Страница:
Майкл нервничал. Он уже привык к мысли, что этой поездке не будет конца, и, когда впереди показался просвет, отупение стало отступать и появилось желание поторопить время. Ему казалось, что водитель может ехать быстрее и что дорога могла бы быть короче. И это возбужденное состояние нарастало.
«Лучший ресторан Назрани, — ухмыльнулся он про себя. — Неужели это будет когда-то? И какой парижский „Максим“ сравнится с ним?»
До границы с Ингушетией оставалось совсем немного. «Нива» опять запетляла по запутанным ухабистым проселочным дорогам и тропам, избегая встреч с милицией и федералами.
— Скоро пересечем границу, — сказал переводчик.
Оставалось минут сорок. Сущая безделица. Но иногда достаточно секунды, чтобы весь сложившийся уклад жизни безвозвратно рухнул в пропасть.
Тормознули их перед переправой через узкую жалкую речку. Дорога была перегорожена старым «КамАЗом» с мятой красной кабиной.
Их было четверо. Двое в камуфляже и двое в спортивной одежде и каких-то обносках.
— Вылазь, — кивнул главный, огромный чеченец.
Сопровождающий-переводчик, который из-за явного дисбаланса сил даже не потянулся к своему автомату, выскочил из «Нивы» и возмущенно замахал руками, затараторил возбужденно на своем языке, доказывая что-то здоровяку в камуфляже.
Из речи Майкл ничего не понял, только время от времени прорывалось знакомое имя — того благодетеля, который гарантировал свободу передвижения. Но имя это не произвело никакого впечатления.
Пока они препирались, Майкла держали на мушке. Это был не первый раз, когда на него глядел ствол автомата, и молоденький, с редкой, но длинной бороденкой чеченец с явно выраженными дегенеративными чертами на истощенном лице, мог в любой момент случайно или по прихоти нажать на спусковой крючок, и тогда смертоносный металл разорвет тело Майкла… И тогда уже ничего не изменишь. Твоя жизнь стоит одного коротенького движения пальца, и привыкнуть к этому невозможно. А потому внутри у американца было пусто, а колени тряслись.
Затянувшийся разговор закончился просто. Здоровенный чеченец сгреб своей громадной ладонью лицо сопровождающего в горсть, будто хотел снять с него кожу, подержал так пару секунд, а потом оттолкнул от себя. Переводчик отлетел на пару шагов, споткнулся и упал. Главный кивнул, и его бандиты кинулись к машине.
— Вылазь, ишак американский, — велел приземистый горец с рябым, иссеченным мелкими шрамами лицом.
— Я… — начал Майкл.
Но рябой схватил его за шею и дернул на себя. Майкл послушно выскочил из салона «Нивы». Его немилосердно уронили на колени.
— Руки за голову! — крикнул главный. Эти слова Майкл понимал и свел руки на затылке. Его обыскали, выудили бумажник, где было несколько долларов на крайний случай — больше брать не рекомендовалось, удостоверение не правительственной международной организации «Милосердие без границ», документы от русской стороны, пропуск в некоторые районы, куда Чечня никак не входила.
— Эх, — удовлетворенно крякнул главный, и глаза засветились торжеством. — Хороший баран. Жирный баран.
— Дорогого стоит, — кивнул рябой.
Молодой чеченец с дегенеративным лицом обшарил машину, выудил видеокамеру, взвесил ее, хотел взять, но главный махнул рукой:
— Брось.
Бандит понял приказ буквально и бросил видеокамеру, стоящую тысячу долларов, на дорогу. И это Майклу совсем не понравилось. Обычные дорожные пираты не разбрасываются такими вещами.
— Вставай, — кивнул главный. — Пошли, жирный баран.
" — Я гражданин Америки, — заученные фразы звучали коряво, но были вполне понятны. — Вы будете неприятность!
— Эх, — довольно воскликнул главный.
— Я защищать чеченский дети. Я помогаю чеченцы! Я помогаю вам… Вы не можете…
— Кто не может? Ибрагим, ты не можешь?.. Или ты, Хожбауди, не можешь? Вроде все могут… Вставай, баран американский…
Разговаривать с ним перестали. Его грубо вздернули. Дали кулачищем в спину, так что показалось, будто по спине прошелся молот.
— Значит, американский гражданин, — главный внимательно изучал его документы.
— Йес, йес, — закивал Майкл.
— Богатая страна… «Милосердие без границ»?
— Да, да. — У Майкла вспыхнула вдруг надежда, что все обойдется.
— Ну, тогда миллион долларов за тебя дадут… Пошли. Майкл хотел еще что-то сказать. Но еще один удар сшиб его с ног. Его подняли. Связали руки. И, как мешок с песком, закинули в кузов «КамАЗа», покрытый рогожами и пропахший гнилыми фруктами. Майкл застонал. А потом заплакал…
Глава 14
Ночью со стороны Грозного гремела канонада, и Алейников два раза просыпался. Это работала артиллерия по горам. К канонаде он привык давно, но каждый разрыв все равно отдавался в душе тревожно. Слишком много было связано с этим продирающим до печенок звуком. Он слышал эти взрывы не за десятки километров, а рядом, когда взрывная волна проходит по телу, давит на перепонки и будто хочет вдавить тебя в грунт. Тогда возникает первобытный ужас и желание спрятаться, уткнуться лицом в траву и закрыть голову руками, но как раз в этот момент и нет никакого права на слабость — надо работать, вставать и идти вперед…
Утром, когда сон был особенно сладок, зазвенел будильник, и Алейников по привычке моментально включился в действительность. Если хочешь жить, нужно уметь быстро включаться в окружающую среду…
Разлеживаться он не любил. Поэтому, едва открыв глаза, вздохнул поглубже и вскочил.
В помещении было даже прохладно. Вовсю шуршал кондиционер. В Чечне сегодня немногие могут похвастаться такой роскошью. Среди счастливчиков, например, представитель Президента в Чечне и еще несколько чиновников примерно такого же ранга. Но так уж вышло, что Алейников и двое его коллег жили как короли — в просторном помещении, в котором можно ездить на мотоцикле, с кондишн, холодильником, полным мяса и минеральной воды.
— Подъем! — крикнул Алейников.
— Ох, вашу мать, — протянул, причмокнув, начальник штаба и перевернулся на другой бок.
— Поднимайся, чечены Карый-су взяли…
— Ну и хрен с ним…
— С вами каши не сваришь, — Алейников махнул рукой. Он давно отчаялся перебороть лень своих товарищей и отправился в приемную, где на полированном столе секретарши стояла электрическая плитка с двумя закопченными, угрожающего вида черными спиралями. Набрал из цинкового бака, стоящего в углу, воды, плеснул в отдраенный вчера содой чайник со свистком. Включил плитку. А сам начал умываться.
Когда обустраивали помещение райпищеторга, активно делили комнаты и разбирались, кому где жить, естественно, начальству достались места получше. Руководство райотдела вселилось в кабинет директора райпищеторга. Алейников делил его с начальником штаба и замначальника ВОВД по кадрам. Сам кабинет стал спальней, тут остался громадный двухтумбовый письменный стол со звонком для вызова секретарши, крутящееся кожаное кресло, холодильник и книжные шкафы с подшивками журнала «Кооператор» с 1985 по 1990 год и газеты «Советская торговля». Приемная начальника райпищеторга превратилась в кухню. В шкафу, где раньше были тома с документацией, сейчас были развешаны веревки с воблой, а в столе лежал запас консервов.
Пар в чайнике ринулся на свободу, но угодил в свисток. Послышался тонкий противный свист. Алейников снял чайник с плиты, кинул в оловянную кружку три ложки заварки, подождал, пока заварится. И вернулся в спальню.
— Братцы кролики-алкоголики, — крикнул он. — Подъем!!!
Начштаба аж подскочил на железной кровати, откинул солдатское синее, с полосами в ногах одеяло, нехотя поднялся, покачиваясь и почесывая объемистый живот. Зам по кадрам лежал, и не думая вставать. «Братцам» было тяжко. До двух ночи они добросовестно глушили водку и кислое, хотя и натуральное, вино, которое покупали канистрами на местном винзаводе. Ассортимент там был небогатый — кислятина — двадцать рублей литр и более-менее пристойный «Кагор» — за полтинник.
— Да, малость перебрали, — начштаба потряс коротко стриженной, увесистой, с мощными надбровными дугами головой.
— Вообще-то, кое-кто должен показывать пример подчиненным, — заворчал Алейников.
— Алейников, ты не воспитатель. Он — воспитатель, — кивнул начштаба на зама по кадрам, который лежал, приоткрыв мутный глаз.
Наконец все собрались за столом. В кастрюле была горячая вареная баранина — презент от хозяина кафе «Лейла» Шимаева, того самого, который сдал подручных Хромого. Он не уставал налаживать отношения с властью.
— Ох, тяжко, — простонал начштаба, дрожащими руками обхватывая горячую алюминиевую кружку.
— Вот что я вам скажу, — сурово произнес Алейников. — Если вся эта хренота будет продолжаться, я вам устрою красивую жизнь Мало не покажется, обещаю.
— Алейников, ты чего? — возмутился начштаба.
— Мы на войне, если кто забыл, — посмотрел на него Алейников таким взглядом, от которого становилось не по себе.
— И на войне без ста грамм как? — упрямился начштаба.
— Сто грамм? — хмыкнул Алейников. — Тут счет на килограммы идет.
— Да ладно тебе, трезвенник, — зам по кадрам выудил заначенную вчера пластмассовую бутылку с пивом, отвинтил крышку, жадно присосался к горлышку.
— Мое дело предупредить. — Алейников встал, взял свой «АКМ» калибра 7, 62. — С пьянством завязали.
В коридоре дневальный с капитанскими погонами, сидевший рядом с тумбочкой в обнимку с автоматом, поднялся и отдал честь. Алейников кивнул. Сбежал по ступеням. Нагнулся над большой ленивой бело-грязной собакой, ласково потрепал ее по холке.
— Привет, Ваня…
К войскам всегда прибиваются животные, становящиеся всеобщими любимцами, — кошки и собаки. Обычно этих зверюг после командировки не бросают, кто-нибудь обязательно берет их с собой. Какая-то тесная душевная связь устанавливается между солдатом и животным. Чаще в Чечне полковых собак называли Джохарами. А этого пса назвали по-русски — Ваня. Он был печально знаменитым псом. Он принадлежал подмосковным омоновцам, колонна которых была уничтожена полгода назад. Говорят, когда шел тот бой, далеко, за полсотни километров отсюда, Ваня вдруг поднял голову и тоскливо, в голос, завыл. И сейчас в его глазах застыла затаенная тоска. Его все любили.
— Поехали, — сказал Алейников, садясь в свой «уазик».
До отдела, располагавшегося в бывшем Нижнетеречном РОВД, а позже отделе шариатской безопасности, было три минуты езды.
Оперативники уже были на работе. Из кабинетов слышался хохот, шутки, подначки. Ребята развлекалась.
Алейников отпер свой кабинет, положил в шкаф автомат, уселся в кресло, скрипучее, едва выдерживающее его тяжесть.
— Разрешите? — постучали в дверь, Зашел капитан, офицер связи, молодой человек в очках с рассеянным видом Паганеля, взирающего на берега Африки.
— Заходи, — кивнул Алейников.
Офицер связи положил перед Алейниковым папку, распухшую от шифротелеграмм. Нормальной связи между подразделениями в Чечне практически не было. Телефонные кабели еще не протянули, да они и вряд ли имели шанс пролежать в земле долго — слишком велик спрос на цветной металл. Так что обычно пользовались спутниковым телефоном, по которому ни черта не было слышно, да еще он растягивал слова, так что казалось, что собеседник страшно пьян. Кроме того, по спутниковой связи ведение секретных переговоров было запрещено. Был еще в станице стационарный переговорный пункт Минсвязи, там звонили за деньги местные жители. Одно время солдатам и сотрудникам территориального отдела запрещалось ходить туда, поскольку в квитанциях связистки записывали номера телефонов абонентов, так что бандиты при желании могли получить полную раскладку, кто из федералов побывал у них и по каким телефонам звонил. Но, похоже, у бандитов было немало своих проблем, и данные эти их не интересовали.
Вся важная служебная информация шла шифротелеграммами. Их с каждым днем приходило все больше. В основном это была оперативная информация из Управления внутренних дел по Чечне в Гудермесе и касалась она подлых замыслов противника. Алейников уже привык, что к нему из «центра» приходит с грифом «срочно к исполнению» та самая информация, которую он сам же передавал туда с оказией. То есть вся информация делала круг и возвращалась к исходному пункту.
Несколько дней назад Гудермес огорошил Алейникова очередной шифровкой:
«В Карый-су зашел отряд боевиков численностью более ста человек. Идет на Ставрополье. Примите меры к блокированию и уничтожению группировки. Привлечь федеральные силы…»
У Алейникова был агент в Карый-су и была тревожная линия связи с ним. Удалось вытянуть агента на встречу и поинтересоваться — где те самые сто боевиков и когда они планируют топить Ставрополье в крови? Агент воззрился на начальника криминальной милиции, как баран на новые ворота:
— Какие сто бандитов? Ты чего? Где они уместятся? Кому они нужны?
— Что, вообще никого не было?
— Никого.
— А откуда слухи берутся?
— А, наверное, масхадовцы и распространяют. Чтобы и им, и вам жить веселее было…
Но вечная тема шифровок — как украинские наемники переоденутся в военную форму и будут от лица федералов чинить расправу над мирными чеченскими крестьянами, снимать все на пленку и потом демонстрировать по Си-эн-эн. Эта информация небезосновательна. Боевики действительно устраивали время от времени подобные провокации.
Еще один прикол, повторяющийся в разных вариациях, — через границу с Грузией прошло тысяча (или пятьсот, на худой конец — сто) арабских (таджикских, афганских) наемников.
Ну и коронный номер — сообщение, что боевики спланировали собраться с силами, выкопать оружие, подтянуть резервы и идти брать штурмом Грозный или Гудермес. Эта залипуха нервировала больше всего. У всех свежи были в памяти события девяносто шестого, когда бандиты действительно заявились в Грозный и устроили кровавую баню, а закончилось это, как все помнят, позорной «лебедевской» капитуляцией федеральных войск. Тогда, кстати, тоже получали оперинформацию о готовящемся штурме, но один из руководителей МВД, отвечавший за Чечню, человек «высокой интеллигентности», орал на подчиненных, выпучив глаза:
— Что херню городите?! Провокаторы!
Причин того, что в сообщениях было столько мусора, несколько. Во-первых, немало оперативной информации — это обычные слухи, почерпнутые на рынках, в кафе, у знакомых. Во-вторых, боевики отлично овладели искусством дезинформации. С ее помощью они достигали ряда целей — держали в постоянном напряжении войска, провоцировали их на зачистки, тем самым сталкивая с местными жителями и восстанавливая их против военных, давая им лишнюю возможность покричать о нарушении прав человека.
— Ох-хо, — покачал головой Алейников, подчеркивая красным фломастером очередную информацию. — А вот это, кажется, реально.
Через десять минут он собрал своих подчиненных и потряс шифротелеграммой с подчеркнутым текстом.
— Пропал представитель организации «Милосердие без границ» Майкл Грэй. И, скорее всего, на нашей территории.
— Что-то я его не видел, — пробурчал начальник угрозыска. — За пропусками он не приходил.
— На территории района находился незаконно, — добавил Алейников.
— «Милосердие без границ», — встрял Мелкий брат. — Насмотрелся еще по первой войне. Постоянно шуршали рядом с передовой, как крысы. Врачи, черти их задери! Таблетку от живота у них не допросишься. А как к боевикам приезжают — воплощенная клятва Гиппократа, зад им готовы вылизать! Гниды.
— Во-во, — кивнул Большой брат. — Мелкий прав. За ноги этого американца — и в колодец.
— Скорее всего бандиты станут требовать за похищенного выкуп. Запросят пару миллионов долларов, — произнес Алейников недовольно. Эта головная боль ему была совершенно не нужна.
— Пара миллионов! Мне дайте хотя бы четверть! — воскликнул Большой брат. — Я вместо него в Америку поеду.
— Ну да, с такой мордой, — хмыкнул Мелкий брат.
— А чего? Скажу, что я — этот Майкл Грэй, только растолстел слегка на ваххабитских харчах. И от стресса английский забыл.
— Зато русский матерный выучил, — поддакнул начальник розыска.
— А то, — кивнул Гризли. — Память генетическая проснулась.
— Кончай балаган, — поднял руку, сдерживая улыбку, Алейников. — Сейчас такой хай по всем СМИ поднимется. Любую информацию по данной теме докладывать мне немедленно — днем, ночью, без разницы…
Потом начальник криминалки раскидал по исполнителям накопившиеся материалы. Временный отдел постепенно начинал работать в режиме обычного милицейского подразделения, а не осажденной крепости. Сюда потянулись местные жители — кто за паспортами, за номерными знаками, а кто и с заявлениями о кражах скота и насосов. Это радовало. Конечно, радовали не кражи, а то, что люди начинали воспринимать милиционеров как представителей власти, к которым можно прийти за защитой. То есть в большинстве своем местные считали, что Россия вернулась и плевать против ветра смешно, нужно жить нормальной жизнью.
— Все. Сход закончен. По местам, — хлопнул ладонью по столу Алейников.
Он остался в кабинете один, потянулся за пультом дистанционного управления, нажал на кнопку, и в углу зажегся экран телевизора «Рубин». Шли утренние новости. Начальник службы криминальной милиции скривился, как от хины, когда прежде всего услышал:
— В Чечне пропал представитель организации «Милосердие без границ».
На экране возникла фотография типичного америкоса.
Мордатый, в майке с какой-то надписью. А глаза настороженно холодные, даже на фотографии видно.
— Шпионская морда, — произнес Алейников. Кто мог его умыкнуть? Вариантов несколько. Могли чудить местные. Но не исключено, что работали приезжие.
В кабинет постучали.
— Разрешите? — спросил Мелкий брат.
— Заходи.
— По поводу этого, — Мелкий брат презрительно выпятил губу, кивнув на экран, на котором была физиономия американца.
— Чего? — напрягся Алейников.
— Тут информация прошла, что Синякин какую-то вылазку готовит. У него что-то поганое на уме.
— Что готовит?
— Не знаю… Может, он янки украл.
— Чтобы сорвать миллион и уйти в Грузию?
— Кто знает.
— Синякин. Ваххабит славянский, — хмыкнул Алейников. — Как заноза у нас эта сволочь.
— Во-во…
Возвращаясь с обеда, Алейников вышел из машины, остановившейся перед въездом в отдел. Перед шлагбаумом толпились посетители — кто-то пришел за паспортом, кто-то принес передачку задержанному родственнику, кто-то хотел решить свои проблемы.
— Кто, ты — мужчина?! — вдруг послышался яростный крик. — Иди в горы, на ишаках сначала потренируйся, мужчина!
Это чеченец в милицейской форме с майорскими погонами стоял и орал на молодого туземца со злыми глазами. Последний что-то буркнул в ответ и, засунув руки по локоть в карманы разношенных спортивных брюк, неспешно удалился.
— Что за шум? — спросил Алейников.
— Шакал, да! — в сердцах воскликнул майор. — Угрожать мне вздумал. Говорит, «собачью серую форму носишь, разберемся скоро со всеми вами». Выродок бандитский. Отец бандит. Брат бандит. И сам бандит вырос…
— Гены, ничего не попишешь, — Алейников вместе с майором прошел через КПП, старлей в бронежилете козырнул им.
— Кому угрожать вздумал? Мне! Да я столько раз смерть видел… Мужчина он, поглядите на него, — майор не мог успокоиться. — Щенок мелкий, а зубы уже скалит. А я его маму!.. И весь его род бандитский! У меня пять братьев, в случае чего всю их поганую семью вырежем.
Они прошли в кабинет начальника криминальной милиции.
— А информация на эту семейку есть? — спросил Алейников, ставя в угол автомат и усаживаясь за свой стол.
— Конкретно никакой. Да они только и умеют, что пальцы гнуть.
— Может, в работу возьмем?
— Да не беспокойся, ничего не будет, — отмахнулся майор, убирая с сиденья подшивку газет и устраиваясь на стуле. — Они только и умеют понты наводить. Не этих надо бояться, а тех, кто улыбаются и в спину смотрят, как прицеливаясь… А с этими щенками я сам разберусь.
— Давай его данные. Мы все-таки подработаем его. Майор нехотя назвал данные на пацана и заметил:
— Знаешь, ваша ошибка, что вы затягиваете с созданием наших, чеченских органов милиции. Мы бы гораздо быстрее с боевиками разобрались.
— Каким образом?
— Без адвокатов. Кровь за кровь…
Майор был кандидатом на должность начальника уголовного розыска постоянного отдела. Вот-вот должны были прийти документы о его назначении. Задумано было так — когда порядок в республике будет наведен и временные отделы прикажут долго жить, их место займут постоянные отделы, но начинали они работать уже сейчас, подчиняясь при этом «временщикам». Формирование этих отделов шло с большим трудом. Администрация Чечни хотела утрясти все вопросы без лишней волокиты и протащить в милицию как можно больше своих людей, пусть даже и бывших, а то и действующих бандитов. И по этому поводу между администрацией и УВД Чечни происходили постоянные конфликты, в которые втягивались властные структуры России. А вообще протащить в милицию своих людей стремились все тейпы и силы Чечни, в том числе и бандиты, и ваххабиты. Милиция — это власть, а значит, деньги. И еще — легальное оружие, возможность беспрепятственно передвигаться по Чечне. Как такое получалось — непонятно, но некоторые постоянные отделы укомплектовались чуть ли не ваххабитами. Борьба за место в милиции шла жестокая. Иногда в районах появлялись по два-три человека в форме, которые заявляли, что их назначили начальниками постоянного отдела, предъявляли какие-то бумаги и решения властных органов, вовсю нанимали людей. В процессе этой конкурентной борьбы год назад враждующие стороны просто взорвали Урус-Мартановский РОВД.
Оттого, какая местная милиция будет сформирована в Чечне, зависела судьба республики. По большому счету, временные отделы на семьдесят процентов работали по той информации, которую передавали «постоянщики». Чеченец, носит он военную или милицейскую форму, все равно отлично знает, что происходит вокруг. Везде родня, знакомые, информация лежит на поверхности. Известно, кто кого убил, кто кого похитил. Майор был полностью на стороне России, он понимал, что за ваххабитами и бандитами будущего нет, и был заинтересован в том, чтобы был порядок. По его наводке задерживали и боевиков, и убийц, и воров. Алейников его уважал.
— Правда ты Джамбулатова взял? — спросил майор, закуривая.
— Взял. — Алейников вынул сигарету из мятой пачки «Кэмела», которую ему протянул майор, и тоже закурил, блаженно прикрыв глаза.
— Эх… Джамбулатов — хороший мужик.
— Может быть… Только он несколько человек завалил.
— Он воин… Кто кого сейчас не завалил? Ты, что ли, мало завалил?
— Я валил в рамках закона, — усмехнулся Алейников.
— Брось. Нет тут закона. И не будет. Тут или ты завалишь, или тебя… А Джамбулатов — мужчина. Он мстит.
— За отца.
— Да. И он один. Никого у него не осталось. Он должен умереть или убить их. И он убивал. Это вопрос чести… Теперь Мовсаровы будут делать все, чтобы убить его. Ведь он убил братьев Мовсаровых?
— Он.
— Мовсаровы в силе. Теперь они знают, где Руслан.
— И что ты предлагаешь? Отпустить его?
— Ничего не предлагаю. Кто я такой, чтобы предлагать? Я просто предупреждаю — будут неожиданности. Мовсаровы попытаются его убить…
— Я пообещал Руслану, что его переведут в Россию.
— Ну так поторопись.
— А чего ты печешься о нем?
— А я не говорил, что мы почти год в одной камере в этом самом райотделе при дудаевцах сидели? Сегодня его на расстрел ведут. Завтра меня… Послезавтра обоих… Потом оправдали, выпустили.
— Слышал об этой истории. — Алейников потушил сигарету о мешок с песком.
— Знаешь, Руслан мне как брат стал, пока мы сидели с ним вместе, — майор вздохнул. — Как брат… Когда приехал замминистра шариатской госбезопасности, нас к нему привели. Он на нас пьяным мутным взором смотрит: «Ну, кого в расход пустить? Выбирайте». Руслан сказал: «Стреляй меня…» Понимаешь, готов был жизнью пожертвовать за меня. Такое не забывается.
— Я понимаю.
— Слышь, Лев Владимирович, всю жизнь обязан буду. Надо что-то сделать для него.
— А что я могу?
— Да. Никто ничего не может. Винтики машины мы все, а не люди, — майор махнул рукой. — Ну что, по пиву? — Он взял свою сумку, которая стояла у его ног, и со стуком водрузил ее на стол.
— Коран не запрещает?
— Нет.
— Ты к начштабу сходи, — порекомендовал Алейников. — Ему после вчерашнего нужнее.
— Да? — Майор задумчиво посмотрел на него. Когда майор ушел, Алейников подошел к картотеке, которая осталась еще со старых времен и пополнялась при Дудаеве. Двое из братьев Мовсаровых, те, до кого не успел добраться Руслан, были там на видном месте в числе криминальных типажей. Алейников подозревал, что очень скоро о них услышит. Они начнут искать подходы, как рассчитаться со своим кровником.
«Лучший ресторан Назрани, — ухмыльнулся он про себя. — Неужели это будет когда-то? И какой парижский „Максим“ сравнится с ним?»
До границы с Ингушетией оставалось совсем немного. «Нива» опять запетляла по запутанным ухабистым проселочным дорогам и тропам, избегая встреч с милицией и федералами.
— Скоро пересечем границу, — сказал переводчик.
Оставалось минут сорок. Сущая безделица. Но иногда достаточно секунды, чтобы весь сложившийся уклад жизни безвозвратно рухнул в пропасть.
Тормознули их перед переправой через узкую жалкую речку. Дорога была перегорожена старым «КамАЗом» с мятой красной кабиной.
Их было четверо. Двое в камуфляже и двое в спортивной одежде и каких-то обносках.
— Вылазь, — кивнул главный, огромный чеченец.
Сопровождающий-переводчик, который из-за явного дисбаланса сил даже не потянулся к своему автомату, выскочил из «Нивы» и возмущенно замахал руками, затараторил возбужденно на своем языке, доказывая что-то здоровяку в камуфляже.
Из речи Майкл ничего не понял, только время от времени прорывалось знакомое имя — того благодетеля, который гарантировал свободу передвижения. Но имя это не произвело никакого впечатления.
Пока они препирались, Майкла держали на мушке. Это был не первый раз, когда на него глядел ствол автомата, и молоденький, с редкой, но длинной бороденкой чеченец с явно выраженными дегенеративными чертами на истощенном лице, мог в любой момент случайно или по прихоти нажать на спусковой крючок, и тогда смертоносный металл разорвет тело Майкла… И тогда уже ничего не изменишь. Твоя жизнь стоит одного коротенького движения пальца, и привыкнуть к этому невозможно. А потому внутри у американца было пусто, а колени тряслись.
Затянувшийся разговор закончился просто. Здоровенный чеченец сгреб своей громадной ладонью лицо сопровождающего в горсть, будто хотел снять с него кожу, подержал так пару секунд, а потом оттолкнул от себя. Переводчик отлетел на пару шагов, споткнулся и упал. Главный кивнул, и его бандиты кинулись к машине.
— Вылазь, ишак американский, — велел приземистый горец с рябым, иссеченным мелкими шрамами лицом.
— Я… — начал Майкл.
Но рябой схватил его за шею и дернул на себя. Майкл послушно выскочил из салона «Нивы». Его немилосердно уронили на колени.
— Руки за голову! — крикнул главный. Эти слова Майкл понимал и свел руки на затылке. Его обыскали, выудили бумажник, где было несколько долларов на крайний случай — больше брать не рекомендовалось, удостоверение не правительственной международной организации «Милосердие без границ», документы от русской стороны, пропуск в некоторые районы, куда Чечня никак не входила.
— Эх, — удовлетворенно крякнул главный, и глаза засветились торжеством. — Хороший баран. Жирный баран.
— Дорогого стоит, — кивнул рябой.
Молодой чеченец с дегенеративным лицом обшарил машину, выудил видеокамеру, взвесил ее, хотел взять, но главный махнул рукой:
— Брось.
Бандит понял приказ буквально и бросил видеокамеру, стоящую тысячу долларов, на дорогу. И это Майклу совсем не понравилось. Обычные дорожные пираты не разбрасываются такими вещами.
— Вставай, — кивнул главный. — Пошли, жирный баран.
" — Я гражданин Америки, — заученные фразы звучали коряво, но были вполне понятны. — Вы будете неприятность!
— Эх, — довольно воскликнул главный.
— Я защищать чеченский дети. Я помогаю чеченцы! Я помогаю вам… Вы не можете…
— Кто не может? Ибрагим, ты не можешь?.. Или ты, Хожбауди, не можешь? Вроде все могут… Вставай, баран американский…
Разговаривать с ним перестали. Его грубо вздернули. Дали кулачищем в спину, так что показалось, будто по спине прошелся молот.
— Значит, американский гражданин, — главный внимательно изучал его документы.
— Йес, йес, — закивал Майкл.
— Богатая страна… «Милосердие без границ»?
— Да, да. — У Майкла вспыхнула вдруг надежда, что все обойдется.
— Ну, тогда миллион долларов за тебя дадут… Пошли. Майкл хотел еще что-то сказать. Но еще один удар сшиб его с ног. Его подняли. Связали руки. И, как мешок с песком, закинули в кузов «КамАЗа», покрытый рогожами и пропахший гнилыми фруктами. Майкл застонал. А потом заплакал…
Глава 14
СКОЛЬКО СТОИТ ГОЛОВА?
Ночью со стороны Грозного гремела канонада, и Алейников два раза просыпался. Это работала артиллерия по горам. К канонаде он привык давно, но каждый разрыв все равно отдавался в душе тревожно. Слишком много было связано с этим продирающим до печенок звуком. Он слышал эти взрывы не за десятки километров, а рядом, когда взрывная волна проходит по телу, давит на перепонки и будто хочет вдавить тебя в грунт. Тогда возникает первобытный ужас и желание спрятаться, уткнуться лицом в траву и закрыть голову руками, но как раз в этот момент и нет никакого права на слабость — надо работать, вставать и идти вперед…
Утром, когда сон был особенно сладок, зазвенел будильник, и Алейников по привычке моментально включился в действительность. Если хочешь жить, нужно уметь быстро включаться в окружающую среду…
Разлеживаться он не любил. Поэтому, едва открыв глаза, вздохнул поглубже и вскочил.
В помещении было даже прохладно. Вовсю шуршал кондиционер. В Чечне сегодня немногие могут похвастаться такой роскошью. Среди счастливчиков, например, представитель Президента в Чечне и еще несколько чиновников примерно такого же ранга. Но так уж вышло, что Алейников и двое его коллег жили как короли — в просторном помещении, в котором можно ездить на мотоцикле, с кондишн, холодильником, полным мяса и минеральной воды.
— Подъем! — крикнул Алейников.
— Ох, вашу мать, — протянул, причмокнув, начальник штаба и перевернулся на другой бок.
— Поднимайся, чечены Карый-су взяли…
— Ну и хрен с ним…
— С вами каши не сваришь, — Алейников махнул рукой. Он давно отчаялся перебороть лень своих товарищей и отправился в приемную, где на полированном столе секретарши стояла электрическая плитка с двумя закопченными, угрожающего вида черными спиралями. Набрал из цинкового бака, стоящего в углу, воды, плеснул в отдраенный вчера содой чайник со свистком. Включил плитку. А сам начал умываться.
Когда обустраивали помещение райпищеторга, активно делили комнаты и разбирались, кому где жить, естественно, начальству достались места получше. Руководство райотдела вселилось в кабинет директора райпищеторга. Алейников делил его с начальником штаба и замначальника ВОВД по кадрам. Сам кабинет стал спальней, тут остался громадный двухтумбовый письменный стол со звонком для вызова секретарши, крутящееся кожаное кресло, холодильник и книжные шкафы с подшивками журнала «Кооператор» с 1985 по 1990 год и газеты «Советская торговля». Приемная начальника райпищеторга превратилась в кухню. В шкафу, где раньше были тома с документацией, сейчас были развешаны веревки с воблой, а в столе лежал запас консервов.
Пар в чайнике ринулся на свободу, но угодил в свисток. Послышался тонкий противный свист. Алейников снял чайник с плиты, кинул в оловянную кружку три ложки заварки, подождал, пока заварится. И вернулся в спальню.
— Братцы кролики-алкоголики, — крикнул он. — Подъем!!!
Начштаба аж подскочил на железной кровати, откинул солдатское синее, с полосами в ногах одеяло, нехотя поднялся, покачиваясь и почесывая объемистый живот. Зам по кадрам лежал, и не думая вставать. «Братцам» было тяжко. До двух ночи они добросовестно глушили водку и кислое, хотя и натуральное, вино, которое покупали канистрами на местном винзаводе. Ассортимент там был небогатый — кислятина — двадцать рублей литр и более-менее пристойный «Кагор» — за полтинник.
— Да, малость перебрали, — начштаба потряс коротко стриженной, увесистой, с мощными надбровными дугами головой.
— Вообще-то, кое-кто должен показывать пример подчиненным, — заворчал Алейников.
— Алейников, ты не воспитатель. Он — воспитатель, — кивнул начштаба на зама по кадрам, который лежал, приоткрыв мутный глаз.
Наконец все собрались за столом. В кастрюле была горячая вареная баранина — презент от хозяина кафе «Лейла» Шимаева, того самого, который сдал подручных Хромого. Он не уставал налаживать отношения с властью.
— Ох, тяжко, — простонал начштаба, дрожащими руками обхватывая горячую алюминиевую кружку.
— Вот что я вам скажу, — сурово произнес Алейников. — Если вся эта хренота будет продолжаться, я вам устрою красивую жизнь Мало не покажется, обещаю.
— Алейников, ты чего? — возмутился начштаба.
— Мы на войне, если кто забыл, — посмотрел на него Алейников таким взглядом, от которого становилось не по себе.
— И на войне без ста грамм как? — упрямился начштаба.
— Сто грамм? — хмыкнул Алейников. — Тут счет на килограммы идет.
— Да ладно тебе, трезвенник, — зам по кадрам выудил заначенную вчера пластмассовую бутылку с пивом, отвинтил крышку, жадно присосался к горлышку.
— Мое дело предупредить. — Алейников встал, взял свой «АКМ» калибра 7, 62. — С пьянством завязали.
В коридоре дневальный с капитанскими погонами, сидевший рядом с тумбочкой в обнимку с автоматом, поднялся и отдал честь. Алейников кивнул. Сбежал по ступеням. Нагнулся над большой ленивой бело-грязной собакой, ласково потрепал ее по холке.
— Привет, Ваня…
К войскам всегда прибиваются животные, становящиеся всеобщими любимцами, — кошки и собаки. Обычно этих зверюг после командировки не бросают, кто-нибудь обязательно берет их с собой. Какая-то тесная душевная связь устанавливается между солдатом и животным. Чаще в Чечне полковых собак называли Джохарами. А этого пса назвали по-русски — Ваня. Он был печально знаменитым псом. Он принадлежал подмосковным омоновцам, колонна которых была уничтожена полгода назад. Говорят, когда шел тот бой, далеко, за полсотни километров отсюда, Ваня вдруг поднял голову и тоскливо, в голос, завыл. И сейчас в его глазах застыла затаенная тоска. Его все любили.
— Поехали, — сказал Алейников, садясь в свой «уазик».
До отдела, располагавшегося в бывшем Нижнетеречном РОВД, а позже отделе шариатской безопасности, было три минуты езды.
Оперативники уже были на работе. Из кабинетов слышался хохот, шутки, подначки. Ребята развлекалась.
Алейников отпер свой кабинет, положил в шкаф автомат, уселся в кресло, скрипучее, едва выдерживающее его тяжесть.
— Разрешите? — постучали в дверь, Зашел капитан, офицер связи, молодой человек в очках с рассеянным видом Паганеля, взирающего на берега Африки.
— Заходи, — кивнул Алейников.
Офицер связи положил перед Алейниковым папку, распухшую от шифротелеграмм. Нормальной связи между подразделениями в Чечне практически не было. Телефонные кабели еще не протянули, да они и вряд ли имели шанс пролежать в земле долго — слишком велик спрос на цветной металл. Так что обычно пользовались спутниковым телефоном, по которому ни черта не было слышно, да еще он растягивал слова, так что казалось, что собеседник страшно пьян. Кроме того, по спутниковой связи ведение секретных переговоров было запрещено. Был еще в станице стационарный переговорный пункт Минсвязи, там звонили за деньги местные жители. Одно время солдатам и сотрудникам территориального отдела запрещалось ходить туда, поскольку в квитанциях связистки записывали номера телефонов абонентов, так что бандиты при желании могли получить полную раскладку, кто из федералов побывал у них и по каким телефонам звонил. Но, похоже, у бандитов было немало своих проблем, и данные эти их не интересовали.
Вся важная служебная информация шла шифротелеграммами. Их с каждым днем приходило все больше. В основном это была оперативная информация из Управления внутренних дел по Чечне в Гудермесе и касалась она подлых замыслов противника. Алейников уже привык, что к нему из «центра» приходит с грифом «срочно к исполнению» та самая информация, которую он сам же передавал туда с оказией. То есть вся информация делала круг и возвращалась к исходному пункту.
Несколько дней назад Гудермес огорошил Алейникова очередной шифровкой:
«В Карый-су зашел отряд боевиков численностью более ста человек. Идет на Ставрополье. Примите меры к блокированию и уничтожению группировки. Привлечь федеральные силы…»
У Алейникова был агент в Карый-су и была тревожная линия связи с ним. Удалось вытянуть агента на встречу и поинтересоваться — где те самые сто боевиков и когда они планируют топить Ставрополье в крови? Агент воззрился на начальника криминальной милиции, как баран на новые ворота:
— Какие сто бандитов? Ты чего? Где они уместятся? Кому они нужны?
— Что, вообще никого не было?
— Никого.
— А откуда слухи берутся?
— А, наверное, масхадовцы и распространяют. Чтобы и им, и вам жить веселее было…
Но вечная тема шифровок — как украинские наемники переоденутся в военную форму и будут от лица федералов чинить расправу над мирными чеченскими крестьянами, снимать все на пленку и потом демонстрировать по Си-эн-эн. Эта информация небезосновательна. Боевики действительно устраивали время от времени подобные провокации.
Еще один прикол, повторяющийся в разных вариациях, — через границу с Грузией прошло тысяча (или пятьсот, на худой конец — сто) арабских (таджикских, афганских) наемников.
Ну и коронный номер — сообщение, что боевики спланировали собраться с силами, выкопать оружие, подтянуть резервы и идти брать штурмом Грозный или Гудермес. Эта залипуха нервировала больше всего. У всех свежи были в памяти события девяносто шестого, когда бандиты действительно заявились в Грозный и устроили кровавую баню, а закончилось это, как все помнят, позорной «лебедевской» капитуляцией федеральных войск. Тогда, кстати, тоже получали оперинформацию о готовящемся штурме, но один из руководителей МВД, отвечавший за Чечню, человек «высокой интеллигентности», орал на подчиненных, выпучив глаза:
— Что херню городите?! Провокаторы!
Причин того, что в сообщениях было столько мусора, несколько. Во-первых, немало оперативной информации — это обычные слухи, почерпнутые на рынках, в кафе, у знакомых. Во-вторых, боевики отлично овладели искусством дезинформации. С ее помощью они достигали ряда целей — держали в постоянном напряжении войска, провоцировали их на зачистки, тем самым сталкивая с местными жителями и восстанавливая их против военных, давая им лишнюю возможность покричать о нарушении прав человека.
— Ох-хо, — покачал головой Алейников, подчеркивая красным фломастером очередную информацию. — А вот это, кажется, реально.
Через десять минут он собрал своих подчиненных и потряс шифротелеграммой с подчеркнутым текстом.
— Пропал представитель организации «Милосердие без границ» Майкл Грэй. И, скорее всего, на нашей территории.
— Что-то я его не видел, — пробурчал начальник угрозыска. — За пропусками он не приходил.
— На территории района находился незаконно, — добавил Алейников.
— «Милосердие без границ», — встрял Мелкий брат. — Насмотрелся еще по первой войне. Постоянно шуршали рядом с передовой, как крысы. Врачи, черти их задери! Таблетку от живота у них не допросишься. А как к боевикам приезжают — воплощенная клятва Гиппократа, зад им готовы вылизать! Гниды.
— Во-во, — кивнул Большой брат. — Мелкий прав. За ноги этого американца — и в колодец.
— Скорее всего бандиты станут требовать за похищенного выкуп. Запросят пару миллионов долларов, — произнес Алейников недовольно. Эта головная боль ему была совершенно не нужна.
— Пара миллионов! Мне дайте хотя бы четверть! — воскликнул Большой брат. — Я вместо него в Америку поеду.
— Ну да, с такой мордой, — хмыкнул Мелкий брат.
— А чего? Скажу, что я — этот Майкл Грэй, только растолстел слегка на ваххабитских харчах. И от стресса английский забыл.
— Зато русский матерный выучил, — поддакнул начальник розыска.
— А то, — кивнул Гризли. — Память генетическая проснулась.
— Кончай балаган, — поднял руку, сдерживая улыбку, Алейников. — Сейчас такой хай по всем СМИ поднимется. Любую информацию по данной теме докладывать мне немедленно — днем, ночью, без разницы…
Потом начальник криминалки раскидал по исполнителям накопившиеся материалы. Временный отдел постепенно начинал работать в режиме обычного милицейского подразделения, а не осажденной крепости. Сюда потянулись местные жители — кто за паспортами, за номерными знаками, а кто и с заявлениями о кражах скота и насосов. Это радовало. Конечно, радовали не кражи, а то, что люди начинали воспринимать милиционеров как представителей власти, к которым можно прийти за защитой. То есть в большинстве своем местные считали, что Россия вернулась и плевать против ветра смешно, нужно жить нормальной жизнью.
— Все. Сход закончен. По местам, — хлопнул ладонью по столу Алейников.
Он остался в кабинете один, потянулся за пультом дистанционного управления, нажал на кнопку, и в углу зажегся экран телевизора «Рубин». Шли утренние новости. Начальник службы криминальной милиции скривился, как от хины, когда прежде всего услышал:
— В Чечне пропал представитель организации «Милосердие без границ».
На экране возникла фотография типичного америкоса.
Мордатый, в майке с какой-то надписью. А глаза настороженно холодные, даже на фотографии видно.
— Шпионская морда, — произнес Алейников. Кто мог его умыкнуть? Вариантов несколько. Могли чудить местные. Но не исключено, что работали приезжие.
В кабинет постучали.
— Разрешите? — спросил Мелкий брат.
— Заходи.
— По поводу этого, — Мелкий брат презрительно выпятил губу, кивнув на экран, на котором была физиономия американца.
— Чего? — напрягся Алейников.
— Тут информация прошла, что Синякин какую-то вылазку готовит. У него что-то поганое на уме.
— Что готовит?
— Не знаю… Может, он янки украл.
— Чтобы сорвать миллион и уйти в Грузию?
— Кто знает.
— Синякин. Ваххабит славянский, — хмыкнул Алейников. — Как заноза у нас эта сволочь.
— Во-во…
Возвращаясь с обеда, Алейников вышел из машины, остановившейся перед въездом в отдел. Перед шлагбаумом толпились посетители — кто-то пришел за паспортом, кто-то принес передачку задержанному родственнику, кто-то хотел решить свои проблемы.
— Кто, ты — мужчина?! — вдруг послышался яростный крик. — Иди в горы, на ишаках сначала потренируйся, мужчина!
Это чеченец в милицейской форме с майорскими погонами стоял и орал на молодого туземца со злыми глазами. Последний что-то буркнул в ответ и, засунув руки по локоть в карманы разношенных спортивных брюк, неспешно удалился.
— Что за шум? — спросил Алейников.
— Шакал, да! — в сердцах воскликнул майор. — Угрожать мне вздумал. Говорит, «собачью серую форму носишь, разберемся скоро со всеми вами». Выродок бандитский. Отец бандит. Брат бандит. И сам бандит вырос…
— Гены, ничего не попишешь, — Алейников вместе с майором прошел через КПП, старлей в бронежилете козырнул им.
— Кому угрожать вздумал? Мне! Да я столько раз смерть видел… Мужчина он, поглядите на него, — майор не мог успокоиться. — Щенок мелкий, а зубы уже скалит. А я его маму!.. И весь его род бандитский! У меня пять братьев, в случае чего всю их поганую семью вырежем.
Они прошли в кабинет начальника криминальной милиции.
— А информация на эту семейку есть? — спросил Алейников, ставя в угол автомат и усаживаясь за свой стол.
— Конкретно никакой. Да они только и умеют, что пальцы гнуть.
— Может, в работу возьмем?
— Да не беспокойся, ничего не будет, — отмахнулся майор, убирая с сиденья подшивку газет и устраиваясь на стуле. — Они только и умеют понты наводить. Не этих надо бояться, а тех, кто улыбаются и в спину смотрят, как прицеливаясь… А с этими щенками я сам разберусь.
— Давай его данные. Мы все-таки подработаем его. Майор нехотя назвал данные на пацана и заметил:
— Знаешь, ваша ошибка, что вы затягиваете с созданием наших, чеченских органов милиции. Мы бы гораздо быстрее с боевиками разобрались.
— Каким образом?
— Без адвокатов. Кровь за кровь…
Майор был кандидатом на должность начальника уголовного розыска постоянного отдела. Вот-вот должны были прийти документы о его назначении. Задумано было так — когда порядок в республике будет наведен и временные отделы прикажут долго жить, их место займут постоянные отделы, но начинали они работать уже сейчас, подчиняясь при этом «временщикам». Формирование этих отделов шло с большим трудом. Администрация Чечни хотела утрясти все вопросы без лишней волокиты и протащить в милицию как можно больше своих людей, пусть даже и бывших, а то и действующих бандитов. И по этому поводу между администрацией и УВД Чечни происходили постоянные конфликты, в которые втягивались властные структуры России. А вообще протащить в милицию своих людей стремились все тейпы и силы Чечни, в том числе и бандиты, и ваххабиты. Милиция — это власть, а значит, деньги. И еще — легальное оружие, возможность беспрепятственно передвигаться по Чечне. Как такое получалось — непонятно, но некоторые постоянные отделы укомплектовались чуть ли не ваххабитами. Борьба за место в милиции шла жестокая. Иногда в районах появлялись по два-три человека в форме, которые заявляли, что их назначили начальниками постоянного отдела, предъявляли какие-то бумаги и решения властных органов, вовсю нанимали людей. В процессе этой конкурентной борьбы год назад враждующие стороны просто взорвали Урус-Мартановский РОВД.
Оттого, какая местная милиция будет сформирована в Чечне, зависела судьба республики. По большому счету, временные отделы на семьдесят процентов работали по той информации, которую передавали «постоянщики». Чеченец, носит он военную или милицейскую форму, все равно отлично знает, что происходит вокруг. Везде родня, знакомые, информация лежит на поверхности. Известно, кто кого убил, кто кого похитил. Майор был полностью на стороне России, он понимал, что за ваххабитами и бандитами будущего нет, и был заинтересован в том, чтобы был порядок. По его наводке задерживали и боевиков, и убийц, и воров. Алейников его уважал.
— Правда ты Джамбулатова взял? — спросил майор, закуривая.
— Взял. — Алейников вынул сигарету из мятой пачки «Кэмела», которую ему протянул майор, и тоже закурил, блаженно прикрыв глаза.
— Эх… Джамбулатов — хороший мужик.
— Может быть… Только он несколько человек завалил.
— Он воин… Кто кого сейчас не завалил? Ты, что ли, мало завалил?
— Я валил в рамках закона, — усмехнулся Алейников.
— Брось. Нет тут закона. И не будет. Тут или ты завалишь, или тебя… А Джамбулатов — мужчина. Он мстит.
— За отца.
— Да. И он один. Никого у него не осталось. Он должен умереть или убить их. И он убивал. Это вопрос чести… Теперь Мовсаровы будут делать все, чтобы убить его. Ведь он убил братьев Мовсаровых?
— Он.
— Мовсаровы в силе. Теперь они знают, где Руслан.
— И что ты предлагаешь? Отпустить его?
— Ничего не предлагаю. Кто я такой, чтобы предлагать? Я просто предупреждаю — будут неожиданности. Мовсаровы попытаются его убить…
— Я пообещал Руслану, что его переведут в Россию.
— Ну так поторопись.
— А чего ты печешься о нем?
— А я не говорил, что мы почти год в одной камере в этом самом райотделе при дудаевцах сидели? Сегодня его на расстрел ведут. Завтра меня… Послезавтра обоих… Потом оправдали, выпустили.
— Слышал об этой истории. — Алейников потушил сигарету о мешок с песком.
— Знаешь, Руслан мне как брат стал, пока мы сидели с ним вместе, — майор вздохнул. — Как брат… Когда приехал замминистра шариатской госбезопасности, нас к нему привели. Он на нас пьяным мутным взором смотрит: «Ну, кого в расход пустить? Выбирайте». Руслан сказал: «Стреляй меня…» Понимаешь, готов был жизнью пожертвовать за меня. Такое не забывается.
— Я понимаю.
— Слышь, Лев Владимирович, всю жизнь обязан буду. Надо что-то сделать для него.
— А что я могу?
— Да. Никто ничего не может. Винтики машины мы все, а не люди, — майор махнул рукой. — Ну что, по пиву? — Он взял свою сумку, которая стояла у его ног, и со стуком водрузил ее на стол.
— Коран не запрещает?
— Нет.
— Ты к начштабу сходи, — порекомендовал Алейников. — Ему после вчерашнего нужнее.
— Да? — Майор задумчиво посмотрел на него. Когда майор ушел, Алейников подошел к картотеке, которая осталась еще со старых времен и пополнялась при Дудаеве. Двое из братьев Мовсаровых, те, до кого не успел добраться Руслан, были там на видном месте в числе криминальных типажей. Алейников подозревал, что очень скоро о них услышит. Они начнут искать подходы, как рассчитаться со своим кровником.