Судя по тому, какое огромное значение мы придаем перспективам развития демократии на Ближнем Востоке, евреи и христиане произошли не от Сима, Хама и Иафета, а от этих семи пар ослов.
Мы ценим демократию так сильно, что не возражаем против отправки наших солдат на убой в далекую, никому не нужную страну. Давайте зададим сами себе вопрос: почему? Почему демократия так важна для нас, что любое предложение, какие бы блага оно не сулило, будет немедленно завалено, если его сочтут недемократичным? Вот почему. Общество развивается. Его законы должны меняться, отражая изменения, происшедшие в обществе. При этом неизбежно оказываются задетыми интересы людей, групп, классов. В результате возникают конфликты. Демократия — единственный известный нам способ разрешить эти конфликты, не прибегая к насилию и угнетению. (Как видно на примерах Гражданской войны и взрыва в Оклахома-сити, гарантии от насилия не дает даже демократия.) Мы любим демократию, потому что нам отвратительны насилие и угнетение.
Существуют общества, которые нашего отвращения не разделяют. В таких обществах насилие и угнетение являются нормой жизни. Каждый член такого общества является либо угнетателем, либо угнетенным, чаще всего — и тем и другим. Таковы, хотя и не в равной степени, все мусульманские страны. Таковы, в максимальной степени, все без исключения арабские страны. Почему мы думаем, что им нужна демократия? Какие у нас есть основания для оптимизма, не считая либерального предрассудка, который, пренебрегая глубочайшими культурными различиями, нагло утверждает, что, вопреки всем известным фактам, все люди в глубине души одинаковы и мечтают об одном и том же? У меня нет ответа на этот вопрос.
Что поставило демократизацию арабских стран во главу Американской внешней политики? 11 сентября 2001 года. Если бы у нашей администрации был выбор, они и это нападение оставили бы без ответа, как, начиная по крайней мере с 1979 года, каждая американская администрация трусливо оставляла без ответа каждый угон самолета, каждый захват заложников, каждую бомбежку посольства, каждый из многочисленных направленных против нас актов джихада. На сей раз однако атака произошла на нашей территории, и у администрации не было выбора. Существовала ли возможность ответить врагу конструктивно? Могли ли бы мы раз и навсегда покончить с войной, развязанной против нас злобными дикарями? Ответ на этот вопрос очевиден. Все, что от нас требовалось, это признать, что нападение на нас было одной из многих битв джихада, и что джихад является неотъемлемым атрибутом ислама. После чего следовало объявить ислам в США вне закона, закрыть все мечети, разогнать все мусульманские организации, вышвырнуть из страны всех мусульман-иностранцев, интернировать всех мусульман с американским гражданством и только после этого, покончив с внутренними врагами, думать о том, как поступить с внешними.
Замечу, что в Соединенных Штатах проживает множество людей, которые родились в мусульманских странах и иммигрировали в США, спасаясь от тирании исламских режимов. Их жизнь, их мечты действительно не так уж сильно отличаются от наших с вами. Я бы протестовала против любой попытки преследования этих людей. Но каждый правоверный мусульманин, в силу особенностей идеологии, которую он с религиозным пылом поддерживает, является врагом Соединенных Штатов. Они появляются в моей стране без приглашения, словно мусор, выброшенный прибоем на берег. Они фальшиво клянутся в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он представляет. Все их клятвы — чистой воды аль-таккийа. Они преданы только джихаду. Их цель — замена Конституции исламской тиранией. Ох, как нам следует беспокоиться о правоверных мусульманах!
К сожалению, либеральная мудрость провозгласила ислам «просто религией», и это автоматически делает наше беспокойство вопиюще недемократичным. И потому нам просто ничего не оставалось, кроме как вторгнуться в Афганистан и Ирак. Если вы сделаете из этого вывод, что у демократии есть свои недостатки, вы будете правы. Тем не менее, прежде, чем винить демократию, давайте пристально взглянем на самих себя.
Возьмите, к примеру, профессора Ворда Черчилля из университета штата Колорадо. Добрый профессор, как великое множество его коллег на всех уровнях американской системы просвещения, сделал себе карьеру открытой, злобной, неумной поддержкой врагов Соединенных Штатов. Но когда некоторые из его «трудов», восхваляющих атаку 11 сентября и утверждающих, что жертвы этой атаки, «маленькие геббельсы» по его выражению, заслуживали смерти, привлекли внимание общественности, то мало кому известный провинциальный подражатель Че Геваре вдруг обнаружил себя в эпицентре скандальной славы. Индейское племя, членством в котором Черчилль громко хвастался в течение многих лет, подлило масла в огонь, объявив, что ни сам подонок, ни его предки индейцами не были. Защищенный Первой поправкой к Конституции, анти-американский профессор свободен трепать языком, как ему вздумается, не боясь посадки или других преследований. Но когда президент университета упомянул, что гадкий профессор в скором будущем может быть уволен, тот твердо пообещал, что при малейшей попытке оставить его без работы он подаст на университет в суд и в результате несомненно станет владельцем всего университетского кампуса. Судья Наполитано, юрисконсульт «Fox News», подтвердил, что Первая поправка защищает не только свободу слова профессора Черчилля, но и его работу в университете.
Знаете ли вы, что говорится в Первой поправке? Она состоит из одного-единственного предложения. Вот оно:
Конгресс на может принимать законы, относяшиеся к установлению какой-либо религии или запрещающие свободной исповедование таковой, или ограничивающие свободу слова, или печати, или права людей на мирные собрания и обращение к правительству с петициями о рассмотрении жалоб.
Для того, чтобы посадить профессора за чисто словесную поддержку Осамы бин Ладена, конгресс США должен был бы принять закон, ограничивающий свободу слова, а это, вне всяких сомнений, было бы нарушением Первой поправки. Ворд Черчилль может смело плеваться ядом, не опасаясь преследований. Но где же написано, что Колорадский университет обязан ему за это платить? Допустим, вы наняли репетитора своему ребенку, чтобы подтянуть его по математике, а через неделю бедный ребенок жалуется, что, вместо математики, репетитор заставляет его зубрить наизусть «Капитал». Согласно Первой поправке, ваш репетитор не нарушил никаких законов. Но какой же закон запрещает вам его уволить за то, что он в оплаченное вами время делал совсем не то, за что вы ему платите? Какой закон обязывает вас подвергать ваших детей его тлетворному влиянию?
Как мы могли позволить нашим судьям так исказить нашу Конституцию?
Все это — проявление того же полезного идиотизма, который подвергает голубоволосых старушек, пытающихся сесть в самолет, подробному и заведомо бесполезному шмону, в то время как молодые, энергичные люди арабского вида с ненавистью в глазах и Бог знает чем в ручной клади, скользят через проверку к самолету легко и непринужденно, как когда-то скользила по льду Ирина Роднина. Это — проявление того же полезного идиотизма, которое побудило президента Буша начать войну с терроризмом с сенсационного объявления, что ислам является религией мира и, следовательно, не является нашим врагом. Вот, какого невероятного знатока ислама мы выбрали себе в президенты. Как будто у нас был выбор.
В какой момент наша война с терроризмом превратилась в войну за демократизацию Ближнего Востока? Это произошло, когда наши войска с невероятной легкостью разгромили две вражеские армии, и всем стало ясно, что, избавившись от Талибана и от Саддама, Соединенные Штаты ни не йоту не уменьшили угрозу мусульманского терроризма. По-русски, если без демагогии, это называется поражение. Как мы все знаем, признать поражение наш президент не мог: это означало бы для него политическую смерть. И тогда демократия на Ближнем Востоке стала искусственным светом в конце непроглядно темного туннеля.
Согласно одному не слишком научному опросу общественого мнения в Ираке, 62% опрошенных считают, что, благодаря нашей интервенции, их страна движется в правильном направлении. Даже если мы проигнорируем тот факт, что арабские представления о том, что правильно, а что — нет, катастрофически отличаются от наших с вами, я хочу спросить, с каких это пор мнение побежденных об исходе войны является приемлемым критерием оценки войны победителями? Из Соединенных Штатов исход этой все еще продолжающейся войны видится в гораздо менее радужном свете.
Мы потеряли больше полутора тысяч солдат убитыми. Приблизительно в 8 раз больше — около 12 тысяч — были ранены. Мы потратили на войну сотни миллиардов долларов, и потратим еще больше, прежде чем конец Бушева президентства ознаменует конец этой бесполезной войны.
Средства массовой информации создают искаженную картину войны, концентрируясь, главным образом, на воображаемых нарушениях нашимим войсками конвенций, которые не соблюдаются никем, кроме нас и Израиля. По интернету ходят неофициальные отчеты о героизме наших солдат и о том, как наша оккупация повышает жизненный уровень несчастных иракцев. Это все замечательно и великолепно, но что эта война дала американскому народу, кроме удвоившихся и все еще растущих цен на бензин?
Ничего. Абсолютно ничего.
Жизнь давным-давно опровергла теорию о том, что причины терроризма кроются в низком уровне жизни террористов. Следовательно, улучшение жизни иракцев не сделает нашу жизнь безопаснее. Что же мы делаем в Ираке? Для чего мы гробим наших солдат и выбрасываем на ветер сотни миллиардов долларов?
Ради демократии в Ираке? Если иракцы не хотят демократии, наши усилия ни к чему не приведут. Если иракцы хотят демократию, то пусть сами за нее борются и погибают. И если им очень хочется, чтобы мы им при этом помогли, то почему бы им не заплатить нам за нашу помощь? У них вполне хватит нефти, чтобы оплатить все наши расходы по их демократизации. Кроме того, существует интересная теория, утверждающая, что они будут нас ненавидеть, независимо от формы правления. Я готов принять это предположение как рабочую гипотезу. В конце концов, мы имеем дело с людьми, которые ненавидят евреев сильнее, чем любят собственных детей. Вы полагаете, что они ненавидят Америку меньше, чем Израиль? Если эта теория верна, я бы предпочла не поднимать их уровня жизни или, по крайней мере, не оплачивать этот совершенно не нужный мне подъем из своего кармана.
Как Ближний Восток отреагировал на новые веяния из Вашингтона? Хладнокровно. Муаммар Каддафи заверил мир, что «прямая демократия», которой его страна наслаждается с тех пор, как он пришел к власти, обладает рядом преимуществ перед конституционным и парламентским вариантами. Иран с презрением сообщил, что он уже установил «исламскую демократию», являющуюся высшей формой демократии, дозволенной Аллахом. Саудовская Аравия храбро шагнула в демократическое будущее, проведя местные выборы. Вот, небось, Осама испугался! А Хосни Мубарак, до сих пор регулярно переизбиравший сам себя, пообещал, что в следующих выборах будет участвовать не только он, но и другие кандидаты. Будет ли среди них его сын?
Несмотря на все героические усилия ближневосточных тиранов по демократизации Ближнего Востока, остается неразрешенным вопрос о принципиальной совместимости демократии и ислама. Есть мнение, например, что демократия невозможна без свободы религии, а свобода религии противоречит основным положениям ислама, и потому демократия и ислам несовместимы. Некоторые эксперты утверждают, что демократия невозможна без некоторого минимального уровня всеобщей порядочности, и, поскольку ни сам пророк, ни его ближайшее окружение этим редким качеством не обладали, а их последователи его до сих пор не приобрели, то потому демократия и ислам несовместимы. Существует также точка зрения, утверждающая, что демократия основана не столько на законах, сколько на традициях, и поскольку за все века существования ислама мусульмане таких традиций не выработали, то демократия и ислам несовместимы.
Есть также люди, самые сообразительные из всех, которые считают, что вопрос о совместимости демократии и ислама слишком важен, чтобы решать его посредством чистого теоретизирования. Они уверяют, что мы не узнаем ответа, пока не попробуем совместить демократию с исламом на практике. Эти люди совершено правы! К счастью, нам не нужно никакого специального оборудования для проведения такого эксперимента, потому что попытки совместить ислам с демократией неустанно проводятся в масштабах всей планеты вот уже два десятилетия, а то и дольше, хотя до недавнего времени мировая общественность не обращала на них внимания. Давайте посмотрим, как массивный приток мусульман повлиял на Западную Европу, которая вполне может считаться старейшим демократическим учреждением в мире.
Больше всего мусульман выбрало в качестве своего нового дома Францию, где они составлют 10% всего населения. При этом мусульмане составляют 50% всех заключенных, отбывающих во Франции наказания за насильственные преступления. Еще совсем недавно мирная Европа постепенно привыкает воспринимать убийства на религиозной почве как неизбежное зло. Групповые изнасилования, при которых жертву, по доброй мусульманской традиции, не лишают невинности, чтобы она могла потом выйти замуж, стали настолько обычным явлением, что даже «New York Times» посвятила им большую статью, умудрившись при этом ни разу не упомянуть религии насильников. В Голландии политические деятели, осмелившиеся возражать против катастрофической исламизации страны, вынуждены буквально уходить в подполье. Бельгийский город Антверпен контролируется не бельгийцами, а мусульманскими бандами.
«Убийства чести», является уникальной чертой мусульманской культуры. За последние 8 лет в Германии произошло 45 таких убийств. Шесть из них произошли за поседние полгода в Берлине. Последняя жертва погибла от рук родных братьев. В чем состояло ее преступление? Она отказалась носить головной платок и попыталась после 8 лет брака уйти от мужа. Ей было 23 года.
Где место демократии в этой кошмарной картине? Вот оно. Террористические организации открыто, не боясь ничего, действуют по всей Западной Европе. Чего же им бояться? Их защищает демократия.
Мусульманская иммиграция изменила Европу гораздо больше, чем все террористические акты против Соединенных Штатов изменили нашу страну. Между прочим, если вы не заметили, мусульмане в огромных количествах иммигрируют в США тоже. Они селятся на нашей земле и, защищенные нашей демократией, начинают подрывать ее изнутри.
Когда же мы наконец поймем, что никакие победы наших вооруженных сил на Ближнем Востоке не защитят нас от ни от аль-Каеды, ни от исламизации? Когда мы поймем, что все, что аль-Каеда в состоянии обрушить на нас, — не больше, чем дымовая завеса, цель которой — отвлечь наше внимание от продолжающегося вражеского вторжения? Когда мы поймем, что мирная бабушка в туго повязанном платке, терпеливо стоящая позади вас в очереди к кассе местного супермаркета, несет с собой такую разрушительную силу, о которой бин Ладен не может доже мечтать?
И если демократия на Ближнем Востоке действительно жизненно важна для Соединенных Штатов, то почему мы так упорно помогаем нашим врагам разрушить единственную демократическую страну этого региона?
Пол-акра и мул
Израиль
Глубокоуважаемые христиане!
Я — еврей, проживший среди вас всю свою жизнь. Некоторые из вас — мои ближайшие друзья. Некоторые из вас — мои возлюбленные родственники. Некоторые из вас — злобные антисемиты. Вы создали каждый язык, на котором я могу изъясняться. Вы сочинили большинство моих любимых книг. Вы написали большинство любимых мною полотен. Вы построили дома, в которых я жил, и машины, на которых я ездил. И даже большинство женщин, которых я любил в таком, казалось бы, еще недавнем прошлом, были христианками.
Много лет назад, когда я был молодым человеком, твердо уверенным, что мир устроен правильно, а населяющие его люди равны и мечтают об одном и том же, я попробовал пожить в мусульманской стране. Я многому там научился. Теперь я знаю, что люди равны только перед законом, причем только в тех немногих местах, где такой закон существует и соблюдается. Я знаю, что мечты многих людей страшнее наших самых страшных кошмаров. Главное же, я теперь знаю, насколько приятнее иметь дело с вами, мои дорогие христиане, чем с подавляющим большинством всех остальных представителей нашего с вами биологического вида. Так что когда христиане сделали мою жизнь в христианской стране, где я родился, невыносимой, я поехал жить в другую христианскую страну. Это произошло 23 года назад, но я до сих пор считаю, что это было второе самое правильное решение в моей жизни. Первым остается мое решение сделать предложение моей второй жене…
Я мог бы продолжать в этом ключе без конца. Вместо этого, я просто скажу: Я вас люблю.
Однако это письмо — не о любви. Оно посвящено гораздо более серьезным проблемам. Я пишу, чтобы поставить вас в известность, что вы передо мной в страшном долгу за две тысячи лет преследований и издевательств, которые продолжаются по сей день. Не трудитесь уверять меня, что ни один из вас ни разу не принял личного участия в погроме. Ни один из нас ни разу не принял личного участия в распятии (не считая четверти миллиона евреев, распятых римлянами на самой заре христианства), но наше личное неучастие еще ни разу не предотвратило ни одного погрома. Поэтому не удивляйтесь, если я откажусь считать ваше личное неучастие смягчающим вину обстоятельством.
Дальше — больше. Всё — абсолютно всё — в чем вы когда-либо обвиняли евреев, было ложью. Каждое, без единого исключения, обвинение, выдвинутое вами против моего народа в течение последних двух тысяч лет, было полной и абсолютной клеветой. Позвольте мне повторить, чтобы до вас лучше дошел смысл сказанного: Каждое, без единого исключения, обвинение, выдвинутое вами против моего народа в течение последних двух тысяч лет, было полной и абсолютной клеветой. Нет, мы не ангелы. Мы не безгрешны. Один золотой телец чего стоит. Но все наши коллективные грехи были нами совершены до христианства, до гибели Храма. Конечно, за последние двадцать веков отдельные несознательные евреи нарушали порой закон и совершали не вполне этичные поступки, хотя, как в абсолютных цифрах, так и в пересчете на душу населения, меньше, чем христиане. Но как народ, как община, мы невиновны совершенно ни в чем, что вы пытались нам пришить. Я знаю, что большинство христиан и кое-кто из евреев будут шокированы моим открытием и, возможно, откажутся мне поверить. Если вы разделяете их сомнения, то я приглашаю вас привести факты по делу. Приведите хотя бы один убедительный пример того, как мы травили колодцы, распространяли чуму, вызывали цунами, подмешивали кровь в тесто для мацы, писали «Протоколы», раздували статистику Холокоста, крали внутренние органы у арабских детишек, совершали акты агрессии или любые другие акты, который традиционно приводятся вами в оправдание ваших преступлений против моего народа. Например, попытайтесь доказать, что «палестинский народ» не является самой чудовищной антисемитской клеветой со времени окончания Второй Мировой войны. Если вам удастся меня опровергнуть, то я торжественно обещаю принять христианство. Но до тех пор, пока я все еще еврей, мое утверждение остается в силе: Мы — ваши невинные жертвы.
Не нравится? Придется пережить, потому что это — чистая правда.
Позвольте мне поделиться с вами историей, которая произошла со мной 25 лет назад в Москве. Мы с женой, которая в ту пору была на последнем месяце беременности, ехали куда-то в метро по своим делам. Народу в вагоне было сравнительно немного. Сесть было негде, но стоячих пассажиров, кроме нас двоих, почти не было. Одна из них, привлекательная, хорошо одетая женщина лет тридцати, а, может быть, моложе, стояла в двух-трех шагах от нас. Кто-то из сидевших прямо рядом с нами людей встал, и моя жена попыталась сесть на его место. Молодая женщина тридцати лет, а, может быть, моложе, набежала на нее и отбросила в сторону профессиональным хоккейным приемом. Я не преувеличиваю: если бы я ее не подхватил, она бы упала. Хоккеистка же тем временем с довольной улыбкой уселась на отвоеванное сиденье. Когда мужчина физически нападает на беременную женщину в присутствии ее мужа, он должен ожидать получения тяжких, возможно даже, фатальных телесных повреждений. Но что можно сделать женщине, напавшей на вашу беременную жену? Я беспомощно пролепетал:
— Вы что, не видите, что она беременна?
Хоккеистка ответила мне чистым, чуть ли не дикторским голосом, который, без усилия перекрыв все подземные шумы, прозвенел из конца в конец вагона:
— Жаль, что Гитлеру не дали вас всех прикончить, жиды-кровососы, — объявила она и, придав своему чудесному голосу оттенок лирической грусти, добавила: — Как было бы хорошо жить на планете, не отравленной вашей жидовской вонью.
Никто из пассажиров не среагировал. Все очень убедительно прикинулись слепыми и глухими. Мы с женой вышли на первой же остановке и дождались следующего поезда.
Представьте себе, у меня к этой женщине нет никаких претензий. Я ее никогда не видел ни до того, ни, слава Богу, после. Возможно, она была татаркой: татары — мусульмане и ненавидят евреев с чисто арабской страстью. Не исключено, что она была просто ненормальной в самом буквальном, медицинском смысле слова. Но вот слепоты и глухоты, внезапно поразившей наших случайных попутчиков, я до сих пор забыть не могу. У этого инцидента были десятки свидетелей. Я не ожидал, что кто-либо из них встанет грудью на защиту моей жены. Но я бы вспоминал этот эпизод совсем по-другому, если бы хоть один из десятков ехавших в этом вагоне людей сделал то, что любой минимально порядочный человек сделал бы в такой ситуации рефлекторно, не думая: уступил место беременной женщине, подвергшейся у него на глазах нападению. Я уверен, что эти люди повели бы себя иначе, будь мы с женой христианами, как они все. Но если бы мы были христианами, ничего этого не произошло бы.
Если у вас появится искушение объяснить этот эпизод различиями между неясными догмами российского православия и благородными канонами вашей собственной церкви, не трудитесь понапрасну. Случай, произошедший со мной в московском метро, продемонстрировал типичное поведение христиан по отношению к евреям. Дело не в том, что вы нас ненавидите — подавляющее большинство христиан никакой ненависти к нам не испытывают. Но разве возможно после двух тысяч лет злобной клеветы на нас не поверить собственной лжи хоть немножко? Вы уверяете нас, что у вас есть друзья-евреи. Наверное, есть. Но все-таки, кто убил Иисуса?
Давайте честно признаемся, что вы так и не простили и вряд ли когда-нибудь простите нас за совершенные вами против нас преступления. При этом мало кто из вас ненавидит нас настолько, чтобы мараться самому. Как правило, легко находятся энтузиасты, готовые это для вас сделать. Шестьдесят лет назад это были немцы. Сейчас это арабы. Благодаря их стараниям, ваши христианские руки остаются чистыми, как будто на них никогда не было еврейской крови. Как только вы покончите с наказанием устроителей следующего Холокоста, кто-нибудь охотно предложит свои услуги по устранению выживших евреев. Если, конечно, в этот раз будут выжившие.
Вот почему евреи никогда не будут в безопасности среди вас.
Восстановление (по вашей терминологии — «создание») Израиля позволило вам проявить ваш антисемитизм в максимально политически-корректной форме. Если вы в чем-то несогласны с правительством Израиля, у вас есть право его критиковать, не так ли? Особенно, если у вас есть друзья-евреи. В чем же тут антисемитизм? Недавно президент Буш назвал Израиль «молодой страной». Ему и в голову не пришло, что если Израиль — молодая, то есть, новая страна, то он был создан на чьей-то земле, и прежний, законный владелец этой земли имеет полное право отстаивать то, что ему принадлежит. Оговорка? Нет, политика.
Арабы объявили войну Израилю, как только ООН восстановила права Израиля на часть завещанной нам Богом земли. Что сделали христианские страны, чтовы воспрепятствовать до сих пор продолжающейся арабской агрессии против Израиля? Некоторые из них время от времени продают Израилю оружие. Соединенные Штаты блокируют большинство анти-израильских резолюций Совета Безопасности. Но каждый раз, когда арабы нападают на Израиль в открытую, Соединенные Штаты, дождавшись исхода войны, заставляют Израиль вернуть арабам все, что они потеряли, гарантируя тем самым, что из война против Израиля будет продолжаться. И все они, включая Соединенные Штаты, все более бесстыдно поддерживают арабов не только против Израиля, но и против своих собственных интересов.
Мы ценим демократию так сильно, что не возражаем против отправки наших солдат на убой в далекую, никому не нужную страну. Давайте зададим сами себе вопрос: почему? Почему демократия так важна для нас, что любое предложение, какие бы блага оно не сулило, будет немедленно завалено, если его сочтут недемократичным? Вот почему. Общество развивается. Его законы должны меняться, отражая изменения, происшедшие в обществе. При этом неизбежно оказываются задетыми интересы людей, групп, классов. В результате возникают конфликты. Демократия — единственный известный нам способ разрешить эти конфликты, не прибегая к насилию и угнетению. (Как видно на примерах Гражданской войны и взрыва в Оклахома-сити, гарантии от насилия не дает даже демократия.) Мы любим демократию, потому что нам отвратительны насилие и угнетение.
Существуют общества, которые нашего отвращения не разделяют. В таких обществах насилие и угнетение являются нормой жизни. Каждый член такого общества является либо угнетателем, либо угнетенным, чаще всего — и тем и другим. Таковы, хотя и не в равной степени, все мусульманские страны. Таковы, в максимальной степени, все без исключения арабские страны. Почему мы думаем, что им нужна демократия? Какие у нас есть основания для оптимизма, не считая либерального предрассудка, который, пренебрегая глубочайшими культурными различиями, нагло утверждает, что, вопреки всем известным фактам, все люди в глубине души одинаковы и мечтают об одном и том же? У меня нет ответа на этот вопрос.
Что поставило демократизацию арабских стран во главу Американской внешней политики? 11 сентября 2001 года. Если бы у нашей администрации был выбор, они и это нападение оставили бы без ответа, как, начиная по крайней мере с 1979 года, каждая американская администрация трусливо оставляла без ответа каждый угон самолета, каждый захват заложников, каждую бомбежку посольства, каждый из многочисленных направленных против нас актов джихада. На сей раз однако атака произошла на нашей территории, и у администрации не было выбора. Существовала ли возможность ответить врагу конструктивно? Могли ли бы мы раз и навсегда покончить с войной, развязанной против нас злобными дикарями? Ответ на этот вопрос очевиден. Все, что от нас требовалось, это признать, что нападение на нас было одной из многих битв джихада, и что джихад является неотъемлемым атрибутом ислама. После чего следовало объявить ислам в США вне закона, закрыть все мечети, разогнать все мусульманские организации, вышвырнуть из страны всех мусульман-иностранцев, интернировать всех мусульман с американским гражданством и только после этого, покончив с внутренними врагами, думать о том, как поступить с внешними.
Замечу, что в Соединенных Штатах проживает множество людей, которые родились в мусульманских странах и иммигрировали в США, спасаясь от тирании исламских режимов. Их жизнь, их мечты действительно не так уж сильно отличаются от наших с вами. Я бы протестовала против любой попытки преследования этих людей. Но каждый правоверный мусульманин, в силу особенностей идеологии, которую он с религиозным пылом поддерживает, является врагом Соединенных Штатов. Они появляются в моей стране без приглашения, словно мусор, выброшенный прибоем на берег. Они фальшиво клянутся в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он представляет. Все их клятвы — чистой воды аль-таккийа. Они преданы только джихаду. Их цель — замена Конституции исламской тиранией. Ох, как нам следует беспокоиться о правоверных мусульманах!
К сожалению, либеральная мудрость провозгласила ислам «просто религией», и это автоматически делает наше беспокойство вопиюще недемократичным. И потому нам просто ничего не оставалось, кроме как вторгнуться в Афганистан и Ирак. Если вы сделаете из этого вывод, что у демократии есть свои недостатки, вы будете правы. Тем не менее, прежде, чем винить демократию, давайте пристально взглянем на самих себя.
Возьмите, к примеру, профессора Ворда Черчилля из университета штата Колорадо. Добрый профессор, как великое множество его коллег на всех уровнях американской системы просвещения, сделал себе карьеру открытой, злобной, неумной поддержкой врагов Соединенных Штатов. Но когда некоторые из его «трудов», восхваляющих атаку 11 сентября и утверждающих, что жертвы этой атаки, «маленькие геббельсы» по его выражению, заслуживали смерти, привлекли внимание общественности, то мало кому известный провинциальный подражатель Че Геваре вдруг обнаружил себя в эпицентре скандальной славы. Индейское племя, членством в котором Черчилль громко хвастался в течение многих лет, подлило масла в огонь, объявив, что ни сам подонок, ни его предки индейцами не были. Защищенный Первой поправкой к Конституции, анти-американский профессор свободен трепать языком, как ему вздумается, не боясь посадки или других преследований. Но когда президент университета упомянул, что гадкий профессор в скором будущем может быть уволен, тот твердо пообещал, что при малейшей попытке оставить его без работы он подаст на университет в суд и в результате несомненно станет владельцем всего университетского кампуса. Судья Наполитано, юрисконсульт «Fox News», подтвердил, что Первая поправка защищает не только свободу слова профессора Черчилля, но и его работу в университете.
Знаете ли вы, что говорится в Первой поправке? Она состоит из одного-единственного предложения. Вот оно:
Конгресс на может принимать законы, относяшиеся к установлению какой-либо религии или запрещающие свободной исповедование таковой, или ограничивающие свободу слова, или печати, или права людей на мирные собрания и обращение к правительству с петициями о рассмотрении жалоб.
Для того, чтобы посадить профессора за чисто словесную поддержку Осамы бин Ладена, конгресс США должен был бы принять закон, ограничивающий свободу слова, а это, вне всяких сомнений, было бы нарушением Первой поправки. Ворд Черчилль может смело плеваться ядом, не опасаясь преследований. Но где же написано, что Колорадский университет обязан ему за это платить? Допустим, вы наняли репетитора своему ребенку, чтобы подтянуть его по математике, а через неделю бедный ребенок жалуется, что, вместо математики, репетитор заставляет его зубрить наизусть «Капитал». Согласно Первой поправке, ваш репетитор не нарушил никаких законов. Но какой же закон запрещает вам его уволить за то, что он в оплаченное вами время делал совсем не то, за что вы ему платите? Какой закон обязывает вас подвергать ваших детей его тлетворному влиянию?
Как мы могли позволить нашим судьям так исказить нашу Конституцию?
Все это — проявление того же полезного идиотизма, который подвергает голубоволосых старушек, пытающихся сесть в самолет, подробному и заведомо бесполезному шмону, в то время как молодые, энергичные люди арабского вида с ненавистью в глазах и Бог знает чем в ручной клади, скользят через проверку к самолету легко и непринужденно, как когда-то скользила по льду Ирина Роднина. Это — проявление того же полезного идиотизма, которое побудило президента Буша начать войну с терроризмом с сенсационного объявления, что ислам является религией мира и, следовательно, не является нашим врагом. Вот, какого невероятного знатока ислама мы выбрали себе в президенты. Как будто у нас был выбор.
В какой момент наша война с терроризмом превратилась в войну за демократизацию Ближнего Востока? Это произошло, когда наши войска с невероятной легкостью разгромили две вражеские армии, и всем стало ясно, что, избавившись от Талибана и от Саддама, Соединенные Штаты ни не йоту не уменьшили угрозу мусульманского терроризма. По-русски, если без демагогии, это называется поражение. Как мы все знаем, признать поражение наш президент не мог: это означало бы для него политическую смерть. И тогда демократия на Ближнем Востоке стала искусственным светом в конце непроглядно темного туннеля.
Согласно одному не слишком научному опросу общественого мнения в Ираке, 62% опрошенных считают, что, благодаря нашей интервенции, их страна движется в правильном направлении. Даже если мы проигнорируем тот факт, что арабские представления о том, что правильно, а что — нет, катастрофически отличаются от наших с вами, я хочу спросить, с каких это пор мнение побежденных об исходе войны является приемлемым критерием оценки войны победителями? Из Соединенных Штатов исход этой все еще продолжающейся войны видится в гораздо менее радужном свете.
Мы потеряли больше полутора тысяч солдат убитыми. Приблизительно в 8 раз больше — около 12 тысяч — были ранены. Мы потратили на войну сотни миллиардов долларов, и потратим еще больше, прежде чем конец Бушева президентства ознаменует конец этой бесполезной войны.
Средства массовой информации создают искаженную картину войны, концентрируясь, главным образом, на воображаемых нарушениях нашимим войсками конвенций, которые не соблюдаются никем, кроме нас и Израиля. По интернету ходят неофициальные отчеты о героизме наших солдат и о том, как наша оккупация повышает жизненный уровень несчастных иракцев. Это все замечательно и великолепно, но что эта война дала американскому народу, кроме удвоившихся и все еще растущих цен на бензин?
Ничего. Абсолютно ничего.
Жизнь давным-давно опровергла теорию о том, что причины терроризма кроются в низком уровне жизни террористов. Следовательно, улучшение жизни иракцев не сделает нашу жизнь безопаснее. Что же мы делаем в Ираке? Для чего мы гробим наших солдат и выбрасываем на ветер сотни миллиардов долларов?
Ради демократии в Ираке? Если иракцы не хотят демократии, наши усилия ни к чему не приведут. Если иракцы хотят демократию, то пусть сами за нее борются и погибают. И если им очень хочется, чтобы мы им при этом помогли, то почему бы им не заплатить нам за нашу помощь? У них вполне хватит нефти, чтобы оплатить все наши расходы по их демократизации. Кроме того, существует интересная теория, утверждающая, что они будут нас ненавидеть, независимо от формы правления. Я готов принять это предположение как рабочую гипотезу. В конце концов, мы имеем дело с людьми, которые ненавидят евреев сильнее, чем любят собственных детей. Вы полагаете, что они ненавидят Америку меньше, чем Израиль? Если эта теория верна, я бы предпочла не поднимать их уровня жизни или, по крайней мере, не оплачивать этот совершенно не нужный мне подъем из своего кармана.
Как Ближний Восток отреагировал на новые веяния из Вашингтона? Хладнокровно. Муаммар Каддафи заверил мир, что «прямая демократия», которой его страна наслаждается с тех пор, как он пришел к власти, обладает рядом преимуществ перед конституционным и парламентским вариантами. Иран с презрением сообщил, что он уже установил «исламскую демократию», являющуюся высшей формой демократии, дозволенной Аллахом. Саудовская Аравия храбро шагнула в демократическое будущее, проведя местные выборы. Вот, небось, Осама испугался! А Хосни Мубарак, до сих пор регулярно переизбиравший сам себя, пообещал, что в следующих выборах будет участвовать не только он, но и другие кандидаты. Будет ли среди них его сын?
Несмотря на все героические усилия ближневосточных тиранов по демократизации Ближнего Востока, остается неразрешенным вопрос о принципиальной совместимости демократии и ислама. Есть мнение, например, что демократия невозможна без свободы религии, а свобода религии противоречит основным положениям ислама, и потому демократия и ислам несовместимы. Некоторые эксперты утверждают, что демократия невозможна без некоторого минимального уровня всеобщей порядочности, и, поскольку ни сам пророк, ни его ближайшее окружение этим редким качеством не обладали, а их последователи его до сих пор не приобрели, то потому демократия и ислам несовместимы. Существует также точка зрения, утверждающая, что демократия основана не столько на законах, сколько на традициях, и поскольку за все века существования ислама мусульмане таких традиций не выработали, то демократия и ислам несовместимы.
Есть также люди, самые сообразительные из всех, которые считают, что вопрос о совместимости демократии и ислама слишком важен, чтобы решать его посредством чистого теоретизирования. Они уверяют, что мы не узнаем ответа, пока не попробуем совместить демократию с исламом на практике. Эти люди совершено правы! К счастью, нам не нужно никакого специального оборудования для проведения такого эксперимента, потому что попытки совместить ислам с демократией неустанно проводятся в масштабах всей планеты вот уже два десятилетия, а то и дольше, хотя до недавнего времени мировая общественность не обращала на них внимания. Давайте посмотрим, как массивный приток мусульман повлиял на Западную Европу, которая вполне может считаться старейшим демократическим учреждением в мире.
Больше всего мусульман выбрало в качестве своего нового дома Францию, где они составлют 10% всего населения. При этом мусульмане составляют 50% всех заключенных, отбывающих во Франции наказания за насильственные преступления. Еще совсем недавно мирная Европа постепенно привыкает воспринимать убийства на религиозной почве как неизбежное зло. Групповые изнасилования, при которых жертву, по доброй мусульманской традиции, не лишают невинности, чтобы она могла потом выйти замуж, стали настолько обычным явлением, что даже «New York Times» посвятила им большую статью, умудрившись при этом ни разу не упомянуть религии насильников. В Голландии политические деятели, осмелившиеся возражать против катастрофической исламизации страны, вынуждены буквально уходить в подполье. Бельгийский город Антверпен контролируется не бельгийцами, а мусульманскими бандами.
«Убийства чести», является уникальной чертой мусульманской культуры. За последние 8 лет в Германии произошло 45 таких убийств. Шесть из них произошли за поседние полгода в Берлине. Последняя жертва погибла от рук родных братьев. В чем состояло ее преступление? Она отказалась носить головной платок и попыталась после 8 лет брака уйти от мужа. Ей было 23 года.
Где место демократии в этой кошмарной картине? Вот оно. Террористические организации открыто, не боясь ничего, действуют по всей Западной Европе. Чего же им бояться? Их защищает демократия.
Мусульманская иммиграция изменила Европу гораздо больше, чем все террористические акты против Соединенных Штатов изменили нашу страну. Между прочим, если вы не заметили, мусульмане в огромных количествах иммигрируют в США тоже. Они селятся на нашей земле и, защищенные нашей демократией, начинают подрывать ее изнутри.
Когда же мы наконец поймем, что никакие победы наших вооруженных сил на Ближнем Востоке не защитят нас от ни от аль-Каеды, ни от исламизации? Когда мы поймем, что все, что аль-Каеда в состоянии обрушить на нас, — не больше, чем дымовая завеса, цель которой — отвлечь наше внимание от продолжающегося вражеского вторжения? Когда мы поймем, что мирная бабушка в туго повязанном платке, терпеливо стоящая позади вас в очереди к кассе местного супермаркета, несет с собой такую разрушительную силу, о которой бин Ладен не может доже мечтать?
И если демократия на Ближнем Востоке действительно жизненно важна для Соединенных Штатов, то почему мы так упорно помогаем нашим врагам разрушить единственную демократическую страну этого региона?
Пол-акра и мул
Глубокоуважаемые христиане!
Я — еврей, проживший среди вас всю свою жизнь. Некоторые из вас — мои ближайшие друзья. Некоторые из вас — мои возлюбленные родственники. Некоторые из вас — злобные антисемиты. Вы создали каждый язык, на котором я могу изъясняться. Вы сочинили большинство моих любимых книг. Вы написали большинство любимых мною полотен. Вы построили дома, в которых я жил, и машины, на которых я ездил. И даже большинство женщин, которых я любил в таком, казалось бы, еще недавнем прошлом, были христианками.
Много лет назад, когда я был молодым человеком, твердо уверенным, что мир устроен правильно, а населяющие его люди равны и мечтают об одном и том же, я попробовал пожить в мусульманской стране. Я многому там научился. Теперь я знаю, что люди равны только перед законом, причем только в тех немногих местах, где такой закон существует и соблюдается. Я знаю, что мечты многих людей страшнее наших самых страшных кошмаров. Главное же, я теперь знаю, насколько приятнее иметь дело с вами, мои дорогие христиане, чем с подавляющим большинством всех остальных представителей нашего с вами биологического вида. Так что когда христиане сделали мою жизнь в христианской стране, где я родился, невыносимой, я поехал жить в другую христианскую страну. Это произошло 23 года назад, но я до сих пор считаю, что это было второе самое правильное решение в моей жизни. Первым остается мое решение сделать предложение моей второй жене…
Я мог бы продолжать в этом ключе без конца. Вместо этого, я просто скажу: Я вас люблю.
Однако это письмо — не о любви. Оно посвящено гораздо более серьезным проблемам. Я пишу, чтобы поставить вас в известность, что вы передо мной в страшном долгу за две тысячи лет преследований и издевательств, которые продолжаются по сей день. Не трудитесь уверять меня, что ни один из вас ни разу не принял личного участия в погроме. Ни один из нас ни разу не принял личного участия в распятии (не считая четверти миллиона евреев, распятых римлянами на самой заре христианства), но наше личное неучастие еще ни разу не предотвратило ни одного погрома. Поэтому не удивляйтесь, если я откажусь считать ваше личное неучастие смягчающим вину обстоятельством.
Дальше — больше. Всё — абсолютно всё — в чем вы когда-либо обвиняли евреев, было ложью. Каждое, без единого исключения, обвинение, выдвинутое вами против моего народа в течение последних двух тысяч лет, было полной и абсолютной клеветой. Позвольте мне повторить, чтобы до вас лучше дошел смысл сказанного: Каждое, без единого исключения, обвинение, выдвинутое вами против моего народа в течение последних двух тысяч лет, было полной и абсолютной клеветой. Нет, мы не ангелы. Мы не безгрешны. Один золотой телец чего стоит. Но все наши коллективные грехи были нами совершены до христианства, до гибели Храма. Конечно, за последние двадцать веков отдельные несознательные евреи нарушали порой закон и совершали не вполне этичные поступки, хотя, как в абсолютных цифрах, так и в пересчете на душу населения, меньше, чем христиане. Но как народ, как община, мы невиновны совершенно ни в чем, что вы пытались нам пришить. Я знаю, что большинство христиан и кое-кто из евреев будут шокированы моим открытием и, возможно, откажутся мне поверить. Если вы разделяете их сомнения, то я приглашаю вас привести факты по делу. Приведите хотя бы один убедительный пример того, как мы травили колодцы, распространяли чуму, вызывали цунами, подмешивали кровь в тесто для мацы, писали «Протоколы», раздували статистику Холокоста, крали внутренние органы у арабских детишек, совершали акты агрессии или любые другие акты, который традиционно приводятся вами в оправдание ваших преступлений против моего народа. Например, попытайтесь доказать, что «палестинский народ» не является самой чудовищной антисемитской клеветой со времени окончания Второй Мировой войны. Если вам удастся меня опровергнуть, то я торжественно обещаю принять христианство. Но до тех пор, пока я все еще еврей, мое утверждение остается в силе: Мы — ваши невинные жертвы.
Не нравится? Придется пережить, потому что это — чистая правда.
Позвольте мне поделиться с вами историей, которая произошла со мной 25 лет назад в Москве. Мы с женой, которая в ту пору была на последнем месяце беременности, ехали куда-то в метро по своим делам. Народу в вагоне было сравнительно немного. Сесть было негде, но стоячих пассажиров, кроме нас двоих, почти не было. Одна из них, привлекательная, хорошо одетая женщина лет тридцати, а, может быть, моложе, стояла в двух-трех шагах от нас. Кто-то из сидевших прямо рядом с нами людей встал, и моя жена попыталась сесть на его место. Молодая женщина тридцати лет, а, может быть, моложе, набежала на нее и отбросила в сторону профессиональным хоккейным приемом. Я не преувеличиваю: если бы я ее не подхватил, она бы упала. Хоккеистка же тем временем с довольной улыбкой уселась на отвоеванное сиденье. Когда мужчина физически нападает на беременную женщину в присутствии ее мужа, он должен ожидать получения тяжких, возможно даже, фатальных телесных повреждений. Но что можно сделать женщине, напавшей на вашу беременную жену? Я беспомощно пролепетал:
— Вы что, не видите, что она беременна?
Хоккеистка ответила мне чистым, чуть ли не дикторским голосом, который, без усилия перекрыв все подземные шумы, прозвенел из конца в конец вагона:
— Жаль, что Гитлеру не дали вас всех прикончить, жиды-кровососы, — объявила она и, придав своему чудесному голосу оттенок лирической грусти, добавила: — Как было бы хорошо жить на планете, не отравленной вашей жидовской вонью.
Никто из пассажиров не среагировал. Все очень убедительно прикинулись слепыми и глухими. Мы с женой вышли на первой же остановке и дождались следующего поезда.
Представьте себе, у меня к этой женщине нет никаких претензий. Я ее никогда не видел ни до того, ни, слава Богу, после. Возможно, она была татаркой: татары — мусульмане и ненавидят евреев с чисто арабской страстью. Не исключено, что она была просто ненормальной в самом буквальном, медицинском смысле слова. Но вот слепоты и глухоты, внезапно поразившей наших случайных попутчиков, я до сих пор забыть не могу. У этого инцидента были десятки свидетелей. Я не ожидал, что кто-либо из них встанет грудью на защиту моей жены. Но я бы вспоминал этот эпизод совсем по-другому, если бы хоть один из десятков ехавших в этом вагоне людей сделал то, что любой минимально порядочный человек сделал бы в такой ситуации рефлекторно, не думая: уступил место беременной женщине, подвергшейся у него на глазах нападению. Я уверен, что эти люди повели бы себя иначе, будь мы с женой христианами, как они все. Но если бы мы были христианами, ничего этого не произошло бы.
Если у вас появится искушение объяснить этот эпизод различиями между неясными догмами российского православия и благородными канонами вашей собственной церкви, не трудитесь понапрасну. Случай, произошедший со мной в московском метро, продемонстрировал типичное поведение христиан по отношению к евреям. Дело не в том, что вы нас ненавидите — подавляющее большинство христиан никакой ненависти к нам не испытывают. Но разве возможно после двух тысяч лет злобной клеветы на нас не поверить собственной лжи хоть немножко? Вы уверяете нас, что у вас есть друзья-евреи. Наверное, есть. Но все-таки, кто убил Иисуса?
Давайте честно признаемся, что вы так и не простили и вряд ли когда-нибудь простите нас за совершенные вами против нас преступления. При этом мало кто из вас ненавидит нас настолько, чтобы мараться самому. Как правило, легко находятся энтузиасты, готовые это для вас сделать. Шестьдесят лет назад это были немцы. Сейчас это арабы. Благодаря их стараниям, ваши христианские руки остаются чистыми, как будто на них никогда не было еврейской крови. Как только вы покончите с наказанием устроителей следующего Холокоста, кто-нибудь охотно предложит свои услуги по устранению выживших евреев. Если, конечно, в этот раз будут выжившие.
Вот почему евреи никогда не будут в безопасности среди вас.
Восстановление (по вашей терминологии — «создание») Израиля позволило вам проявить ваш антисемитизм в максимально политически-корректной форме. Если вы в чем-то несогласны с правительством Израиля, у вас есть право его критиковать, не так ли? Особенно, если у вас есть друзья-евреи. В чем же тут антисемитизм? Недавно президент Буш назвал Израиль «молодой страной». Ему и в голову не пришло, что если Израиль — молодая, то есть, новая страна, то он был создан на чьей-то земле, и прежний, законный владелец этой земли имеет полное право отстаивать то, что ему принадлежит. Оговорка? Нет, политика.
Арабы объявили войну Израилю, как только ООН восстановила права Израиля на часть завещанной нам Богом земли. Что сделали христианские страны, чтовы воспрепятствовать до сих пор продолжающейся арабской агрессии против Израиля? Некоторые из них время от времени продают Израилю оружие. Соединенные Штаты блокируют большинство анти-израильских резолюций Совета Безопасности. Но каждый раз, когда арабы нападают на Израиль в открытую, Соединенные Штаты, дождавшись исхода войны, заставляют Израиль вернуть арабам все, что они потеряли, гарантируя тем самым, что из война против Израиля будет продолжаться. И все они, включая Соединенные Штаты, все более бесстыдно поддерживают арабов не только против Израиля, но и против своих собственных интересов.