суверенитета, но даже часть прав по Управлению. Он решал некоторые дела,
разбирал некоторые тяжбы, и весь этот народ столь же часто бывал на форуме
магистратом, как и гражданином.
Восходя к начальным временам в истории народов, мы найдем, что
большинство древних Правлений, даже монархических, таких как Правления
македонян и франков, имели сходные Советы. Как бы там ни было, а уже один
этот неоспоримый факт разрешает все трудности: заключать по существующему о
возможном это значит, мне кажется, делать верный вывод.
Глава XIII (147)
Недостаточно, чтобы народ в собраньи единожды утвердил устройство
Государства, одобрив свод законов; недостаточно, чтобы он установил
постоянный образ Правления или предуказал раз навсегда порядок избрания
магистратов. Кроме чрезвычайных собраний, созыва которых могут потребовать
непредвиденные случаи, надо, чтобы были собрания регулярные, периодические,
созыв которых ничто не могло бы ни отменить, ни отсрочить, так, чтобы в
назначенный день народ на законном основании созывался в силу Закона, без
того, чтобы для этого необходима была еще какая-нибудь процедура созыва.
Но, за исключением этих собраний, правомерных уже по одному тому, что
они созываются в установленный Законом срок, всякое собрание народа, которое
не будет созвано магистратами, для того поставленными, и сообразно с
предписанными формами, должно считаться незаконным и все там содеянное не
имеющим силы, потому что даже само приказание собираться должно исходить от
Закона.
Что до более или менее частой повторяемости законных собраний, то сие
зависит от стольких различных соображений, что здесь невозможно преподать
точные правила. Можно, в общем, сказать только одно, что чем больше силы у
Правительства, тем чаще должен являть себя суверен.
Это, скажут мне, может быть хорошо для одного города; но что делать,
когда их в Государстве несколько? Разделить ли верховную власть? Или же
должно сконцентрировать ее в одном только городе, а все остальные подчинить
ему?
Я отвечу, что не следует делать ни того, ни другого. Во-первых,
верховная власть неделима и едина, и ее нельзя разделить, не уничтожив.
Во-вторых, никакой город, также как и никакой народ, не может быть на
законном основании подчинен другому, потому что сущность Политического
организма состоит в согласовании повиновения и свободы и потому, что слова
эти - подданный и суверен указывают на такие же взаимоотношения, смысл
которых соединяется в одном слове - гражданин.
Я отвечу еще, что это всегда зло - объединять несколько городов в одну
Общину гражданскую - и что, желая совершить такое объединение, не должно
льстить себя надеждою, что удастся избежать естественно связанных с этим
затруднений. Вовсе не следует ссылаться на злоупотребления в больших
Государствах тому, кто считает, что Государства должны обладать малыми
размерами. Но как наделить малые Государства силой достаточной, чтобы
противостоять большим? Как некогда древнегреческие города противостояли
великому царю (148), и как в более близкое к нам время Голландия и Швейцария
противостояли австрийскому дому (149).
Все же, если невозможно свести размеры Государства до наилучшей для
него величины, то остается еще одно средство: не допускать, чтобы оно имело
столицу; сделать так, чтобы Правительство имело местопребывание попеременно
в каждом городе и собирать там поочередно Штаты страны.
Заселите равномерно территорию, распространите на нее всю одни и те же
права, создайте в ней повсюду изобилие и оживление, - именно таким образом
Государство сделается сразу и наиболее сильным и лучше всего управляемым.
Помните, что стены городов возводятся из обломков домов деревень. При виде
каждого дворца, возводимого в столице, я словно вижу, как разоряют целый
край.
Глава XIV
Как только весь народ на законном основании собрался в качестве
суверена, всякая юрисдикция Правительства прерывается, исполнительная власть
временно отрешается, и личность последнего гражданина становится столь же
священной и неприкосновенной, как личность первого магистрата, ибо там, где
находится представляемый, нет более представителей. Большая часть волнений,
поднимавшихся в Риме в Комициях (150), происходила от незнания этого правила
или от пренебрежения им. Консулы были тогда лишь первоприсутствующими
народа. Трибуны - простыми ораторами*, Сенат - вообще ничем.
_____
* Приблизительно в том смысле, какой придают этому слову в английском
Парламенте. Сходство этих должностей привело бы к столкновению Консулов и
Трибунов, хотя бы и была приостановлена всякая юрисдикция.
Эти промежутки времени, когда исполнительная власть временно отрешена и
государь признает или должен признать того, кто в действительности его выше,
всегда были для него опасны; и эти собрания народа - защита Политического
организма и узда для Правительства во все времена вселяли ужас в сердца
правителей; поэтому они, чтобы отвратить граждан от таких собраний, никогда
не жалеют стараний, чинят препятствия и затруднения, раздают посулы. Если же
граждане скупы, трусливы, малодушны, больше привязаны к покою, чем к
свободе, то они недолго могут устоять против все возрастающих усилий
Правительства. Вот каким образом, когда противодействующая сила беспрестанно
возрастает, власть суверена в конце концов исчезает и большинство Общин
слабеют и преждевременно гибнут.
Но между властью суверена и самовластным Правительством иногда встает
посредствующая власть, о которой надо сказать отдельно.
Глава XV
Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они
предпочитают служить ему своими кошельками, а не самолично, - Государство
уже близко к разрушению. Нужно идти в бой? - они нанимают войска, а сами
остаются дома. Нужно идти в Совет? - они избирают Депутатов и остаются дома.
Наконец, так как граждан одолевает лень и у них в избытке деньги, то у них,
в конце концов, появляются солдаты, чтобы служить отечеству, и
представители, чтобы его продавать.
Хлопоты, связанные с торговлей и ремеслами, алчность в погоне за
наживою, изнеженность и любовь к удобствам - вот что приводит к замене
личного служения денежными взносами. Уступают часть своей прибыли, чтобы
легче было ее потом увеличивать. Давайте деньги - и скоро на вас будут цепи.
Слово финансы - это слово рабов, оно неизвестно в гражданской общине. В
стране, действительно свободной, граждане все делают своими руками - и
ничего - при помощи денег; они не только не платят, чтобы освободиться от
своих обязанностей, но они платили бы зато, чтобы исполнять их самим. Я
весьма далек от общепринятых представлений; я полагаю, что натуральные
повинности менее противны свободе, чем денежные подати.
Чем лучше устроено Государство, тем больше в умах граждан заботы
общественные дают ему перевес над заботами личными. Там даже гораздо меньше
личных забот, ибо, поскольку сумма общего блага составляет более
значительную часть блага каждого индивидуума, то последнему приходится
меньше добиваться его путем собственных усилий. В хорошо управляемой
Гражданской общине каждый летит на собрания; при дурном Правлении никому не
хочется и шагу сделать, чтобы туда отправиться, так как никого не интересует
то, что там делается, ибо заранее известно, что общая воля в них не
возобладает, и еще потому, наконец, что домашние заботы поглощают все.
Хорошие законы побуждают создавать еще лучшие, дурные - влекут за собою еще
худшие. Как только кто-либо говорит о делах Государства: "что мне до
этого?", следует считать, что Государство погибло.
Охлаждение любви к отечеству, непрерывное действие частных интересов,
огромность Государств, завоевания, злоупотребление Властью натолкнули на
мысль о Депутатах или Представителях народа в собраниях нации. Это то, что в
некоторых странах смеют называть Третьим сословием. Таким образом, частные
интересы двух сословий поставлены на первое и второе места; интересы всего
общества лишь на третьем.
Суверенитет не может быть представляем по той же причине, по которой он
не может быть отчуждаем. Он заключается, в сущности, в общей воле, а воля
никак не может быть представляема; или это она, или это другая воля,
среднего не бывает. Депутаты народа, следовательно, не являются и не могут
являться его представителями; они лишь его уполномоченные; они ничего не
могут постановлять окончательно. Всякий закон, если народ не утвердил его
непосредственно сам, недействителен; это вообще не закон. Английский народ
считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он свободен только во время
выборов членов Парламента: как только они избраны - он раб, он ничто. Судя
по тому применению, которое он дает своей свободе в краткие мгновенья
обладания ею, он вполне заслуживает того, чтобы он ее лишился.
Понятие о Представителях принадлежит новым временам; оно досталось нам
от феодального Правления, от этого вида Правления несправедливого и
нелепого, при котором род человеческий пришел в упадок, а звание человека
было опозорено. В древних Республиках и даже в монархиях народ никогда не
имел Представителей; само это слово было неизвестно. Весьма странно, что в
Риме, где Трибуны были столь свято чтимы, никто даже не представлял себе,
что они могли бы присвоить себе права народа, и что при столь огромной
численности населения они никогда не пытались провести собственной властью
хотя бы один плебисцит. Пусть судят, однако, о затруднениях, которые иногда
вызывает наличие такой массы народа, по тому, что случилось во времена
Гракхов (151), когда часть граждан подавала голоса с крыш.
Там, где право и свобода - все, затруднения ничего не значат. У этого
мудрого народа все было поставлено на соответствующее место; он предоставил
своим ликторам (152) делать то, что не осмелились бы сделать Трибуны; он не
опасался, что ликторы могут захотеть его представлять.
Чтобы все же объяснить, каким образом Трибуны иногда представляли
народ, достаточно постигнуть, как Правительство представляет суверен.
Поскольку Закон - это провозглашение общей воли, то ясно, что в том, что
относится до власти законодателей, народ не может быть представляем; но он
может и должен быть представляем в том, что относится к власти
исполнительной, которая есть сила, приложенная к Закону. Отсюда видно, что
если рассматривать вещи как следует, мы обнаружим, что законы существуют
лишь у очень немногих народов. Как бы то ни было, несомненно, что Трибуны,
не обладая никакою частью исполнительной власти, никогда не могли
представлять римский народ по праву своей должности, но лишь узурпируя права
Сената.
У греков все, что народу надлежало делать, он делал сам; беспрерывно
происходили его собрания на площади. Он жил в мягком климате; он вовсе не
был алчен: рабы выполняли его работу (153), главной заботой его была
собственная свобода. Не имея более тех же преимуществ, как сохранить те же
права? Ваш более суровый климат порождает у вас больше потребностей*: шесть
месяцев в году общественной площадью нельзя пользоваться; вашу глухую речь
не расслышать на открытом воздухе; вы больше делаете для вашего барыша,
нежели для свободы вашей, и гораздо меньше страшитесь рабства, нежели
нищеты.
________
* Допустить в холодных странах роскошь и изнеженность жителей Востока
значит пожелать наложить на себя их цепи; значит подвергнуться этому с еще
большей неизбежностью, чем они.
Как! Свобода держится лишь с помощью рабства? Возможно. Эти две
крайности соприкасаются. Все, чего нет в природе, связано с затруднениями, а
гражданское общество более, чем все остальное. Бывают такие бедственные
положения, когда можно сохранить свою свободу только за счет свободы другого
человека и когда гражданин может быть совершенно свободен лишь тогда, когда
раб будет до последней степени рабом. Таково было положение Спарты. Вы же,
народы новых времен, у вас вообще нет рабов, но вы рабы сами; вы платите за
их свободу своею. Напрасно вы похваляетесь этим преимуществом, я вижу здесь
больше трусости, чем человечности.
Всем этим я вовсе не хочу сказать, что следует иметь рабов и что право
рабовладения законно, поскольку я уже доказал противное. Я только указываю
причины того, почему народы новых времен, мнящие себя свободными, имеют
Представителей и почему древние народы их не имели. Что бы там ни было, но
как только народ дает себе Представителей, он более не свободен; его более
нет (154).
Рассмотрев все основательно, я считаю, что суверен отныне может
осуществлять среди нас свои права лишь в том случае, если Гражданская община
очень мала. Но если она очень мала, то она будет покорена? Нет. Я покажу
ниже*, как можно соединить внешнее могущество многочисленного народа с легко
осуществляемым управлением и добрым порядком малого Государства.
__________
* Именно это я и намеревался сделать на протяжении этого произведения,
когда, рассматривая внешние сношения, я добрался бы до конфедераций. Предмет
этот совершенно нов, здесь должны быть еще установлены первоначальные
принципы.
Глава XVI
Когда установлена как следует законодательная власть, требуется
установить таким же образом власть исполнительную, ибо эта последняя,
действующая лишь посредством актов частного характера, по самой своей
сущности отличаясь от первой, естественно от нее отделена. Если бы возможно
было, чтобы суверен, рассматриваемый как таковой, обладал исполнительной
властью, то право и действия так смешались бы, что уже неизвестно было бы,
что Закон, а что - не он, и Политический организм, так извращенный, стал бы
вскоре добычею того насилия, противостоять которому он был создан.
Поскольку по Общественному договору все граждане равны, то все могут
предписывать то, что все должны делать, но никто не имеет права требовать,
чтобы другой сделал то, чего он не делает сам. Именно это право,
необходимое, чтобы сообщить жизнь и движение Политическому организму, и дает
суверен государю, учреждая Правительство.
Многие утверждали (155), что этот акт является договором между народом
и теми правителями, которых он себе находит: договором, в котором
оговариваются условия, на которых одна из сторон обязуется повелевать, а
другая - повиноваться. Со мной согласятся, я надеюсь, что это странный
способ заключать договоры. Но посмотрим, можно ли защищать такое мнение.
Во-первых, верховная власть не может видоизменяться, как не может и
отчуждаться; ограничивать ее - значит ее уничтожить. Нелепо и противоречиво,
чтобы суверен ставил над собою старшего; обязываться подчиняться господину
значило бы вернуться к состоянию полной свободы.
Кроме того, очевидно, что такой договор народа с теми или иными лицами
являлся бы актом частного характера, откуда следует, что этот акт не мог бы
являть собою ни закон, ни акт суверенитета, и что, следовательно, он был бы
незаконен.
Понятно также, что договаривающиеся стороны подчинялись бы в своих
взаимоотношениях единственно естественному закону, без какого бы то ни было
поручителя в их взаимных обязательствах, что во всех отношениях противоречит
гражданскому состоянию. Тот, у кого в руках сила, всегда управляет и
исполнением; стало быть, с равным успехом можно было бы дать имя договора
такому действию одного человека, который сказал бы другому: "Я отдаю вам все
мое достояние при условии, что вы вернете мне из него то, что вам будет
угодно".
Существует только один договор в Государстве, это - договор ассоциации,
и он один исключает здесь любой другой (156). Нельзя представить себе
никакого публичного договора, который не был бы нарушением первого.
Глава XVII
В каком же смысле нужно понимать акт, которым учреждается
Правительство? Я замечу прежде всего, что это акт сложный, или состоящий из
двух других актов, именно: установления закона и исполнения закона (157).
Первым из них суверен постановляет, что будет существовать
Правительственный корпус, установленный в той или иной форме, - и ясно, что
этот акт есть закон.
Вторым - народ нарицает начальников, на коих будет возложено
учреждаемое Управление. Но, нарицая их, он творит акт частного характера, не
другой закон, но лишь продолжение первого и Действие правительственное.
Трудность состоит в том, чтобы понять, как возможно действие
правительственное, когда нет еще Правительства; и каким образом народ,
являющийся лишь сувереном или подданным, может при определенных
обстоятельствах стать государем или магистратом.
И в этом раскрывается еще одно из удивительных свойств Политическому
организма из тех свойств, посредством которых он примиряет действия, по
видимости противоречивые. Это свойство проявляется во внезапном превращении
верховной власти в демократию, таким образом, что безо всякой заметной
перемены и только в силу нового отношения всех ко всем, граждане, став
магистратами, переходят от общих актов к актам частного характера и от
Закона к его исполнению. (Это изменение отношений вовсе не какая-нибудь
чисто умозрительная тонкость, не имеющая примера в практике: оно имеет место
в английском Парламенте тогда, когда Нижняя палата в определенных случаях
превращается в большой комитет, чтобы лучше обсуждать дела, и следовательно
из Верховного собрания, каким она была в предыдущей момент, становится
обыкновенной комиссией; таким образом, она затем уже делает доклад самой
себе как Палате Общин о том, что она только что определила в качестве
большого комитета, и снова обсуждает в одном качестве то, что она уже решила
в другом.
Таково преимущество, свойственное Правительству при демократии: оно
может быть установлено посредством простого акта общей воли. После чего это
временное Правительство остается у власти, если такова принятая форма, или
устанавливает именем суверена образ Правления, предписываемый Законом; и
все, таким образом, совершается по правилу. Невозможно учредить
Правительство каким-либо иным законным способом, и не отказываясь от
установленных выше принципов.
Глава XVIII
Из этих разъяснений следует, в подтверждение главы XVI, что акт,
учреждающий Правительство, - это отнюдь не договор, а закон; что блюстители
исполнительной власти не господа народа, а его чиновники; что он может их
назначать и смещать, когда это ему угодно, что для них речь идет вовсе не о
том, чтобы заключить договор, а о том, чтобы повиноваться; и что, беря на
себя должностные обязанности, которые Государство возлагает на них, они лишь
исполняют свой долг граждан, не имея никоим образом права обсуждать условия.
Когда же случается, что народ учреждает Правительство наследственное,
то ли монархическое - в одной семье, то ли аристократическое - в одном
сословии граждан, это вовсе не означает, что он берет на себя обязательство:
это временная форма, которую он дает управлению до тех пор, пока ему не
будет угодно распорядиться по этому поводу иначе.
Правда, эти изменения всегда опасны, и не следует касаться уже
установленного Правительства, за исключением того случая, когда оно
становится несовместимым с общим благом. Но эта осмотрительность - правило
политики, а не принцип права, и Государство не в большей мере обязано
предоставлять гражданскую власть своим высшим должностным лицам, чем власть
военную своим генералам.
Правда также, что в подобном случае невозможно соблюсти со всею
тщательностью все формальности, которые требуются для того, чтобы отличать
акт правильный и законный от мятежного волнения, и волю всего народа от
ропота политической фракции. Здесь, особенно в неблагоприятном случае,
следует соблюсти только то, что, по всей строгости права, обязательно должно
быть соблюдено. И именно из этого обязательства государь и извлекает большое
преимущество для сохранения своей власти вопреки воле народа, причем, нельзя
сказать, чтобы он ее узурпировал. Ибо, делая вид, что он пользуется лишь
своими правами, он очень легко может их расширить и препятствовать, под
предлогом сохранения общественного спокойствия, созыву собраний,
предназначенных для восстановления доброго порядка; таким образом, он
пользуется молчанием, нарушению которого препятствует, и беспорядками,
которые вызывает, чтобы истолковать в свою пользу мнение тех, кого страх
заставляет замолчать, и чтобы наказать тех, кто осмеливается говорить. Таким
именно образом Децемвиры, будучи сначала избраны на год (159), а затем еще
на один, пытались удержать власть в своих руках навсегда, не позволяя более
собираться Комициям; и именно таким легким способом все Правительства мира,
раз облеченные публичной силой, рано или поздно присваивают себе верховную
власть.
Периодические собрания, о которых я говорил выше, способны предупредить
или отсрочить это несчастье, особенно, когда не требуется каких-либо
формальностей для их созыва; ибо тогда государь не может им
воспрепятствовать, не показав себя открыто нарушителем законов и врагом
Государства.
Открытие этих собраний, которые имеют целью лишь поддержание
общественного договора, всегда должно производиться посредством двух
предложений, которые нельзя никогда опускать и которые ставятся на
голосование в отдельности.
Первое: Угодно ли суверену сохранить настоящую форму Правления.
Второе: Угодно ли народу оставить управление в руках тех, на кого оно в
настоящее время возложено.
Я предполагаю здесь то, что, думаю, уже доказал, именно: не существует
в Государстве никакого основного закона, который не может быть отменен, не
исключая даже и общественного соглашения. Ибо если бы все граждане
собрались, чтобы расторгнуть это соглашение с общего согласия, то можно не
сомневаться, что оно было бы вполне законным образом расторгнуто. Гроций
даже полагает, что каждый может отречься от Государства (160), членом
которого он является, и вновь возвратить себе естественную свободу и свое
имущество, если покинет страну*. Но, было бы нелепо, чтобы все граждане,
собравшись вместе, не могли сделать то, что может сделать каждый из них в
отдельности.
__________
* Конечно ее нельзя покинуть, чтобы уклониться от своего долга и
избавиться от служения отечеству в ту минуту, когда оно в нас нуждается.
Бегство тогда было бы преступным и наказуемым; это было бы уже не
отступлением, но дезертирством.
Глава I
До тех пор, пока некоторое число соединившихся людей смотрит на себя
как на единое целое, у них лишь одна воля во всем, что касается до общего
самосохранения и общего благополучия. Тогда все пружины Государства крепки и
просты, его принципы ясны и прозрачны: нет вовсе запутанных, противоречивых
интересов; общее благо предстает повсеместно с полною очевидностью, и, чтобы
понять, и чем оно, нужен лишь здравый смысл. Мир, единение, равенство -
враги всяких политических ухищрений. Людей прямых и простых трудно обмануть
именно потому, что они просты; приманки, хитроумные предлоги не вводят их в
заблуждение: они недостаточно тонки даже для того, чтобы быть одураченными.
Когда видишь, как у самого счастливого в мире народа крестьяне, сойдясь под
дубом, вершат дела Государства и при этом всегда поступают мудро, можно ли
удержаться от презрения к ухищрениям других народов, что делают себя
знаменитыми, несчастными и ничтожными с таким искусством и со столькими
таинствами?
Управляемому таким образом Государству требуется совсем немного
законов, и по мере того, как становится необходимым обнародовать новые,
такая необходимость ощущается всеми. Первый, кто их предлагает, лишь
высказывав то, что все уже чувствуют, и не требуется ни происков, ни
красноречия, чтобы стало законом то, что каждый уже решил сделать, как
только уверится в том, что другие поступят так же, как он.
Людей, любящих порассуждать, обманывает то, что, видя лишь Государства,
дурно устроенные с самого их возникновения, они убеждены, что в Государствах
невозможно поддерживать подобного рода управления. Они смеются, воображая
все те глупости, в которых ловкий мошенник или вкрадчивый говорун могут
уверить жителей Парижа или Лондона. Они не знают, что Кромвель был бы
заключения тюрьму (161) жителями Берна, а герцог де Бофор - женевцами.
Но когда узел общественных связей начинает распускаться, а Государство
- слабеть, когда частные интересы начинают давать о себе знать, а малые
общества - влиять на большое, тогда общий интерес извращается и встречает
противников; уже единодушие не царит при голосованиях; общая воля не есть
более воля всех; поднимаются пререкания, споры; и самое справедливое мнение
никогда не принимается без препирательств.
Наконец, когда Государство, близкое к своей гибели, продолжает
существовать лишь благодаря одной обманчивой и пустой форме, когда порвалась
разбирал некоторые тяжбы, и весь этот народ столь же часто бывал на форуме
магистратом, как и гражданином.
Восходя к начальным временам в истории народов, мы найдем, что
большинство древних Правлений, даже монархических, таких как Правления
македонян и франков, имели сходные Советы. Как бы там ни было, а уже один
этот неоспоримый факт разрешает все трудности: заключать по существующему о
возможном это значит, мне кажется, делать верный вывод.
Глава XIII (147)
Недостаточно, чтобы народ в собраньи единожды утвердил устройство
Государства, одобрив свод законов; недостаточно, чтобы он установил
постоянный образ Правления или предуказал раз навсегда порядок избрания
магистратов. Кроме чрезвычайных собраний, созыва которых могут потребовать
непредвиденные случаи, надо, чтобы были собрания регулярные, периодические,
созыв которых ничто не могло бы ни отменить, ни отсрочить, так, чтобы в
назначенный день народ на законном основании созывался в силу Закона, без
того, чтобы для этого необходима была еще какая-нибудь процедура созыва.
Но, за исключением этих собраний, правомерных уже по одному тому, что
они созываются в установленный Законом срок, всякое собрание народа, которое
не будет созвано магистратами, для того поставленными, и сообразно с
предписанными формами, должно считаться незаконным и все там содеянное не
имеющим силы, потому что даже само приказание собираться должно исходить от
Закона.
Что до более или менее частой повторяемости законных собраний, то сие
зависит от стольких различных соображений, что здесь невозможно преподать
точные правила. Можно, в общем, сказать только одно, что чем больше силы у
Правительства, тем чаще должен являть себя суверен.
Это, скажут мне, может быть хорошо для одного города; но что делать,
когда их в Государстве несколько? Разделить ли верховную власть? Или же
должно сконцентрировать ее в одном только городе, а все остальные подчинить
ему?
Я отвечу, что не следует делать ни того, ни другого. Во-первых,
верховная власть неделима и едина, и ее нельзя разделить, не уничтожив.
Во-вторых, никакой город, также как и никакой народ, не может быть на
законном основании подчинен другому, потому что сущность Политического
организма состоит в согласовании повиновения и свободы и потому, что слова
эти - подданный и суверен указывают на такие же взаимоотношения, смысл
которых соединяется в одном слове - гражданин.
Я отвечу еще, что это всегда зло - объединять несколько городов в одну
Общину гражданскую - и что, желая совершить такое объединение, не должно
льстить себя надеждою, что удастся избежать естественно связанных с этим
затруднений. Вовсе не следует ссылаться на злоупотребления в больших
Государствах тому, кто считает, что Государства должны обладать малыми
размерами. Но как наделить малые Государства силой достаточной, чтобы
противостоять большим? Как некогда древнегреческие города противостояли
великому царю (148), и как в более близкое к нам время Голландия и Швейцария
противостояли австрийскому дому (149).
Все же, если невозможно свести размеры Государства до наилучшей для
него величины, то остается еще одно средство: не допускать, чтобы оно имело
столицу; сделать так, чтобы Правительство имело местопребывание попеременно
в каждом городе и собирать там поочередно Штаты страны.
Заселите равномерно территорию, распространите на нее всю одни и те же
права, создайте в ней повсюду изобилие и оживление, - именно таким образом
Государство сделается сразу и наиболее сильным и лучше всего управляемым.
Помните, что стены городов возводятся из обломков домов деревень. При виде
каждого дворца, возводимого в столице, я словно вижу, как разоряют целый
край.
Глава XIV
Как только весь народ на законном основании собрался в качестве
суверена, всякая юрисдикция Правительства прерывается, исполнительная власть
временно отрешается, и личность последнего гражданина становится столь же
священной и неприкосновенной, как личность первого магистрата, ибо там, где
находится представляемый, нет более представителей. Большая часть волнений,
поднимавшихся в Риме в Комициях (150), происходила от незнания этого правила
или от пренебрежения им. Консулы были тогда лишь первоприсутствующими
народа. Трибуны - простыми ораторами*, Сенат - вообще ничем.
_____
* Приблизительно в том смысле, какой придают этому слову в английском
Парламенте. Сходство этих должностей привело бы к столкновению Консулов и
Трибунов, хотя бы и была приостановлена всякая юрисдикция.
Эти промежутки времени, когда исполнительная власть временно отрешена и
государь признает или должен признать того, кто в действительности его выше,
всегда были для него опасны; и эти собрания народа - защита Политического
организма и узда для Правительства во все времена вселяли ужас в сердца
правителей; поэтому они, чтобы отвратить граждан от таких собраний, никогда
не жалеют стараний, чинят препятствия и затруднения, раздают посулы. Если же
граждане скупы, трусливы, малодушны, больше привязаны к покою, чем к
свободе, то они недолго могут устоять против все возрастающих усилий
Правительства. Вот каким образом, когда противодействующая сила беспрестанно
возрастает, власть суверена в конце концов исчезает и большинство Общин
слабеют и преждевременно гибнут.
Но между властью суверена и самовластным Правительством иногда встает
посредствующая власть, о которой надо сказать отдельно.
Глава XV
Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они
предпочитают служить ему своими кошельками, а не самолично, - Государство
уже близко к разрушению. Нужно идти в бой? - они нанимают войска, а сами
остаются дома. Нужно идти в Совет? - они избирают Депутатов и остаются дома.
Наконец, так как граждан одолевает лень и у них в избытке деньги, то у них,
в конце концов, появляются солдаты, чтобы служить отечеству, и
представители, чтобы его продавать.
Хлопоты, связанные с торговлей и ремеслами, алчность в погоне за
наживою, изнеженность и любовь к удобствам - вот что приводит к замене
личного служения денежными взносами. Уступают часть своей прибыли, чтобы
легче было ее потом увеличивать. Давайте деньги - и скоро на вас будут цепи.
Слово финансы - это слово рабов, оно неизвестно в гражданской общине. В
стране, действительно свободной, граждане все делают своими руками - и
ничего - при помощи денег; они не только не платят, чтобы освободиться от
своих обязанностей, но они платили бы зато, чтобы исполнять их самим. Я
весьма далек от общепринятых представлений; я полагаю, что натуральные
повинности менее противны свободе, чем денежные подати.
Чем лучше устроено Государство, тем больше в умах граждан заботы
общественные дают ему перевес над заботами личными. Там даже гораздо меньше
личных забот, ибо, поскольку сумма общего блага составляет более
значительную часть блага каждого индивидуума, то последнему приходится
меньше добиваться его путем собственных усилий. В хорошо управляемой
Гражданской общине каждый летит на собрания; при дурном Правлении никому не
хочется и шагу сделать, чтобы туда отправиться, так как никого не интересует
то, что там делается, ибо заранее известно, что общая воля в них не
возобладает, и еще потому, наконец, что домашние заботы поглощают все.
Хорошие законы побуждают создавать еще лучшие, дурные - влекут за собою еще
худшие. Как только кто-либо говорит о делах Государства: "что мне до
этого?", следует считать, что Государство погибло.
Охлаждение любви к отечеству, непрерывное действие частных интересов,
огромность Государств, завоевания, злоупотребление Властью натолкнули на
мысль о Депутатах или Представителях народа в собраниях нации. Это то, что в
некоторых странах смеют называть Третьим сословием. Таким образом, частные
интересы двух сословий поставлены на первое и второе места; интересы всего
общества лишь на третьем.
Суверенитет не может быть представляем по той же причине, по которой он
не может быть отчуждаем. Он заключается, в сущности, в общей воле, а воля
никак не может быть представляема; или это она, или это другая воля,
среднего не бывает. Депутаты народа, следовательно, не являются и не могут
являться его представителями; они лишь его уполномоченные; они ничего не
могут постановлять окончательно. Всякий закон, если народ не утвердил его
непосредственно сам, недействителен; это вообще не закон. Английский народ
считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он свободен только во время
выборов членов Парламента: как только они избраны - он раб, он ничто. Судя
по тому применению, которое он дает своей свободе в краткие мгновенья
обладания ею, он вполне заслуживает того, чтобы он ее лишился.
Понятие о Представителях принадлежит новым временам; оно досталось нам
от феодального Правления, от этого вида Правления несправедливого и
нелепого, при котором род человеческий пришел в упадок, а звание человека
было опозорено. В древних Республиках и даже в монархиях народ никогда не
имел Представителей; само это слово было неизвестно. Весьма странно, что в
Риме, где Трибуны были столь свято чтимы, никто даже не представлял себе,
что они могли бы присвоить себе права народа, и что при столь огромной
численности населения они никогда не пытались провести собственной властью
хотя бы один плебисцит. Пусть судят, однако, о затруднениях, которые иногда
вызывает наличие такой массы народа, по тому, что случилось во времена
Гракхов (151), когда часть граждан подавала голоса с крыш.
Там, где право и свобода - все, затруднения ничего не значат. У этого
мудрого народа все было поставлено на соответствующее место; он предоставил
своим ликторам (152) делать то, что не осмелились бы сделать Трибуны; он не
опасался, что ликторы могут захотеть его представлять.
Чтобы все же объяснить, каким образом Трибуны иногда представляли
народ, достаточно постигнуть, как Правительство представляет суверен.
Поскольку Закон - это провозглашение общей воли, то ясно, что в том, что
относится до власти законодателей, народ не может быть представляем; но он
может и должен быть представляем в том, что относится к власти
исполнительной, которая есть сила, приложенная к Закону. Отсюда видно, что
если рассматривать вещи как следует, мы обнаружим, что законы существуют
лишь у очень немногих народов. Как бы то ни было, несомненно, что Трибуны,
не обладая никакою частью исполнительной власти, никогда не могли
представлять римский народ по праву своей должности, но лишь узурпируя права
Сената.
У греков все, что народу надлежало делать, он делал сам; беспрерывно
происходили его собрания на площади. Он жил в мягком климате; он вовсе не
был алчен: рабы выполняли его работу (153), главной заботой его была
собственная свобода. Не имея более тех же преимуществ, как сохранить те же
права? Ваш более суровый климат порождает у вас больше потребностей*: шесть
месяцев в году общественной площадью нельзя пользоваться; вашу глухую речь
не расслышать на открытом воздухе; вы больше делаете для вашего барыша,
нежели для свободы вашей, и гораздо меньше страшитесь рабства, нежели
нищеты.
________
* Допустить в холодных странах роскошь и изнеженность жителей Востока
значит пожелать наложить на себя их цепи; значит подвергнуться этому с еще
большей неизбежностью, чем они.
Как! Свобода держится лишь с помощью рабства? Возможно. Эти две
крайности соприкасаются. Все, чего нет в природе, связано с затруднениями, а
гражданское общество более, чем все остальное. Бывают такие бедственные
положения, когда можно сохранить свою свободу только за счет свободы другого
человека и когда гражданин может быть совершенно свободен лишь тогда, когда
раб будет до последней степени рабом. Таково было положение Спарты. Вы же,
народы новых времен, у вас вообще нет рабов, но вы рабы сами; вы платите за
их свободу своею. Напрасно вы похваляетесь этим преимуществом, я вижу здесь
больше трусости, чем человечности.
Всем этим я вовсе не хочу сказать, что следует иметь рабов и что право
рабовладения законно, поскольку я уже доказал противное. Я только указываю
причины того, почему народы новых времен, мнящие себя свободными, имеют
Представителей и почему древние народы их не имели. Что бы там ни было, но
как только народ дает себе Представителей, он более не свободен; его более
нет (154).
Рассмотрев все основательно, я считаю, что суверен отныне может
осуществлять среди нас свои права лишь в том случае, если Гражданская община
очень мала. Но если она очень мала, то она будет покорена? Нет. Я покажу
ниже*, как можно соединить внешнее могущество многочисленного народа с легко
осуществляемым управлением и добрым порядком малого Государства.
__________
* Именно это я и намеревался сделать на протяжении этого произведения,
когда, рассматривая внешние сношения, я добрался бы до конфедераций. Предмет
этот совершенно нов, здесь должны быть еще установлены первоначальные
принципы.
Глава XVI
Когда установлена как следует законодательная власть, требуется
установить таким же образом власть исполнительную, ибо эта последняя,
действующая лишь посредством актов частного характера, по самой своей
сущности отличаясь от первой, естественно от нее отделена. Если бы возможно
было, чтобы суверен, рассматриваемый как таковой, обладал исполнительной
властью, то право и действия так смешались бы, что уже неизвестно было бы,
что Закон, а что - не он, и Политический организм, так извращенный, стал бы
вскоре добычею того насилия, противостоять которому он был создан.
Поскольку по Общественному договору все граждане равны, то все могут
предписывать то, что все должны делать, но никто не имеет права требовать,
чтобы другой сделал то, чего он не делает сам. Именно это право,
необходимое, чтобы сообщить жизнь и движение Политическому организму, и дает
суверен государю, учреждая Правительство.
Многие утверждали (155), что этот акт является договором между народом
и теми правителями, которых он себе находит: договором, в котором
оговариваются условия, на которых одна из сторон обязуется повелевать, а
другая - повиноваться. Со мной согласятся, я надеюсь, что это странный
способ заключать договоры. Но посмотрим, можно ли защищать такое мнение.
Во-первых, верховная власть не может видоизменяться, как не может и
отчуждаться; ограничивать ее - значит ее уничтожить. Нелепо и противоречиво,
чтобы суверен ставил над собою старшего; обязываться подчиняться господину
значило бы вернуться к состоянию полной свободы.
Кроме того, очевидно, что такой договор народа с теми или иными лицами
являлся бы актом частного характера, откуда следует, что этот акт не мог бы
являть собою ни закон, ни акт суверенитета, и что, следовательно, он был бы
незаконен.
Понятно также, что договаривающиеся стороны подчинялись бы в своих
взаимоотношениях единственно естественному закону, без какого бы то ни было
поручителя в их взаимных обязательствах, что во всех отношениях противоречит
гражданскому состоянию. Тот, у кого в руках сила, всегда управляет и
исполнением; стало быть, с равным успехом можно было бы дать имя договора
такому действию одного человека, который сказал бы другому: "Я отдаю вам все
мое достояние при условии, что вы вернете мне из него то, что вам будет
угодно".
Существует только один договор в Государстве, это - договор ассоциации,
и он один исключает здесь любой другой (156). Нельзя представить себе
никакого публичного договора, который не был бы нарушением первого.
Глава XVII
В каком же смысле нужно понимать акт, которым учреждается
Правительство? Я замечу прежде всего, что это акт сложный, или состоящий из
двух других актов, именно: установления закона и исполнения закона (157).
Первым из них суверен постановляет, что будет существовать
Правительственный корпус, установленный в той или иной форме, - и ясно, что
этот акт есть закон.
Вторым - народ нарицает начальников, на коих будет возложено
учреждаемое Управление. Но, нарицая их, он творит акт частного характера, не
другой закон, но лишь продолжение первого и Действие правительственное.
Трудность состоит в том, чтобы понять, как возможно действие
правительственное, когда нет еще Правительства; и каким образом народ,
являющийся лишь сувереном или подданным, может при определенных
обстоятельствах стать государем или магистратом.
И в этом раскрывается еще одно из удивительных свойств Политическому
организма из тех свойств, посредством которых он примиряет действия, по
видимости противоречивые. Это свойство проявляется во внезапном превращении
верховной власти в демократию, таким образом, что безо всякой заметной
перемены и только в силу нового отношения всех ко всем, граждане, став
магистратами, переходят от общих актов к актам частного характера и от
Закона к его исполнению. (Это изменение отношений вовсе не какая-нибудь
чисто умозрительная тонкость, не имеющая примера в практике: оно имеет место
в английском Парламенте тогда, когда Нижняя палата в определенных случаях
превращается в большой комитет, чтобы лучше обсуждать дела, и следовательно
из Верховного собрания, каким она была в предыдущей момент, становится
обыкновенной комиссией; таким образом, она затем уже делает доклад самой
себе как Палате Общин о том, что она только что определила в качестве
большого комитета, и снова обсуждает в одном качестве то, что она уже решила
в другом.
Таково преимущество, свойственное Правительству при демократии: оно
может быть установлено посредством простого акта общей воли. После чего это
временное Правительство остается у власти, если такова принятая форма, или
устанавливает именем суверена образ Правления, предписываемый Законом; и
все, таким образом, совершается по правилу. Невозможно учредить
Правительство каким-либо иным законным способом, и не отказываясь от
установленных выше принципов.
Глава XVIII
Из этих разъяснений следует, в подтверждение главы XVI, что акт,
учреждающий Правительство, - это отнюдь не договор, а закон; что блюстители
исполнительной власти не господа народа, а его чиновники; что он может их
назначать и смещать, когда это ему угодно, что для них речь идет вовсе не о
том, чтобы заключить договор, а о том, чтобы повиноваться; и что, беря на
себя должностные обязанности, которые Государство возлагает на них, они лишь
исполняют свой долг граждан, не имея никоим образом права обсуждать условия.
Когда же случается, что народ учреждает Правительство наследственное,
то ли монархическое - в одной семье, то ли аристократическое - в одном
сословии граждан, это вовсе не означает, что он берет на себя обязательство:
это временная форма, которую он дает управлению до тех пор, пока ему не
будет угодно распорядиться по этому поводу иначе.
Правда, эти изменения всегда опасны, и не следует касаться уже
установленного Правительства, за исключением того случая, когда оно
становится несовместимым с общим благом. Но эта осмотрительность - правило
политики, а не принцип права, и Государство не в большей мере обязано
предоставлять гражданскую власть своим высшим должностным лицам, чем власть
военную своим генералам.
Правда также, что в подобном случае невозможно соблюсти со всею
тщательностью все формальности, которые требуются для того, чтобы отличать
акт правильный и законный от мятежного волнения, и волю всего народа от
ропота политической фракции. Здесь, особенно в неблагоприятном случае,
следует соблюсти только то, что, по всей строгости права, обязательно должно
быть соблюдено. И именно из этого обязательства государь и извлекает большое
преимущество для сохранения своей власти вопреки воле народа, причем, нельзя
сказать, чтобы он ее узурпировал. Ибо, делая вид, что он пользуется лишь
своими правами, он очень легко может их расширить и препятствовать, под
предлогом сохранения общественного спокойствия, созыву собраний,
предназначенных для восстановления доброго порядка; таким образом, он
пользуется молчанием, нарушению которого препятствует, и беспорядками,
которые вызывает, чтобы истолковать в свою пользу мнение тех, кого страх
заставляет замолчать, и чтобы наказать тех, кто осмеливается говорить. Таким
именно образом Децемвиры, будучи сначала избраны на год (159), а затем еще
на один, пытались удержать власть в своих руках навсегда, не позволяя более
собираться Комициям; и именно таким легким способом все Правительства мира,
раз облеченные публичной силой, рано или поздно присваивают себе верховную
власть.
Периодические собрания, о которых я говорил выше, способны предупредить
или отсрочить это несчастье, особенно, когда не требуется каких-либо
формальностей для их созыва; ибо тогда государь не может им
воспрепятствовать, не показав себя открыто нарушителем законов и врагом
Государства.
Открытие этих собраний, которые имеют целью лишь поддержание
общественного договора, всегда должно производиться посредством двух
предложений, которые нельзя никогда опускать и которые ставятся на
голосование в отдельности.
Первое: Угодно ли суверену сохранить настоящую форму Правления.
Второе: Угодно ли народу оставить управление в руках тех, на кого оно в
настоящее время возложено.
Я предполагаю здесь то, что, думаю, уже доказал, именно: не существует
в Государстве никакого основного закона, который не может быть отменен, не
исключая даже и общественного соглашения. Ибо если бы все граждане
собрались, чтобы расторгнуть это соглашение с общего согласия, то можно не
сомневаться, что оно было бы вполне законным образом расторгнуто. Гроций
даже полагает, что каждый может отречься от Государства (160), членом
которого он является, и вновь возвратить себе естественную свободу и свое
имущество, если покинет страну*. Но, было бы нелепо, чтобы все граждане,
собравшись вместе, не могли сделать то, что может сделать каждый из них в
отдельности.
__________
* Конечно ее нельзя покинуть, чтобы уклониться от своего долга и
избавиться от служения отечеству в ту минуту, когда оно в нас нуждается.
Бегство тогда было бы преступным и наказуемым; это было бы уже не
отступлением, но дезертирством.
Глава I
До тех пор, пока некоторое число соединившихся людей смотрит на себя
как на единое целое, у них лишь одна воля во всем, что касается до общего
самосохранения и общего благополучия. Тогда все пружины Государства крепки и
просты, его принципы ясны и прозрачны: нет вовсе запутанных, противоречивых
интересов; общее благо предстает повсеместно с полною очевидностью, и, чтобы
понять, и чем оно, нужен лишь здравый смысл. Мир, единение, равенство -
враги всяких политических ухищрений. Людей прямых и простых трудно обмануть
именно потому, что они просты; приманки, хитроумные предлоги не вводят их в
заблуждение: они недостаточно тонки даже для того, чтобы быть одураченными.
Когда видишь, как у самого счастливого в мире народа крестьяне, сойдясь под
дубом, вершат дела Государства и при этом всегда поступают мудро, можно ли
удержаться от презрения к ухищрениям других народов, что делают себя
знаменитыми, несчастными и ничтожными с таким искусством и со столькими
таинствами?
Управляемому таким образом Государству требуется совсем немного
законов, и по мере того, как становится необходимым обнародовать новые,
такая необходимость ощущается всеми. Первый, кто их предлагает, лишь
высказывав то, что все уже чувствуют, и не требуется ни происков, ни
красноречия, чтобы стало законом то, что каждый уже решил сделать, как
только уверится в том, что другие поступят так же, как он.
Людей, любящих порассуждать, обманывает то, что, видя лишь Государства,
дурно устроенные с самого их возникновения, они убеждены, что в Государствах
невозможно поддерживать подобного рода управления. Они смеются, воображая
все те глупости, в которых ловкий мошенник или вкрадчивый говорун могут
уверить жителей Парижа или Лондона. Они не знают, что Кромвель был бы
заключения тюрьму (161) жителями Берна, а герцог де Бофор - женевцами.
Но когда узел общественных связей начинает распускаться, а Государство
- слабеть, когда частные интересы начинают давать о себе знать, а малые
общества - влиять на большое, тогда общий интерес извращается и встречает
противников; уже единодушие не царит при голосованиях; общая воля не есть
более воля всех; поднимаются пререкания, споры; и самое справедливое мнение
никогда не принимается без препирательств.
Наконец, когда Государство, близкое к своей гибели, продолжает
существовать лишь благодаря одной обманчивой и пустой форме, когда порвалась