Сад М Д. Жюльетта: роман. Том 2

женщины взяли в руки длинные многохвостые плети с железными наконечниками и
приблизились ко мне с угрожающим видом.
Через двадцать минут флагелляция закончилась.
- Иди сюда, Эмма, - позвала София свою наперсницу, - будь умницей и
поласкай меня рядом с нашей жертвой: я люблю совмещать любовь и ужасы. Давай
разогреем свои куночки перед этим несчастным, радость моя, и полюбуемся, как
он будет извиваться, видя наш оргазм.
Эта бесподобная шлюха королевских кровей позвонила в колокольчик, и
перед ней предстали две пятнадцатилетние девочки красоты неописуемой; они
быстро сбросили с себя одежду, разложили передо мной подушки, на которых
лесбиянки в течение часа предавались скотским удовольствиям: то и дело то
одна, то другая, извиваясь, подползали почти вплотную к моему лицу,
провоцируя меня своими прелестями, наслаждались произведенным эффектом и
громко смеялись над моей беспомощностью. Как легко догадаться, главную роль
в этой бесстыдной драме играла София: все действо было направлено на нее,
все происходившее служило утолению ее похоти, и я, признаться, был поражен
таким опытом, таким искусством и таким бесстыдством столь молодого создания.
Как и каждая женщина, имеющая слабость к своему полу, она изнемогала от
восторга, когда ей облизывали влагалище, и сама, с неменьшим восторгом,
сосала ту же часть тела своих наперсниц. Но принцесса не ограничивалась
этим: она заставляла сношать себя сзади и спереди искусственным фаллосом и
платила услугой за услугу. Когда же возбуждение блудницы достигло предела,
она сказала:
- Пора приняться за этого мерзавца.
В руках моих мучительниц - теперь их было уже четверо - снова появились
хлысты. Первой в атаку двинулась София, выдав мне пятьдесят сильных ударов и
сохранив невероятное спокойствие в продолжение экзекуции. Она несколько раз
прерывала ее, наклонялась ко мне и жадно смотрела в мои глаза, ища в них
признаки жестокой боли, которую мне причиняла; закончив свое дело, она
устроилась прямо перед моим лицом, широко раскинула бедра и принялась
мастурбировать, приказав остальным бить меня изо всех сил.
- Одну минуту, - сказала она, когда я насчитал около двухсот ударов, -
я заберусь под него и буду сосать ему член, а вы продолжайте, но
расположитесь так, чтобы одна из вас могла лизать мне клитор, а двоих я буду
ласкать руками.
Исполнительницы заняли свои места; начался новый спектакль и...
возбуждаемый сыпавшимися на меня ударами и горячими губами и языком
принцессы, я не выдержал и трех минут и заполнил ее рот своим семенем; она
проглотила его и быстро выбралась из-под меня.
- Эмма, - крикнула она, - он восхитителен, он сбросил в меня свой пыл,
и теперь я должна достойно отблагодарить его.
С этими словами она вонзила в мой зад солидный фаллос, впиваясь губами
в вагину то одной, то второй девушки, в то время, как третья прочищала ей
влагалище таким же инструментом, какой терзал мой задний проход.
- Теперь можете развязать его, - скомандовала юная Мессалина, наконец
почувствовав, что не может больше сдерживаться. - А ты, Боршан, иди сюда и
целуй меня в благодарность за то, что я дала тебе неземное блаженство.
Кстати, я редко отношусь к мужчинам с такой снисходительностью. Бедняга!
Все, что с тобой сейчас произошло, надо отнести на счет твоей ребяческой
скромности. Подумай сам: ты спал со мной уж и не знаю сколько раз и всегда
довольствовался лишь моей куночкой, как самый распоследний идиот, и в твою
тупую голову ни разу не пришла мысль, что у меня имеется и жопка. Это вообще
ни на что не похоже.
- У меня было такое желание, мадам, но робость меня останавливала.
- Жаль, очень жаль; в твоем возрасте скромность непростительна. Но не
будем ворошить прошлое. Теперь ты можешь исправить свою оплошность, на время
позабыть о моей вагине и уделить внимание моей заднице. - При этом она
повернулась ко мне спиной и, наклонившись, продемонстрировала мне свои
ягодицы. - Красивая попка, не правда ли? Смотри, какая она гладенькая, какая
нежная и как жаждет тебя, так что спеши, Боршан, забирайся туда. Возьми его
член, Эмма, и вставь сама куда следует.
В ответ я осыпал тысячью поцелуев этот поистине роскошный зад, и мой
орган, направленный рукой Эммы в маленькую уютную норку, скоро убедил Софию
в моем горячем желании исправить прошлые ошибки.
- Погоди, - остановила меня принцесса, - я хочу теперь быть твоей
рабой; я влезу в эту машину, где страдал ты, и буду в твоем распоряжении;
пользуйся своими правами, мой султан, и отомсти мне. (Железные скобы
защелкнулись на кистях ее рук и на лодыжках.) Не жалей меня, прошу тебя,
примерно накажи меня и за разврат, и за жестокость.
- Ах ты, содомитка! - зарычал я, восхищенный ее вкусами. - Да, я мечтаю
выпороть тебя и предупреждаю, это будет ужасная порка.
- Надеюсь, ты будешь делать это от всей души, - заметила она. - Пощупай
мою жопку, как она сверкает и взывает, и просит кнута.
- Вот тебе. - И я нанес первый свистящий удар. Пока я "от всей души",
как она выразилась, терзал ее ягодицы, любезная Эмма стояла передо мной на
коленях, жадно сосала мой инструмент, а две девочки лобзали мне задницу.
Когда холмики Софии превратились в нечто липкое и красное, мой разъяренный
член вошел в ее анус по самый корень и утешил принцессу за все страдания.
- Черт возьми! - простонала она. - Как приятна содомия после порки,
ничто не сочетается столь удачно, как два этих удовольствия.
Тогда Эмма прильнула к госпоже, начала целовать, лизать, ласкать ее
тело, не забывая массировать себе клитор, и скоро мы все погрузились в океан
блаженства.
- Знаешь, Боршан, - заметила принцесса, когда мы пришли в себя, - мне
кажется, у нас много общего, и у меня даже возникло желание довериться тебе.
По ее знаку юные служанки исчезли, мы втроем расположились за столом, и
за легким обедом и пуншем София произнесла такую речь:
- Людям с мелкой душонкой и средним умом, наверное, покажется странным,
что для того, чтобы испытать твой характер, я избрала похоть. Но ничего
странного здесь нет, и если это у тебя вызывает недоумение, дружище, позволь
мне сказать тебе, что я сужу о способностях человека в обычной практической
жизни только по его поведению во время оргии. Человек с пламенными страстями
и с неординарными вкусами способен - и это непреложное правило - на
решительные действия там, где речь идет о выгоде или честолюбии, а ты
показался мне человеком темпераментным и не глупым. Кстати, Боршан, каковы
твои взгляды на человеческую жизнь?
- Принцесса, - отвечал я, - а как относился к ней герцог Альба, когда
захватил эту страну?
- Умница! - воскликнула моя пылкая собеседница, - Именно такого ответа
я и ждала от тебя. Я всегда считала тебя храбрецом, - добавила она, сжимая
мою руку, - теперь послушай, что я хочу тебе предложить.
Я - племянница героя Европы, человека, созданного для того, чтобы
властвовать над всем миром, и я принесла в эти провинции его дух, его
взгляды и его непреклонность. Надеюсь, ты понимаешь, Боршан, что я достойна
лучшей участи, нежели быть женой республиканского правителя, и этот робкий,
меркантильный и трусливый народ, рожденный жить в цепях, должен боготворить
меня. Я ничего не имею против того, чтобы царствовать над голландцами, но
трон, стоящий на этих вечно сырых равнинах, должен быть смочен их слезами и
украшен золотом. Мой план готовы поддержать сто вооруженных до зубов
батальонов, которые Фридрих обещал мне послать из Кенигсберга. Эта революция
не лишит головы моего супруга, он верен мне, и море крови, пролитой в
Батавии, скрепит трон, который будет моим. Разумеется, я предлагаю тебе не
скипетр, а высокий пост нашего советника, нашего министра, нашей правой
руки: ты будешь издавать указы и следить за их исполнением; этот пост
требует жестокости, но обладаешь ли ты этим качеством в нужной мере? Я
подумал немного и ответил так:
- Прежде чем взять на себя такую огромную власть, я бы хотел узнать,
как к этой революции отнесутся ближайшие соседи. Франция, Англия, Испания,
северные государства, которые смотрят на вашу нацию как на льстецов и
торговцев, будут ли они спокойно сидеть и взирать, как вы становитесь их
могущественной соперницей?
- В позиции Франции мы уверены, а об остальных можно не беспокоиться.
Когда мы станем монархами в Объединенных Провинциях {Так назывались
Нидерланды.}, мы объявим войну трем соседним королевствам и, думаю, очень
скоро поставим их на колени. Воинственную нацию боятся все, и таковой мы и
станем. Достаточно одного великого человека, чтобы заставить весь мир
считаться со страной, а в моей душе есть величие, которое я унаследовала от
могущественного Фридриха. Нам надоело быть легкой добычей любого
европейского завоевателя.
- Но станут ли голландцы, которые сбросили жестокое иго испанцев,
терпеть вашу тиранию?
- Мы создадим суды, как это было при Альбе. Не существует иного
средства держать народ в узде.
- Тогда ваши подданные побегут из страны.
- Они оставят свою собственность, которая будет моей. Я только выиграю
от бегства мятежников, это упростит контроль за оставшимися. Я хочу быть не
робкой королевой над многими подданными - я желаю властвовать деспотически,
пусть даже подданных у меня будет совсем немного.
- Я верю, что вы жестоки, София, но боюсь, что ваше властолюбие
порождено только похотью {Душа любого тирана питается этим чувством, и
сколько революций было совершено только по одной этой причине! (Прим.
автора)}.
- Почти все пороки в человеческом сердце проистекают из этой страсти,
все в той или иной мере связаны склонностью к распутству. Эта наклонность,
очень жестокая у сильных натур, приводит простых смертных, блуждающих в
диком мире Природы, к тысячам тайных преступлений, а того, кто повелевает
людьми, - к тысячам выдающихся политических злодеяний.
- О, София, я вижу, куда вы клоните: ваше честолюбие - не что иное, как
желание чаще и приятнее проливать свою сперму.
- Какая разница, какое желание вызывает в человеке честолюбие; главное
- оно существует и к тому же подкреплено короной. Но знаешь, мой друг, если
ты рассуждаешь об этом, значит, ты колеблешься - колеблешься и боишься, а я
не желаю иметь никаких дел с трусом.
Однако предложение Софии всерьез захватило меня, и, предвкушая
неограниченные возможности дать выход своей врожденной жестокости, я тут же
согласился на все. София поцеловала меня, заставила еще раз дать
торжественную клятву хранить наш разговор в тайне, и мы расстались.
Я шел домой, погруженный в беспокойные мысли, а у самого порога своей
квартиры вдруг ощутил всю опасность обязательств, которые только что взял на
себя, и понял, что если я их нарушу, мне грозит ничуть не большая опасность,
чем в случае, если я выполню их; словом, я провел ночь в ужасном смятении. У
меня один выход - бежать, решил я, и бежать следует немедленно, потому что я
создан для другой жизни. Да, София, если бы ты предложила мне обычные
преступления частного характера, я бы с радостью совершил их, ибо, имея
такого соучастника, как ты, я плевал бы на закон, ^п подвергать себя
неизвестной опасности только для того, чтобы рабски служить твоему
деспотизму, - это уж увольте! Нет, коварная женщина, на меня можешь не
рассчитывать! В любое время и с большой охотой я готов совершать
преступления ради утоления своих страстей, но не собираюсь служить чужим.
Когда ты узнаешь о моем отказе, упрекай Боршана не за малодушие, а скорее за
величие души...
В ту же самую ночь я потихоньку выбрался из города и поспешил в
ближайший к Англии порт. По дороге я почувствовал мимолетное сожаление: мне
сделалась тягостной мысль о том, что я отказался от предложения Софии,
которая давала мне политические средства для утоления моей глубокой страсти
к преступлениям. Но тут же вспомнил, что ее планы нереальны, кроме того, я
буду много счастливее, действуя ради себя самого, нежели исполняя прихоть
коронованной злодейки.
Добравшись до Лондона, я снял квартиру на Пикадилли, где на следующий
же день у меня украли все деньги до последнего пенни, которые были при мне;
это была серьезная потеря, так как еще в Гааге я разменял все кредитные
билеты. Итак, у меня остались только рекомендательные письма к нескольким
влиятельным лицам в Лондоне, поэтому приходилось рассчитывать на их помощь
до того времени, когда я получу деньги от сестры.
Судя но тому, что я слышал о лорде Берлингтоне, я решил увидеться с ним
в первую очередь. Когда он прочитал мои письма, я рассказал ему о своем
несчастье, и добрый англичанин выразил готовность оказать мне любую услугу.
Хотя Берлингтон был не очень богат, я тут же получил от него тысячу гиней,
кроме того, он и слышать не захотел о том, чтобы я остановился в другом
месте. Я принял его предложение, тем более, что успел познакомиться со всем
добропорядочным семейством и заметить в этом доме возможности отплатить
своему благодетелю черной неблагодарностью.
Прежде чем перейти к описанию мелких пакостей, которыми я занялся, я
должен рассказать вам о своих гостеприимных хозяевах.
Берлингтону, любезнейшему и умнейшему человеку, было около пятидесяти
лет; он был веселый, беззаботный, совершенно не разбиравшийся в людях,
щедрый, благородный и глупый - вот вам исчерпывающий портрет моего лорда.
Все его семейство составляли две дочери и зять. Тилсон, двадцати трех лет от
роду, женился на старшей из девушек, которая была примерно одного с ним
возраста. Они были отличной парой, какие редко встречаются в природе:
очарование, наивность, добросердечие, благородство, прекрасное воспитание -
короче, оба были живым олицетворением всех добродетелей, что утешало
Берлингтона за неприличное поведение мисс Клеонтины, младшей дочери,
восемнадцатилетнего премиленького создания. Ее отличала необыкновенная
распущенность, да что я говорю! - самая явная порочность и неуемный разврат,
доведенные до предела, составляли неисправимые пороки Клеонтины. При всем
этом она имела наглость утверждать, что жизнь ее в тысячу раз счастливее,
нежели жалкое прозябание Клотильды среди скучных добродетелей супружества.
Изучив характер девушки, я влюбился в нее без раздумий: влюбился в том
смысле, в каком может в кого-то влюбиться такой развращенный человек, как я,
но поскольку ее отец, откровенно поведал мне о том, какую сердечную боль
причиняла ему эта неблагодарная дочь, я счел за благо действовать с
величайшей осмотрительностью.
Несмотря на сладостное волнение, которое производила в моей душе
Клеонтина, я не переставал любоваться красивым лицом Тилсона и прелестью его
очаровательной жены; если Клеонтина внушала мне более распутные желания, ее
деверь и сестра вызывали во мне чувства более изысканные и пикантные. Я
рисовал в своем воображении зад Тилсона, представляя его как подлинное чудо
Природы, и сгорал от желания овладеть им, то же самое мечтал я сделать и с
его соблазнительной супругой. Я разложил по полочкам все свои страсти и
пришел к выводу, что разумнее всего начать с Клеонтины. Все, что может
привести к грехопадению женщину, уже в изобилии заключалось в душе предмета
моего вожделения, и мне не стоило большого труда соблазнить ее.
Я не встречал ничего более свежего, аппетитного и прелестного, чем тело
этого очаровательного создания, ничего более красноречивого, чем голос ее
страстей, ничего более порочного, чем ее душа. Действительно, случались
моменты, когда мне казалось, что я веду себя пристойнее, чем она; вы,
конечно, понимаете, что мы испробовали с ней все мыслимые удовольствия, и
Клеонтина призналась мне, что чем больше наслаждение противоречит законам
Природы, тем больше оно подстегивает ее похоть.
- Увы, - сказала она мне однажды, - я дошла до того, что не нахожу
достаточно сильных средств, чтобы удовлетворить себя.
Я, не раздумывая, атаковал ее прекрасный зад, и полученное удовольствие
было настолько пикантным и острым, настолько полно разделила его вместе со
мной Клеонтина, что мы дружно решили не заниматься больше ничем, кроме
содомии.
Очевидно, я очень привязался к прекрасной англичанке, если прошел целый
год, а я все еще не сообщил ей о своих намерениях в отношении ее, а может
быть, просто не думал об этом, увлеченный нашими безумствами. Я рассчитался
с Берлингтоном и, чтобы получить свободу действий, оставил его дом и снял
квартиру поблизости. Берлингтоны каждый день навещали меня. И наша близость
дошла до того, что в городе стали поговаривать о моем браке с Клеонтиной. Но
я же не сошел еще с ума! Я с удовольствием развлекался с этой интересной во
всех отношениях девицей, но жениться на ней - это уж простите! Только леди
Тилсон возбуждала во мне такое желание.
Я всегда считал, что жена пригодна только для того, чтобы служить
жертвой для мужчины; чем романтичнее и нежнее ее красота, тем больше она
подходит для этой роли. При этом я думал о Клотильде. Как разбухал у меня
член, когда я видел ее в своей власти, как была бы она восхитительна в
слезах! Как сладостно было бы заставить их струиться из столь божественных
глаз! О, Клотильда, думал я, ты будешь самой несчастной женщиной, если
станешь моей.
Планы мои определились окончательно, и с этого времени я продолжал
возделывать сад по имени Клеонтина лишь для того, чтобы скорее осуществить
их. И я не придумал ничего лучшего, как внушить ей интерес к деверю и тем
самым возбудить ревность его молодой жены. Немного погодя Клеонтина
призналась мне, что все чаще испытывает страсть к Тилсону, но что мысль о
его глупости и добронравии действует на нее подобно ушату холодной воды.
- Какое значение имеет ум? - горячо возразил я. - Если человек украшен
красотой, этого достаточно, чтобы желать его. Даже я, Клеонтина, даже я вижу
во сне самый прекрасный в мире зад, которым обладает Тилсон, и истекаю от
желания поиметь его.
Эта идея немало развлекла мою любовницу и очень скоро захватила ее
целиком - стоит подбросить женщине бесстыдную мысль, и она будет готова на
все. Однако ее останавливало нечто, похожее на ревность: она боялась, что я,
увлекшись мужем, не замедлю влюбиться в жену, и Клеонтина поделилась со мной
своими опасениями.
- Полно, полно тебе, - заговорил я, почувствовав, что в данном случае
требуется осторожность, - ты просто сошла с ума. Да, я постоянно думаю об
этом симпатичном юноше, но это чисто плотское чувство; что же до женщин,
Клеонтина, люблю я только тебя, и так будет всегда.
Мои пошлые комплименты и вздорные прихоти убедили Клеонтину, и она
горячо взялась за дело. Не прошел и месяц, как мой желанный Тилеон оказался
в объятиях моей любовницы; я любовался им, когда он лежал с ней, ласкал его,
когда он развлекался с ней, содомировал его, когда рядом была она; наши
утехи продолжались месяц или чуть больше, потом мое опьянение прошло, они
мне надоели оба, и я начал обдумывать, как разделаться с ними: устроить
бойню в семье своего благодетеля и увезти Клотильду на самый дальний край
света, чтобы вкусить без помех небесное наслаждение, которое я от нее
ожидал.
Молодая женщина буквально боготворила своего супруга, поэтому было
нетрудно заронить в ее сердце искры ревности. Леди Тилсон выслушала меня и
поверила мне; осталось убедить ее, и средства для этого были у меня под
рукой.
- Клеонтина, - сказал я однажды своей сластолюбивой шлюхе, - не знаю
даже, как мне признаться тебе, любовь моя. Я умираю от желания жениться на
тебе. Сходство наших характеров и темпераментов, родство наших душ говорит
мне, что мы будем очень счастливой парой. Но у тебя нет ни пенни, а я
богат... и если я не ошибаюсь, щепетильность не позволит тебе вступить в
брак без приданого. Я хочу предложить тебе способ привлечь капризную фортуну
на свою сторону и выманить у нее подарок. Короче, между тобой и богатством я
вижу только три препятствия - три человеческих жизни.
Заметив, что яд подействовал на Клеонтину, я храбро добавил еще дозу.
- Нет ничего проще, - вкрадчиво продолжал я, - чем разделаться с
Тилсоном. Его жена самолюбива, вспыльчива и ревнива до крайности; узнав о
его неверности, она непременно захочет отомстить ему, и я уже вижу, как
через неделю Тилсон отправляется к праотцам.
- Но моя сестра, кроме того, добродетельна.
- Она мстительна; ее честное сердце без посторонней помощи не способно
на решительный поступок, но если я внушу ей такое желание, она за него
ухватится - не сомневайся в этом.
- А как быть с остальными? - вдруг спросила Клеонтина.
- Ах ты, лисичка моя, - зашептал я ей в ухо, обнимая ее, - с каждой
минутой я все больше убеждаюсь, что Природа создала нас друг для друга.
Теперь послушай, как мы поступим с остальными, мой ангел: как только леди
Тилсон последует моему совету и уберет со сцены своего супруга, я разбужу
подозрения у ее отца, представлю доказательства и нисколько не сомневаюсь в
том, что он обратится в полицию. Ее отдадут под суд. Я найду и подкуплю
адвоката, он займется делом Клотильды, поведет его так, чтобы сделать
виновником отца, и докажет, что тот убил своего зятя и ложно обвинил в этом
свою дочь. Будет все - и свидетели, и улики, и доказательства: в Лондоне,
имея гинеи, можно найти, что угодно, так же, как и в Париже с луидорами. И
неделю спустя Берлингтон окажется в одной из темниц его величества.
- Ты хочешь сказать, твой добродетель?
- Ах, Клеонтина, могу ли я так назвать человека, который, как туча,
нависает над нашим совместным будущим? Как только наш заклятый враг окажется
в тюрьме и будет приговорен - а это произойдет через месяц, Клеонтина, - его
отправят на эшафот; как только он умрет, твою сестру освободят, и мы уедем.
Уедем из Англии, поженимся, и проще простого будет устранить последнее
препятствие, которое мешает тебе стать единственной обладательницейсостояния
Берлингтонов.
- Какой же ты подлец, друг мой!
- Я всего лишь человек, который обожает тебя, Клеонтина, который хочет
видеть тебя богатой и счастливой.
- Но мой отец... он так много сделал для тебя...
- - Все чувства меркнут перед желанием обладать тобою, Клеонтина,
видеть тебя своей женой; я готов на все, чтобы добиться этого.
Пылкое создание с великой благодарностью откликнулось на мои слова,
подкрепив ее жаркими поцелуями и обещанием помочь мне; и сперма, обильно
пролитая с обеих сторон, скрепила нашу клятву, которую я вовсе не собирался
исполнять.
Между тем надо было тщательно поставить первый акт спектакля, который
сулил не только большую выгоду, но и таил в себе немалую для меня опасность.
Направляемая моей невидимой рукой, Клотильда застала своего мужа в постели
сестры. Однако я посоветовал ей отомстить не только неверному - я внушил ей
мысль уничтожить обоих.
- Да, именно так я смотрю на это дело, ибо оно прямо касается меня, -
сказал я ей. - Я слишком взбешен тем, как они с вами поступили, чтобы не
желать смерти обоих предателей. С этого момента ваша жизнь будет в
опасности, поэтому вам придется либо уничтожить злодеев, либо примириться с
мыслью, что они уничтожат вас.
Ответом мне было выразительное молчание Клотильды; один и тот же
волшебный напиток за один раз избавил ее от сестры и мужа... А я не далее,
как в то самое утро, совокуплялся с ними обоими.
Перехожу ко второму акту трагедии Берлингтонов.
- Ах, Клотильда, - начал я, прибежав к ней в страхе и смятении, - эти
неожиданные смерти встревожили вашего отца, и я боюсь, что он что-то
заподозрил. Он может отнести потерю своего зятя и своей дочери на счет вашей
мести, так как об этом нетрудно догадаться. Если же он придет к такому
заключению, дорогая, вас ждут нелегкие испытания, и вы должны как следует
подготовиться к защите на тот случай, если это несчастье произойдет.
Через час я беседовал с ее отцом.
- Вы озадачены, сэр? Но если вы хотите узнать, кто убил Тилсона и
Клеонтину, посмотрите на Клотильду: только ей была выгодна их ужасная
смерть. А если вы все еще сомневаетесь, я вас предупреждаю, что злодейка,
презрев все свои обязанности и властный голос Природы, способна на все, и
вам угрожает большая опасность, если эта тигрица останется в вашем доме.
Я подкрепил свои лживые обвинения доказательствами и убедил милорда:
его дочь взяли под стражу. Нанятые мною барристеры {Представители
адвокатского сословия в Англии.} связались с ней и внушили Клотильде, что ей
ничего не остается, кроме как перейти в контрнаступление. Перепуганная
женщина умоляла меня не оставлять ее, пообещав в награду свою руку и сердце.
Я поклялся до конца защищать ее. На Берлингтона легли серьезные подозрения в
двойном убийстве, которое он свалил на свою дочь, и его предали суду, где
благодаря моим стараниям и моим деньгам единодушно признали виновным в том,
что он предательским образом убил дочь и зятя и ложно обвинил в этом
преступлении Клотильду. Разбирательство продолжалось только один месяц, и за
это короткое время я сумел освободить из-под стражи ту, ради которой
совершил ужасные и гнусные поступки, и с удовлетворением увидел казнь своей
третьей жертвы. Когда, движимая чувством благодарности, прелестная женщина
упала к моим ногам, я поднял ее и сказал:
- Спешите, Клотильда, заявить свои права на наследство, ведь у вас, к
сожалению, нет ребенка от Тилсона, и по закону вы не можете претендовать на
все его состояние, но надо взять то, что принадлежит вам, и скорее уезжать