Пассажир открыл дверь, и, выбравшись из машины, прямиком направился к двери, над которой горела, мерцая и подрагивая, вывеска: "Городской морг".
- Мужик! А платить? - встрепенулся Арбатский.
- Потом, - не оборачиваясь, бросил тот через плечо.
- Когда, потом? - возмутился литератор.
- Когда вернусь.
Он открыл дверь и исчез в темном провале проема, заставив застрять еще в горле запоздавший вопль: "Мы так не договаривались! "
Арбатский громко выругался, хлопнув с досады кулаком по рулю. Торчи теперь здесь до опупения, жди, когда он с медэкспертами разберется. Заплатить-то он заплатит, никуда не денется, но на простоях калыма не бывает. Больше клиентов - больше денег, закон известный всем калымящим за баранкой.
Где-то неподалеку завыла собака. Жутко как-то завыла, будто в последний раз. Владимир зябко поежился, поднял до упора стекло. Затем, подумав, закрыл двери на фиксаторы.
Одиноко раскачивался под порывами ветра тусклый, наверняка обсиженный мухами, фонарь. Дальше улица тонула в полном мраке.
"Бред какой-то, - подумал Арбатский, неуверенно опуская стекло и вытаскивая из нагрудного кармана сигарету. - Ну темно. На то она и ночь, чтобы было темно. Ну, собака завыла, на то она и соба..."
Разом погасли и фонарь, и вывеска над моргом. Арбатский поперхнулся дымом, резко пульнул сигарету через окно, и лихорадочно начал вращать рукоятку стеклоподъемника. Только теперь он понял, что в морге не горело ни одно окно. Да разве только в морге! Вряд ли все на этой улице укладываются спать с петухами. Владимир посмотрел на часы. Почти два. Самый пик музыкальных телевизионных программ и прочей порнухи.
Рука сама по себе стала тянутся к ключу от замка зажигания, но голова дала ей отбой. "Он тебе должен пятьсот рублей, - напомнила она, - а это, как ни крути, десять баксов. Подарить этому козлу десять зелененьких! Да за это можно весь морг на уши поставить... из гроба вытащить, но заставить расплатиться. Он ведь не на того напоролся? Правда? "
Арбатский решительно открыл дверцу, громко, чтобы ВСЕ услышали, захлопнул ее за собой и уверенным шагом направился к входу в морг.
Тяжелая деревянная дверь противно заскрипела под его напором. "Могли б и петли смазать, - подумал Владимир и тут же осадил себя. - Господи, о чем это я?.."
За порогом ждала тьма еще более беспросветная, чем на улице. Решительность куда-то испарилась, и рыболовным крючком в мозг впился страх. Но Арбатский вновь вспомнил зеленовато-белый портрет президента Гамильтона в три четверти и решительно сделал первый шаг. Под ногами заскрипела половица и все. Ничего не произошло. Не выперся из-за угла Фредди Крюгер со своими коготками, да и покойничков что-то, он не разглядел, как ни пытался. Тогда Владимир сделал второй шаг. Сзади с треском и грохотом, от которого самому можно стать покойником, захлопнулась дверь.
"Это сквозняк, - попытался успокоить себя Арбатский, дрожащей рукой вытирая со лба испарину, - это просто сквозняк. В моргах это обычное дело, так сказать, для лучшей вентиляции".
Третий шаг он делал минут пять. Вернее, само движение заняло две секунды, остальное время ушло на слабые уговоры и сильные воспоминания о хрустящей рифленой бумажке. Но зато, когда он сделал этот шаг, то увидел свет. Оказывается, от главного коридора ответвлялся еще один, заканчивающийся дверью. И именно из-под этой двери пробивалась яркая полоска. Арбатский облегченно вздохнул и двинулся прочь из сумерек.
За дверью оказались глаза налитые кровью и совершенно мутные. Они принадлежали красноносому, худощавому старичку, нависшему над полупустой поллитровкой.
- Ик! - первое, что сказал он вошедшему литератору.
- И вам здрасьте, - ответил Владимир.
- Ты кто, ик?
- Таксист, - решил не вдаваться в подробности Арбатский.
- Я, ик, не вызывал, ик, твою побери.
- Я знаю, - присаживаясь на краешек стула, ответствовал молодой писатель. - Я тут мужика одного до вашего заведения подвез. А он не расплатился, велел ждать. Да вот запропал куда-то, я и решил поискать.
- Нету здеся никого, окромя трупов. Но те на такси не катаются.
- Нет, вы что-то путаете, - покачал головой Арбатский. - Я точно знаю, что он зашел сюда.
- Вперед ногами? - захихикал старичок, наливая в какую-то мензурку прозрачную жидкость.
- Может, вы не в курсе? - с надеждой в голосе спросил Владимир.
- Это я не в курсе? Это я-то? - разволновался старичок. - Да я в этом морге родился, может быть. Я в этом морге, быть может, и помру.
- Как это родились?
- А вот так. Здеся до революции родильное отделение было. Это уж при советской власти-то покойничков тутоньки решили паковать, заместо, значица, новорожденных.
- Да-м-м,- протянул Арбатский.
- Вот то-то. Пить будешь?
Искушение было сильным, но Владимир заставил себя сдержаться. Одно дело проснуться после пьянки в родном Доме литераторов, а другое - в морге. Да еще, не приведи господь, с номерком на ноге...
- Не могу, батя. Я за баранкой, - нашел выход Арбатский.
- Ну, как знаешь. А здеся никого не было. Окромя новопреставленных, конечно. Но те не буйные, по городу не шастают, на таксе не раскатывают.
- Нет, дед. Тут что-то не так. Я точно знаю, что тот тип сюда заходил. Может, ты задремал малость, вот и проворонил.
- Не веришь, да? - возмущенно воскликнул старик. - Пошли. Сам убедишься. Да пошли-пошли, не дрейфь. Вдвоем не так страшно.
Арбатский подозрительно покосился на сторожа, но все же двинул вслед за ним. Снова на него накатило что-то черное и липкое. И зачем деду понадобилось бросать последнюю фразу?
В коридоре сторожа стало трясти. Сильно трясти. От пьянки ли? Тусклый свет лампочек, включенных провожатым, с трудом разгонял коридорную мглу. Грохот шагов эхом разносился по моргу, предупреждая всякого о приближении.
"Нет, ну зачем мне сдались эти десять баксов? - размышлял Арбатский, нервно покусывая губу, - Жадюга. Плюнул бы десять раз, так нет, поперло. О, Господи, сохрани и помилуй. Если эти деньги верну - отнесу в церковь или нищим раздам. Век света не видать".
Старик остановился впереди, достал невесть откуда связку амбарных ключей, щелкнул замок, а затем выключатель.
В голубом неоново-потустороннем свете Владимир увидел огромную комнату, заставленную до потолка морозильными саркофагами.
- Ого! - не сдержался он, присвистнув. - А я думал у вас, по старинке, трупы по полочкам разложены.
- Американцы расстарались. Гуманитарную помощь прислали. Для покойничков, - хихикнул старичок.
Арбатский огляделся. Пассажира, разумеется, здесь не было.
- Ты прав, старик, - вздохнул Владимир. - Испарился мой должник, ищи теперь - не найдешь.
И он уже собрался было покинуть это мрачное хранилище мертвых тел, испытывая, как ни странно, огромное облегчение, как вдруг увидел вешалку и на ней - черный костюмчик и до боли знакомую старомодную шляпу.
- А это что? - с подозрением взглянув на сторожа, спросил Арбатский.
- Ах, это, - всплеснул руками старичок. - Это Феодосия Харламповича. Как же я запамятовал?
Уверенным шагом он направился к саркофагам, а Владимир медленно попятился к двери, чувствуя, как леденеет кровь в жилах. Старик тем временем резко выдвинул платформу одного из саркофагов. На ней лежал труп.
- Этот? - спросил сторож.
От охватившего его ужаса, Арбатский не мог вымолвить и слова, беззвучно открывая и закрывая рот, будто рыба, выброшенная на берег, причем, прямехонько на сковородку.
- Ты подь сюда, издалека не разглядишь ведь. Да не боись, он не кусается.
Словно на ходулях, Владимир двинулся вперед, совершенно не соображая, что делает. Сейчас он должен был бежать по коридору подальше от этого страшного места, вопя во все горло и не разбирая дороги, но Арбатский, как баран идущий на бойню, шел опознавать мертвяка, час назад катавшегося на его машине.
- Он? - спросил сторож, но мог и не спрашивать.
Владимир давно уже видел, что это - его нерасплатившийся пассажир.
- Как же так? - сквозь клацающие зубы выдавил Арбатский из себя.- Так ведь не быва...
В этот миг труп открыл глаза.
С диким воплем любитель закалымить ломанулся к двери. Но уйти ему не дали.
В дверях стоял еще один труп, тощий и лохматый.
- Так! - заорал он.- И что здесь происходит?
Сжавшись в комок, Арбатский присел, закрывая голову руками.
- А это кто? - труп взмахнул рукой, указывая на него.
- Таксист, - с тоской в голосе ответил сторож.
- Так это ваша машина стоит у входа?
Литератор с трудом опустил голову. Получилось что-то вроде слабого кивка.
- А это что? - продолжал буйствовать труп. - Морозилку починили?
- H-н-нет, - заикаясь, ответил старичок-сторож.
- Тогда почему туда запихнули труп? Он же до утра завоняется.
- Этот не завоняется, - вздохнул старик.
- Как, так?
- А вот так. Не покойник это вовсе. Человеку просто жить негде.
- Та-а-ак, - протянул худощавый тип, а затем, сорвавшись на фальцет, заверещал, - ночлежку устроил, костлявая тебя побери. Завтра же напишешь объяснительную, понял?
Арбатский медленно поднялся, расправляя плечи, и громко, заглушая директорский визг, сказал:
- И еще. Меня не волнует, где ты или твой кореш-бомж достанете деньги. Но с этого мгновения за каждую просроченную минуту набегает червонец. Включаю счетчик. Время пошло. Все понятно?
- Как не понять? - неожиданно спокойно согласился дед. - У нас тут и счетовод имеется.
Он выдвинул еще одну платформу, и Арбатский остолбенел. На ней возлежал огромный рыжий кот в солнцезащитных очках. На груди он держал, прижав к себе обеими лапами древний арифмометр "Феликс". Котяра уселся на платформе, зевнул, высунув длиннющий язык, и вдруг принялся вращать ручку арифмометра, загрохотавшего не хуже пулемета на стрельбище.
Арбатский попятился, но наткнулся на выбирающегося из саркофага Феодосия Харлампиевича. Глаза его были закрыты, пальцы сжимались и разжимались, будто пытаясь за что-то ухватиться кривыми длинными ногтями. Арбатский взвизгнул, успел увидеть, как стремительно растут клыки у враз протрезвевшего старикашки, как сгибается и обрастает клочковатой шерстью директор морга...
Ополоумев от ужаса, Арбатский запрыгнул в освобожденный Феодосием Харлампиевичем саркофаг и невероятным усилием задвинул платформу в нишу на стеллаже.
1 Дрожуха - лихорадка.
2 Ирий - рай.
- Мужик! А платить? - встрепенулся Арбатский.
- Потом, - не оборачиваясь, бросил тот через плечо.
- Когда, потом? - возмутился литератор.
- Когда вернусь.
Он открыл дверь и исчез в темном провале проема, заставив застрять еще в горле запоздавший вопль: "Мы так не договаривались! "
Арбатский громко выругался, хлопнув с досады кулаком по рулю. Торчи теперь здесь до опупения, жди, когда он с медэкспертами разберется. Заплатить-то он заплатит, никуда не денется, но на простоях калыма не бывает. Больше клиентов - больше денег, закон известный всем калымящим за баранкой.
Где-то неподалеку завыла собака. Жутко как-то завыла, будто в последний раз. Владимир зябко поежился, поднял до упора стекло. Затем, подумав, закрыл двери на фиксаторы.
Одиноко раскачивался под порывами ветра тусклый, наверняка обсиженный мухами, фонарь. Дальше улица тонула в полном мраке.
"Бред какой-то, - подумал Арбатский, неуверенно опуская стекло и вытаскивая из нагрудного кармана сигарету. - Ну темно. На то она и ночь, чтобы было темно. Ну, собака завыла, на то она и соба..."
Разом погасли и фонарь, и вывеска над моргом. Арбатский поперхнулся дымом, резко пульнул сигарету через окно, и лихорадочно начал вращать рукоятку стеклоподъемника. Только теперь он понял, что в морге не горело ни одно окно. Да разве только в морге! Вряд ли все на этой улице укладываются спать с петухами. Владимир посмотрел на часы. Почти два. Самый пик музыкальных телевизионных программ и прочей порнухи.
Рука сама по себе стала тянутся к ключу от замка зажигания, но голова дала ей отбой. "Он тебе должен пятьсот рублей, - напомнила она, - а это, как ни крути, десять баксов. Подарить этому козлу десять зелененьких! Да за это можно весь морг на уши поставить... из гроба вытащить, но заставить расплатиться. Он ведь не на того напоролся? Правда? "
Арбатский решительно открыл дверцу, громко, чтобы ВСЕ услышали, захлопнул ее за собой и уверенным шагом направился к входу в морг.
Тяжелая деревянная дверь противно заскрипела под его напором. "Могли б и петли смазать, - подумал Владимир и тут же осадил себя. - Господи, о чем это я?.."
За порогом ждала тьма еще более беспросветная, чем на улице. Решительность куда-то испарилась, и рыболовным крючком в мозг впился страх. Но Арбатский вновь вспомнил зеленовато-белый портрет президента Гамильтона в три четверти и решительно сделал первый шаг. Под ногами заскрипела половица и все. Ничего не произошло. Не выперся из-за угла Фредди Крюгер со своими коготками, да и покойничков что-то, он не разглядел, как ни пытался. Тогда Владимир сделал второй шаг. Сзади с треском и грохотом, от которого самому можно стать покойником, захлопнулась дверь.
"Это сквозняк, - попытался успокоить себя Арбатский, дрожащей рукой вытирая со лба испарину, - это просто сквозняк. В моргах это обычное дело, так сказать, для лучшей вентиляции".
Третий шаг он делал минут пять. Вернее, само движение заняло две секунды, остальное время ушло на слабые уговоры и сильные воспоминания о хрустящей рифленой бумажке. Но зато, когда он сделал этот шаг, то увидел свет. Оказывается, от главного коридора ответвлялся еще один, заканчивающийся дверью. И именно из-под этой двери пробивалась яркая полоска. Арбатский облегченно вздохнул и двинулся прочь из сумерек.
За дверью оказались глаза налитые кровью и совершенно мутные. Они принадлежали красноносому, худощавому старичку, нависшему над полупустой поллитровкой.
- Ик! - первое, что сказал он вошедшему литератору.
- И вам здрасьте, - ответил Владимир.
- Ты кто, ик?
- Таксист, - решил не вдаваться в подробности Арбатский.
- Я, ик, не вызывал, ик, твою побери.
- Я знаю, - присаживаясь на краешек стула, ответствовал молодой писатель. - Я тут мужика одного до вашего заведения подвез. А он не расплатился, велел ждать. Да вот запропал куда-то, я и решил поискать.
- Нету здеся никого, окромя трупов. Но те на такси не катаются.
- Нет, вы что-то путаете, - покачал головой Арбатский. - Я точно знаю, что он зашел сюда.
- Вперед ногами? - захихикал старичок, наливая в какую-то мензурку прозрачную жидкость.
- Может, вы не в курсе? - с надеждой в голосе спросил Владимир.
- Это я не в курсе? Это я-то? - разволновался старичок. - Да я в этом морге родился, может быть. Я в этом морге, быть может, и помру.
- Как это родились?
- А вот так. Здеся до революции родильное отделение было. Это уж при советской власти-то покойничков тутоньки решили паковать, заместо, значица, новорожденных.
- Да-м-м,- протянул Арбатский.
- Вот то-то. Пить будешь?
Искушение было сильным, но Владимир заставил себя сдержаться. Одно дело проснуться после пьянки в родном Доме литераторов, а другое - в морге. Да еще, не приведи господь, с номерком на ноге...
- Не могу, батя. Я за баранкой, - нашел выход Арбатский.
- Ну, как знаешь. А здеся никого не было. Окромя новопреставленных, конечно. Но те не буйные, по городу не шастают, на таксе не раскатывают.
- Нет, дед. Тут что-то не так. Я точно знаю, что тот тип сюда заходил. Может, ты задремал малость, вот и проворонил.
- Не веришь, да? - возмущенно воскликнул старик. - Пошли. Сам убедишься. Да пошли-пошли, не дрейфь. Вдвоем не так страшно.
Арбатский подозрительно покосился на сторожа, но все же двинул вслед за ним. Снова на него накатило что-то черное и липкое. И зачем деду понадобилось бросать последнюю фразу?
В коридоре сторожа стало трясти. Сильно трясти. От пьянки ли? Тусклый свет лампочек, включенных провожатым, с трудом разгонял коридорную мглу. Грохот шагов эхом разносился по моргу, предупреждая всякого о приближении.
"Нет, ну зачем мне сдались эти десять баксов? - размышлял Арбатский, нервно покусывая губу, - Жадюга. Плюнул бы десять раз, так нет, поперло. О, Господи, сохрани и помилуй. Если эти деньги верну - отнесу в церковь или нищим раздам. Век света не видать".
Старик остановился впереди, достал невесть откуда связку амбарных ключей, щелкнул замок, а затем выключатель.
В голубом неоново-потустороннем свете Владимир увидел огромную комнату, заставленную до потолка морозильными саркофагами.
- Ого! - не сдержался он, присвистнув. - А я думал у вас, по старинке, трупы по полочкам разложены.
- Американцы расстарались. Гуманитарную помощь прислали. Для покойничков, - хихикнул старичок.
Арбатский огляделся. Пассажира, разумеется, здесь не было.
- Ты прав, старик, - вздохнул Владимир. - Испарился мой должник, ищи теперь - не найдешь.
И он уже собрался было покинуть это мрачное хранилище мертвых тел, испытывая, как ни странно, огромное облегчение, как вдруг увидел вешалку и на ней - черный костюмчик и до боли знакомую старомодную шляпу.
- А это что? - с подозрением взглянув на сторожа, спросил Арбатский.
- Ах, это, - всплеснул руками старичок. - Это Феодосия Харламповича. Как же я запамятовал?
Уверенным шагом он направился к саркофагам, а Владимир медленно попятился к двери, чувствуя, как леденеет кровь в жилах. Старик тем временем резко выдвинул платформу одного из саркофагов. На ней лежал труп.
- Этот? - спросил сторож.
От охватившего его ужаса, Арбатский не мог вымолвить и слова, беззвучно открывая и закрывая рот, будто рыба, выброшенная на берег, причем, прямехонько на сковородку.
- Ты подь сюда, издалека не разглядишь ведь. Да не боись, он не кусается.
Словно на ходулях, Владимир двинулся вперед, совершенно не соображая, что делает. Сейчас он должен был бежать по коридору подальше от этого страшного места, вопя во все горло и не разбирая дороги, но Арбатский, как баран идущий на бойню, шел опознавать мертвяка, час назад катавшегося на его машине.
- Он? - спросил сторож, но мог и не спрашивать.
Владимир давно уже видел, что это - его нерасплатившийся пассажир.
- Как же так? - сквозь клацающие зубы выдавил Арбатский из себя.- Так ведь не быва...
В этот миг труп открыл глаза.
С диким воплем любитель закалымить ломанулся к двери. Но уйти ему не дали.
В дверях стоял еще один труп, тощий и лохматый.
- Так! - заорал он.- И что здесь происходит?
Сжавшись в комок, Арбатский присел, закрывая голову руками.
- А это кто? - труп взмахнул рукой, указывая на него.
- Таксист, - с тоской в голосе ответил сторож.
- Так это ваша машина стоит у входа?
Литератор с трудом опустил голову. Получилось что-то вроде слабого кивка.
- А это что? - продолжал буйствовать труп. - Морозилку починили?
- H-н-нет, - заикаясь, ответил старичок-сторож.
- Тогда почему туда запихнули труп? Он же до утра завоняется.
- Этот не завоняется, - вздохнул старик.
- Как, так?
- А вот так. Не покойник это вовсе. Человеку просто жить негде.
- Та-а-ак, - протянул худощавый тип, а затем, сорвавшись на фальцет, заверещал, - ночлежку устроил, костлявая тебя побери. Завтра же напишешь объяснительную, понял?
Арбатский медленно поднялся, расправляя плечи, и громко, заглушая директорский визг, сказал:
- И еще. Меня не волнует, где ты или твой кореш-бомж достанете деньги. Но с этого мгновения за каждую просроченную минуту набегает червонец. Включаю счетчик. Время пошло. Все понятно?
- Как не понять? - неожиданно спокойно согласился дед. - У нас тут и счетовод имеется.
Он выдвинул еще одну платформу, и Арбатский остолбенел. На ней возлежал огромный рыжий кот в солнцезащитных очках. На груди он держал, прижав к себе обеими лапами древний арифмометр "Феликс". Котяра уселся на платформе, зевнул, высунув длиннющий язык, и вдруг принялся вращать ручку арифмометра, загрохотавшего не хуже пулемета на стрельбище.
Арбатский попятился, но наткнулся на выбирающегося из саркофага Феодосия Харлампиевича. Глаза его были закрыты, пальцы сжимались и разжимались, будто пытаясь за что-то ухватиться кривыми длинными ногтями. Арбатский взвизгнул, успел увидеть, как стремительно растут клыки у враз протрезвевшего старикашки, как сгибается и обрастает клочковатой шерстью директор морга...
Ополоумев от ужаса, Арбатский запрыгнул в освобожденный Феодосием Харлампиевичем саркофаг и невероятным усилием задвинул платформу в нишу на стеллаже.
1 Дрожуха - лихорадка.
2 Ирий - рай.