобы попытаться дать представление о различных
отношениях, которые могут господствовать между этими двумя крайними, я
возьму для примера численность народа как отношение, которое легче выразить.
Предположим, что Государство состоит из десяти тысяч граждан. Суверен может
рассматриваться лишь как понятие собирательное и как нечто целое; но каждый
отдельный человек в качестве подданного рассматривается как индивидуум.
Таким образом, суверен относится к подданному, как десять тысяч к единице,
т. е. каждый член Государства обладает лишь одной десятитысячной частью
верховной власти суверена, хотя он и подчинен ей полностью. Пусть народ
состоит из ста ты
сяч человек; положение подданных не изменяется, и каждый из них в
равной мере испытывает всю силу законов, тогда как его голос, сведенный к
одной стотысячной, имеет в десять раз меньше влияния на то, как эти законы
будут составлены. В таком случае, хотя подданный все время представляет
собою единицу, отношение суверена к гражданину увеличивается пропорционально
увеличению числа граждан. Отсюда следует, что чем больше растет Государство,
тем больше сокращается свобода.
Когда я говорю, что отношение увеличивается, я разумею под этим, что
оно удаляется от равенства. Таким образом, чем отношение больше в понимании
геометров (105), тем меньше отношение в обычном понимании; в первом случае -
отношение, рассматриваемое с точки зрения количества, измеряется его
частным; во втором, - рассматриваемые с точки зрения тождества, отношения
оцениваются подобием.
Итак, чем менее сходны изъявления воли отдельных лиц и общая воля, т.
е. нравы и законы, тем более должна возрастать сила сдерживающая.
Следовательно, Правительство, чтобы отвечать своему назначению, должно быть
относительно сильнее, когда народ более многочисленен.
С другой стороны, поскольку увеличение Государства представляет
блюстителям публичной власти больше соблазнов и средств злоупотреблять своей
властью, то тем большею силою должно обладать Правительство, чтобы
сдерживать народ, тем больше силы должен иметь в свою очередь и суверен,
чтобы сдерживать Правительство. Я говорю здесь не о силе абсолютной, но об
относительной силе разных частей Государства.
Из этого двойного отношения следует, что непрерывная пропорция между
сувереном, государем и народом не есть вовсе произвольное представление, но
необходимое следствие, вытекающее из самой природы Политического организма.
Из этого следует еще, что, поскольку один из крайних членов, а именно,
народ, как подданный, неизменен и представлен в виде единицы, то всякий раз,
как удвоенное отношение увеличивается или уменьшается подобным же образом, и
что, следовательно, средний член изменяется. Это показывает, что не может
быть такого устройства Управления, которое было бы единственным и
безотносительно лучшим, но что может существовать столько видов Правления,
различных по своей природе, сколько есть Государств, различных по величине.
Для того чтобы выставить эту систему в смешном виде, скажут, пожалуй,
что, по-моему, дабы найти это среднее пропорциональное и образовать Организм
правительственный, нужно лишь извлечь квадратный корень из численности
народа; я отвечу, что беру здесь это число только для примера; что
отношения, о которых я говорю, измеряются не только числом людей, но вообще
количеством действия, складывающимся из множества причин; во всяком случае,
если для того, чтобы высказать свою мысль покороче, я временно и прибегну к
геометрическим понятиям, то я прекрасно знаю, что точность, свойственная
геометрии, никак не может иметь места в приложении к величинам из области
отношений между людьми.
Правительство есть в малом то, что представляет собой включающий его
Политический организм - в большом. Это - условная личность, наделенная
известными способностями, активная как суверен, пассивная как Государство. В
Правительстве можно выделить некоторые другие сходные отношения, откуда
возникает, следовательно, новая пропорция; в этой - еще одна, в зависимости
от порядка ступеней власти, и так до тех пор, пока мы не достигнем среднего
неделимого члена, т. е. единственного главы или высшего магистрата, который
можно представить себе находящимся в середине этой прогрессии, как единицу
между рядом дробей и рядом целых чисел.
Чтобы не запутаться в этом обилии членов, удовольствуемся тем, что
будем рассматривать Правительство как новый организм в Государстве, отличный
от народа и от суверена и посредствующий между тем и другим.
Между этими двумя организмами есть то существенное различие, что
Государство существует само по себе, а Правительство - только благодаря
суверену. Таким образом, господствующая воля государя является или должна
быть общей волей или законом; его сила - лишь сконцентрированная в нем сила
всего народа. Как только он пожелает осуществить какой-нибудь акт
самовластный и произвольный, связь всего Целого начинает ослабевать. Если
бы, наконец, случилось, что государь возымел свою личную волю, более
деятельную, чем воля суверена, и если бы он, чтобы следовать этой воле,
использовал публичную силу, находящуюся в его руках, таким образом, что
оказалось бы, так сказать, два суверена - один по праву, а другой -
фактически, то сразу же исчезло бы единство общества и Политический организм
распался бы.
Между тем, для того чтобы Правительственный организм получил
собственное существование, жил действительной жизнью, отличающей его от
организма, Государство, чтобы все его члены могли действовать согласно и в
соответствии с той целью, для которой он был учрежден, он должен обладать
отдельным Я, чувствительностью, общей его членам, силой, собственной волей,
направленной к его сохранению. Это отдельное существование предполагает
Ассамблеи, Советы, право обсуждать дела и принимать решения, всякого рода
права, звания, привилегии, принадлежащие исключительно государю и делающие
положение магистрата тем почетнее, чем оно тягостнее. Трудности заключаются
в способе дать в целом такое устройство этому подчиненному целому, чтобы оно
не повредило общему устройству, укрепляя свое собственное; чтобы оно всегда
отличало свою особую силу, предназначенную для собственного сохранения, от
силы публичной, предназначенной для сохранения Государства; чтобы, одним
словом, оно всегда было готово жертвовать Правительством для народа, а не
народом для Правительства.
Впрочем, хотя искусственный организм Правительство есть творение
другого искусственного организма и хотя оно обладает, в некотором роде, лишь
жизнью заимствованною и подчиненною, - это не мешает ему действовать с
большею или меньшею силою или быстротою, пользоваться, так сказать, более
или менее крепким здоровьем. Наконец, не удаляясь прямо от цели, для которой
он был установлен, он может отклоняться от нее в большей или меньшей мере в
зависимости от того способа, коим он образован.
Из всех этих различий и возникают те соотношения, которые должны иметь
место между Правительством и Государством, сообразно случайным и частным
отношениям, которые видоизменяют само это Государство. Ибо часто
Правительство, наилучшее само по себе, станет самым порочным, если эти
отношения не изменятся сообразно недостаткам Политического организма,
которому они принадлежат.
Глава II
Чтобы установить общую причину этих различий, надо различать государя и
Правительство, подобно тому как я выше разграничил Государство и суверен.
Магистрат может состоять из большего или меньшего числа членов. Мы
указывали, что отношение между сувереном и подданными тем больше, чем
многочисленнее народ: и, по очевидной аналогии, мы можем сказать то же об
отношении между Правительством и магистратами.
Однако общая сила Правительства, будучи всегда силой Государства,
никогда не изменяется; из чего следует, что чем больше оно затрачивает этой
силы, чтобы воздействовать на своих собственных членов, тем меньше остается
ему силы, чтобы воздействовать на весь народ.
Итак, чем магистраты многочисленней, тем Правительство слабее.
Поскольку это положение - основное, постараемся разъяснить его получше.
Мы можем различать в лице магистрата три существенно различных вида
воли. Во-первых, собственную волю индивидуума, которая стремится лишь к
своей частной выгоде; во-вторых, общую волю магистратов, которая совпадает
единственно с выгодой государя и которую можно назвать корпоративной волей;
она является общей по отношению к Правительству и частной - по отношению к
Государству, в состав которого входит данное Правительство; в-третьих, волю
народа или верховную волю, которая является общей как по отношению к
Государству, рассматриваемому как целое, так и по отношению к Правительству,
рассматриваемому как часть целого.
При совершенных законах воля частная или индивидуальная должна быть
ничтожна; корпоративная воля, присущая Правительству, должна иметь весьма
подчиненное значение; и следовательно, воля общая или верховная должна быть
всегда преобладающей, быть единым правилом для всех остальных
волеизъявлений.
Напротив, в силу естественного порядка вещей эти различные виды воли
тем более активны, чем больше они сконцентрированы. Таким образом, общая
воля всегда самая слабая, второе место занимает воля корпоративная, самое же
первое из всех - воля каждого отдельного лица; таким образом, в
Правительстве каждый член, во-первых, это он сам, затем магистрат и потом -
гражданин; последовательность прямо противоположная той, какой требует
общественное состояние.
Если это так, то когда вся власть оказывается в руках одного человека,
тогда частная воля и воля корпоративная полностью соединены и,
следовательно, последняя достигает той наивысшей степени силы, какую она
только может иметь. Но так как от степени силы воли зависит и применение
силы, а абсолютная сила Правительства совершенно не изменяется, то из этого
следует, что наиболее активными из Правительств является Правление
единоличное.
Напротив, объединим Управление и законодательную власть; сделаем
государя из суверена, а каждого гражданина сделаем магистратом; тогда
корпоративная воля, слипшись с общею волею, не будет активнее последней и
оставит за частной волей всю ее силу. Тогда Правительство, неизменно обладая
все тою же абсолютною силою, в этом случае будет обладать минимумом
относительной силы, или активности.
Эти отношения бесспорны и могут быть подтверждены еще и другими
соображениями. Ясно, например, что каждый магистрат более активен в своей
корпорации, чем каждый гражданин в своей, и что, следовательно, частная воля
имеет гораздо больше влияния на действия Правительства, чем на действия
суверена; ибо каждый магистрат почти всегда облечен какою-либо функцией
Управления, между тем как каждый гражданин, взятый в отдельности, не
исполняет никакой функции суверенитета. Впрочем, чем больше расширяется
Государство, тем более фактически увеличивается и его сила, хотя она и не
увеличивается пропорционально его расширению. Но если Государство остается
тем же самым, то число магистратов может сколько угодно увеличиваться -
Правительство фактически не приобретает от этого больше силы, потому что его
сила это сила Государства, мера которой всегда одинакова. Таким образом,
относительная сила или действенность Правительства уменьшается без того,
чтобы увеличивалась его абсолютная или практическая сила.
Несомненно еще, что отправление дел становится тем медлительнее, чем
больше людей им занимается; что, возлагая слишком много надежд на
благоразумие, недостаточно надеются на счастливый поворот судьбы; что
упускают благоприятные случаи и так много обсуждают, что часто теряют плоды
обсуждения.
Я только что доказал, что Правительство ослабляется по мере того, как
возрастает число магистратов; а выше я доказал, что чем многочисленнее
народ, тем более должна, увеличиваться сила сдерживающая. Отсюда следует,
что отношение между числом магистратов и Правительством должно быть обратным
отношению между числом подданных и сувереном; т. е. чем больше расширяется
Государство, тем больше должно Правительство сокращаться в своей
численности; так, чтобы правителей уменьшилось в той же мере, в какой
численность народа возрастает.
Впрочем, я говорю лишь об относительной силе Правительства, а не о
правильности его действий. Ибо, напротив, чем многочисленнее магистрат, тем
больше воля корпоративная приближается к общей воле; тогда как при
одном-единственном магистрате эта же корпоративная воля есть, как я уже
говорил, лишь воля отдельного лица. Таким образом, в одном отношении
теряется то, что можно выиграть другом, и искусство Законодателя как раз и
состоит в умении определить ту точку, в которой сила и воля Правительства,
находясь все время в обратной пропорции, сочетается в отношении наиболее
выгодном для Государства.
Глава III
В предыдущей главе мы видели, почему разные виды или формы
Правительства различают по числу членов, которые их составляют; в этой главе
остается показать, как производится это разделение.
Суверен может, во-первых, вручить Правление всему народу или большей
его части, так чтобы стало больше граждан-магистратов, чем граждан - просто
частных лиц. Этой форме Правления дают название демократии.
Или же он может сосредоточить Правление в руках малого числа, так чтобы
было больше простых граждан, чем магистратов, и такая форма носит название
аристократии.
Наконец, он может сконцентрировать все правление в руках единственного
магистрата, от которого получают свою власть все остальные. Эта форма
наиболее обычна и называется монархией или королевским Правлением.
Следует заметить, что все эти формы или, по меньшей мере, первые две из
них могут быть более или менее широкими, причем соответствующие различия
довольно значительны, ибо демократия может объявить весь народ, либо
охватить не более половины его. Аристократия в свою очередь может охватить
от половины народа до неопределенно малого числа граждан. Даже королевская
власть может быть подвержена известному разделению. В Спарте, по ее
конституции, постоянно было два царя, а в Римской империи случалось, что
бывало до восьми императоров одновременно (106), причем нельзя было сказать,
что империя разделена (107). Таким образом, есть точка, где каждая форма
Правления сливается со следующей, и мы видим, что при наличии лишь трех
названий Правление способно в действительности принимать столько различных
форм, сколько есть в Государстве граждан.
Более того: поскольку один и тот же род Правления может в некоторых
отношениях подразделяться еще ни другие части, в одной из которых управление
осуществляется одним способом, а в другой - другим; то из сочетания этих
трех форм может возникнуть множество форм смешанных, из которых каждая
способна дать новые, сочетаясь с простыми формами.
Во все времена много спорили о том, которая из форм правления
наилучшая, - того не принимая во внимание, что каждая из них наилучшая в
одних случаях и худшая в прочих.
Если в различных Государствах число высших магистратов должно
находиться в обратном отношении к числу граждан, то отсюда следует, что,
вообще говоря, демократическое Правление наиболее пригодно для малых
Государств, аристократическое - для средних, а монархическое - для больших.
Это правило выводится непосредственно из общего принципа. Но как учесть
множество обстоятельств, которые могут вызвать исключения?
Глава IV
Тот, кто создает Закон, знает лучше всех, как этот Закон должен
приводиться в исполнение и истолковываться. Итак, казалось бы, не может быть
лучшего государственного устройства, чем то, в котором власть исполнительная
соединена с законодательною. Но именно это и делает такое правление в
некоторых отношениях непригодным, так как при этом вещи, которые должны быть
разделяемы, не разделяются, и государь и суверен, будучи одним и тем же
лицом, образуют, так сказать, Правление без Правительства.
Неправильно, чтобы тот, кто создает законы, их исполнял, или чтобы
народ как целое отвлекал свое внимание от общих целей, дабы обращать его на
предметы частные. Ничего нет опаснее, как влияние частных интересов на
общественные дела, и злоупотребления, допускаемые Правительством при
применении законов, - это беда меньшая, нежели подкуп законодателя - это
неизбежное последствие существования частных расчетов. Тогда, поскольку
искажена сама сущность Государства, никакое преобразование уже невозможно.
Народ, который никогда не употребляет во зло свою власть в Правлении, не
сделает этого и в отношении своей самостоятельности; народ, который всегда
хорошо правил бы, не нуждался бы в том, чтобы им управляли. Если брать этот
термин в точном его значении, то никогда не существовала подлинная
населения; один - к миру, другой - к завоеваниям, - тогда законы незаметно
потеряют свою силу, внутреннее устройство испортится, и волнения в
Государстве не утихнут до тех пор, пока оно не подвергнется разрушению или
изменениям и пока неодолимая природа не вступит вновь в свои права.
_________
* "Любая из отраслей внешней торговли, - говорит м[аркиз] д'А[ржансон],
- несет с собою лишь мнимую выгоду для королевства в целом; она может
обогатить только нескольких частных лиц, даже несколько городов, но вся
нация от этого ничего не выигрывает, и положение народа от этого не
улучшается (99).
Глава XII
Чтобы упорядочить целое, или придать наилучшую форму государству,
следует принять во внимание различные отношения. Во-первых, действие всего
Организма на самого себя, т. е. отношение целого к целому, или суверена к
Государству. А это отношение слагается из отношения промежуточных членов,
как мы увидим ниже. Законы, управляющие этими отношениями, носят название
политических законов (100) и именуются также основными законами - не без
известных причин, если это законы мудрые. Ибо если в каждом Государстве
существует лишь один правильный способ дать ему хорошее устройство, то
народ, нашедший этот способ, должен его держаться. Но если установленный
строй плох, то зачем принимать за основные те законы, которые не дают ему
быть хорошим? Впрочем, при любом положении дел народ всегда властен изменить
свои законы, даже наилучшие; ибо если ему угодно причинить зло самому себе,
то кто же вправе помешать ему в этом?
Второе отношение - это отношение членов между собою или же ко всему
Организму. Оно должно быть в первом случае сколь возможно малым, а во втором
- сколь возможно большим, дабы каждый гражданин был совершенно независим от
всех других и полностью зависим от Гражданской общины, что достигается
всегда с помощью одних и тех же средств; ибо лишь сила Государства дает
свободу его членам. Из этого-то второго отношения и возникают гражданские
законы.
Можно рассмотреть и третий вид отношений между человеком и Законом,
именно: между ослушанием и наказанием. А это отношение ведет к установлению
уголовных законов, которые в сущности не столько представляют собой особый
вид законов, сколько придают силу другим законам.
К этим трем родам законов добавляется четвертый, наиболее важный из
всех; эти законы запечатлены не в мраморе, не в бронзе, но в сердцах
граждан; они-то и составляют подлинную сущность Государства; они изо дня в
день приобретают новые силы; когда другие законы стареют или слабеют, они
возвращают их к жизни или восполняют их, сохраняют народу дух его первых
установлении и незаметно заменяют силою привычки силу власти. Я разумею
нравы, обычаи и, особенно, мнение общественное. Это область неведома нашим
политикам, но от нее зависит успех всего остального; в этой области великий
Законодатель трудится незаметно - тогда, когда кажется, что он вводит лишь
преобразования частного характера, - но это лишь дуга свода, неколебимый
замочный камень которого в конце концов образуют гораздо медленнее
складывающиеся нравы. Из этих различных разрядов политические законы,
составляющие форму Правления, есть единственный род законов, который
относится к моей теме.
Прежде чем говорить о различных формах Правления, попытаемся установить
точный смысл этого слова, который до сих пор не был достаточно разъяснен.
(101)
Глава I
Я предупреждаю читателя, что эту главу должно читать не торопясь, со
вниманием и что я не владею искусством быть ясным для того, кто не хочет
быть внимательным.
Всякое свободное действие имеет две причины, которые сообща его
производят: одна из них - моральная, именно: воля, определяющая акт, другая
- физическая, именно: сила, его исполняющая. Когда я иду по направлению к
какому-нибудь предмету, то нужно, во-первых, чтобы я хотел туда пойти,
во-вторых, чтобы ноги мои меня туда доставили. Пусть паралитик захочет
бежать, пусть не захочет того человек проворный - оба они останутся на
месте. У Политического организма - те же движители; в нем также различают
силу и волю: эту последнюю под названием законодательной власти, первую под
названием власти исполнительной. Ничто в нем не делается или не должно
делаться без их участия.
Мы видели, что законодательная власть принадлежит народу и может
принадлежать только ему. Легко можно увидеть, исходя из принципов,
установленных выше, что исполнительная власть, напротив, не может
принадлежать всей массе народа как законодательнице или суверену, так как
эта власть выражается лишь в актах частного характера, который вообще не
относится к области Закона, ни, следовательно, к компетенции суверена, все
акты которого только и могут быть, что законами.
Сила народа нуждается, следовательно, для себя в таком доверенном лице,
которое собирало бы ее и приводило и действие согласно указаниям общей воли,
которое служило бы для связи между Государством и сувереном, и некоторым
образом осуществляло в обществе как коллективной личности то же, что
производит в человеке единение души и тела (102). Вот каков в Государстве
смысл Правительства, так неудачно смешиваемого с сувереном, коего оно
является лишь служителем.
Что же такое Правительство? Посредствующий организм, установленный для
сношений между подданными сувереном, уполномоченный приводить в исполнение
законы и поддерживать свободу как гражданскую, так и политическую.
Члены этого организма именуются магистратами или "королями", т. е.
правителями; а весь организм носит название "государя"*. Таким образом
совершенно правы те, кто утверждают, что акт, посредством которого народ
подчиняет себя правителям, это вовсе не договор. Это, безусловно, не более
как поручение, должность; исполняя это поручение, они, простые чиновники
суверена, осуществляют его именем власть, блюстителями которых он их сделал,
власть, которую он может ограничивать, видоизменять и отбирать, когда ему
будет угодно; ибо отчуждение такого права несовместимо с природой
Общественного организма и противно цели ассоциации.
_________
* Потому то в Венеции коллегию именуют "светлейший государь" (104),
даже когда дож в ней не присутствует.
Итак, я называю "правительством" или верховным управлением
осуществление исполнительной власти согласно законам, а государем или
магистратом человека или корпус, на которые возложено это управление.
Именно в Правительстве заключены те посредствующие силы, соотношение
которых и определяет отношение целого к целому, или суверена к Государству.
Это последнее можно представить в виде отношения крайних членов непрерывной
пропорции, среднее пропорциональное которой - Правительство
(103).Правительство получает от суверена приказания, которые оно отдает
народу, и, дабы Государство находилось в устойчивом равновесии, нужно,
чтобы, по приведении, получилось равенство между одним произведением, или
властью Правительства как такового, и другим произведением, или властью
граждан, которые являются суверенными, с одной стороны, и подданными - с
другой. Более того, невозможно изменить ни один из трех членов, не нарушив
сразу же пропорции. Если суверен захочет управлять или магистрат давать
законы, или если подданные откажутся повиноваться, тогда на смену порядку
приходит беспорядок, сила и воля перестают действовать согласно, и
распавшееся Государство делается, таким образом, добычею деспотизма или
анархии. Наконец, подобно тому как в каждом отношении есть только одно
среднее пропорциональное, так и в Государстве возможен лишь один лучший для
него род Правления. Но так как множество событий могут изменить те
отношения, в которых выступает народ, то различные виды Правления могут быть
хорошие не только для различных народов, но и для одного и того же народа в
различные времена. Чтобы попытаться дать представление о различных
отношениях, которые могут господствовать между этими двумя крайними, я
возьму для примера численность народа как отношение, которое легче выразить.
Предположим, что Государство состоит из десяти тысяч граждан. Суверен может
рассматриваться лишь как понятие собирательное и как нечто целое; но каждый
отдельный человек в качестве подданного рассматривается как индивидуум.
Таким образом, суверен относится к подданному, как десять тысяч к единице,
т. е. каждый член Государства обладает лишь одной десятитысячной частью
верховной власти суверена, хотя он и подчинен ей полностью. Пусть народ
состоит из ста ты
сяч человек; положение подданных не изменяется, и каждый из них в
равной мере испытывает всю силу законов, тогда как его голос, сведенный к
одной стотысячной, имеет в десять раз меньше влияния на то, как эти законы
будут составлены. В таком случае, хотя подданный все время представляет
собою единицу, отношение суверена к гражданину увеличивается пропорционально
увеличению числа граждан. Отсюда следует, что чем больше растет Государство,
тем больше сокращается свобода.
Когда я говорю, что отношение увеличивается, я разумею под этим, что
оно удаляется от равенства. Таким образом, чем отношение больше в понимании
геометров (105), тем меньше отношение в обычном понимании; в первом случае -
отношение, рассматриваемое с точки зрения количества, измеряется его
частным; во втором, - рассматриваемые с точки зрения тождества, отношения
оцениваются подобием.
Итак, чем менее сходны изъявления воли отдельных лиц и общая воля, т.
е. нравы и законы, тем более должна возрастать сила сдерживающая.
Следовательно, Правительство, чтобы отвечать своему назначению, должно быть
относительно сильнее, когда народ более многочисленен.
С другой стороны, поскольку увеличение Государства представляет
блюстителям публичной власти больше соблазнов и средств злоупотреблять своей
властью, то тем большею силою должно обладать Правительство, чтобы
сдерживать народ, тем больше силы должен иметь в свою очередь и суверен,
чтобы сдерживать Правительство. Я говорю здесь не о силе абсолютной, но об
относительной силе разных частей Государства.
Из этого двойного отношения следует, что непрерывная пропорция между
сувереном, государем и народом не есть вовсе произвольное представление, но
необходимое следствие, вытекающее из самой природы Политического организма.
Из этого следует еще, что, поскольку один из крайних членов, а именно,
народ, как подданный, неизменен и представлен в виде единицы, то всякий раз,
как удвоенное отношение увеличивается или уменьшается подобным же образом, и
что, следовательно, средний член изменяется. Это показывает, что не может
быть такого устройства Управления, которое было бы единственным и
безотносительно лучшим, но что может существовать столько видов Правления,
различных по своей природе, сколько есть Государств, различных по величине.
Для того чтобы выставить эту систему в смешном виде, скажут, пожалуй,
что, по-моему, дабы найти это среднее пропорциональное и образовать Организм
правительственный, нужно лишь извлечь квадратный корень из численности
народа; я отвечу, что беру здесь это число только для примера; что
отношения, о которых я говорю, измеряются не только числом людей, но вообще
количеством действия, складывающимся из множества причин; во всяком случае,
если для того, чтобы высказать свою мысль покороче, я временно и прибегну к
геометрическим понятиям, то я прекрасно знаю, что точность, свойственная
геометрии, никак не может иметь места в приложении к величинам из области
отношений между людьми.
Правительство есть в малом то, что представляет собой включающий его
Политический организм - в большом. Это - условная личность, наделенная
известными способностями, активная как суверен, пассивная как Государство. В
Правительстве можно выделить некоторые другие сходные отношения, откуда
возникает, следовательно, новая пропорция; в этой - еще одна, в зависимости
от порядка ступеней власти, и так до тех пор, пока мы не достигнем среднего
неделимого члена, т. е. единственного главы или высшего магистрата, который
можно представить себе находящимся в середине этой прогрессии, как единицу
между рядом дробей и рядом целых чисел.
Чтобы не запутаться в этом обилии членов, удовольствуемся тем, что
будем рассматривать Правительство как новый организм в Государстве, отличный
от народа и от суверена и посредствующий между тем и другим.
Между этими двумя организмами есть то существенное различие, что
Государство существует само по себе, а Правительство - только благодаря
суверену. Таким образом, господствующая воля государя является или должна
быть общей волей или законом; его сила - лишь сконцентрированная в нем сила
всего народа. Как только он пожелает осуществить какой-нибудь акт
самовластный и произвольный, связь всего Целого начинает ослабевать. Если
бы, наконец, случилось, что государь возымел свою личную волю, более
деятельную, чем воля суверена, и если бы он, чтобы следовать этой воле,
использовал публичную силу, находящуюся в его руках, таким образом, что
оказалось бы, так сказать, два суверена - один по праву, а другой -
фактически, то сразу же исчезло бы единство общества и Политический организм
распался бы.
Между тем, для того чтобы Правительственный организм получил
собственное существование, жил действительной жизнью, отличающей его от
организма, Государство, чтобы все его члены могли действовать согласно и в
соответствии с той целью, для которой он был учрежден, он должен обладать
отдельным Я, чувствительностью, общей его членам, силой, собственной волей,
направленной к его сохранению. Это отдельное существование предполагает
Ассамблеи, Советы, право обсуждать дела и принимать решения, всякого рода
права, звания, привилегии, принадлежащие исключительно государю и делающие
положение магистрата тем почетнее, чем оно тягостнее. Трудности заключаются
в способе дать в целом такое устройство этому подчиненному целому, чтобы оно
не повредило общему устройству, укрепляя свое собственное; чтобы оно всегда
отличало свою особую силу, предназначенную для собственного сохранения, от
силы публичной, предназначенной для сохранения Государства; чтобы, одним
словом, оно всегда было готово жертвовать Правительством для народа, а не
народом для Правительства.
Впрочем, хотя искусственный организм Правительство есть творение
другого искусственного организма и хотя оно обладает, в некотором роде, лишь
жизнью заимствованною и подчиненною, - это не мешает ему действовать с
большею или меньшею силою или быстротою, пользоваться, так сказать, более
или менее крепким здоровьем. Наконец, не удаляясь прямо от цели, для которой
он был установлен, он может отклоняться от нее в большей или меньшей мере в
зависимости от того способа, коим он образован.
Из всех этих различий и возникают те соотношения, которые должны иметь
место между Правительством и Государством, сообразно случайным и частным
отношениям, которые видоизменяют само это Государство. Ибо часто
Правительство, наилучшее само по себе, станет самым порочным, если эти
отношения не изменятся сообразно недостаткам Политического организма,
которому они принадлежат.
Глава II
Чтобы установить общую причину этих различий, надо различать государя и
Правительство, подобно тому как я выше разграничил Государство и суверен.
Магистрат может состоять из большего или меньшего числа членов. Мы
указывали, что отношение между сувереном и подданными тем больше, чем
многочисленнее народ: и, по очевидной аналогии, мы можем сказать то же об
отношении между Правительством и магистратами.
Однако общая сила Правительства, будучи всегда силой Государства,
никогда не изменяется; из чего следует, что чем больше оно затрачивает этой
силы, чтобы воздействовать на своих собственных членов, тем меньше остается
ему силы, чтобы воздействовать на весь народ.
Итак, чем магистраты многочисленней, тем Правительство слабее.
Поскольку это положение - основное, постараемся разъяснить его получше.
Мы можем различать в лице магистрата три существенно различных вида
воли. Во-первых, собственную волю индивидуума, которая стремится лишь к
своей частной выгоде; во-вторых, общую волю магистратов, которая совпадает
единственно с выгодой государя и которую можно назвать корпоративной волей;
она является общей по отношению к Правительству и частной - по отношению к
Государству, в состав которого входит данное Правительство; в-третьих, волю
народа или верховную волю, которая является общей как по отношению к
Государству, рассматриваемому как целое, так и по отношению к Правительству,
рассматриваемому как часть целого.
При совершенных законах воля частная или индивидуальная должна быть
ничтожна; корпоративная воля, присущая Правительству, должна иметь весьма
подчиненное значение; и следовательно, воля общая или верховная должна быть
всегда преобладающей, быть единым правилом для всех остальных
волеизъявлений.
Напротив, в силу естественного порядка вещей эти различные виды воли
тем более активны, чем больше они сконцентрированы. Таким образом, общая
воля всегда самая слабая, второе место занимает воля корпоративная, самое же
первое из всех - воля каждого отдельного лица; таким образом, в
Правительстве каждый член, во-первых, это он сам, затем магистрат и потом -
гражданин; последовательность прямо противоположная той, какой требует
общественное состояние.
Если это так, то когда вся власть оказывается в руках одного человека,
тогда частная воля и воля корпоративная полностью соединены и,
следовательно, последняя достигает той наивысшей степени силы, какую она
только может иметь. Но так как от степени силы воли зависит и применение
силы, а абсолютная сила Правительства совершенно не изменяется, то из этого
следует, что наиболее активными из Правительств является Правление
единоличное.
Напротив, объединим Управление и законодательную власть; сделаем
государя из суверена, а каждого гражданина сделаем магистратом; тогда
корпоративная воля, слипшись с общею волею, не будет активнее последней и
оставит за частной волей всю ее силу. Тогда Правительство, неизменно обладая
все тою же абсолютною силою, в этом случае будет обладать минимумом
относительной силы, или активности.
Эти отношения бесспорны и могут быть подтверждены еще и другими
соображениями. Ясно, например, что каждый магистрат более активен в своей
корпорации, чем каждый гражданин в своей, и что, следовательно, частная воля
имеет гораздо больше влияния на действия Правительства, чем на действия
суверена; ибо каждый магистрат почти всегда облечен какою-либо функцией
Управления, между тем как каждый гражданин, взятый в отдельности, не
исполняет никакой функции суверенитета. Впрочем, чем больше расширяется
Государство, тем более фактически увеличивается и его сила, хотя она и не
увеличивается пропорционально его расширению. Но если Государство остается
тем же самым, то число магистратов может сколько угодно увеличиваться -
Правительство фактически не приобретает от этого больше силы, потому что его
сила это сила Государства, мера которой всегда одинакова. Таким образом,
относительная сила или действенность Правительства уменьшается без того,
чтобы увеличивалась его абсолютная или практическая сила.
Несомненно еще, что отправление дел становится тем медлительнее, чем
больше людей им занимается; что, возлагая слишком много надежд на
благоразумие, недостаточно надеются на счастливый поворот судьбы; что
упускают благоприятные случаи и так много обсуждают, что часто теряют плоды
обсуждения.
Я только что доказал, что Правительство ослабляется по мере того, как
возрастает число магистратов; а выше я доказал, что чем многочисленнее
народ, тем более должна, увеличиваться сила сдерживающая. Отсюда следует,
что отношение между числом магистратов и Правительством должно быть обратным
отношению между числом подданных и сувереном; т. е. чем больше расширяется
Государство, тем больше должно Правительство сокращаться в своей
численности; так, чтобы правителей уменьшилось в той же мере, в какой
численность народа возрастает.
Впрочем, я говорю лишь об относительной силе Правительства, а не о
правильности его действий. Ибо, напротив, чем многочисленнее магистрат, тем
больше воля корпоративная приближается к общей воле; тогда как при
одном-единственном магистрате эта же корпоративная воля есть, как я уже
говорил, лишь воля отдельного лица. Таким образом, в одном отношении
теряется то, что можно выиграть другом, и искусство Законодателя как раз и
состоит в умении определить ту точку, в которой сила и воля Правительства,
находясь все время в обратной пропорции, сочетается в отношении наиболее
выгодном для Государства.
Глава III
В предыдущей главе мы видели, почему разные виды или формы
Правительства различают по числу членов, которые их составляют; в этой главе
остается показать, как производится это разделение.
Суверен может, во-первых, вручить Правление всему народу или большей
его части, так чтобы стало больше граждан-магистратов, чем граждан - просто
частных лиц. Этой форме Правления дают название демократии.
Или же он может сосредоточить Правление в руках малого числа, так чтобы
было больше простых граждан, чем магистратов, и такая форма носит название
аристократии.
Наконец, он может сконцентрировать все правление в руках единственного
магистрата, от которого получают свою власть все остальные. Эта форма
наиболее обычна и называется монархией или королевским Правлением.
Следует заметить, что все эти формы или, по меньшей мере, первые две из
них могут быть более или менее широкими, причем соответствующие различия
довольно значительны, ибо демократия может объявить весь народ, либо
охватить не более половины его. Аристократия в свою очередь может охватить
от половины народа до неопределенно малого числа граждан. Даже королевская
власть может быть подвержена известному разделению. В Спарте, по ее
конституции, постоянно было два царя, а в Римской империи случалось, что
бывало до восьми императоров одновременно (106), причем нельзя было сказать,
что империя разделена (107). Таким образом, есть точка, где каждая форма
Правления сливается со следующей, и мы видим, что при наличии лишь трех
названий Правление способно в действительности принимать столько различных
форм, сколько есть в Государстве граждан.
Более того: поскольку один и тот же род Правления может в некоторых
отношениях подразделяться еще ни другие части, в одной из которых управление
осуществляется одним способом, а в другой - другим; то из сочетания этих
трех форм может возникнуть множество форм смешанных, из которых каждая
способна дать новые, сочетаясь с простыми формами.
Во все времена много спорили о том, которая из форм правления
наилучшая, - того не принимая во внимание, что каждая из них наилучшая в
одних случаях и худшая в прочих.
Если в различных Государствах число высших магистратов должно
находиться в обратном отношении к числу граждан, то отсюда следует, что,
вообще говоря, демократическое Правление наиболее пригодно для малых
Государств, аристократическое - для средних, а монархическое - для больших.
Это правило выводится непосредственно из общего принципа. Но как учесть
множество обстоятельств, которые могут вызвать исключения?
Глава IV
Тот, кто создает Закон, знает лучше всех, как этот Закон должен
приводиться в исполнение и истолковываться. Итак, казалось бы, не может быть
лучшего государственного устройства, чем то, в котором власть исполнительная
соединена с законодательною. Но именно это и делает такое правление в
некоторых отношениях непригодным, так как при этом вещи, которые должны быть
разделяемы, не разделяются, и государь и суверен, будучи одним и тем же
лицом, образуют, так сказать, Правление без Правительства.
Неправильно, чтобы тот, кто создает законы, их исполнял, или чтобы
народ как целое отвлекал свое внимание от общих целей, дабы обращать его на
предметы частные. Ничего нет опаснее, как влияние частных интересов на
общественные дела, и злоупотребления, допускаемые Правительством при
применении законов, - это беда меньшая, нежели подкуп законодателя - это
неизбежное последствие существования частных расчетов. Тогда, поскольку
искажена сама сущность Государства, никакое преобразование уже невозможно.
Народ, который никогда не употребляет во зло свою власть в Правлении, не
сделает этого и в отношении своей самостоятельности; народ, который всегда
хорошо правил бы, не нуждался бы в том, чтобы им управляли. Если брать этот
термин в точном его значении, то никогда не существовала подлинная