Собачонка залилась тонким лаем. Огонек замер на месте, и Денис понял, что их услышали.
 
   Спасатели восемнадцатого экипажа оставили «Ленд-Ровер» на круге конечной остановки трамвая рядом с метро «Щукинская». Врач экипажа подхватил пластиковый чемодан с медикаментами, старший вытаскивал оранжевые спасательные жилеты, а водитель, открыв заднюю дверцу, ждал указаний.
   В машине лежали различные приспособления на все случаи жизни. Кто знает, каким будет следующий вызов?
   В объемистом багажнике хранилось альпинистское снаряжение, разнообразные гидравлические прессы и ножницы, «болгарка», три портативных противогаза, один бронежилет и защитные шлемы.
   — Лодку! — скомандовал старший.
   Одного слова было достаточно. Водитель вытащил резиновую трехместную лодку и протянул к ней шланг от компрессора.
   Лодка быстро принимала привычные очертания. Низкие борта, обвязанные тонким тросом, трехсекционное дно, прочный армированный материал.
   Старший экипажа раздал надувные жилеты. Спасатели набросили их на шеи.
   Справа, под рукой, находился клапан. Достаточно одного движения — и пиропатрон, взорвавшись, наполнит жилет горячим газом.
   Но никто из спасателей не торопился это делать. По молчаливому мужскому соглашению жилеты надо было оставить для тех, кому они нужнее.
   Лодка наполнилась воздухом меньше, чем за минуту.
   Спасатели надели на головы шлемы с портативными фонариками; водитель достал из багажника короткие и очень легкие дюралевые весла.
   Старший внимательно оглядел всех в последний раз.
   — Готовы? — спросил он и ухватился за трос.
   Водитель взялся с другой стороны и с тоской посмотрел на машину.
   — Я уже черт знает сколько лет не спускался в метро…
   Это было правдой. С некоторых пор руководство метрополитена отказалось от регулярных учений, проводимых МЧС. Видимо, надеялось на собственные силы.
   — Проездной не забыл? — ввернул смешливый врач экипажа или, как все его называли, док.
   — Заплатишь за меня, — отозвался водитель.
   — Пошли! — отрывисто бросил командир, и все трое побежали вниз по ступенькам.
   За их спинами мелькали синие сполохи мигалок, истошно выли сирены, но они не оглядывались.
 
   На входе стоял лопоухий сержант из линейного отдела.
   — Наконец-то… — со вздохом облегчения сказал он.
   — Как там? — на ходу спросил док.
   — Не знаю, — ответил сержант, но в его глазах читался совсем другой ответ — «страшно».
   Спасатели, не сбавляя шагу, пробежали мимо него.
   Внутри «Щукинской» их встретила дежурная по станции — миниатюрная миловидная женщина лет сорока с небольшим.
   — Где входить? — обратился к ней старший. Она пожала плечами.
   — Не знаю. Диспетчер говорит, что авария в этом тоннеле… — она махнула рукой в сторону тоннеля, выходящего на станцию со стороны «Тушинской».
   Между рельсами плескалась вода.
   — А поезд по другую сторону завала? — уточнил старший.
   — Да, наверное.
   Они пробежали по платформе в сторону противоположного пути. Здесь воды еще не было.
   — Электричество отключили?
   Женщина округлила глаза.
   — Разумеется.
   — Хорошо. У вас есть план путей, коммуникаций и так далее?
   Дежурная протянула старшему план — большой кусок плохой сероватой бумаги с нечеткими отпечатками.
   Старший кинул быстрый взгляд в тоннель. Затем на светильники под потолком. Потом опустился на колени и разложил план прямо на полу.
   — Где мы?
   Женщина показала.
   — А «Тушинская»?
   — Вот.
   — Это что? — палец его уперся в большой заштрихованный прямоугольник между путями, примерно посередине между «Щукинской» и «Тушинской».
   — «Волоколамская». Закрытая станция.
   — Значит, завал приблизительно здесь, — Старший достал из нагрудного кармана формы маркер и очертил довольно большую область путей.
   — Примерно. — Казалось, женщина чувствовала себя виноватой за то, что не может сказать точнее.
   — Хорошо. Между путями есть сообщение?
   — Конечно. Здесь, здесь и здесь, — дежурная показала на три поперечные перекладинки, связывавшие между собой рельсы противоположных направлений. — Проход до СТП…
   — СТП — это что? — перебил ее старший.
   — Тягово-понизительная подстанция. Электромеханик только что оттуда вернулся. Говорит, что в тоннеле вода, но, по крайней мере, первый проход еще открыт. Завал дальше.
   — Ага… Это уже кое-что.
   В голосе командира экипажа слышалось удовлетворение.
   — Значит, проход до СТП…
   — Второй сразу после нее, — продолжила дежурная, — и еще третий — к водоотливной установке.
   — Которая, судя по всему, не работает? — спросил старший.
   Все время говорил только он, водитель и врач молчали, соблюдая субординацию.
   — Видимо… — тихо ответила дежурная.
   — Все ясно. Слушай диспозицию. Пойдем по этому, сухому тоннелю. Мы еще не знаем, где завал. И, тем более, сможем ли мы через него перелезть. В крайнем случае попадем в параллельный тоннель через один из проходов.
   — Да посуху и бежать быстрее, — подал голос водитель.
   Старший кивнул.
   — Скорее всего бежать придется аж до самой «Волоколамской».
   — Или плыть… — вставил док.
   — Короче — вперед!
   Старший расправил план и бросил на него маркер.
   — Придавите его чем-нибудь к полу. Объясните другим наши действия — на случай, если рации в тоннеле вдруг не будут работать.
   Он нащупал кнопку включения фонарика. В ярком свете станции его луч выглядел очень тускло, но старший знал, что в темноте тоннеля будет в самый раз.
   Он взялся за трос и подтащил лодку к краю платформы. .
   — Работаем, ребята!
   Водитель и док спрыгнули на рельсы. Старший и водитель взяли лодку, и троица без промедления ринулась вперед.
   Лучи портативных фонариков, подпрыгивая в такт шагам, бегали по круглым стенам и потолку тоннеля.
   Дежурная вглядывалась в округлую темную пасть, пока тонкие спицы лучей не исчезли из виду.
 
   Первые люди показались из тоннеля на станции «Тушинская» в 8:44.
   К тому времени на пятачке перед «Макдоналдсом» дежурили уже три машины «скорой помощи».
   Врачи, собравшись в круг, нервно курили.
   — Главное — сортировка! — распоряжался один — высокий мужчина в очках и с густой седой шевелюрой. — Синяки, ушибы обрабатываем на месте. Тяжелых и травмированных отправляем в стационар.
   Дверь ближайшей «Газели» с красным крестом на борту была распахнута. Из кабины доносилось потрескивание передатчика и сухой механический голос диспетчера.
   — Сорок второй! Сорок второй! Где находитесь?
   Треск помех, затем короткий ответ.
   — Понял вас. Направляйтесь к станции «Тушинская». Ожидается большое количество пострадавших. Как поняли меня? Прием!
   Водители стояли чуть в стороне. У них были свои заботы.
   — Интересно, куда повезем? — говорил тот самый, с роскошными усами и лысой яйцевидной головой.
   — Не знаю, — отвечал второй. — По тяжести. Кого куда.
   — До «Склифа»-то вряд ли… — рассудительно изрекал яйцеголовый. — Пробки такие, что…
   Он поднял воротник куртки. Холодный дождь поутих, но все же сеялся мелкими каплями, грозя усилиться в любую минуту.
   Три пары носилок стояли, прислоненные к машине.
   — Наверное, перекроют движение, дадут «зеленую улицу» и будут отправлять всех в Тушино.
   — Скорее всего, — соглашались двое других.
   В это время из подземного перехода показался человек в оранжевом жилете — кто-то из станционных рабочих.
   Он замахал руками и крикнул:
   — Давай сюда! Люди пошли… — и добавил что-то неразборчивое и непечатное.
   Водители подхватили сложенные носилки с синим дерматиновым основанием, врачи — «тревожные чемоданчики», и все, стараясь не толкаться и не мешать друг другу, побежали вниз.
 
   Первым из тоннеля вышел большой плотный мужчина, одетый в синюю ветровку. Он шел так, словно не замечал ничего вокруг себя. На лице его не было ни страха, ни злости, только тупое упрямство.
   Он положил ладони на край платформы, встал на рельс и попробовал подпрыгнуть. Руки сорвались, и мужчина, падая ударился лицом о платформу.
   Он выругался сквозь стиснутые зубы, немного помассировал ушибленное место и повторил попытку. Один из водителей, оставив носилки, ухватил его за воротник и подтянул вверх.
   Лицо мужчины налилось кровью; он с трудом закинул ногу, перекатился на бок, встал и пошел к выходу. Вместо благодарности он зло отмахнулся от водителя.
   Молодой врач, которого яйцеголовый шофер «скорой» называл Ромео, хотел его остановить и осмотреть, но мужчина грубо отстранил его. Врач пожал плечами и отвернулся.
   Он знал: это первый. Сейчас будут другие нуждающиеся в помощи. А этот скорее всего махнет сто граммов в ближайшем ларьке и только потом, быть может, осознает, что же с ним сегодня произошло. Точнее, чего ему удалось избежать.
   Затем были две женщины, напуганные до такой степени, что, наверное, бежали бы не оглядываясь до самой «Планерной». Молодой врач спрыгнул на рельсы и подсадил, помогая забраться на платформу.
   — Таня! — крикнул он девушке, стоявшей с чемоданом в руках. — Вроде целы! Нашатырю и валерьянки!
   Девушка кивнула, силком усадила женщин на скамью и стала потчевать их нашатырем. На правом безымянном пальце у нее было тоненькое, еще не поцарапанное кольцо из дешевого золота. Точно такое же, но побольше, было у врача.
   Они переглянулись и улыбнулись друг другу мельком, всего лишь на долю секунды.
   Четвертым появился мужчина. Он остановился в двух шагах от врача, на мгновение застыл, потом согнулся пополам и положил руки на колени. Он никак не мог отдышаться после долгого и быстрого бега.
   Врач подошел к нему и ободряюще потрепал по плечу.
   — Все хорошо… Все уже позади…
   Мужчина поднял голову. Его лицо было мокрым — то ли от пота, то ли от воды. А может быть, и от слез.
   — Все хорошо? Если б вы видели, что там творится… — Он снова наклонился, и его вырвало прямо на ботинки.
   — Ну-ну… — растерянно сказал врач, обходя мужчину. — Все позади, — повторил он.
   Наступила короткая пауза — примерно секунд тридцать. Люди, собравшиеся на платформе, с тревогой вглядывались в темноту тоннеля.
   Тишину нарушали только булькающие звуки, издаваемые мужчиной. Его желудок никак не хотел успокаиваться.
   Врачи, фельдшеры, водители, рабочие и милиционеры переглядывались друг с другом и поспешно отводили глаза.
   «Это… все? Неужели больше никого не будет?»
   Тридцать секунд тянулись томительно долго. Напряжение нарастало с каждой секундой. Казалось, все слышали этот безжалостный секундомер, отсчитывающий уходящие мгновения.
   И вдруг — словно что-то прорвало. Тоннель наполнился криками, плачем, стонами, руганью. На станцию повалила обезумевшая толпа — грязные, мокрые, испуганные, испачканные чужой и собственной кровью люди.
   Они спотыкались, падали, перешагивали, а то и просто бежали по телам упавших; они не реагировали ни на крики, ни на просьбы, ни на призывы сохранять спокойствие.
   Двое милиционеров спрыгнули на рельсы. Они хватали самых обезумевших, прижимали к стенке или к себе, пытаясь привести их в себя.
   В это время на «Тушинской» уже появились спасатели. Они действовали быстро и деловито: зажали под мышками снаряжение и побежали навстречу людскому потоку.
   Подземный зал наполнился суетой; впрочем, суетой она казалась только с виду. Действия врачей и милиции были четко спланированными и организованными.
   К пятачку у «Макдоналдса» подъезжали все новые и новые машины «скорой помощи». Экипажи спасателей прибывали беспрерывно.
   У другого выхода, связанного с железнодорожной станцией, остановился черный «БМВ» с мигалкой. Из машины вышел начальник московского метрополитена Маев. Сопровождавший его молодой человек открыл перед ним двери станции универсальным ключом.
   В это время на площади перед автобусной станцией разворачивал спутниковую антенну микроавтобус с надписью «НТВ» на боку.
 
   Ирина Гарина, как всегда, опаздывала на работу.
   Она и сама не знала, почему так получалось, но ничего не могла с этим поделать. И, как назло, у нее не находилось ни одного приемлемого объяснения.
   «Опаздываю, потому что собирала дочку в школу? — Ирина вздохнула. — Она сама собирается. Я скорее мешаю ей, чем помогаю».
   Ирина не водила дочь в школу, это делал Гарин. Стало быть, школа, как возможная причина, тоже отпадала.
   «Ну может, я опаздываю потому, что слишком надеюсь на машину и выскакиваю из дома в последний момент?»
   Она поморщилась. Раньше, когда не было машины, она опаздывала точно так же.
   В общем, как ни крути, причина заключалась только в ней и ни в чем больше. Острая мгновенная вспышка раздражения, словно электрический разряд, пробила тело и сорвалась с кончиков пальцев.
   «Да ладно, — подумала она. — Ну подумаешь, опаздываю. Ерунда! Подождут».
   Ирина работала менеджером в фирме, торгующей медицинскими препаратами — не такая уж ответственная работа. Могут как-нибудь полчаса покрутиться без нее.
   «Все равно в это время все пьют кофе и ни черта не делают».
   Гарина подошла к зеркалу и взбила волосы, придавая кудрям нарочито небрежный и вместе с тем тщательно продуманный беспорядок. Взяла баллон с лаком и закрепила прическу. Осмотрела себя со всех сторон и осталась довольна.
   Из Зазеркалья на нее смотрела высокая, стройная, очень («ах-х-х! Очень!») красивая женщина, которой ну никак нельзя было дать ее тридцать четыре года.
   «Тридцать — максимум», — подумала она и повернулась в профиль. Расправила складки на черной гладкой юбке и натянула ткань на бедрах. Выделился небольшой животик. Ирина глубоко вдохнула и задержала дыхание.
   «Какое тридцать? Двадцать пять, от силы!»
   Нет, как бы то ни было, она выглядела значительно моложе своих лет. И вообще сегодня она была очень хорошенькой!
   — Ну так… — сказала Ирина отражению. — Не зря старалась. Кстати, именно поэтому я и опаздываю!
   Причина была найдена. Конечно же! Сегодняшний день сильно отличался от прочих.
   Константинов сказал, что, как только освободится, заедет за ней на работу, и потом они все вместе — Владимир, Ирина и Ксюша — куда-нибудь поедут.
   Ирина долго думала, прежде чем решиться на этот шаг. Она сомневалась, но не в себе, а в Константинове.
   Одно дело — встреча старых любовников и обоюдно приятные, ни к чему не обязывающие отношения, и совсем другое — семья.
   Семья… И в этом она тоже не была уверена — что хочет создать с Владимиром семью. Скорее она хотела быть свободной, избавиться от докучавшего и надоевшего Гарина.
   Но Константинов был настойчив и упрям. Ирина тратила слишком много энергии на то, чтобы сопротивляться ему, и в конце концов сдалась.
   А уж она по ходу разберется, что к чему. Знакомство с дочерью ни к чему не обязывает. Дать задний ход никогда не поздно.
   — Никогда! — Она погрозила отражению в зеркале пальцем и надела светло-бежевый плащ.
   Ирина взяла с зеркальной тумбочки сумочку и проверила ключи. Этот подсознательный страх — забыть ключи от дома — преследовал ее постоянно. Сегодня они были на месте.
   Она закрыла дверь и спустилась к подъезду, где стояла новенькая четырнадцатая модель «Жигулей».
   Автомобиль отозвался мелодичным пиканьем сигнализации. Ирина открыла дверцу, кинула сумочку на пассажирское сиденье и села за руль.
   Двигатель пустился легко — с первого же поворота ключа. Она посидела несколько минут, дожидаясь, когда стрелка указателя температуры дрогнет и двинется с места.
   «Не забудь снять ручник! Сначала — ручник, потом — передачу!» — напомнила она себе. Это как с ключами от дома — надо постоянно держать в голове, а то обязательно забудешь.
   Ирина опустила рукоять ручного тормоза, включила первую передачу и медленно выехала со двора.
   Она водила не так давно, поэтому пока не могла отвлекаться на дополнительные раздражители. Радио она не включала.
   Ирина Гарина выехала на улицу Свободы, перестроилась в левый ряд, на трамвайные пути, дождалась удобного момента и развернулась.
   Офис располагался неподалеку от «Сходненской». На машине — пятнадцать минут. Если бы вышла чуть пораньше, то успела бы на работу к девяти, как и положено.
   Она припарковала автомобиль на свободном месте под навесом, недалеко от аккуратного двухэтажного домика из красного кирпича, смахнула с капота прилипший желтый лист и, нажав на кнопку брелока, поставила машину на охрану.
   Поправила на локтевом сгибе сумочку и летящей походкой уверенной в своей красоте женщины направилась к входу.
   Охранник, увидев ее на мониторе камеры наружного наблюдения, открыл бронированную дверь. Ирина улыбнулась и вошла в холл.
   — Доброе утро, Василий Петрович! — поздоровалась она с охранником и направилась к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, в офис.
   В офисе царила обычная утренняя суматоха. Экраны компьютеров уже светились, но на них пока никто не обращал внимания.
   Кто-то пил первую чашку кофе, кто-то перед зеркалом поправлял макияж, наложенный дома второпях, в излишней спешке, кто-то уже болтал по телефону, обсуждая неотложные дела.
   Одна лишь Оксана проверяла документы и накладные, составленные накануне.
   — Привет, девочки! — громко сказала Ирина, обращаясь ко всем сразу.
   Она повесила плащ на вешалку в шкаф, прошла на свое место и поставила сумку на стол.
   — Привет! — это предназначалось уже Оксане.
   Девушка, не поднимая головы, кивнула.
   — Ира! Посмотри, тут какая-то ошибка.
   — Где?
   — Вот, накладная для аптеки на Соколе.
   — Ох-х-х…
   Ирина пока еще не была готова заниматься всеми этими глупостями: накладными, счетами, приходными ордерами и платежными поручительствами.
   — Сейчас, подожди, чуть-чуть приду в себя, а потом уж проверю, — сказала она. — Знаешь, эта суета… Она меня добивает. Каждый день одно и то же. Дочку разбуди, завтрак приготовь, проконтролируй, в школу отправь… Голова идет кругом.
   Оксана оторвала взгляд от бумажной стопки и внимательно посмотрела на подругу. Ей было двадцать девять, но ни семьи, ни детей у нее пока не было. Немного толстоватая, с некрасивым лицом, всегда просто и несколько неопрятно одетая, она сосредоточилась целиком на работе, будто видела в этом единственный смысл жизни.
   — Ты сама водишь дочку в школу? — спросила Оксана.
   — Ну-у-у… Когда как, — уклончиво ответила Ирина. — Сегодня Гарин повел.
   — А-а-а… Вы с ним?
   Ирина поджала губы.
   — Нет-нет, что ты. Хватит. Сколько можно. Нет, — повторила она. — Это не тот вариант.
   Оксана недоуменно повела плечами.
   — Ну, все-таки у вас ребенок… И потом, вы так долго прожили вместе. Не знаю, я бы, наверное, уже привыкла…
   Ирина усмехнулась в ответ несколько более ехидно, чем допускали правила приличия.
   — Привычка убивает любовь. Мы действительно долго жили вместе… Скажу тебе откровенно — мне этого более чем достаточно. Сыта, — она аккуратно провела ребром ладони по шее, чтобы тыльной стороной не повредить тон на подбородке, — по горло.
   «А дочь… — добавила она про себя. — Не факт, что Ксюша от Гарина».
   Она перестала размышлять об этом уже очень давно — десять лет назад.
   Она сама наверняка не знала, кто является Ксюшиным отцом: Гарин или Константинов? Девочка была так похожа на мать, что от отца (точнее, от одного из двух возможных отцов) ей достались только незначительные черты, не указывавшие прямо на авторство этого произведения. Живописец не потрудился оставить на холсте автограф.
   В фильмах, книжках и журналах обычно говорят: «О-о-о, ну женщина-то всегда точно знает, кто отец ее ребенка!» Раньше Ирина тоже так думала, но теперь считала это еще одним красивым преувеличением, весьма далеким от истины.
   Ирина покачала головой, удивляясь, сколько сложностей, неожиданных поворотов и фантастических трюков подбрасывает порой Жизнь.
   — Ира, ты все-таки проверь накладную, ладно? — Оксана отвлекла ее от раздумий.
   Ирина уловила в выражении ее глаз еле скрываемое неодобрение.
   «Ну да, если бы ты нашла себе какого-нибудь мужа, то наверняка вцепилась бы в него и никуда не отпускала до самой смерти. Вот этим-то мы и отличаемся, подруга! В этом и состоит главное отличие!»
   — Конечно, Оксаночка. Проверю, — немного снисходительно сказала она, взяла накладную, положила перед собой на стол и демонстративно отвернулась.
   Сейчас ей хотелось позвонить Константинову и еще раз услышать его голос. Ирина покопалась в сумочке и достала мобильный телефон. Затем, поколебавшись, взяла пачку тонких сигарет с ментолом.
   Она очень редко курила, тем более что руководство запрещало сотрудникам курить в офисе, а спускаться всякий раз на улицу было лень, особенно в такую-то погоду.
   Но разговор не предназначался для посторонних ушей.
   Она взяла мобильный, пачку сигарет и поднялась со стула.
   — Девочки, у кого есть зажигалка?
   Новенькая, Маша, чей стол был рядом с дверью, услужливо протянула ей зеленый «Крикет».
   — Возьмите, Ирина Александровна!
   — Спасибо, Машенька! — сказала Ирина и степенно вышла из комнаты.
   Василий Петрович, увидев ее, нажал кнопку у себя на пульте. Дверь запищала, рядом с косяком замигал зеленый огонек. Охранник покачал головой:
   — Ай-яй-яй, Ирина Александровна!
   Он годился Ирине в отцы, но не мог удержаться от неловких заигрываний.
   — Я немножко, дядя Вася… — притворно потупившись, сказала Ирина.
   — Иди уж… — вздохнул охранник.
   Ирина вышла на улицу, но доставать сигарету не стала.
   Она вошла в меню телефона, открыла электронную записную книжку и нашла номер Константинова.
   Динамик мобильного издал три восходящие ноты, и механический голос возвестил, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
   Ирина нахмурилась. Насколько она помнила, такого никогда еще не было. Константинов не отключал телефон ни на минуту: всегда могли позвонить деловые партнеры, прорабы, должники и кредиторы — словом, кто угодно.
   — Странно, — сказала она, сбросила вызов и закурила.
   Тонкая сигаретка быстро догорела до конца — меньше, чем за пару минут. Ирина выбросила окурок в урну и набрала номер Константинова еще раз.
   Тот же результат.
   — Что это такое? — удивилась она.
   Это маленькое происшествие испортило ей настроение. Ирине почему-то показалось, что Константинов вдруг передумал, как это уже было одиннадцать лет назад. Решил не заходить слишком далеко, нырнул в кусты и отключил телефон. А может быть, и поменял номер.
   «Да нет же. Это просто глупо. И потом, я знаю, где он живет… Если просто отключить телефон, это ничего не даст. Нет, нет».
   «Скорее всего у него просто села батарейка», — размышляла она. Но этот вариант казался еще менее реальным.
   «Чтобы у Константинова села в телефоне батарейка, и он этого не заметил? Ну уж нет».
   Она решила перезвонить попозже. Может, после того, как проверит накладную?
   «Ну да, мне сейчас больше не о чем думать — только о накладной».
   Ирина посмотрела на машину, стоявшую невдалеке, развернулась и взялась за ручку двери. Она была закрыта.
   Ирина подняла голову и посмотрела в камеру наблюдения.
   «Уснул, что ли, старый пень?» Обычно дядя Вася сам открывал ей дверь, не дожидаясь звонка.
   Ирина помахала рукой, но дверь и не думала открываться. Тогда она все-таки нажала на кнопку вызова. Не то чтобы это была бог весть какая тяжелая работа, просто она не привыкла к подобным знакам невнимания.
   Зуммер переговорного устройства тоненько запищал, лязгнул электропривод замка, и дверь открылась.
   Ирина вошла в холл и увидела, что охранник сидит, не отрываясь от телевизора. Что-то на экране портативной черно-белой «Юности» настолько привлекло его внимание, что он не замечал ничего вокруг себя.
   «Что могло так заинтересовать дядю Васю? Вот уж не знаю».
   Она подошла ближе и перегнулась через барьер конторки.
   — Что там, дядя Вася?
   — Да вот, — охранник покачал головой. Видимо, этого показалось ему недостаточно, чтобы выразить свою озабоченность, поэтому он запустил в густые пегие волосы широкую квадратную пятерню. — Черт знает что творится! А? Жить стало страшно! В метро уже ездить нельзя!
   — В метро? — Ирина насторожилась.
   — Ну да! Вон, слышь, что говорят? Крупная авария… Прорва пострадавших. Прямо здесь, под боком, на «Тушинской». Интересно, до шести успеют ликвидировать? Как я со смены-то поеду?
   Ирина вдруг словно увидела себя со стороны. Она стояла у барьера конторки, и мысли ворочались в голове с отвратительной медлительностью. Только одно слово, засевшее слишком глубоко, вызывало чувство неясной тревоги.
   «Тушинская»… «Тушинская»?! «ТУШИНСКАЯ»!!!
   Внезапно накатившее оцепенение прошло, так же быстро, как и появилось.
   — На «Тушинской»? Что там?
   Она перегнулась еще сильнее и, не замечая, что жакет трещит по шву и рукав вот-вот грозит оторваться, протянула руку к телевизору и повернула его к себе.
   — Ты чего? — спросил охранник.
   В его голосе что-то дрогнуло, и от этого тревога Ирины только усилилась. Словно бы дядя Вася знал нечто такое, чего ей знать не положено.
   — Как сделать громче? — воскликнула она.
   На экране молодой человек с пышным начесом, скрывающим раннюю лысину, стоял с микрофоном в руке на площади автобусной станции.
   И то, что он говорил, было настолько ужасным, что Ирина отказывалась этому верить.