Страница:
— Пока достаточно, но ты все же подготовь, — капитан, уняв азартную дрожь в руках, положил трубку и посмотрел на Северцева. — Итак, на чем мы остановились?
— Я хочу, чтобы вы дали мне эксклюзив, — повторил журналист.
Выражаясь боксерской терминологией, рисунок боя изменился. Еще минуту назад Рюмин собирался прочитать нахальному парню лекцию и выставить за дверь, но теперь… «Он может быть полезен», — подумал капитан.
— Но эксклюзив, наверное, чего-то стоит, — вкрадчиво сказал Рюмин.
— Назовите сумму, — не растерялся журналист. — Я включу ее в накладные расходы. Редактор оплатит.
Опер покачал головой.
— Я не имею в виду деньги. Вы готовы оказать мне небольшую услугу?
Северцев пожал плечами.
— Смотря в чем она будет заключаться.
— Что вы знаете о господине Рудакове?
— Михаил Наумович? — журналист медлил с ответом. — Не очень много, — наконец сказал он. — Неприятный тип. Ходят слухи, что он подкладывает своих девочек нужным людям. Поэтому его бизнес процветает.
Рюмин кивнул.
— Вы можете написать об этом? Раздуть скандал?
Северцев задумался.
— Понимаете, одно дело — слухи. Для хорошего скандала их недостаточно. И совсем другое — факты.
— Факты будут. Неопровержимые, — успокоил капитан.
— Если я правильно понял, вы предлагаете сделку? — осторожно спросил журналист.
Как ни крути, это и была сделка. Рюмин не мог добраться до Рудакова — до тех пор, пока его защищали могущественные покровители.
Но если провести грамотную атаку… «Одновременно на двух уровнях, — мысленно уточнил Рюмин. — Голова-печень, голова-печень…» Тогда дело может выгореть. Из невинного владельца модельного агентства Рудаков моментально превратится в банального сутенера. Кто захочет вступаться за человека с подмоченной репутацией?
Рюмину казалось, что расчет верен. Северцев хочет использовать капитана. Почему бы не использовать самого Северцева?
— Это не сделка. Скорее — сотрудничество. Поднимете шум вокруг «Моцарта» — получите материалы об убийстве. — Парень все еще колебался. — И — убийце, — с нажимом добавил капитан.
— Заманчивое предложение, — усмехнулся Северцев.
— По рукам?
— Пожалуй…
— Учтите, — Рюмин предупреждающе поднял руку. Столбик пепла упал на стол. Капитан смахнул его тыльной стороной ладони. — Материалы — взамен на скандал. Только в такой последовательности и никак не иначе.
— Я согласен, — наконец решился Северцев.
— Вот и отлично! А сейчас, — капитан раздавил окурок в пепельнице и посмотрел на часы, — пора заняться делом!
14
15
16
17
— Я хочу, чтобы вы дали мне эксклюзив, — повторил журналист.
Выражаясь боксерской терминологией, рисунок боя изменился. Еще минуту назад Рюмин собирался прочитать нахальному парню лекцию и выставить за дверь, но теперь… «Он может быть полезен», — подумал капитан.
— Но эксклюзив, наверное, чего-то стоит, — вкрадчиво сказал Рюмин.
— Назовите сумму, — не растерялся журналист. — Я включу ее в накладные расходы. Редактор оплатит.
Опер покачал головой.
— Я не имею в виду деньги. Вы готовы оказать мне небольшую услугу?
Северцев пожал плечами.
— Смотря в чем она будет заключаться.
— Что вы знаете о господине Рудакове?
— Михаил Наумович? — журналист медлил с ответом. — Не очень много, — наконец сказал он. — Неприятный тип. Ходят слухи, что он подкладывает своих девочек нужным людям. Поэтому его бизнес процветает.
Рюмин кивнул.
— Вы можете написать об этом? Раздуть скандал?
Северцев задумался.
— Понимаете, одно дело — слухи. Для хорошего скандала их недостаточно. И совсем другое — факты.
— Факты будут. Неопровержимые, — успокоил капитан.
— Если я правильно понял, вы предлагаете сделку? — осторожно спросил журналист.
Как ни крути, это и была сделка. Рюмин не мог добраться до Рудакова — до тех пор, пока его защищали могущественные покровители.
Но если провести грамотную атаку… «Одновременно на двух уровнях, — мысленно уточнил Рюмин. — Голова-печень, голова-печень…» Тогда дело может выгореть. Из невинного владельца модельного агентства Рудаков моментально превратится в банального сутенера. Кто захочет вступаться за человека с подмоченной репутацией?
Рюмину казалось, что расчет верен. Северцев хочет использовать капитана. Почему бы не использовать самого Северцева?
— Это не сделка. Скорее — сотрудничество. Поднимете шум вокруг «Моцарта» — получите материалы об убийстве. — Парень все еще колебался. — И — убийце, — с нажимом добавил капитан.
— Заманчивое предложение, — усмехнулся Северцев.
— По рукам?
— Пожалуй…
— Учтите, — Рюмин предупреждающе поднял руку. Столбик пепла упал на стол. Капитан смахнул его тыльной стороной ладони. — Материалы — взамен на скандал. Только в такой последовательности и никак не иначе.
— Я согласен, — наконец решился Северцев.
— Вот и отлично! А сейчас, — капитан раздавил окурок в пепельнице и посмотрел на часы, — пора заняться делом!
14
На нижнем ярусе Ростокинского подземного паркинга было тихо и пустынно. Рудаков вышел из своего «БМВ» и нажал кнопку брелока сигнализации, поставив автомобиль на охрану.
В дальнем от съездного пандуса углу на фоне грязно-белых стен темнела высокая фигура.
— Рюмин? — негромко спросил Михаил.
Гулкое эхо, отражаясь от угловатых бетонных балок, трижды повторило: «Рюмин?», «Рюмин?», «Рюмин?». Человек махнул Рудакову рукой.
Странно… Михаил был уверен, что это — не капитан; тем не менее, в осанке и развороте плеч было что-то знакомое. Рудакова не покидало смутное ощущение, что он уже где-то видел этого человека.
Рудаков зябко поежился. Внезапно вся эта затея показалась ему весьма сомнительной. И зачем только он согласился?
Но по телефону голос Рюмина звучал так убедительно… Опер уверял, что ему известно имя убийцы.
«Наш договор остается в силе?» — спросил капитан. Рудаков сначала не понял, что он имеет в виду. Рюмин уточнил: «Вы обещали сделать все, чтобы помочь мне найти убийцу. Помните?»
«Да, конечно, — ответил Михаил. — Что вам нужно?»
Рюмин назначил встречу в Ростокинском подземном паркинге и попросил, чтобы Рудаков обязательно пришел один. Михаил согласился, но даже не предполагал, что ему придется играть в эти нелепые шпионские игры.
Незнакомец стоял, не двигаясь с места. Рудаков тоже не торопился подходить ближе. Он повернулся к мужчине боком и незаметно достал из кармана мобильный.
Михаил уже пожалел о своей излишней доверчивости. Рудаков сказал охраннику, дежурившему в «Моцарте», что едет на деловой обед в «Ратник» — уютный и тихий ресторанчик в Дубках, неподалеку от метро «Тимирязевская». Значит, там его и будут искать — если он не вернется. Никому и в голову не придет обшаривать подземный паркинг рядом с ВВЦ.
Рудаков украдкой взглянул на дисплей мобильного и сразу все понял. Место для встречи было выбрано не случайно. Многослойные бетонные перекрытия не пропускали сигнал. Сотовый писал «Поиск сети». Предупредить охрану не удастся. Отлично! Он сам залез в мышеловку и захлопнул за собой дверцу. Идиот!
Рудаков стал медленно отступать к машине. Черная фигура отделилась от стены.
— Постойте! Куда же вы?
Рудаков на мгновение замер. В этот момент послышался шорох резины по сухому бетону; на стенах запрыгали желтые пятна огней. Потрепанная «восьмерка» с включенными фарами взвизгнула тормозами и резко остановилась, отрезая Михаила от БМВ. Из машины выскочил Рюмин.
Увидев капитана, Рудаков немного приободрился.
— Что за балаган? — спросил он с наигранным недовольством. Пожалуй, даже чрезмерно наигранным. — Я требую объяснений, Рюмин!
— Я обещал вам найти убийцу? — сказал капитан. — Я его нашел. Он — здесь.
Рудаков услышал стук шагов за спиной. Он затравленно оглянулся. Человек, до сих пор стоявший в углу, ступил в конус света, и Михаил понял, что ошибся. Этого парня — высокого, с рыжеватыми волосами, зачесанными назад, в потертой кожаной куртке — он никогда раньше не видел.
— И… кто же… убийца? — Рудаков заметно сник. Голос его походил на шипение, с которым воздух выходит из проколотой шины. Михаил переводил испуганный взгляд с Рюмина — на незнакомца. С незнакомца — на Рюмина.
— Вы, Михаил Наумович, — спокойно ответил капитан. — Вы оставили в квартире Лапиной автограф… — Рюмин оттопырил большой палец и сделал движение, будто что-то припечатывал. — На зеркале. Кровью убитой.
Рудаков вздрогнул. Он хорошо помнил этот жест. Он повторял его машинально, не контролируя себя. Выдавливал собственному отражению глаз — всякий раз, когда забивал ноздри белой дрянью. Наверное, и тогда, в квартире Ингрид, он сделал что-то подобное.
— Проклятье! — заревел Рудаков и бросился на Рюмина.
Капитан ловко увернулся и оказался за спиной нападавшего. Сильные пальцы опера крепко стиснули запястье. Рудаков почувствовал резкую боль в вывернутой руке — казалось, еще немного и она хрустнет.
Он со стоном опустился на колени. Щелкнули наручники, затем капитан легко поставил его на ноги и обыскал, выгребая из карманов все, что там лежало, — ключи, мобильный и бумажник с документами.
Рюмин отключил телефон Рудакова и вытащил СИМ-карту.
— Это что, арест? На каком основании? Где ордер? Я требую своего адвоката!
Рюмин распахнул дверь «восьмерки» и отодвинул переднее сиденье.
— Успокойтесь, — сказал он, запихивая Рудакова назад. — Это не арест. Пока только задержание. На трое суток — по закону имею полное право.
— Рюмин! Ты хоть понимаешь, чем рискуешь? Что с тобой будет — через эти трое суток?
Капитан сел за руль, обернулся и посмотрел на Рудакова.
— Семьдесят два часа вы проведете в камере. А я получу полную свободу действий. Никто не станет бить меня по рукам и говорить, что можно, а чего нельзя. Обещаю, что потрачу время с толком — каждую минуту!
В дальнем от съездного пандуса углу на фоне грязно-белых стен темнела высокая фигура.
— Рюмин? — негромко спросил Михаил.
Гулкое эхо, отражаясь от угловатых бетонных балок, трижды повторило: «Рюмин?», «Рюмин?», «Рюмин?». Человек махнул Рудакову рукой.
Странно… Михаил был уверен, что это — не капитан; тем не менее, в осанке и развороте плеч было что-то знакомое. Рудакова не покидало смутное ощущение, что он уже где-то видел этого человека.
Рудаков зябко поежился. Внезапно вся эта затея показалась ему весьма сомнительной. И зачем только он согласился?
Но по телефону голос Рюмина звучал так убедительно… Опер уверял, что ему известно имя убийцы.
«Наш договор остается в силе?» — спросил капитан. Рудаков сначала не понял, что он имеет в виду. Рюмин уточнил: «Вы обещали сделать все, чтобы помочь мне найти убийцу. Помните?»
«Да, конечно, — ответил Михаил. — Что вам нужно?»
Рюмин назначил встречу в Ростокинском подземном паркинге и попросил, чтобы Рудаков обязательно пришел один. Михаил согласился, но даже не предполагал, что ему придется играть в эти нелепые шпионские игры.
Незнакомец стоял, не двигаясь с места. Рудаков тоже не торопился подходить ближе. Он повернулся к мужчине боком и незаметно достал из кармана мобильный.
Михаил уже пожалел о своей излишней доверчивости. Рудаков сказал охраннику, дежурившему в «Моцарте», что едет на деловой обед в «Ратник» — уютный и тихий ресторанчик в Дубках, неподалеку от метро «Тимирязевская». Значит, там его и будут искать — если он не вернется. Никому и в голову не придет обшаривать подземный паркинг рядом с ВВЦ.
Рудаков украдкой взглянул на дисплей мобильного и сразу все понял. Место для встречи было выбрано не случайно. Многослойные бетонные перекрытия не пропускали сигнал. Сотовый писал «Поиск сети». Предупредить охрану не удастся. Отлично! Он сам залез в мышеловку и захлопнул за собой дверцу. Идиот!
Рудаков стал медленно отступать к машине. Черная фигура отделилась от стены.
— Постойте! Куда же вы?
Рудаков на мгновение замер. В этот момент послышался шорох резины по сухому бетону; на стенах запрыгали желтые пятна огней. Потрепанная «восьмерка» с включенными фарами взвизгнула тормозами и резко остановилась, отрезая Михаила от БМВ. Из машины выскочил Рюмин.
Увидев капитана, Рудаков немного приободрился.
— Что за балаган? — спросил он с наигранным недовольством. Пожалуй, даже чрезмерно наигранным. — Я требую объяснений, Рюмин!
— Я обещал вам найти убийцу? — сказал капитан. — Я его нашел. Он — здесь.
Рудаков услышал стук шагов за спиной. Он затравленно оглянулся. Человек, до сих пор стоявший в углу, ступил в конус света, и Михаил понял, что ошибся. Этого парня — высокого, с рыжеватыми волосами, зачесанными назад, в потертой кожаной куртке — он никогда раньше не видел.
— И… кто же… убийца? — Рудаков заметно сник. Голос его походил на шипение, с которым воздух выходит из проколотой шины. Михаил переводил испуганный взгляд с Рюмина — на незнакомца. С незнакомца — на Рюмина.
— Вы, Михаил Наумович, — спокойно ответил капитан. — Вы оставили в квартире Лапиной автограф… — Рюмин оттопырил большой палец и сделал движение, будто что-то припечатывал. — На зеркале. Кровью убитой.
Рудаков вздрогнул. Он хорошо помнил этот жест. Он повторял его машинально, не контролируя себя. Выдавливал собственному отражению глаз — всякий раз, когда забивал ноздри белой дрянью. Наверное, и тогда, в квартире Ингрид, он сделал что-то подобное.
— Проклятье! — заревел Рудаков и бросился на Рюмина.
Капитан ловко увернулся и оказался за спиной нападавшего. Сильные пальцы опера крепко стиснули запястье. Рудаков почувствовал резкую боль в вывернутой руке — казалось, еще немного и она хрустнет.
Он со стоном опустился на колени. Щелкнули наручники, затем капитан легко поставил его на ноги и обыскал, выгребая из карманов все, что там лежало, — ключи, мобильный и бумажник с документами.
Рюмин отключил телефон Рудакова и вытащил СИМ-карту.
— Это что, арест? На каком основании? Где ордер? Я требую своего адвоката!
Рюмин распахнул дверь «восьмерки» и отодвинул переднее сиденье.
— Успокойтесь, — сказал он, запихивая Рудакова назад. — Это не арест. Пока только задержание. На трое суток — по закону имею полное право.
— Рюмин! Ты хоть понимаешь, чем рискуешь? Что с тобой будет — через эти трое суток?
Капитан сел за руль, обернулся и посмотрел на Рудакова.
— Семьдесят два часа вы проведете в камере. А я получу полную свободу действий. Никто не станет бить меня по рукам и говорить, что можно, а чего нельзя. Обещаю, что потрачу время с толком — каждую минуту!
15
Вяземская сидела в «Макдональдсе» и страшно нервничала.
Вернувшись домой, в квартиру на бульваре генерала Карбышева, она первым делом отправилась в душ. Тугие горячие струи ласкали тело. Это подействовало на Анну расслабляюще.
Не вытираясь, она завернулась в толстый махровый халат и пошла на кухню — налить чашку шоколада.
Постепенно тревоги и волнения прошлой ночи отступили на второй план. В голове появилась приятная тяжесть. Анна без сил рухнула на диван и мгновенно уснула.
Она проснулась от ощущения, что в квартире кто-то есть. Из прихожей донесся легкий шорох; в дверном проеме промелькнула быстрая тень.
— Кто там? — спросила Анна. Ответа не последовало.
Больше не было слышно ни звука; но Анна почти физически чувствовала присутствие в доме постороннего. Она попыталась встать, но руки и ноги словно налились свинцом, как это обычно бывает спросонья. И — что самое ужасное — веки отказывались подниматься.
Внезапно от порога комнаты послышались легкие шаги. Стук-стук! Стук-стук! Так стучат дорогие ботинки на кожаной подошве. Анне все-таки удалось чуть-чуть разлепить глаза. Через узкую щель между веками Вяземская увидела черный мужской силуэт. Лицо мужчины было скрыто густой тенью; весь свет догорающего дня дрожал и переливался на узком блестящем лезвии раскрытой бритвы.
Анна вскрикнула, дернулась… и проснулась окончательно. Она вскочила с дивана, опасаясь, что снова уснет и сон повторится.
Вяземская схватила с дивана подушку и обошла маленькую однокомнатную квартиру, проверяя, не прячется ли кто-нибудь в углу. Она понимала, что выглядит глупо: едва ли подушка может служить надежной защитой, но… В доме одинокой женщины оружия не водилось, а до кухни, где в ящике стола лежали ножи, еще надо добраться.
Как и предполагала Вяземская, она была одна. Но лишь теперь, окончательно убедившись в этом, она стала постепенно успокаиваться. Сердце перешло с галопа на легкую рысь, зубы перестали отбивать дробь.
В прихожей на глаза Анне попалась сумка. Вяземская знала, что причина ужаса, охватившего ее, прячется именно там. В конверте из плотной коричневой бумаги.
Часы на стене показывали четверть шестого. Еще не поздно. Анна понимала, что если не позвонит, страх так и будет преследовать ее. Страх и… жгучее любопытство. То самое любопытство, которое, если верить английской пословице, сгубило кошку.
А пословицы никогда не врут.***
Незнакомец, оставивший конверт с фотографиями, казалось, ждал ее звонка. Он снял трубку после второго гудка. Анна, замявшись, представилась. Неизвестный Александр обрадовался и предложил встречу в любом удобном для нее и не слишком шумном месте.
Вяземская выбрала «Макдональдс» рядом с домом, на пересечении проспекта маршала Жукова и улицы Народного Ополчения: пусть не так тихо, зато людно. Они договорились встретиться в половине седьмого.
— Как я вас узнаю? — спросила Анна.
— Никак, — ответил Александр. — Я узнаю вас. Займите столик на втором этаже. Я подойду.
Вяземская страшно не любила опаздывать. Ровно в шесть она поднялась на второй этаж, купила «Спрайт» и пирожок с вишней. Любезная девушка в красной униформе пыталась всучить Анне что-нибудь еще из даров заокеанского фаст-фуда, но Вяземская была непреклонна. К тому же она совсем не хотела есть.
Анна заняла столик у окна и принялась разглядывать подъезжающие машины. Ей хотелось угадать, когда же появится Он. Александр… Анна думала, что интуиция ее не подведет, и она обязательно выделит его из толпы — по каким-то едва заметным, одной ей понятным признакам.
Минутная стрелка ползла мучительно медленно. Вяземской казалось, что она просто застыла на месте. Самое лучшее в такой ситуации — не обращать на глупое время внимания. Анна целиком погрузилась в разглядывание улицы и царившей на ней суеты и поэтому вздрогнула от неожиданности, когда совсем рядом прозвучал негромкий вежливый голос:
— Здравствуйте, Анна Сергеевна!
Вяземская подняла глаза. Перед ней, широко улыбаясь, стоял парень с густыми каштановыми волосами, зачесанными назад. Тот самый нахальный выскочка, так некстати вздумавший цитировать Блейлера.
— Здравствуйте! — ответила Анна и через силу выдавила из себя ответную улыбку. — Александр.***
Парень в потертой куртке отошел к раздаче и вскоре вернулся с большим стаканом апельсинового сока.
— Признаюсь честно, — заявила Анна, — трюк с фотографиями на лобовом стекле выглядел дешево.
— Однако я сумел вас заинтриговать! — возразил Александр.
— И даже — напугать, — добавила Анна.
— Простите, это не входило в мои планы. Вяземская кивнула — в знак того, что принимает извинения.
— Вы написали, что хотите проконсультироваться?
— Да.
— Могу я узнать, почему именно со мной? Александр проткнул соломинкой пластиковую крышку стакана.
— Странный вопрос, Анна Сергеевна, — мягко сказал он. — Разве вы не специалист в этой области?
Вяземская наклонила голову. Этот жест мог означать что угодно: и согласие, и сомнение.
— Я читал вашу кандидатскую диссертацию, не пропустил ни одной статьи в «Вестнике психиатрии», — продолжал Александр. — По-моему, лучше вас никто не разбирается в проблемах измененного сознания. И, кстати, сегодняшняя лекция только подтверждает это.
Лучше бы он не упоминал про лекцию; в сердце Вяземской вспыхнула почти забытая обида.
— Вы даже не дослушали ее до конца! — желчно усмехнулась Анна. — Сбежали, когда стало совсем скучно…
Она осеклась, пожалев о своей нечаянной откровенности. Фактически, она призналась, что следила за ним. Анна бросила быстрый взгляд на собеседника, но не заметила на лице Александра победной улыбки. Напротив, он выглядел растерянным.
— Видите ли… — парень покраснел от смущения. — Я торопился, поэтому… Мне очень жаль, что так получилось…
Его большие руки кружили над столом, встречаясь и снова отталкиваясь друг от друга. Не зная, куда их девать, Александр переставлял стакан с места на место.
— Ладно, — Анна решила быть великодушной. — Забудем. — Потом не удержалась и спросила. — А в целом вам понравилось?
— Да, конечно! — оживился Александр. — Больше всего — стиль изложения: четкий, строго обоснованный, абсолютно научный. Прямо-таки мужской стиль… — он замер, поняв, что ляпнул что-то не то.
— Приятно это слышать, — несколько ядовито улыбнулась Вяземская. — Особенно — от мужчины и от коллеги. В какой клинике вы работаете?
Александр протестующе поднял руки.
— Боюсь, тут какое-то недоразумение. Я не врач.
— Вот как? — Анна нахмурилась. — Вы так свободно ориентировались в материале… И даже — поправляли меня. Я подумала… Хм… — Вяземская поджала губы.
— Я журналист. Моя фамилия — Северцев. Еще раз простите, Анна Сергеевна. Конечно, я не имел права прерывать вашу лекцию. Тем более — не будучи профессионалом…
— Ваше замечание было вполне профессиональным, — сухо вставила Анна, но это звучало скорее как упрек, нежели похвала.
— Я много читаю, — пояснил Северцев. — Это помогает разобраться в некоторых тонкостях. Моя специализация — загадочные убийства.
Анна достала из сумочки конверт и положила на стол.
— Откуда у вас снимки?
— Я сделал их вчера на месте преступления.
— Какой ужас! Кто эта девушка?
— Она работала в модельном агентстве. Выступала под псевдонимом Ингрид.
— Это все?
— Ее убили в собственной постели.
— Я вижу, — язвительно усмехнулась Анна.
— Во время секса, — уточнил Александр..
— Нетрудно догадаться. Секс и насилие очень тесно связаны.
— К сожалению, — собеседник развел руками. — Остальные подробности мне пока неизвестны.
Вяземская поморщилась. Она ожидала от этой встречи большего.
— И чего же вы от меня хотите? Александр достал из конверта фотографии и разложил их на столе.
— Эти раны…
— Что вас смущает?
— Я не могу найти им объяснения.
— Именно это волнует читателей, будоражит нервы и поднимает рейтинг, не так ли?
— Разумеется, — кивнул журналист, сделав вид, что не заметил ее сарказма. — Но мне бы хотелось докопаться до причин. Все раны нанесены еще при жизни жертвы. Порезы — идеально ровные и сделаны будто по линейке. Зачем?
Анна покачала головой. Ей тоже не давала покоя эта мысль. Хотя, если разобраться, объяснение лежало на поверхности.
— «Умозаключения маньяка имеют субъективное обоснование и не поддаются коррекции», — процитировала Вяземская. — Ваши слова?
— Вы считаете, в данном случае речь идет о маньяке?
— Несомненно.
— Разве понятие «маньяк» не предполагает серийности преступлений?
Анна всмотрелась в лицо Северцева, размышляя, стоит ли говорить о точно таких же следах на теле Паниной… И решила, что не стоит.
Безусловно, журналист ухватился бы за эту информацию, наверняка раздул бы громкое дело, написал серию статей о загадочном и до сих пор не найденном убийце, но… К Вяземской и психиатрии в целом это не имело никакого отношения.
— А разве для того, чтобы признать человека маньяком, необходимо, как минимум, две жертвы? — вопросом на вопрос ответила она.
— Стало быть, раны, которые убийца нанес девушке, не могут быть истолкованы с точки зрения обычной логики? — настаивал Северцев.
— Где же вы здесь видите обычную логику? Три поперечных, три продольных разреза. Нет. Они имеют смысл только для убийцы.
— Может быть, это — часть какого-то ритуала?
— Вполне возможно. Но я не встречалась с подобными случаями, — солгала Анна.
— А буква «М» над кроватью? — не унимался Северцев. — Как, по-вашему, она имеет смысл?
— Александр, — сказала Вяземская. — Вы обратились не по адресу. Да, я занимаюсь серийными убийцами и маньяками. Это — моя работа. Я пытаюсь исследовать их поступки, мотивы и мышление. Но я пока не научилась думать так же, как они. Боюсь, ничем не смогу вам помочь.
— Хотя бы короткий комментарий? Для статьи?
— Профессиональная этика не позволяет делать подобные комментарии; особенно для бульварной прессы.
— Очень жаль, — сухо сказал Северцев. Он снял крышку со стакана и несколькими большими глотками допил сок. — Мне казалось, у нас одна цель — найти правду. Независимо от профессиональной этики. Наверное, я ошибался.
Вяземская промолчала. Вступать в дискуссию по поводу морально-этических соображений она не собиралась, считая это пустым и ненужным занятием.
— Извините, если отвлек вас. Всего хорошего!
— До свидания!
Вяземская не видела причин задерживать журналиста; все, что он мог ей сообщить, он уже сообщил. Весьма скудная информация. Бесполезная встреча.
Северцев встал и направился к лестнице. Он сделал несколько шагов, но вдруг остановился и повернулся к Вяземской.
— Да, кстати… Убийца пойман, — Александр кивнул своим мыслям и медленно пошел дальше.
Его слова стали для Анны полной неожиданностью. Она вскочила, больно ударившись бедром об угол стола. Держась за ушибленное место, Вяземская в несколько прыжков догнала журналиста.
— Постойте! Да постойте же! — Анна схватила Северцева за рукав. — Вы хотите сказать, что маньяк арестован? Убийца девушки арестован?
Она говорила гораздо громче, чем следовало. На них стали оглядываться.
— Пару часов назад, — подтвердил журналист. — Я сам присутствовал при задержании.
— Вы знали и ходили вокруг да около? — воскликнула Анна. — Почему сразу не сказали?
Северцев растерялся, но только на мгновение. Он лукаво подмигнул Вяземской:
— Если я скажу, что из соображений профессиональной этики, вы поверите?
— Александр! — сказала Анна. — Мне нужно знать об этом деле все! Тогда вы получите грамотный и квалифицированный комментарий.
— Хорошо. Я позвоню завтра, — пообещал Северцев.
Он попрощался с Вяземской и ушел.
Анна вернулась за столик, сложила фотографии в конверт и задумалась, размышляя над тем, что ей стало известно.
Первое. Муж Паниной не был причастен к шрамам на теле Лизы. Их нанес кто-то другой. Кто-то, спустя шесть лет снова вышедший на охоту.
Второе. Первой жертвой маньяка была Панина, и ей еще повезло — если, конечно, можно назвать везением столь серьезную психическую травму.
И, наконец, третье… Третье она узнает завтра — когда позвонит Александр.
«Для человека своей профессии он довольно мил», — подумала Анна.
Вяземская убрала конверт в сумочку и собралась уходить. Пирожок с вишней уже остыл, к «Спрайту» она так и не притронулась. Аппетит пропал окончательно.
Под ложечкой приятно сосало — в ожидании скорой разгадки. Оставалось подождать совсем немного — до завтра.
Анна даже представить себе не могла, каким окажется третий пункт.
Вернувшись домой, в квартиру на бульваре генерала Карбышева, она первым делом отправилась в душ. Тугие горячие струи ласкали тело. Это подействовало на Анну расслабляюще.
Не вытираясь, она завернулась в толстый махровый халат и пошла на кухню — налить чашку шоколада.
Постепенно тревоги и волнения прошлой ночи отступили на второй план. В голове появилась приятная тяжесть. Анна без сил рухнула на диван и мгновенно уснула.
Она проснулась от ощущения, что в квартире кто-то есть. Из прихожей донесся легкий шорох; в дверном проеме промелькнула быстрая тень.
— Кто там? — спросила Анна. Ответа не последовало.
Больше не было слышно ни звука; но Анна почти физически чувствовала присутствие в доме постороннего. Она попыталась встать, но руки и ноги словно налились свинцом, как это обычно бывает спросонья. И — что самое ужасное — веки отказывались подниматься.
Внезапно от порога комнаты послышались легкие шаги. Стук-стук! Стук-стук! Так стучат дорогие ботинки на кожаной подошве. Анне все-таки удалось чуть-чуть разлепить глаза. Через узкую щель между веками Вяземская увидела черный мужской силуэт. Лицо мужчины было скрыто густой тенью; весь свет догорающего дня дрожал и переливался на узком блестящем лезвии раскрытой бритвы.
Анна вскрикнула, дернулась… и проснулась окончательно. Она вскочила с дивана, опасаясь, что снова уснет и сон повторится.
Вяземская схватила с дивана подушку и обошла маленькую однокомнатную квартиру, проверяя, не прячется ли кто-нибудь в углу. Она понимала, что выглядит глупо: едва ли подушка может служить надежной защитой, но… В доме одинокой женщины оружия не водилось, а до кухни, где в ящике стола лежали ножи, еще надо добраться.
Как и предполагала Вяземская, она была одна. Но лишь теперь, окончательно убедившись в этом, она стала постепенно успокаиваться. Сердце перешло с галопа на легкую рысь, зубы перестали отбивать дробь.
В прихожей на глаза Анне попалась сумка. Вяземская знала, что причина ужаса, охватившего ее, прячется именно там. В конверте из плотной коричневой бумаги.
Часы на стене показывали четверть шестого. Еще не поздно. Анна понимала, что если не позвонит, страх так и будет преследовать ее. Страх и… жгучее любопытство. То самое любопытство, которое, если верить английской пословице, сгубило кошку.
А пословицы никогда не врут.***
Незнакомец, оставивший конверт с фотографиями, казалось, ждал ее звонка. Он снял трубку после второго гудка. Анна, замявшись, представилась. Неизвестный Александр обрадовался и предложил встречу в любом удобном для нее и не слишком шумном месте.
Вяземская выбрала «Макдональдс» рядом с домом, на пересечении проспекта маршала Жукова и улицы Народного Ополчения: пусть не так тихо, зато людно. Они договорились встретиться в половине седьмого.
— Как я вас узнаю? — спросила Анна.
— Никак, — ответил Александр. — Я узнаю вас. Займите столик на втором этаже. Я подойду.
Вяземская страшно не любила опаздывать. Ровно в шесть она поднялась на второй этаж, купила «Спрайт» и пирожок с вишней. Любезная девушка в красной униформе пыталась всучить Анне что-нибудь еще из даров заокеанского фаст-фуда, но Вяземская была непреклонна. К тому же она совсем не хотела есть.
Анна заняла столик у окна и принялась разглядывать подъезжающие машины. Ей хотелось угадать, когда же появится Он. Александр… Анна думала, что интуиция ее не подведет, и она обязательно выделит его из толпы — по каким-то едва заметным, одной ей понятным признакам.
Минутная стрелка ползла мучительно медленно. Вяземской казалось, что она просто застыла на месте. Самое лучшее в такой ситуации — не обращать на глупое время внимания. Анна целиком погрузилась в разглядывание улицы и царившей на ней суеты и поэтому вздрогнула от неожиданности, когда совсем рядом прозвучал негромкий вежливый голос:
— Здравствуйте, Анна Сергеевна!
Вяземская подняла глаза. Перед ней, широко улыбаясь, стоял парень с густыми каштановыми волосами, зачесанными назад. Тот самый нахальный выскочка, так некстати вздумавший цитировать Блейлера.
— Здравствуйте! — ответила Анна и через силу выдавила из себя ответную улыбку. — Александр.***
Парень в потертой куртке отошел к раздаче и вскоре вернулся с большим стаканом апельсинового сока.
— Признаюсь честно, — заявила Анна, — трюк с фотографиями на лобовом стекле выглядел дешево.
— Однако я сумел вас заинтриговать! — возразил Александр.
— И даже — напугать, — добавила Анна.
— Простите, это не входило в мои планы. Вяземская кивнула — в знак того, что принимает извинения.
— Вы написали, что хотите проконсультироваться?
— Да.
— Могу я узнать, почему именно со мной? Александр проткнул соломинкой пластиковую крышку стакана.
— Странный вопрос, Анна Сергеевна, — мягко сказал он. — Разве вы не специалист в этой области?
Вяземская наклонила голову. Этот жест мог означать что угодно: и согласие, и сомнение.
— Я читал вашу кандидатскую диссертацию, не пропустил ни одной статьи в «Вестнике психиатрии», — продолжал Александр. — По-моему, лучше вас никто не разбирается в проблемах измененного сознания. И, кстати, сегодняшняя лекция только подтверждает это.
Лучше бы он не упоминал про лекцию; в сердце Вяземской вспыхнула почти забытая обида.
— Вы даже не дослушали ее до конца! — желчно усмехнулась Анна. — Сбежали, когда стало совсем скучно…
Она осеклась, пожалев о своей нечаянной откровенности. Фактически, она призналась, что следила за ним. Анна бросила быстрый взгляд на собеседника, но не заметила на лице Александра победной улыбки. Напротив, он выглядел растерянным.
— Видите ли… — парень покраснел от смущения. — Я торопился, поэтому… Мне очень жаль, что так получилось…
Его большие руки кружили над столом, встречаясь и снова отталкиваясь друг от друга. Не зная, куда их девать, Александр переставлял стакан с места на место.
— Ладно, — Анна решила быть великодушной. — Забудем. — Потом не удержалась и спросила. — А в целом вам понравилось?
— Да, конечно! — оживился Александр. — Больше всего — стиль изложения: четкий, строго обоснованный, абсолютно научный. Прямо-таки мужской стиль… — он замер, поняв, что ляпнул что-то не то.
— Приятно это слышать, — несколько ядовито улыбнулась Вяземская. — Особенно — от мужчины и от коллеги. В какой клинике вы работаете?
Александр протестующе поднял руки.
— Боюсь, тут какое-то недоразумение. Я не врач.
— Вот как? — Анна нахмурилась. — Вы так свободно ориентировались в материале… И даже — поправляли меня. Я подумала… Хм… — Вяземская поджала губы.
— Я журналист. Моя фамилия — Северцев. Еще раз простите, Анна Сергеевна. Конечно, я не имел права прерывать вашу лекцию. Тем более — не будучи профессионалом…
— Ваше замечание было вполне профессиональным, — сухо вставила Анна, но это звучало скорее как упрек, нежели похвала.
— Я много читаю, — пояснил Северцев. — Это помогает разобраться в некоторых тонкостях. Моя специализация — загадочные убийства.
Анна достала из сумочки конверт и положила на стол.
— Откуда у вас снимки?
— Я сделал их вчера на месте преступления.
— Какой ужас! Кто эта девушка?
— Она работала в модельном агентстве. Выступала под псевдонимом Ингрид.
— Это все?
— Ее убили в собственной постели.
— Я вижу, — язвительно усмехнулась Анна.
— Во время секса, — уточнил Александр..
— Нетрудно догадаться. Секс и насилие очень тесно связаны.
— К сожалению, — собеседник развел руками. — Остальные подробности мне пока неизвестны.
Вяземская поморщилась. Она ожидала от этой встречи большего.
— И чего же вы от меня хотите? Александр достал из конверта фотографии и разложил их на столе.
— Эти раны…
— Что вас смущает?
— Я не могу найти им объяснения.
— Именно это волнует читателей, будоражит нервы и поднимает рейтинг, не так ли?
— Разумеется, — кивнул журналист, сделав вид, что не заметил ее сарказма. — Но мне бы хотелось докопаться до причин. Все раны нанесены еще при жизни жертвы. Порезы — идеально ровные и сделаны будто по линейке. Зачем?
Анна покачала головой. Ей тоже не давала покоя эта мысль. Хотя, если разобраться, объяснение лежало на поверхности.
— «Умозаключения маньяка имеют субъективное обоснование и не поддаются коррекции», — процитировала Вяземская. — Ваши слова?
— Вы считаете, в данном случае речь идет о маньяке?
— Несомненно.
— Разве понятие «маньяк» не предполагает серийности преступлений?
Анна всмотрелась в лицо Северцева, размышляя, стоит ли говорить о точно таких же следах на теле Паниной… И решила, что не стоит.
Безусловно, журналист ухватился бы за эту информацию, наверняка раздул бы громкое дело, написал серию статей о загадочном и до сих пор не найденном убийце, но… К Вяземской и психиатрии в целом это не имело никакого отношения.
— А разве для того, чтобы признать человека маньяком, необходимо, как минимум, две жертвы? — вопросом на вопрос ответила она.
— Стало быть, раны, которые убийца нанес девушке, не могут быть истолкованы с точки зрения обычной логики? — настаивал Северцев.
— Где же вы здесь видите обычную логику? Три поперечных, три продольных разреза. Нет. Они имеют смысл только для убийцы.
— Может быть, это — часть какого-то ритуала?
— Вполне возможно. Но я не встречалась с подобными случаями, — солгала Анна.
— А буква «М» над кроватью? — не унимался Северцев. — Как, по-вашему, она имеет смысл?
— Александр, — сказала Вяземская. — Вы обратились не по адресу. Да, я занимаюсь серийными убийцами и маньяками. Это — моя работа. Я пытаюсь исследовать их поступки, мотивы и мышление. Но я пока не научилась думать так же, как они. Боюсь, ничем не смогу вам помочь.
— Хотя бы короткий комментарий? Для статьи?
— Профессиональная этика не позволяет делать подобные комментарии; особенно для бульварной прессы.
— Очень жаль, — сухо сказал Северцев. Он снял крышку со стакана и несколькими большими глотками допил сок. — Мне казалось, у нас одна цель — найти правду. Независимо от профессиональной этики. Наверное, я ошибался.
Вяземская промолчала. Вступать в дискуссию по поводу морально-этических соображений она не собиралась, считая это пустым и ненужным занятием.
— Извините, если отвлек вас. Всего хорошего!
— До свидания!
Вяземская не видела причин задерживать журналиста; все, что он мог ей сообщить, он уже сообщил. Весьма скудная информация. Бесполезная встреча.
Северцев встал и направился к лестнице. Он сделал несколько шагов, но вдруг остановился и повернулся к Вяземской.
— Да, кстати… Убийца пойман, — Александр кивнул своим мыслям и медленно пошел дальше.
Его слова стали для Анны полной неожиданностью. Она вскочила, больно ударившись бедром об угол стола. Держась за ушибленное место, Вяземская в несколько прыжков догнала журналиста.
— Постойте! Да постойте же! — Анна схватила Северцева за рукав. — Вы хотите сказать, что маньяк арестован? Убийца девушки арестован?
Она говорила гораздо громче, чем следовало. На них стали оглядываться.
— Пару часов назад, — подтвердил журналист. — Я сам присутствовал при задержании.
— Вы знали и ходили вокруг да около? — воскликнула Анна. — Почему сразу не сказали?
Северцев растерялся, но только на мгновение. Он лукаво подмигнул Вяземской:
— Если я скажу, что из соображений профессиональной этики, вы поверите?
— Александр! — сказала Анна. — Мне нужно знать об этом деле все! Тогда вы получите грамотный и квалифицированный комментарий.
— Хорошо. Я позвоню завтра, — пообещал Северцев.
Он попрощался с Вяземской и ушел.
Анна вернулась за столик, сложила фотографии в конверт и задумалась, размышляя над тем, что ей стало известно.
Первое. Муж Паниной не был причастен к шрамам на теле Лизы. Их нанес кто-то другой. Кто-то, спустя шесть лет снова вышедший на охоту.
Второе. Первой жертвой маньяка была Панина, и ей еще повезло — если, конечно, можно назвать везением столь серьезную психическую травму.
И, наконец, третье… Третье она узнает завтра — когда позвонит Александр.
«Для человека своей профессии он довольно мил», — подумала Анна.
Вяземская убрала конверт в сумочку и собралась уходить. Пирожок с вишней уже остыл, к «Спрайту» она так и не притронулась. Аппетит пропал окончательно.
Под ложечкой приятно сосало — в ожидании скорой разгадки. Оставалось подождать совсем немного — до завтра.
Анна даже представить себе не могла, каким окажется третий пункт.
16
Рудаков лишь мельком взглянул на увеличенные изображения отпечатков и отложил их на край стола.
— Напрасно тратишь время, капитан. Без адвоката я не скажу ни слова.
— Хорошо. Тогда расскажите, где вы были в ночь с пятницы на субботу? Точнее — с двадцати трех ноль-ноль пятницы до четырех ноль-ноль субботы? — допытывался Рюмин.
Рудаков покачал головой.
— Вызывай адвоката. Может быть, тогда я отвечу. А может быть, и нет.
Препирательства в таком духе продолжались уже битый час. Впрочем, Рюмин понимал: на что-то другое не стоило и рассчитывать. Неужели он надеялся на признательные показания?
Рудаков, чувствуя бессилие капитана, с каждой минутой становился все спокойнее и увереннее. Рюмин же наоборот — начинал терять терпение.
Это могло плохо кончиться для физиономии Рудакова, — а в конечном счете для самого Рюмина.
— Я укажу в протоколе, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, — сказал капитан.
— Твое право, — усмехнулся Рудаков. Рюмин собрал листы в тонкую папку, запер в сейф и нажал кнопку, вызывая охрану. На пороге появился сержант-конвоир.
— Рабочий день закончен, — сказал капитан, отвечая на немой вопрос Рудакова. — Меня давно ждут дома.
Рудаков поднялся со стула и долгим немигающим взглядом посмотрел в глаза Рюмину.
— Ты хорошо запомнишь этот день. Обещаю, — устало сказал он.
— Проводите задержанного в камеру! — распорядился Рюмин.
Конвоир подтолкнул Рудакова к выходу, и тому пришлось подчиниться.
Рюмин остался в кабинете один. «У меня в запасе — семьдесят два часа, — думал он. — И один отпечаток пальца. Больше ничего — ни улик, ни свидетельских показаний. Скоро за дело возьмется опытный адвокат, и оно затрещит по всем швам. Найдется десяток достоверных алиби, сотня объяснений, а на мою голову посыпется тысяча шишек. Отличная перспектива, капитан! По-моему, ты только что подписал рапорт о собственном увольнении.»
Рюмин понимал, что поторопился. С одной стороны, задержание Рудакова было правильным шагом. В любом подобном случае он бы так и поступил — никогда нельзя исключать возможность, что подозреваемый ударится в бега. Но с другой — этот шаг не был хорошо подготовлен и, скорее, был продиктован эмоциональными соображениями. В этом и заключалась основная ошибка.
Рюмин закурил и принялся в задумчивости мерить шагами кабинет. Старый вздувшийся линолеум скрипел под ногами.
«Что я еще могу выжать из этой ситуации? — размышлял капитан. — Буква «М» над кроватью и логотип агентства — они, конечно, похожи. Есть какое-то отдаленное сходство. Но что мне это дает?».
Рюмин был вынужден признать, что ничего. Пока ничего…
«А если… — в голову закралась шальная мысль. — Черт побери, над этим стоит подумать!»
Капитан застыл на середине кабинета, прикидывая, что к чему. Он должен действовать — работать лапками, как та лягушка, угодившая в кувшин со сливками. Может, добыть новые доказательства и не удастся. Но остановить атаку адвокатов мощным встречным ударом — почему бы и нет?
Он должен заставить их замолчать. Нейтрализовать. Подстраховаться и снять с себя давление. Вот что является основной задачей. А потом — начать планомерную осаду позиций Рудакова. Кропотливо, шаг за шагом, собирать улики и подшивать их к материалам дела. Тогда все получится! Но сначала…
«Сегодня ночью, — подумал Рюмин. — Иначе может оказаться поздно. Конечно, это большой риск… Практически безнадежное дело. Но ведь джентльмены берутся только за безнадежные дела?».
Он подошел к сейфу и открыл дверцу. На полке, рядом с папкой по делу об убийстве Оксаны Лапиной, лежало то, что ему сегодня понадобится.
— Напрасно тратишь время, капитан. Без адвоката я не скажу ни слова.
— Хорошо. Тогда расскажите, где вы были в ночь с пятницы на субботу? Точнее — с двадцати трех ноль-ноль пятницы до четырех ноль-ноль субботы? — допытывался Рюмин.
Рудаков покачал головой.
— Вызывай адвоката. Может быть, тогда я отвечу. А может быть, и нет.
Препирательства в таком духе продолжались уже битый час. Впрочем, Рюмин понимал: на что-то другое не стоило и рассчитывать. Неужели он надеялся на признательные показания?
Рудаков, чувствуя бессилие капитана, с каждой минутой становился все спокойнее и увереннее. Рюмин же наоборот — начинал терять терпение.
Это могло плохо кончиться для физиономии Рудакова, — а в конечном счете для самого Рюмина.
— Я укажу в протоколе, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, — сказал капитан.
— Твое право, — усмехнулся Рудаков. Рюмин собрал листы в тонкую папку, запер в сейф и нажал кнопку, вызывая охрану. На пороге появился сержант-конвоир.
— Рабочий день закончен, — сказал капитан, отвечая на немой вопрос Рудакова. — Меня давно ждут дома.
Рудаков поднялся со стула и долгим немигающим взглядом посмотрел в глаза Рюмину.
— Ты хорошо запомнишь этот день. Обещаю, — устало сказал он.
— Проводите задержанного в камеру! — распорядился Рюмин.
Конвоир подтолкнул Рудакова к выходу, и тому пришлось подчиниться.
Рюмин остался в кабинете один. «У меня в запасе — семьдесят два часа, — думал он. — И один отпечаток пальца. Больше ничего — ни улик, ни свидетельских показаний. Скоро за дело возьмется опытный адвокат, и оно затрещит по всем швам. Найдется десяток достоверных алиби, сотня объяснений, а на мою голову посыпется тысяча шишек. Отличная перспектива, капитан! По-моему, ты только что подписал рапорт о собственном увольнении.»
Рюмин понимал, что поторопился. С одной стороны, задержание Рудакова было правильным шагом. В любом подобном случае он бы так и поступил — никогда нельзя исключать возможность, что подозреваемый ударится в бега. Но с другой — этот шаг не был хорошо подготовлен и, скорее, был продиктован эмоциональными соображениями. В этом и заключалась основная ошибка.
Рюмин закурил и принялся в задумчивости мерить шагами кабинет. Старый вздувшийся линолеум скрипел под ногами.
«Что я еще могу выжать из этой ситуации? — размышлял капитан. — Буква «М» над кроватью и логотип агентства — они, конечно, похожи. Есть какое-то отдаленное сходство. Но что мне это дает?».
Рюмин был вынужден признать, что ничего. Пока ничего…
«А если… — в голову закралась шальная мысль. — Черт побери, над этим стоит подумать!»
Капитан застыл на середине кабинета, прикидывая, что к чему. Он должен действовать — работать лапками, как та лягушка, угодившая в кувшин со сливками. Может, добыть новые доказательства и не удастся. Но остановить атаку адвокатов мощным встречным ударом — почему бы и нет?
Он должен заставить их замолчать. Нейтрализовать. Подстраховаться и снять с себя давление. Вот что является основной задачей. А потом — начать планомерную осаду позиций Рудакова. Кропотливо, шаг за шагом, собирать улики и подшивать их к материалам дела. Тогда все получится! Но сначала…
«Сегодня ночью, — подумал Рюмин. — Иначе может оказаться поздно. Конечно, это большой риск… Практически безнадежное дело. Но ведь джентльмены берутся только за безнадежные дела?».
Он подошел к сейфу и открыл дверцу. На полке, рядом с папкой по делу об убийстве Оксаны Лапиной, лежало то, что ему сегодня понадобится.
17
Было около восьми вечера. На город опустились нежные осенние сумерки. Воздух был наполнен прозрачной синью.
В пентхаусе многоэтажного дома на Соколе горел свет. Обнаженный мужчина расхаживал по квартире. Его мускулистое поджарое тело отражалось во множестве зеркал, развешанных по стенам. Негромкая мелодичная музыка струилась из динамиков дорогой квадросистемы.
Тонкая кисея на окнах надежно скрывала мужчину от любопытных глаз; впрочем, посторонний мог заглянуть сюда разве что из кабины вертолета.
Мужчина подошел к зеркалу и полюбовался на свое отражение. Литые рельефные плечи, тугие бицепсы, отлично прокачанная грудь. Упругий живот в равномерных квадратах мускулов.
Мужчина взял со столика бритву и стал ее править. Кожаный ремень залоснился, лезвие с каждым движением приобретало стальной насыщенный блеск.
Он поднес бритву к груди и срезал отросшие волоски. Ему не пришлось прикладывать никаких усилий; лезвие даже не коснулось кожи.
Мужчина остался доволен результатом. Он еще несколько раз провел бритвой по ремню и вдруг застыл.
Его отражение в зеркале задрожало, как водная гладь, нарушенная порывом ветра, и исчезло, уступив место другому образу — худой и невысокой, но великолепно сложенной темноволосой женщины со стрижкой каре.
Мужчина до боли закусил губу.
В пентхаусе многоэтажного дома на Соколе горел свет. Обнаженный мужчина расхаживал по квартире. Его мускулистое поджарое тело отражалось во множестве зеркал, развешанных по стенам. Негромкая мелодичная музыка струилась из динамиков дорогой квадросистемы.
Тонкая кисея на окнах надежно скрывала мужчину от любопытных глаз; впрочем, посторонний мог заглянуть сюда разве что из кабины вертолета.
Мужчина подошел к зеркалу и полюбовался на свое отражение. Литые рельефные плечи, тугие бицепсы, отлично прокачанная грудь. Упругий живот в равномерных квадратах мускулов.
Мужчина взял со столика бритву и стал ее править. Кожаный ремень залоснился, лезвие с каждым движением приобретало стальной насыщенный блеск.
Он поднес бритву к груди и срезал отросшие волоски. Ему не пришлось прикладывать никаких усилий; лезвие даже не коснулось кожи.
Мужчина остался доволен результатом. Он еще несколько раз провел бритвой по ремню и вдруг застыл.
Его отражение в зеркале задрожало, как водная гладь, нарушенная порывом ветра, и исчезло, уступив место другому образу — худой и невысокой, но великолепно сложенной темноволосой женщины со стрижкой каре.
Мужчина до боли закусил губу.