Отсюда следует очень важный вывод. Если мы хотим, чтобы наша цивилизация выжила, нам необходимо научиться делить мусульман не на умеренных и экстремистов, потому что такое различие существует только в нашем воображении; не на суннитов и шиитов, потому что и те и другие в равной степени являются нашими смертельными врагами и не вцепятся друг другу в глотки, пока не уничтожат нас, а только на верующих и неверующих. Неверующий мусульманин, даже если его зовут Осама бин Саддам — такой же человек, как мы с вами. Верующий мусульманин, даже если его зовут Хаим Борухович Шапиро, — наш враг по той простой причине, что его религия требует, чтобы он был нашим врагом. И если мы не станем обращаться с ним, как с врагом до того, как он взорвет себя или долбанет авиалайнером по небоскребу, то он непременно либо сам совершит этот подвиг, либо вдохновит на него своих менее сообразительных единоверцев, а мы, в зависимости от его роли в очередном теракте, назовем его либо экстремистом, либо, соответственно, умеренным. В обоих случаях мы будем неправы; независимо от того, рядовой он член своей партии или парторг, он остается прежде всего правоверным мусульманином.
Я оставила напоследок самый каверзный вопрос: для чего вообще мусульманам нужен терроризм? Они вполне могут покорить нас, не прибегая к насилию. Они оккупировали Европу, включая Великую в недавнем прошлом Британию, без единого выстрела. Наши либеральные иммиграционные законы бессильны остановить их вторжение. Они приезжают толпами, селятся на нашей земле (причем никто не называет их поселенцами) и избегают ассимиляции так тщательно, что даже русские бабушки с Брайтон Бича выглядят по сравнению с ними безродными космополитками. Они размножаются в семь раз быстрее нас. Через пару поколений у них будет достаточно голосов, чтобы упразднить Конституцию Соединенных Штатов и превратить нашу страну в еще одну исламскую республику. Насилие, казалось бы, может только повредить их планам. Но это только на первый взгляд. Терроризм позволяет врагу поддерживать миф о существовании хороших и плохих мусульман. К тому времени, как плохой мусульманин-экстремист разоблачает себя очередным массовым убийством, он, как правило, находится далеко за пределами нашей досягаемости. Тем временем хорошие, умеренные мусульмане готовят следующую группу героев-мучеников и продолжают свою работу по превращению нашей страны в еще одну провинцию всемирного халифата. Им, оккупантам, совершенно необходимо притворяться мирными и законопослушными. Без 9/11 их массивное присутствие на нашей земле, отнюдь не делающее нашу жизнь лучше, могло бы вызвать довольно неприятные для них вопросы, Без Аль-Кайды CAIR выглядел бы, как… Как подразделение Аль-Кайды, я полагаю, а не как еще одна вполне законная антиамериканская организация.
Мы живем в эпоху разворачивающегося глобального джихада. Наши враги, вопреки своей репутации, проявляют чудеса новаторства. Их армия организована принципиально иначе, чем наша. Они не носят униформ. Они живут среди нас. Они без колебаний пользуются собственными детьми как щитом или в качестве средств доставки. И, тем не менее, они — армия. Ни одна армия не в состоянии продержаться без поддержки тылов. Их тылы паразитируют на наших. Никто не возражает, когда террориста-самоубийцу называют экстремистом. Но не абсурдно ли называть «умеренной» общину, без которой его «подвиг» был бы невозможен?
Для нас жизненно важно понять, что ни абсолютно реальный терроризм, ни воображаемые мусульманские экстремисты не являются нашим врагом. Нашим врагом является ислам.
Глас вопиющего в пустыне
Воинствующий религиозный фанатик-реакционер в процессе размежевания со своим домом
Недавно мне пришлось посетить Department of Motor Vehicles, что переводится, как «Департамент самоходных экипажей» и является американским вариантом ГАИ. ГАИ оно и в Африке ГАИ. Я встала в очередь. Первые 45 минут ушли у меня на то, чтобы добраться до стола справок, где посетители должны объяснить, зачем они пришли, и получить всякие подлежащие заполнению формы и номерок, по которому их когда-нибудь вызовут. После этого начинается собственно ожидание.
Стол справок представлял собой прилавок с тремя окошками. За прилавком находились трое государственных служащих. Одна из них сидела у своего окошка и кое-как справлялась со своими обязанностями. Двое других, дядя и тетя, пытались взломать шкафчик для хранения бумаг. Дядя выглядел, как Шварценеггер на стероидах. Тетя была похожа на воробья. Дядя пытался загнать гвоздодер в щель между дверью шкафчика и его корпусом. Тетя пыталась удержать шкафчик на месте, обнимая его для этого крепко, но без любви. Время от времени под дядиным нажимом шкафчик взлетал на воздух. Тетя взлетала вместе с ним, как мультяшный волк, падающий в пропасть в обнимку с каким-нибудь нелетающим аппаратом. После каждого полета дядя возвращал шкафчик в исходную позицию, тетя возврашалась на стартовую площадку своим ходом, и очередь получала возможность посмотреть всю сцену сначала.
Я — женщина грубая и нетерпеливая. Как только я оказалась на расстоянии, с которого можно было докричаться до справочного стола, я посоветовала дяде разломать шкафчик к чертовой матери, если ему было так важно добраться до его содержимого.
Дядя задумчиво ответил в том смысле, что он состоит на службе у государства, в то время как шкафчик являлся государственной собственностью, и если каждый государственный служащий сломает по одному государственному шкафчику, то у государства не останется шкафчиков даже для…
Тут он нажал покрепче, я шкафчик наконец развалился. Тетя тут же занялась поисками чего-то в его обломках.
— Ну? — немного повременив, спросил дядя.
— Нету, — виновато ответила тетя.
— А вы у Летиши в кабинете смотрели? — не отходя от кассы, спросила третья госслужащая.
Тетя безмолвно удалилась, по-видимому в направлении кабинета Летиши, а дядя, самокритично сказав «Ёлки-палки!», устроился у своего окошка и начал работать с посетителями.
По самым грубым подсчетам, человек двести потеряли минимум по полчаса каждый, глядя, как двое госслужащих медленно замучили до смерти пустой госшкафчик. Это — 100 человеко-часов, выброшенных правительством на помойку. Но народ, не считая, конечно, меня, безмолвствовал и, следовательно, все шло в пределах допустимого. Большинство присутствующих при этом даже не подозревали, что ГАИ является примером того, что происходит на всех без исключения уровнях нашего гигантского правительственного аппарата.
Вы, наверное, думаете, что ЦРУ, ФБР, Департамент Обороны, Госдепартамент, Пентагон и Белый дом работают по-другому. Но если спросить у вас, на каких фактах основано ваше доверие к правительству, вам нечего будет ответить. Конечно, при каждом президенте, конгрессмене и сенаторе, при всех секретарях, председателях и директорах трудится штат высококвалифицированных профессионалов, благодаря усилиям которых те, кому надлежит вести нас к новым победам верят, что то, к чему они нас привели и вправду является победой. Но все это — не более, чем фасад, за которым скрываются мириады пустых ящиков для бумаг, ключи к которым давным давно потеряны, как была потеряна возможность выставить из страны Мохаммеда Атту до того, как под его руководством был разрушен Торговый центр, или обезвредить Осаму бин Ладена до того, как он стал героем мусульман всего мира. И ни одна уважающая себя государственная контора никогда не позволила бы взламывать свои заведомо пустые шкафы. Слава невоспетым героям американского ГАИ!
Обратите внимание, что мое презрение к правительству не имеет ни малейшего отношения к политике. Я не критикую ни республиканцев, ни демократов. Да и за что их критиковать? Когда демократы обвиняли президента Буша в том, что он устроил ураган Катрина, чтобы увеличить прибыли Халлибертона, республиканцы отвечали, что ураган произошел сам по себе, а Белый дом никакой предварительной информации о нем не имел. Такова бездонная глубина американской политической мысли в начале XXI века. На сей раз я решила поверить республиканцам, поскольку отсутствие знаний о чем бы то ни было — это единственное, чего можно ожидать от кретинов, потерявших ключи к полутора миллиардам пустых шкафов. Но может ли разумный человек на основании этих дебатов выбрать, за кого голосовать? Не думаю. Конечно, республиканцы пока не пытаются пришить Хиллари Клинтон организацию стихийного бедствия, но я подозреваю, что это изменится, как только она въедет в Белый дом.
Изощренные знатоки прикладной математики обнаружили, что доля населения Нового Орлеана по отношению к населению Америки совпадает с пропорцией числа изгнанных из Газы евреев к населению Израиля. Отсюда был сделан вывод, что Катрина была Божьим наказанием за Газу. Не верьте. Бог не стал разрушать Ур за грехи Содома и Гоморры. Как всякий разумный бог сделал бы на Его месте, Он разрушил Содом и Гоморру. Будучи официально зарегистрированной республиканкой, я придерживаюсь генеральной линии партии, объявившей ураган природным явлением. Это, как Вы понимаете, отнюдь не означает, что Бог не может использовать природные явления в качестве воспитательных мер. И если прошлогоднее цунами было послано Богом в наказание нашим врагам-мусульманам, то недавний ураган вполне может быть наказанием за наши попытки облегчить участь наказанных. Поразмыслите об этом, когда наше правительство в очередной раз вручит нашим заклятым врагам еще несколько миллиардов долларов.
Поразмыслите, например, о двух миллиардах долларах, которые мы ежегодно, начиная с 1973 года, платим Египту, чтобы он не воевал с Израилем в открытую. За это Египет воюет с Израилем подло, по-арабски, чужими руками, но все при этом знают, что воюет. Если бы Джимми Картер, вместо того, чтобы умасливать Египет, разрушил бы его дотла и навечно, то Египет и в этом случае не воевал бы против Израиля открыто, причем куда более искренне и гораздо дешевле для нас с вами.
Но мы, само собой, таких вещей не делаем. Мы — гуманный народ. Вместо того, чтобы бить врагов, мы платим им взятки, чтобы они притворялись нашими союзниками. При этом и платить и притворяться почему-то приходится нам одним. Помните время, когда мы притворялись, что Саддам Хуссейн — наш друг. Недалек день, когда мы станем притворяться, что Иран и Сирия — наши друзья и оплот мира и демократии на Ближнем Востоке. А там и до Кубы с Северной Кореей недалеко. Вы никогда не считали, сколько денег США подарили террористической организации, известной под названием «палестинский народ»? Эти подарки делались регулярно, как до войны с терроризмом, так и в самом ее разгаре. Конечно, финансирование терроризма проходит по графе гуманитарной помощи, но каждая копейка этой помощи так или иначе финансирует убийство евреев. Следуя примеру Европы, наше правительство надеется задобрить террористов, чтобы они ограничились уничтожением Израиля, а нас не трогали. Ни в Европе, ни здесь это не сработает. Но скажите, кто финансирует терроризм щедрее, чем наше собственное правительство?
Как может подтвердить каждый житель Нового Орлеана, гуманитарные жесты американского правительства по отношению к собственному народу такой безудержной щедростью не отличаются. Не будучи экспертом по бомбам, я подозреваю, что результат взрыва «грязной бомбы» будет в чем-то похож на то, что произошло в Новом Орлеане. Для тех, кто знает о бомбах еще меньше, чем я, объясню, что «грязная бомба» — это обычное взрывное устройство, начиненное радиоактивным веществом, которое рассеивается при взрыве. Жертв и разрушений от самого взрыва может быть сравнительно немного, но вся округа оказывается радиоактивной и, следовательно, необитаемой. Город стоит, но находиться в нем нельзя. Вообразите, что произойдет, когда мусульмане взорвут «грязную бомбу» в вашем городе. Помните, что вы видели по телевизору? Только вместо чернокожих получателей государственного пособия по бедности, бредущих по грудь в зловонной воде, это вы с остатками своей лилейно-белой семьи будете из последних сил тащиться по радиоактивным улицам, гадая, успели вы уже получить смертельную дозу облучения или вам это еще предстоит. И независимо от того, кто будет при этом вашим мэром, губернатором, президентом или генсеком ООН, правительство сделает все, что в его силах, чтобы вам помочь — то-есть абсолютно ничего.
Вы заметили, что я сказала не если, а когда? Если вам кажется, что мой пессимизм чрезмерен, то объясните, на каких фактах зиждется ваш оптимизм. Что, по-вашему, помешает мусульманам сделать это? Департамент Внутренней безопасности? Вряд ли. Страх перед нашим сокрушительным ответом? Они видели наш сокрушительный ответ на 9/11 и знают, что им нечего бояться. Мы производим великолепные шумовые эффекты, но они никак не сказываются на способности мусульман продолжать джихад. Конечно, у нас есть атомная бомба, но наши враги знают так же точно, как мы сами, что мы слишком трусливы, чтобы ею воспользоваться. Мне остается предположить, что вы надеетесь на добрую волю мусульман, потому что сколько вам ни размазывали говна по глупой, сытой морде за четыре года, прошедшие с 9/11, вы все еще верите, что в глубине души мусульмане ничем не отличаются от вас. В таком случае я от всего сердца желаю вам удачи, поскольку добрая воля мусульман — явление такое же мифическое, как мудрость и мужество нашего правительства. Возможно, вам следует подумать о покупке антирадиационных костюмов для всей семьи. Вы также можете попытаться поправить свой пошатнувшийся бизнес покупкой лотерейных билетов.
Я не написала ни слова, пока происходило «размежевание». Читатели спрашивали меня, почему я молчу, а я не находила сил, даже чтобы ответить на этот простой вопрос. Теперь я могу это объяснить. Дело в том, что большинство из вас ведет себя как слепцы, у которых не хватает ума понять, что у них что-то не так со зрением. Почему слепцы? Потому что только слепец может верить пропаганде, а не собственным глазам. Почему не хватает ума? Догадайтесь сами.
Когда Израиль пытался построить забор, чтобы отмежеваться от своих смертельных врагов, вы не называли это размежеванием. Вы называли это апартеидом, преступлением против человечности и рядом других совершенно неуместных эпитетов. Но когда Израиль без единого выстрела, без какой бы то ни было пользы для себя сдал врагу свою землю, вы назвали это «размежеванием».
Вы называете израильтянина, живущего в собственной стране, «поселенцем», и этот ярлык позволяет вам оправдать любое преступление, совершенное как арабами, так и израильским правительством против него и его детей. А как вы называете пакистанца или араба, поселившегося в вашей стране с целью превращения ее в максимально возможное подобие своего родного гадюшника?
Вы называете человека, безнадежно пытающегося отстоять родной дом в Газе, не пролив при этом крови, «воинствующим религиозным фанатиком». Но арабов, из поколения в поколение живущих в грязных поселениях в Израиле и вокруг него, вы называете «беженцами», хотя они никогда ни от кого не убегали.
Вы оправдываете сдачу Газы тем, что для защиты каждого ее законого жителя требовалось присутствие нескольких солдат. Вам не пришло в голову винить в этом тех, от кого исходила угроза законным жителям Газы. Вам не пришло в голову потребовать, чтобы солдаты уничтожили эту угрозу и разошлись по домам. Вам не пришло в голову, что враг, который угрожает Израилю, ничуть не меньше угрожает и вам, будь вы евреем, христианином или буддистом, жителем Израиля, Англии, Бельгии или даже Соединенных Штатов.
Вы смотрели по телевизору, как евреев вышвыривали из домов, где они родились и выросли, где они не нарушили ни Божьих законов, ни человеческих, и вам так и не пришло в голову, что, как бы ни исхитрялась пропаганда, то, что происходило у вас на глазах являлось самым настоящим погромом, и то, что он был сделан руками евреев и с одобрения большинства евреев Израиля и Диаспоры, сделало его только хуже. Гораздо хуже.
Вчера арабы сожгли синагоги Газы. Шестьдесят пять лет назад горели синагоги Германии. Ни у евреев за пределами Германии, ни у христиан по всему миру особого беспокойства это не вызвало. Но у вас не хватает ума разглядеть простую параллель между этими событиями.
И потому вы заслуживаете того, что неминуемо вас ожидает.
Знай врага твоего
Почетный караул на Красной площади.
Вот, как отозвался один из моих друзей на мою предыдущую статью, «Глас вопиющего в пустыне»:
Хорошая статья, но я не согласен с твоими взглядами на размежевание. Я думаю, что его результаты самоочевидны: арабы не заботятся о собственном будущем и делают все, что в их силах, чтобы его разрушить. Как сказал какой-то израильский деятель, они никогда не упустят возможности упустить возможность. Теплицы обеспечили бы работой 6500 человек. Они их разрушили. Они разрушили синагоги, хотя вполне могли бы найти применение зданиям. Идиоты!
Я никогда не забуду мой визит на Красную площадь много лет назад, когда Советский Союз еще казался нерушимым. Из толпы туристов я смотрела на двух часовых, стоящих у мавзолея. Вокруг ходили, шумели, сверкали вспышками люди. Солдаты стояли неподвижно, словно манекены, уставившись друг другу в глаза, как будто загипнотизировав друг друга до полного ступора. Сначала они показались мне одинаковыми, как два Кена без своих Барби на витрине ФАО Шварц, и я почувствовала облегчение, разглядев, что их правильные славянские лица отличаются одно от другого. Когда я увидела, что один из них моргнул, я поняла, что, глядя на них, я забыла дышать.
Вдруг все стали смотреть куда-то влево. Я тоже взглянула туда и увидела трех солдат, медленно, высого задирая прямые ноги, с синхронностью роботов марширующих по направлению к мавзолею. Двое милиционеров почти вежливо, почти без враждебности раздвинули толпу, и троица подошла к мавзолею, не меняя своего размеренного темпа. Как только часы на Спасской башне забили очередной час, новая смена достигла верхней ступеньки короткой лестницы, ведущей к входу в мавзолей. В тот же момент, солдаты, чья смена наконец окончилась, пришли в движение. Двигаясь с механической точностью статуэток, украшающих старинные часы, новая смена поменялась местами со старой. Отслужившие свое солдаты, подчиняясь неслышимой команде, повернулись кругом и, ступая тем же гусиным шагом, двинулись к воротам в кремлевской стене.
На самом деле, я понятия не имею, почему они называют это «гусиный шаг». Гуси шагают совершенно иначе. Мне их маршировка напомнила повторяющиеся попытки сделать нацистский салют ногами.
Когда во время одной из моих поездок в Израиль я обнаружила, что на Храмовую гору пускают посетителей, я решила не упускать случая посмотреть на третью важнейшую святыню ислама. Израильский полицейский вежливо, чуть ли не извиняясь, проверил содержимое моей сумочки и футляра с камерой, одновременно задавая мне обязательные вопросы. Узнав, что я — еврейка из Соединенных Штатов, он поинтересовался, не собираюсь ли я молиться на Храмовой горе. Я заверила его, что не собираюсь. Он многозначительно попросил меня повторить мои заверения. Я повторила, и он меня пропустил.
Будущий террорист.
Когда мой поход на Храмовую гору был уже позади, я поняла, что подсознательно ожидала чего-то похожего на Красную площадь: чужие, затаенно враждебные люди, служащие своему фальшивому богу, тщательно и с огромным вниманием к самым мелким деталям исполняя изощренные, бессмысленные ритуалы. В то же время меня не оставляло ощущение, что становиться на молитву раком было похабней, чем даже делать «хайль Гитлер» ногами. И в том и в другом несомненно присутствовала тайная издевка над идолом, но я не могла понять, до какой степени эта издевка была непреднамеренной. Я видела фотографии молящихся мусульманских толп, сделанные с птичьего полета, на которых ровные ряды стоящих на четвереньках людей выглядели так же не по-людски, как гусиный шаг почетного караула на Красной площади, хотя мусульманские массы, в отличие от кремлевских часовых, были похожи не на роботов, а, скорее, на колонию насекомых. Технология, как вы знаете, плохо сочетается с исламом. С другой стороны, незначительные отклонения от прямых линий обычно легко заметить и в массе согнанных на молитву мусульман и в пчелиных сотах.
На самом деле, то, что я увидела, взойдя по лестнице на Храмовую гору, ничего общего с Красной площадью не имело. Я увидела огромную плоскость, выложенную каменными плитами, над которой возвышались две знаменитые мечети. Тут и там были разбросаны здания помельче. Несколько скрюченных, подагрических олив росли чуть поодаль. По-видимому, эти оливы были расположены в стороне от маршрута, предписанного неверным, потому что, когда я попыталась подойти к одной из них поближе, чтобы сфотографировать, какой-то неприятный человек в штатском, но с пистолетом в висящей у него на поясе кобуре, подбежал ко мне и, схватив за рукав, поволок меня обратно, отчаянно ругаясь при этом по-арабски. Он явно не знал, что человека в принципе невозможно оскорбить на языке, которого он не понимает. Движимая ничем не замутненной ненавистью, я улыбнулась ему так, словно он приглашал меня на медленный танец, и он захлебнулся собственным визгом. Израильские солдаты в полной боевой выкладке, размещенные вдоль края площади, примыкавшего сверху к Стене плача, не проявили к моим приключениям почти никакого интереса, но, тем не менее, их присутствие существенно понизило уровень моего дискомфорта.
Кентавр в мечети.
За исключением израильских солдат, вокруг меня не было абсолютно ничего, что могло бы понизить уровень моего дискомфорта. Место, где я находилась, было откровенно чужим, откровенно враждебным. Как Израиль мог допустить присутствие этой гниющей раны в самом своем сердце — уму непостижимо. Но я ожидала, что это место будет проникнуто враждебностью ко мне. Чего я никак не ожидала, это увидеть грязь на каменных плитах, которыми была вымощена площадь. Я не ожидала увидеть, как ветер гоняет над этими плитами обрывки газет и пластиковых пакетов. Я не ожидала увидеть стаи бродячих кошек, разгуливавших повсюду, словно хозяева Храмовой горы. Я не ожидала увидеть неопрятных стариков, сидящих тут и там на брошенных на землю ковриках; они ели что-то из газетных кульков и бросали объедки на землю, где к ним тут же сбегались и начинали свару кошки.
Третья важнейшая святыня ислама оказалась бесстыдно грязной. Явные знаки запустения были видны повсюду, и одно это делало все происходящее вокруг куда более чуждым, чем не только Красная площадь, но и любой зловещий ритуал в фильме про Индиану Джонса.
Я пересекла площадь, стараясь не отходить слишком далеко от солдат, и спустилась с Храмовой горы. Я оказалась на базаре в арабском квартале Старого города. Я собралась было сфотографировать расклады незнакомых мне яств, выставленных на продажу, но нестерпимая вонь гниющего мяса погнала меня прочь, и я решила, что видела достаточно Старого города для одного дня. Я вышла через Дамасские ворота, свернула налево и пошла вдоль стены в направлении Яффских ворот, от которых я знала дорогу до моего отеля. Не успела я пройти и пятидесяти метров, как стайка арабских детишек принялась кидать в меня камнями. Двое взрослых арабов прикрикнули на них, и шалуны разбежались, но в моей правой руке успело проснуться и долго не проходило томление по тяжести заряженного пистолета.
Молитва о мире.
Все происходящее имеет какой-то смысл. Каков был смысл увиденного мною на Храмовой горе? Вопрос этот важен, даже если у нас нет на него ответа. Возможно, отсутствие ответа делает его еще более важным, потому что оно показывает, как мало мы знаем о наших смертельных врагах, мусульманах.
На самом деле, совсем не обязательно подниматься на Храмовую гору, чтобы увидеть запустение, там, где его, казалось бы, не следовало бы ожидать. Каждый, кто хоть раз был в Израиле, замечал контраст между еврейскими и арабскими городами, особенно разительный, когда два такие города расположены по соседству. Что бы ни врали антисионисты, оба города имеют совершенно одинаковый доступ ко всему, что нужно для процветания, от воды до образования. Чем объясняется этот контраст? В чем состоит его смысл?
Я оставила напоследок самый каверзный вопрос: для чего вообще мусульманам нужен терроризм? Они вполне могут покорить нас, не прибегая к насилию. Они оккупировали Европу, включая Великую в недавнем прошлом Британию, без единого выстрела. Наши либеральные иммиграционные законы бессильны остановить их вторжение. Они приезжают толпами, селятся на нашей земле (причем никто не называет их поселенцами) и избегают ассимиляции так тщательно, что даже русские бабушки с Брайтон Бича выглядят по сравнению с ними безродными космополитками. Они размножаются в семь раз быстрее нас. Через пару поколений у них будет достаточно голосов, чтобы упразднить Конституцию Соединенных Штатов и превратить нашу страну в еще одну исламскую республику. Насилие, казалось бы, может только повредить их планам. Но это только на первый взгляд. Терроризм позволяет врагу поддерживать миф о существовании хороших и плохих мусульман. К тому времени, как плохой мусульманин-экстремист разоблачает себя очередным массовым убийством, он, как правило, находится далеко за пределами нашей досягаемости. Тем временем хорошие, умеренные мусульмане готовят следующую группу героев-мучеников и продолжают свою работу по превращению нашей страны в еще одну провинцию всемирного халифата. Им, оккупантам, совершенно необходимо притворяться мирными и законопослушными. Без 9/11 их массивное присутствие на нашей земле, отнюдь не делающее нашу жизнь лучше, могло бы вызвать довольно неприятные для них вопросы, Без Аль-Кайды CAIR выглядел бы, как… Как подразделение Аль-Кайды, я полагаю, а не как еще одна вполне законная антиамериканская организация.
Мы живем в эпоху разворачивающегося глобального джихада. Наши враги, вопреки своей репутации, проявляют чудеса новаторства. Их армия организована принципиально иначе, чем наша. Они не носят униформ. Они живут среди нас. Они без колебаний пользуются собственными детьми как щитом или в качестве средств доставки. И, тем не менее, они — армия. Ни одна армия не в состоянии продержаться без поддержки тылов. Их тылы паразитируют на наших. Никто не возражает, когда террориста-самоубийцу называют экстремистом. Но не абсурдно ли называть «умеренной» общину, без которой его «подвиг» был бы невозможен?
Для нас жизненно важно понять, что ни абсолютно реальный терроризм, ни воображаемые мусульманские экстремисты не являются нашим врагом. Нашим врагом является ислам.
Глас вопиющего в пустыне
Недавно мне пришлось посетить Department of Motor Vehicles, что переводится, как «Департамент самоходных экипажей» и является американским вариантом ГАИ. ГАИ оно и в Африке ГАИ. Я встала в очередь. Первые 45 минут ушли у меня на то, чтобы добраться до стола справок, где посетители должны объяснить, зачем они пришли, и получить всякие подлежащие заполнению формы и номерок, по которому их когда-нибудь вызовут. После этого начинается собственно ожидание.
Стол справок представлял собой прилавок с тремя окошками. За прилавком находились трое государственных служащих. Одна из них сидела у своего окошка и кое-как справлялась со своими обязанностями. Двое других, дядя и тетя, пытались взломать шкафчик для хранения бумаг. Дядя выглядел, как Шварценеггер на стероидах. Тетя была похожа на воробья. Дядя пытался загнать гвоздодер в щель между дверью шкафчика и его корпусом. Тетя пыталась удержать шкафчик на месте, обнимая его для этого крепко, но без любви. Время от времени под дядиным нажимом шкафчик взлетал на воздух. Тетя взлетала вместе с ним, как мультяшный волк, падающий в пропасть в обнимку с каким-нибудь нелетающим аппаратом. После каждого полета дядя возвращал шкафчик в исходную позицию, тетя возврашалась на стартовую площадку своим ходом, и очередь получала возможность посмотреть всю сцену сначала.
Я — женщина грубая и нетерпеливая. Как только я оказалась на расстоянии, с которого можно было докричаться до справочного стола, я посоветовала дяде разломать шкафчик к чертовой матери, если ему было так важно добраться до его содержимого.
Дядя задумчиво ответил в том смысле, что он состоит на службе у государства, в то время как шкафчик являлся государственной собственностью, и если каждый государственный служащий сломает по одному государственному шкафчику, то у государства не останется шкафчиков даже для…
Тут он нажал покрепче, я шкафчик наконец развалился. Тетя тут же занялась поисками чего-то в его обломках.
— Ну? — немного повременив, спросил дядя.
— Нету, — виновато ответила тетя.
— А вы у Летиши в кабинете смотрели? — не отходя от кассы, спросила третья госслужащая.
Тетя безмолвно удалилась, по-видимому в направлении кабинета Летиши, а дядя, самокритично сказав «Ёлки-палки!», устроился у своего окошка и начал работать с посетителями.
По самым грубым подсчетам, человек двести потеряли минимум по полчаса каждый, глядя, как двое госслужащих медленно замучили до смерти пустой госшкафчик. Это — 100 человеко-часов, выброшенных правительством на помойку. Но народ, не считая, конечно, меня, безмолвствовал и, следовательно, все шло в пределах допустимого. Большинство присутствующих при этом даже не подозревали, что ГАИ является примером того, что происходит на всех без исключения уровнях нашего гигантского правительственного аппарата.
Вы, наверное, думаете, что ЦРУ, ФБР, Департамент Обороны, Госдепартамент, Пентагон и Белый дом работают по-другому. Но если спросить у вас, на каких фактах основано ваше доверие к правительству, вам нечего будет ответить. Конечно, при каждом президенте, конгрессмене и сенаторе, при всех секретарях, председателях и директорах трудится штат высококвалифицированных профессионалов, благодаря усилиям которых те, кому надлежит вести нас к новым победам верят, что то, к чему они нас привели и вправду является победой. Но все это — не более, чем фасад, за которым скрываются мириады пустых ящиков для бумаг, ключи к которым давным давно потеряны, как была потеряна возможность выставить из страны Мохаммеда Атту до того, как под его руководством был разрушен Торговый центр, или обезвредить Осаму бин Ладена до того, как он стал героем мусульман всего мира. И ни одна уважающая себя государственная контора никогда не позволила бы взламывать свои заведомо пустые шкафы. Слава невоспетым героям американского ГАИ!
Обратите внимание, что мое презрение к правительству не имеет ни малейшего отношения к политике. Я не критикую ни республиканцев, ни демократов. Да и за что их критиковать? Когда демократы обвиняли президента Буша в том, что он устроил ураган Катрина, чтобы увеличить прибыли Халлибертона, республиканцы отвечали, что ураган произошел сам по себе, а Белый дом никакой предварительной информации о нем не имел. Такова бездонная глубина американской политической мысли в начале XXI века. На сей раз я решила поверить республиканцам, поскольку отсутствие знаний о чем бы то ни было — это единственное, чего можно ожидать от кретинов, потерявших ключи к полутора миллиардам пустых шкафов. Но может ли разумный человек на основании этих дебатов выбрать, за кого голосовать? Не думаю. Конечно, республиканцы пока не пытаются пришить Хиллари Клинтон организацию стихийного бедствия, но я подозреваю, что это изменится, как только она въедет в Белый дом.
Изощренные знатоки прикладной математики обнаружили, что доля населения Нового Орлеана по отношению к населению Америки совпадает с пропорцией числа изгнанных из Газы евреев к населению Израиля. Отсюда был сделан вывод, что Катрина была Божьим наказанием за Газу. Не верьте. Бог не стал разрушать Ур за грехи Содома и Гоморры. Как всякий разумный бог сделал бы на Его месте, Он разрушил Содом и Гоморру. Будучи официально зарегистрированной республиканкой, я придерживаюсь генеральной линии партии, объявившей ураган природным явлением. Это, как Вы понимаете, отнюдь не означает, что Бог не может использовать природные явления в качестве воспитательных мер. И если прошлогоднее цунами было послано Богом в наказание нашим врагам-мусульманам, то недавний ураган вполне может быть наказанием за наши попытки облегчить участь наказанных. Поразмыслите об этом, когда наше правительство в очередной раз вручит нашим заклятым врагам еще несколько миллиардов долларов.
Поразмыслите, например, о двух миллиардах долларах, которые мы ежегодно, начиная с 1973 года, платим Египту, чтобы он не воевал с Израилем в открытую. За это Египет воюет с Израилем подло, по-арабски, чужими руками, но все при этом знают, что воюет. Если бы Джимми Картер, вместо того, чтобы умасливать Египет, разрушил бы его дотла и навечно, то Египет и в этом случае не воевал бы против Израиля открыто, причем куда более искренне и гораздо дешевле для нас с вами.
Но мы, само собой, таких вещей не делаем. Мы — гуманный народ. Вместо того, чтобы бить врагов, мы платим им взятки, чтобы они притворялись нашими союзниками. При этом и платить и притворяться почему-то приходится нам одним. Помните время, когда мы притворялись, что Саддам Хуссейн — наш друг. Недалек день, когда мы станем притворяться, что Иран и Сирия — наши друзья и оплот мира и демократии на Ближнем Востоке. А там и до Кубы с Северной Кореей недалеко. Вы никогда не считали, сколько денег США подарили террористической организации, известной под названием «палестинский народ»? Эти подарки делались регулярно, как до войны с терроризмом, так и в самом ее разгаре. Конечно, финансирование терроризма проходит по графе гуманитарной помощи, но каждая копейка этой помощи так или иначе финансирует убийство евреев. Следуя примеру Европы, наше правительство надеется задобрить террористов, чтобы они ограничились уничтожением Израиля, а нас не трогали. Ни в Европе, ни здесь это не сработает. Но скажите, кто финансирует терроризм щедрее, чем наше собственное правительство?
Как может подтвердить каждый житель Нового Орлеана, гуманитарные жесты американского правительства по отношению к собственному народу такой безудержной щедростью не отличаются. Не будучи экспертом по бомбам, я подозреваю, что результат взрыва «грязной бомбы» будет в чем-то похож на то, что произошло в Новом Орлеане. Для тех, кто знает о бомбах еще меньше, чем я, объясню, что «грязная бомба» — это обычное взрывное устройство, начиненное радиоактивным веществом, которое рассеивается при взрыве. Жертв и разрушений от самого взрыва может быть сравнительно немного, но вся округа оказывается радиоактивной и, следовательно, необитаемой. Город стоит, но находиться в нем нельзя. Вообразите, что произойдет, когда мусульмане взорвут «грязную бомбу» в вашем городе. Помните, что вы видели по телевизору? Только вместо чернокожих получателей государственного пособия по бедности, бредущих по грудь в зловонной воде, это вы с остатками своей лилейно-белой семьи будете из последних сил тащиться по радиоактивным улицам, гадая, успели вы уже получить смертельную дозу облучения или вам это еще предстоит. И независимо от того, кто будет при этом вашим мэром, губернатором, президентом или генсеком ООН, правительство сделает все, что в его силах, чтобы вам помочь — то-есть абсолютно ничего.
Вы заметили, что я сказала не если, а когда? Если вам кажется, что мой пессимизм чрезмерен, то объясните, на каких фактах зиждется ваш оптимизм. Что, по-вашему, помешает мусульманам сделать это? Департамент Внутренней безопасности? Вряд ли. Страх перед нашим сокрушительным ответом? Они видели наш сокрушительный ответ на 9/11 и знают, что им нечего бояться. Мы производим великолепные шумовые эффекты, но они никак не сказываются на способности мусульман продолжать джихад. Конечно, у нас есть атомная бомба, но наши враги знают так же точно, как мы сами, что мы слишком трусливы, чтобы ею воспользоваться. Мне остается предположить, что вы надеетесь на добрую волю мусульман, потому что сколько вам ни размазывали говна по глупой, сытой морде за четыре года, прошедшие с 9/11, вы все еще верите, что в глубине души мусульмане ничем не отличаются от вас. В таком случае я от всего сердца желаю вам удачи, поскольку добрая воля мусульман — явление такое же мифическое, как мудрость и мужество нашего правительства. Возможно, вам следует подумать о покупке антирадиационных костюмов для всей семьи. Вы также можете попытаться поправить свой пошатнувшийся бизнес покупкой лотерейных билетов.
Я не написала ни слова, пока происходило «размежевание». Читатели спрашивали меня, почему я молчу, а я не находила сил, даже чтобы ответить на этот простой вопрос. Теперь я могу это объяснить. Дело в том, что большинство из вас ведет себя как слепцы, у которых не хватает ума понять, что у них что-то не так со зрением. Почему слепцы? Потому что только слепец может верить пропаганде, а не собственным глазам. Почему не хватает ума? Догадайтесь сами.
Когда Израиль пытался построить забор, чтобы отмежеваться от своих смертельных врагов, вы не называли это размежеванием. Вы называли это апартеидом, преступлением против человечности и рядом других совершенно неуместных эпитетов. Но когда Израиль без единого выстрела, без какой бы то ни было пользы для себя сдал врагу свою землю, вы назвали это «размежеванием».
Вы называете израильтянина, живущего в собственной стране, «поселенцем», и этот ярлык позволяет вам оправдать любое преступление, совершенное как арабами, так и израильским правительством против него и его детей. А как вы называете пакистанца или араба, поселившегося в вашей стране с целью превращения ее в максимально возможное подобие своего родного гадюшника?
Вы называете человека, безнадежно пытающегося отстоять родной дом в Газе, не пролив при этом крови, «воинствующим религиозным фанатиком». Но арабов, из поколения в поколение живущих в грязных поселениях в Израиле и вокруг него, вы называете «беженцами», хотя они никогда ни от кого не убегали.
Вы оправдываете сдачу Газы тем, что для защиты каждого ее законого жителя требовалось присутствие нескольких солдат. Вам не пришло в голову винить в этом тех, от кого исходила угроза законным жителям Газы. Вам не пришло в голову потребовать, чтобы солдаты уничтожили эту угрозу и разошлись по домам. Вам не пришло в голову, что враг, который угрожает Израилю, ничуть не меньше угрожает и вам, будь вы евреем, христианином или буддистом, жителем Израиля, Англии, Бельгии или даже Соединенных Штатов.
Вы смотрели по телевизору, как евреев вышвыривали из домов, где они родились и выросли, где они не нарушили ни Божьих законов, ни человеческих, и вам так и не пришло в голову, что, как бы ни исхитрялась пропаганда, то, что происходило у вас на глазах являлось самым настоящим погромом, и то, что он был сделан руками евреев и с одобрения большинства евреев Израиля и Диаспоры, сделало его только хуже. Гораздо хуже.
Вчера арабы сожгли синагоги Газы. Шестьдесят пять лет назад горели синагоги Германии. Ни у евреев за пределами Германии, ни у христиан по всему миру особого беспокойства это не вызвало. Но у вас не хватает ума разглядеть простую параллель между этими событиями.
И потому вы заслуживаете того, что неминуемо вас ожидает.
Знай врага твоего
Вот, как отозвался один из моих друзей на мою предыдущую статью, «Глас вопиющего в пустыне»:
Хорошая статья, но я не согласен с твоими взглядами на размежевание. Я думаю, что его результаты самоочевидны: арабы не заботятся о собственном будущем и делают все, что в их силах, чтобы его разрушить. Как сказал какой-то израильский деятель, они никогда не упустят возможности упустить возможность. Теплицы обеспечили бы работой 6500 человек. Они их разрушили. Они разрушили синагоги, хотя вполне могли бы найти применение зданиям. Идиоты!
* * *
Я никогда не забуду мой визит на Красную площадь много лет назад, когда Советский Союз еще казался нерушимым. Из толпы туристов я смотрела на двух часовых, стоящих у мавзолея. Вокруг ходили, шумели, сверкали вспышками люди. Солдаты стояли неподвижно, словно манекены, уставившись друг другу в глаза, как будто загипнотизировав друг друга до полного ступора. Сначала они показались мне одинаковыми, как два Кена без своих Барби на витрине ФАО Шварц, и я почувствовала облегчение, разглядев, что их правильные славянские лица отличаются одно от другого. Когда я увидела, что один из них моргнул, я поняла, что, глядя на них, я забыла дышать.
Вдруг все стали смотреть куда-то влево. Я тоже взглянула туда и увидела трех солдат, медленно, высого задирая прямые ноги, с синхронностью роботов марширующих по направлению к мавзолею. Двое милиционеров почти вежливо, почти без враждебности раздвинули толпу, и троица подошла к мавзолею, не меняя своего размеренного темпа. Как только часы на Спасской башне забили очередной час, новая смена достигла верхней ступеньки короткой лестницы, ведущей к входу в мавзолей. В тот же момент, солдаты, чья смена наконец окончилась, пришли в движение. Двигаясь с механической точностью статуэток, украшающих старинные часы, новая смена поменялась местами со старой. Отслужившие свое солдаты, подчиняясь неслышимой команде, повернулись кругом и, ступая тем же гусиным шагом, двинулись к воротам в кремлевской стене.
На самом деле, я понятия не имею, почему они называют это «гусиный шаг». Гуси шагают совершенно иначе. Мне их маршировка напомнила повторяющиеся попытки сделать нацистский салют ногами.
Когда во время одной из моих поездок в Израиль я обнаружила, что на Храмовую гору пускают посетителей, я решила не упускать случая посмотреть на третью важнейшую святыню ислама. Израильский полицейский вежливо, чуть ли не извиняясь, проверил содержимое моей сумочки и футляра с камерой, одновременно задавая мне обязательные вопросы. Узнав, что я — еврейка из Соединенных Штатов, он поинтересовался, не собираюсь ли я молиться на Храмовой горе. Я заверила его, что не собираюсь. Он многозначительно попросил меня повторить мои заверения. Я повторила, и он меня пропустил.
Когда мой поход на Храмовую гору был уже позади, я поняла, что подсознательно ожидала чего-то похожего на Красную площадь: чужие, затаенно враждебные люди, служащие своему фальшивому богу, тщательно и с огромным вниманием к самым мелким деталям исполняя изощренные, бессмысленные ритуалы. В то же время меня не оставляло ощущение, что становиться на молитву раком было похабней, чем даже делать «хайль Гитлер» ногами. И в том и в другом несомненно присутствовала тайная издевка над идолом, но я не могла понять, до какой степени эта издевка была непреднамеренной. Я видела фотографии молящихся мусульманских толп, сделанные с птичьего полета, на которых ровные ряды стоящих на четвереньках людей выглядели так же не по-людски, как гусиный шаг почетного караула на Красной площади, хотя мусульманские массы, в отличие от кремлевских часовых, были похожи не на роботов, а, скорее, на колонию насекомых. Технология, как вы знаете, плохо сочетается с исламом. С другой стороны, незначительные отклонения от прямых линий обычно легко заметить и в массе согнанных на молитву мусульман и в пчелиных сотах.
На самом деле, то, что я увидела, взойдя по лестнице на Храмовую гору, ничего общего с Красной площадью не имело. Я увидела огромную плоскость, выложенную каменными плитами, над которой возвышались две знаменитые мечети. Тут и там были разбросаны здания помельче. Несколько скрюченных, подагрических олив росли чуть поодаль. По-видимому, эти оливы были расположены в стороне от маршрута, предписанного неверным, потому что, когда я попыталась подойти к одной из них поближе, чтобы сфотографировать, какой-то неприятный человек в штатском, но с пистолетом в висящей у него на поясе кобуре, подбежал ко мне и, схватив за рукав, поволок меня обратно, отчаянно ругаясь при этом по-арабски. Он явно не знал, что человека в принципе невозможно оскорбить на языке, которого он не понимает. Движимая ничем не замутненной ненавистью, я улыбнулась ему так, словно он приглашал меня на медленный танец, и он захлебнулся собственным визгом. Израильские солдаты в полной боевой выкладке, размещенные вдоль края площади, примыкавшего сверху к Стене плача, не проявили к моим приключениям почти никакого интереса, но, тем не менее, их присутствие существенно понизило уровень моего дискомфорта.
За исключением израильских солдат, вокруг меня не было абсолютно ничего, что могло бы понизить уровень моего дискомфорта. Место, где я находилась, было откровенно чужим, откровенно враждебным. Как Израиль мог допустить присутствие этой гниющей раны в самом своем сердце — уму непостижимо. Но я ожидала, что это место будет проникнуто враждебностью ко мне. Чего я никак не ожидала, это увидеть грязь на каменных плитах, которыми была вымощена площадь. Я не ожидала увидеть, как ветер гоняет над этими плитами обрывки газет и пластиковых пакетов. Я не ожидала увидеть стаи бродячих кошек, разгуливавших повсюду, словно хозяева Храмовой горы. Я не ожидала увидеть неопрятных стариков, сидящих тут и там на брошенных на землю ковриках; они ели что-то из газетных кульков и бросали объедки на землю, где к ним тут же сбегались и начинали свару кошки.
Третья важнейшая святыня ислама оказалась бесстыдно грязной. Явные знаки запустения были видны повсюду, и одно это делало все происходящее вокруг куда более чуждым, чем не только Красная площадь, но и любой зловещий ритуал в фильме про Индиану Джонса.
Я пересекла площадь, стараясь не отходить слишком далеко от солдат, и спустилась с Храмовой горы. Я оказалась на базаре в арабском квартале Старого города. Я собралась было сфотографировать расклады незнакомых мне яств, выставленных на продажу, но нестерпимая вонь гниющего мяса погнала меня прочь, и я решила, что видела достаточно Старого города для одного дня. Я вышла через Дамасские ворота, свернула налево и пошла вдоль стены в направлении Яффских ворот, от которых я знала дорогу до моего отеля. Не успела я пройти и пятидесяти метров, как стайка арабских детишек принялась кидать в меня камнями. Двое взрослых арабов прикрикнули на них, и шалуны разбежались, но в моей правой руке успело проснуться и долго не проходило томление по тяжести заряженного пистолета.
Все происходящее имеет какой-то смысл. Каков был смысл увиденного мною на Храмовой горе? Вопрос этот важен, даже если у нас нет на него ответа. Возможно, отсутствие ответа делает его еще более важным, потому что оно показывает, как мало мы знаем о наших смертельных врагах, мусульманах.
На самом деле, совсем не обязательно подниматься на Храмовую гору, чтобы увидеть запустение, там, где его, казалось бы, не следовало бы ожидать. Каждый, кто хоть раз был в Израиле, замечал контраст между еврейскими и арабскими городами, особенно разительный, когда два такие города расположены по соседству. Что бы ни врали антисионисты, оба города имеют совершенно одинаковый доступ ко всему, что нужно для процветания, от воды до образования. Чем объясняется этот контраст? В чем состоит его смысл?