Страница:
несколько зданий.
После чего мы, изрядно уставшие, поспешили туда, где ждал нас отдых, и
наконец вернулись в княжескую резиденцию и известили короля о своем
прибытии, поблагодарив его за то, что он сделал наше путешествие столь
приятным и полезным.
Несколько дней спустя мы получили письмо от его величества короля
Неаполя с приглашением полюбоваться с балкона королевского дворца одним из
самых необычных зрелищ в его владениях, которое называется праздник
Угощения. Я часто слышала о нем, но в действительности это празднество
оказалось совсем не таким, каким я его представляла.
Шарлотта и Фердинанд приняли нас в будуаре, окна которого выходили на
площадь, где должно было состояться представление. С ними были еще два
человека: уже знакомый вам Ла Ричча и герцог Гравинес, мужчина пятидесяти
лет, известный распутник.
- Если вы не знакомы с этим развлечением, - сказал король, когда мы
кончили обедать, - вы, возможно, найдете его довольно примитивным.
- Если в нем есть что-нибудь варварское, сир, оно нам непременно
понравится, - ответила я. - Между прочим, я за то, чтобы возродить грубые
обычаи и гладиаторские бои во Франции, ведь дух нации укрепляют кровавые
зрелища, а там, где их нет, мы видим упадок и вырождение. Вспомните, во что
превратились великие властители мира, когда недалекий император, возведя на
трон Цезаря христианство, закрыл в Риме все цирки: в аббатов, монахов и
прочую худосочную братию.
- Совершенно с вами согласен, - сказал Фердинанд. - Моя цель -
возродить поединки между человеком и зверем и даже между людьми; именно к
этому я стремлюсь, Гравинес и Ла Ричча поддерживают меня, и я надеюсь, что
так оно и будет.
- Что значит для нас жизнь этих презренных существ, - добавила
Шарлотта, - когда речь идет о наших удовольствиях? Если у нас есть право
заставить их резать глотки друг другу ради наших интересов, почему они не
могут делать то же самое ради нашего наслаждения?
- Итак, милые дамы, - обратился к нам король, - я жду ваших
распоряжений. В среднем во время праздника гибнет несколько сотен душ, и это
число зависит от степени возбуждения толпы и от сил полиции, охраняющих
порядок. Так какие у вас будут соображения на этот счет?
- Пусть их будет как можно больше, ваше величество, - не раздумывая,
сказала Клервиль, - чем больше вы прикончите этих тварей, тем больше
позабавите нас.
Фердинанд дал команду одному из офицеров. Грянула пушка, и мы перешли
на балкон. На площади уже собралась огромная шумная толпа, и с нашего
возвышения было прекрасно видно все, что творится внизу.
На громадном помосте было выставлено невообразимое количество пищи,
которая также составляла часть украшения. Самым бесчеловечным образом
распятые и подвешенные живьем гуси, куры, индейки, дергаясь и хлопая
крыльями, забавляли гогочущий люд; в середине возвышались груды караваев
хлеба, мясных туш, сушеной трески; на бутафорском пастбище картонные пастухи
пасли живых, привязанных к кольям овец; по морю, сделанному из крашеной
ткани, плыл корабль, груженный съестными припасами и разной домашней
утварью. Это было грандиозное, выполненное с большим искусством и вкусом
искушение для дикой нации, призванное увековечить и восславить ее
хищнические инстинкты и склонность к воровству. Посмотрев такое зрелище,
было трудно не признать, что оно представляет собой скорее упражнение в
грабеже, нежели настоящий праздник.
Не успели мы прийти в себя от всего увиденного, как раздался второй
выстрел. По этому сигналу неожиданно расступился кордон солдат, сдерживавший
толпу, люди ринулись вперед и в мгновение ока смели, растащили, разграбили
все с помоста, причем это было проделано с необыкновенной ловкостью и
лихорадочной быстротой. Эта жуткая сцена, напоминавшая грызню голодных
собак, всегда кончалась трагически, что совершенно естественно при таком
скоплении возбужденных бесплатным угощением людей, тем более в Неаполе, где
любая ссора сопровождается поножовщиной. Но в этот раз, в соответствии с
нашими пожеланиями и благодаря предусмотрительности Фердинанда, когда на
помосте кишел народ, когда в этой толпе то и дело вспыхивали потасовки,
огромное сооружение внезапно обрушилось и раздавило более четырех сотен
несчастных.
- Ах ты дьявольщина! - воскликнула Клервиль, откидываясь на софу. - Ах,
друзья, почему вы меня не предупредили? Я умираю... - И блудница позвала Ла
Риччу; - Иди ко мне, мой ангел, ласкай меня скорее. Я уже кончаю; ни одно
зрелище в мире не доставляло мне такой радости.
Мы вернулись в будуар, закрыли окна и двери, и в этой роскошной комнате
разыгралась самая восхитительная из всех сладострастных сцен; можно сказать,
она происходила на костях несчастных плебеев, принесенных в жертву
изысканной порочности.
Нас уже ожидали четыре юные девушки, прекрасные как божий день, в
одеждах из черного траурного крепа, накинутых на голое тело. В другом конце
комнаты стояли еще четверо женщин от двадцати до тридцати лет - беременные,
совершенно нагие, со скорбным выражением на ангельских лицах. Неподалеку от
них на широкой кушетке возлежали четверо юношей, которые держали в руках
свои возбужденные члены, и члены эти, друзья мои, были чудовищных размеров;
сантиметров двадцати пяти в окружности - никак не меньше - и более тридцати
в длину. Мало кому доводилось видеть такие необыкновенные предметы, и мы
вчетвером содрогнулись от внезапного оргазма при одном виде этих атрибутов.
- Эти женщины и эти девицы, - объяснил нам Фердинанд, - вдовы и дочери
людей, которые только что погибли на наших глазах. Я абсолютно уверен в их
смерти, которая была неизбежна. Этих женщин привели сюда еще до того, как
начался праздник, и они через окно видели гибель своих близких. Я отдаю их
вам - это будет ваш праздник. - Король открыл дверь в небольшой сад и
добавил: - Там уже выкопана яма для их останков, где они будут покоиться в
мире после того, как вы ими насладитесь.
Жестокосердный повелитель заставил несчастных посмотреть на их будущую
могилу, спуститься туда и примерить по росту, затем, удовлетворенный тем,
что яма пришлась им впору, обратил наше внимание на четверых юношей.
- Я уверен, сударыни, - сказал он, - что вам не часто приходилось
встречать подобные предметы. - С этими словами он взял в руки ужасающие
члены, будто отлитые из железа, и предложил нам потрогать и поцеловать их. -
Сила этих мальчиков, - продолжал король, - под стать величине их органов;
каждый из них способен на пятнадцать или шестнадцать извержений, и при
каждой эякуляции выбрасывается не менее двенадцати унций семени; словом, это
элита моего королевства. Все четверо - калабрийцы, а в Европе нет провинции,
которая взращивала бы мужские атрибуты таких размеров.
По соседству с этим будуаром есть еще четыре, в которых имеется все
необходимое для сладострастных утех; сейчас мы разделимся, возьмем с собой
по парочке этих тварей и будем развлекаться до изнеможения, тем более что вы
видели такое грандиозное и возбуждающее зрелище.
Тотчас на пол полетели платья, нижние юбки, панталоны, и прежде чем
начать общие игрища, мы уединились в отдельных комнатах. Ла Ричча взял с
собой одну из девушек, одну беременную женщину и обладателя гигантского
фаллоса; Гравинес предпочел Олимпию и одну будущую мать, а Фердинанд увел
Клервиль, копьеносца, несчастную вдову и двоих девочек; Шарлотта выбрала
меня, и мы прихватили с собой парочку копьеносцев, одну девочку и оставшуюся
женщину.
Когда мы вошли в свой будуар, королева Неаполитанская взволнованно и
доверительно заговорила со мной:
- Знаете, Жюльетга, я больше не могу скрывать свои чувства к вам,
поэтому знайте, что я вас обожаю. У меня слишком распутный характер, чтобы я
могла поклясться вам в верности, к тому же это романтическое чувство не
имеет никакой ценности в глазах таких людей, как мы. Но я не сердце
предлагаю вам, а влагалище, влагалище, которое начинает истекать соком,
когда к нему прикасается ваша рука. Я вижу в вас родственную душу, мы с вами
даже мыслим одинаково, и уж конечно, я предпочитаю вас вашим сестрам.
Олимпия глуповата, хотя иногда обнаруживает вдохновение, но чаще всего она
остается робкой и нерешительной, а в глубине души она - отъявленная трусиха,
и достаточно удара грома в небе, чтобы обратить ее в добропорядочное
существо. Что касается до Клервиль, она великолепная и бесконечно мудрая
женщина - этого я не отрицаю, но у нас с ней разные вкусы: она упражняется в
жестокости только на мужчинах, я также не прочь принести в жертву
противоположный пол, но мне нравится проливать и женскую кровь. Кроме того,
она высокомерно относится ко всем нам, и это очень задевает мою гордость. А
вот у вас, Жюльетта, достоинств не меньше, а может быть и больше, чем у нее,
и в то же время вы нисколько не тщеславны, поэтому с вами очень легко; я
подозреваю, что в сущности у вас мягкий характер, и хотя ваш ум порочен до
крайности, ваше сердце способно на верность по отношению к друзьям. Одним
словом, я вас люблю, и пусть залогом моей любви будет вот этот бриллиант,
который я прошу вас принять и который стоит не менее пятидесяти тысяч крон.
- Вы необыкновенная женщина, Шарлотта, - отвечала я, отказавшись
принять перстень, - и я глубоко тронута вашими чувствами ко мне; будьте
уверены, что я отношусь к вам, точно так же. Но должна признаться вам,
дорогая, - и это можно назвать моей идиосинкразией, - что для меня имеет
ценность только то, что я беру сама, а подарки я презираю. И если вы хотите
угодить мне в этом смысле, это будет очень нетрудно сделать.
- Каким же образом?
- Прежде всего поклянитесь своей любовью, что никому и никогда не
расскажете о моем страстном неодолимом желании.
- Клянусь любовью и честью.
- Тогда слушайте: я хочу украсть сокровища вашего супруга, для чего мне
нужна ваша помощь.
- Говорите потише, - предупредила королева, - эти люди могут нас
услышать. Погодите, я отошлю их в соседнюю комнату.
- Теперь, - продолжала Шарлотта, когда мы остались вдвоем, - можно
побеседовать спокойно. У меня к вам есть одно щекотливое предложение, и
только приняв его, вы можете доказать мне искренность своих чувств ко мне.
Дело в том, радость моя, что я также замыслила преступление и хочу знать,
можете ли вы мне помочь.
- Даже если для этого мне понадобится тысячу раз рисковать своей
жизнью. Говорите и ничего не бойтесь.
- Если бы вы только знали, как мне надоел мой супруг!
- Несмотря на всю его снисходительность?
- Но разве он делает это для меня? Он проституирует мною из ревности;
пытаясь утихомирить таким образом мои страсти, он надеется подавить во мне
всяческие желания и предпочитает, чтобы я предавалась разврату не по своей,
а по его воле и выбору.
- Довольно странная у него политика.
- Именно так он и поступает, и в этом вся его сущность
итальянизированного испанца: на земле нет хуже и противнее этой породы.
- И вы хотите...
- Отравить этого нудного субъекта и сделаться регент-' шей. Народ любит
меня больше, нежели его, и любит моих детей. Я буду править одна, вы станете
моей фавориткой и будете довольной и счастливой до конца жизни.
- Нет, Шарлотта, я не смогу жить с вами; меня не привлекает роль,
которую вы мне предлагаете, я слишком люблю свою страну и мечтаю в скором
времени вернуться туда. Но вы можете рассчитывать на мою помощь, так как
Фердинанд, имеющий целый склад самых разных ядов, конечно, держит их
подальше от вас. А от меня вы получите все необходимое, но услуга за услугу,
Шарлотта - помните мое условие насчет сокровищ вашего супруга. Кстати,
насколько они велики?
- Приблизительно восемьдесят миллионов.
- В каких деньгах?
- В золотых слитках, а также в пиастрах, унциях и цехинах.
- Так как же мы поступим?
- Видите это окошко? - И Шарлотта указала на створное окно неподалеку
от того, около которого мы сидели. - Пусть послезавтра внизу ждет экипаж с
хорошими лошадьми, я выкраду ключ, сложу сокровища в мешки и спущу вам на
веревке.
- А как же стража?
- С той стороны нет ни одного часового.
- Теперь выслушайте меня, - сказала я Шарлотте, и в тот же самый момент
меня обожгла мысль уничтожить ее, - чтобы получить порошок, который вам
нужен, я должна предпринять кое-какие шаги, потому что не хочу ввязываться в
это щекотливое дело, пока не буду иметь гарантии. Поэтому прошу вас
подписать вот эту бумагу. - Я быстро написала текст и подала королеве. -
Таким образом я получу свободу действий, да и вам не о чем будет
беспокоиться.
Ослепленная своим чувством, подгоняемая горячим желанием избавиться от
мужа, Шарлотта поставила свою подпись и доказала лишний раз, что
осторожность редко бывает союзницей больших страстей. Вот такой документ она
скрепила своей подписью:
"Я украду все сокровища своего супруга и отдам их женщине, которая
взамен достанет мне яд для того, чтобы отправить его в мир иной.
Ш. Лотар., кор. Неаполитанская".
- Прекрасно, - сказала я, - теперь я спокойна. Послезавтра в
назначенный час под этим окном будет стоять экипаж. Вы поможете мне,
Шарлотта, я отплачу вам тем же. А теперь давайте развлекаться.
- Ах, прекраснейшее создание, - вскричала королева, осыпая меня жаркими
поцелуями, - как я рада, что вы согласились, и как я вас обожаю!
Идиотка! Если бы только она знала, что творилось в моей душе! Чувства
мои были совершенно искренни, и мы залили друг друга спермой; я наслаждалась
при мысли о ее предстоящем потрясении и ее неизбежной участи - неизбежной
благодаря документу, который она так опрометчиво подписала.
- Может быть, мы приласкаем друг друга, - предложила она, - прежде чем
вызовем наших прислужниц?
И не дожидаясь моего ответа, распутница завалила меня на кровать, упала
на колени и, раздвинув мои ноги, принялась облизывать мне и вагину, и задний
проход. Вот тогда я окончательно поняла всю прелесть женского коварства: я
получила от Шарлотты неописуемое удовольствие, я плавала в волнах ее
страсти, а мозг мой сверлила одна мысль - жестоко и подло предать эту
женщину.
Я нарисовала ваш портрет, неверные жены: пребывая в объятиях своего
супруга, вы отдаете ему только телесную часть своего "я", а ощущения,
которые вы при этом испытываете, связаны с вашим любовником. Мужья,
украшенные рогами, воображают, будто они являются причиной вашего восторга,
между тем как сами неспособны высечь даже крохотную искру страсти в вашем
сердце, пусть даже вылезут из кожи при этом. Послушайте меня, пленительные
дамы, и продолжайте этот колдовской обман, который есть часть вашей натуры;
доказательством тому служит ваше гибкое и богатое воображение; утешайте себя
таким образом, если у вас нет другой возможности, за тяжелые цепи целомудрия
и брака и никогда не забывайте, что если Природа сотворила ваше влагалище
для того, чтобы ублажать мужчин, она в то же самое мгновение подарила вам
сердце, достаточно коварное для того, чтобы их обманывать.
Шарлотта напилась допьяна моей спермой, которая извергалась из меня
ликующим потоком. Я ответила ей не менее бурными ласками и заставила ее
содрогнуться несколько раз подряд от яростных приступов наслаждения. Мы
сплелись, обхватив бедрами голову друг друга и выпили до последней капли
весь нектар, который еще оставался в наших чреслах.
Наконец Шарлотта позвонила в колокольчик, и началась новая оргия,
центром которой Шарлотта сделала меня: она массировала мужские органы и
направляла их в мои отверстия, а я прижималась губами к сладкому,
нетронутому еще бутончику девочки.
- Меня сводит с ума мысль о том, что в моем гареме служит королева, -
шутливо и дерзко сказала я Шарлотте. - А ну, не ленись, шлюха, и исполняй
получше свои обязанности.
Но не так просто было управиться с орудиями, которые приготовил для нас
Фердинанд, и несмотря на то, что прелести мои были привычны ко всяким
превратностям, я не смогла выдержать без подготовки такие мощные атаки.
Тогда Шарлотта увлажнила все подступы к мишени, смазала вход во влагалище и
достойный Гаргантюа член какой-то мазью, благодаря чему с первого натиска
чудовищу удалось проникнуть внутрь. Однако меня тотчас пронзила такая
сильная боль, что я истошно закричала и сбросила с себя девочку, после чего
начала извиваться и напрягаться, пытаясь освободиться от несгибаемого
стержня. Шарлотта снова пришла мне на помощь, надавила на задницу моего
долбильщика, и только после этого он вошел в самые глубины моего чрева. Я
никогда не испытывала таких страданий, но очень скоро шипы превратились в
розы; мастерство моего наездника и выверенная мощь его натиска совершили
чудо: после четвертого толчка моя вагина дала смазку, и с этого момента все
пошло как по маслу. Шарлотта ласкала задний проход моего рыцаря, подставив
мне под левую руку свои ягодицы, которые я щипала с неменьшим пылом, чем
задницу беременной женщины, а девочка, вернувшаяся на прежнее место,
забрызгала мне лицо своим сладким нектаром. Но какова же была энергия у
этого калабрийца! Он долбил меня в течение двадцати минут, наконец
извергнулся, после чего, не выходя наружу, совокупился со мной еще три раза.
Вслед за тем на смену ему пришел его товарищ. Пока я забавлялась со вторым,
Шарлотте пришло в голову, что в моем теле найдется место для обоих. Она
уложила меня сверху на одного из них, предоставив мне активную роль, и сама
ввела второй член в мой задний проход; но хотя я была не новичком в такого
рода наслаждениях, мы возились добрую четверть часа, и за это время он так и
не сумел углубиться в заднюю брешь. Бесплодная возня привела меня в
неописуемую ярость: я скрипела зубами, рычала, разбрызгивая слюну, кусала
все подряд и беспрестанно заливала спермой орган, который, как тяжелый плуг,
распахивал мне влагалище - на нем я излила свою ярость от того, что не могла
принять второй в анальное отверстие. Тем не менее благодаря моему терпению и
ловкости он понемногу начал продвигаться вперед; я резко вскрикнула, еще
одно усилие - и оба моих отверстия оказались плотно закупорены... Это было
ни с чем не сравнимое ощущение, друзья мои.
- Какой чудесный спектакль! - восторгалась Шарлотта, которая смачно
мастурбировала перед нами и время от времени наклонялась поцеловать меня. -
О Господи! Какая ты счастливая, Жюльетта!
Я кончила почти в бессознательном состоянии, все расплывалось перед
моими глазами, я ничего не слышала, все мои чувства сконцентрировались на
эрогенных местах, и блаженная радость накрыла меня своим теплым покрывалом.
Оба мужчины напряглись и одновременно совершили последний, чудовищной силы
толчок; когда я высвободилась, сперма сочилась изо всех моих пор.
- Теперь твоя очередь, сука, - сказала я Шарлотте, - повтори то, что
сделала я, если хочешь узнать, что такое удовольствие.
Она не заставила просить себя дважды; ее тотчас взяли в оборот с обеих
сторон, и эта итальянская шлюха доказала, что не совсем неправ был ее муж,
который не баловал ее плотскими утехами, желая сдержать и умиротворить ее
похоть, ибо она могла сделаться угрозой для его безопасности. Королева была
так же, как и мы, жестока в моменты сладострастия и велела мне истязать нашу
беременную жертву в продолжение этого удивительного акта. Несчастная
бросилась мне в ноги, моля о пощаде, а я не повела даже бровью. Возбужденная
до предела, я ногой отшвырнула ее на пол и принялась пинать изо всех сил,
целя в самые уязвимые места; Шарлотта расширенными от похоти глазами
смотрела на эту сцену и подсказывала мне, как сделать пытки еще мучительнее
и изощреннее. Она отпустила своих наездников только после того, как они два
раза удовлетворили ее. Потом мы опустошили две бутылки шампанского и
вернулись в салон, где уже собралась вся компания. Присутствующие
похвастались своими подвигами, и я заключила, что не только в нашем будуаре
истязали беременных: ни одна из них не могла держаться на ногах, а Гравинес
засек свою до полусмерти.
Тем временем был подан поистине королевский обед; нам прислуживали наши
недавние помощницы, а полуживые вдовы лежали на полу у наших ног и служили
мишенями для всевозможных гнусных прихотей обедающих. Сидя рядом с Клервиль,
я улучила момент и коротко сообщила ей о том, какую шутку собираюсь сыграть
с королевой. Я успела сказать ей только одну-две детали, но она прекрасно
поняла меня, поздравила и заявила, что я - самая умная и самая отчаянная
женщина из всех, кого она знает.
Подогретые изысканнейшими блюдами и тончайшими винами, мы в самом
прекрасном расположении духа перешли в роскошный зал, где должна была
происходить общая оргия. Участниками были: Фердинанд, Гравинес, Ла Ричча,
Клервиль, Шарлотта, Олимпия и я. Жертвами - четыре беременных женщины,
четверо девушек, которые прислуживали за столом, и восемь премиленьких детей
обоего пола, в чьи задницы мы впрыснули коньяк, который был подан после
кофе, и потом смаковали его. Позже с копьями наперевес вошли четырнадцать
здоровенных воителей с членами не менее впечатляющими, нежели те, которых мы
уже выжали до последней капли; они стали поодаль с почтительным видом,
затаив дыхание, ожидая наших распоряжений. Час был поздний, сцена требовала
освещения, и в зале загорелись несколько сот свечей, прикрытых зелеными
абажурами.
- Больше никаких интимных бесед и уединений, - заявил король, - начиная
с этой минуты будем развлекаться на виду друг у друга.
По этому сигналу мы самым беспорядочным образом бросились к тем, кто
находился под рукой, и смешались в кучу; мы сношались самозабвенно и
неистово, но в подобных, непристойных сверх всякой меры, оргиях всегда
властвует жестокость, и вот кто-то уже начал щипать и выкручивать женские
груди, кто-то терзал ягодицы, слева кому-то раздирали влагалище, справа
истязали беременную; с одной стороны слышались жалобные всхлипы вперемежку
со стонами боли, а быть может, удовольствия, с другой - доносились ужасные
проклятия. Но вот раздались первые энергичные звуки, венчающие извержение;
первым исторг победоносный вопль Гравинес. И не успело стихнуть его
ликование, как мы увидели, что к его ногам рухнула женщина с перерезанным
горлом, а из вспоротого ее живота вывалился окровавленный плод.
- Я предпочитаю действовать иначе, - заявил Ла Ричча и приказал крепко
привязать к стене одну из этих тварей с распухшими животами. - Теперь прошу
внимания.
Он обул подкованные железом тяжелые сапоги, оперся руками о плечи двух
мужчин и, выбросив ноги наподобие , катапульты, протаранил живот той, что
готовилась стать матерью; она смогла только охнуть, осела на пол, будто
подкошенная, обливаясь кровью, и вытолкнула из своего чрева безжизненный
плод, на который тут же сбросил свое пенившееся семя развратный аристократ.
Я принимала два члена одновременно в оба отверстия, каждой рукой массировала
чьи-то влагалища, а третий орган держала во рту, и вот именно он сбросил
свой заряд в тот самый момент, когда я, следуя примеру князя, испытала
похожий на шквал оргазм. В это время мой блуждающий взор остановился на
Клервиль; кто-то содомировал ее, юная дева лизала ей влагалище, сама же
фурия порола бичом мальчика; ее извержение произошло в следующее мгновение.
Шарлотту сношали спереди, она сосала детский пенис, руками ласкала двух
девочек и во все глаза смотрела, как перед ней истязают беременную женщину.
Фердинанд сосредоточенно занимался девушкой, у которой уже не было сил
кричать; он терзал ее тело раскаленными докрасна щипцами, вставив член в
чей-то рот; когда злодей почувствовал извержение, он взял скальпель, одним
взмахом отсек соски своей жертвы и бросил их на пол. Вот приблизительно
таким образом завершилась первая сцена, после которой король пригласил нас в
соседнюю комнату, где, по его словам, находилась хитроумная машина,
способная сделать смерть наших полумертвых женщин пикантной и возбуждающей.
Обеих - ибо их оставалось только двое - привязали к тяжелым железным плитам,
расположенным одна над другой так, чтобы их тела соприкасались друг с
другом.
- Вот теперь все готово, - удовлетворенно сказал король. Мы сгрудились
вокруг агрегата; Фердинанд, встав в картинную позу, обвел нас взглядом и
нажал на рычаг: плиты , медленно двинулись навстречу друг другу, и минуту
спустя оба несчастных создания вместе со своими, так и не увидевшими свет
отпрысками превратились в лепешку. Надеюсь, не стоит добавлять, что никто из
присутствующих не удержался от того, чтобы не выразить восторг новыми
излияниями.
- Может быть, перейдем еще в одно место? - с загадочным видом
осведомился наш любезный хозяин. - Вдруг и там нас ожидает что-нибудь
интересное?
Следующий зал напоминал громадный театр, где мы увидели семь различной
формы приспособлений, служивших для умервщления людей семью различными
способами. Первое предназначалось для сжигания заживо, второе - для порки,
третье - для повешения, четвертое представляло собой адское колесо, пятое -
кол, на который усаживали жертву, шестое служило для усекновения головы,
седьмое - для разрубания на куски. Возле них стояли четверо палачей,
обнаженных, прекрасных как боги войны. Каждому гостю была отведена отдельная
ложа, украшенная десятками портретов детей неземной красоты. Мы заняли свои
После чего мы, изрядно уставшие, поспешили туда, где ждал нас отдых, и
наконец вернулись в княжескую резиденцию и известили короля о своем
прибытии, поблагодарив его за то, что он сделал наше путешествие столь
приятным и полезным.
Несколько дней спустя мы получили письмо от его величества короля
Неаполя с приглашением полюбоваться с балкона королевского дворца одним из
самых необычных зрелищ в его владениях, которое называется праздник
Угощения. Я часто слышала о нем, но в действительности это празднество
оказалось совсем не таким, каким я его представляла.
Шарлотта и Фердинанд приняли нас в будуаре, окна которого выходили на
площадь, где должно было состояться представление. С ними были еще два
человека: уже знакомый вам Ла Ричча и герцог Гравинес, мужчина пятидесяти
лет, известный распутник.
- Если вы не знакомы с этим развлечением, - сказал король, когда мы
кончили обедать, - вы, возможно, найдете его довольно примитивным.
- Если в нем есть что-нибудь варварское, сир, оно нам непременно
понравится, - ответила я. - Между прочим, я за то, чтобы возродить грубые
обычаи и гладиаторские бои во Франции, ведь дух нации укрепляют кровавые
зрелища, а там, где их нет, мы видим упадок и вырождение. Вспомните, во что
превратились великие властители мира, когда недалекий император, возведя на
трон Цезаря христианство, закрыл в Риме все цирки: в аббатов, монахов и
прочую худосочную братию.
- Совершенно с вами согласен, - сказал Фердинанд. - Моя цель -
возродить поединки между человеком и зверем и даже между людьми; именно к
этому я стремлюсь, Гравинес и Ла Ричча поддерживают меня, и я надеюсь, что
так оно и будет.
- Что значит для нас жизнь этих презренных существ, - добавила
Шарлотта, - когда речь идет о наших удовольствиях? Если у нас есть право
заставить их резать глотки друг другу ради наших интересов, почему они не
могут делать то же самое ради нашего наслаждения?
- Итак, милые дамы, - обратился к нам король, - я жду ваших
распоряжений. В среднем во время праздника гибнет несколько сотен душ, и это
число зависит от степени возбуждения толпы и от сил полиции, охраняющих
порядок. Так какие у вас будут соображения на этот счет?
- Пусть их будет как можно больше, ваше величество, - не раздумывая,
сказала Клервиль, - чем больше вы прикончите этих тварей, тем больше
позабавите нас.
Фердинанд дал команду одному из офицеров. Грянула пушка, и мы перешли
на балкон. На площади уже собралась огромная шумная толпа, и с нашего
возвышения было прекрасно видно все, что творится внизу.
На громадном помосте было выставлено невообразимое количество пищи,
которая также составляла часть украшения. Самым бесчеловечным образом
распятые и подвешенные живьем гуси, куры, индейки, дергаясь и хлопая
крыльями, забавляли гогочущий люд; в середине возвышались груды караваев
хлеба, мясных туш, сушеной трески; на бутафорском пастбище картонные пастухи
пасли живых, привязанных к кольям овец; по морю, сделанному из крашеной
ткани, плыл корабль, груженный съестными припасами и разной домашней
утварью. Это было грандиозное, выполненное с большим искусством и вкусом
искушение для дикой нации, призванное увековечить и восславить ее
хищнические инстинкты и склонность к воровству. Посмотрев такое зрелище,
было трудно не признать, что оно представляет собой скорее упражнение в
грабеже, нежели настоящий праздник.
Не успели мы прийти в себя от всего увиденного, как раздался второй
выстрел. По этому сигналу неожиданно расступился кордон солдат, сдерживавший
толпу, люди ринулись вперед и в мгновение ока смели, растащили, разграбили
все с помоста, причем это было проделано с необыкновенной ловкостью и
лихорадочной быстротой. Эта жуткая сцена, напоминавшая грызню голодных
собак, всегда кончалась трагически, что совершенно естественно при таком
скоплении возбужденных бесплатным угощением людей, тем более в Неаполе, где
любая ссора сопровождается поножовщиной. Но в этот раз, в соответствии с
нашими пожеланиями и благодаря предусмотрительности Фердинанда, когда на
помосте кишел народ, когда в этой толпе то и дело вспыхивали потасовки,
огромное сооружение внезапно обрушилось и раздавило более четырех сотен
несчастных.
- Ах ты дьявольщина! - воскликнула Клервиль, откидываясь на софу. - Ах,
друзья, почему вы меня не предупредили? Я умираю... - И блудница позвала Ла
Риччу; - Иди ко мне, мой ангел, ласкай меня скорее. Я уже кончаю; ни одно
зрелище в мире не доставляло мне такой радости.
Мы вернулись в будуар, закрыли окна и двери, и в этой роскошной комнате
разыгралась самая восхитительная из всех сладострастных сцен; можно сказать,
она происходила на костях несчастных плебеев, принесенных в жертву
изысканной порочности.
Нас уже ожидали четыре юные девушки, прекрасные как божий день, в
одеждах из черного траурного крепа, накинутых на голое тело. В другом конце
комнаты стояли еще четверо женщин от двадцати до тридцати лет - беременные,
совершенно нагие, со скорбным выражением на ангельских лицах. Неподалеку от
них на широкой кушетке возлежали четверо юношей, которые держали в руках
свои возбужденные члены, и члены эти, друзья мои, были чудовищных размеров;
сантиметров двадцати пяти в окружности - никак не меньше - и более тридцати
в длину. Мало кому доводилось видеть такие необыкновенные предметы, и мы
вчетвером содрогнулись от внезапного оргазма при одном виде этих атрибутов.
- Эти женщины и эти девицы, - объяснил нам Фердинанд, - вдовы и дочери
людей, которые только что погибли на наших глазах. Я абсолютно уверен в их
смерти, которая была неизбежна. Этих женщин привели сюда еще до того, как
начался праздник, и они через окно видели гибель своих близких. Я отдаю их
вам - это будет ваш праздник. - Король открыл дверь в небольшой сад и
добавил: - Там уже выкопана яма для их останков, где они будут покоиться в
мире после того, как вы ими насладитесь.
Жестокосердный повелитель заставил несчастных посмотреть на их будущую
могилу, спуститься туда и примерить по росту, затем, удовлетворенный тем,
что яма пришлась им впору, обратил наше внимание на четверых юношей.
- Я уверен, сударыни, - сказал он, - что вам не часто приходилось
встречать подобные предметы. - С этими словами он взял в руки ужасающие
члены, будто отлитые из железа, и предложил нам потрогать и поцеловать их. -
Сила этих мальчиков, - продолжал король, - под стать величине их органов;
каждый из них способен на пятнадцать или шестнадцать извержений, и при
каждой эякуляции выбрасывается не менее двенадцати унций семени; словом, это
элита моего королевства. Все четверо - калабрийцы, а в Европе нет провинции,
которая взращивала бы мужские атрибуты таких размеров.
По соседству с этим будуаром есть еще четыре, в которых имеется все
необходимое для сладострастных утех; сейчас мы разделимся, возьмем с собой
по парочке этих тварей и будем развлекаться до изнеможения, тем более что вы
видели такое грандиозное и возбуждающее зрелище.
Тотчас на пол полетели платья, нижние юбки, панталоны, и прежде чем
начать общие игрища, мы уединились в отдельных комнатах. Ла Ричча взял с
собой одну из девушек, одну беременную женщину и обладателя гигантского
фаллоса; Гравинес предпочел Олимпию и одну будущую мать, а Фердинанд увел
Клервиль, копьеносца, несчастную вдову и двоих девочек; Шарлотта выбрала
меня, и мы прихватили с собой парочку копьеносцев, одну девочку и оставшуюся
женщину.
Когда мы вошли в свой будуар, королева Неаполитанская взволнованно и
доверительно заговорила со мной:
- Знаете, Жюльетга, я больше не могу скрывать свои чувства к вам,
поэтому знайте, что я вас обожаю. У меня слишком распутный характер, чтобы я
могла поклясться вам в верности, к тому же это романтическое чувство не
имеет никакой ценности в глазах таких людей, как мы. Но я не сердце
предлагаю вам, а влагалище, влагалище, которое начинает истекать соком,
когда к нему прикасается ваша рука. Я вижу в вас родственную душу, мы с вами
даже мыслим одинаково, и уж конечно, я предпочитаю вас вашим сестрам.
Олимпия глуповата, хотя иногда обнаруживает вдохновение, но чаще всего она
остается робкой и нерешительной, а в глубине души она - отъявленная трусиха,
и достаточно удара грома в небе, чтобы обратить ее в добропорядочное
существо. Что касается до Клервиль, она великолепная и бесконечно мудрая
женщина - этого я не отрицаю, но у нас с ней разные вкусы: она упражняется в
жестокости только на мужчинах, я также не прочь принести в жертву
противоположный пол, но мне нравится проливать и женскую кровь. Кроме того,
она высокомерно относится ко всем нам, и это очень задевает мою гордость. А
вот у вас, Жюльетта, достоинств не меньше, а может быть и больше, чем у нее,
и в то же время вы нисколько не тщеславны, поэтому с вами очень легко; я
подозреваю, что в сущности у вас мягкий характер, и хотя ваш ум порочен до
крайности, ваше сердце способно на верность по отношению к друзьям. Одним
словом, я вас люблю, и пусть залогом моей любви будет вот этот бриллиант,
который я прошу вас принять и который стоит не менее пятидесяти тысяч крон.
- Вы необыкновенная женщина, Шарлотта, - отвечала я, отказавшись
принять перстень, - и я глубоко тронута вашими чувствами ко мне; будьте
уверены, что я отношусь к вам, точно так же. Но должна признаться вам,
дорогая, - и это можно назвать моей идиосинкразией, - что для меня имеет
ценность только то, что я беру сама, а подарки я презираю. И если вы хотите
угодить мне в этом смысле, это будет очень нетрудно сделать.
- Каким же образом?
- Прежде всего поклянитесь своей любовью, что никому и никогда не
расскажете о моем страстном неодолимом желании.
- Клянусь любовью и честью.
- Тогда слушайте: я хочу украсть сокровища вашего супруга, для чего мне
нужна ваша помощь.
- Говорите потише, - предупредила королева, - эти люди могут нас
услышать. Погодите, я отошлю их в соседнюю комнату.
- Теперь, - продолжала Шарлотта, когда мы остались вдвоем, - можно
побеседовать спокойно. У меня к вам есть одно щекотливое предложение, и
только приняв его, вы можете доказать мне искренность своих чувств ко мне.
Дело в том, радость моя, что я также замыслила преступление и хочу знать,
можете ли вы мне помочь.
- Даже если для этого мне понадобится тысячу раз рисковать своей
жизнью. Говорите и ничего не бойтесь.
- Если бы вы только знали, как мне надоел мой супруг!
- Несмотря на всю его снисходительность?
- Но разве он делает это для меня? Он проституирует мною из ревности;
пытаясь утихомирить таким образом мои страсти, он надеется подавить во мне
всяческие желания и предпочитает, чтобы я предавалась разврату не по своей,
а по его воле и выбору.
- Довольно странная у него политика.
- Именно так он и поступает, и в этом вся его сущность
итальянизированного испанца: на земле нет хуже и противнее этой породы.
- И вы хотите...
- Отравить этого нудного субъекта и сделаться регент-' шей. Народ любит
меня больше, нежели его, и любит моих детей. Я буду править одна, вы станете
моей фавориткой и будете довольной и счастливой до конца жизни.
- Нет, Шарлотта, я не смогу жить с вами; меня не привлекает роль,
которую вы мне предлагаете, я слишком люблю свою страну и мечтаю в скором
времени вернуться туда. Но вы можете рассчитывать на мою помощь, так как
Фердинанд, имеющий целый склад самых разных ядов, конечно, держит их
подальше от вас. А от меня вы получите все необходимое, но услуга за услугу,
Шарлотта - помните мое условие насчет сокровищ вашего супруга. Кстати,
насколько они велики?
- Приблизительно восемьдесят миллионов.
- В каких деньгах?
- В золотых слитках, а также в пиастрах, унциях и цехинах.
- Так как же мы поступим?
- Видите это окошко? - И Шарлотта указала на створное окно неподалеку
от того, около которого мы сидели. - Пусть послезавтра внизу ждет экипаж с
хорошими лошадьми, я выкраду ключ, сложу сокровища в мешки и спущу вам на
веревке.
- А как же стража?
- С той стороны нет ни одного часового.
- Теперь выслушайте меня, - сказала я Шарлотте, и в тот же самый момент
меня обожгла мысль уничтожить ее, - чтобы получить порошок, который вам
нужен, я должна предпринять кое-какие шаги, потому что не хочу ввязываться в
это щекотливое дело, пока не буду иметь гарантии. Поэтому прошу вас
подписать вот эту бумагу. - Я быстро написала текст и подала королеве. -
Таким образом я получу свободу действий, да и вам не о чем будет
беспокоиться.
Ослепленная своим чувством, подгоняемая горячим желанием избавиться от
мужа, Шарлотта поставила свою подпись и доказала лишний раз, что
осторожность редко бывает союзницей больших страстей. Вот такой документ она
скрепила своей подписью:
"Я украду все сокровища своего супруга и отдам их женщине, которая
взамен достанет мне яд для того, чтобы отправить его в мир иной.
Ш. Лотар., кор. Неаполитанская".
- Прекрасно, - сказала я, - теперь я спокойна. Послезавтра в
назначенный час под этим окном будет стоять экипаж. Вы поможете мне,
Шарлотта, я отплачу вам тем же. А теперь давайте развлекаться.
- Ах, прекраснейшее создание, - вскричала королева, осыпая меня жаркими
поцелуями, - как я рада, что вы согласились, и как я вас обожаю!
Идиотка! Если бы только она знала, что творилось в моей душе! Чувства
мои были совершенно искренни, и мы залили друг друга спермой; я наслаждалась
при мысли о ее предстоящем потрясении и ее неизбежной участи - неизбежной
благодаря документу, который она так опрометчиво подписала.
- Может быть, мы приласкаем друг друга, - предложила она, - прежде чем
вызовем наших прислужниц?
И не дожидаясь моего ответа, распутница завалила меня на кровать, упала
на колени и, раздвинув мои ноги, принялась облизывать мне и вагину, и задний
проход. Вот тогда я окончательно поняла всю прелесть женского коварства: я
получила от Шарлотты неописуемое удовольствие, я плавала в волнах ее
страсти, а мозг мой сверлила одна мысль - жестоко и подло предать эту
женщину.
Я нарисовала ваш портрет, неверные жены: пребывая в объятиях своего
супруга, вы отдаете ему только телесную часть своего "я", а ощущения,
которые вы при этом испытываете, связаны с вашим любовником. Мужья,
украшенные рогами, воображают, будто они являются причиной вашего восторга,
между тем как сами неспособны высечь даже крохотную искру страсти в вашем
сердце, пусть даже вылезут из кожи при этом. Послушайте меня, пленительные
дамы, и продолжайте этот колдовской обман, который есть часть вашей натуры;
доказательством тому служит ваше гибкое и богатое воображение; утешайте себя
таким образом, если у вас нет другой возможности, за тяжелые цепи целомудрия
и брака и никогда не забывайте, что если Природа сотворила ваше влагалище
для того, чтобы ублажать мужчин, она в то же самое мгновение подарила вам
сердце, достаточно коварное для того, чтобы их обманывать.
Шарлотта напилась допьяна моей спермой, которая извергалась из меня
ликующим потоком. Я ответила ей не менее бурными ласками и заставила ее
содрогнуться несколько раз подряд от яростных приступов наслаждения. Мы
сплелись, обхватив бедрами голову друг друга и выпили до последней капли
весь нектар, который еще оставался в наших чреслах.
Наконец Шарлотта позвонила в колокольчик, и началась новая оргия,
центром которой Шарлотта сделала меня: она массировала мужские органы и
направляла их в мои отверстия, а я прижималась губами к сладкому,
нетронутому еще бутончику девочки.
- Меня сводит с ума мысль о том, что в моем гареме служит королева, -
шутливо и дерзко сказала я Шарлотте. - А ну, не ленись, шлюха, и исполняй
получше свои обязанности.
Но не так просто было управиться с орудиями, которые приготовил для нас
Фердинанд, и несмотря на то, что прелести мои были привычны ко всяким
превратностям, я не смогла выдержать без подготовки такие мощные атаки.
Тогда Шарлотта увлажнила все подступы к мишени, смазала вход во влагалище и
достойный Гаргантюа член какой-то мазью, благодаря чему с первого натиска
чудовищу удалось проникнуть внутрь. Однако меня тотчас пронзила такая
сильная боль, что я истошно закричала и сбросила с себя девочку, после чего
начала извиваться и напрягаться, пытаясь освободиться от несгибаемого
стержня. Шарлотта снова пришла мне на помощь, надавила на задницу моего
долбильщика, и только после этого он вошел в самые глубины моего чрева. Я
никогда не испытывала таких страданий, но очень скоро шипы превратились в
розы; мастерство моего наездника и выверенная мощь его натиска совершили
чудо: после четвертого толчка моя вагина дала смазку, и с этого момента все
пошло как по маслу. Шарлотта ласкала задний проход моего рыцаря, подставив
мне под левую руку свои ягодицы, которые я щипала с неменьшим пылом, чем
задницу беременной женщины, а девочка, вернувшаяся на прежнее место,
забрызгала мне лицо своим сладким нектаром. Но какова же была энергия у
этого калабрийца! Он долбил меня в течение двадцати минут, наконец
извергнулся, после чего, не выходя наружу, совокупился со мной еще три раза.
Вслед за тем на смену ему пришел его товарищ. Пока я забавлялась со вторым,
Шарлотте пришло в голову, что в моем теле найдется место для обоих. Она
уложила меня сверху на одного из них, предоставив мне активную роль, и сама
ввела второй член в мой задний проход; но хотя я была не новичком в такого
рода наслаждениях, мы возились добрую четверть часа, и за это время он так и
не сумел углубиться в заднюю брешь. Бесплодная возня привела меня в
неописуемую ярость: я скрипела зубами, рычала, разбрызгивая слюну, кусала
все подряд и беспрестанно заливала спермой орган, который, как тяжелый плуг,
распахивал мне влагалище - на нем я излила свою ярость от того, что не могла
принять второй в анальное отверстие. Тем не менее благодаря моему терпению и
ловкости он понемногу начал продвигаться вперед; я резко вскрикнула, еще
одно усилие - и оба моих отверстия оказались плотно закупорены... Это было
ни с чем не сравнимое ощущение, друзья мои.
- Какой чудесный спектакль! - восторгалась Шарлотта, которая смачно
мастурбировала перед нами и время от времени наклонялась поцеловать меня. -
О Господи! Какая ты счастливая, Жюльетта!
Я кончила почти в бессознательном состоянии, все расплывалось перед
моими глазами, я ничего не слышала, все мои чувства сконцентрировались на
эрогенных местах, и блаженная радость накрыла меня своим теплым покрывалом.
Оба мужчины напряглись и одновременно совершили последний, чудовищной силы
толчок; когда я высвободилась, сперма сочилась изо всех моих пор.
- Теперь твоя очередь, сука, - сказала я Шарлотте, - повтори то, что
сделала я, если хочешь узнать, что такое удовольствие.
Она не заставила просить себя дважды; ее тотчас взяли в оборот с обеих
сторон, и эта итальянская шлюха доказала, что не совсем неправ был ее муж,
который не баловал ее плотскими утехами, желая сдержать и умиротворить ее
похоть, ибо она могла сделаться угрозой для его безопасности. Королева была
так же, как и мы, жестока в моменты сладострастия и велела мне истязать нашу
беременную жертву в продолжение этого удивительного акта. Несчастная
бросилась мне в ноги, моля о пощаде, а я не повела даже бровью. Возбужденная
до предела, я ногой отшвырнула ее на пол и принялась пинать изо всех сил,
целя в самые уязвимые места; Шарлотта расширенными от похоти глазами
смотрела на эту сцену и подсказывала мне, как сделать пытки еще мучительнее
и изощреннее. Она отпустила своих наездников только после того, как они два
раза удовлетворили ее. Потом мы опустошили две бутылки шампанского и
вернулись в салон, где уже собралась вся компания. Присутствующие
похвастались своими подвигами, и я заключила, что не только в нашем будуаре
истязали беременных: ни одна из них не могла держаться на ногах, а Гравинес
засек свою до полусмерти.
Тем временем был подан поистине королевский обед; нам прислуживали наши
недавние помощницы, а полуживые вдовы лежали на полу у наших ног и служили
мишенями для всевозможных гнусных прихотей обедающих. Сидя рядом с Клервиль,
я улучила момент и коротко сообщила ей о том, какую шутку собираюсь сыграть
с королевой. Я успела сказать ей только одну-две детали, но она прекрасно
поняла меня, поздравила и заявила, что я - самая умная и самая отчаянная
женщина из всех, кого она знает.
Подогретые изысканнейшими блюдами и тончайшими винами, мы в самом
прекрасном расположении духа перешли в роскошный зал, где должна была
происходить общая оргия. Участниками были: Фердинанд, Гравинес, Ла Ричча,
Клервиль, Шарлотта, Олимпия и я. Жертвами - четыре беременных женщины,
четверо девушек, которые прислуживали за столом, и восемь премиленьких детей
обоего пола, в чьи задницы мы впрыснули коньяк, который был подан после
кофе, и потом смаковали его. Позже с копьями наперевес вошли четырнадцать
здоровенных воителей с членами не менее впечатляющими, нежели те, которых мы
уже выжали до последней капли; они стали поодаль с почтительным видом,
затаив дыхание, ожидая наших распоряжений. Час был поздний, сцена требовала
освещения, и в зале загорелись несколько сот свечей, прикрытых зелеными
абажурами.
- Больше никаких интимных бесед и уединений, - заявил король, - начиная
с этой минуты будем развлекаться на виду друг у друга.
По этому сигналу мы самым беспорядочным образом бросились к тем, кто
находился под рукой, и смешались в кучу; мы сношались самозабвенно и
неистово, но в подобных, непристойных сверх всякой меры, оргиях всегда
властвует жестокость, и вот кто-то уже начал щипать и выкручивать женские
груди, кто-то терзал ягодицы, слева кому-то раздирали влагалище, справа
истязали беременную; с одной стороны слышались жалобные всхлипы вперемежку
со стонами боли, а быть может, удовольствия, с другой - доносились ужасные
проклятия. Но вот раздались первые энергичные звуки, венчающие извержение;
первым исторг победоносный вопль Гравинес. И не успело стихнуть его
ликование, как мы увидели, что к его ногам рухнула женщина с перерезанным
горлом, а из вспоротого ее живота вывалился окровавленный плод.
- Я предпочитаю действовать иначе, - заявил Ла Ричча и приказал крепко
привязать к стене одну из этих тварей с распухшими животами. - Теперь прошу
внимания.
Он обул подкованные железом тяжелые сапоги, оперся руками о плечи двух
мужчин и, выбросив ноги наподобие , катапульты, протаранил живот той, что
готовилась стать матерью; она смогла только охнуть, осела на пол, будто
подкошенная, обливаясь кровью, и вытолкнула из своего чрева безжизненный
плод, на который тут же сбросил свое пенившееся семя развратный аристократ.
Я принимала два члена одновременно в оба отверстия, каждой рукой массировала
чьи-то влагалища, а третий орган держала во рту, и вот именно он сбросил
свой заряд в тот самый момент, когда я, следуя примеру князя, испытала
похожий на шквал оргазм. В это время мой блуждающий взор остановился на
Клервиль; кто-то содомировал ее, юная дева лизала ей влагалище, сама же
фурия порола бичом мальчика; ее извержение произошло в следующее мгновение.
Шарлотту сношали спереди, она сосала детский пенис, руками ласкала двух
девочек и во все глаза смотрела, как перед ней истязают беременную женщину.
Фердинанд сосредоточенно занимался девушкой, у которой уже не было сил
кричать; он терзал ее тело раскаленными докрасна щипцами, вставив член в
чей-то рот; когда злодей почувствовал извержение, он взял скальпель, одним
взмахом отсек соски своей жертвы и бросил их на пол. Вот приблизительно
таким образом завершилась первая сцена, после которой король пригласил нас в
соседнюю комнату, где, по его словам, находилась хитроумная машина,
способная сделать смерть наших полумертвых женщин пикантной и возбуждающей.
Обеих - ибо их оставалось только двое - привязали к тяжелым железным плитам,
расположенным одна над другой так, чтобы их тела соприкасались друг с
другом.
- Вот теперь все готово, - удовлетворенно сказал король. Мы сгрудились
вокруг агрегата; Фердинанд, встав в картинную позу, обвел нас взглядом и
нажал на рычаг: плиты , медленно двинулись навстречу друг другу, и минуту
спустя оба несчастных создания вместе со своими, так и не увидевшими свет
отпрысками превратились в лепешку. Надеюсь, не стоит добавлять, что никто из
присутствующих не удержался от того, чтобы не выразить восторг новыми
излияниями.
- Может быть, перейдем еще в одно место? - с загадочным видом
осведомился наш любезный хозяин. - Вдруг и там нас ожидает что-нибудь
интересное?
Следующий зал напоминал громадный театр, где мы увидели семь различной
формы приспособлений, служивших для умервщления людей семью различными
способами. Первое предназначалось для сжигания заживо, второе - для порки,
третье - для повешения, четвертое представляло собой адское колесо, пятое -
кол, на который усаживали жертву, шестое служило для усекновения головы,
седьмое - для разрубания на куски. Возле них стояли четверо палачей,
обнаженных, прекрасных как боги войны. Каждому гостю была отведена отдельная
ложа, украшенная десятками портретов детей неземной красоты. Мы заняли свои