Самусь Юрий. Полынный мед (главы из романа)

   - Что случилось! - перхая и отплевываясь, заорал Петров. - Фрицы в городе? Или, может быть, началась атомная бомбежка?
   - Нет, - пробормотала испуганная тетя Соня. - Кажется, нет. Не слышала.
   - Тогда почему врываетесь без стука?! Вы не в казарме, милочка, и надо вести себя соответственно!
   - Да я...Да я... - начала заикаться тетя Соня. - Я... Там такое!
   - Чего ты квохчешь, как курица, - все больше распалялся экс-капитан. - На гауптвахту захотела? Три наряда вне очереди! Кругом! Шагом арш!
   - Но па-аслушайте, - задохнулась от возмущения вахтерша, - я лишь только хатела саабщить, что на вверенной вам территории тварятся безабразия.
   П П П снова поперхнулся, но на этот раз благородный напиток совершенно никакого отношения к этому не имел. Просто Петр Петрович и в мыслях не мог допустить, что кто-то в его подразделении посмеет творить безобразие.
   - Кто?! - заорал он, с трудом справившись с очередным приступом кашля. - Фамилия?
   - Бубенцов.
   - Ага! Я так и знал! Этих сиротушек сразу после детдома надо в тюрьму определять. Так нет, цацкаемся с ними, в общество выпускаем, а они и гадят нам на черепушку... Пошли... Выселять будем...
   Добравшись до бубенцовской комнаты, Петр Петрович распахнул настежь дверь да так и замер на пороге с открытым ртом, ибо не было там никакой комнаты, а была бескрайняя степь с клубящимся на левом фланге облаком пыли, создаваемом несшимся во весь опор казачьим строем с шашками наголо.
   П П П инстинктивно закрыл дверь, да так быстро, что семенившая позади тетя Соня, даже не успела заглянуть в комнату. Затем комендант посмотрел на вахтершу, пожевал губами и снова открыл дверь.
   - И-и-и-го-го, - заржала лошадь над самой его головой.
   Петр Петрович отпрянул назад, и взмыленная кобыла тут же проскочила в дверной проем и помчалась по коридору, волоча за собой мертвецки пьяного казака, зацепившегося ногой в стремени. На губах казака гуляла блаженная улыбка, к груди он прижимал непочатую бутылку водки, а многочисленные кресты глухо брякали, словно алюминиевые ложки, отмываемые в тазу.
   - Боже мой, боже мой, - глядя вслед кобыле, бормотал Петров. - Боже ж мой!
   Потом он медленно повернулся к тете Соне, которая застыла на пороге проклятой комнаты, уперши руки в бока да постукивая носком туфли по порожку, и спросил:
   - Вы это видели?
   - А что тут видеть? - вопросила вахтерша. - Нет их никаго. Смылись.
   - Ускакали?
   - А как хатите называйте: удрали, унеслись, улепетнули, стреканули, драпанули, смазали пятки, паказали хвост.
   - Хвосты, - поправил П П П. - Их было много. Да еще эти... с саблями.
   - Сабель я не видала. Старцы были, не атрицаю.
   - Гм... Не больно уж они были похожи на старцев. А этот, с ногой в стремени, так вообще вроде совсем молодой. Ладно, пошли. Надо кобылу словить.
   - Какую кабылу? - удивилась тетя Соня.
   - Вот те раз, - развел руками Петр Петрович. - Да ту, что по коридору ускакала.
   Хранительница "пропойского" порядка как-то странно посмотрела на своего шефа и пожала плечами.
   - Это вы каго кабылой-та называете? Я ведь не в курсе ваших апределений.
   - Вы что, вообще ничего не видели? - наконец догадался отставной капитан. - А ну-ка...
   Он отодвинул рукой тетю Соню и снова заглянул в комнату.
   Протяжно гудя, на него несся бронепоезд, грохоча на стыках и выбрасывая в грозовое небо белесые клубы дыма. На бронепоезде были начертаны жуткие в своей нелепости слова: "Смерть мировому капиталу и его наймиту капитану Петрову! "
   - Берегись! - заорал Петр Петрович и, ухватив за руку тетю Соню, плюхнулся на пол.
   Но так как тетя Соня попыталась вывернуться при падении, получилось, что Петров в аккурат оказался верхом на ней. В этот момент в коридор вошла представительная комиссия, состоящая из членов городской администрации, ГорОНО и профсоюза завода "Припой". Каким ветром задуло ее сюда в столь неурочное время - это навеки останется полнейшей загадкой. Но как бы то ни было, в самый пикантный момент этой истории комиссия оказалась в нужном месте. Казалось бы, здесь и пришел конец карьеры Петра Петровича в качестве коменданта. Но не тут-то было. Мгновенно сообразив, что ему светит в случае, если комиссия превратно истолкует сию его невыгодную позу (впрочем, как она еще могла ее истолковать?), Петров громко, даже брызгая нарочно слюной, заорал:
   - Вы что себе позволяете?! А? Немедленно прекратите ваши гнусные домогательства!
   - Вы это чаво? - опешила тетя Соня, но тут и сама приметила солидный народ в коридоре.
   Увы, в армиях она не служила и потому не имела той солдатской смекалки, которая помогает и щи из топора сварить, и заградотряд стороной обойти.
   Тетя Соня лишь запричитала в голос, закрывши лицо руками, и тут же получила приказ явиться утром в бухгалтерию. Надо полагать, за расчетом. А Петр Петрович, как говорится, вышел из этой передряги победителем. Да и когда наша доблестная армия терпела поражения?
   Единственное, чего не знал П П П, так это то, что с этого злосчастного вечера жизнь его круто переменится. Ох, круто.
   Как оказался Серега в таинственном Гиблом бору, он так и не понял. Только что был в родной, до трещинки на стенах знакомой комнате общежития, и вот уже стоит посреди огромной избы, сложенной из почерневших, чуть ли не в сажень обхватом, бревен. Посреди горницы высился невероятных размеров стол, окруженный чурбаками, вдоль стен тянулись лавки-полати. Два маленьких оконца почти не пропускали света, да и не нужен он был - изба освещалась экраном громадного в полстены телевизора. Перед ним сидели два старца, при виде которых, Серега содрогнулся, хотя и не думал, что после сегодняшних приключений будет способен еще чему-то удивляться или пугаться...
   Четыре лика того, что выглядел помоложе, кривила ехидная усмешка, восемь глаз грозно рассматривали появившихся. У второго же было три головы, совсем как у Змея Горыныча, гонявшего Серегу по улицам невесть где оставшегося Волопаевска.
   А тут еще Бубенцов вспомнил вычитанное где-то: "Одной головой рыбу поедает, второй - скот всяческий, а третьей - людей".
   - Не боись, - низким голосом пророкотал Троян, осматривая заробевшего гостя, - брехня это все. Третья голова у меня для птиц - ибо они суть обитатели воздушной ипостаси. Людишек же, вообще, не потребляю. Так разве... в воспитательных целях, - и он грозно воззрился на появившихся вместе с Серегой богов. - Доигрались, оболтусы! Радуетесь, что батяня в мысли погрузился, а старшего брата с вами нет, приглядеть некому?
   Боги смолчали, лишь Перун явственно скрипнул зубами. Видно, уважение к старшинству хранилось здесь свято.
   - Опять напортачили, - Троян махнул рукой в сторону экрана. - Это как же понимать? Твоя работа, Ярило?
   На застывшей телекартинке виднелась тетя Соня с разинутым ртом и "оседлавший" ее Петров.
   - Что еще за диво? - изумился Велес, появившийся в избе последним. Раньше с испугу подобным не занимались. Ну, времена...
   - Четвертый раз досматриваем, - криво усмехнулся Стрибог. - Тетку эту завтра к начальству вызывают. По вашей, между прочим, милости.
   - Плохо, - сказал Возень. - Могу себе представить, что она наболтает.
   - Жалко, - осмелился подать голос Бубенцов.
   - Чего? - недоуменно воззрился на него всеми головами Троян.
   - Да тетю Соню, - пояснил Серега. - Она вообще-то ничего. Вредная немного, но в общем - справедливая. И не жадная совсем, не то что этот... тройное П.
   - Вот еще забота, - недовольно пробурчал Троян.
   - Может, того... молнией шваркнуть, - неуверенно предложил Перун. За пожаром об этакой-то мелочи все позабудут.
   Серега дернулся, но вмешаться не успел.
   - Эх, голова твоя серебряная, - усмехнулся Радогощ и слегка дернул Перуна за длинный золотой ус. - Не знаешь ты человеков нонешних. Да они чтоб за аморальщину кого прижучить - душу отдадут и на пожар не глянут. Вот так-то.
   - Что-то я не пойму, из-за чего сыр-бор, - вмешался в разговор Ярило. - Ну влез мужик на бабу. И что с того? Покуда жизнь существует ни в первый и ни в последний раз то происходит.
   - Так он же не для того на нее взобрался, - с усмешкой пояснил Стрибог. - Да еще ее и виноватит.
   - Как не для того?! Ах, зараза! - взвился Ярило. - Чтоб его злокоманка скрутила! Чтоб его дрожуха1 затрясла! Мало того, что урод, так еще и подлую душонку имеет!
   - Уймись, - веско обронил Триглав, - коли хочешь, можешь им заняться, да только так, чтобы ни шепотка потом, ни шороха.
   - А можно мне? - робко мяукнул Боюн. - Сделаю все в лучшем виде.
   Троян переглянулся со Стрибогом, подумал и утвердительно кивнул одной из голов. Помолчали.
   - Выпустили-то тебя давно? - смиренно спросил Велес у Трояна.
   - Давно, недавно, - нахмурил брови Триглав. - Повезло еще. Изловили эти ироды настоящего кавказца - только тогда от меня отвязались.
   - Где ж они в Волопаевске его откопали? - подивился Велес.
   - Про то не ведаю, - пожал плечами Троян. - Кричал он, что всю жизнь в этом городе проживает, а они ответствовали, что и ответ ему держать теперь за все годы сразу.
   - А и в самом деле, откуда в Волопаевске кавказцу взяться, тем более местному? - удивился Ярило. -Из-за баб все. Эти, скажу я вам, бабы хуже чем...
   Грохнуло что-то и прямо из воздуха материализовалась... ага, она самая... женщина. Шваркнула Ярилу ладошкой по темечку, аж гул пошел по комнате.
   - Что вы, матушка? - заныл бог любви. - Я ж не про вас, я ж вообще... так сказать, про род человеческий.
   - А ты баб не трожь! - рявкнула гром-баба, седовласая, с большим картофельным носом и узловатыми, в мозолях руками. - Без нас и вас не было бы. Родил бы ты хоть раз, прочувствовал, может, тогда кочерыжку свою меньше в ход пускал.
   Но тут она увидела Серегу и всплеснула руками:
   - Батюшки! Тощий-то какой, бедняжечка. Ничего, мы тебя откормим, мы о тебе позаботимся.
   - А вы, собственно кто? - окончательно решив ничему не удивляться, спросил Бубенцов.
   - Я? Я, милок, Макошь - мать всего сущего, и этих вот остолопов тож.
   - Ну, мамаша! - разом вздохнули боги, окромя, конечно Рода.
   Тот, как сидел, так и остался сидеть каменным идолом. Разглядев, наконец, супруга, Макошь укоризненно покачала головой:
   - И ты здесь! Связался на старости лет с детишками. Нет, чтоб повлиять на них. Мать день и ночь крутится, с ног уже сбилась, а помощи ни от кого не дождешься, - пожаловалась она почему-то Сереге. - Галактика МХ-112 вот-вот с Магеллановым облаком столкнется, а они прохлаждаются! Я что, по-вашему, одна должна за Вселенной приглядывать, надрываться? А? Ну уж дудки! Нечего было миры лепить, коль в небесной механике ни гу-гу. Вот и хаос отсюда вселенский, энтропия эта, стерва, нос везде сует, палки в колеса ставит. Одним словом - бардак, а не Мироздание.
   - Матушка, опомнитесь, - встал на защиту отца Троян. - Мы уж давно небесами не заправляем. Все этот выскочка заграбастал со своим незаконнорожденным.
   - Да? - ошалело уставилась на него Макошь. - Так на кой ляд я до сих пор туманности метлой разгребаю да Черные дыры алебастрой замазываю?
   - Да я вам каждый день о том талдычу! Кто ж виноват, что у вас склероз?
   - Ты как это с матерью разговариваешь, негодник? Уж помолчал бы лучше. Кто давеча проснулся да спрашивает: "Как там Вещий Олег поживает"? А как он может поживать, когда его почитай уж тыщу с лишним годков назад змеюка укусила.
   - А, - подал голос Бубенцов, - слыхал я эту историю. Только вот в толк взять не могу, каким же он был вещим, когда к кудесникам обращался, чтобы узнать от чего помрет?
   - Что верно, то верно, - кивнул Возень. - Его Вещим прозвали, когда он отказался вкусить отравленные греками приношения. Только ведь князья сами никогда первыми яства не пробовали, особливо поднесенные чужаками. Так что...
   - А ну - цыц! - низкий рявкающий бас разом прервал споры.
   Все с ужасом и удивлением уставились на Рода. Первой опомнилась Макошь:
   - Батюшка! Родной ты наш! Неужто заговорил? Что же ты молчал все это время? Сколько я слезонек-то пролила...
   - Сказал - цыц! - снова рявкнул Род. - Поговоришь тут с вами. Трещите как сороки, слушать не успеваю. Хотя бы нынче: два часа из пустого в порожнее переливаете, а толку - чуть. Зачем, спрашивается, парня сюда притащили? Глупости слушать? Так он бы их и у себя наслушался. Дело говори, - кивнул он в сторону явно оробевшего Возня. - Да без пустословия, а не то... От моего гнева и братец Зевес не спасет.
   - Да, да, конечно, - пробормотал Возень. - Для дела мы и собрались. Да вы присядьте, Сергей Данилович, не в гостях чай...
   Серега присел на чурбачок, Возень устроился напротив.
   - Итак, Сергей Данилович, нам нужно, чтобы вы написали книгу.
   - Я?!
   - Именно вы. Скажу без преувеличений, вы хоть и молоды, Сергей, но с нашей точки зрения достаточно талантливы, чтобы справиться с этой задачей. Мы вам дадим все необходимое для нормальной работы: материалы, компьютер с периферией и выходом в Интернет, обеспечим жильем, чтобы, так сказать, вам ничего не мешало творить. Кроме того, на период нашего с вами контракта, мы обязуемся выполнять каждое ваше желание...
   - Это в каком смысле? - переспросил Бубенцов.
   - В самом прямом.
   - То есть, чего бы я не пожелал - все сбудется?
   - Угу.
   Серега задумался, потом тряхнул головой и вздохнул:
   - Даже и не знаю. Мне особо ничего и не нужно. Лучше скажите, о чем должна быть книга?
   - О нас, о славянских корнях, о том, что мы всеми позабыты-позаброшены, - тут же отозвался Ярило.
   - Несправедливо это, - закивали разом старцы.
   - Вот именно, - эхом добавил Троян. - А теперь слушай, да внимательно. Иначе и не поймешь потом ничего. Раньше все иначе было. Почитали русичи своих богов славянских да прочих духов. Что бы не зачинали - совета нашего пытали: и где дом поставить, и когда сев проводить, и как охоту вести. Короче, обо всем спрашивали. И мы им помогали, а как иначе? Ведь мы с ними одного роду-семени, хоть они и люди. А за помощь нашу, предки твои нам хорошие жертвы приносили: туров забивали, прочую живность. И жили мы - не тужили в ирии2 на седьмом небе да на острове Буяне, каждый своим делом занимаючись. Сварог законы устанавливал, следил за их исполнением, Даждьбог согревал всех своим теплом, без него и не росло бы ничего. Сам знаешь, как без ясного солнышка... Брат Радогощ людей грел, пищу готовил, ночью свет давал. А другой брат - Перун за правдой следил, чтоб не нарушал ее никто. Ярило смотрел за тем, чтобы род человеческий не прекращался. А Велес - чтобы стада тучными были, да народ не голодал. Есть и другие боги, но о них речь пока держать не буду. Братья не обидятся. Когда познакомишься с ними поближе - сами о себе расскажут.
   Нынче о другом разговор. Жили мы, значица, не тужили без малого семь тысяч лет, а тут взял да и уродился один... Гм... Как-то я и не задумывался прежде, что слова эти корню одного будут. Выходит, если уродился - значит, урод, если же народился, то народ. Да-м-м... Впрочем, отвлекся я что-то малость. Мы-то сперва над ним потешались. А вышло, что зря. Пообещал он людям вечное блаженство в ирии. Да когда б только блаженство! Он ведь уверял, что на том свете никому больше спину гнуть не придется - все будут равны: и князь, и мразь. И ему поверили, понимаешь! Ему поверили! недоуменно пробормотал Троян. - А коль вера есть - есть и благость божественная. Вот и получилось: наша силушка тает, а его - супротив растет. А когда народец бестолковый волхвов на кол стал сажать да капища жечь поняли мы, что конец пришел.
   На небеса взлететь уж сил не было, вот и подались мы с нечистью нашей, исконно русской, да в муромские леса-болота зачарованные - от греха подальше. Там тыщу лет и просидели, чуть мхом не поросли, как лешаки последние. Правда, не совсем зря сидели, помалу силушку копили, набирали от землицы-матушки да от леса нехоженого, попами не топтаного. А набрав вышли на свет белый да на луга привольные. Знали б, правда, что коммунисты у кормила - не перлися. Уж замордовали они своим атеизмом, похлеще попов. Нас, богов, чуть за тунеядство не привлекли. Представляешь! Мы - да у станка паримся или на свиноферме навоз выгребаем. Бр-р-р! А потом, как выяснилось, что и документов у нас никаких, так вообще в бомжи приписали. Пинком под зад да за сто первый километр. Хорошо, что не упекли никуда, а выйди мы из леса во времена, скажем, сталинские... Эх, да что говорить! Веры-то у них не было никакой, а в безверие народ, что овцы, куда баран поведет, туда и бредут. Вот они и изгалялись вовсю: водяных динамитом глушили, леших с вертолетов отстреливали, словно дичь какую, а домовых так вообще прозвали обидным словом "барабашка". А что такое барабашка? Вот и я в толк взять не могу. От юного барабанщика, что ли, образовали? Словоплеты!
   От обиды у Триглава что-то булькнуло в горле, и он осекся. Рассказ подхватил Возень
   - Короче говоря, едва всех со свету не сжили окончательно. Ведь и чары волшебные не помогали. Ты, скажем, на него из-за дерева "У-у-у! " А он тебе: "Пошел на хрен! " А причем тут хрен? Может, ты мне объяснишь? Я ведь хрен уважаю, особливо со свининкою аль с холодцом. Да и как на хрен можно пойти? Копать что ли? Так я - не хренокоп, не привычен в земле ковыряться.
   - У Ярилы спроси, - тихонько посоветовал кто-то из богов.
   Но Род дернул бровью, и все снова затихли.
   - Сейчас, слава Роду, хоть что-то изменилось, - продолжил Возень, потому что народ в веру потихоньку начал подаваться, причем, не только в православную. И в нас, и в древнеславянских богов, кой кто вновь уверовал. От них силу и черпаем.
   - Понял, - вздохнув сказал Серега. - Двух зайцев хотите убить. И чтобы, значит, конкурентов поприжать, и себе жизнь лафовую обеспечить?
   - Не совсем так, - нахмурился Троян, - Конкуренты - это у вас, у людей. А мы уговор свято блюдем и нарушать его не собираемся.
   - Какой такой уговор? - не понял Бубенцов.
   - Узнаешь, - непонятно пообещал Стрибог. - Все узнаешь со временем.
   - Мы ведь не только о себе заботимся, - сказал Ярило. - Понимаешь, люди без веры, вообще, жить не могут. И не важно в кого они веруют: в Будду, в инопланетный разум, или в Иегошуа. Но мы-то боги свои, родные, зачем же русским в иных верить? Вы - для нас, а мы для вас горы своротим. Заживете, как сыры в масле. Только нужно, чтобы ты малость подмогнул нам, вот и все. И ты ведь поможешь?!
   - Подмогну, - кивнул Бубенцов. - Только я не очень-то во всем этом разбираюсь...
   - Этого не опасайся, - зашумели боги. - Все как есть расскажем, только записывай. Нам кривда не нужна. Поведай только, как мы с людьми в мире и согласии проживали. А уж люди нас припомнят, не беспамятные же они.
   - Ну что, по рукам? - спросил Ярило.
   - По рукам, - согласился Сергей, чувствуя, как во рту разом пересохло.
   Все покосились в сторону Рода, но величавый старец только кивнул головой. Боги встревожено переглянулись: неужто опять замолчал на тысячу лет?
   Пока накрывался стол, Серега попросился прогуляться по лесу. Для охраны отрядили Боюна. Мало ли, какая нечисть русский дух унюхает и, не разобравшись, натворит чего.
   Огромная луна нависала над лесом, отбрасывая в ночной мрак непроглядно черные тени. Лапы обомшелых елей сторожко свисали над самой землей. Тускло светился гнилой пень, шляпки гигантских мухоморов и еще каких-то вовсе незнакомых грибов поднимались над склонившимися под тяжестью росы травами.
   - Где это мы? - спросил Бубенцов.
   - В лесах заповедных, нехоженых, - важно ответил Боюн, даже ночью не пожелавший снять свои очки-консервы. - Нет сюда пути ни пешему, ни конному.
   - Так не бывает, - возразил Серега.
   - Бывает, - обиделся кот. - Тяжело, конечно, целый лес зачаровать, а что делать? Сейчас, слава Роду, полегче стало, а раньше, - кот замотал башкой, - то геологи, то сейсмологи, то лесоразработчики, то эти... дикари с гитарами. Жуть! Но теперь даже в других лесах их днем с огнем не сыщешь. Куда поисчезали, не пойму?
   - Стой! Кто идет?! - неожиданно донеслось из-за пня.
   Серега вздрогнул и попятился, уж больно грозен был оклик.
   - Свои, - лениво отозвался Боюн.
   - Пароль? - грозно потребовала ночь.
   - Я вот тебе сейчас рожу расцарапаю, - пообещал котяра темноте. Будешь знать, как непотребными словами лаяться.
   Кто-то невидимый недовольно забурчал и затих.
   - Леший это, - снисходительно пояснил Боюн. - Избу охраняет, ну и насмотрелся фильмов про бандитов да шпионов.
   - А изба на куриных ногах здесь есть? - поинтересовался Серега.
   - Та верстах в тридцати отсюда стоит. Завтра, ежели охота, сбегаем, поглядишь.
   Хрустнул сучок, подошел Возень, встал рядом.
   - Ну как, Сергей Данилович, не по душе тебе место наше зачарованное? - спросил он.
   - Да знаете, - растерялся Бубенцов, - непривычно как-то. Не по себе, честно говоря.
   - Ладно, - улыбнулся Возень. - Подыщу для тебя что-нибудь поуютнее да поближе к родным местам. А теперь пора. Хозяева приглашают - стол накрыт.
   Глава пятая
   - Только этого мне не хватало, - вздохнул Алексей, разглядывая тщедушную фигурку черта.
   Был тот худ и несчастен. Облезшая шерстка местами свисала клочьями, один рог был обломан наполовину, а глаза нервно, даже как-то воровато, бегали по комнате, изредка останавливаясь на ее хозяине. При этом в них читалось столько мольбы и просьбы о помощи, что Алексею невольно стало жалко это съежившееся в кресле существо.
   "Дожился, - подумал он, - чертей жалею. Рассказать кому - не поверят".
   Впрочем, Алексей еще не знал, что это, пока неосознанное чувство жалости, через несколько часов перерастет чуть ли не в душевную симпатию. И подумать только! К самому черту!
   Самое занятное, что ни в чертей, ни в прочую нечистую силу Алексей попросту не верил. Инопланетяне - тут дело иное, материалистичное что ли... Нет, по роду службы приходилось ему, конечно, сталкиваться с разного рода аномальными проявлениями. Но им существовало нормальное квантово-энергетическое объяснение. А всякая нечисть да нежить...
   Разумеется, доводилось Никулину слышать, что в Волопаевске в последнее время этого добра хватает. Да мало ли что померещится согражданам, принципиально не желающим вступать в общество трезвости. И вот - на тебе, сюрприз...
   - Здрасьте, - усмехнулся Алексей, - мы не ждали вас, а вы приперлися. Ну и?.. Дальше что? Душу мою хочешь купить? Учуял, что паршиво мне и заявился? А вот фиг тебе. Не продается душа. Ни за какие шиши!
   "Что я несу, - думал он с ужасом. - Лерка! Господи, да за то, чтобы ты была рядом, я не только душу, я все отдам. Все что есть и что будет когда-нибудь".
   - Какая там душа, - вяло отмахнулся лапкой черт, - тут бы свою уберечь.
   - Ух ты, - хмыкнул Алексей, - а я и не знал, что и у вашего брата души имеются.
   - А что мы по-твоему, чурки деревянные? Нас тоже, между прочим, Бог создал.
   - Ага, знаю я эту историю. А вы ему в душу и плюнули. Из благодарности.
   - Да не так все было, - сморщился черт. - Совсем не так. Пропаганды наглотались, и уж не верите никому более. А вы к нам хоть раз прислушались? Хоть раз попробовали встать на наше место?
   - Ну, спасибо, - развел руками Алексей, усаживаясь в кресло напротив. - Спасибо за столь лестное предложение. Но мы уж лучше как-нибудь на своем. Вы не против?
   - Я не против, - серьезно ответил черт, - но и вы должны нас понять. Думаете, такое уж большое удовольствие ваших казнокрадов, насильников, неверных жен и прочую грешную шушеру в котлах со смолой варить? Вы даже представить себе не можете, какая в аду жара, вонь и сутолока. А какие вопли, какой визг стоит окрест! Сумасшедший дом, а не ад. И каждый норовит тебя за шкирку поймать и, истекая соплями, излить душу, дескать, ни за что покарали, ошибочка вышла, не разобрались в чистилище. А мы-то тут причем? Наше дело маленькое - дровишек под котелок подбрасывай, да кто высовывается - тех вилами на законное место водворяй. Только если б в этом вся беда была. Тесно у нас в преисподней стало, котлов не хватает, с рабочими руками напряженка, вкалываем в три смены и все равно зашиваемся. Раньше ведь как было... На одного черта - один котел. Благодать! Стой себе, покуривай, да вилами иногда угольки помешивай. А сейчас... На пару рук три дюжины котлов, а то и более. Мечешься, как Фигаро, а начальство все едино недовольное ходит.
   - Это почему? - спросил Алексей.
   - Так ведь не углядишь за всеми грешниками. А они, чуть зазеваешься, скок из котла, да давай голяком по территории бегать, а то и вовсе мужики хотят на женскую половину проскочить. Все уняться не могут, все либидо им покоя не дает. А какое у души либидо может быть... название одно. И Фрейдом не надо быть, чтобы понять это. А они, вот, не понимают. Нам же хлопоты лишние из-за них, да плюс лишение прогрессивки, если не доглядишь. Эх, да что тут говорить! Времена нынче для всех тяжелые. Но у нас, поверь мне на слово, вдвойне тяжелее. Не веришь? По глазам вижу, что не веришь. А зря. Сам прикинь, душ-то с каждым годом к нам попадает все больше и больше, а в раю - безработица. Ангелы от безделья с жиру лопаются, многие и летать уже не могут. Подъемная сила крыльев на такой вес не рассчитана. А теперь на меня посмотри. Кожа да кости.
   - Подожди, а почему так? - оторопело спросил Алексей.
   - Слыхал, что такое реинкарнация?
   - Ну, это когда душа человека обретает новую жизнь во плоти. Но христианство же ее отвергает.
   - Это сейчас. А раньше, наоборот, признавало. Только ведь отвергай не отвергай, а что существует на самом деле, того указом не отменишь. Проблема в том, что годится для реинкорнации далеко не каждая душа. Понял?.. Вижу что нет. А значит это, что кто к нам, в преисподнею, попал, тому обратной дороги нет. Если заработал муки адские, то это навечно. Новую жизнь получают праведники. В раю передохнут малость и обратно в мир. А тут - бах! Тело неподходящим оказалось. Мать у него, скажем, гулящая, а отец из тюряги не вылезает. Ребенок, младенец, еще слова путного сказать не может, а гены уже делают свое черное дело. Одной праведной душой меньше одним клиентом у нас больше. Душ-то, как ни крути, больше не станет, чем Святой Дух сотворил, только вот не подумал он, что наступит момент, и все они в наше ведомство перейдут. А на фига нам их столько?