Страница:
«Положить конец бессмысленному кровопролитию!
Я приказываю всем немедленно прекратить сопротивление. Повсеместно создать группы человек по сто под командованием офицера или старшего по званию унтер-офицера. Всех раненых собрать в одно место. Необходимо проявить максимум организованности, чтобы как можно скорее воспользоваться всем тем, что нам обещали русские. Настоящий приказ письменно и устно передать дальше».
Так заканчивался приказ генерал-лейтенанта Винценца Мюллера 8 июля 1944 года.
Потом я с большим интересом читал его статьи в газете «Фрайес Дойчланд» Этот генерал был большим знатоком военного дела и умел правильно оценить обстановку. Я считал его настоящим немецким патриотом. Много лет спустя, работая вместе с ним в рядах Национал-демократической партии Германии, я мог убедиться в этом лично.
Однажды слушателей антифашистской школы взбудоражило одно известие. Сообщил об этом майор Бернард Бехлер – член Национального комитета и член правления «Союза немецких офицеров». Бехлер тоже учился на краткосрочных курсах, но в отличие от других слушателей получал частенько разрешение на выезд из школы для участия в совещаниях в Лунево. В мае 1944 года его как представителя Национального комитета послали на Ленинградский фронт. И вот тут-то случилось то, что явно не входило в наши планы.
На фронт майор выехал в сопровождении двух членов Национального комитета – капитана и лейтенанта. Неожиданно Бехлер вернулся назад, в Лунево. Оказалось, один из его сопровождающих признался Бехлеру в том, что получил приказ перебежать через линию фронта и, возглавив группу десантников, выброситься затем в Лунево, чтобы арестовать членов Национального комитета и членов правления «Союза немецких офицеров».
Через несколько дней после этого Бехлер проинформировал курсы при антифашистской школе о ходе специального собрания.
Кто мог дать такое задание? Этого человека звали д-р Ганс Хубер. Ровно год назад он приехал из Елабуги на конференцию «Союза немецких офицеров» и остался в Лунево. По словам Бехлера, д-р Хубер в прошлом был штурмбанфюрером СС, работал в СД. Находясь в Елабуге, он пытался создать тайную организацию. Лейтенанту, который выезжал на фронт, Хубер передал секретный номер, по которому тот должен был позвонить. Далее майор Бехлер высказал опасение, не передавал ли бывший штурмбанфюрер в своих выступлениях на радиостанции «Фрайес Дойчланд» закодированных радиограмм? В Лунево Хубер установил связь с генерал-лейтенантом Роденбургом…
Как только Бехлер назвал фамилию Хубера, я сразу же вспомнил фанатичную речь старшего лейтенанта, произнесенную в нашей комнате. Теперь-то я понимал, почему он тогда так говорил. Этот человек с отталкивающей внешностью с первых дней плена начал вести подрывную деятельность. Он вошел в доверие к офицерам, отъезжающим на конференцию «Союза немецких офицеров», и вскоре зарекомендовал себя как незаменимая личность. На самом же деле он и здесь оставался тайным агентом СД. Хубер и Роденбург после разоблачения были исключены из «Союза немецких офицеров» и переведены в другой лагерь.
Оказалось, Московское радио сообщило о покушении на Гитлера. В ставке фюрера «Вольфшанце» под Растенбургом, в Восточной Пруссии, взорвалась бомба. В заговоре были замешаны высокопоставленные офицеры и генералы. Гитлер якобы ранен. Ходили слухи о стычках восставших с эсэсовцами. Теперь все зависело от того, как поведут себя солдаты и офицеры вермахта, и в первую очередь антифашисты.
Это сообщение мы встретили громом аплодисментов. Все были очень возбуждены. Лица светились радостью. Наконец-то немцы решили действовать! Это яркий пример того, что вермахт и народ недовольны предательской политикой Гитлера. Пусть в самый последний момент, но немцы все же нашли в себе силы подняться против «коричневой чумы»…
Но Гитлер только ранен. Он жив, и кто знает, что он теперь натворит в ярости…
Он может пойти на многое, на все. Через несколько дней стали поступать новые сообщения. Мы были разочарованы. Гитлер, Гиммлер, СД и СС жестоко мстили за покушение. Расстреляны генерал Ольбрихт, полковник фон Штауфенберг, полковник Мерц фон Квирингейм, генерал-полковник Бек.
Судебный процесс проходил при закрытых дверях. К смерти через повешение были приговорены генерал-фельдмаршал фон Вицлебен, генерал-полковник Хепнер, генерал-майор Штиф, лейтенант фон Вартенбург и другие.
Через четыре недели были опубликованы смертные приговоры д-ру Герделеру, Вильгельму Лейшнеру, Ульриху фон Хасселю, фон Хельдорфу и другим. Многих расстреляли без суда и следствия.
23 июля 1944 года Национальный комитет через газету «Фрайес Дойчланд» обратился к немецкому народу, солдатам и офицерам вермахта с воззванием, в котором говорилось, что народ не должен оставлять в одиночестве тех, кто поднялся против Гитлера.
Однако заговорщики, совершившие покушение на Гитлера, сами действовали в одиночку. Правда, настоящие патриоты из них жертвовали своей жизнью ради того, чтобы покончить не только с самим Гитлером, но и с этой войной – как на востоке, так и на западе. Однако большинство тут было таких, кто мечтал о прекращении военных действий только на западном фронте с тем, чтобы, сговорившись с западными державами, продолжить войну против Советского Союза.
Постепенно выяснилось, что покушение 20 июля 1944 года – дело рук буржуазной и юнкерской оппозиции. Большинство заговорщиков были высокопоставленные военные и чиновники. Они искали выхода из безнадежного военного и политического положения фашистской Германии. Свергнув гитлеровский режим, заговорщики надеялись установить в Германии власть монополистов и милитаристов, которые не слишком скомпрометировали себя связями с Гитлером. Заговорщики надеялись заключить сепаратный мир с западными державами и вместе с ними выступить против Советского Союза. Совсем другие цели ставили перед собой представители прогрессивных сил. Такие, как Юлиус Лебер, Хельмут фон Мольтке и фон Штауфенберг. Эти люди стояли за сотрудничество с коммунистами, однако они не были в состоянии изменить общий характер заговора.
Таким образом, цели заговора 20 июля 1944 года коренным образом отличались от задач Национального комитета «Свободная Германия», всего Национального фронта антифашистских сил, выступающих под руководством Коммунистической партии Германии. Неудачу заговора 20 июля поэтому можно объяснить тем, что его участники опирались на антидемократические силы.
Долгое время все разговоры в антифашистской школе только и велись вокруг заговора. Мы, разумеется, глубоко сожалели, что в этом заговоре было слишком мало настоящих патриотов.
И в этот же самый день другой фельдмаршал восстал против Гитлера. Это был Фридрих Паулюс – главнокомандующий разгромленной под Сталинградом 6-й немецкой армией.
– Наконец-то! – с облегчением сказали оставшиеся в живых участники Сталинградской битвы, которые уже давно были настроены против преступлений рейхсканцлера.
– Паулюсу не место в наших рядах, – говорили некоторые прогрессивно настроенные военнопленные. – Он виноват в гибели многих наших товарищей.
– Изменник! Мерзавец! – надрывно кричали стойкие фашисты, которых было особенно много в 1-й и 13-й зонах лагеря № 27.
Такое отношение к генерал-фельдмаршалу было не случайным.
В трудной обстановке Паулюс зарекомендовал себя как человек нерешительный, слишком осторожный, который не был способен на самостоятельные действия. По крайней мере потребовалось очень многое, чтобы он полностью осознал всю бессмысленность и преступность гитлеровских приказов.
И даже находясь в русском плену, Паулюс долгое время вел себя как солдат. Он еще верил, что политика и солдатский долг – вещи несовместимые. Однако фельдмаршал не мог не чувствовать, что между послушным выполнением приказов сверху и моральной ответственностью перед подчиненными лежит пропасть, но не нашел в себе мужества разрешить этот конфликт. Находясь в котле, он ограничивался лишь тем, что забрасывал ставку Гитлера многочисленными докладами, сводками и просьбами. И в то же время беспрекословно выполнял все приказы фюрера! В этом его поддерживали начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и его непосредственный начальник генерал-фельдмаршал фон Манштейн – командующий группой армии «Дон».
После второй мировой войны появилось немало книг, в которых высокопоставленные генералы представлялись как послушное орудие Гитлера. Однако одним таким объяснением эту проблему не решить, так как большинство генералов, за редким исключением, по своей доброй воле стали прислужниками фюрера.
Это полностью относится и к Паулюсу, который еще в 1940 году принимал участие в разработке плана «Барбаросса» – плана нападения на Советский Союз. Паулюс не задумывался о личной политической и моральной ответственности. Руководствуясь только абстрактными понятиями чести, Паулюс, таким образом, стал одним из главных исполнителей бесчеловечных гитлеровских приказов. Это чувство рабской покорности позволило ему даже в последние минуты трагедии под Сталинградом принять присвоенное ему звание фельдмаршала от человека, который злоупотреблял его доверием и возложил на его плечи большую вину. Паулюс оказался в плену у собственного честолюбия и не решился отвергнуть маршальский жезл.
Все поведение Паулюса в котле под Сталинградом – яркий пример того, что понятие солдатской чести без должной политико-моральной основы – пустое место.
Но если сначала Паулюс отказывался признать себя виновным перед историей, то позже он сумел правильно оценить события, и этим он выгодно отличается от всех генералов, которые позже писали мемуары только с целью собственного оправдания, и в первую очередь от его бывшего начальника Эриха фон Манштейна. Нельзя не обратить внимания на следующее заявление Паулюса:
«Генералы… видели свою задачу в том, чтобы поставить все свои силы и знания на службу главе государства, а тем самым, по их субъективному убеждению, немецкому народу. С некоторыми явлениями национал-социализма они были не согласны, что-то они просто проглядели, да и вообще национал-социализма они не знали. Субъективно они верили, что служат своему народу. Объективно же они стали опорой системы, которую сами позже отвергли. Однако как бы там ни было, все они были лишены чувства личной ответственности, что привело к печальным последствиям на поле боя. Я тоже находился в таком заблуждении и теперь признаюсь в этом».
К этой критической оценке Паулюс пришел в советском плену. Впервые он сказал об этом в своем заявлении 8 августа 1944 года.
Для Национального комитета было бы очень важно, если бы Паулюс сказал это раньше, то есть еще летом 1943 года, так как слово фельдмаршала прозвучало бы для войск более весомо, чем призывы каких-то там майоров. Фельдмаршал запоздал с признанием своей вины.
Но лучше поздно, чем никогда.
8 августа 1944 года Паулюс выступил по радиостанции «Фрайес Дойчланд» с заявлением о том, что Германия должна порвать с Гитлером и избрать себе такое правительство, которое было бы способно покончить с войной я установить дружественные отношения с нашим теперешним противником.
Фельдмаршал, воспитанный в прусском духе и еще недавно послушный своему верховному главнокомандующему, превратился в мятежника, ратующего за дружбу со всеми народами, а также с Советским Союзом. Это было важное решение. И Паулюс остался верен ему до последних дней своей жизни (умер он 1 февраля 1957 года в Дрездене).
В декабре 1944 года Паулюс одним из первых поставил свою подпись под воззванием пятидесяти немецких генералов, попавших в русский плен. Это воззвание было обращено к народу и вермахту. В нем писалось:
«Продолжение самоубийственной, ставшей полностью бессмысленной войны служит только интересам Гитлера и его партийных руководителей.
Наш народ не должен погибнуть! Именно поэтому войну нужно немедленно прекратить!»
А в феврале 1946 года, находясь на суде над главными военными преступниками в Нюрнберге, Паулюс пошел еще дальше. Он заявил, что план нападения на Советский Союз готовился заблаговременно.
Этот план, по признанию Паулюса, предусматривал захват и последующую колонизацию русской территории с целью ее ограбления и эксплуатации людских резервов. А затем Гитлер хотел победоносно закончить войну на западе и установить свое господство во всей Европе.
Далее свидетель Паулюс сказал, что события под Сталинградом помогли ему прийти к правильному решению, помогли понять всю преступность нападения Германии на СССР.
После освобождения из плена фельдмаршал уехал в Германскую Демократическую Республику. Он жил и работал в немецком государстве, основным принципом которого стала дружба с Советским Союзом. Так бывший командующий германской империалистической армией окончательно порвал с лагерем реакции и перешел на сторону народа. В своих речах и письменных заявлениях он предостерегал немецкий народ от опасности возрождения фашизма, разоблачал реваншистские устремления господствующих кругов в федеративной республике. Паулюс призывал бывших генералов и офицеров Гитлера сделать правильные выводы из горького опыта войны и бороться против курса на вооружение германского империализма.
Выступая за мирную политику ГДР, против агрессивной политики федеративной республики, Фридрих Паулюс действовал как патриот. Он поддерживал новое немецкое социалистическое государство, которое подняло знамя нации и, следуя ее лучшим традициям, добилось признания и у других народов.
Бывший гитлеровский фельдмаршал Фридрих Паулюс за последние тринадцать лет жизни сделал решительный поворот. Признав собственные ошибки, он встал на правильный путь. Так же поступили и другие бывшие высокопоставленные генералы гитлеровского вермахта – Винценц Мюллер, Арно фон Ленски, Мартин Латман, д-р Отто Корфес, Ганс Вильц, Артур Бранд. Большинство же гитлеровских генералов или остались в стороне, или же снова пошли по старому пути.
Прозрение
Я приказываю всем немедленно прекратить сопротивление. Повсеместно создать группы человек по сто под командованием офицера или старшего по званию унтер-офицера. Всех раненых собрать в одно место. Необходимо проявить максимум организованности, чтобы как можно скорее воспользоваться всем тем, что нам обещали русские. Настоящий приказ письменно и устно передать дальше».
Так заканчивался приказ генерал-лейтенанта Винценца Мюллера 8 июля 1944 года.
Потом я с большим интересом читал его статьи в газете «Фрайес Дойчланд» Этот генерал был большим знатоком военного дела и умел правильно оценить обстановку. Я считал его настоящим немецким патриотом. Много лет спустя, работая вместе с ним в рядах Национал-демократической партии Германии, я мог убедиться в этом лично.
Однажды слушателей антифашистской школы взбудоражило одно известие. Сообщил об этом майор Бернард Бехлер – член Национального комитета и член правления «Союза немецких офицеров». Бехлер тоже учился на краткосрочных курсах, но в отличие от других слушателей получал частенько разрешение на выезд из школы для участия в совещаниях в Лунево. В мае 1944 года его как представителя Национального комитета послали на Ленинградский фронт. И вот тут-то случилось то, что явно не входило в наши планы.
На фронт майор выехал в сопровождении двух членов Национального комитета – капитана и лейтенанта. Неожиданно Бехлер вернулся назад, в Лунево. Оказалось, один из его сопровождающих признался Бехлеру в том, что получил приказ перебежать через линию фронта и, возглавив группу десантников, выброситься затем в Лунево, чтобы арестовать членов Национального комитета и членов правления «Союза немецких офицеров».
Через несколько дней после этого Бехлер проинформировал курсы при антифашистской школе о ходе специального собрания.
Кто мог дать такое задание? Этого человека звали д-р Ганс Хубер. Ровно год назад он приехал из Елабуги на конференцию «Союза немецких офицеров» и остался в Лунево. По словам Бехлера, д-р Хубер в прошлом был штурмбанфюрером СС, работал в СД. Находясь в Елабуге, он пытался создать тайную организацию. Лейтенанту, который выезжал на фронт, Хубер передал секретный номер, по которому тот должен был позвонить. Далее майор Бехлер высказал опасение, не передавал ли бывший штурмбанфюрер в своих выступлениях на радиостанции «Фрайес Дойчланд» закодированных радиограмм? В Лунево Хубер установил связь с генерал-лейтенантом Роденбургом…
Как только Бехлер назвал фамилию Хубера, я сразу же вспомнил фанатичную речь старшего лейтенанта, произнесенную в нашей комнате. Теперь-то я понимал, почему он тогда так говорил. Этот человек с отталкивающей внешностью с первых дней плена начал вести подрывную деятельность. Он вошел в доверие к офицерам, отъезжающим на конференцию «Союза немецких офицеров», и вскоре зарекомендовал себя как незаменимая личность. На самом же деле он и здесь оставался тайным агентом СД. Хубер и Роденбург после разоблачения были исключены из «Союза немецких офицеров» и переведены в другой лагерь.
***
21 июля 1944 года слушателей немецкого сектора срочно собрали – какое-то экстренное сообщение! Перед нами выступил Герман Матерн, тот самый Матерн, который несколько недель назад в Елабуге интересовался, почему я хочу в антифашистскую школу.Оказалось, Московское радио сообщило о покушении на Гитлера. В ставке фюрера «Вольфшанце» под Растенбургом, в Восточной Пруссии, взорвалась бомба. В заговоре были замешаны высокопоставленные офицеры и генералы. Гитлер якобы ранен. Ходили слухи о стычках восставших с эсэсовцами. Теперь все зависело от того, как поведут себя солдаты и офицеры вермахта, и в первую очередь антифашисты.
Это сообщение мы встретили громом аплодисментов. Все были очень возбуждены. Лица светились радостью. Наконец-то немцы решили действовать! Это яркий пример того, что вермахт и народ недовольны предательской политикой Гитлера. Пусть в самый последний момент, но немцы все же нашли в себе силы подняться против «коричневой чумы»…
Но Гитлер только ранен. Он жив, и кто знает, что он теперь натворит в ярости…
Он может пойти на многое, на все. Через несколько дней стали поступать новые сообщения. Мы были разочарованы. Гитлер, Гиммлер, СД и СС жестоко мстили за покушение. Расстреляны генерал Ольбрихт, полковник фон Штауфенберг, полковник Мерц фон Квирингейм, генерал-полковник Бек.
Судебный процесс проходил при закрытых дверях. К смерти через повешение были приговорены генерал-фельдмаршал фон Вицлебен, генерал-полковник Хепнер, генерал-майор Штиф, лейтенант фон Вартенбург и другие.
Через четыре недели были опубликованы смертные приговоры д-ру Герделеру, Вильгельму Лейшнеру, Ульриху фон Хасселю, фон Хельдорфу и другим. Многих расстреляли без суда и следствия.
23 июля 1944 года Национальный комитет через газету «Фрайес Дойчланд» обратился к немецкому народу, солдатам и офицерам вермахта с воззванием, в котором говорилось, что народ не должен оставлять в одиночестве тех, кто поднялся против Гитлера.
Однако заговорщики, совершившие покушение на Гитлера, сами действовали в одиночку. Правда, настоящие патриоты из них жертвовали своей жизнью ради того, чтобы покончить не только с самим Гитлером, но и с этой войной – как на востоке, так и на западе. Однако большинство тут было таких, кто мечтал о прекращении военных действий только на западном фронте с тем, чтобы, сговорившись с западными державами, продолжить войну против Советского Союза.
Постепенно выяснилось, что покушение 20 июля 1944 года – дело рук буржуазной и юнкерской оппозиции. Большинство заговорщиков были высокопоставленные военные и чиновники. Они искали выхода из безнадежного военного и политического положения фашистской Германии. Свергнув гитлеровский режим, заговорщики надеялись установить в Германии власть монополистов и милитаристов, которые не слишком скомпрометировали себя связями с Гитлером. Заговорщики надеялись заключить сепаратный мир с западными державами и вместе с ними выступить против Советского Союза. Совсем другие цели ставили перед собой представители прогрессивных сил. Такие, как Юлиус Лебер, Хельмут фон Мольтке и фон Штауфенберг. Эти люди стояли за сотрудничество с коммунистами, однако они не были в состоянии изменить общий характер заговора.
Таким образом, цели заговора 20 июля 1944 года коренным образом отличались от задач Национального комитета «Свободная Германия», всего Национального фронта антифашистских сил, выступающих под руководством Коммунистической партии Германии. Неудачу заговора 20 июля поэтому можно объяснить тем, что его участники опирались на антидемократические силы.
Долгое время все разговоры в антифашистской школе только и велись вокруг заговора. Мы, разумеется, глубоко сожалели, что в этом заговоре было слишком мало настоящих патриотов.
***
8 августа 1944 года повесили генерал-фельдмаршала Эриха фон Вицлебена.И в этот же самый день другой фельдмаршал восстал против Гитлера. Это был Фридрих Паулюс – главнокомандующий разгромленной под Сталинградом 6-й немецкой армией.
– Наконец-то! – с облегчением сказали оставшиеся в живых участники Сталинградской битвы, которые уже давно были настроены против преступлений рейхсканцлера.
– Паулюсу не место в наших рядах, – говорили некоторые прогрессивно настроенные военнопленные. – Он виноват в гибели многих наших товарищей.
– Изменник! Мерзавец! – надрывно кричали стойкие фашисты, которых было особенно много в 1-й и 13-й зонах лагеря № 27.
Такое отношение к генерал-фельдмаршалу было не случайным.
В трудной обстановке Паулюс зарекомендовал себя как человек нерешительный, слишком осторожный, который не был способен на самостоятельные действия. По крайней мере потребовалось очень многое, чтобы он полностью осознал всю бессмысленность и преступность гитлеровских приказов.
И даже находясь в русском плену, Паулюс долгое время вел себя как солдат. Он еще верил, что политика и солдатский долг – вещи несовместимые. Однако фельдмаршал не мог не чувствовать, что между послушным выполнением приказов сверху и моральной ответственностью перед подчиненными лежит пропасть, но не нашел в себе мужества разрешить этот конфликт. Находясь в котле, он ограничивался лишь тем, что забрасывал ставку Гитлера многочисленными докладами, сводками и просьбами. И в то же время беспрекословно выполнял все приказы фюрера! В этом его поддерживали начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и его непосредственный начальник генерал-фельдмаршал фон Манштейн – командующий группой армии «Дон».
После второй мировой войны появилось немало книг, в которых высокопоставленные генералы представлялись как послушное орудие Гитлера. Однако одним таким объяснением эту проблему не решить, так как большинство генералов, за редким исключением, по своей доброй воле стали прислужниками фюрера.
Это полностью относится и к Паулюсу, который еще в 1940 году принимал участие в разработке плана «Барбаросса» – плана нападения на Советский Союз. Паулюс не задумывался о личной политической и моральной ответственности. Руководствуясь только абстрактными понятиями чести, Паулюс, таким образом, стал одним из главных исполнителей бесчеловечных гитлеровских приказов. Это чувство рабской покорности позволило ему даже в последние минуты трагедии под Сталинградом принять присвоенное ему звание фельдмаршала от человека, который злоупотреблял его доверием и возложил на его плечи большую вину. Паулюс оказался в плену у собственного честолюбия и не решился отвергнуть маршальский жезл.
Все поведение Паулюса в котле под Сталинградом – яркий пример того, что понятие солдатской чести без должной политико-моральной основы – пустое место.
Но если сначала Паулюс отказывался признать себя виновным перед историей, то позже он сумел правильно оценить события, и этим он выгодно отличается от всех генералов, которые позже писали мемуары только с целью собственного оправдания, и в первую очередь от его бывшего начальника Эриха фон Манштейна. Нельзя не обратить внимания на следующее заявление Паулюса:
«Генералы… видели свою задачу в том, чтобы поставить все свои силы и знания на службу главе государства, а тем самым, по их субъективному убеждению, немецкому народу. С некоторыми явлениями национал-социализма они были не согласны, что-то они просто проглядели, да и вообще национал-социализма они не знали. Субъективно они верили, что служат своему народу. Объективно же они стали опорой системы, которую сами позже отвергли. Однако как бы там ни было, все они были лишены чувства личной ответственности, что привело к печальным последствиям на поле боя. Я тоже находился в таком заблуждении и теперь признаюсь в этом».
К этой критической оценке Паулюс пришел в советском плену. Впервые он сказал об этом в своем заявлении 8 августа 1944 года.
Для Национального комитета было бы очень важно, если бы Паулюс сказал это раньше, то есть еще летом 1943 года, так как слово фельдмаршала прозвучало бы для войск более весомо, чем призывы каких-то там майоров. Фельдмаршал запоздал с признанием своей вины.
Но лучше поздно, чем никогда.
8 августа 1944 года Паулюс выступил по радиостанции «Фрайес Дойчланд» с заявлением о том, что Германия должна порвать с Гитлером и избрать себе такое правительство, которое было бы способно покончить с войной я установить дружественные отношения с нашим теперешним противником.
Фельдмаршал, воспитанный в прусском духе и еще недавно послушный своему верховному главнокомандующему, превратился в мятежника, ратующего за дружбу со всеми народами, а также с Советским Союзом. Это было важное решение. И Паулюс остался верен ему до последних дней своей жизни (умер он 1 февраля 1957 года в Дрездене).
В декабре 1944 года Паулюс одним из первых поставил свою подпись под воззванием пятидесяти немецких генералов, попавших в русский плен. Это воззвание было обращено к народу и вермахту. В нем писалось:
«Продолжение самоубийственной, ставшей полностью бессмысленной войны служит только интересам Гитлера и его партийных руководителей.
Наш народ не должен погибнуть! Именно поэтому войну нужно немедленно прекратить!»
А в феврале 1946 года, находясь на суде над главными военными преступниками в Нюрнберге, Паулюс пошел еще дальше. Он заявил, что план нападения на Советский Союз готовился заблаговременно.
Этот план, по признанию Паулюса, предусматривал захват и последующую колонизацию русской территории с целью ее ограбления и эксплуатации людских резервов. А затем Гитлер хотел победоносно закончить войну на западе и установить свое господство во всей Европе.
Далее свидетель Паулюс сказал, что события под Сталинградом помогли ему прийти к правильному решению, помогли понять всю преступность нападения Германии на СССР.
После освобождения из плена фельдмаршал уехал в Германскую Демократическую Республику. Он жил и работал в немецком государстве, основным принципом которого стала дружба с Советским Союзом. Так бывший командующий германской империалистической армией окончательно порвал с лагерем реакции и перешел на сторону народа. В своих речах и письменных заявлениях он предостерегал немецкий народ от опасности возрождения фашизма, разоблачал реваншистские устремления господствующих кругов в федеративной республике. Паулюс призывал бывших генералов и офицеров Гитлера сделать правильные выводы из горького опыта войны и бороться против курса на вооружение германского империализма.
Выступая за мирную политику ГДР, против агрессивной политики федеративной республики, Фридрих Паулюс действовал как патриот. Он поддерживал новое немецкое социалистическое государство, которое подняло знамя нации и, следуя ее лучшим традициям, добилось признания и у других народов.
Бывший гитлеровский фельдмаршал Фридрих Паулюс за последние тринадцать лет жизни сделал решительный поворот. Признав собственные ошибки, он встал на правильный путь. Так же поступили и другие бывшие высокопоставленные генералы гитлеровского вермахта – Винценц Мюллер, Арно фон Ленски, Мартин Латман, д-р Отто Корфес, Ганс Вильц, Артур Бранд. Большинство же гитлеровских генералов или остались в стороне, или же снова пошли по старому пути.
Прозрение
Во втором семестре в антифашистской школе в Красногорске нам предстояло открыть для себя марксизм-ленинизм. Сначала мы начали изучать политическую экономию. Ее нам преподавал венгр профессор Ласло Рудаш. Начальником немецкого сектора был товарищ Линдау.
Сначала я был несколько удивлен: венгр будет преподавать немцам! Да еще такую серьезную дисциплину! Сможет ли он донести до нас эту науку? Ведь для этого необходимо хорошо знать немецкие условия и безукоризненно владеть немецким языком. Как-то это будет выглядеть? Я был само нетерпение.
И вот лектор стоит в аудитории перед нами. Небольшого роста и совсем невзрачный на вид. Не спеша, с чуть заметным акцентом он начал читать свою лекцию на немецком языке. И как доходчиво! А как легко и просто он обращался с материалом! Казалось, профессор Рудаш знает весь курс наизусть. Говорил он по памяти, без конспекта. Его лекция буквально захватила нас. Все взгляды застыли на его фигуре.
Лекция следовала за лекцией. Постепенно вырисовывалось стройное учение о политической экономии. Экономические материалы один за другим оседали в нашей голове. Сильное впечатление произвела на нас теория прибавочной стоимости, лектор назвал ее краеугольным камнем всей политической экономии.
«Но почему именно краеугольным?» – думал я. С политэкономией я был, собственно говоря, не в ладах. Лекции профессора Рудаша разрушили все мои прежние представления о некоторых явлениях политэкономии. Но Рудаш писал на доске различные формулы, доказывая сказанное, и многие понятия становились предельно ясными.
Все это было открытием для меня. Теперь я хорошо понимал, что между работодателями и работополучателями не может быть никакого «единства», о котором так много твердили в Германии власть имущие. Теперь я еще раз убедился, как глубоко заблуждался раньше.
Профессор Рудаш шаг за шагом знакомил нас с мировоззрением рабочего класса и его революционной партии. Исторический материализм помог мне лучше понять русскую и немецкую историю. Все общественные явления я стал рассматривать с марксистских позиций. Постепенно я понял, что социализм – не случайное явление, а закономерное развитие человеческого общества, результат целенаправленной классовой борьбы пролетариата и его союзников. Постепенно мне стало ясно, что марксизм-ленинизм имеет решающее значение не только для рабочего класса, но и для всех прогрессивных слоев общества.
Ласло Рудаш был первым профессором-коммунистом, с которым я познакомился. Его мастерство преподавателя во многом способствовало тому, чтобы мы глубоко усвоили основы марксизма-ленинизма. Благодаря ему я стал ориентироваться в истории. Личность Рудаша настолько меня заинтересовала, что я старался узнать о нем как можно больше.
Рудаш еще в молодые годы принимал активное участие в венгерском рабочем движении. В 1918 году Рудаш вместе с другими товарищами основал Коммунистическую партию Венгрии, а в 1919 году играл видную роль в дни Венгерской советской республики. Террор контрреволюции вынудил его покинуть родину. Рудаш нашел убежище в Советском Союзе, где преподавал в партийной школе при Коминтерне, а позже в антифашистской школе в Красногорске.
Но прежде чем попасть на преподавательскую работу, Рудаш сорок лет отдал революционному рабочему движению. Сорок лет – борьбе за интересы рабочего класса! Рудаш помог нам, немецким военнопленным, понять правду. Все его лекции были проникнуты глубокой партийностью. Ласло Рудаш фактически сделал нас политически зрелыми людьми.
Как-то мне в руки попала небольшая книжица под названием «Сибирская смена». В ней рассказывалось о первых шагах советских людей на бескрайних просторах Сибири. Жить и строить в Сибири было очень и очень трудно. Многое держалось на одном энтузиазме, но энергия и самоотверженность советских людей, готовых на любые трудности ради достижения великой цели, делали свое дело. Здесь, на стройках пятилетки, рождалась настоящая человеческая дружба. Усилия каждого сливались с усилиями общества.
Под титулом «Сибирская смена» стояло, что это – заметки и репортажи с мест. Автором этой книжки был некто Гуно Хуперт, австриец. В Вене он изучал общественно-политические науки, в Сорбонне – социологию. В Париже познакомился с Анри Барбюсом – этим страстным обличителем империалистической войны. Затем Хуперт как политэмигрант переехал в Советский Союз. Здесь он вел большую литературную и научную работу. Летом 1944 года Хуперт преподавал у нас на курсах. Так же, как немецкие писатели Фридрих Вольф и Вилли Бредель, он вел у нас в школе одну группу.
Книга Гуго Хуперта рассказывала о социалистических преобразованиях в Сибири. А ведь Сибирь для многих из нас была страшным пугалом. При царе в Сибирь ссылали всех непокорных, чтобы сломить их духовно и физически. Там был в ссылке Ленин. Немецкие солдаты и офицеры знали только об этой Сибири. А теперь я читал совсем другое. На территории Сибири строились гигантские промышленные предприятия. И я высказал свое восхищение в статье для стенной газеты.
На следующий день староста нашей группы сказал мне, чтобы я зашел к товарищу Гуго Хуперту.
Это был темноволосый мужчина среднего роста, с темными глазами и слегка горбатым носом на узком лице. Он тепло поздоровался со мной.
– Отто Рюле? Уж не сын ли вы Отто Рюле – депутата рейхстага от социал-демократической партии? Автора Истории культуры и нравов? В годы первой мировой войны он вместе с Карлом Либкнехтом голосовал против военных кредитов. Что с ним стало теперь?
– Этого я, к сожалению, не могу сказать. Я знаю только то, что мой отец Отто Рюле был ректором одной из школ в Дрездене и что он ровно на сорок лет старше меня. Мои родственники по линии отца – швабы. Так что депутат рейхстага – не мой родственник.
– Значит, случайное совпадение фамилий. А вы, я вижу, внимательно прочли мою «Сибирскую смену». Ваша статья в стенной газете заинтересовала меня. Сибири действительно принадлежит будущее. Уму непостижимо, как изменился этот край! Война приостановила там мирное строительство, но, несмотря на это, производственная мощь Сибири с каждым днем растет за счет предприятий, эвакуированных из западных районов страны.
– Так что старые представления о Сибири нужно выбросить на свалку?
– Точно. В этой стране я живу и работаю уже более десяти лет. И все время учусь.
Гуго Хуперт познакомился в Советском Союзе с Владимиром Маяковским и даже перевел некоторые его стихи на немецкий язык.
Однажды вечером он рассказал нам о своих встречах с Маяковским и о том, как трудно было переводить на немецкий язык его поэму «Хорошо». Даже само название заставило Гуго немало подумать.
– Перевести название поэмы просто словом «Гут» казалось мне явно недостаточным. Поэма говорила о большем. И тогда я решил, что к слову «хорошо» следует добавить еще и «прекрасно». Таким образом, я перевел название поэмы «Хорошо» как «Гут унд шен» – «Хорошо и прекрасно». Вот я сейчас кое-что вам из нее прочитаю.
Хуперт раскрыл книжку с портретом Маяковского и начал читать. Поэт призывал к штыку приравнять перо. Читал Гуго настолько взволнованно, что я забыл обо всем на свете. Громкие аплодисменты вернули меня к действительности. Потом Гуго читал нам отрывки из поэмы «Владимир Ильич Ленин» и «Левый марш».
Равнодушных здесь не было. Большинство восторженно встретило чтение этих стихов, однако были и такие, которым стихи Маяковского пришлись не по вкусу.
– Я не знаю, – проговорил Роман, когда мы возвращались домой, – искусство ли это? Мне кажется, Маяковский перешагнул привычные границы жанра. По-моему, это не поэзия, а агитплакат.
– Без всякого сомнения, как содержание, так и форма стихов Маяковского для нас, представителей буржуазного мира, несколько необычны, – заметил я. – Маяковский в своих стихах клеймит старый мир и всего себя отдает делу революции и социализма.
– Это и есть агитация…
– Уж не хочешь ли ты сказать, что социализм не признает искусства? – спросил я.
– Нет, я так не думаю, – ответил мне Роман. – Но поэтический язык Маяковского мне кажется слишком грубым.
– Язык у него разный. Все зависит от того, о чем он пишет. Когда поэт клеймит капитализм, он специально употребляет грубые слова. Когда же Маяковский говорит о новом человеке, о социализме, в его стихах звучат неподдельные лирические интонации.
– Возможно, ты лучше меня разбираешься в поэзии, – возразил он. – До меня же это не доходит.
Лежа на нарах, я еще долго думал о стихах Маяковского, мысленно продолжая свой спор с Романом. Да, поэт не стеснялся в выражениях, когда речь шла о разоблачении капиталистического общества. Но в этом, собственно говоря, и была партийность поэта, его вера в социализм.
После знакомства с Гуго Хупертом я по-настоящему увлекся поэзией Владимира Маяковского.
Две недели лил дождь. Стояла распутица, и лишь в начале ноября установилась зимняя погода. Солнце почти не показывалось, но когда оно изредка прорывалось сквозь густую пелену облаков, то было таким ослепительным, что все вокруг преображалось.
После окончания курсов слушатели антифашистской школы собрались в лекционном зале на прощальный вечер. В президиуме рядом с нашими преподавателями-немцами сидели начальник школы подполковник Парфенов и венгерский профессор Рудаш. Доклад сделал товарищ Рудольф Линдау. Он подробно остановился на актуальных политических и военных проблемах.
Гитлеровская военная коалиция была расчленена на части. Летом 1943 года Италия выпала из фашистского блока и объявила Германии войну. На этот же путь встали Румыния и Болгария. Финляндия подписала в Москве договор о прекращении военных действий. Флоренция, Париж, Брюссель, Афины были освобождены союзниками при активной помощи национальных войск и борцов движения Сопротивления. Однако, несмотря на это, судьба всей войны по-прежнему решалась на Восточном фронте. Войска Советской Армии накинули гигантскую петлю на группу армий «Север». 11 октября советские войска вступили на территорию Восточной Пруссии. Советские солдаты вместе с югославскими партизанами освободили Белград. Дуйсбург, Эссен, Кельн подвергались налетам англоамериканской авиации. Аахен заняли американские войска, Бельфорт и Мюльхаузен – французские. Американцы наносили удары по Японии.
Сначала я был несколько удивлен: венгр будет преподавать немцам! Да еще такую серьезную дисциплину! Сможет ли он донести до нас эту науку? Ведь для этого необходимо хорошо знать немецкие условия и безукоризненно владеть немецким языком. Как-то это будет выглядеть? Я был само нетерпение.
И вот лектор стоит в аудитории перед нами. Небольшого роста и совсем невзрачный на вид. Не спеша, с чуть заметным акцентом он начал читать свою лекцию на немецком языке. И как доходчиво! А как легко и просто он обращался с материалом! Казалось, профессор Рудаш знает весь курс наизусть. Говорил он по памяти, без конспекта. Его лекция буквально захватила нас. Все взгляды застыли на его фигуре.
Лекция следовала за лекцией. Постепенно вырисовывалось стройное учение о политической экономии. Экономические материалы один за другим оседали в нашей голове. Сильное впечатление произвела на нас теория прибавочной стоимости, лектор назвал ее краеугольным камнем всей политической экономии.
«Но почему именно краеугольным?» – думал я. С политэкономией я был, собственно говоря, не в ладах. Лекции профессора Рудаша разрушили все мои прежние представления о некоторых явлениях политэкономии. Но Рудаш писал на доске различные формулы, доказывая сказанное, и многие понятия становились предельно ясными.
Все это было открытием для меня. Теперь я хорошо понимал, что между работодателями и работополучателями не может быть никакого «единства», о котором так много твердили в Германии власть имущие. Теперь я еще раз убедился, как глубоко заблуждался раньше.
***
Каждая лекция открывала все новые горизонты. Я тщательно конспектировал «Капитал» Маркса и другие работы. И даже подготовил реферат о марксистской теории кризисов. Написать реферат мне помог Роман, который вел у нас в группе семинар по политэкономии.Профессор Рудаш шаг за шагом знакомил нас с мировоззрением рабочего класса и его революционной партии. Исторический материализм помог мне лучше понять русскую и немецкую историю. Все общественные явления я стал рассматривать с марксистских позиций. Постепенно я понял, что социализм – не случайное явление, а закономерное развитие человеческого общества, результат целенаправленной классовой борьбы пролетариата и его союзников. Постепенно мне стало ясно, что марксизм-ленинизм имеет решающее значение не только для рабочего класса, но и для всех прогрессивных слоев общества.
Ласло Рудаш был первым профессором-коммунистом, с которым я познакомился. Его мастерство преподавателя во многом способствовало тому, чтобы мы глубоко усвоили основы марксизма-ленинизма. Благодаря ему я стал ориентироваться в истории. Личность Рудаша настолько меня заинтересовала, что я старался узнать о нем как можно больше.
Рудаш еще в молодые годы принимал активное участие в венгерском рабочем движении. В 1918 году Рудаш вместе с другими товарищами основал Коммунистическую партию Венгрии, а в 1919 году играл видную роль в дни Венгерской советской республики. Террор контрреволюции вынудил его покинуть родину. Рудаш нашел убежище в Советском Союзе, где преподавал в партийной школе при Коминтерне, а позже в антифашистской школе в Красногорске.
Но прежде чем попасть на преподавательскую работу, Рудаш сорок лет отдал революционному рабочему движению. Сорок лет – борьбе за интересы рабочего класса! Рудаш помог нам, немецким военнопленным, понять правду. Все его лекции были проникнуты глубокой партийностью. Ласло Рудаш фактически сделал нас политически зрелыми людьми.
Как-то мне в руки попала небольшая книжица под названием «Сибирская смена». В ней рассказывалось о первых шагах советских людей на бескрайних просторах Сибири. Жить и строить в Сибири было очень и очень трудно. Многое держалось на одном энтузиазме, но энергия и самоотверженность советских людей, готовых на любые трудности ради достижения великой цели, делали свое дело. Здесь, на стройках пятилетки, рождалась настоящая человеческая дружба. Усилия каждого сливались с усилиями общества.
Под титулом «Сибирская смена» стояло, что это – заметки и репортажи с мест. Автором этой книжки был некто Гуно Хуперт, австриец. В Вене он изучал общественно-политические науки, в Сорбонне – социологию. В Париже познакомился с Анри Барбюсом – этим страстным обличителем империалистической войны. Затем Хуперт как политэмигрант переехал в Советский Союз. Здесь он вел большую литературную и научную работу. Летом 1944 года Хуперт преподавал у нас на курсах. Так же, как немецкие писатели Фридрих Вольф и Вилли Бредель, он вел у нас в школе одну группу.
Книга Гуго Хуперта рассказывала о социалистических преобразованиях в Сибири. А ведь Сибирь для многих из нас была страшным пугалом. При царе в Сибирь ссылали всех непокорных, чтобы сломить их духовно и физически. Там был в ссылке Ленин. Немецкие солдаты и офицеры знали только об этой Сибири. А теперь я читал совсем другое. На территории Сибири строились гигантские промышленные предприятия. И я высказал свое восхищение в статье для стенной газеты.
На следующий день староста нашей группы сказал мне, чтобы я зашел к товарищу Гуго Хуперту.
Это был темноволосый мужчина среднего роста, с темными глазами и слегка горбатым носом на узком лице. Он тепло поздоровался со мной.
– Отто Рюле? Уж не сын ли вы Отто Рюле – депутата рейхстага от социал-демократической партии? Автора Истории культуры и нравов? В годы первой мировой войны он вместе с Карлом Либкнехтом голосовал против военных кредитов. Что с ним стало теперь?
– Этого я, к сожалению, не могу сказать. Я знаю только то, что мой отец Отто Рюле был ректором одной из школ в Дрездене и что он ровно на сорок лет старше меня. Мои родственники по линии отца – швабы. Так что депутат рейхстага – не мой родственник.
– Значит, случайное совпадение фамилий. А вы, я вижу, внимательно прочли мою «Сибирскую смену». Ваша статья в стенной газете заинтересовала меня. Сибири действительно принадлежит будущее. Уму непостижимо, как изменился этот край! Война приостановила там мирное строительство, но, несмотря на это, производственная мощь Сибири с каждым днем растет за счет предприятий, эвакуированных из западных районов страны.
– Так что старые представления о Сибири нужно выбросить на свалку?
– Точно. В этой стране я живу и работаю уже более десяти лет. И все время учусь.
Гуго Хуперт познакомился в Советском Союзе с Владимиром Маяковским и даже перевел некоторые его стихи на немецкий язык.
Однажды вечером он рассказал нам о своих встречах с Маяковским и о том, как трудно было переводить на немецкий язык его поэму «Хорошо». Даже само название заставило Гуго немало подумать.
– Перевести название поэмы просто словом «Гут» казалось мне явно недостаточным. Поэма говорила о большем. И тогда я решил, что к слову «хорошо» следует добавить еще и «прекрасно». Таким образом, я перевел название поэмы «Хорошо» как «Гут унд шен» – «Хорошо и прекрасно». Вот я сейчас кое-что вам из нее прочитаю.
Хуперт раскрыл книжку с портретом Маяковского и начал читать. Поэт призывал к штыку приравнять перо. Читал Гуго настолько взволнованно, что я забыл обо всем на свете. Громкие аплодисменты вернули меня к действительности. Потом Гуго читал нам отрывки из поэмы «Владимир Ильич Ленин» и «Левый марш».
Равнодушных здесь не было. Большинство восторженно встретило чтение этих стихов, однако были и такие, которым стихи Маяковского пришлись не по вкусу.
– Я не знаю, – проговорил Роман, когда мы возвращались домой, – искусство ли это? Мне кажется, Маяковский перешагнул привычные границы жанра. По-моему, это не поэзия, а агитплакат.
– Без всякого сомнения, как содержание, так и форма стихов Маяковского для нас, представителей буржуазного мира, несколько необычны, – заметил я. – Маяковский в своих стихах клеймит старый мир и всего себя отдает делу революции и социализма.
– Это и есть агитация…
– Уж не хочешь ли ты сказать, что социализм не признает искусства? – спросил я.
– Нет, я так не думаю, – ответил мне Роман. – Но поэтический язык Маяковского мне кажется слишком грубым.
– Язык у него разный. Все зависит от того, о чем он пишет. Когда поэт клеймит капитализм, он специально употребляет грубые слова. Когда же Маяковский говорит о новом человеке, о социализме, в его стихах звучат неподдельные лирические интонации.
– Возможно, ты лучше меня разбираешься в поэзии, – возразил он. – До меня же это не доходит.
Лежа на нарах, я еще долго думал о стихах Маяковского, мысленно продолжая свой спор с Романом. Да, поэт не стеснялся в выражениях, когда речь шла о разоблачении капиталистического общества. Но в этом, собственно говоря, и была партийность поэта, его вера в социализм.
После знакомства с Гуго Хупертом я по-настоящему увлекся поэзией Владимира Маяковского.
Две недели лил дождь. Стояла распутица, и лишь в начале ноября установилась зимняя погода. Солнце почти не показывалось, но когда оно изредка прорывалось сквозь густую пелену облаков, то было таким ослепительным, что все вокруг преображалось.
После окончания курсов слушатели антифашистской школы собрались в лекционном зале на прощальный вечер. В президиуме рядом с нашими преподавателями-немцами сидели начальник школы подполковник Парфенов и венгерский профессор Рудаш. Доклад сделал товарищ Рудольф Линдау. Он подробно остановился на актуальных политических и военных проблемах.
Гитлеровская военная коалиция была расчленена на части. Летом 1943 года Италия выпала из фашистского блока и объявила Германии войну. На этот же путь встали Румыния и Болгария. Финляндия подписала в Москве договор о прекращении военных действий. Флоренция, Париж, Брюссель, Афины были освобождены союзниками при активной помощи национальных войск и борцов движения Сопротивления. Однако, несмотря на это, судьба всей войны по-прежнему решалась на Восточном фронте. Войска Советской Армии накинули гигантскую петлю на группу армий «Север». 11 октября советские войска вступили на территорию Восточной Пруссии. Советские солдаты вместе с югославскими партизанами освободили Белград. Дуйсбург, Эссен, Кельн подвергались налетам англоамериканской авиации. Аахен заняли американские войска, Бельфорт и Мюльхаузен – французские. Американцы наносили удары по Японии.