Страница:
Однако командарм 18 генерал-лейтенант А. К. Смирнов не занял отсечного рубежа Любицкое, Ключи, Хитровка, Веселянка, Царицын Кут, как ему указывалось, к утру 3 октября. Вследствие активных действий противника перегруппировка войск армии затянулась, и командарм 18 только в ночь на 4 октября высвободил 130-ю стрелковую дивизию и 4-ю противотанковую артиллерийскую бригаду для занятия отсечной позиции.
Как стало известно позднее, части 130-й стрелковой дивизии, следуя в указанные районы, утром 4 октября подверглись артиллерийскому обстрелу с западной окраины селения Жеребец и южной окраины села Хитровка. Командир дивизии сразу понял, что противник упредил его в занятии отсечного рубежа Любицкое, Царицын Кут, река Копка и приказал занять оборону на рубеже, которого достигли части. Поэтому создавалась эта оборона в невыгодных условиях и под сильным огневым воздействием врага. 4-й противотанковой артиллерийской бригаде командир дивизии поставил задачу оборонять участок Веселянка, (иск.) Новопавловка, Орехов и не допустить прорыва моторизованных и танковых частей от селения Жеребец на город Орехов. Полки 130-й стрелковой заняли оборону на рубеже Новопавловка, Веселянка.
Таким образом, отсечный рубеж Любицкое, Ключи, Хитровка, Веселянка, на котором по нашему замыслу надлежало задержать распространение передовых танковых и моторизованных частей врага и не допустить их выхода на тыловые коммуникации 18-й и 9-й армий, своевременно не был занят войсками 18-й армии генерала Смирнова. Это вскоре привело к тяжелейшим последствиям для дивизий левого крыла фронта.
Командарм 12 генерал-майор И. В. Галанин доносил, что люди измотаны в боях до предела и на тех не оборудованных для обороны рубежах, где находятся теперь, не выдержат новых танковых ударов. Учитывая это, Военный совет фронта с целью сохранения живой силы, вооружения и материальных средств предложил генералу Галанину к утру 5 октября отойти главными силами на фронтовой оборонительный рубеж Павлоград, Васильковка, Любицкое и упорной обороной сорвать попытки прорыва противника в направлении на Красноармейское. Одновременно с этим Военный совет потребовал от командарма удерживать отсечный рубеж Славгород, Андреевка до отхода 274-й стрелковой дивизии, а также к исходу 4 октября прикрыть двумя дивизиями направления Васильевка, Копани и Новониколаевка, Покровское. В армейском резерве предлагалось иметь одну танковую бригаду ближе к своему правому флангу, а с выходом главных сил на основной оборонительный рубеж вывести одну танковую бригаду во фронтовой резерв в район Великомихайловки.
В течение ночи на 4 октября в штаб фронта поступили сведения о выходе передовых отрядов танковой группы Клейста в район Михайловки, Жеребца, а это создавало непосредственную угрозу тылам 18-й и 9-й армий. В связи с создавшейся тяжелой обстановкой после тщательного анализа вместе с А. И. Антоновым мы решили поставить войскам новые задачи. 18-й армии надлежало прочно удерживать отсечный рубеж Любицкое, Хитровка, Веселянка, Царицын Кут{34}. К всходу 5 октября ее главные силы должны выйти на заранее подготовленный оборонительный рубеж (иск.) Любицкое, Орехов, Большой Токмак и не допустить прорыва противника в направлении Пологи. На отсечный рубеж Васильевна, Молочанск, река Молочная выйти к исходу 4 октября. Для обеспечения главных сил район Большого Токмака занять одной дивизией к утру 4 октября. После выхода на основной оборонительный рубеж в армейском резерве иметь не менее одной стрелковой дивизии, расположенной ближе к левому флангу. Одновременно с этим установить связь с 274-й стрелковой дивизией 12-й армии и подчинить ее себе. Левая разграничительная линия для армии оставалась прежняя.
9-й армии к исходу 4 октября надлежало отойти на заранее подготовленный оборонительный рубеж Молочанск, Мелитополь, озеро Молочное и не допустить прорыва противника на восток. Для обеспечения отхода главных сил к утру 4 октября занять одной дивизией район Мелитополя и прочно удерживать его. После выхода на основной оборонительный рубеж иметь в армейском резерве не менее одной стрелковой дивизии, расположенной за центром армии.
Предусматривалось также прикрытие отходящих войск от вражеской авиации.
Однако противник 4 и 5 октября подвижными соединениями упредил отход наших армий на упомянутые оборонительные рубежи, вышел на их тыловые коммуникации. Войскам пришлось вести отступательные бои в тяжелых, невыгодных условиях. 12-я армия центром и левым флангом отходила в полуокружении, войска 18-й и особенно 9-й армий вынуждены были драться в окружении. Зажатые в кольце врага, окруженные войска не дрогнули, не побежали, они мужественно отражали натиск неприятельской пехоты с запада и пробивали себе дорогу на восток через заслоны танковых и моторизованных частей.
С выходом танковых сил Клейста на тыловые коммуникации 18-й и 9-й армий перешли в наступление 11-я полевая армия Манштейна и 3-я румынская армия. В этой сложной обстановке командование фронта не потеряло управления войсками, твердо руководило их боевыми действиями.
После случая, когда командарм 12 утратил связь с 273-й стрелковой дивизией, попавшей в окружение западнее Новомосковска, я решил применить способ дублирования связи, испытанный в 8-м механизированном корпусе. Каждому соединению были разработаны позывные и определены волны для связи со штабом фронта на случай, если штаб соединения утратит связь с армейским штабом. Таким образом, штаб фронта в исключительных случаях мог, минуя штаб армии, ставить задачи соединению, а штаб соединения, потерявший связь с армейским штабом, мог вызвать штаб фронта.
Такая связь вскоре пригодилась. 6 октября штаб фронта, временно потерявший связь со штабами 18-й и 9-й армий, попавшими под удар неприятельских танков, перешел на радиосвязь с их соединениями, информировал об обстановке, руководил их отходом.
К исходу 5 октября в район Смельника, Орехова, Жеребца вышли танковые и моторизованные дивизии противника, передовыми частями захватили Гуляй-Поле и Пологи, глубоко вклинились в боевые порядки армий генералов Смирнова и Харитонова.
В связи с изменившейся обстановкой Военный совет 6 октября принял решение об отходе армий фронта к утру 8 октября на новый оборонительный рубеж Васильковка, Григорьевка, Варваровка, Гуляй-Поле, Чапаевка, Андреевка, Дмитриевка. Выход соединений на рубежи регулирования (уравнительные) определялся на утро 6, затем 7 октября.
Частным распоряжением командиру 15-й танковой бригады полковнику Колосову я приказал сформировать группу в составе 2-й и 15-й танковых бригад. 2-го и 95-го погранотрядов, 521-го противотанкового артполка и минометного дивизиона М-13 майора Воеводина. Эта группа поступала в мое непосредственное подчинение. Группе полковника Колосова предстояло нанести удар во фланг неприятельской танковой группе в направлении на Гуляй-Поле, Пологи и по выполнении задачи отходить в район Павловки (30 километров северо-западнее Волновахи).
Авиации фронта была поставлена задача препятствовать распространению ореховской мотомехгруппы противника в восточном и юго-восточном направлениях, прикрывать отход армий на новый оборонительный рубеж, а также поддерживать действия группы полковника Колосова.
Создавая подвижную группу, я исходил из того, что противник обладает большим количеством подвижных соединений и будет навязывать свою волю, наносить удары там, где ему выгодно. Чтобы лишить врага тактической инициативы, мне надо было иметь свою подвижную группу. В моих руках ей предстояло быть ударным кулаком для парирования неожиданных ударов неприятеля. Удар танковым кулаком действует на гитлеровцев отрезвляюще в любой обстановке. Поэтому созданию подвижной группы полковника Колосова я и придавал столь большое значение. При этом полагал, что соединения 12-й армии успели, хотя и не все, занять подготовленный оборонительный рубеж и временно обойдутся без танковых бригад. Ведь 18-я и 9-я армии попали в очень трудное положение. Противник вышел на их тыловые коммуникации, им придется пробивать себе дорогу из окружения. Вот тут и потребуется помощь подвижной группы.
Мне не довелось осуществить этот замысел на практике, так как рано утром 6 октября из Ставки Верховного Главнокомандования было получено распоряжение сдать командование фронтом генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко, а самому прибыть в Москву для доклада. Тем же утром прибыл Черевиченко с письменными предписаниями: мне - о сдаче, а ему - о приеме командования Южным фронтом.
Не приходилось сомневаться, что Ставка не довольна мною. Войскам фронта под моим командованием не удалось стабилизировать линию обороны. Под ударами противника они оставляли села и города. Сознавать мне это было очень тяжело. Но причина неудач заключалась не в моих личных качествах командующего фронтом, а в недостатке сил и средств для борьбы. И зная это, Ставка все же сочла возможным изъять из состава фронта несколько стрелковых, кавалерийских, танковых, авиационных соединений и передать их Юго-Западному фронту и 51-й отдельной армии. Фактически не усилив этим наших соседей, она ослабила боеспособность Южного фронта. Запретив своевременное проведение частной наступательной операции на южном крыле, которая упрочила бы положение и 51-й отдельной и 9-й армий, она лишила нас возможности стабилизировать положение в районе нижнего Днепра. А когда Ставка созданную мной группировку войск ликвидировала и часть их вывела за пределы фронта, И. В. Сталин и Б. М. Шапошников дали понять мне, что проведение такой операции весьма желательно, хотя необходимых сил и средств для это,го уже не было. Назначение командующим фронтом генерала Я. Т. Черевиченко, ранее ничем не проявившего себя в роли командарма, меня удивило. Благодаря его медлительности и недостаточной требовательности противник быстро создал и расширил плацдарм у Каховки, а затем распространился до Крыма. Я не знал соображений, которыми руководствовался маршал С. К. Тимошенко, порекомендовав его на пост командующего, но твердо полагал, что в сложившихся условиях улучшения обстановки он не добьется.
Доклад Верховному
Сдача командования не заняла много времени. Но так как меня вызывали для доклада, пришлось взять с собой обширный справочный материал, который был готов только к концу дня. Этот материал и послужил мне основанием для написания после войны настоящей главы.
Я тепло попрощался с остающимися в штабе фронта товарищами.
Уезжая в Москву, я был уверен, что 18-я и 9-я армии преодолеют трудности отхода, опрокинут врага, вышедшего на их тыловые коммуникации, и своевременно займут указанный ранее мною оборонительный рубеж.
Вечером 6 октября вместе с адъютантом, на своей безотказной эмке двинулся на Воронеж и далее на Москву. В конце дня 9 октября мы приехали в столицу, а на следующий день меня вызвали в Кремль.
Войдя в кабинет Сталина, я представился. Здесь уже находились заместитель Наркома обороны СССР - начальник Главного управления формирования и укомплектования войск Советской Армии Е. А. Щаденко, заместитель начальника Генерального штаба и начальник оперативного управления Генерального штаба генерал-майор А. М. Василевский, стоявшие в трех шагах от двери, где остановился и я. В углу, за небольшим столиком, сидел член Политбюро, нарком госбезопасности Л. П. Берия и что-то записывал. Сталин стоял у письменного стола.
- Товарищ Рябышев, - обратился ко мне Сталин, - нужно ли было наступать левым крылом 27 сентября?
- Нет, товарищ Сталин. Начинать это наступление следовало 23 сентября. А двадцать седьмого было уже поздно, да и сил к тому времени у нас стало меньше. Этим наступлением мы ослабили себя. Это сказалось на последующих событиях.
- Почему же тогда вы мне об этом не доложили?
- Я сразу докладывал начальнику Генерального штаба и полагал, что он вам доложит.
- Имеется ли у вас, - обратился Сталин к генерал-майору Василевскому, материал доклада командующего Южным фронтом по этому вопросу?
Берия прекратил записи и, словно гипнотизируя, неподвижным взглядом уперся в Василевского. Но генерал смотрел на хозяина кабинета и неторопливо ответил:
- Об этих переговорах мне ничего не известно.
Наступила недолгая, но зловещая пауза. Берия снова принялся записывать. Он, видимо, тщательно фиксировал этот разговор.
- Товарищ Сталин, копии документов с содержанием моего разговора с Маршалом Советского Союза Шапошниковым здесь, в моей папке, - прервал я паузу.
Сталин с едва заметным недовольством сказал Василевскому и Щаденко, что они могут идти и, когда за ними закрылась дверь, больше никаких объяснений от меня не потребовал, о документах словом не обмолвился, будто только что не спрашивал о них начальника оперативного управления Генштаба. Я понял, что инициатором упомянутого наступления был он, а не Шапошников, что он уже утратил интерес к начатому разговору.
Раскурив трубку, Сталин предложил мне сесть и сам сел в кресло. Около двух часов провел я в его кабинете. В беседе со мной Верховный Главнокомандующий коснулся многих вопросов организации и вооружения армии, тактики, дисциплины. За это время Берия не произнес ни звука, продолжая что-то записывать.
В основном говорил Сталин, а с моей стороны были короткие, но вполне определенные ответы. Обрисовав тяжелую обстановку, сложившуюся к этому времени для нашей страны, Верховный отметил, что враг силен, мы уступаем ему во многих отношениях и, ведя отступательные бои, может быть, отойдем к Волге, но врага измотаем и разобьем. Победа будет за нами. Затем проявил интерес к прохождению моей службы, где воевал, сколько раз ранен.
- Вы, товарищ Рябышев, донской казак?
- Да, донской казак.
- Почему же вы такой спокойный, флегматичный? Ведь южане - народ подвижный, темпераментный, суетливый.
- Учусь у вас, товарищ Сталин, - ответил я, немного подумав.
Он скупо улыбнулся и вновь перевел разговор на служебную тему.
- Мы решили, - сказал он, - назначить вас командующим 57-й отдельной армией. Вы не будете обижаться?
- А почему я должен обижаться? - ответил вопросом.
- Вы идете с понижением в должности, на армию.
- Куда меня пошлет партия - на армию, на корпус, на дивизию, на бригаду, туда и пойду выполнять свой долг до конца.
Видимо, ответ удовлетворил его. Подойдя к карте, он указал, где расположены пункты формирования дивизий, которые войдут в состав 57-й армии. Затем предложил управление армии сформировать в Москве и перебросить его в Сталинград по железной дороге. Потребовал от меня в короткий срок подготовить соединения и армию в целом для будущих крупных боевых действий. По всем вопросам укомплектования и вооружения приказал договориться с начальником Генерального штаба и пожелал успеха в предстоящей работе.
В Барвенково-Лозовской операции
Формирование 57-й отдельной армии
В приемной И. В. Сталина ко мне подошел дежурный.
- Машина у подъезда, товарищ генерал, - доложил он.
- Спасибо, я пройдусь пешком.
Мне хотелось посмотреть на ночную Москву, узнать, какой стала столица в дни суровых испытаний. В то время войска Западного фронта вели ожесточенные бои на подступах к Можайску. Как стало впоследствии известно, в своей лютой злобе к коммунизму Гитлер хотел не только захватить и разрушить Москву, но и затопить ее, чтобы само название этого города исчезло из памяти народов всего мира.
Настороженным молчанием встретили меня улицы. Город приготовился к схватке с врагом. На улицах и перекрестках щетинились надолбы, ежи. Нигде ни огонька, ни полоски света - все затемнено. Не успел я с адъютантом Вашкевичем пройти и ста метров от ворот Спасской башни, как завыли сирены, возвестившие о воздушной тревоге. Где-то в западной и северной частях Москвы начали дружно бить зенитные батареи. В воздухе рокотали авиамоторы. Но разобраться, где наши истребители, а где вражеские бомбардировщики, было невозможно. В разных районах столицы враг навесил много осветительных бомб, которые медленно опускались на парашютах, освещая все вокруг мертвенно-бледным светом. По этим "фонарям" вела огонь малокалиберная зенитная артиллерия. И довольно успешно: один за другим они падали на землю. Когда мы подходили к площади Дзержинского, одна из таких бомб упала недалеко от станции метро. В отблесках пламени я различил несколько женских фигур, суетившихся возле пылавшего факела.
- Поможем, - сказал я Вашкевичу, и мы бросились к женщинам. Через несколько секунд, засыпав огонь песком, мы разговорились с москвичками. Нам любезно предложили зайти в бомбоубежище, чтобы не получить ранения от осколков разрывающихся в воздухе зенитных снарядов. Но путь наш был еще далек, и я, поблагодарив за приглашение, решил не задерживаться.
Уже за полночь добрались до гостиницы ЦДКА. Закусив из своих запасов и попив чайку, я лег в надежде тотчас после тревог и волнений прошедшего дня уснуть. Но встреча с И. В. Сталиным произвела на меня очень глубокое впечатление, я долго ворочался с боку на бок, мысленно перебирая в памяти наш разговор.
На другой день утром я сразу поехал в Генеральный штаб. В управлении кадров встретился с генералом Л. Ф. Анисовым, назначенным в 57-ю армию начальником штаба, и с членом Военного совета 57-й дивизионным комиссаром Ф. Н. Ворониным.
Генерал-майор Анисов долго работал в оперативном управлении Генерального штаба помощником у генерала Н. Ф. Ватутина. Обладая большими познаниями оперативного искусства, он с первых дней Великой Отечественной войны стремился на фронт. Вскоре это желание осуществилось: он был назначен начальником штаба Резервного фронта. Но потом этот фронт был расформирован, и Анисов получил назначение начальником штаба 57-й отдельной армии.
Дивизионный комиссар Воронин до назначения в 57-ю армию работал начальником политического управления Московского военного округа. Это был культурный человек с широким кругозором, опытом политической работы в войсках и отличной подготовкой. Очень спокойный, всегда уравновешенный, он казался поначалу несколько медлительным. Но впечатление это было обманчивым. Просто Воронин не любил опрометчивых решений. Работать с ним было легко.
Я обошел все довольствующие и снабженческие учреждения Наркомата обороны и не услышал ничего утешительного. Все только обещали... И это понятно: все запасы шли на фронт. Не получил я ничего и в Главном артиллерийском управлении - стрелкового вооружения и артиллерии на складах не было.
Предложив начальнику штаба задержаться в управлении кадров и решить вопрос о командирах для штаба армии и соединений, мы с членом Военного совета, не теряя времени, оформили документы и отправились в Сталинград, к месту дислокации управлений 57-й.
В то время пассажирские поезда из-за частых бомбардировок вражеской авиации ходили с большими остановками на станциях и перегонах. Поэтому мы решили лететь самолетом. Но все равно не обошлось без приключений: самолет атаковали "мессершмитты", и только благодаря большому опыту летчика нам удалось избежать гибели. Искусно уклоняясь от светящихся трасс пушечных и пулеметных очередей, наш летчик переходил на бреющий полет, почти касаясь верхушек деревьев... Эти маневры потребовали много горючего, и мы, не дотянув до Сталинграда 70 километров, приземлились ночью в открытом поле. Был сильный мороз, дул резкий ветер, а кругом ни жилья, ни кустика. Не из чего было развести костер, чтобы хоть обогреться. В легких шинелях, фуражках и хромовых сапогах мы с Ворониным, чтобы не замерзнуть, до утра выбивали чечетку вокруг самолета.
Когда рассвело, оказалось, что находимся в трех километрах от поселка Опытное Поле. Тотчас поспешили туда. Связались со Сталинградом и вскоре на автомашине поехали в город. Там сразу включились в работу по формированию частей и соединений.
В Генеральном штабе мне была поставлена задача: в кратчайший срок, не более чем через два месяца, закончить формирование и обучение полков и дивизий{35}. В этом большом и ответственном деле активно участвовали партийные, советские и общественные организации Астрахани, Сталинграда, Камышина, Каменска и других городов. Особенно большую помощь оказали секретари Сталинградского и Астраханского обкомов ВКП(б) в удовлетворении заявок соединений и частей различными видами довольствия.
Кроме формирования 57-й армии Генеральный штаб возложил на меня наблюдение за строительством внутреннего, среднего и внешнего обводов оборонительных укреплений вокруг Сталинграда. Строили эти укрепления жители Сталинграда, колхозники и колхозницы Сталинградской области. Отработав свою смену на предприятиях или в учреждениях, они шли сооружать оборонительные объекты. Это был самоотверженный, героический труд. Проверка строительства укреплений отнимала много времени у Военного совета армии. Организаторами на этих грандиозных сооружениях были секретари горкома, райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ, председатели городского и районных Советов депутатов трудящихся и профсоюзные организации.
Вспоминая о том легендарном времени, нельзя не сказать доброго слова о первом секретаре обкома ВКП(б), председателе Сталинградского городского комитета обороны А. С. Чуянове. Это был человек неуемной энергии, исключительной предприимчивости и выносливости, большой широты взглядов и делового размаха. Он держал под контролем все работы и буквально всюду успевал побывать в течение дня. Несмотря на невероятное напряжение, он всегда был вежлив, приветлив, спокоен, никогда не перебивал докладывавшего. Выслушает, бывало, до конца, а затем внесет, если нужно, дополнение и сразу принимает решение. С таким человеком легко было работать. Под стать ему были и члены городского комитета обороны И. Ф. Зименков, А. И. Воронин, Г. М. Кобызев (комендант города). Эти товарищи оказали большую помощь в расквартировании, снабжении, скорейшем формировании частей, соединений и их боевой выучке.
Объезжая части и соединения, я знакомился с командирами и политработниками, с которыми предстояло в недалеком будущем снова защищать Родину. Меня интересовало все: их подготовка, умение командовать, насколько они требовательны, умение держать в руках управление, можно ли положиться на них в трудной и сложной боевой обстановке, особенно в условиях недостаточного оснащения наших частей и соединении артиллерийским вооружением и другой боевой техникой.
В состав 57-й армии входили восемь дивизий, которые дислоцировались в разных городах. Это, естественно, тоже создавало определенные трудности в работе Военного совета армий. Так, 341-я стрелковая дивизия формировалась в Сталинграде, преимущественно из рабочих и служащих города и донских казаков. Командовал ею полковник Александр Иванович Щагин. Стройный, высокий, с открытым и смелым лицом, приятной улыбкой, он с первой встречи производил впечатление человека, отлично знающего службу. Он имел хорошую военную подготовку, большой опыт командования, был требовательным, исполнительным, энергичным и инициативным командиром.
351-я стрелковая дивизия формировалась в городе Фролов и прилегающих к нему станицах Сталинградской области. Личный состав ее был в основном из донских казаков, служивших ранее в Красной Армии. Многие из них участвовали в гражданской войне. Командовал соединением полковник Николай Устинович Гурский. Всегда спокойный, выдержанный, он был немногословен, предельно точен и аккуратен в выражениях, инициативен в делах.
Формирование 349-й стрелковой дивизии происходило в Астрахани. В ее ряды шли преимущественно астраханские рыбаки, проходившие обучение в территориальных частях. Командиром соединения был полковник, затем генерал-майор Филипп Васильевич Брайлян, энергичный, немного вспыльчивый и суетливый, но знающий свое дело и требовательный человек. Он имел хорошую тактико-оперативную подготовку и достаточный опыт командования частями.
В районном центре Дубовка и прилегающих селах и станицах формировалась 335-я стрелковая дивизия, ее командиром назначили полковника Ивана Григорьевича Фофанова. В соединении преобладали рабочие Сталинграда, колхозники Сталинградской и Ростовской областей.
333-я стрелковая дивизия, командир полковник Иван Михайлович Афонин, сколачивалась в городе Камышине и комплектовалась колхозниками Сталинградской области.
337-я стрелковая дивизия, командир полковник Сергей Михайлович Бучнев, рождалась в Красноармейской, пополнялась людьми из Ростовской области.
Наконец, 60-я кавалерийская дивизия формировалась в станице Иловлинская, в нее направляли в основном донских казаков, ранее служивших в Красной Армии. Многие из них имели опыт гражданской войны. Командиром дивизии стал генерал-майор Феофан Агапович Пархоменко, в гражданскую войну командовавший полком в 1-й Конной армии. Уже на фронте дивизию принял полковник Григорий Никифорович Перекрестов.
Дальше всех, в Средней Азии, находилась 79-я кавалерийская дивизия. Ею командовал полковник Василий Сергеевич Головский. Это соединение было наиболее многонациональным, оно состояло из русских, таджиков, казахов, украинцев, узбеков, туркменов, проживавших там, ранее служивших в Красной Армии.
Как стало известно позднее, части 130-й стрелковой дивизии, следуя в указанные районы, утром 4 октября подверглись артиллерийскому обстрелу с западной окраины селения Жеребец и южной окраины села Хитровка. Командир дивизии сразу понял, что противник упредил его в занятии отсечного рубежа Любицкое, Царицын Кут, река Копка и приказал занять оборону на рубеже, которого достигли части. Поэтому создавалась эта оборона в невыгодных условиях и под сильным огневым воздействием врага. 4-й противотанковой артиллерийской бригаде командир дивизии поставил задачу оборонять участок Веселянка, (иск.) Новопавловка, Орехов и не допустить прорыва моторизованных и танковых частей от селения Жеребец на город Орехов. Полки 130-й стрелковой заняли оборону на рубеже Новопавловка, Веселянка.
Таким образом, отсечный рубеж Любицкое, Ключи, Хитровка, Веселянка, на котором по нашему замыслу надлежало задержать распространение передовых танковых и моторизованных частей врага и не допустить их выхода на тыловые коммуникации 18-й и 9-й армий, своевременно не был занят войсками 18-й армии генерала Смирнова. Это вскоре привело к тяжелейшим последствиям для дивизий левого крыла фронта.
Командарм 12 генерал-майор И. В. Галанин доносил, что люди измотаны в боях до предела и на тех не оборудованных для обороны рубежах, где находятся теперь, не выдержат новых танковых ударов. Учитывая это, Военный совет фронта с целью сохранения живой силы, вооружения и материальных средств предложил генералу Галанину к утру 5 октября отойти главными силами на фронтовой оборонительный рубеж Павлоград, Васильковка, Любицкое и упорной обороной сорвать попытки прорыва противника в направлении на Красноармейское. Одновременно с этим Военный совет потребовал от командарма удерживать отсечный рубеж Славгород, Андреевка до отхода 274-й стрелковой дивизии, а также к исходу 4 октября прикрыть двумя дивизиями направления Васильевка, Копани и Новониколаевка, Покровское. В армейском резерве предлагалось иметь одну танковую бригаду ближе к своему правому флангу, а с выходом главных сил на основной оборонительный рубеж вывести одну танковую бригаду во фронтовой резерв в район Великомихайловки.
В течение ночи на 4 октября в штаб фронта поступили сведения о выходе передовых отрядов танковой группы Клейста в район Михайловки, Жеребца, а это создавало непосредственную угрозу тылам 18-й и 9-й армий. В связи с создавшейся тяжелой обстановкой после тщательного анализа вместе с А. И. Антоновым мы решили поставить войскам новые задачи. 18-й армии надлежало прочно удерживать отсечный рубеж Любицкое, Хитровка, Веселянка, Царицын Кут{34}. К всходу 5 октября ее главные силы должны выйти на заранее подготовленный оборонительный рубеж (иск.) Любицкое, Орехов, Большой Токмак и не допустить прорыва противника в направлении Пологи. На отсечный рубеж Васильевна, Молочанск, река Молочная выйти к исходу 4 октября. Для обеспечения главных сил район Большого Токмака занять одной дивизией к утру 4 октября. После выхода на основной оборонительный рубеж в армейском резерве иметь не менее одной стрелковой дивизии, расположенной ближе к левому флангу. Одновременно с этим установить связь с 274-й стрелковой дивизией 12-й армии и подчинить ее себе. Левая разграничительная линия для армии оставалась прежняя.
9-й армии к исходу 4 октября надлежало отойти на заранее подготовленный оборонительный рубеж Молочанск, Мелитополь, озеро Молочное и не допустить прорыва противника на восток. Для обеспечения отхода главных сил к утру 4 октября занять одной дивизией район Мелитополя и прочно удерживать его. После выхода на основной оборонительный рубеж иметь в армейском резерве не менее одной стрелковой дивизии, расположенной за центром армии.
Предусматривалось также прикрытие отходящих войск от вражеской авиации.
Однако противник 4 и 5 октября подвижными соединениями упредил отход наших армий на упомянутые оборонительные рубежи, вышел на их тыловые коммуникации. Войскам пришлось вести отступательные бои в тяжелых, невыгодных условиях. 12-я армия центром и левым флангом отходила в полуокружении, войска 18-й и особенно 9-й армий вынуждены были драться в окружении. Зажатые в кольце врага, окруженные войска не дрогнули, не побежали, они мужественно отражали натиск неприятельской пехоты с запада и пробивали себе дорогу на восток через заслоны танковых и моторизованных частей.
С выходом танковых сил Клейста на тыловые коммуникации 18-й и 9-й армий перешли в наступление 11-я полевая армия Манштейна и 3-я румынская армия. В этой сложной обстановке командование фронта не потеряло управления войсками, твердо руководило их боевыми действиями.
После случая, когда командарм 12 утратил связь с 273-й стрелковой дивизией, попавшей в окружение западнее Новомосковска, я решил применить способ дублирования связи, испытанный в 8-м механизированном корпусе. Каждому соединению были разработаны позывные и определены волны для связи со штабом фронта на случай, если штаб соединения утратит связь с армейским штабом. Таким образом, штаб фронта в исключительных случаях мог, минуя штаб армии, ставить задачи соединению, а штаб соединения, потерявший связь с армейским штабом, мог вызвать штаб фронта.
Такая связь вскоре пригодилась. 6 октября штаб фронта, временно потерявший связь со штабами 18-й и 9-й армий, попавшими под удар неприятельских танков, перешел на радиосвязь с их соединениями, информировал об обстановке, руководил их отходом.
К исходу 5 октября в район Смельника, Орехова, Жеребца вышли танковые и моторизованные дивизии противника, передовыми частями захватили Гуляй-Поле и Пологи, глубоко вклинились в боевые порядки армий генералов Смирнова и Харитонова.
В связи с изменившейся обстановкой Военный совет 6 октября принял решение об отходе армий фронта к утру 8 октября на новый оборонительный рубеж Васильковка, Григорьевка, Варваровка, Гуляй-Поле, Чапаевка, Андреевка, Дмитриевка. Выход соединений на рубежи регулирования (уравнительные) определялся на утро 6, затем 7 октября.
Частным распоряжением командиру 15-й танковой бригады полковнику Колосову я приказал сформировать группу в составе 2-й и 15-й танковых бригад. 2-го и 95-го погранотрядов, 521-го противотанкового артполка и минометного дивизиона М-13 майора Воеводина. Эта группа поступала в мое непосредственное подчинение. Группе полковника Колосова предстояло нанести удар во фланг неприятельской танковой группе в направлении на Гуляй-Поле, Пологи и по выполнении задачи отходить в район Павловки (30 километров северо-западнее Волновахи).
Авиации фронта была поставлена задача препятствовать распространению ореховской мотомехгруппы противника в восточном и юго-восточном направлениях, прикрывать отход армий на новый оборонительный рубеж, а также поддерживать действия группы полковника Колосова.
Создавая подвижную группу, я исходил из того, что противник обладает большим количеством подвижных соединений и будет навязывать свою волю, наносить удары там, где ему выгодно. Чтобы лишить врага тактической инициативы, мне надо было иметь свою подвижную группу. В моих руках ей предстояло быть ударным кулаком для парирования неожиданных ударов неприятеля. Удар танковым кулаком действует на гитлеровцев отрезвляюще в любой обстановке. Поэтому созданию подвижной группы полковника Колосова я и придавал столь большое значение. При этом полагал, что соединения 12-й армии успели, хотя и не все, занять подготовленный оборонительный рубеж и временно обойдутся без танковых бригад. Ведь 18-я и 9-я армии попали в очень трудное положение. Противник вышел на их тыловые коммуникации, им придется пробивать себе дорогу из окружения. Вот тут и потребуется помощь подвижной группы.
Мне не довелось осуществить этот замысел на практике, так как рано утром 6 октября из Ставки Верховного Главнокомандования было получено распоряжение сдать командование фронтом генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко, а самому прибыть в Москву для доклада. Тем же утром прибыл Черевиченко с письменными предписаниями: мне - о сдаче, а ему - о приеме командования Южным фронтом.
Не приходилось сомневаться, что Ставка не довольна мною. Войскам фронта под моим командованием не удалось стабилизировать линию обороны. Под ударами противника они оставляли села и города. Сознавать мне это было очень тяжело. Но причина неудач заключалась не в моих личных качествах командующего фронтом, а в недостатке сил и средств для борьбы. И зная это, Ставка все же сочла возможным изъять из состава фронта несколько стрелковых, кавалерийских, танковых, авиационных соединений и передать их Юго-Западному фронту и 51-й отдельной армии. Фактически не усилив этим наших соседей, она ослабила боеспособность Южного фронта. Запретив своевременное проведение частной наступательной операции на южном крыле, которая упрочила бы положение и 51-й отдельной и 9-й армий, она лишила нас возможности стабилизировать положение в районе нижнего Днепра. А когда Ставка созданную мной группировку войск ликвидировала и часть их вывела за пределы фронта, И. В. Сталин и Б. М. Шапошников дали понять мне, что проведение такой операции весьма желательно, хотя необходимых сил и средств для это,го уже не было. Назначение командующим фронтом генерала Я. Т. Черевиченко, ранее ничем не проявившего себя в роли командарма, меня удивило. Благодаря его медлительности и недостаточной требовательности противник быстро создал и расширил плацдарм у Каховки, а затем распространился до Крыма. Я не знал соображений, которыми руководствовался маршал С. К. Тимошенко, порекомендовав его на пост командующего, но твердо полагал, что в сложившихся условиях улучшения обстановки он не добьется.
Доклад Верховному
Сдача командования не заняла много времени. Но так как меня вызывали для доклада, пришлось взять с собой обширный справочный материал, который был готов только к концу дня. Этот материал и послужил мне основанием для написания после войны настоящей главы.
Я тепло попрощался с остающимися в штабе фронта товарищами.
Уезжая в Москву, я был уверен, что 18-я и 9-я армии преодолеют трудности отхода, опрокинут врага, вышедшего на их тыловые коммуникации, и своевременно займут указанный ранее мною оборонительный рубеж.
Вечером 6 октября вместе с адъютантом, на своей безотказной эмке двинулся на Воронеж и далее на Москву. В конце дня 9 октября мы приехали в столицу, а на следующий день меня вызвали в Кремль.
Войдя в кабинет Сталина, я представился. Здесь уже находились заместитель Наркома обороны СССР - начальник Главного управления формирования и укомплектования войск Советской Армии Е. А. Щаденко, заместитель начальника Генерального штаба и начальник оперативного управления Генерального штаба генерал-майор А. М. Василевский, стоявшие в трех шагах от двери, где остановился и я. В углу, за небольшим столиком, сидел член Политбюро, нарком госбезопасности Л. П. Берия и что-то записывал. Сталин стоял у письменного стола.
- Товарищ Рябышев, - обратился ко мне Сталин, - нужно ли было наступать левым крылом 27 сентября?
- Нет, товарищ Сталин. Начинать это наступление следовало 23 сентября. А двадцать седьмого было уже поздно, да и сил к тому времени у нас стало меньше. Этим наступлением мы ослабили себя. Это сказалось на последующих событиях.
- Почему же тогда вы мне об этом не доложили?
- Я сразу докладывал начальнику Генерального штаба и полагал, что он вам доложит.
- Имеется ли у вас, - обратился Сталин к генерал-майору Василевскому, материал доклада командующего Южным фронтом по этому вопросу?
Берия прекратил записи и, словно гипнотизируя, неподвижным взглядом уперся в Василевского. Но генерал смотрел на хозяина кабинета и неторопливо ответил:
- Об этих переговорах мне ничего не известно.
Наступила недолгая, но зловещая пауза. Берия снова принялся записывать. Он, видимо, тщательно фиксировал этот разговор.
- Товарищ Сталин, копии документов с содержанием моего разговора с Маршалом Советского Союза Шапошниковым здесь, в моей папке, - прервал я паузу.
Сталин с едва заметным недовольством сказал Василевскому и Щаденко, что они могут идти и, когда за ними закрылась дверь, больше никаких объяснений от меня не потребовал, о документах словом не обмолвился, будто только что не спрашивал о них начальника оперативного управления Генштаба. Я понял, что инициатором упомянутого наступления был он, а не Шапошников, что он уже утратил интерес к начатому разговору.
Раскурив трубку, Сталин предложил мне сесть и сам сел в кресло. Около двух часов провел я в его кабинете. В беседе со мной Верховный Главнокомандующий коснулся многих вопросов организации и вооружения армии, тактики, дисциплины. За это время Берия не произнес ни звука, продолжая что-то записывать.
В основном говорил Сталин, а с моей стороны были короткие, но вполне определенные ответы. Обрисовав тяжелую обстановку, сложившуюся к этому времени для нашей страны, Верховный отметил, что враг силен, мы уступаем ему во многих отношениях и, ведя отступательные бои, может быть, отойдем к Волге, но врага измотаем и разобьем. Победа будет за нами. Затем проявил интерес к прохождению моей службы, где воевал, сколько раз ранен.
- Вы, товарищ Рябышев, донской казак?
- Да, донской казак.
- Почему же вы такой спокойный, флегматичный? Ведь южане - народ подвижный, темпераментный, суетливый.
- Учусь у вас, товарищ Сталин, - ответил я, немного подумав.
Он скупо улыбнулся и вновь перевел разговор на служебную тему.
- Мы решили, - сказал он, - назначить вас командующим 57-й отдельной армией. Вы не будете обижаться?
- А почему я должен обижаться? - ответил вопросом.
- Вы идете с понижением в должности, на армию.
- Куда меня пошлет партия - на армию, на корпус, на дивизию, на бригаду, туда и пойду выполнять свой долг до конца.
Видимо, ответ удовлетворил его. Подойдя к карте, он указал, где расположены пункты формирования дивизий, которые войдут в состав 57-й армии. Затем предложил управление армии сформировать в Москве и перебросить его в Сталинград по железной дороге. Потребовал от меня в короткий срок подготовить соединения и армию в целом для будущих крупных боевых действий. По всем вопросам укомплектования и вооружения приказал договориться с начальником Генерального штаба и пожелал успеха в предстоящей работе.
В Барвенково-Лозовской операции
Формирование 57-й отдельной армии
В приемной И. В. Сталина ко мне подошел дежурный.
- Машина у подъезда, товарищ генерал, - доложил он.
- Спасибо, я пройдусь пешком.
Мне хотелось посмотреть на ночную Москву, узнать, какой стала столица в дни суровых испытаний. В то время войска Западного фронта вели ожесточенные бои на подступах к Можайску. Как стало впоследствии известно, в своей лютой злобе к коммунизму Гитлер хотел не только захватить и разрушить Москву, но и затопить ее, чтобы само название этого города исчезло из памяти народов всего мира.
Настороженным молчанием встретили меня улицы. Город приготовился к схватке с врагом. На улицах и перекрестках щетинились надолбы, ежи. Нигде ни огонька, ни полоски света - все затемнено. Не успел я с адъютантом Вашкевичем пройти и ста метров от ворот Спасской башни, как завыли сирены, возвестившие о воздушной тревоге. Где-то в западной и северной частях Москвы начали дружно бить зенитные батареи. В воздухе рокотали авиамоторы. Но разобраться, где наши истребители, а где вражеские бомбардировщики, было невозможно. В разных районах столицы враг навесил много осветительных бомб, которые медленно опускались на парашютах, освещая все вокруг мертвенно-бледным светом. По этим "фонарям" вела огонь малокалиберная зенитная артиллерия. И довольно успешно: один за другим они падали на землю. Когда мы подходили к площади Дзержинского, одна из таких бомб упала недалеко от станции метро. В отблесках пламени я различил несколько женских фигур, суетившихся возле пылавшего факела.
- Поможем, - сказал я Вашкевичу, и мы бросились к женщинам. Через несколько секунд, засыпав огонь песком, мы разговорились с москвичками. Нам любезно предложили зайти в бомбоубежище, чтобы не получить ранения от осколков разрывающихся в воздухе зенитных снарядов. Но путь наш был еще далек, и я, поблагодарив за приглашение, решил не задерживаться.
Уже за полночь добрались до гостиницы ЦДКА. Закусив из своих запасов и попив чайку, я лег в надежде тотчас после тревог и волнений прошедшего дня уснуть. Но встреча с И. В. Сталиным произвела на меня очень глубокое впечатление, я долго ворочался с боку на бок, мысленно перебирая в памяти наш разговор.
На другой день утром я сразу поехал в Генеральный штаб. В управлении кадров встретился с генералом Л. Ф. Анисовым, назначенным в 57-ю армию начальником штаба, и с членом Военного совета 57-й дивизионным комиссаром Ф. Н. Ворониным.
Генерал-майор Анисов долго работал в оперативном управлении Генерального штаба помощником у генерала Н. Ф. Ватутина. Обладая большими познаниями оперативного искусства, он с первых дней Великой Отечественной войны стремился на фронт. Вскоре это желание осуществилось: он был назначен начальником штаба Резервного фронта. Но потом этот фронт был расформирован, и Анисов получил назначение начальником штаба 57-й отдельной армии.
Дивизионный комиссар Воронин до назначения в 57-ю армию работал начальником политического управления Московского военного округа. Это был культурный человек с широким кругозором, опытом политической работы в войсках и отличной подготовкой. Очень спокойный, всегда уравновешенный, он казался поначалу несколько медлительным. Но впечатление это было обманчивым. Просто Воронин не любил опрометчивых решений. Работать с ним было легко.
Я обошел все довольствующие и снабженческие учреждения Наркомата обороны и не услышал ничего утешительного. Все только обещали... И это понятно: все запасы шли на фронт. Не получил я ничего и в Главном артиллерийском управлении - стрелкового вооружения и артиллерии на складах не было.
Предложив начальнику штаба задержаться в управлении кадров и решить вопрос о командирах для штаба армии и соединений, мы с членом Военного совета, не теряя времени, оформили документы и отправились в Сталинград, к месту дислокации управлений 57-й.
В то время пассажирские поезда из-за частых бомбардировок вражеской авиации ходили с большими остановками на станциях и перегонах. Поэтому мы решили лететь самолетом. Но все равно не обошлось без приключений: самолет атаковали "мессершмитты", и только благодаря большому опыту летчика нам удалось избежать гибели. Искусно уклоняясь от светящихся трасс пушечных и пулеметных очередей, наш летчик переходил на бреющий полет, почти касаясь верхушек деревьев... Эти маневры потребовали много горючего, и мы, не дотянув до Сталинграда 70 километров, приземлились ночью в открытом поле. Был сильный мороз, дул резкий ветер, а кругом ни жилья, ни кустика. Не из чего было развести костер, чтобы хоть обогреться. В легких шинелях, фуражках и хромовых сапогах мы с Ворониным, чтобы не замерзнуть, до утра выбивали чечетку вокруг самолета.
Когда рассвело, оказалось, что находимся в трех километрах от поселка Опытное Поле. Тотчас поспешили туда. Связались со Сталинградом и вскоре на автомашине поехали в город. Там сразу включились в работу по формированию частей и соединений.
В Генеральном штабе мне была поставлена задача: в кратчайший срок, не более чем через два месяца, закончить формирование и обучение полков и дивизий{35}. В этом большом и ответственном деле активно участвовали партийные, советские и общественные организации Астрахани, Сталинграда, Камышина, Каменска и других городов. Особенно большую помощь оказали секретари Сталинградского и Астраханского обкомов ВКП(б) в удовлетворении заявок соединений и частей различными видами довольствия.
Кроме формирования 57-й армии Генеральный штаб возложил на меня наблюдение за строительством внутреннего, среднего и внешнего обводов оборонительных укреплений вокруг Сталинграда. Строили эти укрепления жители Сталинграда, колхозники и колхозницы Сталинградской области. Отработав свою смену на предприятиях или в учреждениях, они шли сооружать оборонительные объекты. Это был самоотверженный, героический труд. Проверка строительства укреплений отнимала много времени у Военного совета армии. Организаторами на этих грандиозных сооружениях были секретари горкома, райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ, председатели городского и районных Советов депутатов трудящихся и профсоюзные организации.
Вспоминая о том легендарном времени, нельзя не сказать доброго слова о первом секретаре обкома ВКП(б), председателе Сталинградского городского комитета обороны А. С. Чуянове. Это был человек неуемной энергии, исключительной предприимчивости и выносливости, большой широты взглядов и делового размаха. Он держал под контролем все работы и буквально всюду успевал побывать в течение дня. Несмотря на невероятное напряжение, он всегда был вежлив, приветлив, спокоен, никогда не перебивал докладывавшего. Выслушает, бывало, до конца, а затем внесет, если нужно, дополнение и сразу принимает решение. С таким человеком легко было работать. Под стать ему были и члены городского комитета обороны И. Ф. Зименков, А. И. Воронин, Г. М. Кобызев (комендант города). Эти товарищи оказали большую помощь в расквартировании, снабжении, скорейшем формировании частей, соединений и их боевой выучке.
Объезжая части и соединения, я знакомился с командирами и политработниками, с которыми предстояло в недалеком будущем снова защищать Родину. Меня интересовало все: их подготовка, умение командовать, насколько они требовательны, умение держать в руках управление, можно ли положиться на них в трудной и сложной боевой обстановке, особенно в условиях недостаточного оснащения наших частей и соединении артиллерийским вооружением и другой боевой техникой.
В состав 57-й армии входили восемь дивизий, которые дислоцировались в разных городах. Это, естественно, тоже создавало определенные трудности в работе Военного совета армий. Так, 341-я стрелковая дивизия формировалась в Сталинграде, преимущественно из рабочих и служащих города и донских казаков. Командовал ею полковник Александр Иванович Щагин. Стройный, высокий, с открытым и смелым лицом, приятной улыбкой, он с первой встречи производил впечатление человека, отлично знающего службу. Он имел хорошую военную подготовку, большой опыт командования, был требовательным, исполнительным, энергичным и инициативным командиром.
351-я стрелковая дивизия формировалась в городе Фролов и прилегающих к нему станицах Сталинградской области. Личный состав ее был в основном из донских казаков, служивших ранее в Красной Армии. Многие из них участвовали в гражданской войне. Командовал соединением полковник Николай Устинович Гурский. Всегда спокойный, выдержанный, он был немногословен, предельно точен и аккуратен в выражениях, инициативен в делах.
Формирование 349-й стрелковой дивизии происходило в Астрахани. В ее ряды шли преимущественно астраханские рыбаки, проходившие обучение в территориальных частях. Командиром соединения был полковник, затем генерал-майор Филипп Васильевич Брайлян, энергичный, немного вспыльчивый и суетливый, но знающий свое дело и требовательный человек. Он имел хорошую тактико-оперативную подготовку и достаточный опыт командования частями.
В районном центре Дубовка и прилегающих селах и станицах формировалась 335-я стрелковая дивизия, ее командиром назначили полковника Ивана Григорьевича Фофанова. В соединении преобладали рабочие Сталинграда, колхозники Сталинградской и Ростовской областей.
333-я стрелковая дивизия, командир полковник Иван Михайлович Афонин, сколачивалась в городе Камышине и комплектовалась колхозниками Сталинградской области.
337-я стрелковая дивизия, командир полковник Сергей Михайлович Бучнев, рождалась в Красноармейской, пополнялась людьми из Ростовской области.
Наконец, 60-я кавалерийская дивизия формировалась в станице Иловлинская, в нее направляли в основном донских казаков, ранее служивших в Красной Армии. Многие из них имели опыт гражданской войны. Командиром дивизии стал генерал-майор Феофан Агапович Пархоменко, в гражданскую войну командовавший полком в 1-й Конной армии. Уже на фронте дивизию принял полковник Григорий Никифорович Перекрестов.
Дальше всех, в Средней Азии, находилась 79-я кавалерийская дивизия. Ею командовал полковник Василий Сергеевич Головский. Это соединение было наиболее многонациональным, оно состояло из русских, таджиков, казахов, украинцев, узбеков, туркменов, проживавших там, ранее служивших в Красной Армии.