Рясной Илья. Ночь длинных ножей

   Основываясь на вышеизлагаемых пунктах обвинения, Верховный Шариатский Суд постановляет:
   1. Кадыров Ахмад и вышеперечисленные лица, сотрудничающие с оккупационными властями, — вероотступники. Все они призываются к покаянию, в противном случае приводится в исполнение смертная казнь.
   2. Те, кто задействованы в пророссийских СМИ, будут уничтожены в случае отказа от покаяния — и мужчины, и женщины.
   3. Сотрудники правоохранительных структур, содействующие оккупационным войскам России, обязаны в кратчайшие сроки оставить свою антиисламскую деятельность. В противном случае они могут быть уничтожены. Те, кто сотрудничает с оккупационными властями для получения пропитания и для обеспечения собственной безопасности, должны покинуть места своей работы. Иначе они могут быть уничтожены, так как они смешались с неверными и вероотступниками.
   4. На ком будет доказано шпионство в пользу неверных, убиваются после решения судьи района — это решение считается требованием к раскаянию ко всем перечисленным группам вероотступников и вероотступниц. Для них предоставляется срок в две недели со дня выхода постановления.
   На амиров и судей районов возлагается приведение в исполнение решений Шариатского Суда в соответствии со словами Всевышнего и его посланника.
   Предписывается для мужей или жен вероотступников отстраниться от своих супруг или супругов. А также родственникам вероотступников и вероотступниц, чтобы не купать их, не совершать заупокойную молитву и не хоронить на кладбище мусульман.
   Каждый мусульманин обязан помогать моджахедам в поиске и опознании вероотступников, вероотступниц и разведчиков. А также необходимо отдаляться от них, чтобы не коснулось вас наказание во время исполнения приговора.
   Постановление Верховного Шариатского Суда и Общего командования ВВМШМ".
 
   — Подпольный обком действует, — усмехнулся начальник штаба.
   — Посмотри, у них есть типография. Они печатают листовки и газеты. Еще остаются ресурсы, — сказал Алейников.
   — На юге. В горах. Там неперепаханное поле. Заповедник… Вся беда в нашей мягкотелости. Ну, поймаешь ты мальчонку с этими листовками. И что ты ему сделаешь? Если бы как в войну — к стеночке… К стеночке, — мечтательно произнес начштаба. — Сразу бы желающих вести пропаганду поубавилось…
   — Ваххабиты… Они своих мусульман еще больше, чем нас, достали…
   — Они весь мир скоро достанут…
   — Я изучал историю вопроса, — сказал Алейников. — Ваххабизм появился как религия войны. Когда арабы пытались освободиться от турецкого владычества. И добрый мусульманин — для них точно такой же враг. У них все враги. Ведь не европейцы, а ваххабиты в 1801 году напали на центр шиитского паломничества Кербалу, где находится гробница Имамхусейна, внука пророка Мухаммеда, разрушили все сооружения над гробницей, перебили пять тысяч мусульман, вернулись в Неджд с добычей, нагруженной на двухстах верблюдах. А в 1803 году они завладели Меккой, там оттянулись в полный рост, разбили «черный камень» Каабы, самую главную мусульманскую святыню, разрушили золотые купола над местами, где, по преданиям, родился пророк Мухаммед. А в Медине разорили гробницу, воздвигнутую над могилой Мухаммеда. И, разрушая места культа мусульманских святых, с упорством твердили: «Аллах посылает милость тем, кто их разрушает, и ничего тем, кто их строит».
   — Ублюдки, — вздохнул горько начштаба.
   — И с тех времен не изменилось ничего. Сегодня ваххабизм — все та же религия войны… Интересно, что этих фанатиков издавна используют европейцы. Почин принадлежит англичанам, которые их руками боролись против турок, подпитывая ваххабитов оружием и деньгами. А сегодня спрос на террор и отморозков в мире огромен. Ваххабитов, и вообще исламский фундаментализм в любой форме и упаковке, очень активно используют американцы и мировая элита. Смотри, в Афгане именно американцы вместе с Пакистаном воспитали талибов. В Чечне руками Саудовской Аравии та же Америка, хоть и открещивается от этого, поддерживает ваххабитов, пытаясь поставить на колени регион и выбить нас отсюда.
   — Америкосы — тоже ублюдки, — почесал затылок начштаба.
   — Они еще и идиоты. Удержать такую силу в руках невозможно. Бешеные псы кусают и хозяев. Штатовцы ведь считали, что «Талибан» им по гроб жизни обязан. И в благодарность получили Усаму бен Ладена, который объявил Америке газават и с завидной методичностью закладывает взрывные устройства у американских посольств и баз. Говорят, небоскребы хорошо падают.
   — Интересно посмотреть бы, — хмыкнул начштаба.
   — Ладно, — Алейников махнул рукой. — Теория суха. Надо делами заниматься. Работы по горло.
   — У меня тоже. Надо отчет отправить в Гудермес. Сто двадцать пунктов, черт возьми! Совсем с этими бумагами ополоумели. Эх, погубят бумаги Россию.
   — Не погубят, — отмахнулся Алейников.
   День действительно ожидался суматошный. Больше часа длилось совещание у прокурора, где проработали тактику действий по громким делам. Зависло наглухо несколько убийств русских жителей, вроде были подозреваемые, которые могли быть причастны к этому, но все они подались в бега и сдаваться живыми намерений не испытывали.
   Потом состоялся куда более серьезный разговор — с начальником отдела ФСБ. И касался он главного — как не бежать за поездом, а опережать события. Главный рецепт от всех бед на сегодня — резко активизировать агентурно-оперативную деятельность. Оба сошлись на том, что нужно работать бок о бок, а не тратить всю жизненную силу, как это делается в Ханкале и Гудермесе, на межведомственную борьбу и выяснение вечного вопроса — кто главнее, мент или чекист. И наметки в таком сотрудничестве были. Имелась одна идея, обещавшая далеко идущие последствия.
   — Смотри, если получится — ордена привинчивать будем, — сказал начальник отдела ФСБ.
   — А, у меня и так уже три штуки, — отмахнулся Алейников.
   Фээсбэшник — полковник, грузный, немного одутловатый, но с блеском азартного профессионального интереса в глазах, посмотрел на него несколько удивленно.
   — Когда успел?
   — СОБР, пять лет. Все горячие точки мои… Два раза Грозный брал.
   Когда беготня закончилась, часы показывали полтретьего. С обедом Алейников пролетел. И вспомнил о приглашении Шимаева, которое за всеми заботами вылетело из головы. Хозяин кафе о чем-то хотел переговорить — это было понятно…
   Завидев на пороге своего заведения Алейникова, Шимаев развел руками, благостно улыбаясь:
   — Уже заждались тебя, дорогой.
   В кафе было несколько хорошо изолированных кабинок, где можно было переговорить с глазу на глаз. В одну из них хозяин кафе пригласил гостя, отдал распоряжение официантке:
   — Давай все туда… Выпить как?
   — Никак.
   — Понял. Тогда пива.
   — Бутылочку можно…
   Алейников с удовольствием уселся на широкий мягкий скрипучий стул из добротного дерева, оставшийся, видимо, еще с тех пор, когда в станице размеренно текла полноценная жизнь. Хозяин кафе исчез. Алейников в одиночестве просидел минут десять, пока официантка сервировала стол. Она принесла блюдо с мясом, закуски, две запотевших бутылки пива и маленький графин с водкой.
   Шимаев наконец появился и уселся напротив.
   — Не против, если тоже поем? — спросил он. — Работы много. Самому повару некогда поесть.
   — Это случается, — Алейников наложил мяса с картошкой. — И что ты хотел мне сказать?
   — Я хотел? — удивился Шимаев.
   — Ты хотел.
   — Да, хотел, — кивнул он, наливая себе в стаканчик немножко водки, а Алейникову пиво.
   — Не стесняйся…
   — Не знаю, как начать. Это, в общем-то, совершенно не мое дело. Просто люди меня просят. Я откликаюсь. Я всегда всем помогаю, особенно когда дело благое. Вот такой я человек.
   — Дальше.
   — Родственник… Я дел с ними не имею. Он просто тоже хороший человек. И всем помогает. Он говорит, что…
   — Слушай, не томи. Без тебя проблем полно.
   — Он сказал, что знает людей, которые хотят отдать американца.
   — Чего? Это кого?
   — Врача.
   — Майкл Грэй?
   — Грэй?… Кажется, да… Который недавно пропал.
   — Кто отдаст?
   — Люди.
   — За деньги?
   — Не знаю… Человек сам с вами встречаться боится… Я его приведу… Поговоришь… Только прошу, зла ему Не делай. Он от доброты помогает. Он сам не бандит. Ничего не знает. И его не особо ценят. За него ничего не получите, клянусь Аллахом.
   — Тебе зачем это?
   — Я ничего не имею. Кроме уважения.
   — Со всех сторон?
   — Точно. А уважение в наших краях дорогого стоит.
 

Глава 22
ДО ХУДШИХ ВРЕМЕН

 
   Таких схронов между первой и второй чеченской войной понаделали немало. Бетонный бункер где-то в степи, который по только ему понятным приметам может найти тот, кто запрятал сюда все это оружие.
   Прятали до худших времен. Лидеры Чечни и бандформирований понимали, что их вольница долго продолжаться не может. Чечня, как поезд, взявший разгон, не могла притормозить сразу. А кроме того, машинист все выжимал и выжимал из этого локомотива все возможное. Басаев объявил себя имамом, а имам по всем правилам обязан постоянно расширять ареал самой правильной религии. Было понятно, что дальше путь лежит в Дагестан и другие республики. И очень реален был вариант, что русские опомнятся и устроят войну номер два. Это тоже устраивало многих, поскольку священные войны против оккупантов хорошо оплачиваются арабскими странами. На все случаи жизни в республике понаделали схронов.
   Джамбулатов обладал отличной зрительной памятью и помнил, где находится склад. Возводили это сооружение несколько русских рабочих — одних потом просто забили насмерть, а другие все равно ничего бы и никогда не вспомнили, поскольку за годы рабства вообще перестали обращать внимание на что-либо.
   Джамбулатов нагнулся, разгреб саперной лопаткой верхний слой земли. И с размаху вонзил острие в почву. Послышался стук. Под землей оказалось нечто твердое. Это был бетон крышки, прикрывавшей склад.
   Продолжая разгребать землю, Джамбулатов откопал рукоятку домкрата и с его помощью приподнял тяжелую плиту. Сделано все было качественно. Под крышкой скрывалось помещение два на три метра и где-то с полутора метра глубиной.
   Внутри, укрытые целлофаном, ждали своего часа два ящика с автоматами, несколько цинков с патронами, одиннадцать пистолетов «ТТ», почему-то уложенных в чемодан, пять наганов и четыре черных коробочки носимых радиостанций «Моторола».
   — Как обещал, — сказал Джамбулатов, когда двое бойцов вытаскивали ящики на свет божий.
   Синякин взял «Моторолу». Повернул веньер, но рация не откликнулась.
   — Аккумуляторы сели, — сказал Джамбулатов. — Сколько они здесь лежат.
   — Вижу, что сели, — недовольно буркнул Синякин. — Как новая. Работает?
   — Должна.
   — Не обманул…
   — Спасибо скажешь? — насмешливо произнес Джамбулатов.
   — Скажу… Если захочу…
   Синякин вытащил из ящика промасленный автомат Калашникова, удовлетворенно крякнул:
   — Отлично… Патронов маловато.
   — Я не виноват…
   — Маловато… Где «Мухи», а?
   — Нет.
   — «Мухи» нужны. «РПГ-7» нужны… Колонны бить. Русских давить, как насекомых вредных, — глаза Синякина разгорались. — Ты обещал еще склад.
   — Это надо вспоминать. Не так просто. Вон, степь, — Джамбулатов обвел руками.
   — Хитришь.
   Джамбулатов пожал плечами.
   — Грузите все, — крикнул Синякин своим людям.
   В старенький «КамАЗ» погрузили ящики с оружием.
   Теперь оставалось добраться до дома и укрыть это все в безопасное место.
   Блокпосты на этих извилистых проселочных дорогах не устанавливают, напороться на засаду маловероятно. Так что Синякин чувствовал себя вольготно.
   — Не бойся, — Синякин сам вел «Ниву», Джамбулатов сидел рядом, — русские только в городах еще что-то могут. Я же хозяйничаю здесь. Это моя степь, — он показал рукой, и Джамбулатов заметил, что веко у ваххабита дергается и тогда становится заметным тонкий, протянувшийся через щеку шрам.
   Добирались часа два, один раз «КамАЗ» забуксовал. Они долго петляли, так что Джамбулатов уже с трудом понимал, куда они едут. В этих местах он не бывал никогда, хотя считал, что неплохо знает Чечню.
   Наконец показалась дощатая вышка с навесом, и это означало, что через несколько секунд за холмом возникнет кошара, из которой выехали рано утром.
   — Дома, — произнес Синякин, и в его голосе читалось плохо скрываемое облегчение. Похоже, что степь была вовсе не в его безраздельном владении.
   Добычу выгрузили перед домом. Ящики открыли. Автоматы и цинки разложили на двух брезентовых полотнах, там же устроились рации.
   — Молодец, Руслан. Удружил, — хохотнул Синякин, вытащил из «Нивы» бутылку джина, отвернул крышку и отхлебнул прямо из горлышка. Протянул бутылку Джамбулатову:
   — Пей.
   Тот глотнул и вернул бутылку. Синякин вновь жадно приник к горлышку. Оторвал от себя с сожалением бутылку — она была опустошена наполовину. Размахнувшись, бросил ее на землю, она не разбилась, из нее на землю потекла крепкая жидкость. Девчонка лет тринадцати подобрала ее и бесшумно исчезла.
   — Аллах зря запретил спиртное, — покачал головой Синякин. — Тут мы с ним не сошлись. — Он хихикнул, и его веко опять задергалось.
   Джамбулатов усмехнулся.
   — Ты теперь мои брат, — Синякин положил руку на плечо бывшего милиционера, тот едва удержался, чтобы не сбросить ее. — Покажу тебе то, чего ты никогда не видел. Мой зоопарк.
   Он уселся на лавку и крикнул:
   — Хожбауди, тащи ученую обезьяну!
   «Ученая обезьяна» появилась в сопровождении рябого. Джамбулатов удивленно посмотрел на высокого, с униженным, но еще не потухшим окончательно, как у пленников, отсидевших много лет, взором.
   — Ну, янки, скажи что-нибудь, — хлопнул в ладоши Синякин.
   — Что сказать? — с диким акцентом произнес по-русски пленник.
   — Француз? — спросил Джамбулатов.
   — Бери выше. Американец.
   Синякин открыл еще одну бутылку с джином. Плеснул в кружку и протянул пленному:
   — На.
   Тот припал к кружке губами.
   — Пьет. Дрессированный… Ты знаешь, Руслан, янки грызут русских и считают, что мы тут для них — послушные дворняги, которые рады тяпнуть медведя за лапу… А мы не дворняги… Это они дворняги… Смотри, он в Америке важный человек. У него наверняка денег немерено. Таким много платят. А здесь он кто? Так, существо, которое живо, потому что я пока этого хочу.
   — Продавать будешь? — спросил Джамбулатов.
   — Посмотрю. Может, выдрессирую, и он, как обезьяна на цепи, плясать будет.
   Майкл напряженно вслушивался в разговор и бледнел все больше. Он не понимал всего, но знал, что говорят о нем и что-то донельзя унизительное…
   — В вонючую дыру, — махнул рукой Синякин.
   И охранники повели, впрочем, не грубо, американца.
   — Ведите второго… — Синякин расплылся в довольной улыбке, рассчитывая, что сюрприз поразит гостя.
   И не ошибся!
   Хромой, щурившийся, поправляющий очки-хамелеон на носу, походил на благообразного муллу в плену у гяуров.
   Джамбулатов подался вперед, сжав кулаки, но Синякин положил ему руку на плечо и прикрикнул:
   — Сидеть!
   Хромой напряженно смотрел на них.
   — Присаживайся, уважаемый, — Синякин встал и, взяв за локоть Хромого, подтолкнул его к лавке. — Ну что, враги, разделите хлеб?
   — Вряд ли, — угрюмо произнес Джамбулатов.
   — Не любите друг друга… А придется жить вместе. Хромой сел на лавку, стиснув руки на коленях в замок и смотря куда-то вдаль отсутствующим взглядом.
   Джамбулатов хмурился все больше. Он прикидывал, как сейчас дотянется до ножа и воткнет его Хромому в горло, а там будь что будет… Он уже подался вперед, но Синякин прикрикнул, хватая со стола пистолет:
   — Убью! Сидеть!!!
   Джамбулатов подался назад.
   — Я читал как-то философскую книжку, — тоном ниже произнес Синякин. — Что-то о единстве и борьбе противостояний.
   — Противоположностей, — автоматически поправил Джамбулатов.
   — Точно. Соображаешь, мент… Так вот — теперь мы все друзья… Хромой, если ты вдруг раздумаешь быть моим другом, я отдам тебя Джамбулатову. Он обрадуется.
   Хромой не прореагировал никак, только сжал сильнее пальцы в замок.
   — Или тебя отдам ему, — Синякин выразительно посмотрел на Джамбулатова. — Я тебя заверяю, по жестокости он куда изощреннее всех, кого я знаю.
   — Я в курсе, — кивнул Джамбулатов.
   — Я доволен, — Синякин потер руки. — А теперь разломим хлеб.
   — Я не голоден, — буркнул Джамбулатов. Синякин захохотал. И в его глазах на миг вспыхнуло безумие человека, который давно не в ладах с головой и вынужден прилагать большие усилия, чтобы держать себя хоть в каких-то рамках.
 

Глава 23
УГОВОР

 
   — Мне стесняться нечего, — сказал Мусса Таларов, тот самый связной Синякина в поселке племсовхоза. — Я пригласил вас в свой дом.
   — Спасибо, — сказал Алейников. — Мы это учтем.
   — Меня попросили. Я передаю.
   Они сидели во дворе. Кроме хозяина в доме было еще три женщины, но они не показывались на глаза, как пугливые земляные крысы, юркающие в нору, едва завидев человека или почуяв его тяжелую походку.
   — Ну что, уважаемый, — сказал Алейников. — Будем торговаться?
   — Я не торговец, — возразил Таларов. — Я передаю, что мне сказали.
   — Сколько хотите за американца?
   — Людей не интересуют деньги.
   — Ох ты. Это что-то новое. Тогда что?
   — Обмен…
   — На кого?
   — Бек-Хан Гадаев.
   — Волк! — воскликнул Алейников.
   — Его называли и так.
   Мелкий брат, сидевший за столом рядом с Алейниковым, услышав имя Гадаева, сжал пальцы в кулак.
   — Знакомое имя, — произнес Алейников. — Почему вы думаете, что мы его отдадим?
   — Доктор нужен вам или нет?
   — Откровенно? — Алейников криво усмехнулся. — Если вы отрежете ему уши и голову, я не обижусь.
   — Но твои начальники обидятся. Включи телевизор, поймешь, что он вам нужен.
   — Что же, ты прав…
   — Так что, будем меняться?
   — Ты понимаешь, что я эти вопросы не решаю, — произнес Алейников.
   — Я знаю, что ты человек маленький, — усмехнулся Таларов. — А ты доложи большому начальнику. Пусть большой начальник решает. И пусть большой начальник думает, нужна ему вражда с Америкой или не нужна.
   — А если я встану и уйду?
   — Они найдут других людей. Более благоразумных.
   — Кому и зачем понадобился Гадаев?
   — Не знаю.
   — Что ты вообще знаешь, посредник?
   — Я не хочу много знать. Кто мало знает, мало может сказать.
   — Тут ты прав. Как докажешь, что не врешь про янки?
   — Возьми, — чеченец протянул Алейникову видеокассету, которую держал на столе.
   Алейников взял кассету, постучал по ней пальцами. В потертой коробке кассета «Сони» на три часа. Ему вдруг показалось забавным — на том конце Земли, в суперсовременных, оснащенных по технологиям будущего цехах сработали эту вещицу, а теперь в горах, живущих по феодальным устоям, на нее записывают речь раба.
   «Мысли дурацкие лезут в голову», — одернул он себя.
   — Что передать, если спросят? — бросил на него вопросительный взгляд Таларов.
   — Если спросят, передай, что маленький человек подполковник Алейников обязательно доведет твои слова до ушей больших людей. И пусть большие люди думают, что делать.
   — Я передам, — кивнул Таларов.
   — Будут новости, сообщу через Шимаева.
   Алейников поднялся с лавки.
   — До встречи. Мусса.
   — До встречи, — кивнул тот, кланяясь.
 
   — Гадаев. Тот самый? — спросил Мелкий брат, когда машина тронулась и вывернула на дорогу.
   — А какой же еще? — отозвался Алейников.
   — Ничего себе.
   — Друг бен Ладена, а не хрен с бугра, — хмыкнул Алейников.
   Бен Ладен, афганский террорист номер один в мире и личный враг каждого американца, имел личное состояние три сотни миллионов долларов, и из них только сотню миллионов он поклялся оставить семье, а оставшееся истратить на поддержание исламских террористических организаций. В июле 1999 года он приезжал в Чечню. Там он встретился с вице-премьером самопровозглашенной республики. Посетил учебные центры Басаева и Хатгаба, оставшись довольным учебным процессом. Прошелся и по полевым командирам. В том числе встретился с Гадаевым. Они беседовали около часа и остались довольны, найдя друг в друге искренних защитников веры.
   Алейников и Мелкий брат впервые встретили Гадаева-Волка в девяносто девятом, когда чеченцы вторглись в Дагестан. А села Чабанмахи и Карамахи в Ботлихском районе Дагестана объявили о создании ваххабитской республики.
   Годом раньше «ваххабитская общественность» в этих селах разоружила милицию и практически изгнала со своей территории законную власть. На применение силы тогда никто не решался. Наоборот, замирять власти Дагестана и мятежников отправился тогда бывший министр внутренних дел Степашин. В Чабанмахах он встретился со старейшинами этого ваххабитского осиного гнезда, договорился о мире и согласии и накатал докладную всенародно избранному Президенту Ельцину, который в очередной раз завалился в Центральную клиническую больницу, как в берлогу, и судьба какого-то Дагестана его интересовала не больше, чем пыльные бури на Марсе.
   Алейникову как-то попалась на глаза копия этого судьбоносного письма:
 
   "О ситуации в Республике Дагестан и мерах по ее нормализации.
   Глубокоуважаемый Борис Николаевич!
   В соответствии с Вашим поручением в период 2 — 3 сентября 1998 г, для уточнения обстановки на месте и выработки практических мер реагирования мною осуществлен выезд в Республику Дагестан.
   В ходе состоявшихся встреч с руководителями республики, религиозными и общественными деятелями и представителями различных групп населения наиболее остро поднимались вопросы тяжелого социально-экономического положения региона и — как следствие — сложной криминальной обстановки.
   Республика не получает в полном объеме выделенных ей дотаций из федерального бюджета. Около 70% трудоспособных граждан не имеют постоянной работы. Длительное время задерживаются выплаты заработной платы и социальных пособий, что в условиях роста цен приводит к обнищанию всех слоев населения и накапливанию отрицательного общественного потенциала.
   Наиболее доходные отрасли экономики фактически взяты под контроль преступными группировками, в значительной степени вросшими в родоплеменные и тейповые структуры. На этой же основе формируются органы власти, которые поражены коррупцией и зачастую не способны к государственному и общественному управлению, следуя лишь своим, как правило, корыстным интересам. Масштабы криминального насилия, в том числе уголовного терроризма, вызваны не столько отрицательным воздействием близлежащей Чечни, сколько внутридагестанскими проблемами, связанными с переделом сфер влияния и извлечением преступных доходов.
   Население утрачивает веру в способность власти защитить его интересы от противоправных посягательств, разрешить имеющиеся в республике застарелые межэтнические и вновь образовавшиеся межрелигиозные противоречия.
   Вместе с тем проведенные встречи со старейшинами и жителями сел Карамахи и Чабанмахи, считающихся оплотом исламского радикализма и источником распространения идеологии отделения Дагестана от России и создания на его основе независимого мусульманского государства, показали преувеличенность оценок дагестанского ваххабизма как фактора угрозы территориальной целостности страны.
   Старейшины названных сел однозначно высказали свою приверженность России, объяснив наличие оружия у своих сторонников общей обстановкой в республике, произволом со стороны преступников, местных властей. По их мнению, последнее является отражением политики притеснения исповедующих традиционный ислам.
   Были приведены многочисленные примеры подобных действий, для проверки которых и принятия мер даны необходимые поручения.
   По результатам встреч подписан протокол, зафиксировавший отказ авторитетов сторонников исповедования традиционного ислама от антиконституционных действий, признание ими местных органов самоуправления и других госорганов. Одновременно выдвинут и закреплен ряд требований к властям Дагестана по существующим проблемам религиозного характера.
   Анализ переговоров и контактов, состоявшихся в ходе выезда, позволяет сделать вывод о том, что большинство населения с уважением относится к Президенту Российской Федерации как гаранту Конституции страны и надеется на помощь федерального центра в улучшении социально-экономического положения и укреплении безопасности граждан республики…