Страница:
батарея. От этого его улыбка становилась похожей на заячью, а сам дядюшка
чем-то здорово напоминал травоядное животное!
Берю подпиливает последний зуб на приборе для набивания трубок,
выдувает опилки и наощупь вставляет его в замочную скважину.
Крик-крак! И дверь открывается.
Рассказчик снисходит до подобия улыбки.
-- Не так это и сложно, -- вздыхает он. -- Входите же, господин барон,
вы у себя дома.
В которой продолжается Глава одиннадцатая
Мы входим в невзрачный коридор с заплесневелыми стенами. Сдается, что в
этом бараке не жили уже тысячу лет. Пахнет сыростью и затхлостью. Берю
чихает, но чихает сильнее обычного, потому что он старался удержаться от
чиха. От воздушной волны закачался китайский фонарик, подвешенный на
потолке.
Я моментально выхватываю из кобуры своего дружка "пифпафа", чтобы быть
готовым ко всему, и продвигаюсь внутрь лома.
Справа и слева в коридор выходят много дверей. Мы пинком распахиваем их
и заглядываем в комнаты. Пусто, обшарпанно, изъедено молью и пахнет гнилью.
-- Будто спальня Спящей красавицы из дубовой рощи, -- замечает Толстый,
демонстрируя свои глубокие познания в культуре.
Нам ничего не остается делать, как подняться по лестнице на второй
этаж, потому что на первом мы ничего не обнаружили. Мы вступаем на лестницу,
хотя это и не так престижно, как вступить в воздушно-десантные войска. Я об
этом уже говорил в моменты самозабвения. Не так престижно, но более опасно,
так как едва мы поднялись на несколько степеней, как сверху в нас стали
плеваться. Какой-то господин сидит на корточках на клетке второго этажа и
весело постреливает в нас из пистолета с глушителем! Классный презерватив,
ребята, почти ничего не слышно! Сцена из фильма Лаутнера! А он один играет
за всех дядюшек в фильме "Дядюшки-убийцы". В двух миллиметрах от моей
физиономии отваливается большой кусок штукатурки. Я едва успеваю плюхнуться
на живот и на животе скольжу по ступенькам. По пути я задеваю Его
Округлость. Мы соединяемся и катимся дальше в виде небольшой лавины из двух
тел. Малость побитые и помятые, мы оказываемся в коридоре.
Маленький спектакль такого рода страшно нервирует.
-- Вот так дела, -- ворчит Толстощекий, -- эта таверна случайно
называется не "Радушный прием?" Надо звякнуть в полицию, чтобы нам прислали
подмогу, а то мы можем проторчать здесь весь день, как в осажденном Вердене!
Я качаю головой.
-- Мы урегулируем этот вопрос между собой, папуля!
-- Ну, ты даешь, -- ворчит он, -- с твоими выдающимися умственными
способностями ты скоро будешь работать только на себя. На фоне таких гениев,
как ты, остальные полицейские просто ремесленники.
Классный убийца наверху наверное уже жалеет, что поспешил. Он не дал
нам подняться выше по лестнице, и ему пришлось стрелять под неудобным углом.
-- У меня такая мыслишка, что он там один, -- шепчу я на ухо Толстому,
-- давай попробуем подобраться к нему сзади.
-- Хоккей, -- отвечает Несносный, -- я схожу к соседу и одолжу у него
лестницу. Трепану, что она нужна для подстрижки усов у клубники!
Он уходит.
Рукоятка пугача щекочет мне ладонь. Как я хочу взять его на мушку,
этого нехорошего человека со второго этажа!
-- Эй, дружище, -- ору я ему во всю глотку. -- На вашем месте, я бросил
бы свою хлопушку и тихонько спустился по лестнице с поднятыми руками. К
счастью, вы меня не задели, поэтому вы еще можете надеяться на смягчающие
обстоятельства при определении меры наказания!
Никакого ответа.
-- Ваше поведение неразумно, -- добавляю я, -- вы влипли, влипли,
влипли, как пел воробушек на ветке липы!
По-прежнему никакой реакции. Может быть, этот канонир вообще не сечет
по-французски? А вдруг случайно у него рот заклеен лейкопластырем, а?
Проходит несколько минут. Над собой я слышу его дыхание. В пустом доме
все звуки заметно усиливаются.
-- Ты слышишь, метатель желудей, -- снова кричу я злющим -- презлющим,
брюзжащим голосом. -- Тебе крышка. В твоих же интересах не брать на себя
лишнее и увеличивать свой пассив, иначе ты никогда на расплатишься с
долгами!
Наверху слышится легкий шум шагов. Парень меняет место. Это что,
военная хитрость? Я поднимаю свое навостренное ухо: никакой ошибки, он
входит в какую-то комнату; слышится скрип половиц под его ногами. Вдруг в
тишине раздается выстрел, звук которого, приглушенный глушителем, кажется
каким-то глухим, металлическим и даже смешным.
У меня на мгновение появляется мысль, что он выстрелил в Его
Высочество, но она тут же исчезает. Здраво рассуждая, у Берю просто
физически не было времени одолжить лестницу у соседей и взять приступом
главную башню этого замка. Тогда, что же?
Я решаюсь и, пистолет в руке, палец на курке, голова напряжена, глаза,
как у орла, я делаю молниеносный бросок на эту треклятую лестницу. И одним
броском перескакиваю половину ступеней. Тут я замечаю, как из одной комнаты
крадучись выходит парень гусарского сложения. Без пиджака. На шее шелковый
галстук с рисунком под названием "Гибель Титаника", выполненным в
естественных цветах. Седые волосы подстрижены "под ершик". Лицо цвета охры.
Густые брови. Из ствола пушки идет дымок... Глушитель придает пистолету еще
более угрожающий вид. Тип держит пистолет у бедра, на манер наемного убийцы.
Теперь до меня доходит, почему он промахнулся в меня. Месье привык палить из
определенного положения: от бедра. А когда он стреляет с вытянутой руки, то
теряет целкость. Поскольку мне известны его намерения по отношению ко мне, я
говорю сам себе (но гораздо быстрее, чем это пишу), что лучше мне его
опередить и первым пожелать покоя его душе. И слету открываю огонь. И пока
он не успел ничего понять, я всаживаю в него всю обойму. Последним усилием
он нажимает на спусковой крючок, и перила лестницы расцвечиваются пунктиром
дырочек. После этого парень, который схлопотал восемь моих картечин в свой
буфет, делает кульбит вперед. Его голова смешно свешивается с первой
ступеньки лестницы, а из вспоротого живота фонтаном хлещет кровь.
Как говорил один мой приятель: "если он любит цветы, то скоро их будет
иметь".
Я завершаю свое восхождение наверх и переступаю через тело. Меня
продолжает интриговать выстрел из пушки, который я слышал несколько секунд
назад. Я врываюсь в комнату, из которой он вышел, и с трудом перевожу
дыханье. Передо мной Матиас. Лицо залито кровью... Он сидит на полу,
прислонившись спиной к батарее центрального отопления. Рот заткнут кляпом из
шелкового платка. Но сейчас этот кляп бесполезен: от пули, которую всадил в
его котелок этот громила, у рыжего явно нет никакого желания рассказывать
свою биографию. Пуля пробила крышку его котелка, и из раны, пузырясь,
вытекает кровь. Будто его мозг пускает пузыри. От крови рыжая шевелюра
приобретает пурпурный цвет. В этот момент он чем-то похож на клоуна. Я
становлюсь перед ним на колени и прикладываю руку к груди. В груди что-то
бьется.
Что же ты, малыш! Ведь ты так гордился своей нескладной женушкой,
которая с таким желанием ждала своего пацана!
Где-то рядом слышится шум. Это Толстый берет штурмом бастион. Он уже
проник на второй этаж через окно, предварительно разбив в щепки жиденькие
ставни. Он входит в комнату. В руках у него кольт-компостер, изготовленный
для пробивания дырок на билетах.
-- Сюда! -- зову я его.
Он замечает окровавленное тело, и его лицо странно бледнеет.
-- Матиас, -- бормочет он. -- Это сделал тот гад в коридоре, которого
ты пришил?
-- Увы! -- с горечью говорю я. -- Этот тип понял, что ему конец и решил
убрать Матиаса, чтобы тот ничего не сказал!
Его Башковитость внимательно рассматривает рану.
-- Для преподавателя по пулевым отверстиям, -- говорит он, -- на самом
деле печально вот так заканчивать свою жизнь!
И, продолжает, вздрогнув:
-- Постой, может быть, еще есть какая-то надежда. Он еще жив. Мне
думается, что под таким углом пуля должна скользнуть вдоль затылочной кости
и выйти наружу!
Я рассматриваю рану повнимательнее.
-- И правда, она вышла, эта пилюля: видишь, она застряла в плинтусе,
возле батареи. Скорую помощь! Быстро!
Через полчаса Матиаса на скорой доставляют в госпиталь Эдуарда Эррио,
где ему будут делать трепанацию черепа. Его тестю не остается ничего
другого, как созвать дежурных серафистов на траурную обедню с певчими и
музыкой. Сейчас именно тот момент, когда следовало призвать на помощь всех
святых, всех ангелов-стражей порядка, дипломированных архангелов,
потенциальных блаженных, а также все Святое семейство: Господа Бога, Его
Сына, Святой Дух Элуа, Марию, Иосифа, осла и все такое прочее, чтобы
дежурный хирург совершил маленькое чудо.
Берю и я очень подавлены. Этот трагический случай внезапно опустошил
нас. Все происходило так мирно. Спокойная слежка, а потом -- вдруг все
перевернулось, и мы стали свидетелями драмы. У палача Матиаса при себе не
было никаких документов. Служба криминалистики, в соответствии с ее
функциональным предназначением, сейчас занимается опознанием этого типа.
Долоросы в гостиницу "Стандинг" еще не вернулись. Я отдал приказ устроить в
гостинице засаду и, если они вернутся, арестовать их. Мне не терпится
пролить свет на эту историю. А вам, мои красавицы, разве нет, скажите? От
этих таинственных аккумуляций (как говорит Берю) у вас в замыкателях бегают
мурашки. И вы хотели бы иметь чистую совесть во всей этой истории (хотя бы
раз в жизни, плутовки вы мои). Ну, что ж, вам придется сделать как Шарль, то
есть, набраться терпения и ждать, чтобы узнать всю правду о господине Икс.
-- Надо срочно ехать в школу и найти этого типа, -- волнуется Берю.
-- Хорошо, Малыш.
И мы едем в школу Сен-Сир.
Пока мы преодолеваем первые подъемы Золотой горы, Берю сам с собой
ведет такой разговор:
-- А ты не думаешь, Сан-А, что в глубине души Матиас чувствовал, что с
ним что-то случится?
Пораженный таким открытием, я шепотом отвечаю:
-- Правда, Толстый, он это чувствовал.
-- Что же он такое знал, из-за чего они закрыли ему говорильник пулей?
-- Ои ничего не знал, но они думали, что он что-то знает.
-- И что же? -- простодушно спрашивает Невыразимый.
Я испускаю ртом звук, который другие предпочитают производить своим
южным полушарием.
-- В тот день, когда мы это будем знать. Толстый, правда будет записана
огненными буквами на фасаде школы!
Берю улыбается.
-- Этот день, парень, не так ух далеко, -- обещает он. -- Я тебе
клянусь, что очень скоро, дай мне только переброситься парой слов с этим
проворным малым, ты получишь самую достоверную информацию.
Увы! Его оптимизм, по крайней мере, не совсем ко времени, потому что
наш клиент еще не вернулся в школу, "al school", как говорят жители
Великобритании, которые бегло говорят по-английски!
Начинается долгое ожидание.
Товарищ Ракре дает мне кое-какую информашку об этом слушателе. Это
некто Авель Канто, уроженец Бордо. В школу прибыл недавно. Я мчусь к
директору и прошу у него личное дело этого парня. Он признается мне, что уже
с самого моего приезда он знал, кто я, и я благодарю его за соблюдение
тайны. Из дела Канто ничего особо важного для себя мы не узнаем. Он был
секретарем в одном из комиссариатов пригорода Парижа, а до этого --
инспектором в Бордо. В краткой справке он характеризуется положительно, как
ценный работник. Это и смущает больше всего, правда?
Заодно я прошу показать дела двух "самоубийц". И только в этот момент,
мои хорошенькие, я начинаю видеть в этом деле проблески света. Кастеллини,
родом с Корсики, тоже был инспектором в Бордо. А Бардан служит в полиции
Либурна, то есть (для тех, кто немного знает географию) в нескольких
километрах от Бордо. Вывод: город Монтеня (Мишеля Экема де) и Эскарпита
(Робера) является общим знаменателем этих трех господ. Одно очко в мою
пользу.
Я устраиваюсь в одном из свободных кабинетов и начинаю названивать во
все концы. Я звоню в Бордо и прошу, чтобы мне прислали послужной список
Канто и двух покончивших с собой; после этого прошу Париж навести справки о
Долоросах. После этого звоню своим лионским коллегам и узнаю, что панамцы в
гостинице "Стандинг" так и не объявились. А поскольку друг Канто тоже явно
не думает возвращаться в школу, я начинаю всерьез думать, что эти гангстеры
уже в курсе моего стремительного наскока на виллу. Полиция района Роны-Соны
выяснила, что дом, в котором был заточен Матиас, был снят Долоросами у одной
старой и весьма благонамеренной дамы и что эта дама торгует свечками и
набожными картинками на холме Фурвьер. Вот и все, что мы имеем на данный
момент.
Четвертый звонок я делаю в госпиталь Эдуарда Эррио. Дежурный врач
сообщает, что операция у Матиаса прошла прекрасно, но мой несчастный
товарищ, если он выкарабкается, будет в состоянии говорить не ранее, чем
через двое суток.
Я же говорил вам, что начинается долгое ожидание!
Вечер проходит в общем спокойно. Мы смотрим по телеку какой-то
высокоморальныи спектакль, который поднимает дух без всяких наркотиков. В
пьесе говорится об истории одной дамы, которая любит своего мужа. Но она
очень несчастна, бедняжка, потому что воображает, что ее прощелыга дублирует
ее со своей секретаршей, потому что вечерами он поздно возвращается домой.
Славная женщина с ужасом и отчаянием переживает горечь измены и в один
прекрасный день принимает решение продегустировать стаканчик стрихнина,
чтобы ее ветреный муж узнал, что такое быть вдовцом! Но как раз в тот
момент, когда она собирается одним махом опрокинуть стаканчик за свою
исковерканную жизнь, заявляется ее вертопрах: губы сердечком, в петлице
гвоздика, а на плавках роза (красная роза, так как плавки называются
"Кардинал"), а в руках здоровенный пакет, перевязанный
ленточками-веревочками. Пояснение: хороший муж приготовил подарок на день
рождения своей жены. Он заказал ей электроплиту на транзисторах "Маде ин
жапан" и получил ее в виде запасных частей, чтобы не платить таможенные
налоги. Вечерами, с помощью своей неустрашимой секретарши -- очень хорошей
девушки и к тому же замужем за лейтенантом-пожарником -- он на работе
собирал эту плиту на транзисторах (с гелиографическим чайником, встроенной
гофрированной формой для выпечки тортов, автоклавом со свистящим клапаном,
фигурным грилем с инфракрасной накачкой и электрической плитой на
компенсирующей подушке). Непростая машина, правда? Какое надо было иметь
терпение, чтобы собрать ее с помощью инструкции, написанной по-японски, а в
качестве инструмента использовать лишь отвертку и ложку для обуви для
одноногих людей.
Для этого надо страшно любить свою жену, согласитесь! И покинутая мадам
была, естественно, потрясена. Она быстро освобождается от своего
заблуждения! Она растрогана до слез! От радости она взлетает на высоту
десять тысяч метров! И вот она уже разгуливает в совершенно розовом небе!
Как же ей вылить в раковину свой роковой отвар, не поблагодарив сначала
своего мужественного сборщика-механика! Спектакль заканчивается сценой, где
она -- чтобы не шокировать "наших юных телезрителей" -- обещает ему испечь
на десерт торт с черникой. Но когда умеешь слушать между всяких нелепиц,
сразу догадываешься, что это будет в самом деле за торт с черникой!
Героическое сражение в постели, это факт! Празднование дня рождения с
ненасытными ласками, подкожными восклицаниями и ломкой постельной
материальной части под звуки американского марша.
Мой товарищи говорят, что это стоящий спектакль, и что он имеет большую
воспитательную цель. Передачи такого типа поднимают дух в народе. Народ, так
сказать, осознает самого себя и свои возможности! Сразу после спектакля
показывают документальный фильм об Индии, в котором говорится, что там от
нищеты страдают только бедняки. К счастью, для поддержания стандинга этого
народа там еще встречаются настоящие магараджи с баснословными богатствами,
которые живут в мраморных дворцах, а дворы в дворцах вымощены рубинами, а
еще топазами. Короче говоря, Индия -- настоящая сказка. Там сплошная
индусская феерия во всем великолепии. В этой короткометражке не говорится о
бидонвилях, чтобы не шокировать зрителей. Предпочтение отдается радостным
тонам: алебастр, сатин и белые слоны, покрытые золотыми попонами (ну, а
погоняют слонов, естественно, люди из народа). Как не говорится и о том, что
вся эта сказочная Индия пахнет дерьмом! Потому что, согласно своей религии,
эти славные недоедающие люди должны оправляться на свежем воздухе на восходе
и на заходе солнца. Когда едешь утром из аэропорта в Бомбей, а это примерно
сорок километров, то видишь, что вся Индия сидит на корточках. Целый народ
со спущенными штанами -- это впечатляет. Это и есть ароматы загадочной
Индии. Но попробуйте только показать или сказать об этом в документальном
фильме! Попробуйте снять этих худощавых людей, роющихся в отбросах у обочин
дорог и подтирающихся глиной! Моментально поднимет хай лига культа:
озлобленные благонамеренные, скучающие, наводящие скуку, озабоченные тем,
что ничего не делается, наставляющие -- вся эта орда елейных людей, святош и
желчных людей, начиная с тех, кто носит набивные зады и кончая теми, кто
носит пристяжные воротнички. Пусть только попробуют показать нам ту Индию,
которая делает по-большому и подтирает зад холерной гончарной глиной,
которая глотает эластичные бинты, чтобы прочистить кишки, и которая не
зарывается в могилы, а отдается на растерзание орлам-стервятникам. Да, пусть
только эти ребята из программы "Семь дней вокруг света" попробуют это
сделать! И тогда вы увидите, сколько гневных писем обрушится на письменный
стол главного редактора этой телепередачи Пьера Лазарева. Везде: в тени и
при ярком свете, на улице и в спальне, в кабинетах и исповедальнях сидят эти
черные вороны в самых разных обличьях и наполняют свои ручки
хлористо-водородной кислотой, чтобы обрушиться с нападками на Лазарева и
сказать ему, что они думают о настоящем журналисте. Они только и ждут
момента, чтобы что-нибудь вычеркнуть, выскоблить, сократить, пригрозить ему
и испачкать его грязью. Все эти господа-мокрицы, дамы-тараканы, развратники
с поясом целомудрия имеют полный набор для составления петиций. Они
проявляют бдительность, эти братья морального кодекса! Они стерегут, они
ходят дозором, они стоят на вахте, чтобы ничего такого не пропустить.
Я делаю еще серию телефонных звонков. Госпиталь: состояние Матиаса без
изменений. Гостиница "Стандинг". Долоросы по-прежнему не вернулись. После
этого я иду баиньки. Но я иду не в свой бокс, а в бокс Авеля Канто. Так что,
если он объявится, я его уж точно не упущу! Из увольнения вернулись не все
слушатели, опаздывают те, кто еще развлекается со своими подружками. Но
большая часть личного состава вернулась на базу. У хорошо погулявших мужиков
под глазами черные круги, ноги ватные, трусы напоминают почтовые ящики, из
которых вынули корреспонденцию. Мне думается, что они хорошо обслужили своих
дам.
Пред тем как вытянуться на кровати дезертира, я шарю в его платяном
шкафу. И нахожу кое-что интересное: инструмент слесаря-водопроводчика в
пустой коробке из-под ботинок. Я думаю, что самые тупые из вас (если такие
есть), уже сделали из этого вывод, что прошлой ночью на нас напал Канто. И
что он-то и занимался левыми слесарными работами в санчасти, Я определенно
все больше и больше горю желанием найти этого парнишку Авеля. Я обещаю вам,
дочки мои, что стану его Каином.
Я жду его так долго, сколько могу.
Затем я уже не могу.
И я засыпаю. Но одним глазом.
В которой Берюрье рассказывает о женитьбе
На следующий день ситуация не изменилась. Если не считать, что была
обнаружена машина Долоросов. Ее нашли у дороги в овраге недалека от города
Бур-ан-Бресс. Здесь все ясно: клиенты из гостиницы 'Стандинг' заметили нас,
когда уезжали из виллы. Они скрытно следили за нашими действиями и жестами.
Поняв, что они обнаружены, они применили заранее разработанный тревожный
вариант и растворились в природе, предварительно предупредив Авеля Канто.
Мне думается, что в это время они уже находится в Швейцарии! Матиас провел
ночь "удовлетворительно", но словам докторов, которые всегда имеют тенденцию
довольствоваться малым. Справочная служба Парижа сообщает, что официально
Долороса является посредником фирмы по продаже гудрона. Он много ездит по
свету. Больше о его личности ничего не известно. Личность убитого с виллы,
который сторожил Рыжего, установить не удалось. В данный момент моя
последняя надежда -- Матиас. Если рыжий малый поправится, он, без сомнения,
расскажет нам что-нибудь интересное о своем похищении. Walt and see -- ждите
и смотрите, -- как с охотой говорят французы, желающие внушить другим, что
они говорят по-английски.
Медленно тянется день. Я звоню в сыскную полицию Бордо и справляюсь,
как у них идут дела с проведением расследования по трем инспекторам, которые
меня интересуют. Мои собратья по сыску обещают представить мне подробный
доклад завтра, что означает, что они на данный момент фактически уклоняются
от ответа.
Поэтому остается ждать и не ломать голову. Я хочу встретиться с
Мужественным, но, судя по всему, он "остановился" в городе. Я боюсь, как бы
он снова не перебрал божоле. Этот год выдался на редкость урожайным, и у
Толстяка есть все основания залиться "под пробку". Но мои опасения
необоснованны, так-как вечером, к началу своей лекции, которую все ждут с
огромным нетерпением, он уже сидит в аудитории -- с чистым взглядом и
помутившимся от знаний лбом.
Он пришел пораньше, чтобы проверить состояние своего стула, чтобы не
повторился инцидент, который произошел накануне. Берю не лишен благородства.
Замечательная личность в своем роде!
-- Садитесь! -- отрывисто говорит он голосом в тональности би-моль.
Мы садимся. В тишине слышно громкое шуршание одежды.
Тогда Берюрье Благородный вытягивает свои десятипалые руки наподобие
бампера автомобиля и сцепляет один за другим все пальцы. Это похоже на
застегивание "молнии" на холостом ходу.
-- Вчера, мужики, -- начинает Высокоуважаемый, -- я хотел узнать, кто
подменил мне стул. И просил вас провести расследование этого случая. Я
надеюсь, что вы это сделали?
Мы неуверенно переглядываемся. Мои товарищи и я уже забыли об этом
инциденте. Но не этот красномордый осел Берю! Его череп сплошь из кости.
Поэтому мыслям, которые застаиваются в нем, довольно трудно оттуда
выбраться.
-- Кто мне скажет, кто это, получит "5", -- сулит Толстый.
А поскольку никто не реагирует, он недовольно ворчит:
-- Значит, я вас всех поочередно буду допрашивать, одних после других.
Тот, кто ничего не скажет, получит "О", и поделом!
Тут я улавливаю, что он хочет спасти свою репутацию -- тщеславный
Толстяк -- и, чтобы сразу покончить с этим делом, я поднимаю палец.
Берю буравит меня глазами.
-- Что у вас, молодой человек? -- спрашивает он, насторожившись.
-- Я знаю, кто подстроил это, господин преподаватель.
По рядам пробегает шепот негодования.
-- Это слушатель, именуемый Авель Канто, -- говорю я и показываю на
незанятое место. И добавляю: -- Это мог сделать только он, потому что
отсутствующие всегда неправы.
Мои товарищи встречают мои слова аплодисментами. А один даже говорит,
что для "черномазого" я слишком сообразительный. Берю с достоинством кивает
головой.
-- Поговорим об этом, когда он вернется, -- предупреждает он, вкладывая
в эти слова угрозы максимум смысла.
Наконец он раскрывает свою энциклопедию, находит главу, посвященную
женитьбе и нервным жестом раскладывает книгу надвое, чтобы не закрывалась
найденная страница.
-- Товарищи, -- довольно демократично начинает преподаватель, -- до
того, как начать разговор о женитьбе, я хотел бы сказать одну вещь по поводу
помолвки. Если вы хотите разорвать эту помолвку до того, как накинуть петлю
на шею, то колебаться не надо. Бывают такие скромники, у которых отпадает
желание жениться, но они все-таки делают это, потому что у них не хватает
наглости не выйти на футбольное поле. Именно к ним я и обращаюсь. Это все
равно что утопающий, который отказывается ухватиться за спасательный круг,
опасаясь, что он может его повредить! Сомневающийся человек нырять не
должен. Как же подойти к этому вопросу? Ну, примерно, так: либо он начистоту
все выкладывает своей девице, либо пишет писульку в такой концепции:
"Моя душечка, от моего письма ты получишь гораздо большее потрясение,
чем ты ожидала, но я должен тебе признаться, что после того, как я отвел
себя в сторонку, чтобы побеседовать с самим собой, я решил больше не
жениться. Видишь ли, Нинетта, свобода -- это такая штука, которая надвое не
делится. Поэтому предпочитаю сохранить свою и оставить тебе твою, чтобы не
вешать обе на вешалку в ванной.
Не сердись на меня за это решение -- это говорит голос здравого смысла.
И поверь мне, моя милая, что здравый. смысл редко несет бессмыслицу. А
колечко вышли мне заказным письмом. Сделай милость. Ну, а если оно тебе
сильно нравится, и ты уже к нему привыкла, я оставляю его тебе на память.
Деньги вышлешь попозже, цена кольца указана в прилагаемом к письму чеке. Что
касается наших писем, то пересылать их по почте ни к чему -- лишние расходы.
Лучше выбросить их в унитаз и спустить воду на наше прошлое. Если случайно
чем-то здорово напоминал травоядное животное!
Берю подпиливает последний зуб на приборе для набивания трубок,
выдувает опилки и наощупь вставляет его в замочную скважину.
Крик-крак! И дверь открывается.
Рассказчик снисходит до подобия улыбки.
-- Не так это и сложно, -- вздыхает он. -- Входите же, господин барон,
вы у себя дома.
В которой продолжается Глава одиннадцатая
Мы входим в невзрачный коридор с заплесневелыми стенами. Сдается, что в
этом бараке не жили уже тысячу лет. Пахнет сыростью и затхлостью. Берю
чихает, но чихает сильнее обычного, потому что он старался удержаться от
чиха. От воздушной волны закачался китайский фонарик, подвешенный на
потолке.
Я моментально выхватываю из кобуры своего дружка "пифпафа", чтобы быть
готовым ко всему, и продвигаюсь внутрь лома.
Справа и слева в коридор выходят много дверей. Мы пинком распахиваем их
и заглядываем в комнаты. Пусто, обшарпанно, изъедено молью и пахнет гнилью.
-- Будто спальня Спящей красавицы из дубовой рощи, -- замечает Толстый,
демонстрируя свои глубокие познания в культуре.
Нам ничего не остается делать, как подняться по лестнице на второй
этаж, потому что на первом мы ничего не обнаружили. Мы вступаем на лестницу,
хотя это и не так престижно, как вступить в воздушно-десантные войска. Я об
этом уже говорил в моменты самозабвения. Не так престижно, но более опасно,
так как едва мы поднялись на несколько степеней, как сверху в нас стали
плеваться. Какой-то господин сидит на корточках на клетке второго этажа и
весело постреливает в нас из пистолета с глушителем! Классный презерватив,
ребята, почти ничего не слышно! Сцена из фильма Лаутнера! А он один играет
за всех дядюшек в фильме "Дядюшки-убийцы". В двух миллиметрах от моей
физиономии отваливается большой кусок штукатурки. Я едва успеваю плюхнуться
на живот и на животе скольжу по ступенькам. По пути я задеваю Его
Округлость. Мы соединяемся и катимся дальше в виде небольшой лавины из двух
тел. Малость побитые и помятые, мы оказываемся в коридоре.
Маленький спектакль такого рода страшно нервирует.
-- Вот так дела, -- ворчит Толстощекий, -- эта таверна случайно
называется не "Радушный прием?" Надо звякнуть в полицию, чтобы нам прислали
подмогу, а то мы можем проторчать здесь весь день, как в осажденном Вердене!
Я качаю головой.
-- Мы урегулируем этот вопрос между собой, папуля!
-- Ну, ты даешь, -- ворчит он, -- с твоими выдающимися умственными
способностями ты скоро будешь работать только на себя. На фоне таких гениев,
как ты, остальные полицейские просто ремесленники.
Классный убийца наверху наверное уже жалеет, что поспешил. Он не дал
нам подняться выше по лестнице, и ему пришлось стрелять под неудобным углом.
-- У меня такая мыслишка, что он там один, -- шепчу я на ухо Толстому,
-- давай попробуем подобраться к нему сзади.
-- Хоккей, -- отвечает Несносный, -- я схожу к соседу и одолжу у него
лестницу. Трепану, что она нужна для подстрижки усов у клубники!
Он уходит.
Рукоятка пугача щекочет мне ладонь. Как я хочу взять его на мушку,
этого нехорошего человека со второго этажа!
-- Эй, дружище, -- ору я ему во всю глотку. -- На вашем месте, я бросил
бы свою хлопушку и тихонько спустился по лестнице с поднятыми руками. К
счастью, вы меня не задели, поэтому вы еще можете надеяться на смягчающие
обстоятельства при определении меры наказания!
Никакого ответа.
-- Ваше поведение неразумно, -- добавляю я, -- вы влипли, влипли,
влипли, как пел воробушек на ветке липы!
По-прежнему никакой реакции. Может быть, этот канонир вообще не сечет
по-французски? А вдруг случайно у него рот заклеен лейкопластырем, а?
Проходит несколько минут. Над собой я слышу его дыхание. В пустом доме
все звуки заметно усиливаются.
-- Ты слышишь, метатель желудей, -- снова кричу я злющим -- презлющим,
брюзжащим голосом. -- Тебе крышка. В твоих же интересах не брать на себя
лишнее и увеличивать свой пассив, иначе ты никогда на расплатишься с
долгами!
Наверху слышится легкий шум шагов. Парень меняет место. Это что,
военная хитрость? Я поднимаю свое навостренное ухо: никакой ошибки, он
входит в какую-то комнату; слышится скрип половиц под его ногами. Вдруг в
тишине раздается выстрел, звук которого, приглушенный глушителем, кажется
каким-то глухим, металлическим и даже смешным.
У меня на мгновение появляется мысль, что он выстрелил в Его
Высочество, но она тут же исчезает. Здраво рассуждая, у Берю просто
физически не было времени одолжить лестницу у соседей и взять приступом
главную башню этого замка. Тогда, что же?
Я решаюсь и, пистолет в руке, палец на курке, голова напряжена, глаза,
как у орла, я делаю молниеносный бросок на эту треклятую лестницу. И одним
броском перескакиваю половину ступеней. Тут я замечаю, как из одной комнаты
крадучись выходит парень гусарского сложения. Без пиджака. На шее шелковый
галстук с рисунком под названием "Гибель Титаника", выполненным в
естественных цветах. Седые волосы подстрижены "под ершик". Лицо цвета охры.
Густые брови. Из ствола пушки идет дымок... Глушитель придает пистолету еще
более угрожающий вид. Тип держит пистолет у бедра, на манер наемного убийцы.
Теперь до меня доходит, почему он промахнулся в меня. Месье привык палить из
определенного положения: от бедра. А когда он стреляет с вытянутой руки, то
теряет целкость. Поскольку мне известны его намерения по отношению ко мне, я
говорю сам себе (но гораздо быстрее, чем это пишу), что лучше мне его
опередить и первым пожелать покоя его душе. И слету открываю огонь. И пока
он не успел ничего понять, я всаживаю в него всю обойму. Последним усилием
он нажимает на спусковой крючок, и перила лестницы расцвечиваются пунктиром
дырочек. После этого парень, который схлопотал восемь моих картечин в свой
буфет, делает кульбит вперед. Его голова смешно свешивается с первой
ступеньки лестницы, а из вспоротого живота фонтаном хлещет кровь.
Как говорил один мой приятель: "если он любит цветы, то скоро их будет
иметь".
Я завершаю свое восхождение наверх и переступаю через тело. Меня
продолжает интриговать выстрел из пушки, который я слышал несколько секунд
назад. Я врываюсь в комнату, из которой он вышел, и с трудом перевожу
дыханье. Передо мной Матиас. Лицо залито кровью... Он сидит на полу,
прислонившись спиной к батарее центрального отопления. Рот заткнут кляпом из
шелкового платка. Но сейчас этот кляп бесполезен: от пули, которую всадил в
его котелок этот громила, у рыжего явно нет никакого желания рассказывать
свою биографию. Пуля пробила крышку его котелка, и из раны, пузырясь,
вытекает кровь. Будто его мозг пускает пузыри. От крови рыжая шевелюра
приобретает пурпурный цвет. В этот момент он чем-то похож на клоуна. Я
становлюсь перед ним на колени и прикладываю руку к груди. В груди что-то
бьется.
Что же ты, малыш! Ведь ты так гордился своей нескладной женушкой,
которая с таким желанием ждала своего пацана!
Где-то рядом слышится шум. Это Толстый берет штурмом бастион. Он уже
проник на второй этаж через окно, предварительно разбив в щепки жиденькие
ставни. Он входит в комнату. В руках у него кольт-компостер, изготовленный
для пробивания дырок на билетах.
-- Сюда! -- зову я его.
Он замечает окровавленное тело, и его лицо странно бледнеет.
-- Матиас, -- бормочет он. -- Это сделал тот гад в коридоре, которого
ты пришил?
-- Увы! -- с горечью говорю я. -- Этот тип понял, что ему конец и решил
убрать Матиаса, чтобы тот ничего не сказал!
Его Башковитость внимательно рассматривает рану.
-- Для преподавателя по пулевым отверстиям, -- говорит он, -- на самом
деле печально вот так заканчивать свою жизнь!
И, продолжает, вздрогнув:
-- Постой, может быть, еще есть какая-то надежда. Он еще жив. Мне
думается, что под таким углом пуля должна скользнуть вдоль затылочной кости
и выйти наружу!
Я рассматриваю рану повнимательнее.
-- И правда, она вышла, эта пилюля: видишь, она застряла в плинтусе,
возле батареи. Скорую помощь! Быстро!
Через полчаса Матиаса на скорой доставляют в госпиталь Эдуарда Эррио,
где ему будут делать трепанацию черепа. Его тестю не остается ничего
другого, как созвать дежурных серафистов на траурную обедню с певчими и
музыкой. Сейчас именно тот момент, когда следовало призвать на помощь всех
святых, всех ангелов-стражей порядка, дипломированных архангелов,
потенциальных блаженных, а также все Святое семейство: Господа Бога, Его
Сына, Святой Дух Элуа, Марию, Иосифа, осла и все такое прочее, чтобы
дежурный хирург совершил маленькое чудо.
Берю и я очень подавлены. Этот трагический случай внезапно опустошил
нас. Все происходило так мирно. Спокойная слежка, а потом -- вдруг все
перевернулось, и мы стали свидетелями драмы. У палача Матиаса при себе не
было никаких документов. Служба криминалистики, в соответствии с ее
функциональным предназначением, сейчас занимается опознанием этого типа.
Долоросы в гостиницу "Стандинг" еще не вернулись. Я отдал приказ устроить в
гостинице засаду и, если они вернутся, арестовать их. Мне не терпится
пролить свет на эту историю. А вам, мои красавицы, разве нет, скажите? От
этих таинственных аккумуляций (как говорит Берю) у вас в замыкателях бегают
мурашки. И вы хотели бы иметь чистую совесть во всей этой истории (хотя бы
раз в жизни, плутовки вы мои). Ну, что ж, вам придется сделать как Шарль, то
есть, набраться терпения и ждать, чтобы узнать всю правду о господине Икс.
-- Надо срочно ехать в школу и найти этого типа, -- волнуется Берю.
-- Хорошо, Малыш.
И мы едем в школу Сен-Сир.
Пока мы преодолеваем первые подъемы Золотой горы, Берю сам с собой
ведет такой разговор:
-- А ты не думаешь, Сан-А, что в глубине души Матиас чувствовал, что с
ним что-то случится?
Пораженный таким открытием, я шепотом отвечаю:
-- Правда, Толстый, он это чувствовал.
-- Что же он такое знал, из-за чего они закрыли ему говорильник пулей?
-- Ои ничего не знал, но они думали, что он что-то знает.
-- И что же? -- простодушно спрашивает Невыразимый.
Я испускаю ртом звук, который другие предпочитают производить своим
южным полушарием.
-- В тот день, когда мы это будем знать. Толстый, правда будет записана
огненными буквами на фасаде школы!
Берю улыбается.
-- Этот день, парень, не так ух далеко, -- обещает он. -- Я тебе
клянусь, что очень скоро, дай мне только переброситься парой слов с этим
проворным малым, ты получишь самую достоверную информацию.
Увы! Его оптимизм, по крайней мере, не совсем ко времени, потому что
наш клиент еще не вернулся в школу, "al school", как говорят жители
Великобритании, которые бегло говорят по-английски!
Начинается долгое ожидание.
Товарищ Ракре дает мне кое-какую информашку об этом слушателе. Это
некто Авель Канто, уроженец Бордо. В школу прибыл недавно. Я мчусь к
директору и прошу у него личное дело этого парня. Он признается мне, что уже
с самого моего приезда он знал, кто я, и я благодарю его за соблюдение
тайны. Из дела Канто ничего особо важного для себя мы не узнаем. Он был
секретарем в одном из комиссариатов пригорода Парижа, а до этого --
инспектором в Бордо. В краткой справке он характеризуется положительно, как
ценный работник. Это и смущает больше всего, правда?
Заодно я прошу показать дела двух "самоубийц". И только в этот момент,
мои хорошенькие, я начинаю видеть в этом деле проблески света. Кастеллини,
родом с Корсики, тоже был инспектором в Бордо. А Бардан служит в полиции
Либурна, то есть (для тех, кто немного знает географию) в нескольких
километрах от Бордо. Вывод: город Монтеня (Мишеля Экема де) и Эскарпита
(Робера) является общим знаменателем этих трех господ. Одно очко в мою
пользу.
Я устраиваюсь в одном из свободных кабинетов и начинаю названивать во
все концы. Я звоню в Бордо и прошу, чтобы мне прислали послужной список
Канто и двух покончивших с собой; после этого прошу Париж навести справки о
Долоросах. После этого звоню своим лионским коллегам и узнаю, что панамцы в
гостинице "Стандинг" так и не объявились. А поскольку друг Канто тоже явно
не думает возвращаться в школу, я начинаю всерьез думать, что эти гангстеры
уже в курсе моего стремительного наскока на виллу. Полиция района Роны-Соны
выяснила, что дом, в котором был заточен Матиас, был снят Долоросами у одной
старой и весьма благонамеренной дамы и что эта дама торгует свечками и
набожными картинками на холме Фурвьер. Вот и все, что мы имеем на данный
момент.
Четвертый звонок я делаю в госпиталь Эдуарда Эррио. Дежурный врач
сообщает, что операция у Матиаса прошла прекрасно, но мой несчастный
товарищ, если он выкарабкается, будет в состоянии говорить не ранее, чем
через двое суток.
Я же говорил вам, что начинается долгое ожидание!
Вечер проходит в общем спокойно. Мы смотрим по телеку какой-то
высокоморальныи спектакль, который поднимает дух без всяких наркотиков. В
пьесе говорится об истории одной дамы, которая любит своего мужа. Но она
очень несчастна, бедняжка, потому что воображает, что ее прощелыга дублирует
ее со своей секретаршей, потому что вечерами он поздно возвращается домой.
Славная женщина с ужасом и отчаянием переживает горечь измены и в один
прекрасный день принимает решение продегустировать стаканчик стрихнина,
чтобы ее ветреный муж узнал, что такое быть вдовцом! Но как раз в тот
момент, когда она собирается одним махом опрокинуть стаканчик за свою
исковерканную жизнь, заявляется ее вертопрах: губы сердечком, в петлице
гвоздика, а на плавках роза (красная роза, так как плавки называются
"Кардинал"), а в руках здоровенный пакет, перевязанный
ленточками-веревочками. Пояснение: хороший муж приготовил подарок на день
рождения своей жены. Он заказал ей электроплиту на транзисторах "Маде ин
жапан" и получил ее в виде запасных частей, чтобы не платить таможенные
налоги. Вечерами, с помощью своей неустрашимой секретарши -- очень хорошей
девушки и к тому же замужем за лейтенантом-пожарником -- он на работе
собирал эту плиту на транзисторах (с гелиографическим чайником, встроенной
гофрированной формой для выпечки тортов, автоклавом со свистящим клапаном,
фигурным грилем с инфракрасной накачкой и электрической плитой на
компенсирующей подушке). Непростая машина, правда? Какое надо было иметь
терпение, чтобы собрать ее с помощью инструкции, написанной по-японски, а в
качестве инструмента использовать лишь отвертку и ложку для обуви для
одноногих людей.
Для этого надо страшно любить свою жену, согласитесь! И покинутая мадам
была, естественно, потрясена. Она быстро освобождается от своего
заблуждения! Она растрогана до слез! От радости она взлетает на высоту
десять тысяч метров! И вот она уже разгуливает в совершенно розовом небе!
Как же ей вылить в раковину свой роковой отвар, не поблагодарив сначала
своего мужественного сборщика-механика! Спектакль заканчивается сценой, где
она -- чтобы не шокировать "наших юных телезрителей" -- обещает ему испечь
на десерт торт с черникой. Но когда умеешь слушать между всяких нелепиц,
сразу догадываешься, что это будет в самом деле за торт с черникой!
Героическое сражение в постели, это факт! Празднование дня рождения с
ненасытными ласками, подкожными восклицаниями и ломкой постельной
материальной части под звуки американского марша.
Мой товарищи говорят, что это стоящий спектакль, и что он имеет большую
воспитательную цель. Передачи такого типа поднимают дух в народе. Народ, так
сказать, осознает самого себя и свои возможности! Сразу после спектакля
показывают документальный фильм об Индии, в котором говорится, что там от
нищеты страдают только бедняки. К счастью, для поддержания стандинга этого
народа там еще встречаются настоящие магараджи с баснословными богатствами,
которые живут в мраморных дворцах, а дворы в дворцах вымощены рубинами, а
еще топазами. Короче говоря, Индия -- настоящая сказка. Там сплошная
индусская феерия во всем великолепии. В этой короткометражке не говорится о
бидонвилях, чтобы не шокировать зрителей. Предпочтение отдается радостным
тонам: алебастр, сатин и белые слоны, покрытые золотыми попонами (ну, а
погоняют слонов, естественно, люди из народа). Как не говорится и о том, что
вся эта сказочная Индия пахнет дерьмом! Потому что, согласно своей религии,
эти славные недоедающие люди должны оправляться на свежем воздухе на восходе
и на заходе солнца. Когда едешь утром из аэропорта в Бомбей, а это примерно
сорок километров, то видишь, что вся Индия сидит на корточках. Целый народ
со спущенными штанами -- это впечатляет. Это и есть ароматы загадочной
Индии. Но попробуйте только показать или сказать об этом в документальном
фильме! Попробуйте снять этих худощавых людей, роющихся в отбросах у обочин
дорог и подтирающихся глиной! Моментально поднимет хай лига культа:
озлобленные благонамеренные, скучающие, наводящие скуку, озабоченные тем,
что ничего не делается, наставляющие -- вся эта орда елейных людей, святош и
желчных людей, начиная с тех, кто носит набивные зады и кончая теми, кто
носит пристяжные воротнички. Пусть только попробуют показать нам ту Индию,
которая делает по-большому и подтирает зад холерной гончарной глиной,
которая глотает эластичные бинты, чтобы прочистить кишки, и которая не
зарывается в могилы, а отдается на растерзание орлам-стервятникам. Да, пусть
только эти ребята из программы "Семь дней вокруг света" попробуют это
сделать! И тогда вы увидите, сколько гневных писем обрушится на письменный
стол главного редактора этой телепередачи Пьера Лазарева. Везде: в тени и
при ярком свете, на улице и в спальне, в кабинетах и исповедальнях сидят эти
черные вороны в самых разных обличьях и наполняют свои ручки
хлористо-водородной кислотой, чтобы обрушиться с нападками на Лазарева и
сказать ему, что они думают о настоящем журналисте. Они только и ждут
момента, чтобы что-нибудь вычеркнуть, выскоблить, сократить, пригрозить ему
и испачкать его грязью. Все эти господа-мокрицы, дамы-тараканы, развратники
с поясом целомудрия имеют полный набор для составления петиций. Они
проявляют бдительность, эти братья морального кодекса! Они стерегут, они
ходят дозором, они стоят на вахте, чтобы ничего такого не пропустить.
Я делаю еще серию телефонных звонков. Госпиталь: состояние Матиаса без
изменений. Гостиница "Стандинг". Долоросы по-прежнему не вернулись. После
этого я иду баиньки. Но я иду не в свой бокс, а в бокс Авеля Канто. Так что,
если он объявится, я его уж точно не упущу! Из увольнения вернулись не все
слушатели, опаздывают те, кто еще развлекается со своими подружками. Но
большая часть личного состава вернулась на базу. У хорошо погулявших мужиков
под глазами черные круги, ноги ватные, трусы напоминают почтовые ящики, из
которых вынули корреспонденцию. Мне думается, что они хорошо обслужили своих
дам.
Пред тем как вытянуться на кровати дезертира, я шарю в его платяном
шкафу. И нахожу кое-что интересное: инструмент слесаря-водопроводчика в
пустой коробке из-под ботинок. Я думаю, что самые тупые из вас (если такие
есть), уже сделали из этого вывод, что прошлой ночью на нас напал Канто. И
что он-то и занимался левыми слесарными работами в санчасти, Я определенно
все больше и больше горю желанием найти этого парнишку Авеля. Я обещаю вам,
дочки мои, что стану его Каином.
Я жду его так долго, сколько могу.
Затем я уже не могу.
И я засыпаю. Но одним глазом.
В которой Берюрье рассказывает о женитьбе
На следующий день ситуация не изменилась. Если не считать, что была
обнаружена машина Долоросов. Ее нашли у дороги в овраге недалека от города
Бур-ан-Бресс. Здесь все ясно: клиенты из гостиницы 'Стандинг' заметили нас,
когда уезжали из виллы. Они скрытно следили за нашими действиями и жестами.
Поняв, что они обнаружены, они применили заранее разработанный тревожный
вариант и растворились в природе, предварительно предупредив Авеля Канто.
Мне думается, что в это время они уже находится в Швейцарии! Матиас провел
ночь "удовлетворительно", но словам докторов, которые всегда имеют тенденцию
довольствоваться малым. Справочная служба Парижа сообщает, что официально
Долороса является посредником фирмы по продаже гудрона. Он много ездит по
свету. Больше о его личности ничего не известно. Личность убитого с виллы,
который сторожил Рыжего, установить не удалось. В данный момент моя
последняя надежда -- Матиас. Если рыжий малый поправится, он, без сомнения,
расскажет нам что-нибудь интересное о своем похищении. Walt and see -- ждите
и смотрите, -- как с охотой говорят французы, желающие внушить другим, что
они говорят по-английски.
Медленно тянется день. Я звоню в сыскную полицию Бордо и справляюсь,
как у них идут дела с проведением расследования по трем инспекторам, которые
меня интересуют. Мои собратья по сыску обещают представить мне подробный
доклад завтра, что означает, что они на данный момент фактически уклоняются
от ответа.
Поэтому остается ждать и не ломать голову. Я хочу встретиться с
Мужественным, но, судя по всему, он "остановился" в городе. Я боюсь, как бы
он снова не перебрал божоле. Этот год выдался на редкость урожайным, и у
Толстяка есть все основания залиться "под пробку". Но мои опасения
необоснованны, так-как вечером, к началу своей лекции, которую все ждут с
огромным нетерпением, он уже сидит в аудитории -- с чистым взглядом и
помутившимся от знаний лбом.
Он пришел пораньше, чтобы проверить состояние своего стула, чтобы не
повторился инцидент, который произошел накануне. Берю не лишен благородства.
Замечательная личность в своем роде!
-- Садитесь! -- отрывисто говорит он голосом в тональности би-моль.
Мы садимся. В тишине слышно громкое шуршание одежды.
Тогда Берюрье Благородный вытягивает свои десятипалые руки наподобие
бампера автомобиля и сцепляет один за другим все пальцы. Это похоже на
застегивание "молнии" на холостом ходу.
-- Вчера, мужики, -- начинает Высокоуважаемый, -- я хотел узнать, кто
подменил мне стул. И просил вас провести расследование этого случая. Я
надеюсь, что вы это сделали?
Мы неуверенно переглядываемся. Мои товарищи и я уже забыли об этом
инциденте. Но не этот красномордый осел Берю! Его череп сплошь из кости.
Поэтому мыслям, которые застаиваются в нем, довольно трудно оттуда
выбраться.
-- Кто мне скажет, кто это, получит "5", -- сулит Толстый.
А поскольку никто не реагирует, он недовольно ворчит:
-- Значит, я вас всех поочередно буду допрашивать, одних после других.
Тот, кто ничего не скажет, получит "О", и поделом!
Тут я улавливаю, что он хочет спасти свою репутацию -- тщеславный
Толстяк -- и, чтобы сразу покончить с этим делом, я поднимаю палец.
Берю буравит меня глазами.
-- Что у вас, молодой человек? -- спрашивает он, насторожившись.
-- Я знаю, кто подстроил это, господин преподаватель.
По рядам пробегает шепот негодования.
-- Это слушатель, именуемый Авель Канто, -- говорю я и показываю на
незанятое место. И добавляю: -- Это мог сделать только он, потому что
отсутствующие всегда неправы.
Мои товарищи встречают мои слова аплодисментами. А один даже говорит,
что для "черномазого" я слишком сообразительный. Берю с достоинством кивает
головой.
-- Поговорим об этом, когда он вернется, -- предупреждает он, вкладывая
в эти слова угрозы максимум смысла.
Наконец он раскрывает свою энциклопедию, находит главу, посвященную
женитьбе и нервным жестом раскладывает книгу надвое, чтобы не закрывалась
найденная страница.
-- Товарищи, -- довольно демократично начинает преподаватель, -- до
того, как начать разговор о женитьбе, я хотел бы сказать одну вещь по поводу
помолвки. Если вы хотите разорвать эту помолвку до того, как накинуть петлю
на шею, то колебаться не надо. Бывают такие скромники, у которых отпадает
желание жениться, но они все-таки делают это, потому что у них не хватает
наглости не выйти на футбольное поле. Именно к ним я и обращаюсь. Это все
равно что утопающий, который отказывается ухватиться за спасательный круг,
опасаясь, что он может его повредить! Сомневающийся человек нырять не
должен. Как же подойти к этому вопросу? Ну, примерно, так: либо он начистоту
все выкладывает своей девице, либо пишет писульку в такой концепции:
"Моя душечка, от моего письма ты получишь гораздо большее потрясение,
чем ты ожидала, но я должен тебе признаться, что после того, как я отвел
себя в сторонку, чтобы побеседовать с самим собой, я решил больше не
жениться. Видишь ли, Нинетта, свобода -- это такая штука, которая надвое не
делится. Поэтому предпочитаю сохранить свою и оставить тебе твою, чтобы не
вешать обе на вешалку в ванной.
Не сердись на меня за это решение -- это говорит голос здравого смысла.
И поверь мне, моя милая, что здравый. смысл редко несет бессмыслицу. А
колечко вышли мне заказным письмом. Сделай милость. Ну, а если оно тебе
сильно нравится, и ты уже к нему привыкла, я оставляю его тебе на память.
Деньги вышлешь попозже, цена кольца указана в прилагаемом к письму чеке. Что
касается наших писем, то пересылать их по почте ни к чему -- лишние расходы.
Лучше выбросить их в унитаз и спустить воду на наше прошлое. Если случайно