тростинку с мелкими колючками и, зажав ее в ладонях, вращают в разные
стороны; пытка длится довольно долго и доставляет жертве невыносимые
страдания. Ирокезы привязывают кончики нервов жертвы к палочкам, которые
вращают и наматывают на них нервы; в продолжение этой операции тело
дергается, извивается и в конце концов буквально распадается на глазах
восхищенных зрителей - по крайней мере так рассказывают очевидцы.
- Это действительно так, - подхватила Жюльетта и поведала его
святейшеству о том, как сама участвовала в аналогичной пытке. - Зрелище это
незабываемое, и вы, друг мой, могли бы плавать в потоке спермы, которую я
извергала в это время.
- На Филиппинах, - продолжал удовлетворенный папа, - обнаженную жертву
привязывают к столбу лицом к солнцу, которое медленно убивает ее.
В другой восточной стране жертве распарывают живот, вытаскивают кишки,
засыпают туда соль и тело вывешивают на рыночной площади.
У одного американского племени до сих пор существует такое наказание:
виновника закалывают копьями, разрывают на части, и вдову заставляют есть
мясо убитого.
Прежде чем отправиться собирать ареку {Разновидность орехов,
употребляемых в пишу в Юго-Восточной Азии.}, жители Тонкинского залива дают
ребенку съесть один отравленный орешек, и его смерть, по их мнению, служит
залогом хорошего урожая. В этом случае убийство представляет собой
религиозный акт.
Гуроны подвешивают над связанной жертвой труп таким образом, чтобы вся
мерзость, вытекающая из мертвого разлагающегося тела, попадала на ее лицо, и
жертва испускает дух после долгих страданий.
Свирепые казаки далекой России привязывают жертву к хвосту лошади и
пускают ее в галоп по неровной местности; если помните, таким же образом
погибла королева Брунгильда.
В той же стране человеку втыкают в ребра крюки и подвешивают его. Турки
до сих пор сажают жертву на кол.
Во время своих путешествий по Сибири один европеец видел женщину, по
самую шею закопанную в землю; в таком положении ее кормили, и она скончалась
только на тринадцатый день.
Весталок замуровывали в узкие тесные ниши, где стоял стол, на котором
оставляли свечу, хлеб и бутылку с маслом. Совсем недавно в Риме обнаружили
подземный ход, ведущий из императорского дворца в "катакомбы весталок"
{Девственницы, служительницы древнеримского культа богини Весты.}. Это
доказывает, что императоры либо ходили любоваться этим возбуждающим
зрелищем, либо обреченных девушек доставляли во дворец, где властители
наслаждались ими, после чего убивали сообразно своим вкусам и прихотям.
В Марокко и Швейцарии осужденного зажимали между двух досок и
распиливали пополам. Один африканский царек по имени Гиппомен отдал своих
детей - сына и дочь - на съедение лошадям, которых долгое время не кормили,
очевидно, по этой причине он и получил свое имя {Hippo (лат.) означает
"лошадь".}.
Галлы в течение пяти лет держали своих жертв в тюрьме, затем насаживали
их на вертел и сжигали; это делалось в честь высшего божества, на которого
можно было списать всю человеческую несправедливость.
Древние германцы топили людей в болоте. Египтяне вставляли сухие
камышинки во все части тела жертвы и поджигали их.
Персы - самый изобретательный в мире народ по части пыток - помещали
жертву в круглую долбленную лодку с отверстиями для рук, ног и головы,
накрывали сверху такой же и заставляли несчастного есть и пить; если он
отказывался, ему выкалывали глаза; иногда лицо его обмазывали медом, чтобы
привлечь диких ос, в конечном счете его заживо поедали черви. Кто может
поверить, что в таком состоянии человек может прожить более двух недель?
Какое искусство и какая изобретательность! Ведь только большое искусство
позволяет умертвлять человека день за днем и растянуть смерть на долгие дни.
Те же персы растирали жертву между жерновами или сдирали кожу с живого
человека и втирали в освежеванную плоть колючки, что вызывало неслыханные
страдания. В наше время непослушным или провинившимся обитательницам гарема
надрезают тело в самых нежных местах и в открытые раны по капле закапывают
расплавленный свинец; свинец также заливают во влагалище или делают из ее
тела подушечку для булавок, только вместо булавок используют пропитанные
серой деревянные гвозди, поджигают их, и пламя поддерживается за счет
подкожного жира жертвы.
Здесь Жюльетта опять уверила его святейшество в том, что знакома и с
этой пыткой.
- Даниэль, - продолжал тот, - сообщает, что вавилоняне бросали
осужденных в пылающие печи. Македонцы распинали их вниз головой. Афиняне
вскрывали жертвам вены и помещали их в ванну, куда добавляли яд.
Римляне вешали мужчин за гениталии; им же принадлежит честь изобретения
пытки на колесе. Обычный их метод четвертования заключался в том, что все
четыре конечности обреченного привязывали к наклоненным до земли вершинам
молодых деревьев, затем деревья отпускали одновременно, и жертва разрывалась
на четыре части. Меттиуса-Суффетиуса {Диктатор г. Альба в VII в. до н. э.,
враг Рима, был пленен и казнен.} четвертовали при помощи четырех колесниц.
Во времена императоров осужденных засекали кнутом до смерти. Или же
завязывали жертву в кожаный мешок вместе со змеями и бросали в Тибр. А еще
человека привязывали к ободу большого колеса, которое быстро раскручивали
сначала в одну сторону, потом, так же быстро, в противоположную, у
несчастного все обрывалось внутри, и очень часто он блевал собственными
кишками.
Великий Торквемада {Испанский инквизитор, прославившийся своей
жестокостью.} любил присутствовать при пытках, когда щипцами терзали самые
нежные части человеческого тела; иногда он приказывал сажать жертву на
острый кол таким образом, чтобы основной вес приходился на крестец: в этой
ужасной позе происходят сильнейшие конвульсии, и умирающий часто разражается
жутким спазматическим хохотом {Интересно отметить, что испанцы - очень
женственный народ, стало быть, очень короток шаг от изнеженности до
жестокости. {Прим. автора)}.
Апулей описывает удивительную казнь, которой подвергли одну женщину:
убили осла, вытащили из него потроха, в его шкуру зашили несчастную так, что
торчала одна голова, и бросили на съедение диким зверям.
Тиран Максенций {Римский император, побежденный Константином.}
привязывал живого человека к трупу и оставлял его заживо гнить и
разлагаться.
Есть страны, где связанную жертву кладут возле костра, и пламя
постепенно прожигает в ее теле отверстия, проникает внутрь и пожирает все
внутренности.
Во времена "драгонад" {Преследования протестантов при Людовике XIV;
назывались "драгонадами" потому, что в дома протестантов ставили на постой
драгун, которые должны были вразумлять вероотступников.} женщинам, не
желавшим целовать облатку, набивали в анус и во влагалище порох, и они
разрывались, как бомбы.
Вы даже не представляете себе, какой любовью они воспылали после этого
к телу христову и к тайной исповеди. И как можно не любить Бога, во имя
которого творились такие славные дела!
Возвращаясь к классическим пыткам, напомню о Святой Катерине, которую
привязали к бревну, утыканному гвоздями, и столкнули с крутой горы. Не
правда ли, Жюльетта, приятный способ попасть в рай?
Можно вспомнить и многих других мучеников религии, чьим апостолом я
являюсь скорее по материальным соображениям, нежели по убеждению: им втыкали
под ногти иголки, поджаривали на угольях, опускали вниз головой в яму, где
находились голодные собаки или змеи, и подвергали тысячам других мучений,
которые трудно себе представить {Например, один за другим отрывали пальцы
рук и ног, затем сами руки и ноги, зубы, глаза, нос, язык, прочие
выступающие части тела, включая мужские атрибуты, а у женщин и клитор.
(Прим. автора)}.
Перейдем опять к чужестранным обычаям. В Китае палач мог поплатиться
своей головой, если жертва погибала прежде назначенного срока, который был,
как правило, весьма продолжительным - восемь или девять дней, и за это время
самые изощренные пытки сменяли друг друга беспрерывно.
Англичане рубили свои жертвы на куски и варили в котле, а в своих
колониях истирали негров в порошок на жерновах для сахарного тростника, и
смерть эта была столь же медленной, сколько ужасной.
На Цейлоне жертву заставляли есть свою собственную плоть или плоть
своих детей. Жители Малабара - также лихие рубаки, причем пользуются кривой
саблей. Кроме того, они бросают людей на съедение тиграм.
В Сиаме человека, попавшего в немилость, бросают в загон с разъяренными
быками, и те пронзают его рогами насквозь и затаптывают насмерть. Король
этой страны заставил одного мятежника есть собственное мясо, которое время
от времени отрезали от его тела; те же сиамцы помещают жертву в сплетенный
из лиан балахон и острыми предметами колют его; после этой пытки быстро
разрубают его тело на две части, верхнюю половину тут же укладывают на
раскаленную докрасна медную решетку, эта операция останавливает кровь и
продлевает жизнь человека, вернее, получеловека.
Примерно так же поступают с осужденными в Кохин-Хине {Кохин-Хин,
провинция во Вьетнаме.}, где их привязывают к столбу и каждый день по одному
лоскуту сдирают с них кожу.
Корейцы накачивают жертву уксусом и, когда она распухнет до надлежащих
размеров, бьют по ней, как по барабану, палочками, пока она не умрет. Их
король однажды посадил свою сестру в железную клетку, под которой развели
костер, и его величество долго любовался ее акробатическими прыжками.
В некоторых странах человека подвешивают так, чтобы он опирался бедрами
в один поперечный стержень, а лодыжками в другой, и бьют его прутьями по
лодыжкам и ягодицам. Этот способ широко распространен в Турции и у
варварских народов.
У китайцев есть пустотелый медный столб двадцать локтей в высоту и
восемь в диаметре, который называется "пао-ла"; его раскаляют изнутри,
крепко привязанный человек обхватывает этот столб руками, прижимается к нему
всем телом и медленно зажаривается. Говорят, эту пытку придумала супруга
императора, которая, наблюдая за происходящим, всегда испытывала бурный
оргазм {Если женщина привыкла возбуждаться, только давая выход своей
жестокости, которая до поры до времени дремлет в каждой из нас, она,
благодаря исключительно тонким фибрам ее души и высокой чувствительности
всех ее органов, много изобретательнее в этом отношении, чем мужчина. (Прим.
автора)}.
Японцы предпочитают вспарывать животы, при этом иногда четверо человек
держат пациента, пятый разбегается, запрыгивает на него и железной булавой
раскалывает череп, как орех.
Моравские братья {Так называлась знаменитая шайка разбойников тех
времен.} доводили пленников до смерти посредством щекотки. Аналогичной пытке
подвергают женщин, щекоча им клитор, что также заканчивается смертью.
А что бы вы сказали, увидев знатного и богатого человека, служащего
палачом? Вот вам убедительный пример жестокости, вызываемый похотью.
Султан Измаил лично казнил преступников своей империи; в Марокко можно
было лишить человека жизни только его царственной рукой, и никто с таким
искусством не рубил головы, как он. По его словам, совершая такие подвиги,
он испытывает огромное удовольствие. Десять тысяч несчастных познали мощь
его длани, и подданные считали, что жертв монарха ожидает вечное блаженство
в раю.
Король Мелинда {Древний город в Восточной Африке, столица одноименного
государства.} самолично определял количество палочных ударов, которым
подвергали жителей его страны.
Епископ Лондонский Боннер собственноручно вырывал волосы тем, кто
отказывался обращаться в истинную веру, или нещадно порол их. Еще он любил
держать руку жертвы, сунутую в костер, и смотреть, как сгорают нервные
окончания.
Как-то раз Уриотхесли, лорду-канцлеру Англии, привели очень красивую
женщину, которая не верила в божественность Иисуса Христа, и он сам выпорол
ее до крови и бросил после этого в камин. И неужели вы думаете, что он не
испытал при этом эрекции?
В 1700 году, во время восстания "камизаров" {Восстание, начатое
угнетенными гугенотами на юге Франции.}, аббат Дю Шейла окружил Севенны и
выпорол всех маленьких девочек, которые не хотели отказаться от
протестантизма; это было сделано с таким усердием, что многие из них отдали
Богу душу, после чего начался всеобщий расстрел.
В некоторых странах существует такой обычай: когда казнят сразу двоих
преступников, палач опускает руку в кровь первого и мажет ею лицо второму,
прежде чем обезглавить его.
Итак, мы приходим к выводу, что убийство почиталось - и почитается до
сих пор - во всем мире: от полюса до полюса приносят в жертву людей.
Египтяне, арабы, жители Крита и Кипра, родосцы, фосцы, греки, пелагийцы,
римляне, финикийцы, персы, лндейцы, китайцы, массагеты, геты, скифы,
сарматы, ирландцы, норвежцы, суэвы {Фосцы - жители г. Фос в Малой Азии,
пелагийцы - жители Пелагийских островов в Средиземном море, геты - древний
скифский народ, суэвы - древнегерманcкое племя.}, скандинавы, все северные
народы, галлы, кельты, ютландцы, германцы, бретонцы, испанцы, мавры,
чернокожие жители Африки - все истребляют человеческие существа на алтарях
своих богов. С незапамятных времен человек с удовольствием проливал кровь
своих собратьев и только иногда скрывал эту страсть под маской правосудия
или религии. Однако - и не сомневайтесь в этом - его единственной целью
всегда было получить удовольствие.
Надеюсь, после таких ярких примеров, вы убедитесь в том, что нет ничего
более обычного в этом мире, чем убийство, что не существует ничего более
законного и что глубоко заблуждается тот, кто испытывает хоть малейшее
раскаяние или сожаление в свершенном преступлении, но еще глупее тот, кто
дает себе зарок никогда больше не совершать его.
- О мудрейший философ! - вскричала я, горячо обнимая Браски. - Никто и
никогда с таким искусством не разбирал столь важный предмет; никто не
объяснял его так тщательно и так понятно, с такими убедительными и
поучительными примерами. Все мои сомнения рассеялись, все до единого; ваш
светлый разум сделал свое дело, вы распахнули передо мною двери в необъятный
мир; я, по примеру Тиберия, желаю, чтобы у человечества была только одна
голова, которую я с великой радостью срубила бы одним ударом.
Наш час настал, святой отец, и пусть безумства наши продлятся до
рассвета.
И мы отправились в базилику.


    КНИГА ПЯТАЯ



Алтарь святого Петра со всех сторон был окружен огромными ширмами,
которые создавали замкнутое пространство площадью более ста квадратных
метров, наглухо изолированное от остальной части собора. На скамьях,
расположенных в несколько ярусов вокруг арены, с каждой стороны сидели по
двадцать девушек и столько же юношей; немного ниже великолепного алтаря,
между отходившими от него ступенями и первым рядом скамеек, были установлены
четыре небольших греческих алтаря, предназначенных для жертвоприношения.
Возле первого стояла девочка лет пятнадцати, возле второго - молодая
беременная женщина, возле третьего - четырнадцатилетний мальчик, рядом с
четвертым - восемнадцатилетний юноша, красивый, как Аполлон. Лицом к
главному алтарю неподвижно застыли три священника, готовые принести в жертву
шестерых обнаженных мальчиков-хористов, двое из которых уже лежали на
алтаре, выставив вверх, словно священные камни, матово поблескивающие
ягодицы. Мы с Браски возлежали на оттоманке, установленной на помосте,
поднятом на три метра от пола, к которому вела лестница, застеленная
прекрасным турецким ковром; этот просторный помост мог вместить не менее
двадцати человек. На ступенях лестницы сидели шестеро маленьких ганимедов
лет семи-восьми, готовые по мановению пальца исполнить прихоть
первосвященника. Участники церемонии мужского пола были одеты в живописные
костюмы в духе прошлого галантного века, а одеяния девушек были настолько
изысканны, что заслуживают особого разговора. На них были небрежно накинуты
легкие кисейные туники из небеленой ткани, не скрывавшие ни одной телесной
подробности; на шее был повязан воздушный розовый шарф. Туники были схвачены
сзади широким, также розовым, бантом и подняты почти до талии, открывая всю
заднюю часть тела; с плеч широкими складками ниспадала голубая накидка из
тафты, которая совсем не прикрывала переднюю часть; волосы, украшенные
скромным венком из роз, были заплетены в косы. Меня настолько восхитил этот
"дезабилье" {Откровенный наряд, граничащий с его отсутствием.}, что я тут же
велела надеть на себя такой же. Между тем церемония началась.
Его святейшество поднял руку, и его юные боевые помощники, ожидавшие на
ступенях, бросились исполнять приказ, понятый ими без всяких слов. В ту же
минуту на помост поднялись три девушки. Папа сел одной из них на лицо,
насадив свой анус на ее высунутый язычок, вторая взяла в рот его член,
третья начала щекотать ему яички; я устроилась так, чтобы Пий VI мог осыпать
похотливыми поцелуями мой зад. Когда освятили гостию, прислужник принес ее
на помост и почтительно возложил на кончик папского фаллоса, и в тот же
момент этот отъявленный содомит, приподнявшись, одним толчком вогнал ее в
мой задний проход. Нас окружили шестеро девушек и шестеро очаровательных
юношей; один, самый красивый из них, ласкал мне влагалище, а его член
массировала одна из девушек. На меня скоро нахлынула горячая волна
сладострастия; вздохи, стоны, богохульные проклятия Браски возвестили о
приближавшемся экстазе, ускорили мой оргазм, и мы оба изверглись, испуская
крики восторга. Меня содомировал первосвященник, в моем заду покоилось тело
христово, и вы, друзья мои, легко представите себе мое наслаждение! Мне
кажется, никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Мы в истоме
откинулись на тела лежавших на помосте небесных созданий. Первая церемония
завершилась.
Святому отцу требовалось восстановить силы: Браски не захотел
приступить к истязаниям, пока вновь не почувствует твердость в чреслах.
Двадцать девочек и столько же мальчиков принялись возвращать его к жизни, а
я созвала десятка три юношей и заставила их ласкать меня со всех сторон,
взявши в обе руки два члена. Браски наблюдал, как я предаюсь этим изощренным
удовольствиям, подбадривал меня и давал советы. Вслед за тем отслужили
вторую мессу; на этот раз облатка, доставленная на помост на кончике самого
прекрасного и внушительного члена, была введена в задницу святого отца,
который мгновенно ощутил в себе прилив сил, выстроил перед собой множество
задниц и снова овладел мною.
- Прекрасно, - произнес он, весьма удовлетворенный, совершив несколько
глубоких погружений, - я опробовал копье, теперь можно начать главную
церемонию.
И дал сигнал к первой казни. К. нам подвели восемнадцатилетнего юношу;
Браски расцеловал, обласкал, обсосал его и объявил, что тот будет распят
вниз головой, как святой Петр. Юноша выслушал приговор со стоическим
мужеством и так же стоически выдержал пытку. Пока забивали гвозди, я ласкала
Браски. А как вы думаете - кто орудовал молотками? Вот именно: те самые
священники, которые только что служили мессу. Прибив юношу к кресту, они
прикрепили деревянное сооружение к одной из увитых спиральной резьбой колонн
алтаря св. Петра, и мы занялись пятнадцатилетней девочкой. Пока папа
совершал с ней содомию, я беспрерывно ласкала ее; потом она была приговорена
к жесточайшей порке и к повешению на второй колонне.
Наступил черед четырнадцатилетнего мальчика, которого Браски после
ритуального акта пожелал собственноручно подвергнуть самым ужасным унижениям
и истязаниям. Только в те минуты я поняла до конца, что представляет собой
этот негодяй. Очевидно, надо взойти на трон, чтобы довести бесстыдство и
жестокость до высших пределов: безнаказанность злодеев, увенчанных диадемой,
приводит их к таким извращениям, о которых и мечтать не смеет простой
смертный. Обезумев от вожделения, монстр в конце концов вырвал сердце
ребенка из груди и сожрал его на глазах остолбеневших зрителей, извергая из
себя потоки дьявольской спермы. Итак, у нас осталась последняя жертва -
молодая беременная женщина.
- Займитесь этой тварью, - кивнул в ее сторону Браски, обращаясь ко
мне, - я отдаю ее судьбу в ваши руки. Мне не следует больше доходить до
кульминации, но тем не менее я с удовольствием посмотрю, как это будете
делать вы. Злодейство всегда забавляет меня, в каком бы состоянии я ни
находился. Так что не щадите ее.
- Чей это ребенок? - спросила я, когда несчастная поднялась на помост.
- Одного из любимцев его преосвященства.
- Он оплодотворил тебя на глазах своего господина?
- Да, мадам.
- А где отец ребенка?
- Он здесь. - Женщина указала на стоявшего поодаль юношу.
Я повернулась к нему и строго произнесла:
- Ты должен извлечь то, что в нее посеял. Вот тебе нож, приступай
немедленно, если не хочешь испытать его на себе.
Удрученный малый тем не менее сделал все, что я велела; каждый удар
кинжала извергал из меня приступ оргазма, и я успокоилась только тогда,
когда все тело бедняжки превратилось в сплошную кровавую рану и когда
опустели мои семенники.
Когда все закончилось, мы с Браски отправились в опочивальню: распутник
пожелал, чтобы я провела с ним остаток ночи.
- У вас удивительно твердый характер, - сказал он, когда мы остались
одни, - мне очень нравятся жестокие женщины, и я уверен, что ни одна из них
не сравнится с вами.
- Княгиня Боргезе превосходит меня, ваше преосвященство, - скромно
отвечала я.
- Отнюдь, - возразил папа. - Она постоянно терзается угрызениями
совести. Через неделю, - продолжал он, - я даю обещанный вам обед, на нем
будет присутствовать княгиня и оба ваших приятеля-кардинала. Поверьте, я
говорю со всей искренностью, дорогая, что надеюсь совершить вместе с вами
ужасы, которые превзойдут сегодняшние наши развлечения.
- О, я уже предвкушаю наслаждение, - вежливо заметила я, решив про
себя, что вожделенная кража будет совершена мною в следующий визит в
Ватикан.
В это время Браски, усердно смазывавший свою промежность каким-то
ароматным составом, предложил мне вернуться к удовольствиям.
- Боюсь, что не смогу содомировать вас, - прибавил он, - но вы можете
делать со мной, что захотите...
Я оседлала его грудь, прижалась задним проходом к его губам, и этот
великий плут и мошенник - а другого слова я для него не нахожу - сбросил
свое семя мне в рот, громогласно понося своего Бога почище любого атеиста.
Когда он заснул, меня охватило сильное искушение воспользоваться
моментом и обчистить его сокровищницу. Дорога была мне знакома - он показал
мне ее сам, - и стража наверняка крепко спала. Однако этот план мы задумали
вместе с Олимпией, и я не хотела лишать ее удовольствия; кроме того, надо
было захватить с собой Элизу и Раймонду, ибо вчетвером мы могли унести
добычи гораздо больше.
Хорошо, что я сдержалась, так как Пий VI проспал недолго. В тот день
должно было состояться заседание консистории {Высший церковный суд.}, и я
ушла, оставив его святейшество обсуждать положение с христианской совестью
во всем мире и не забыв попросить прощения у своей совести за то, что
недостаточно преступлений взвалила на нее в ту ночь. Я уже говорила прежде и
заявляю сейчас, что для души, привыкшей к злодейству, нет ничего хуже
угрызений, и когда человек дошел до полной развращенности, с его стороны
гораздо разумнее и дальше следовать по дороге порока, нежели почивать на
лаврах: новые деяния приносят новые удовольствия, между тем ничегонеделание
доставляет только огорчения.
Горячая ванна смыла с меня все следы, которыми запятнал меня его
святейшество, и я отправилась во дворец Боргезе рассказать подруге о своем
успехе в Ватикане.
Чтобы не докучать вам однообразными подробностями, я не стану описывать
оргии, которым мы предавались в главном католическом соборе, чаще всего в
Сикстинской Капелле. Расскажу лишь об одном празднестве, на котором
присутствовали более четырехсот предметов обоего пола. Тридцать девственниц
в возрасте от семи до четырнадцати, одна прекраснее другой, были
изнасилованы и истреблены самым зверским образом; та же участь постигла
сорок мальчиков. Альбани, Бернис и папа содомировали друг друга, пьянея от
вина и от мерзостей, убивали и истязали и к концу вечера купались в крови и
в собственной сперме; мы улучили момент и вчетвером - Олимпия, Элиза,
Раймонда и я - выскользнули за дверь и преспокойненько ограбили
сокровищницу. Мы вынесли оттуда двадцать тысяч цехинов, которые Сбригани,
поджидавший неподалеку с несколькими верными людьми, отвез прямо в дом
княгини, где на следующий день мы поделили добычу. Браски не заметил кражу,
а может быть, счел нужным притвориться, что не заметил ее. Больше с его
святейшеством я не виделась; мне кажется, он почувствовал, что мои визиты в
Ватикан стоят ему больше, чем он мог себе позволить. Ввиду этих
обстоятельств я не видела причин дальше оставаться в Риме и решила покинуть
вечный город. Олимпия очень расстроилась узнав об этом, но решение мое было
бесповоротно, и в начале зимы я отправилась в Неаполь с пачкой