Страница:
В небольшой затемненной комнате за столом, с развернутой на нем топографической картой, сидели Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный и член Военного совета Никита Сергеевич Хрущев. Напротив них стоял начальник штаба Юго-Западного направления генерал-майор Александр Петрович Покровский и докладывал обстановку на фронтах. Увидев меня, Буденный прервал доклад начальника штаба.
- Здравствуйте, товарищ Рябышев, - приветливо сказал Семен Михайлович. - Как себя чувствуете? Вероятно, устали?
- Никак нет, - ответил я. - Чувствую себя нормально.
- Ну вот и прекрасно, - улыбнулся в пышные усы Семен Михайлович. Пройдите в столовую, закусите как следует, а потом мы вас вызовем.
Такой прием до некоторой степени успокоил меня. Как положено по уставу, я четко повернулся кругом и вышел из кабинета. В столовой Военного совета был приготовлен вкусный ужин.
Плотно поужинав, я пошел отдохнуть в отведенной комнате. Через два часа меня пригласили в кабинет главнокомандующего. К этому времени там собрались все члены Военного совета. Семен Михайлович был приветлив.
- Вы знаете, зачем мы вас пригласили? - спросил он.
- Теряюсь в догадках, - ответил я с некоторым волнением.
- Так вот, - продолжал Семен Михайлович. - Военный совет Юго-Западного направления назначает вас командующим Южным фронтом. Со Ставкой Верховного Главнокомандования это согласовано.
Главнокомандующий информировал меня о состоянии войск и обстановке на фронте. Затем вручил одно предписание о вступлении в должность командующего Южным фронтом и второе предписание генералу И. В. Тюленеву о передаче мне войск фронта.
Из краткой информации С. М. Буденного я узнал, что в состав Южного фронта входили 6, 12, 18 и 9-я армии. Они занимали оборону по левому берегу Днепра от Переволочной до Херсона и устья Днепра.
6-я и 12-я армии были объединениями второго формирования, первую развернули на базе 48-го стрелкового корпуса, командующим назначили генерал-майора Р. Я. Малиновского. 12-я развернулась на базе 17-го стрелкового корпуса, командовал ею генерал-майор И. В. Галанин. 18-я армия генерал-лейтенанта А. К. Смирнова с первых дней войны участвовала в приграничном сражении, затем отступала под ударами превосходящих сил 11-й немецкой армии и венгерского корпуса. Соединения и части этой армии были значительно ослаблены. Они занимали оборону вдоль левого берега Днепра от Никополя до Каховки. 9-я армия с первых дней войны сдерживала натиск врага на реке Прут, 20 июля была отведена на линию Гайсин, река Днепр. В приграничном сражении она нанесла противнику тяжелые потери. Однако когда подвижные соединения 1-й танковой группы Клейста вышли к Кировограду и возникла угроза полного окружения войск 9-й армии, она начала отход на Николаев, Херсон, Берислав и заняла оборону по левому берегу Днепра - от Каховки до устья. Командовал армией генерал-полковник Яков Тимофеевич Черевиченко, мой сослуживец по 1-й Конной армии, затем по учебе в Военной академии имени М. В. Фрунзе.
В штабе фронта
Получив предписание, я немедленно отправился в село Покровское, где располагался штаб Южного фронта. Встретился с командующим генералом армия Иваном Владимировичем Тюленевым, который недавно под Днепропетровском был тяжело ранен в ногу, приняв участие в одной из атак пехоты. Он любезно принял меня и шутливо спросил:
- Ты, Митя, небось прибыл фронтом командовать?
- Да, Иван Владимирович, к сожалению, это так, - и вручил ему предписание.
Мы знали друг друга еще со времен гражданской войны. Оба командовали полками, затем бригадами в 1-й Конной армии. Позднее Иван Владимирович был назначен командиром дивизии, а я служил в его подчинении. В нем я всегда ценил глубокие знания военного дела, эрудицию, большой опыт. Еще в 1922 году он окончил Военную академию РККА. В годы мирного строительства занимал ответственные посты в Красной Армии. Уезжать на лечение ему не хотелось, настроение было неважным.
- Звонил Верховному по ВЧ, - рассказывал Иван Владимирович, - просил оставить здесь. А он отчитал меня за участие в атаке и полученное ранение. Втолковывал, что располагаю достаточным количеством людей, которым положено ходить в атаки в силу служебного долга, а мне вот это не положено. Помолчав, воскликнул: - Да мало ли чего не положено. Я ведь человек, а не параграф!
В моей памяти сразу возник образ Тюленева - лихого кавалерийского командира-рубаки в дни боев с конницей Деникина и Врангеля. Он лично водил в яростные атаки полк, затем бригаду, которыми командовал, уверенно действовал клинком и наганом, оставался всегда бодрым и энергичным после долгих уточ мительных переходов. Сейчас Тюленев был опечален, едва сдерживал раздражение и с костылями в руках мало напоминал того молодого отчаянного кавалериста.
Помнится, сразу после случая с Тюленевым был приказ Верховного, запрещающий командующим армиями и фронтами принимать личное участие в атаках.
Иван Владимирович был эвакуирован в Москву, на лечение.
Вступив в командование войсками фронта, я познакомился с членами Военного совета: армейским комиссаром 1 ранга Александром Ивановичем Запорожцем, бригадными комиссарами Леонидом Романовичем Корнийцом, Семеном Борисовичем Задионченко, П. Г. Бородиным, начальником штаба фронта генерал-майором Алексеем Иннокентьевичем Антоновым и попросил начальника штаба доложить обстановку.
- На участке от Переволочной до Днепропетровска, - докладывал генерал Антонов, - кавалерийские и стрелковые соединения занимают оборону на широком фронте. Со стороны противника активных действий и попыток к переправе через Днепр не предпринимается. Как с нашей, так и со стороны противника ведется артиллерийская перестрелка. Нашей разведкой на этом участке не установлено крупных соединений и группировок немецко-фашистских войск.
В районе Днепропетровска соединения 17-й армии и 1-й танковой группы Клейста захватили плацдарм на левом берегу Днепра, пытаются его расширить. Здесь идут ожесточенные бои. Войскам 6-й армии под командованием Р. Я. Малиновского поставлена задача: ликвидировать этот плацдарм и отбросить немецко-фашистские войска на правый берег Днепра. На юг от Днепропетровска до Запорожья, на участке 12-й армии, противник не проявляет активности. В районе Запорожья советские войска удерживают плацдарм на правом берегу Днепра.
Против наших частей на этом плацдарме ведут ожесточенные, но безуспешные атаки соединения 3-й румынской армии. Дальше на юг, до Херсона и устья, занимают оборону соединения 18-й и 9-й армий. Они приводят себя в порядок после длительных оборонительных боев и совершенствуют свою оборону. Против этих армий действуют соединения 11-й немецкой армии.
Поблагодарив начальника штаба за доклад, я решил познакомиться со своими помощниками - командующими родами войск и со всеми, с кем непосредственно в дальнейшем придется работать, но не успел еще освоиться с обстановкой, как противник навязал нам тяжелый бой. 29 августа войска 11-й немецкой армии после сильной артиллерийской подготовки и бомбовых ударов авиации начали атаку нашей обороны на участке 9-й армии. Ее соединения мужественно и храбро защищали свои позиции, но все же фашистским дивизиям удалось форсировать Днепр и захватить плацдарм у Берислава.
На правом крыле фронта 1-я танковая группа генерала Клейста активными действиями пыталась расширить свой плацдарм на восточном берегу Днепра в районе Днепропетровска. Частями 6-й армии эти атаки были отбиты.
Оценив обстановку, сложившуюся на 30 августа, я пришел к выводу, что наиболее угрожающее положение сложилось на участке обороны 6-й армии в районе Днепропетровска, на плацдарме возле которого враг сосредоточил крупные силы и, вероятно, попытается развить успех. Мы приняли решение усилить этот участок огневыми средствами, в частности тяжелой артиллерией. Не менее опасная обстановка складывалась и на левом крыле фронта, на участке обороны 9-й армии. Ее командующему генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко было приказано перегруппировать войска, создать необходимые резервы за счет ослабления других участков и ликвидировать плацдарм у Берислава.
Учитывая, что в данное время на участках 9-й и 18-й армий для создания прочной обороны сил далеко не достаточно, мы решили заблаговременно фронтовыми средствами и с помощью населения начать строительство оборонительных укреплений от Днепровских плавней, что южнее Запорожья, до озера Молочное, чтобы в случае неудачи войска этих армий могли организованно отойти на заранее подготовленный рубеж и задержать дальнейшее продвижение противника к Донбассу.
В первых числах сентября Верховный Главнокомандующий потребовал провести перегруппировку войск 6-й армии и во что бы то ни стало ликвидировать днепропетровский плацдарм врага{19}. Я выехал в штаб 6-й армии, чтобы на месте с генералом Р. Я. Малиновским и его штабом разработать план такой операции. При составлении этого плана нам удалось за счет перегруппировки создать на участке прорыва почти тройное превосходство в живой силе и артиллерии.
В первом эшелоне должны были наступать четыре стрелковые дивизии (175, 261, 226, 255-я), артиллерийское училище и 26-я кавалерийская дивизия, во втором эшелоне - 169-я, 15-я стрелковые дивизии и 2-й кавалерийский корпус П. А. Белова. Правда, произведенной перегруппировкой был ослаблен правый фланг Южного фронта. На 80-километровом участке от Переволочной до Обуховских хуторов по береговой линии Днепра оборонялась одна 273-я стрелковая дивизия. В резерве, на стыке с Юго-Западным фронтом, находилась 28-я кавалерийская дивизия.
Мы сознательно растянули оборону 273-й стрелковой дивизии, так как на этом участке не было крупных группировок вражеских войск на правом берегу Днепра, и предполагали после ликвидации плацдарма врага у Днепропетровска уплотнить здесь оборону.
Однако случилось так, что спланированная операция по ликвидации днепропетровского плацдарма не была осуществлена. Наступление Ставка отменила.
Дело в том, что к этому времени обстановка на левом фланге Юго-Западного фронта чрезвычайно обострилась. Немецко-фашистское командование сосредоточило крупные силы на этом участке. 31 августа тремя дивизиями противник форсировал Днепр юго-восточнее Кременчуга, создал на восточном берегу плацдарм и продолжал там накапливать силы.
В связи с обострением обстановки на Юго-Западном фронте главнокомандующий Юго-Западным направлением Маршал Советского Союза С. М. Буденный вывел из состава Южного фронта 2-й кавалерийский корпус генерала П. А. Белова, одну стрелковую дивизию и часть артиллерийских полков. Эти соединения и части предназначались в спланированной нами операции для разгрома вражеских сил на днепропетровском плацдарме.
События на левом крыле фронта тоже развивались не так, как бы нам хотелось. Командование 9-й армии проявило медлительность в выполнении приказа по разгрому фашистских частей у Берислава, а это позволило противнику расширить плацдарм, быстро накопить там силы, а затем перейти к широким активным действиям.
На заседании Военного совета фронта в начале сентября при обсуждении обстановки на участке 9-й армии первый член Военного совета армейский комиссар 1 ранга А. И. Запорожец внес предложение снять с должностей командарма генерала Я. Т. Черевиченко, члена Военного совета С. Т. Колобякова, начальника штаба армии генерала П. И. Бодина, начальника оперативного отдела полковника Л. В. Ветошникова за промедление в выполнении приказа фронта о ликвидации вражеского плацдарма у Каховки, что привело к резкому ухудшению положения в этом районе и грозило еще более тяжелыми последствиями. Члены Военного совета Л. Р. Корниец, П. Г, Бородин поддержали его предложение, упомянув, что проволочки в выполнении приказов и слабый контроль за их осуществлением наблюдались в этой армии и ранее. Они подчеркнули, что предлагаемая мера наказания послужит уроком не только для них.
Как человек, недавно прибывший сюда и за одну неделю не успевший толком познакомиться с людьми, их прошлыми делами, я не мог столь категорично судить о деловых качествах командования 9-й армии и предлагал ограничиться взысканием, поскольку замену командования в ходе боев считал мерой неоправданной, вредной для дела, допустимой в исключительных случаях. Запорожец возразил в категорической форме, заявив, что взыскание ничему не научит виновных в происшедшем, других заставит думать о чрезмерном либерализме командования фронта. В таких рассуждениях тоже был резон. Я полагал и теперь так же думаю, что руководство штаба 9-й армии передоверило контроль за действиями частей у Каховки командирам дивизий, опыт которых был недостаточен, представления о материально-технических возможностях вражеских войск - устаревшими. Они считали, что крупную реку Днепр противник не сможет форсировать быстро крупными силами. Но генерал П. И. Бодин, как бывший сотрудник Генштаба, о возможностях врага знал лучше. Все же я неохотно согласился с мнением большинства и в ту же ночь о принятом решении доложил маршалу С. М. Буденному.
Согласно просьбе Военного совета фронта Верховный Главнокомандующий утвердил это решение. Командармом 9-й стал генерал-майор Федор Михайлович Харитонов, которого я почти не знал, но слышал о нем хорошие отзывы А. И. Запорожца и начальника штаба А. И. Антонова. Довольно скоро я убедился, что Харитонов способный и решительный генерал, принимающий решения обдуманно и без промедлений. Он участник гражданской войны, член ВКП(б) с 1918 года, окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. В прошлом командовал стрелковым полком, занимал крупные штабные посты и последнее назначение получил, оставив должность заместителя начальника штаба фронта.
Между тем обстановка в районе Днепропетровска к концу первой декады сентября не изменилась. В двухнедельном сражении противник не смог прорвать нашу оборону с плацдарма. Но как на южном фланге, так и здесь назревали грозные события.
Уже 9 сентября весь день шел напряженный бой на участке нашего правого соседа, в 20 километрах северо-западнее Переволочной. Как установила разведка 28-й кавалерийской дивизии, из правобережного села Дериевка неприятель пытался форсировать Днепр у хутора Багули, но к исходу дня поставленной цели не достиг. Разведчики обнаружили большие скопления вражеских войск на левом берегу Днепра в полосе нашего правого соседа, у селения Григоро-Бригадировка. Причем наших войск ни в Соколках, ни в Озерах разведчики не обнаружили. Куда девались войска 38-й армии (нашего правого соседа), мы не знали. Связи со штабом Юго-Западного фронта у нас к этому времени не было. Командующему 6-й армией Р. Я. Малиновскому было приказано занять оборону одним полком 28-й кавалерийской дивизии по восточному берегу Ворсклы от Хандолеевки до Переволочной исключительно с целью прикрыть правый фланг 273-й стрелковой дивизии у Переволочной. Остальные части 28-й кавалерийской держать в резерве в селе Царичанка и вести разведку противника на западном берегу Ворсклы на участке от Темновки до Хандолеевки включительно.
На бериславском плацдарме
С утра 9 сентября 11-я полевая армия гитлеровцев, поддержанная танками и авиацией, атаковала с бериславского плацдарма наши оборонительные позиции. Командующий 9-й армией Ф. М. Харитонов доложил, что неприятель глубоко вклинился в оборону в направлениях на Дмитриевку и Новокаменку. Три дня 176-я и 296-я стрелковые дивизии мужественно отбивали атаки, но к исходу 11 сентября немцам при поддержке большого количества танков удалось потеснить наши войска.
- В течение ночи, - докладывал генерал Харитонов, - я уплотнил оборону на этих направлениях за счет перегруппировки, но привлеченных сил будет недостаточно. Прошу помощи.
Я приказал продержаться еще пару дней, пока подойдут свежие части. В наше распоряжение должны были прибыть 136-я и 4-я стрелковые дивизии с Закавказского фронта. Предполагалось одну из этих дивизий передать командарму 9.
10 и 11 сентября на правом фланге и на днепропетровском плацдарме противник активных боевых действий не предпринимал. В эти дни авиаразведка фронта обнаружила большое количество танковых и моторизованных колонн врага, двигавшихся по дорогам из Кривого Рога на Днепропетровск и далее в направлении Кременчуга, а также из Канцеровки, что 15 километров западнее Запорожья, через Днепропетровск на Кременчуг.
Разведкой 28-й кавалерийской дивизии было обнаружено большое скопление войск противника в полоса Юго-Западного фронта на восточном берегу Днепра.
11 сентября штаб Юго-Западного направления уведомил нас, что противник прорвал оборону 38-й армии южнее Кременчуга и захватил плацдарм на восточном берегу Днепра, на котором сосредоточил, предположительно, до пяти немецких пехотных дивизий, Днем 12 сентября штаб направления сообщил, что враг с кременчугско-дериевского плацдарма нанес сильный удар танковой группой Клейста севернее Кременчуга, прорвал оборону 38-й армии. Подвижные соединения противника устремились в северном направлении на тылы главной группировки войск Юго-Западного фронта. Против правого фланга нашего фронта немецкое командование выдвинуло заслон, состоящий из небольших подразделений, которые пытались форсировать реку Ворскла у Переволочной, но встретив сильный отпор частей 273-й стрелковой дивизии, перешли к обороне по правому ее берегу.
В 23 часа того же дня генерал Харитонов доложил, что враг прорвал оборону его армии против бериславского плацдарма. Под давлением противника части отходят в восточном направлении. В связи с обострившейся обстановкой на левом фланге фронта я подписал директиву командующим 18-й и 9-й армиями отводить войска на подготовленный рубеж - Днепровские плавни, что южнее Запорожья, озеро Молочное, где занять жесткую оборону и не допустить дальнейшего продвижения немецко-фашистских войск к Донбассу.
16 сентября войска левого крыла фронта отошли на указанный рубеж и закрепились. Попытки врага с ходу прорвать их оборону потерпели неудачу. Все его атаки были отбиты{20}.
19 сентября в 21 час меня вызвал для переговора по телеграфу Сталин. Он спросил, прибыли ли к нам комиссар Военно-воздушных сил Степанов и заместитель начальника Главного автобронетанкового управления Мишулин, разгрузились ли направленные фронту две стрелковые дивизии и танковые бригады, перебазировалась ли из Ростова в Бердянск авиация.
Я доложил, что товарищи Степанов и Мишулин прибыли. Начали прибывать части стрелковых дивизий. Танковых бригад пока нет.
- Скажите, у кого теперь Геническ и станция Новоалексеевка? Значит, немцы закупорили Крым? Нет ли у вас планов о занятии Геническа и станции Новоалексеевка, чтобы открыть связь с Крымской армией? Много ли в этом районе немецких войск? - продолжал запрашивать Верховный.
- Геническ и станция Новоалексеевка у противника, - ответил я. - План по их освобождению наметили. Сегодня ночью отправим шифровкой. Перед нами противник имеет одиннадцать пехотных дивизий, одну кавалерийскую и двести двести пятьдесят танков.
- Здорово вы считаете у противника, - заметил Сталин. - Если бы точно так считали свои силы, тогда б лучше пошли дела. Скажите, эрэсы прибыли к вам? Эрэсы с людьми, конечно.
- Эрэсы прибыли к нам с людьми. Добавлю (к сказанному), что часть дивизий противника нами сильно потрепана и не представляет из себя прежней силы.
- Мы здесь изучили вопрос о Черевиченко и пришли к выводу, что сняли его несправедливо. Не следует ли вернуть его к вам в армию?
- Сейчас возвращать Черевиченко в эту же армию не следует. Это мнение Военного совета. Лучше послать его в другую.
- Мне передал Буденный, что комфронта Рябышев отказался от своего мнения о снятии Черевиченко и что он также считает неправильным снятие Черевиченко. Верно ли это? Если это верно, отчего вы не исправите ошибку? Я со своей стороны готов исправить свою ошибку.
- Когда обсуждался вопрос о снятии с должности Черевиченко, я колебался, о чем говорил Буденному... Возражать против мнения большинства считал неудобным... Сейчас посоветовались с товарищем Запорожцем, он считает, что можно вернуть... Я согласен...
- ...Меня интересует только то, что удобно для государства, а не для отдельных лиц. Скажите мне по чистой совести, кто лучше может руководить операциями армии - Черевиченко или Харитонов? Я вовсе не хочу брать под защиту Черевиченко или кого-либо другого. Хочу... узнать от вас правду... кто из этих двух товарищей больше способен руководить армией?
Такой вопрос Верховного озадачил меня. Видно, в связи с отступлением войск 9-й армии от Днепра у него появилось сомнение в способности генерала Харитонова руководить армией. Я был в большом затруднении, но отвечать надо было немедленно.
- Сейчас трудно определить, кто из них лучше будет руководить, отвечал я. - ...Товарищ Харитонов смелый, энергичный, оперативно грамотный генерал. Но большого опыта управлять боевыми действиями войск в таком крупном масштабе не имеет... В первые дни операции немного неуверенно чувствовал себя, в последнее время выправляется. Товарищ Черевиченко, безусловно, грамотный командир, но допустил непозволительную ошибку, отдав противнику Каховку. Если бы он был более требовательным и настойчивым, контролировал свои приказы, то противник не был бы на левом берегу Днепра. Совершенно ясно, что Черевиченко должен учесть допущенные ошибки... в дальнейшем он может руководить армией.
- Товарищ Рябышев, это ваше мнение о генералах Харитонове и Черевиченко, ваше личное мнение?
- Да, это мое личное мнение.
- В таком случае Черевиченко не вернется к вам. Ставка даст ему другое назначение. Всего хорошего{21}.
По-видимому, Верховный остался не доволен моим ответом.
В разговоре по высокочастотному телефону этой же ночью он снова выяснял мою точку зрения по данному вопросу и дал понять, что, являясь командующим, я сам должен принимать решения, а не соглашаться с предложениями членов Военного совета в случаях, когда эти предложения не совпадают с собственным мнением. Если же у меня не хватает для этого, как он выразился, духу, значит, я еще не созрел быть командующим. Верховный закончил разговор раздраженным тоном.
Здесь уместно сказать, как работал Военный совет фронта. В это время он состоял из пяти человек: командующего (председателе) и четырех членов. Первый член Военного совета занимался оперативными вопросами и вместе с командующим подписывал оперативные документы. Он руководил политическим управлением фронта, контролировал работу военной прокуратуры и трибунала. На других членов Военного совета возлагалось руководство материально-техническим обеспечением войск, транспортом, медико-санитарной службой и другими службами тыла. Они тоже готовили и подписывали некоторые оперативные документы. Вместе с командующим каждый из них персонально отвечал за решение боевых задач и моральное состояние личного состава. Все четверо, а если требовалось - каждый в отдельности, обязаны были систематически информировать ЦК ВКП(б) и Главное политическое управление Красной Армии о положении дел, входящих в компетенцию Военного совета.
В работе этого органа постоянно принимали участие начальник штаба фронта, его заместители - начальники оперативного и разведывательного управлений, начальники: артиллерии, военно-воздушных сил, автобронетанковых, инженерных войск, тыла, которые докладывали по своим вопросам, вносили предложения по обсуждаемым проблемам.
Во время боев заседания Военного совета проводились каждые сутки ночью. Докладывали перед большой картой с нанесенной на нее обстановкой по очереди: начальник разведки, начальник оперативного управления, начальники родов войск, начальник тыла и завершающий доклад делал начальник штаба фронта. Затем я задавал докладчикам вопросы, выслушивал предложения и принимал решение по обстановке.
Надо заметить, что первый член Военного совета армейский комиссар 1 ранга Александр Иванович Запорожец отличался властным характером и, внося то или иное предложение, добивался его принятия весьма настойчиво. Высокими деловыми качествами обладали члены совета бригадные комиссары Леонид Романович Корниец, П. Г. Бородин, Семен Борисович Задионченко. Каких-то особо запоминающихся черточек их характеров в моей памяти не сохранилось.
Начальник штаба фронта генерал-майор Алексей Иннокентьевич Антонов был высокообразованным военным, интеллигентом в полном смысле этого слова, начальником штаба по призванию. Он обладал аналитическим умом, свои выводы и предложения всесторонне обдумывал и аргументировал. Возглавляемый им штаб работал напряженно и вместе с тем слаженно, четко. Начальники управлений и отделов всегда вовремя получали от него конкретные задания и держали под строгим контролем выполнение отданных приказов. В деловых отношениях с ними, их заместителями и другими командирами штаба Антонов держался ровно, говорил не повышая голоса, и чувствовалось, что под его началом они служат охотно. В свои 45 лет он оставался холостяком, но, приучив себя к порядку смолоду, всегда был побрит, опрятен в одежде и аккуратен в делах. В общении со мной Алексей Иннокентьевич был корректен, спокойно отстаивал свою точку зрения, держался свободно. Единственным недостатком у него считаю стремление избегать неприятных разговоров с лицами, стоящими выше его по служебному положению, а ведь в ходе войны без таких разговоров не обойтись. Если предлагал ему в разговоре с начальником штаба направления или работниками Генштаба высказать просьбу о выделении фронту дополнительных сил и средств (на что слишком часто следовал отказ), он отвечал: "Товарищ командующий, об этом лучше вам самому переговорить". Тем не менее, другого начальника штаба я себе не желал.
- Здравствуйте, товарищ Рябышев, - приветливо сказал Семен Михайлович. - Как себя чувствуете? Вероятно, устали?
- Никак нет, - ответил я. - Чувствую себя нормально.
- Ну вот и прекрасно, - улыбнулся в пышные усы Семен Михайлович. Пройдите в столовую, закусите как следует, а потом мы вас вызовем.
Такой прием до некоторой степени успокоил меня. Как положено по уставу, я четко повернулся кругом и вышел из кабинета. В столовой Военного совета был приготовлен вкусный ужин.
Плотно поужинав, я пошел отдохнуть в отведенной комнате. Через два часа меня пригласили в кабинет главнокомандующего. К этому времени там собрались все члены Военного совета. Семен Михайлович был приветлив.
- Вы знаете, зачем мы вас пригласили? - спросил он.
- Теряюсь в догадках, - ответил я с некоторым волнением.
- Так вот, - продолжал Семен Михайлович. - Военный совет Юго-Западного направления назначает вас командующим Южным фронтом. Со Ставкой Верховного Главнокомандования это согласовано.
Главнокомандующий информировал меня о состоянии войск и обстановке на фронте. Затем вручил одно предписание о вступлении в должность командующего Южным фронтом и второе предписание генералу И. В. Тюленеву о передаче мне войск фронта.
Из краткой информации С. М. Буденного я узнал, что в состав Южного фронта входили 6, 12, 18 и 9-я армии. Они занимали оборону по левому берегу Днепра от Переволочной до Херсона и устья Днепра.
6-я и 12-я армии были объединениями второго формирования, первую развернули на базе 48-го стрелкового корпуса, командующим назначили генерал-майора Р. Я. Малиновского. 12-я развернулась на базе 17-го стрелкового корпуса, командовал ею генерал-майор И. В. Галанин. 18-я армия генерал-лейтенанта А. К. Смирнова с первых дней войны участвовала в приграничном сражении, затем отступала под ударами превосходящих сил 11-й немецкой армии и венгерского корпуса. Соединения и части этой армии были значительно ослаблены. Они занимали оборону вдоль левого берега Днепра от Никополя до Каховки. 9-я армия с первых дней войны сдерживала натиск врага на реке Прут, 20 июля была отведена на линию Гайсин, река Днепр. В приграничном сражении она нанесла противнику тяжелые потери. Однако когда подвижные соединения 1-й танковой группы Клейста вышли к Кировограду и возникла угроза полного окружения войск 9-й армии, она начала отход на Николаев, Херсон, Берислав и заняла оборону по левому берегу Днепра - от Каховки до устья. Командовал армией генерал-полковник Яков Тимофеевич Черевиченко, мой сослуживец по 1-й Конной армии, затем по учебе в Военной академии имени М. В. Фрунзе.
В штабе фронта
Получив предписание, я немедленно отправился в село Покровское, где располагался штаб Южного фронта. Встретился с командующим генералом армия Иваном Владимировичем Тюленевым, который недавно под Днепропетровском был тяжело ранен в ногу, приняв участие в одной из атак пехоты. Он любезно принял меня и шутливо спросил:
- Ты, Митя, небось прибыл фронтом командовать?
- Да, Иван Владимирович, к сожалению, это так, - и вручил ему предписание.
Мы знали друг друга еще со времен гражданской войны. Оба командовали полками, затем бригадами в 1-й Конной армии. Позднее Иван Владимирович был назначен командиром дивизии, а я служил в его подчинении. В нем я всегда ценил глубокие знания военного дела, эрудицию, большой опыт. Еще в 1922 году он окончил Военную академию РККА. В годы мирного строительства занимал ответственные посты в Красной Армии. Уезжать на лечение ему не хотелось, настроение было неважным.
- Звонил Верховному по ВЧ, - рассказывал Иван Владимирович, - просил оставить здесь. А он отчитал меня за участие в атаке и полученное ранение. Втолковывал, что располагаю достаточным количеством людей, которым положено ходить в атаки в силу служебного долга, а мне вот это не положено. Помолчав, воскликнул: - Да мало ли чего не положено. Я ведь человек, а не параграф!
В моей памяти сразу возник образ Тюленева - лихого кавалерийского командира-рубаки в дни боев с конницей Деникина и Врангеля. Он лично водил в яростные атаки полк, затем бригаду, которыми командовал, уверенно действовал клинком и наганом, оставался всегда бодрым и энергичным после долгих уточ мительных переходов. Сейчас Тюленев был опечален, едва сдерживал раздражение и с костылями в руках мало напоминал того молодого отчаянного кавалериста.
Помнится, сразу после случая с Тюленевым был приказ Верховного, запрещающий командующим армиями и фронтами принимать личное участие в атаках.
Иван Владимирович был эвакуирован в Москву, на лечение.
Вступив в командование войсками фронта, я познакомился с членами Военного совета: армейским комиссаром 1 ранга Александром Ивановичем Запорожцем, бригадными комиссарами Леонидом Романовичем Корнийцом, Семеном Борисовичем Задионченко, П. Г. Бородиным, начальником штаба фронта генерал-майором Алексеем Иннокентьевичем Антоновым и попросил начальника штаба доложить обстановку.
- На участке от Переволочной до Днепропетровска, - докладывал генерал Антонов, - кавалерийские и стрелковые соединения занимают оборону на широком фронте. Со стороны противника активных действий и попыток к переправе через Днепр не предпринимается. Как с нашей, так и со стороны противника ведется артиллерийская перестрелка. Нашей разведкой на этом участке не установлено крупных соединений и группировок немецко-фашистских войск.
В районе Днепропетровска соединения 17-й армии и 1-й танковой группы Клейста захватили плацдарм на левом берегу Днепра, пытаются его расширить. Здесь идут ожесточенные бои. Войскам 6-й армии под командованием Р. Я. Малиновского поставлена задача: ликвидировать этот плацдарм и отбросить немецко-фашистские войска на правый берег Днепра. На юг от Днепропетровска до Запорожья, на участке 12-й армии, противник не проявляет активности. В районе Запорожья советские войска удерживают плацдарм на правом берегу Днепра.
Против наших частей на этом плацдарме ведут ожесточенные, но безуспешные атаки соединения 3-й румынской армии. Дальше на юг, до Херсона и устья, занимают оборону соединения 18-й и 9-й армий. Они приводят себя в порядок после длительных оборонительных боев и совершенствуют свою оборону. Против этих армий действуют соединения 11-й немецкой армии.
Поблагодарив начальника штаба за доклад, я решил познакомиться со своими помощниками - командующими родами войск и со всеми, с кем непосредственно в дальнейшем придется работать, но не успел еще освоиться с обстановкой, как противник навязал нам тяжелый бой. 29 августа войска 11-й немецкой армии после сильной артиллерийской подготовки и бомбовых ударов авиации начали атаку нашей обороны на участке 9-й армии. Ее соединения мужественно и храбро защищали свои позиции, но все же фашистским дивизиям удалось форсировать Днепр и захватить плацдарм у Берислава.
На правом крыле фронта 1-я танковая группа генерала Клейста активными действиями пыталась расширить свой плацдарм на восточном берегу Днепра в районе Днепропетровска. Частями 6-й армии эти атаки были отбиты.
Оценив обстановку, сложившуюся на 30 августа, я пришел к выводу, что наиболее угрожающее положение сложилось на участке обороны 6-й армии в районе Днепропетровска, на плацдарме возле которого враг сосредоточил крупные силы и, вероятно, попытается развить успех. Мы приняли решение усилить этот участок огневыми средствами, в частности тяжелой артиллерией. Не менее опасная обстановка складывалась и на левом крыле фронта, на участке обороны 9-й армии. Ее командующему генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко было приказано перегруппировать войска, создать необходимые резервы за счет ослабления других участков и ликвидировать плацдарм у Берислава.
Учитывая, что в данное время на участках 9-й и 18-й армий для создания прочной обороны сил далеко не достаточно, мы решили заблаговременно фронтовыми средствами и с помощью населения начать строительство оборонительных укреплений от Днепровских плавней, что южнее Запорожья, до озера Молочное, чтобы в случае неудачи войска этих армий могли организованно отойти на заранее подготовленный рубеж и задержать дальнейшее продвижение противника к Донбассу.
В первых числах сентября Верховный Главнокомандующий потребовал провести перегруппировку войск 6-й армии и во что бы то ни стало ликвидировать днепропетровский плацдарм врага{19}. Я выехал в штаб 6-й армии, чтобы на месте с генералом Р. Я. Малиновским и его штабом разработать план такой операции. При составлении этого плана нам удалось за счет перегруппировки создать на участке прорыва почти тройное превосходство в живой силе и артиллерии.
В первом эшелоне должны были наступать четыре стрелковые дивизии (175, 261, 226, 255-я), артиллерийское училище и 26-я кавалерийская дивизия, во втором эшелоне - 169-я, 15-я стрелковые дивизии и 2-й кавалерийский корпус П. А. Белова. Правда, произведенной перегруппировкой был ослаблен правый фланг Южного фронта. На 80-километровом участке от Переволочной до Обуховских хуторов по береговой линии Днепра оборонялась одна 273-я стрелковая дивизия. В резерве, на стыке с Юго-Западным фронтом, находилась 28-я кавалерийская дивизия.
Мы сознательно растянули оборону 273-й стрелковой дивизии, так как на этом участке не было крупных группировок вражеских войск на правом берегу Днепра, и предполагали после ликвидации плацдарма врага у Днепропетровска уплотнить здесь оборону.
Однако случилось так, что спланированная операция по ликвидации днепропетровского плацдарма не была осуществлена. Наступление Ставка отменила.
Дело в том, что к этому времени обстановка на левом фланге Юго-Западного фронта чрезвычайно обострилась. Немецко-фашистское командование сосредоточило крупные силы на этом участке. 31 августа тремя дивизиями противник форсировал Днепр юго-восточнее Кременчуга, создал на восточном берегу плацдарм и продолжал там накапливать силы.
В связи с обострением обстановки на Юго-Западном фронте главнокомандующий Юго-Западным направлением Маршал Советского Союза С. М. Буденный вывел из состава Южного фронта 2-й кавалерийский корпус генерала П. А. Белова, одну стрелковую дивизию и часть артиллерийских полков. Эти соединения и части предназначались в спланированной нами операции для разгрома вражеских сил на днепропетровском плацдарме.
События на левом крыле фронта тоже развивались не так, как бы нам хотелось. Командование 9-й армии проявило медлительность в выполнении приказа по разгрому фашистских частей у Берислава, а это позволило противнику расширить плацдарм, быстро накопить там силы, а затем перейти к широким активным действиям.
На заседании Военного совета фронта в начале сентября при обсуждении обстановки на участке 9-й армии первый член Военного совета армейский комиссар 1 ранга А. И. Запорожец внес предложение снять с должностей командарма генерала Я. Т. Черевиченко, члена Военного совета С. Т. Колобякова, начальника штаба армии генерала П. И. Бодина, начальника оперативного отдела полковника Л. В. Ветошникова за промедление в выполнении приказа фронта о ликвидации вражеского плацдарма у Каховки, что привело к резкому ухудшению положения в этом районе и грозило еще более тяжелыми последствиями. Члены Военного совета Л. Р. Корниец, П. Г, Бородин поддержали его предложение, упомянув, что проволочки в выполнении приказов и слабый контроль за их осуществлением наблюдались в этой армии и ранее. Они подчеркнули, что предлагаемая мера наказания послужит уроком не только для них.
Как человек, недавно прибывший сюда и за одну неделю не успевший толком познакомиться с людьми, их прошлыми делами, я не мог столь категорично судить о деловых качествах командования 9-й армии и предлагал ограничиться взысканием, поскольку замену командования в ходе боев считал мерой неоправданной, вредной для дела, допустимой в исключительных случаях. Запорожец возразил в категорической форме, заявив, что взыскание ничему не научит виновных в происшедшем, других заставит думать о чрезмерном либерализме командования фронта. В таких рассуждениях тоже был резон. Я полагал и теперь так же думаю, что руководство штаба 9-й армии передоверило контроль за действиями частей у Каховки командирам дивизий, опыт которых был недостаточен, представления о материально-технических возможностях вражеских войск - устаревшими. Они считали, что крупную реку Днепр противник не сможет форсировать быстро крупными силами. Но генерал П. И. Бодин, как бывший сотрудник Генштаба, о возможностях врага знал лучше. Все же я неохотно согласился с мнением большинства и в ту же ночь о принятом решении доложил маршалу С. М. Буденному.
Согласно просьбе Военного совета фронта Верховный Главнокомандующий утвердил это решение. Командармом 9-й стал генерал-майор Федор Михайлович Харитонов, которого я почти не знал, но слышал о нем хорошие отзывы А. И. Запорожца и начальника штаба А. И. Антонова. Довольно скоро я убедился, что Харитонов способный и решительный генерал, принимающий решения обдуманно и без промедлений. Он участник гражданской войны, член ВКП(б) с 1918 года, окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. В прошлом командовал стрелковым полком, занимал крупные штабные посты и последнее назначение получил, оставив должность заместителя начальника штаба фронта.
Между тем обстановка в районе Днепропетровска к концу первой декады сентября не изменилась. В двухнедельном сражении противник не смог прорвать нашу оборону с плацдарма. Но как на южном фланге, так и здесь назревали грозные события.
Уже 9 сентября весь день шел напряженный бой на участке нашего правого соседа, в 20 километрах северо-западнее Переволочной. Как установила разведка 28-й кавалерийской дивизии, из правобережного села Дериевка неприятель пытался форсировать Днепр у хутора Багули, но к исходу дня поставленной цели не достиг. Разведчики обнаружили большие скопления вражеских войск на левом берегу Днепра в полосе нашего правого соседа, у селения Григоро-Бригадировка. Причем наших войск ни в Соколках, ни в Озерах разведчики не обнаружили. Куда девались войска 38-й армии (нашего правого соседа), мы не знали. Связи со штабом Юго-Западного фронта у нас к этому времени не было. Командующему 6-й армией Р. Я. Малиновскому было приказано занять оборону одним полком 28-й кавалерийской дивизии по восточному берегу Ворсклы от Хандолеевки до Переволочной исключительно с целью прикрыть правый фланг 273-й стрелковой дивизии у Переволочной. Остальные части 28-й кавалерийской держать в резерве в селе Царичанка и вести разведку противника на западном берегу Ворсклы на участке от Темновки до Хандолеевки включительно.
На бериславском плацдарме
С утра 9 сентября 11-я полевая армия гитлеровцев, поддержанная танками и авиацией, атаковала с бериславского плацдарма наши оборонительные позиции. Командующий 9-й армией Ф. М. Харитонов доложил, что неприятель глубоко вклинился в оборону в направлениях на Дмитриевку и Новокаменку. Три дня 176-я и 296-я стрелковые дивизии мужественно отбивали атаки, но к исходу 11 сентября немцам при поддержке большого количества танков удалось потеснить наши войска.
- В течение ночи, - докладывал генерал Харитонов, - я уплотнил оборону на этих направлениях за счет перегруппировки, но привлеченных сил будет недостаточно. Прошу помощи.
Я приказал продержаться еще пару дней, пока подойдут свежие части. В наше распоряжение должны были прибыть 136-я и 4-я стрелковые дивизии с Закавказского фронта. Предполагалось одну из этих дивизий передать командарму 9.
10 и 11 сентября на правом фланге и на днепропетровском плацдарме противник активных боевых действий не предпринимал. В эти дни авиаразведка фронта обнаружила большое количество танковых и моторизованных колонн врага, двигавшихся по дорогам из Кривого Рога на Днепропетровск и далее в направлении Кременчуга, а также из Канцеровки, что 15 километров западнее Запорожья, через Днепропетровск на Кременчуг.
Разведкой 28-й кавалерийской дивизии было обнаружено большое скопление войск противника в полоса Юго-Западного фронта на восточном берегу Днепра.
11 сентября штаб Юго-Западного направления уведомил нас, что противник прорвал оборону 38-й армии южнее Кременчуга и захватил плацдарм на восточном берегу Днепра, на котором сосредоточил, предположительно, до пяти немецких пехотных дивизий, Днем 12 сентября штаб направления сообщил, что враг с кременчугско-дериевского плацдарма нанес сильный удар танковой группой Клейста севернее Кременчуга, прорвал оборону 38-й армии. Подвижные соединения противника устремились в северном направлении на тылы главной группировки войск Юго-Западного фронта. Против правого фланга нашего фронта немецкое командование выдвинуло заслон, состоящий из небольших подразделений, которые пытались форсировать реку Ворскла у Переволочной, но встретив сильный отпор частей 273-й стрелковой дивизии, перешли к обороне по правому ее берегу.
В 23 часа того же дня генерал Харитонов доложил, что враг прорвал оборону его армии против бериславского плацдарма. Под давлением противника части отходят в восточном направлении. В связи с обострившейся обстановкой на левом фланге фронта я подписал директиву командующим 18-й и 9-й армиями отводить войска на подготовленный рубеж - Днепровские плавни, что южнее Запорожья, озеро Молочное, где занять жесткую оборону и не допустить дальнейшего продвижения немецко-фашистских войск к Донбассу.
16 сентября войска левого крыла фронта отошли на указанный рубеж и закрепились. Попытки врага с ходу прорвать их оборону потерпели неудачу. Все его атаки были отбиты{20}.
19 сентября в 21 час меня вызвал для переговора по телеграфу Сталин. Он спросил, прибыли ли к нам комиссар Военно-воздушных сил Степанов и заместитель начальника Главного автобронетанкового управления Мишулин, разгрузились ли направленные фронту две стрелковые дивизии и танковые бригады, перебазировалась ли из Ростова в Бердянск авиация.
Я доложил, что товарищи Степанов и Мишулин прибыли. Начали прибывать части стрелковых дивизий. Танковых бригад пока нет.
- Скажите, у кого теперь Геническ и станция Новоалексеевка? Значит, немцы закупорили Крым? Нет ли у вас планов о занятии Геническа и станции Новоалексеевка, чтобы открыть связь с Крымской армией? Много ли в этом районе немецких войск? - продолжал запрашивать Верховный.
- Геническ и станция Новоалексеевка у противника, - ответил я. - План по их освобождению наметили. Сегодня ночью отправим шифровкой. Перед нами противник имеет одиннадцать пехотных дивизий, одну кавалерийскую и двести двести пятьдесят танков.
- Здорово вы считаете у противника, - заметил Сталин. - Если бы точно так считали свои силы, тогда б лучше пошли дела. Скажите, эрэсы прибыли к вам? Эрэсы с людьми, конечно.
- Эрэсы прибыли к нам с людьми. Добавлю (к сказанному), что часть дивизий противника нами сильно потрепана и не представляет из себя прежней силы.
- Мы здесь изучили вопрос о Черевиченко и пришли к выводу, что сняли его несправедливо. Не следует ли вернуть его к вам в армию?
- Сейчас возвращать Черевиченко в эту же армию не следует. Это мнение Военного совета. Лучше послать его в другую.
- Мне передал Буденный, что комфронта Рябышев отказался от своего мнения о снятии Черевиченко и что он также считает неправильным снятие Черевиченко. Верно ли это? Если это верно, отчего вы не исправите ошибку? Я со своей стороны готов исправить свою ошибку.
- Когда обсуждался вопрос о снятии с должности Черевиченко, я колебался, о чем говорил Буденному... Возражать против мнения большинства считал неудобным... Сейчас посоветовались с товарищем Запорожцем, он считает, что можно вернуть... Я согласен...
- ...Меня интересует только то, что удобно для государства, а не для отдельных лиц. Скажите мне по чистой совести, кто лучше может руководить операциями армии - Черевиченко или Харитонов? Я вовсе не хочу брать под защиту Черевиченко или кого-либо другого. Хочу... узнать от вас правду... кто из этих двух товарищей больше способен руководить армией?
Такой вопрос Верховного озадачил меня. Видно, в связи с отступлением войск 9-й армии от Днепра у него появилось сомнение в способности генерала Харитонова руководить армией. Я был в большом затруднении, но отвечать надо было немедленно.
- Сейчас трудно определить, кто из них лучше будет руководить, отвечал я. - ...Товарищ Харитонов смелый, энергичный, оперативно грамотный генерал. Но большого опыта управлять боевыми действиями войск в таком крупном масштабе не имеет... В первые дни операции немного неуверенно чувствовал себя, в последнее время выправляется. Товарищ Черевиченко, безусловно, грамотный командир, но допустил непозволительную ошибку, отдав противнику Каховку. Если бы он был более требовательным и настойчивым, контролировал свои приказы, то противник не был бы на левом берегу Днепра. Совершенно ясно, что Черевиченко должен учесть допущенные ошибки... в дальнейшем он может руководить армией.
- Товарищ Рябышев, это ваше мнение о генералах Харитонове и Черевиченко, ваше личное мнение?
- Да, это мое личное мнение.
- В таком случае Черевиченко не вернется к вам. Ставка даст ему другое назначение. Всего хорошего{21}.
По-видимому, Верховный остался не доволен моим ответом.
В разговоре по высокочастотному телефону этой же ночью он снова выяснял мою точку зрения по данному вопросу и дал понять, что, являясь командующим, я сам должен принимать решения, а не соглашаться с предложениями членов Военного совета в случаях, когда эти предложения не совпадают с собственным мнением. Если же у меня не хватает для этого, как он выразился, духу, значит, я еще не созрел быть командующим. Верховный закончил разговор раздраженным тоном.
Здесь уместно сказать, как работал Военный совет фронта. В это время он состоял из пяти человек: командующего (председателе) и четырех членов. Первый член Военного совета занимался оперативными вопросами и вместе с командующим подписывал оперативные документы. Он руководил политическим управлением фронта, контролировал работу военной прокуратуры и трибунала. На других членов Военного совета возлагалось руководство материально-техническим обеспечением войск, транспортом, медико-санитарной службой и другими службами тыла. Они тоже готовили и подписывали некоторые оперативные документы. Вместе с командующим каждый из них персонально отвечал за решение боевых задач и моральное состояние личного состава. Все четверо, а если требовалось - каждый в отдельности, обязаны были систематически информировать ЦК ВКП(б) и Главное политическое управление Красной Армии о положении дел, входящих в компетенцию Военного совета.
В работе этого органа постоянно принимали участие начальник штаба фронта, его заместители - начальники оперативного и разведывательного управлений, начальники: артиллерии, военно-воздушных сил, автобронетанковых, инженерных войск, тыла, которые докладывали по своим вопросам, вносили предложения по обсуждаемым проблемам.
Во время боев заседания Военного совета проводились каждые сутки ночью. Докладывали перед большой картой с нанесенной на нее обстановкой по очереди: начальник разведки, начальник оперативного управления, начальники родов войск, начальник тыла и завершающий доклад делал начальник штаба фронта. Затем я задавал докладчикам вопросы, выслушивал предложения и принимал решение по обстановке.
Надо заметить, что первый член Военного совета армейский комиссар 1 ранга Александр Иванович Запорожец отличался властным характером и, внося то или иное предложение, добивался его принятия весьма настойчиво. Высокими деловыми качествами обладали члены совета бригадные комиссары Леонид Романович Корниец, П. Г. Бородин, Семен Борисович Задионченко. Каких-то особо запоминающихся черточек их характеров в моей памяти не сохранилось.
Начальник штаба фронта генерал-майор Алексей Иннокентьевич Антонов был высокообразованным военным, интеллигентом в полном смысле этого слова, начальником штаба по призванию. Он обладал аналитическим умом, свои выводы и предложения всесторонне обдумывал и аргументировал. Возглавляемый им штаб работал напряженно и вместе с тем слаженно, четко. Начальники управлений и отделов всегда вовремя получали от него конкретные задания и держали под строгим контролем выполнение отданных приказов. В деловых отношениях с ними, их заместителями и другими командирами штаба Антонов держался ровно, говорил не повышая голоса, и чувствовалось, что под его началом они служат охотно. В свои 45 лет он оставался холостяком, но, приучив себя к порядку смолоду, всегда был побрит, опрятен в одежде и аккуратен в делах. В общении со мной Алексей Иннокентьевич был корректен, спокойно отстаивал свою точку зрения, держался свободно. Единственным недостатком у него считаю стремление избегать неприятных разговоров с лицами, стоящими выше его по служебному положению, а ведь в ходе войны без таких разговоров не обойтись. Если предлагал ему в разговоре с начальником штаба направления или работниками Генштаба высказать просьбу о выделении фронту дополнительных сил и средств (на что слишком часто следовал отказ), он отвечал: "Товарищ командующий, об этом лучше вам самому переговорить". Тем не менее, другого начальника штаба я себе не желал.