22
На следующее утро я проснулся со смутным ощущением озабоченности, хотя и не знал, чем оно вызвано. Это одно из тех предощущений, которые появляются у нас порой, казалось бы, без всякой причины. Итак, я выполз из постели, стараясь не разбудить Райлу. Но мне это не удалось, так как когда я тихонько шел к двери, она спросила:
— Что случилось, Эйса?
— Да ничего. Вот выйду, взгляну.
— Не в пижаме, — сказала она. — Вернись, оденься. Сегодня прибудут люди из Сафари, они могут появиться рано. Их время на пять часов впереди нашего.
Я одевался с ужасным чувством, что теряю время. Затем так быстро, как только можно, я вышел, стараясь не показать, что очень спешу. Но, едва открыв дверь, я бросился назад и схватил одну из семимиллиметровых винтовок, стоящих в стойке у двери. Возле самого хребта, не более чем в пятистах футах от меня, стоял тот старый мастодонт, которого Хайрам назвал Неуклюжиком. Ошибиться было невозможно, он был похож на побитое молью пальто. Вблизи это было еще более заметно, чем прежде.
Он стоял как-то удрученно, с хоботом, апатично поднятым между огромными бивнями. Рост его был около девяти футов, и вид у него был вовсе не располагающий. Перед ним, не более чем в пяти-десяти футах, стоял Хайрам. Рядом с Хайрамом, как всегда виляя хвостом, стоял Боусер. Хайрам разговаривал с этим странным зверем, который помахивал в ответ одним ухом
— не огромным хлопающим ухом, какое можно увидеть у африканского слона, но все же достаточно большим.
Я окаменел, сжимая в руках винтовку, и не осмелился ни закричать Хайраму, ни отозвать Боусера. Все, что я мог, это стоять с ружьем наготове. Из тайников моей памяти выплыло, что через многие века в будущем старина Карамойо Белл убил сотни африканских слонов ради слоновой кости винтовкой примерно того же калибра, как та, что я держал в руках. Даже если так, я надеялся, что мне не придется ее использовать. Большинство своих выстрелов Карамойо сделал в голову, а я не был абсолютно уверен, что знаю, куда целиться, чтобы попасть в мозг.
Неуклюжик сначала просто стоял, потом начал двигаться. Я подумал, что он собирается подойти к Хайраму, и поднял винтовку. Однако он никуда не пошел. Он поднял сначала одну ногу, потом другую, в какой-то нервозной последовательности. Потом опустил их, словно они болели и он старался одну за другой освободить их от своего веса. Это занятие — переступание с ноги на ногу — придало его телу легкое качающееся движение и это была глупейшая вещь, какую я когда-нибудь видел — этот неуклюжий слон перед Хайрамом, мягко раскачивающийся взад и вперед.
Я быстро сделал шаг вперед, затем, подумав, другой. Слишком далеко, и все, казалось мне, было в порядке, хотя, вероятно, любой пустяк мог изменить положение дел, и я не хотел делать ничего, что привело бы к этому.
Там, далеко передо мной, Хайрам сделал короткий шаг вперед, затем другой. Я хотел крикнуть ему, но как-то удержался, потому что знал, что лучше этого не делать. Если бы что-нибудь произошло, у меня было ружье, и я выпустил бы из него три или четыре пули в старину Неуклюжика быстрее, чем вы сосчитали бы до четырех. Однако я продолжал надеяться, что делать этого мне не придется. Хайрам дюйм за дюймом двигался вперед, делая один осторожный шаг за другим, но Боусер остановился. Честное слово, у Боусера было больше сообразительности, чем у Хайрама. Когда все это кончится, сказал я себе, я ему задам. Сколько раз я говорил ему, что следует оставить мастодонтов в покое, а он прокрался сюда рано утром, когда я еще сплю, и все-таки поступил по-своему. Но это, я знал, было в обычае Хайрама. Если вспомнить, раньше, дома, он разговаривал с сурками и малиновками, а если бы появился гризли, он стал бы разговаривать и с ним. Отправьте его в прошлое, в мел — и он заведет дружбу с динозаврами.
Но теперь Хайрам был рядом со зверем, который продолжал переступать с ноги на ногу, и протягивал к нему руки. Боусер оставался на месте, но хвостом больше не вилял. Очевидно, он беспокоился, как и я. Я сдерживал дыхание, размышляя, а что если теперь позвать Хайрама обратно. Но было слишком поздно. Если мастодонт сделает один-единственный выпад — Хайраму конец.
Мастодонт вытянул хобот наклонно вниз и вперед, к пальцам его ног, и Хайрам замер. Мастодонт пофыркал на Хайрама, пробежал кончиком хобота вниз и вверх по его телу с ног до головы. Он издавал мягкий гундосый звук, как бы обнюхивая его. Затем Хайрам протянул руку и похлопал по этому любопытному хоботу, почесывая и поскребывая его. Этот громадный глупый зверь издал стонущий звук, словно ему нравилось, когда его скребут. Тогда Хайрам сделал другой шаг. И еще один, и так до тех пор, пока не очутился прямо под головой Неуклюжика, которая нагнулась вперед. Хайрам пробежал руками вверх и вниз по хоботу и потянулся одной рукой, чтобы поскрести под до смешного маленькой нижней губой своего могучего друга. Неуклюжик захрюкал от удовольствия. Этот проклятый мастодонт был таким сумасшедшим, каким Хайраму едва ли когда-нибудь удастся стать.
Я перевел глаза на местность, надеясь, что это не преждевременно. Кажется, нет. Неуклюжик не тронулся с места, и Хайрам продолжал почесывать его. Боусер повернулся и с каким-то отвращением затрусил назад, чтобы усесться рядом со мной.
— Хайрам, — сказал я так спокойно, как мог. — Хайрам, послушай меня.
— Не беспокойтесь, мистер Стил. Неуклюжик — мой друг.
Ну, конечно. Я слышал это с тех пор, как вернулся в Уиллоу-Бенд и возобновил свое знакомство с Хайрамом. Все они были его друзьями, врагов у него не было.
— Тебе бы лучше не быть в этом уверенным. Он — дикий зверь, и он огромен.
— Он разговаривал со мной. Мы с ним разговаривали. Я знаю, что мы друзья.
— Тогда вели ему уйти отсюда. Скажи ему, чтобы он держался от нас подальше… убрался с этого гребня. Первое, что он должен знать — что он не должен появляться здесь, а если это случится, я его четвертую.
— Я уведу его вниз по долине, — ответил Хайрам, — скажу ему, что он должен там и оставаться. Скажу ему, что буду приходить и навещать его.
— Сделай это и возвращайся назад как можно скорее. Тебе нужно будет кое-что сделать.
Он протянул руку, положил на плечо Неуклюжика, и тот двинулся вперед, шаркая, делая короткие шажки, направляясь вниз по склону, а Хайрам шел сбоку от него.
— Эйса, — позвала из-за двери Райла, — что тут происходит?
— Сюда забрался Неуклюжик, и Хайрам отводит его назад, туда, откуда он пришел.
— Но Неуклюжик — мастодонт…
— Да, знаю. Но он также друг Хайрама.
— Тебе бы надо быстрее пойти побриться и причесаться, ради всего святого. Мы уже не одни.
Я посмотрел вниз по гребню. Пять фигур шли колонной одна за другой. Впереди шел Бен. Он был в ботинках, брюках хаки, охотничьей куртке и нес винтовку. Остальные были в деловых костюмах и шли с портфелями, либо с папками, оттягивающими их руки. Одним из них был Куртни. Трое других, по моим представлениям, должны были быть людьми из Сафари. Меня поразила несуразность этого зрелища — солидные деловые люди несли свои служебные документы через эту воинствующую дикость.
— Эйса! — сказала Райла.
— Уже поздно, — ответил я, — они сейчас будут здесь. Это — новая граница. Пусть принимают меня таким, какой я есть.
Я провел ладонью по подбородку, усам. Они были колючими. У меня очень жесткая и неопрятная растительность.
Бен подошел к нам и поздоровался. Другие выстроились в шеренгу. Куртни шагнул вперед и сказал:
— Райла, ты знаешь этих джентльменов?
— Да, конечно, — ответила Райла, — но никто из них не знаком с моим партнером, Эйсой Стилом. Извините его появление в таком виде. Утром у него были хлопоты с мастодонтом и…
Военного вида старый джентльмен в конце шеренги сказал:
— Простите меня, мадам, но правильно ли я разглядел? Мне показалось, что человек и мастодонт уходили с гребня вместе. Человек держал хобот мастодонта, как будто вел его.
— Да это просто Хайрам, — ответила Райла. — Он умеет обращаться с животными. Он утверждает, что разговаривает с ними.
— Значит, Хайрам принялся за старое, — заметил Бен. — Ненадолго же его хватило.
— Он здесь несколько дней, — вступился я, — и, кроме того, он ни в чем не нуждается.
— Никогда не видел ничего подобного, — сказал старый военный, — не могу поверить собственным глазам. Совершенно непостижимо!
— Эйса, — сказала Райла, — этот недоверчивый друг — майор Хеннеси. Майор, это мой партнер, Эйса Стил.
— Очень рад, — сказал Хеннеси. — Должен сказать, что вы здесь прекрасно устроились.
— Нам тут нравится, — ответил я. — Позже мы возьмем вас в поездку, если у вас найдется время.
— Невероятно, — сказал Хеннеси. — Этому совершенно невозможно поверить.
— Мистер Стил, — продолжала Райла, — мистер Стюарт, главный адвокат Сафари Инкорпорейтид. Мистер Бойл. Если я правильно запомнила, мистер Бойл, вы — генеральный управляющий…
— По устройству путешествий, — закончил Бойл. — Я отвечаю за эти путешествия к динозаврам. Они должны быть совершенно исключительными.
«И в самых разных отношениях», — сказал я про себя. Глядя на него, я понял, что он мне не нравится.
— Мы все давно знаем друг друга, — сказал мистер Стюарт. — Может быть, на этом и кончим? Мне хотелось бы поскорее убраться отсюда. Нам морочат голову.
Хеннеси ударил себя в грудь.
— Понюхайте этот воздух! Он абсолютно чист. В нем нет никакого загрязнения. Я не дышал таким воздухом долгие годы.
— Пожалуйста, берите стулья, — сказала Райла. — Я принесу кофе.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — заявил Бойл. — Мы позавтракали. Мистер Пейдж угостил нас кофе прямо перед отбытием.
— Но я голодна, — колко сказала Райла, — и мне кажется, Эйса тоже. Я надеялась, что вы присоединитесь к нам.
— Почему же нет, конечно, — сказал майор. — Мы с радостью присоединимся. Благодарю вас.
Они расставили стулья вокруг стола и сели, поставив портфели рядом с собой, все, кроме Стюарта, который положил свой на стол и начал доставать из него бумаги.
— Я уже говорил об этом. И говорю еще раз.
Райла принесла поднос с чашками, а я пошел в дом за кофе. На столе лежал нарезанный кофейный торт, я захватил и его.
К тому времени, когда я вернулся, все сидели вокруг стола и казалось, были готовы приступить к переговорам. Места за столом не было, поэтому я взял в руки стул и сел сбоку, поодаль.
Майор обратился ко мне:
— Итак, это — Мастодония. Приятная страна, должен сказать. Не расскажете ли вы, как вы ухитрились выбрать такое восхитительное место?
— Большей частью — по догадке. На основании того, что известно об этом времени. Сведения не наши, а геологов. Это сангамонское межледниковье, которое лежит между Иллинойскими и Висконсинскими оледенениями. Мы выбрали его потому, что почувствовали — это время наиболее близко нам по сравнению с различными периодами, какие мы могли бы выбрать. И еще из-за того, что климат здесь должен быть идеальным. В последнем мы пока не уверены, поскольку пробыли здесь еще недостаточно.
— Изумительно, — сказал майор.
— Мистер Мак-Каллахен, — сказал Стюарт, — вы готовы?
— Конечно, — ответил Куртни, — а что вы имеете в виду?
— Вам известно, чего мы хотим. Нам бы хотелось договориться о правах для наших сафари — для путешествий в мел.
— Не о правах, — ответил Курти, — я не собираюсь продавать вам права. Их мы сохраним за собой. Для обсуждения: мы предоставляем вам ограниченную лицензию.
— Куртни, что, черт побери, вы имеете в виду? Ограниченную?
— Я думаю, на год, — ответил Куртни. — Конечно, возобновляемую.
— Но такое предложение не стоит нашего внимания. Нам придется вложить сюда кучу денег. Мы должны нанять персонал…
— Год, — сказал Куртни. — Для начала.
— Если вы дадите нам все обсудить и посовещаться…
— То как вы это запишите? — спросил Куртни, указывая на бумаги Стюарта, разложенные на столе.
— Мы должны это обдумать. Для нас этот бизнес в мелу новый и…
— Все, что мы можем вам дать — это лицензию. И как только вы ее возьмете, остальное — ваше дело. Это не значит, что мы не дадим вам никакого совета или помощи, какую могли бы предложить, но — по своей доброй воле, а не по обязанности.
— Давайте кончим торговаться, — сказал майор. — Мы хотим устроить сафари. Не одно, а множество. Как можно больше — до того, как пропадет его новизна. Насколько я знаю спортсменов — а я их знаю — то для любого из них важно быть в числе первых, кто добудет динозавра. И мы не хотим, чтобы одно сафари наползало на другое. Мы хотим сохранить охотничьи районы чистыми, насколько это возможно. Нам нужна не одна дорога во времени.
Куртни вопросительно взглянул на меня.
— Это возможно, — сказал я ему. — Столько, сколько им нужно, каждая будет отделена от другой, скажем, десятью тысячами лет. Но мы можем проложить их плотнее и сделать интервалы меньше.
— Вы понимаете, конечно, — сказал Куртни, обращаясь к Хеннеси, — что за каждую дорогу во времени придется платить.
— Мы бы хотели, — сказал Стюарт, — заплатить вам за три дороги во времени миллион долларов.
Куртни покачал головой.
— Миллион за годовую лицензию. И давайте договоримся, скажем, на полмиллиона за каждую дополнительную дорогу во времени кроме первой.
— Но, боже мой, мы же останемся в убытке!
— Не думаю, — сказал Куртни. — Не пожелаете ли сказать мне, во что вы оцениваете двухнедельное сафари?
— Мы еще этого не обсуждали.
— Ну да, ну да. У вас есть еще для этого пара недель. Создать паблисити, составить список желающих…
— То, что вы говорите — экономическая бессмыслица, — сказал Стюарт.
— Не стоит так разговаривать со мной, — ответил Куртни. — Вы на последнем издыхании, и вы это знаете. К концу двадцатого века охоты не будет вообще. Что вам останется? Редчайшие путешествия для отстрела крупной дичи, охота с кинокамерой? А здесь у вас есть шанс вернуться к настоящему делу. Неограниченные возможности. Сотни лет охоты. Новая, волнующая дичь. Если некоторые из ваших клиентов захотят поохотиться на тираннотериев или мамонтов, или на дюжину других видов крупных и опасных зверей, то все, что от вас потребуется — это сказать нам лишь слово, дальше уже наше дело. И мы — единственные, кто может вам это предоставить.
— В этом я не уверен, — сказал Стюарт. — Если мисс Эллиот и мистер Стил смогли изобрести машину времени…
— Но это как раз то, что я пыталась вам сказать, — заявила Райла. — Вы же или не хотите слушать, или же не верите. Вы просто пропускаете это мимо ушей. Никакой машины нет.
— Нет машины? Но как же тогда?
— Это, — сказал Куртни вкрадчиво, — профессиональная тайна, которую мы не разглашаем.
— Они поймали нас, Стюарт, — сказал майор Хеннеси. — Здесь ничего не выудишь. Они правы. Никто другой не может сделать этого. Мисс Эллиот говорила, что машины нет. С самого начала она это говорила. Итак, почему бы нам не очинить карандаши и не приняться за работу? Пожалуй, наши друзья пожелали бы получать часть нашего дохода. Скажем, двадцать процентов.
— Если вы хотите пойти таким путем, — то пятьдесят процентов, — сказал Куртни. — Не меньше. Мы бы внесли свою долю в дело в виде лицензионного взноса. Дело пошло бы лучше.
Я сидел, слушая все это, и голова у меня слегка кружилась. Вы можете сколько угодно говорить про миллион долларов, и это будет значить не так уж много, это всего лишь куча бумажек. Но когда этот миллион ваш — совсем другое дело.
Я пошел вниз по гребню. Не уверен, что остальные заметили это. Боусер выполз из-под домика и последовал за мной. Хайрама нигде не было, и это меня беспокоило. Я же велел ему вернуться назад, но нигде не было видно и признаков его. Неуклюжик иноходью медленно пересекал долину, направляясь к реке, вероятно, чтобы напиться, но без Хайрама. Я стоял на гребне и смотрел повсюду. Нет, его не было видно.
Сзади послышались шаги. Это был Бен. Его башмаки издавали свистящий звук, словно он шел по высокой траве. Он подошел и встал рядом со мной, и мы вместе глядели на долину. Вдалеке мы видели множество точек, вероятно, мастодонтов или бизонов.
— Бен, — спросил я, — а это много — миллион долларов?
— Это ужасно большая куча денег.
— Я просто не могу себе представить, — пожаловался я, — что они там рассуждают о миллионе или, может быть, даже более.
— Как и я, — отозвался Бен.
— Но, Бен, ты же банкир.
— Я все еще деревенский парень, как и ты. Вот почему мы не можем понять.
— Деревенский парень, — повторил я. — Мы прошли долгий путь с тех пор, как вместе бродили по этим холмам.
— Последние несколько дней ты беспокоен, Эйса. Что тебя гложет?
— Хайрам. Я велел ему вернуться сразу же, как он уведет отсюда Неуклюжика.
— Неуклюжика?
— Это тот мастодонт.
— Он вернется. Только что он нашел сурка.
— Неужели ты не понимаешь, — спросил я, — что если с Хайрамом что-нибудь случится, все наше дело лопнет.
— Понимаю, конечно. Но с ним ничего не случится. С ним все будет в порядке. Он сам наполовину дикое животное.
Мы постояли и посмотрели еще немного, но никаких признаков Хайрама не обнаружили.
Наконец Бен сказал:
— Я вернусь назад и посмотрю, к чему они пришли.
— Иди. А я поищу Хайрама.
Часом позже я нашел его. Он шел из яблоневой рощи, что пониже дома.
— Где ты был, черт побери? — спросил я.
— У меня был долгий разговор с Кошариком, мистер Стил. Из-за поездок, что мы делали в последние дни, я пренебрег им. Я боялся, что ему одиноко.
— И он чувствовал себя одиноким?
— Нет, — сказал Хайрам, — он говорит, что не чувствует себя так. Но он беспокоится, хочет приступить к работе. Он хочет проложить несколько дорог во времени. Он удивляется, почему это у вас тянется так долго.
— Хайрам, — начал я, — я хочу поговорить с тобой. Может быть, ты этого не осознаешь, но ты самое важное лицо во всем этом предприятии. Ты — единственный, кто может разговаривать с Кошариком.
— Боусер может с ним разговаривать.
— Отлично. Может быть и так. Но меня это не выручает. Я не умею разговаривать с Боусером.
Я изложил ему ситуацию. Объяснил все очень подробно. Нарисовал ему диаграмму. Он пообещал сделать все, что можно.
— Что случилось, Эйса?
— Да ничего. Вот выйду, взгляну.
— Не в пижаме, — сказала она. — Вернись, оденься. Сегодня прибудут люди из Сафари, они могут появиться рано. Их время на пять часов впереди нашего.
Я одевался с ужасным чувством, что теряю время. Затем так быстро, как только можно, я вышел, стараясь не показать, что очень спешу. Но, едва открыв дверь, я бросился назад и схватил одну из семимиллиметровых винтовок, стоящих в стойке у двери. Возле самого хребта, не более чем в пятистах футах от меня, стоял тот старый мастодонт, которого Хайрам назвал Неуклюжиком. Ошибиться было невозможно, он был похож на побитое молью пальто. Вблизи это было еще более заметно, чем прежде.
Он стоял как-то удрученно, с хоботом, апатично поднятым между огромными бивнями. Рост его был около девяти футов, и вид у него был вовсе не располагающий. Перед ним, не более чем в пяти-десяти футах, стоял Хайрам. Рядом с Хайрамом, как всегда виляя хвостом, стоял Боусер. Хайрам разговаривал с этим странным зверем, который помахивал в ответ одним ухом
— не огромным хлопающим ухом, какое можно увидеть у африканского слона, но все же достаточно большим.
Я окаменел, сжимая в руках винтовку, и не осмелился ни закричать Хайраму, ни отозвать Боусера. Все, что я мог, это стоять с ружьем наготове. Из тайников моей памяти выплыло, что через многие века в будущем старина Карамойо Белл убил сотни африканских слонов ради слоновой кости винтовкой примерно того же калибра, как та, что я держал в руках. Даже если так, я надеялся, что мне не придется ее использовать. Большинство своих выстрелов Карамойо сделал в голову, а я не был абсолютно уверен, что знаю, куда целиться, чтобы попасть в мозг.
Неуклюжик сначала просто стоял, потом начал двигаться. Я подумал, что он собирается подойти к Хайраму, и поднял винтовку. Однако он никуда не пошел. Он поднял сначала одну ногу, потом другую, в какой-то нервозной последовательности. Потом опустил их, словно они болели и он старался одну за другой освободить их от своего веса. Это занятие — переступание с ноги на ногу — придало его телу легкое качающееся движение и это была глупейшая вещь, какую я когда-нибудь видел — этот неуклюжий слон перед Хайрамом, мягко раскачивающийся взад и вперед.
Я быстро сделал шаг вперед, затем, подумав, другой. Слишком далеко, и все, казалось мне, было в порядке, хотя, вероятно, любой пустяк мог изменить положение дел, и я не хотел делать ничего, что привело бы к этому.
Там, далеко передо мной, Хайрам сделал короткий шаг вперед, затем другой. Я хотел крикнуть ему, но как-то удержался, потому что знал, что лучше этого не делать. Если бы что-нибудь произошло, у меня было ружье, и я выпустил бы из него три или четыре пули в старину Неуклюжика быстрее, чем вы сосчитали бы до четырех. Однако я продолжал надеяться, что делать этого мне не придется. Хайрам дюйм за дюймом двигался вперед, делая один осторожный шаг за другим, но Боусер остановился. Честное слово, у Боусера было больше сообразительности, чем у Хайрама. Когда все это кончится, сказал я себе, я ему задам. Сколько раз я говорил ему, что следует оставить мастодонтов в покое, а он прокрался сюда рано утром, когда я еще сплю, и все-таки поступил по-своему. Но это, я знал, было в обычае Хайрама. Если вспомнить, раньше, дома, он разговаривал с сурками и малиновками, а если бы появился гризли, он стал бы разговаривать и с ним. Отправьте его в прошлое, в мел — и он заведет дружбу с динозаврами.
Но теперь Хайрам был рядом со зверем, который продолжал переступать с ноги на ногу, и протягивал к нему руки. Боусер оставался на месте, но хвостом больше не вилял. Очевидно, он беспокоился, как и я. Я сдерживал дыхание, размышляя, а что если теперь позвать Хайрама обратно. Но было слишком поздно. Если мастодонт сделает один-единственный выпад — Хайраму конец.
Мастодонт вытянул хобот наклонно вниз и вперед, к пальцам его ног, и Хайрам замер. Мастодонт пофыркал на Хайрама, пробежал кончиком хобота вниз и вверх по его телу с ног до головы. Он издавал мягкий гундосый звук, как бы обнюхивая его. Затем Хайрам протянул руку и похлопал по этому любопытному хоботу, почесывая и поскребывая его. Этот громадный глупый зверь издал стонущий звук, словно ему нравилось, когда его скребут. Тогда Хайрам сделал другой шаг. И еще один, и так до тех пор, пока не очутился прямо под головой Неуклюжика, которая нагнулась вперед. Хайрам пробежал руками вверх и вниз по хоботу и потянулся одной рукой, чтобы поскрести под до смешного маленькой нижней губой своего могучего друга. Неуклюжик захрюкал от удовольствия. Этот проклятый мастодонт был таким сумасшедшим, каким Хайраму едва ли когда-нибудь удастся стать.
Я перевел глаза на местность, надеясь, что это не преждевременно. Кажется, нет. Неуклюжик не тронулся с места, и Хайрам продолжал почесывать его. Боусер повернулся и с каким-то отвращением затрусил назад, чтобы усесться рядом со мной.
— Хайрам, — сказал я так спокойно, как мог. — Хайрам, послушай меня.
— Не беспокойтесь, мистер Стил. Неуклюжик — мой друг.
Ну, конечно. Я слышал это с тех пор, как вернулся в Уиллоу-Бенд и возобновил свое знакомство с Хайрамом. Все они были его друзьями, врагов у него не было.
— Тебе бы лучше не быть в этом уверенным. Он — дикий зверь, и он огромен.
— Он разговаривал со мной. Мы с ним разговаривали. Я знаю, что мы друзья.
— Тогда вели ему уйти отсюда. Скажи ему, чтобы он держался от нас подальше… убрался с этого гребня. Первое, что он должен знать — что он не должен появляться здесь, а если это случится, я его четвертую.
— Я уведу его вниз по долине, — ответил Хайрам, — скажу ему, что он должен там и оставаться. Скажу ему, что буду приходить и навещать его.
— Сделай это и возвращайся назад как можно скорее. Тебе нужно будет кое-что сделать.
Он протянул руку, положил на плечо Неуклюжика, и тот двинулся вперед, шаркая, делая короткие шажки, направляясь вниз по склону, а Хайрам шел сбоку от него.
— Эйса, — позвала из-за двери Райла, — что тут происходит?
— Сюда забрался Неуклюжик, и Хайрам отводит его назад, туда, откуда он пришел.
— Но Неуклюжик — мастодонт…
— Да, знаю. Но он также друг Хайрама.
— Тебе бы надо быстрее пойти побриться и причесаться, ради всего святого. Мы уже не одни.
Я посмотрел вниз по гребню. Пять фигур шли колонной одна за другой. Впереди шел Бен. Он был в ботинках, брюках хаки, охотничьей куртке и нес винтовку. Остальные были в деловых костюмах и шли с портфелями, либо с папками, оттягивающими их руки. Одним из них был Куртни. Трое других, по моим представлениям, должны были быть людьми из Сафари. Меня поразила несуразность этого зрелища — солидные деловые люди несли свои служебные документы через эту воинствующую дикость.
— Эйса! — сказала Райла.
— Уже поздно, — ответил я, — они сейчас будут здесь. Это — новая граница. Пусть принимают меня таким, какой я есть.
Я провел ладонью по подбородку, усам. Они были колючими. У меня очень жесткая и неопрятная растительность.
Бен подошел к нам и поздоровался. Другие выстроились в шеренгу. Куртни шагнул вперед и сказал:
— Райла, ты знаешь этих джентльменов?
— Да, конечно, — ответила Райла, — но никто из них не знаком с моим партнером, Эйсой Стилом. Извините его появление в таком виде. Утром у него были хлопоты с мастодонтом и…
Военного вида старый джентльмен в конце шеренги сказал:
— Простите меня, мадам, но правильно ли я разглядел? Мне показалось, что человек и мастодонт уходили с гребня вместе. Человек держал хобот мастодонта, как будто вел его.
— Да это просто Хайрам, — ответила Райла. — Он умеет обращаться с животными. Он утверждает, что разговаривает с ними.
— Значит, Хайрам принялся за старое, — заметил Бен. — Ненадолго же его хватило.
— Он здесь несколько дней, — вступился я, — и, кроме того, он ни в чем не нуждается.
— Никогда не видел ничего подобного, — сказал старый военный, — не могу поверить собственным глазам. Совершенно непостижимо!
— Эйса, — сказала Райла, — этот недоверчивый друг — майор Хеннеси. Майор, это мой партнер, Эйса Стил.
— Очень рад, — сказал Хеннеси. — Должен сказать, что вы здесь прекрасно устроились.
— Нам тут нравится, — ответил я. — Позже мы возьмем вас в поездку, если у вас найдется время.
— Невероятно, — сказал Хеннеси. — Этому совершенно невозможно поверить.
— Мистер Стил, — продолжала Райла, — мистер Стюарт, главный адвокат Сафари Инкорпорейтид. Мистер Бойл. Если я правильно запомнила, мистер Бойл, вы — генеральный управляющий…
— По устройству путешествий, — закончил Бойл. — Я отвечаю за эти путешествия к динозаврам. Они должны быть совершенно исключительными.
«И в самых разных отношениях», — сказал я про себя. Глядя на него, я понял, что он мне не нравится.
— Мы все давно знаем друг друга, — сказал мистер Стюарт. — Может быть, на этом и кончим? Мне хотелось бы поскорее убраться отсюда. Нам морочат голову.
Хеннеси ударил себя в грудь.
— Понюхайте этот воздух! Он абсолютно чист. В нем нет никакого загрязнения. Я не дышал таким воздухом долгие годы.
— Пожалуйста, берите стулья, — сказала Райла. — Я принесу кофе.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — заявил Бойл. — Мы позавтракали. Мистер Пейдж угостил нас кофе прямо перед отбытием.
— Но я голодна, — колко сказала Райла, — и мне кажется, Эйса тоже. Я надеялась, что вы присоединитесь к нам.
— Почему же нет, конечно, — сказал майор. — Мы с радостью присоединимся. Благодарю вас.
Они расставили стулья вокруг стола и сели, поставив портфели рядом с собой, все, кроме Стюарта, который положил свой на стол и начал доставать из него бумаги.
— Я уже говорил об этом. И говорю еще раз.
Райла принесла поднос с чашками, а я пошел в дом за кофе. На столе лежал нарезанный кофейный торт, я захватил и его.
К тому времени, когда я вернулся, все сидели вокруг стола и казалось, были готовы приступить к переговорам. Места за столом не было, поэтому я взял в руки стул и сел сбоку, поодаль.
Майор обратился ко мне:
— Итак, это — Мастодония. Приятная страна, должен сказать. Не расскажете ли вы, как вы ухитрились выбрать такое восхитительное место?
— Большей частью — по догадке. На основании того, что известно об этом времени. Сведения не наши, а геологов. Это сангамонское межледниковье, которое лежит между Иллинойскими и Висконсинскими оледенениями. Мы выбрали его потому, что почувствовали — это время наиболее близко нам по сравнению с различными периодами, какие мы могли бы выбрать. И еще из-за того, что климат здесь должен быть идеальным. В последнем мы пока не уверены, поскольку пробыли здесь еще недостаточно.
— Изумительно, — сказал майор.
— Мистер Мак-Каллахен, — сказал Стюарт, — вы готовы?
— Конечно, — ответил Куртни, — а что вы имеете в виду?
— Вам известно, чего мы хотим. Нам бы хотелось договориться о правах для наших сафари — для путешествий в мел.
— Не о правах, — ответил Курти, — я не собираюсь продавать вам права. Их мы сохраним за собой. Для обсуждения: мы предоставляем вам ограниченную лицензию.
— Куртни, что, черт побери, вы имеете в виду? Ограниченную?
— Я думаю, на год, — ответил Куртни. — Конечно, возобновляемую.
— Но такое предложение не стоит нашего внимания. Нам придется вложить сюда кучу денег. Мы должны нанять персонал…
— Год, — сказал Куртни. — Для начала.
— Если вы дадите нам все обсудить и посовещаться…
— То как вы это запишите? — спросил Куртни, указывая на бумаги Стюарта, разложенные на столе.
— Мы должны это обдумать. Для нас этот бизнес в мелу новый и…
— Все, что мы можем вам дать — это лицензию. И как только вы ее возьмете, остальное — ваше дело. Это не значит, что мы не дадим вам никакого совета или помощи, какую могли бы предложить, но — по своей доброй воле, а не по обязанности.
— Давайте кончим торговаться, — сказал майор. — Мы хотим устроить сафари. Не одно, а множество. Как можно больше — до того, как пропадет его новизна. Насколько я знаю спортсменов — а я их знаю — то для любого из них важно быть в числе первых, кто добудет динозавра. И мы не хотим, чтобы одно сафари наползало на другое. Мы хотим сохранить охотничьи районы чистыми, насколько это возможно. Нам нужна не одна дорога во времени.
Куртни вопросительно взглянул на меня.
— Это возможно, — сказал я ему. — Столько, сколько им нужно, каждая будет отделена от другой, скажем, десятью тысячами лет. Но мы можем проложить их плотнее и сделать интервалы меньше.
— Вы понимаете, конечно, — сказал Куртни, обращаясь к Хеннеси, — что за каждую дорогу во времени придется платить.
— Мы бы хотели, — сказал Стюарт, — заплатить вам за три дороги во времени миллион долларов.
Куртни покачал головой.
— Миллион за годовую лицензию. И давайте договоримся, скажем, на полмиллиона за каждую дополнительную дорогу во времени кроме первой.
— Но, боже мой, мы же останемся в убытке!
— Не думаю, — сказал Куртни. — Не пожелаете ли сказать мне, во что вы оцениваете двухнедельное сафари?
— Мы еще этого не обсуждали.
— Ну да, ну да. У вас есть еще для этого пара недель. Создать паблисити, составить список желающих…
— То, что вы говорите — экономическая бессмыслица, — сказал Стюарт.
— Не стоит так разговаривать со мной, — ответил Куртни. — Вы на последнем издыхании, и вы это знаете. К концу двадцатого века охоты не будет вообще. Что вам останется? Редчайшие путешествия для отстрела крупной дичи, охота с кинокамерой? А здесь у вас есть шанс вернуться к настоящему делу. Неограниченные возможности. Сотни лет охоты. Новая, волнующая дичь. Если некоторые из ваших клиентов захотят поохотиться на тираннотериев или мамонтов, или на дюжину других видов крупных и опасных зверей, то все, что от вас потребуется — это сказать нам лишь слово, дальше уже наше дело. И мы — единственные, кто может вам это предоставить.
— В этом я не уверен, — сказал Стюарт. — Если мисс Эллиот и мистер Стил смогли изобрести машину времени…
— Но это как раз то, что я пыталась вам сказать, — заявила Райла. — Вы же или не хотите слушать, или же не верите. Вы просто пропускаете это мимо ушей. Никакой машины нет.
— Нет машины? Но как же тогда?
— Это, — сказал Куртни вкрадчиво, — профессиональная тайна, которую мы не разглашаем.
— Они поймали нас, Стюарт, — сказал майор Хеннеси. — Здесь ничего не выудишь. Они правы. Никто другой не может сделать этого. Мисс Эллиот говорила, что машины нет. С самого начала она это говорила. Итак, почему бы нам не очинить карандаши и не приняться за работу? Пожалуй, наши друзья пожелали бы получать часть нашего дохода. Скажем, двадцать процентов.
— Если вы хотите пойти таким путем, — то пятьдесят процентов, — сказал Куртни. — Не меньше. Мы бы внесли свою долю в дело в виде лицензионного взноса. Дело пошло бы лучше.
Я сидел, слушая все это, и голова у меня слегка кружилась. Вы можете сколько угодно говорить про миллион долларов, и это будет значить не так уж много, это всего лишь куча бумажек. Но когда этот миллион ваш — совсем другое дело.
Я пошел вниз по гребню. Не уверен, что остальные заметили это. Боусер выполз из-под домика и последовал за мной. Хайрама нигде не было, и это меня беспокоило. Я же велел ему вернуться назад, но нигде не было видно и признаков его. Неуклюжик иноходью медленно пересекал долину, направляясь к реке, вероятно, чтобы напиться, но без Хайрама. Я стоял на гребне и смотрел повсюду. Нет, его не было видно.
Сзади послышались шаги. Это был Бен. Его башмаки издавали свистящий звук, словно он шел по высокой траве. Он подошел и встал рядом со мной, и мы вместе глядели на долину. Вдалеке мы видели множество точек, вероятно, мастодонтов или бизонов.
— Бен, — спросил я, — а это много — миллион долларов?
— Это ужасно большая куча денег.
— Я просто не могу себе представить, — пожаловался я, — что они там рассуждают о миллионе или, может быть, даже более.
— Как и я, — отозвался Бен.
— Но, Бен, ты же банкир.
— Я все еще деревенский парень, как и ты. Вот почему мы не можем понять.
— Деревенский парень, — повторил я. — Мы прошли долгий путь с тех пор, как вместе бродили по этим холмам.
— Последние несколько дней ты беспокоен, Эйса. Что тебя гложет?
— Хайрам. Я велел ему вернуться сразу же, как он уведет отсюда Неуклюжика.
— Неуклюжика?
— Это тот мастодонт.
— Он вернется. Только что он нашел сурка.
— Неужели ты не понимаешь, — спросил я, — что если с Хайрамом что-нибудь случится, все наше дело лопнет.
— Понимаю, конечно. Но с ним ничего не случится. С ним все будет в порядке. Он сам наполовину дикое животное.
Мы постояли и посмотрели еще немного, но никаких признаков Хайрама не обнаружили.
Наконец Бен сказал:
— Я вернусь назад и посмотрю, к чему они пришли.
— Иди. А я поищу Хайрама.
Часом позже я нашел его. Он шел из яблоневой рощи, что пониже дома.
— Где ты был, черт побери? — спросил я.
— У меня был долгий разговор с Кошариком, мистер Стил. Из-за поездок, что мы делали в последние дни, я пренебрег им. Я боялся, что ему одиноко.
— И он чувствовал себя одиноким?
— Нет, — сказал Хайрам, — он говорит, что не чувствует себя так. Но он беспокоится, хочет приступить к работе. Он хочет проложить несколько дорог во времени. Он удивляется, почему это у вас тянется так долго.
— Хайрам, — начал я, — я хочу поговорить с тобой. Может быть, ты этого не осознаешь, но ты самое важное лицо во всем этом предприятии. Ты — единственный, кто может разговаривать с Кошариком.
— Боусер может с ним разговаривать.
— Отлично. Может быть и так. Но меня это не выручает. Я не умею разговаривать с Боусером.
Я изложил ему ситуацию. Объяснил все очень подробно. Нарисовал ему диаграмму. Он пообещал сделать все, что можно.
23
Когда мы с Хайрамом вернулись в дом, Райла и Куртни сидели за столом. Остальные исчезли. Пропал также и один из автомобилей.
— Второй автомобиль взял Бен, проехаться. Мы беспокоились, не случилось ли чего с тобой, — пояснила Райла.
— Я искал Хайрама.
— Я остался здесь, — сказал Куртни, — потому что мне нужно обсудить парочку вопросов с вами двумя.
— Налоговое Управление?
— Нет, не оно. Они не зашевелятся до тех пор, пока на них не потянет ветерком от наших дел с Сафари.
— Как прошла торговля? Дело сделано?
— Это не заняло много времени, — ответил Куртни. — Мы их прижали, и они сдались.
— Миллион за лицензию, — сказала Райла, — и четверть миллиона за каждую дорогу во времени. Итак, два миллиона, Эйса.
— За год, — уточнил Куртни. — Они этого еще не знают, но на следующий год цена подскочит. К тому времени они уже будут у нас на крючке.
— И это — только начало, — сказала Райла.
— Да, так вот о чем я хотел переговорить с вами, — начал Куртни. — Бен рассказал вам о церковной группе?
— Да, — ответил я. — Они интересуются временем Иисуса.
— Двое из них пришли ко мне на следующий день. Так им посоветовал Бен. Проклятие, если я могу вообразить, что им нужно. Не знаю, не понимаю, чего они хотят. Они очень заинтересованы, но не открываются. Не знаю, стоит ли нам терять на них время.
— Мне это не нравится, — сказал я, — в этом можно завязнуть. Начать с того, что нам следует избегать любых противоречий. Попробуйте вообразить себе ситуацию, когда — в стране или в мире — нельзя выбрать, на какой вы стороне.
— Я думаю то же самое, — сказала Райла. — Никакими деньгами не оплатить того, что может случиться. И лучше не иметь с ними дела, если мы хотим спать спокойно.
— Рад, что и у меня такое же ощущение, — сказал Куртни. — Они вернутся ко мне. Попытаюсь их остудить. Меня тревожит еще одно. Сенатор Абель Фримор. Он от Небраски или Канзаса, никак не могу запомнить, от какого из этих штатов. Он пытался назначить мне свидание у моего секретаря, который отразил этот натиск. Но вы не можете долго уклоняться от встречи с сенатором Соединенных Штатов. В один из ближайших дней я узнаю, чего он хочет.
— У тебя нет каких-нибудь предположений? — спросила Райла.
— Никаких. Он, конечно, большой человек в сельском хозяйстве. Последняя надежда для бедных разорившихся фермеров. И, что бы ни было у него на уме, боюсь, что ничего хорошего.
— Что-нибудь еще? — спросил я.
— Да нет. Пока еще рано. Все притаились. Заинтригованы, конечно, но полны естественного скептицизма. Выжидают, что получится. Когда первое сафари притащит динозавра, тогда-то все и разразится. Но до тех пор мы будем преимущественно сталкиваться только с неверующими и охотниками за сенсациями. Есть еще тут у нас горный инженер, который хотел отправиться в Черные Холмы и собрать золотые самородки. Денег у него нет, он хочет отдать нам половину того, что найдет, точнее, половину того, что мы позволим ему взять. Мне он в некотором роде нравится. Очаровательный образчик пирата. Без каких-либо принципов и представления о том, что другие — такие же, как он. Так что там была за мысль, Райла — отправиться в Африку и подобрать с земли все алмазы, которые близко лежат?
— Да, это приходило мне в голову. Возможно, из этого ничего бы не вышло. Может быть, там никогда и не было кучи алмазов, ожидающих, чтобы их подобрали. Просто приятно было об этом говорить.
— Что до бизнеса с Сафари, — сказал Куртни, — то его вполне достаточно. Один из наиболее честных способов и одно из наиболее сложных дел, которое мы можем выполнить. Без легких можно обойтись. Не очень мудрая точка зрения, но спокойная. Что еще беспокоит меня — это то, что никто из наших яйцеголовых не выполз из своего логова. Нет ни желающих изучать технику и мотивы доисторических пещерных художников, наблюдать неандертальцев за работой или игрой, ни рвущихся присутствовать при Марафоне или Ватерлоо.
— Сначала их нужно убедить, — сказала Райла. — Они сидят в лягушачьей позиции у себя в академических пристанищах и говорят друг другу, что этого не может быть.
— Есть еще один бизнес, которым следовало бы заняться. Чуть не забыл. Генеалогия — это те люди, которые за плату составляют семейное древо. Кажется, теперь у них появилась мысль о прослеживании родословной более персонально и, конечно, о создании более обширной службы. Не только прослеживать родословную в прошлом, но и разговаривать или, возможно делать портреты отдаленных предков. Знаменитый-знаменитый-знаменитый дядя Джейк, повешенный за конокрадство — что-нибудь вроде этого. Они совершенно правильно поступили, обратившись к нам. Они придут опять.
— Будут и другие. Или я думаю, что будут. В подобном деле ни в чем нельзя быть уверенным. Нельзя предвидеть, насколько путешествия во времени поразят публику и кто будет заинтересован в использовании этого. Думаю, когда придет время, мы должны будем прислушаться к интересам петрохимиков, угольщиков, специалистов по железу. В прошлом осталось много природных ресурсов.
— Я уже думала об этом. Это меня беспокоит. Я в этом чего-то не понимаю. Природные ресурсы есть в прошлом, и нас ничто не остановит, если мы начнем их разрабатывать. Нет сомнений что они там, готовые, чтобы их взяли. Но если мы их вывезем, что тогда произойдет с девятнадцатым и двадцатым столетием? Останутся ли там важные минералы для разработки? Их ведь не останется, потому что мы их взяли. Если ты интересуешься парадоксами, вот тебе классический парадокс, прожуй-ка его.
— Второй автомобиль взял Бен, проехаться. Мы беспокоились, не случилось ли чего с тобой, — пояснила Райла.
— Я искал Хайрама.
— Я остался здесь, — сказал Куртни, — потому что мне нужно обсудить парочку вопросов с вами двумя.
— Налоговое Управление?
— Нет, не оно. Они не зашевелятся до тех пор, пока на них не потянет ветерком от наших дел с Сафари.
— Как прошла торговля? Дело сделано?
— Это не заняло много времени, — ответил Куртни. — Мы их прижали, и они сдались.
— Миллион за лицензию, — сказала Райла, — и четверть миллиона за каждую дорогу во времени. Итак, два миллиона, Эйса.
— За год, — уточнил Куртни. — Они этого еще не знают, но на следующий год цена подскочит. К тому времени они уже будут у нас на крючке.
— И это — только начало, — сказала Райла.
— Да, так вот о чем я хотел переговорить с вами, — начал Куртни. — Бен рассказал вам о церковной группе?
— Да, — ответил я. — Они интересуются временем Иисуса.
— Двое из них пришли ко мне на следующий день. Так им посоветовал Бен. Проклятие, если я могу вообразить, что им нужно. Не знаю, не понимаю, чего они хотят. Они очень заинтересованы, но не открываются. Не знаю, стоит ли нам терять на них время.
— Мне это не нравится, — сказал я, — в этом можно завязнуть. Начать с того, что нам следует избегать любых противоречий. Попробуйте вообразить себе ситуацию, когда — в стране или в мире — нельзя выбрать, на какой вы стороне.
— Я думаю то же самое, — сказала Райла. — Никакими деньгами не оплатить того, что может случиться. И лучше не иметь с ними дела, если мы хотим спать спокойно.
— Рад, что и у меня такое же ощущение, — сказал Куртни. — Они вернутся ко мне. Попытаюсь их остудить. Меня тревожит еще одно. Сенатор Абель Фримор. Он от Небраски или Канзаса, никак не могу запомнить, от какого из этих штатов. Он пытался назначить мне свидание у моего секретаря, который отразил этот натиск. Но вы не можете долго уклоняться от встречи с сенатором Соединенных Штатов. В один из ближайших дней я узнаю, чего он хочет.
— У тебя нет каких-нибудь предположений? — спросила Райла.
— Никаких. Он, конечно, большой человек в сельском хозяйстве. Последняя надежда для бедных разорившихся фермеров. И, что бы ни было у него на уме, боюсь, что ничего хорошего.
— Что-нибудь еще? — спросил я.
— Да нет. Пока еще рано. Все притаились. Заинтригованы, конечно, но полны естественного скептицизма. Выжидают, что получится. Когда первое сафари притащит динозавра, тогда-то все и разразится. Но до тех пор мы будем преимущественно сталкиваться только с неверующими и охотниками за сенсациями. Есть еще тут у нас горный инженер, который хотел отправиться в Черные Холмы и собрать золотые самородки. Денег у него нет, он хочет отдать нам половину того, что найдет, точнее, половину того, что мы позволим ему взять. Мне он в некотором роде нравится. Очаровательный образчик пирата. Без каких-либо принципов и представления о том, что другие — такие же, как он. Так что там была за мысль, Райла — отправиться в Африку и подобрать с земли все алмазы, которые близко лежат?
— Да, это приходило мне в голову. Возможно, из этого ничего бы не вышло. Может быть, там никогда и не было кучи алмазов, ожидающих, чтобы их подобрали. Просто приятно было об этом говорить.
— Что до бизнеса с Сафари, — сказал Куртни, — то его вполне достаточно. Один из наиболее честных способов и одно из наиболее сложных дел, которое мы можем выполнить. Без легких можно обойтись. Не очень мудрая точка зрения, но спокойная. Что еще беспокоит меня — это то, что никто из наших яйцеголовых не выполз из своего логова. Нет ни желающих изучать технику и мотивы доисторических пещерных художников, наблюдать неандертальцев за работой или игрой, ни рвущихся присутствовать при Марафоне или Ватерлоо.
— Сначала их нужно убедить, — сказала Райла. — Они сидят в лягушачьей позиции у себя в академических пристанищах и говорят друг другу, что этого не может быть.
— Есть еще один бизнес, которым следовало бы заняться. Чуть не забыл. Генеалогия — это те люди, которые за плату составляют семейное древо. Кажется, теперь у них появилась мысль о прослеживании родословной более персонально и, конечно, о создании более обширной службы. Не только прослеживать родословную в прошлом, но и разговаривать или, возможно делать портреты отдаленных предков. Знаменитый-знаменитый-знаменитый дядя Джейк, повешенный за конокрадство — что-нибудь вроде этого. Они совершенно правильно поступили, обратившись к нам. Они придут опять.
— Будут и другие. Или я думаю, что будут. В подобном деле ни в чем нельзя быть уверенным. Нельзя предвидеть, насколько путешествия во времени поразят публику и кто будет заинтересован в использовании этого. Думаю, когда придет время, мы должны будем прислушаться к интересам петрохимиков, угольщиков, специалистов по железу. В прошлом осталось много природных ресурсов.
— Я уже думала об этом. Это меня беспокоит. Я в этом чего-то не понимаю. Природные ресурсы есть в прошлом, и нас ничто не остановит, если мы начнем их разрабатывать. Нет сомнений что они там, готовые, чтобы их взяли. Но если мы их вывезем, что тогда произойдет с девятнадцатым и двадцатым столетием? Останутся ли там важные минералы для разработки? Их ведь не останется, потому что мы их взяли. Если ты интересуешься парадоксами, вот тебе классический парадокс, прожуй-ка его.
24
Итак, начался период выжидания. Люди из Сафари сказали, что до прихода первой партии может пройти от десяти дней до двух недель. Мы сделали несколько поездок по окружающей местности. Видели множество мастодонтов и бизонов. Нашли еще одну колонию гигантских бобров. Мы заметили множество медведей и несколько кошек, но ни одна из них не была саблезубой. Я начал удивляться: неужели саблезубые здесь угнетены или уже вымерли? Это казалось неправдоподобным. Однажды Райле показалось, что она мельком увидела глиптодонта, одного из доисторических исполинских броненосцев, но когда мы добрались до того места, где она его видела, как ей казалось, то не нашли никаких следов его. Мы надеялись найти лошадей, но не видели ни одной. Зато была масса волков и лис.
Мы выбрали место для сада — Райла сказала, что нам следует использовать нетронутую почву, но мы так и не начали ее возделывать. Единственное, что мы сделали — это проложили телефонную линию от офиса Бена к нам, поскольку, кто бы ни прибывал, торопясь в Мастодонию, все хотели поговорить с нами. Мы провели линию, но она не стала работать. Что бы ни разделяло Мастодонию и двадцатый век, сигнал через это не проходил. Я попросил Бена доставить мне множество стальных палок. Я окрасил их верхушки в красный цвет и забил их рядами, чтобы они служили указателями на дорогах во времени, которые Кошарик должен был проложить в мел. Сгодились бы и деревянные палки Хайрама, но сталь более устойчива. Стальные палки нельзя сломать, как деревянные. Я проложил линии для четырех дорог во времени, и все еще у меня оставалось много палок, чтобы отметить дальние концы линий, как только у нас будут дороги во времени.
Мы выбрали место для сада — Райла сказала, что нам следует использовать нетронутую почву, но мы так и не начали ее возделывать. Единственное, что мы сделали — это проложили телефонную линию от офиса Бена к нам, поскольку, кто бы ни прибывал, торопясь в Мастодонию, все хотели поговорить с нами. Мы провели линию, но она не стала работать. Что бы ни разделяло Мастодонию и двадцатый век, сигнал через это не проходил. Я попросил Бена доставить мне множество стальных палок. Я окрасил их верхушки в красный цвет и забил их рядами, чтобы они служили указателями на дорогах во времени, которые Кошарик должен был проложить в мел. Сгодились бы и деревянные палки Хайрама, но сталь более устойчива. Стальные палки нельзя сломать, как деревянные. Я проложил линии для четырех дорог во времени, и все еще у меня оставалось много палок, чтобы отметить дальние концы линий, как только у нас будут дороги во времени.