— У тебя верная точка зрения, — сказала Райла. — Нам следует выработать основу этики путешествий во времени. Особенно там, где путешественники вступают в контакт с людьми. За пределами человеческой эры это не будет иметь такого значения.
Эйса, вот где деньги! Университеты не могут платить достаточно, чтобы это стоило внимания. Они всегда ограничены в средствах. Но охотники отправляются в Африку на сафари и привозят кучу разных трофеев. Или в Азию. Но все это сейчас исчезает. Для желающих поехать лицензии теперь ограничены. Теперь они ездят в так называемые киносафари, но для обросшего шерстью охотника это смешно. Вообрази себе, сколько такой охотник может заплатить нам, если пожелает добыть мастодонта или саблезубого тигра.
— Или динозавра.
— Об этом я и толкую. Мы должны выбрать цели. Не обязательно только охотиться. Можно делать многое другое. Мы можем отправиться или послать кого-то за античной керамикой. Вообрази себе, за сколько можно ее продать! Афинские сосуды для зерна. В более поздние времена — несколько ранних марок. Можно отправиться в Южную Африку за алмазами. Первые алмазы были найдены просто на земле.
— Их было не так много. И не вместе. Ну, там, Звезда Африки. Но это была редкая удача. Можно ходить годы, ничего не отыскав…
— Есть и такой ход. Если мы попадем туда на несколько лет раньше других, мы будем первыми. Они найдут только то, что мы пропустили.
Я засмеялся, глядя на нее:
— Ты жадна до денег, Райла. Все твои разговоры — о деньгах. Как сделать выгодными путешествия во времени, как продать то или иное по самым высоким ставкам. А мне кажется, что это надо использовать для исследований. Существует так много исторических проблем! Есть целые геологические периоды, о которых мы знаем так мало!
— Попозже, — сказала она. — Все это мы можем сделать попозже. Прежде чем мы сможем позволить себе все, о чем ты говоришь, мы должны добиться финансового успеха. Ты говоришь, что я жадна до денег. Может быть и так. Бизнес был моей жизнью, и свою жизнь я обеспечивала, учитывая, что сколько стоит. Да и это дело прежде, чем мы сможем начать его, потребует от нас расходов. Юрист, которого я имела в виду, обойдется нам недешево. Вокруг твоей земли надо будет построить ограду и нанять охрану, чтобы не налетали орды посетителей, как только распространится новость. Нам следует построить административное здание и нанять персонал. Мы, возможно, будем нуждаться в журналистах и рекламе.
— Райла, откуда мы возьмем столько денег?
— Я могу их достать.
— Мы об этом уже говорили. Помнишь?
— Это — другое дело. Тогда я предлагала тебе остаться здесь. А это — деловое предприятие, наше совместное. Ты — собственник земли, ты заложил фундамент. Все, что я могу — это достать сколько-то денег, чтобы начать операции.
Она взглянула на меня через стол.
— Но, может быть, ты не хочешь, чтобы я влезала? Тогда скажи. Это твоя земля, твой Кошарик, твой Хайрам. Я — только девка.
— Может быть ты и девка, но я хочу, чтобы ты была со мной. Мы не можем это отбросить. Без тебя я запутаюсь. Единственное, что заставляет меня колебаться — это все твои разговоры о том, как бы нам повыгоднее устроить дело. Я тебя понимаю, но, чтобы оправдать нашу позицию, в планах путешествий во времени должны быть учтены и исследования.
— Странно, как легко мы приняли это обещание, — заметила она. — Путешествие во времени — нечто такое, что любой автоматически отвергнет, как невозможное. И тем не менее, мы сидим тут и планируем его, основываясь лишь на нашей вере в Кошарика и Хайрама.
— У нас есть кое-что еще. Я сам проделал такое путешествие. Для меня это не подлежит сомнению. Я был в плейстоцене около часа, точнее не скажу, но достаточно долго, чтобы спуститься вниз, к реке, и вернуться назад. И есть наконечник Фолсона, который принес Боусер, и свежие кости динозавра. Умом я до сих пор уверен в невозможности такого путешествия, но в действительности знаю, что раз это было сделано однажды, значит, может быть повторено.
— Наше единственное слабое звено — Хайрам. Если он не говорит нам правды, если он играет с нами…
— Думаю, что могу поручиться за него. Я был добр к нему, когда другие не были, и он обожает Боусера. В прошлом почти не было дня, когда бы он не появился здесь. И, думаю, кроме всего прочего, у него просто недостаточно ума, чтобы лгать.
— А что, если он разболтает? До того, как мы будем готовы?
— Умышленно он этого не сделает. Если кто-нибудь будет задавать ему вопросы, он может выудить кое-что. Хайрам может проболтаться во сне. Но это будет не очень ясно.
— У нас есть шанс. Как правило, он не знает, что говорит.
Она поднялась из-за стола и начала собирать тарелки.
— Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, — сказала она, — кое-кому в Нью-Йорке и поверенному в Вашингтоне. Через день-два придется на несколько дней съездить на восток. Мне хочется, чтобы ты поехал со мной.
Я покачал головой.
— Это я предоставлю тебе. Сам останусь и буду охранять форт. Кто-нибудь должен быть здесь.
Эйса, вот где деньги! Университеты не могут платить достаточно, чтобы это стоило внимания. Они всегда ограничены в средствах. Но охотники отправляются в Африку на сафари и привозят кучу разных трофеев. Или в Азию. Но все это сейчас исчезает. Для желающих поехать лицензии теперь ограничены. Теперь они ездят в так называемые киносафари, но для обросшего шерстью охотника это смешно. Вообрази себе, сколько такой охотник может заплатить нам, если пожелает добыть мастодонта или саблезубого тигра.
— Или динозавра.
— Об этом я и толкую. Мы должны выбрать цели. Не обязательно только охотиться. Можно делать многое другое. Мы можем отправиться или послать кого-то за античной керамикой. Вообрази себе, за сколько можно ее продать! Афинские сосуды для зерна. В более поздние времена — несколько ранних марок. Можно отправиться в Южную Африку за алмазами. Первые алмазы были найдены просто на земле.
— Их было не так много. И не вместе. Ну, там, Звезда Африки. Но это была редкая удача. Можно ходить годы, ничего не отыскав…
— Есть и такой ход. Если мы попадем туда на несколько лет раньше других, мы будем первыми. Они найдут только то, что мы пропустили.
Я засмеялся, глядя на нее:
— Ты жадна до денег, Райла. Все твои разговоры — о деньгах. Как сделать выгодными путешествия во времени, как продать то или иное по самым высоким ставкам. А мне кажется, что это надо использовать для исследований. Существует так много исторических проблем! Есть целые геологические периоды, о которых мы знаем так мало!
— Попозже, — сказала она. — Все это мы можем сделать попозже. Прежде чем мы сможем позволить себе все, о чем ты говоришь, мы должны добиться финансового успеха. Ты говоришь, что я жадна до денег. Может быть и так. Бизнес был моей жизнью, и свою жизнь я обеспечивала, учитывая, что сколько стоит. Да и это дело прежде, чем мы сможем начать его, потребует от нас расходов. Юрист, которого я имела в виду, обойдется нам недешево. Вокруг твоей земли надо будет построить ограду и нанять охрану, чтобы не налетали орды посетителей, как только распространится новость. Нам следует построить административное здание и нанять персонал. Мы, возможно, будем нуждаться в журналистах и рекламе.
— Райла, откуда мы возьмем столько денег?
— Я могу их достать.
— Мы об этом уже говорили. Помнишь?
— Это — другое дело. Тогда я предлагала тебе остаться здесь. А это — деловое предприятие, наше совместное. Ты — собственник земли, ты заложил фундамент. Все, что я могу — это достать сколько-то денег, чтобы начать операции.
Она взглянула на меня через стол.
— Но, может быть, ты не хочешь, чтобы я влезала? Тогда скажи. Это твоя земля, твой Кошарик, твой Хайрам. Я — только девка.
— Может быть ты и девка, но я хочу, чтобы ты была со мной. Мы не можем это отбросить. Без тебя я запутаюсь. Единственное, что заставляет меня колебаться — это все твои разговоры о том, как бы нам повыгоднее устроить дело. Я тебя понимаю, но, чтобы оправдать нашу позицию, в планах путешествий во времени должны быть учтены и исследования.
— Странно, как легко мы приняли это обещание, — заметила она. — Путешествие во времени — нечто такое, что любой автоматически отвергнет, как невозможное. И тем не менее, мы сидим тут и планируем его, основываясь лишь на нашей вере в Кошарика и Хайрама.
— У нас есть кое-что еще. Я сам проделал такое путешествие. Для меня это не подлежит сомнению. Я был в плейстоцене около часа, точнее не скажу, но достаточно долго, чтобы спуститься вниз, к реке, и вернуться назад. И есть наконечник Фолсона, который принес Боусер, и свежие кости динозавра. Умом я до сих пор уверен в невозможности такого путешествия, но в действительности знаю, что раз это было сделано однажды, значит, может быть повторено.
— Наше единственное слабое звено — Хайрам. Если он не говорит нам правды, если он играет с нами…
— Думаю, что могу поручиться за него. Я был добр к нему, когда другие не были, и он обожает Боусера. В прошлом почти не было дня, когда бы он не появился здесь. И, думаю, кроме всего прочего, у него просто недостаточно ума, чтобы лгать.
— А что, если он разболтает? До того, как мы будем готовы?
— Умышленно он этого не сделает. Если кто-нибудь будет задавать ему вопросы, он может выудить кое-что. Хайрам может проболтаться во сне. Но это будет не очень ясно.
— У нас есть шанс. Как правило, он не знает, что говорит.
Она поднялась из-за стола и начала собирать тарелки.
— Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, — сказала она, — кое-кому в Нью-Йорке и поверенному в Вашингтоне. Через день-два придется на несколько дней съездить на восток. Мне хочется, чтобы ты поехал со мной.
Я покачал головой.
— Это я предоставлю тебе. Сам останусь и буду охранять форт. Кто-нибудь должен быть здесь.
13
Я мыл посуду после ужина, когда Бен Пейдж постучал в дверь кухни.
— Вижу, ты снова один, — сказал он.
— Райла на несколько дней поехала на восток. Она вернется.
— Ты говорил, что вы вместе занимались раскопками в прошлые годы.
— Правильно. Турция. Маленькие развалины, которые датируются бронзовым веком. Раскопки были небольшие. Ничего нового, ничего волнующего. Покровители были разочарованы.
— Мне кажется, временами вы раскапываете впустую.
— Истинная правда, — подтвердил я. Оставив последнюю тарелку, я вытер руки и сел за кухонный стол напротив Бена. В своем углу завозился и заскулил Боусер, его лапы подергивались, словно он во сне гонялся за кроликами.
— Те раскопки, которые ты ведешь, — сказал вдруг Бен, — дают тебе хоть что-нибудь?
— Да нет. Ничего такого, что можно принимать во внимание.
— Но это ведь вовсе не колодец.
— Нет, это не колодец. Что это — не знаю. Возможно, метеорит. Нашлось несколько странных кусочков металла.
— Эйса, — сказал Бен обвиняюще, — не юли. Что-то наклевывается.
— Из чего это следует?
— Хайрам. Он сделался таинственным. Вроде бы вы там с чем-то встретились, и он был при этом. Говорит, что ничего не может рассказать, так как обещал молчать. Он шутит. Говорит, что ему не позволяет Боусер.
— Хайрам думает, что может разговаривать с собакой.
— Знаю. Он разговаривает со всеми подряд.
— У Хайрама не все дома, — сказал я, — не принимай его в расчет. Он несет околесицу.
— На этот раз я так не думаю. Все это несколько странно. Ты возвращаешься, покупаешь ферму и раскапываешь колодец. Затем возникает Райла, которая, как и ты, археолог.
— Если будет о чем рассказать тебе, Бен, я сделаю это. Пока говорить не о чем, а может, ничего такого не будет и в будущем.
— Смотри, — сказал Бен. — Как главный в этом городе, я имею право спрашивать. Если обнаружится что-то, что могло бы затронуть город, я хотел бы знать заблаговременно. Так, чтобы мы могли подготовиться.
— Не знаю, чтобы ты мог предпринять.
— Ну, скажем, у меня есть десять акров на краю города, эта земля была отчуждена несколько лет назад, я по сей день плачу за нее налоги. Хорошее место для мотеля. Но для мотеля у нас нет никакой приманки, ни богачей, которые бы тут останавливались, ничего. Мотель даст прибыль, если он достаточно хорош и если есть кому им пользоваться. Если случится нечто, из-за чего сюда наедет масса людей, то мотель будет хорошим деловым предприятием.
— Но что Хайрам сказал такого, отчего ты думаешь, что сюда будет наплыв людей?
— Сказал он не так уж много. Но он ведет себя так таинственно, черт побери, и так важно. Он так радуется, что, по моим представлениям, здесь должно быть нечто значительное. И у него вырвалась одна фраза, смысла которой он не понимает. Эйса, скажи мне, может ли быть, что на дне колодца
— космический корабль, потерпевший крушение?
— Может. Я так и думаю. Но нет никаких доказательств. Если я прав, то это должен быть чужой космический корабль, управляемый разумными существами из другой части космоса. С другой звезды. Если бы удалось найти обломки этого корабля или вызывающие доверие доказательства, то это было бы серьезной находкой. Это может быть первым реальным доказательством существования другой мыслящей расы во Вселенной и что когда-то состоялось посещение Земли.
Бен мягко присвистнул.
— И тогда стекутся толпы народа, не так ли? Людей, желающих изучить это. Любопытные, искатели. Они станут приезжать из года в год. Получилась бы долговременная туристская приманка.
— Представляю себе.
— У тебя медленно идет дело, — сказал Бен, — потому что ты копаешь в одиночку. Может, собрать парней и прийти к тебе на помощь?
— Спасибо за предложение, но это тонкая работа. Люди нужны обученные. Они должны знать, на что им смотреть, уметь копать осторожно и точно на том месте, где был найден предыдущий предмет. Прямо вот так броситься и начать копать просто невозможно. Возьми бригаду с кирками и лопатами, и они не соберут доказательств, а уничтожат их. На мелкие предметы они не обратят внимания, в отличие от обученного раскопщика.
Бен серьезно кивнул.
— Да. Это я могу понять. Это была не очень дельная мысль.
— Я тебе благодарен за нее. И, Бен, я был бы тебе признателен, если бы ты никому не говорил. Я попал бы в затруднительное положение, если бы прошел слух, что раскапывается космический корабль. В городе бы решили, что я рехнулся, а если бы эти сведения просочились в академические круги и оттуда налетела бы туча их представителей, то большинство из них, как я подозреваю, стали бы смеяться над нами.
— Будь уверен, — сказал Бен, — никому ни слова. Ни единого слова. Но как ты думаешь, откуда он может быть?
— Да у меня вообще нет никакой уверенности! Только подозрение, основанное на немногих доказательствах, которые, возможно, вовсе не доказательства. А вдруг я выставлю себя на посмешище? Еще пива?
Когда Бен ушел, я долго сидел за столом, раздумывая, разумно ли было рассказывать ему. Мой рассказ мог сыграть роль встречного пала, но, пожалуй, не для Бена. Он — хапающий ублюдок и, скорее всего, будет держать рот на замке потому, что сам хочет быть первым, кто узнает, чтобы броситься туда прежде других и построить свой мотель, а может быть, и еще кое-что, о чем он не стал бы распространяться.
Я должен был сказать ему хоть что-то и немного сбить со следа. Простое отрицание не удовлетворило бы его. Хайрам проговорился, и Бен что-то заподозрил. Кроме того, я ему не лгал. Космический корабль был на дне колодца.
Пожалуй, это остановит его, по крайней мере, на время. Важно, чтобы деревенский сплетник помолчал именно сейчас. Как только мы начнем строить забор, разговоры не остановить. И Райла права — забор нужен.
Я пошел к холодильнику и достал банку пива.
Великий боже, думал я, сидя и попивая пиво, это же просто безумное дело. В минуты просветления я мог сказать себе, что для человека невозможно путешествовать во времени, но я-то знал, что возможно! В мой мозг, как ничто другое за всю мою жизнь, была впечатана память о самце-мастодонте, с его быстрой, почти скользящей поступью, хоботом, подобно маятнику раскачивающемся между бивней, когда он спешил присоединиться к стаду. И я не мог забыть ужаса, который испытал, когда осознал, где нахожусь, чувства потерянности и перемещенности.
Еще раз я прошелся по предварительным планам Райлы, сидя за этим самым столом. Обдумывая планы, я ощущал не только смутную нереальность, но также и какое-то опасение. Мы многого не могли предвидеть, были и слепые пятна на прекрасно разработанном плане. Что, думал я, мы можем предвидеть? Обстоятельства, о которых мы и не подозреваем, могут ввергнуть нас в бедствие, о котором мы и понятия не имеем.
Я был обеспокоен и тем, как мы планировали использовать путешествия во времени. Если у меня были одни планы, то у Райлы другие. Мне трудно отмести в сторону убеждение, что такое путешествие следует использовать для прогресса науки; представления Райлы были более рыночными.
Но она была, несомненно, права, говоря, что любой другой, в свою очередь, использовал бы такой секрет для собственной выгоды. По ее мнению, было глупо сбрасывать со счета экономическую основу, так как только на такой основе можно в будущем использовать наши путешествия для исследований.
В своем углу дремал Боусер, дико взвизгивая, словно ловил кролика. Я допил пиво, кинул банку в мусорный ящик и отправился в постель.
Райла возвращается завтра, мне нужно встать рано, чтобы поехать в Миннеаполис и встретить ее в аэропорту.
— Вижу, ты снова один, — сказал он.
— Райла на несколько дней поехала на восток. Она вернется.
— Ты говорил, что вы вместе занимались раскопками в прошлые годы.
— Правильно. Турция. Маленькие развалины, которые датируются бронзовым веком. Раскопки были небольшие. Ничего нового, ничего волнующего. Покровители были разочарованы.
— Мне кажется, временами вы раскапываете впустую.
— Истинная правда, — подтвердил я. Оставив последнюю тарелку, я вытер руки и сел за кухонный стол напротив Бена. В своем углу завозился и заскулил Боусер, его лапы подергивались, словно он во сне гонялся за кроликами.
— Те раскопки, которые ты ведешь, — сказал вдруг Бен, — дают тебе хоть что-нибудь?
— Да нет. Ничего такого, что можно принимать во внимание.
— Но это ведь вовсе не колодец.
— Нет, это не колодец. Что это — не знаю. Возможно, метеорит. Нашлось несколько странных кусочков металла.
— Эйса, — сказал Бен обвиняюще, — не юли. Что-то наклевывается.
— Из чего это следует?
— Хайрам. Он сделался таинственным. Вроде бы вы там с чем-то встретились, и он был при этом. Говорит, что ничего не может рассказать, так как обещал молчать. Он шутит. Говорит, что ему не позволяет Боусер.
— Хайрам думает, что может разговаривать с собакой.
— Знаю. Он разговаривает со всеми подряд.
— У Хайрама не все дома, — сказал я, — не принимай его в расчет. Он несет околесицу.
— На этот раз я так не думаю. Все это несколько странно. Ты возвращаешься, покупаешь ферму и раскапываешь колодец. Затем возникает Райла, которая, как и ты, археолог.
— Если будет о чем рассказать тебе, Бен, я сделаю это. Пока говорить не о чем, а может, ничего такого не будет и в будущем.
— Смотри, — сказал Бен. — Как главный в этом городе, я имею право спрашивать. Если обнаружится что-то, что могло бы затронуть город, я хотел бы знать заблаговременно. Так, чтобы мы могли подготовиться.
— Не знаю, чтобы ты мог предпринять.
— Ну, скажем, у меня есть десять акров на краю города, эта земля была отчуждена несколько лет назад, я по сей день плачу за нее налоги. Хорошее место для мотеля. Но для мотеля у нас нет никакой приманки, ни богачей, которые бы тут останавливались, ничего. Мотель даст прибыль, если он достаточно хорош и если есть кому им пользоваться. Если случится нечто, из-за чего сюда наедет масса людей, то мотель будет хорошим деловым предприятием.
— Но что Хайрам сказал такого, отчего ты думаешь, что сюда будет наплыв людей?
— Сказал он не так уж много. Но он ведет себя так таинственно, черт побери, и так важно. Он так радуется, что, по моим представлениям, здесь должно быть нечто значительное. И у него вырвалась одна фраза, смысла которой он не понимает. Эйса, скажи мне, может ли быть, что на дне колодца
— космический корабль, потерпевший крушение?
— Может. Я так и думаю. Но нет никаких доказательств. Если я прав, то это должен быть чужой космический корабль, управляемый разумными существами из другой части космоса. С другой звезды. Если бы удалось найти обломки этого корабля или вызывающие доверие доказательства, то это было бы серьезной находкой. Это может быть первым реальным доказательством существования другой мыслящей расы во Вселенной и что когда-то состоялось посещение Земли.
Бен мягко присвистнул.
— И тогда стекутся толпы народа, не так ли? Людей, желающих изучить это. Любопытные, искатели. Они станут приезжать из года в год. Получилась бы долговременная туристская приманка.
— Представляю себе.
— У тебя медленно идет дело, — сказал Бен, — потому что ты копаешь в одиночку. Может, собрать парней и прийти к тебе на помощь?
— Спасибо за предложение, но это тонкая работа. Люди нужны обученные. Они должны знать, на что им смотреть, уметь копать осторожно и точно на том месте, где был найден предыдущий предмет. Прямо вот так броситься и начать копать просто невозможно. Возьми бригаду с кирками и лопатами, и они не соберут доказательств, а уничтожат их. На мелкие предметы они не обратят внимания, в отличие от обученного раскопщика.
Бен серьезно кивнул.
— Да. Это я могу понять. Это была не очень дельная мысль.
— Я тебе благодарен за нее. И, Бен, я был бы тебе признателен, если бы ты никому не говорил. Я попал бы в затруднительное положение, если бы прошел слух, что раскапывается космический корабль. В городе бы решили, что я рехнулся, а если бы эти сведения просочились в академические круги и оттуда налетела бы туча их представителей, то большинство из них, как я подозреваю, стали бы смеяться над нами.
— Будь уверен, — сказал Бен, — никому ни слова. Ни единого слова. Но как ты думаешь, откуда он может быть?
— Да у меня вообще нет никакой уверенности! Только подозрение, основанное на немногих доказательствах, которые, возможно, вовсе не доказательства. А вдруг я выставлю себя на посмешище? Еще пива?
Когда Бен ушел, я долго сидел за столом, раздумывая, разумно ли было рассказывать ему. Мой рассказ мог сыграть роль встречного пала, но, пожалуй, не для Бена. Он — хапающий ублюдок и, скорее всего, будет держать рот на замке потому, что сам хочет быть первым, кто узнает, чтобы броситься туда прежде других и построить свой мотель, а может быть, и еще кое-что, о чем он не стал бы распространяться.
Я должен был сказать ему хоть что-то и немного сбить со следа. Простое отрицание не удовлетворило бы его. Хайрам проговорился, и Бен что-то заподозрил. Кроме того, я ему не лгал. Космический корабль был на дне колодца.
Пожалуй, это остановит его, по крайней мере, на время. Важно, чтобы деревенский сплетник помолчал именно сейчас. Как только мы начнем строить забор, разговоры не остановить. И Райла права — забор нужен.
Я пошел к холодильнику и достал банку пива.
Великий боже, думал я, сидя и попивая пиво, это же просто безумное дело. В минуты просветления я мог сказать себе, что для человека невозможно путешествовать во времени, но я-то знал, что возможно! В мой мозг, как ничто другое за всю мою жизнь, была впечатана память о самце-мастодонте, с его быстрой, почти скользящей поступью, хоботом, подобно маятнику раскачивающемся между бивней, когда он спешил присоединиться к стаду. И я не мог забыть ужаса, который испытал, когда осознал, где нахожусь, чувства потерянности и перемещенности.
Еще раз я прошелся по предварительным планам Райлы, сидя за этим самым столом. Обдумывая планы, я ощущал не только смутную нереальность, но также и какое-то опасение. Мы многого не могли предвидеть, были и слепые пятна на прекрасно разработанном плане. Что, думал я, мы можем предвидеть? Обстоятельства, о которых мы и не подозреваем, могут ввергнуть нас в бедствие, о котором мы и понятия не имеем.
Я был обеспокоен и тем, как мы планировали использовать путешествия во времени. Если у меня были одни планы, то у Райлы другие. Мне трудно отмести в сторону убеждение, что такое путешествие следует использовать для прогресса науки; представления Райлы были более рыночными.
Но она была, несомненно, права, говоря, что любой другой, в свою очередь, использовал бы такой секрет для собственной выгоды. По ее мнению, было глупо сбрасывать со счета экономическую основу, так как только на такой основе можно в будущем использовать наши путешествия для исследований.
В своем углу дремал Боусер, дико взвизгивая, словно ловил кролика. Я допил пиво, кинул банку в мусорный ящик и отправился в постель.
Райла возвращается завтра, мне нужно встать рано, чтобы поехать в Миннеаполис и встретить ее в аэропорту.
14
Я поймал первый взгляд Райлы, когда она сходила по трапу, и это был угрюмый, жесткий взгляд. Но, увидев меня, она улыбнулась и заторопилась вперед. Я обнял ее и сказал:
— Как хорошо, что ты вернулась! Последние три дня мне было очень одиноко.
Она подставила лицо для поцелуя и прижалась к моему плечу.
— Как я рада видеть тебя, Эйса, — прошептала она, — и приятно вернуться домой. Какое ужасное время!
— Что случилось, Райла!?
Она отодвинулась и подняла на меня глаза.
— Я опечалена и обозлена. Мне никто не верит.
— Кто тебе не верит?
— Куртни Мак-Каллахен, к примеру. Тот юрист, о котором я тебе говорила. Мы давние друзья, и никогда не было такого, чтобы он мне не поверил. Но на этот раз он упал лицом в руки и так хохотал, что все тряслось. Потом он поднял голову, снял очки, вытер слезы и снова смеялся так, что с трудом мог говорить. Захлебываясь смехом, он выговаривал: «Райла, я тебя знаю давно. Не знаю, что это на тебя нашло. Я никогда бы не подумал, что ты можешь выдумать что-нибудь этакое». «Что — этакое?» — спросила я, и он сказал, что принимает это за шутку, но прощает меня, хотя я и отняла у него день. Тогда я рассердилась и сказала, что никакая это не шутка и что мы хотели бы, чтобы он представлял нас, защищал наши интересы и нас самих. Мы нуждаемся в таком человеке, и разве мы не можем просить об этом его, а он сказал, что если то, что я рассказала — истина, то пусть мы не сомневаемся, защитник нам нужен. Но он отказывается мне верить. Думаю, он понял, что я не шучу, но что он там думал — не знаю. Тем не менее, он все же не поверил ни мне, ни моему рассказу. Он пригласил меня на обед с шампанским, но я все равно его не простила.
— А будет ли он нас представлять?
— Могу прозакладывать душу — будет. Он сказал, что если я смогу представить ему доказательства, он бросит все на свете. Затем он оставил эту тему и стал говорить о работе его ассоциации. И дал нам неограниченное время. Он сказал, что в любом случае нам нужно неограниченное время. Но когда он отвозил меня в отель и пожелал мне доброй ночи, он все еще посмеивался.
— Но, Райла, доказательства…
— Погоди немного. Это еще не все. Я отправилась в Нью-Йорк и поговорила с Сафари Инкорпорейтид. Они заинтересовались, конечно, но, хотя и не смеялись мне в лицо, все же были очень скептичны. Было ясно, они думают, что я просто лгу или разыгрываю их, хотя их и беспокоило, что они не могут себе представить, в чем я лгу и зачем я это делаю. Их Главный, старый, надутый официальный британец, который был вежлив более других, сказал мне: «Мисс Эллиот, не знаю, о чем идет речь, но если это не явная выдумка, могу вас уверить, что мы будем чрезвычайно заинтересованы». И еще он прибавил: «Если бы я не знал о вас до этого, я бы и слушать не стал».
— Ты знала его раньше?
— Да нет, не его лично, а его группу. Несколько лет назад я купила у них приличное количество материала, накопившегося за годы, с которым они не знали, что делать: слоновую кость, скульптуры туземцев, страусиное перо и прочий такой же хлам. Я взяла все, что у них было, и они заключили меня в объятия. Я ведь ушла куда дальше их в понимании интересов и запросов публики, знаю за что она заплатила бы деньги, поэтому мы получили на этом достаточную прибыль. Каким-то образом эта группа получила сведения, как хорошо мы все использовали, и я выросла в их глазах. Позже они сами спрашивали, не буду ли я заинтересована, если они приготовят еще одну партию барахла. Видишь ли, они не занимаются розничной продажей, поэтому должны искать кого-нибудь…
— Как я понимаю, — перебил я ее, — они хотели бы доказательств, как и твой старый друг Куртни.
— Правильно, — сказала она, — и самое смешное, что они заинтересовались динозаврами. Они прямо опешили, когда я спросила, могут ли они получить клиентов для охоты на динозавров. Не на мастодонтов, не на мамонтов, не на саблезубых тигров, не на пещерных медведей и даже не на тираннотериев, а на динозавров, больших и злобных зверей. Я спросила их, какое ружье годится на большого динозавра, и они ответили, что не знают, но, пожалуй, больше, чем любое, которое когда-либо было сделано. Я спросила их, есть ли у них такие ружья, и они сказали, что да, парочка есть, и они еще никогда не использовались. Они не были уверены, изготавливают ли еще такие ружья. Это слоновые ружья, но теперь, с появлением скорострельных ружей, их стали делать гораздо меньшего калибра. И, кроме того, в наши дни отстреливается не так уж много слонов. Итак, сказала я, во имя господа, я хочу купить эти два ружья, и после некоторых колебаний они согласились продать их мне. Не сомневаюсь, они подумали, что я не в своем уме. Они запросили с меня по тысяче за штуку и при этом клялись, что теряют на этом деньги, отдавая в придачу патроны бесплатно, чтобы подсластить сделку. Возможно, они и в самом деле потеряли на этом, но все равно это был мертвый товар, который никто другой не взял бы. Эти ружья чудовищны. Весят они, должно быть, фунтов по двадцать, или около того. И патроны размером с банан.
— Постой, — сказал я, — ты, должно быть, думаешь, что я отправлюсь туда и подстрелю пару карнозавров только ради доказательств. Но лучше бы тебе подумать еще разок. Мне пришлось помаршировать с двадцати двух, но тут дело иное. Чтобы стрелять из этих древних слоновых ружей, нужен более крупный мужчина.
— Ты достаточно крупный, — возразила она, — и тебе, возможно, не придется стрелять. Твоя роль — защита, и больше ничего. Ружья — именно на случай, если появятся карнозавры, когда я буду снимать на кинопленку. Я купила и кинокамеру — цветная пленка, звук, телескопическое изображение, все, что нужно.
— А зачем два ружья? Человек больше одного не унесет. Ты же будешь связана кинокамерой.
— Я взяла два ружья, — ответила она, — потому что думаю, что ты не должен идти один. Мы не знаем, на что это похоже. Я рассчитывала, что ты уговоришь кого-нибудь из своих старых друзей…
— Райла, мы же договорились хранить это пока в секрете. Уже начинают просачиваться слухи. Бен Пейдж что-то вызнал у Хайрама и полон подозрений, потому что Хайрам важничает.
— Мы должны сохранить это в тайне, — возразила она, — но нам нужно вернуться домой живым, иначе все доказательства мира будут ни к чему.
Мне это не нравилось, но в том, что она говорила, была логика.
— Может быть, Бен пошел бы с нами, — сказал я. — Он может стать неплохим напарником. Он воображает себя великим охотником и, несомненно, охотник он неплохой. Каждую осень он отправляется на север в олений сезон, охотится в Канаде и на Аляске на лосей, горных баранов, гризли. Несколько лет назад он добыл кадьяка. И карибу. О карибу он рассказывает до сих пор. Многие годы он хотел отправиться в Африку, но не сделал этого, а теперь охота закрыта…
— А он пойдет с нами? И сохранит ли молчание о том, что видел, хотя бы на время?
— Думаю, да. Я ему немного рассказал о возможности того, что в колодце — космический корабль, и взял с него клятву не болтать. Он пока будет помалкивать, потому что хочет сам снять сливки.
— Нам нужен второй мужчина, — повторила она. — Не могу себе представить, на что похожа страна динозавров, но…
— Я тоже, — заметил я. — Там может быть просто ужасно. Там может быть вполне безопасно. И должна быть масса травоядных, все они мирные, как мне представляется. Но должны быть и хищники. Я не имею никаких соображений ни как они велики, ни как опасны.
— Мне хотелось бы получить несколько более свирепых экземпляров. Это бы устроило людей из Сафари Инкорпорейтид. Не знаю, сколько мы можем выжать из них, но догадываюсь, что немало. Кроме того, как много реальных, с горячей кровью, спортсменов, пропадающих в лесах, пожелали бы заплатить за то, чтобы быть первым человеком, застрелившим хищного, кровожадного динозавра!
Мы добрались до эскалатора, спускающегося на багажную площадку.
— Давай квитанции, я все это вытащу.
Она открыла кошелек и вытащила конверт с билетом.
— Лучше бы взять носильщика, — сказала она, протягивая мне конверт. — Там больше, чем мы можем унести.
— Два ружья.
— Два ружья. Патроны. Оборудование для киносъемки.
— Я возьму носильщика.
— Вся беда, — объяснила она, — в том, что я не могла ничего сказать им ни о какой машине. Если бы я сказала им, что мы изобрели машину времени, возможно, они бы мне и поверили. Мы во всем так доверяем машинам, они околдовали нас. Пусть бы я описала какую-нибудь теорию, выплеснула на них бессмысленные уравнения, это бы произвело впечатление. Но мне нечего было сказать. Если бы я рассказала им про Кошарика, вышло бы только хуже. Я просто сказала им, что мы разработали технику путешествий во времени, в надежде, что при упоминании о технике они будут предполагать машину. Но это, кажется, не возымело должного эффекта. Они все спрашивали о машине, и их смутило, когда я сказала, что машины нет.
— Без машины, — сказал я, — они должны принимать все на веру.
— Эйса, когда мы отправимся в прошлое снимать фильм, куда мы пойдем?
— Надо подумать. Еще не знаю. В поздний юр, может быть, или в ранний мел. В один из этих периодов, если ты хочешь найти великое разнообразие форм, хотя и в этом мы не уверены. Ископаемая летопись указывает на два периода, но ведь мы не имеем ничего, кроме окаменелых остатков. Вероятно, очень многое утрачено. Мы считаем эту летопись надежной, как будто знаем больше того, что знаем. На самом же деле мы находим только кусочки и отрывки и не имеем ясной картины. Но если бы мы отправились в ранний мел, то, пожалуй, не встретили бы того самого динозавра, которым наши охотники интересуются больше всего — старину тираннозаврус рекс.
— О нем они тоже упоминали, — сказала Райла.
— Рекс появился позднее, по крайней мере, мы так думаем. Там могли быть и более крупные, и более злобные динозавры, чем он, но их окаменелые остатки нам не посчастливилось найти. В любом случае, нет ничего ужаснее, чем столкнуться с ним. Восемнадцать футов высотой, пятьдесят футов общей длины, восемь или более тонн веса и бессмысленный охотничий инстинкт. Мы не знаем, много ли их было. Скорее всего, не очень. Чтобы охотиться на него, пришлось бы побегать. Такой крупный хищник, как он, видимо, только для поддержания жизни нуждался в территории, измеряемой многими квадратными милями.
— Обсудим это позже, — сказала Райла.
— Как хорошо, что ты вернулась! Последние три дня мне было очень одиноко.
Она подставила лицо для поцелуя и прижалась к моему плечу.
— Как я рада видеть тебя, Эйса, — прошептала она, — и приятно вернуться домой. Какое ужасное время!
— Что случилось, Райла!?
Она отодвинулась и подняла на меня глаза.
— Я опечалена и обозлена. Мне никто не верит.
— Кто тебе не верит?
— Куртни Мак-Каллахен, к примеру. Тот юрист, о котором я тебе говорила. Мы давние друзья, и никогда не было такого, чтобы он мне не поверил. Но на этот раз он упал лицом в руки и так хохотал, что все тряслось. Потом он поднял голову, снял очки, вытер слезы и снова смеялся так, что с трудом мог говорить. Захлебываясь смехом, он выговаривал: «Райла, я тебя знаю давно. Не знаю, что это на тебя нашло. Я никогда бы не подумал, что ты можешь выдумать что-нибудь этакое». «Что — этакое?» — спросила я, и он сказал, что принимает это за шутку, но прощает меня, хотя я и отняла у него день. Тогда я рассердилась и сказала, что никакая это не шутка и что мы хотели бы, чтобы он представлял нас, защищал наши интересы и нас самих. Мы нуждаемся в таком человеке, и разве мы не можем просить об этом его, а он сказал, что если то, что я рассказала — истина, то пусть мы не сомневаемся, защитник нам нужен. Но он отказывается мне верить. Думаю, он понял, что я не шучу, но что он там думал — не знаю. Тем не менее, он все же не поверил ни мне, ни моему рассказу. Он пригласил меня на обед с шампанским, но я все равно его не простила.
— А будет ли он нас представлять?
— Могу прозакладывать душу — будет. Он сказал, что если я смогу представить ему доказательства, он бросит все на свете. Затем он оставил эту тему и стал говорить о работе его ассоциации. И дал нам неограниченное время. Он сказал, что в любом случае нам нужно неограниченное время. Но когда он отвозил меня в отель и пожелал мне доброй ночи, он все еще посмеивался.
— Но, Райла, доказательства…
— Погоди немного. Это еще не все. Я отправилась в Нью-Йорк и поговорила с Сафари Инкорпорейтид. Они заинтересовались, конечно, но, хотя и не смеялись мне в лицо, все же были очень скептичны. Было ясно, они думают, что я просто лгу или разыгрываю их, хотя их и беспокоило, что они не могут себе представить, в чем я лгу и зачем я это делаю. Их Главный, старый, надутый официальный британец, который был вежлив более других, сказал мне: «Мисс Эллиот, не знаю, о чем идет речь, но если это не явная выдумка, могу вас уверить, что мы будем чрезвычайно заинтересованы». И еще он прибавил: «Если бы я не знал о вас до этого, я бы и слушать не стал».
— Ты знала его раньше?
— Да нет, не его лично, а его группу. Несколько лет назад я купила у них приличное количество материала, накопившегося за годы, с которым они не знали, что делать: слоновую кость, скульптуры туземцев, страусиное перо и прочий такой же хлам. Я взяла все, что у них было, и они заключили меня в объятия. Я ведь ушла куда дальше их в понимании интересов и запросов публики, знаю за что она заплатила бы деньги, поэтому мы получили на этом достаточную прибыль. Каким-то образом эта группа получила сведения, как хорошо мы все использовали, и я выросла в их глазах. Позже они сами спрашивали, не буду ли я заинтересована, если они приготовят еще одну партию барахла. Видишь ли, они не занимаются розничной продажей, поэтому должны искать кого-нибудь…
— Как я понимаю, — перебил я ее, — они хотели бы доказательств, как и твой старый друг Куртни.
— Правильно, — сказала она, — и самое смешное, что они заинтересовались динозаврами. Они прямо опешили, когда я спросила, могут ли они получить клиентов для охоты на динозавров. Не на мастодонтов, не на мамонтов, не на саблезубых тигров, не на пещерных медведей и даже не на тираннотериев, а на динозавров, больших и злобных зверей. Я спросила их, какое ружье годится на большого динозавра, и они ответили, что не знают, но, пожалуй, больше, чем любое, которое когда-либо было сделано. Я спросила их, есть ли у них такие ружья, и они сказали, что да, парочка есть, и они еще никогда не использовались. Они не были уверены, изготавливают ли еще такие ружья. Это слоновые ружья, но теперь, с появлением скорострельных ружей, их стали делать гораздо меньшего калибра. И, кроме того, в наши дни отстреливается не так уж много слонов. Итак, сказала я, во имя господа, я хочу купить эти два ружья, и после некоторых колебаний они согласились продать их мне. Не сомневаюсь, они подумали, что я не в своем уме. Они запросили с меня по тысяче за штуку и при этом клялись, что теряют на этом деньги, отдавая в придачу патроны бесплатно, чтобы подсластить сделку. Возможно, они и в самом деле потеряли на этом, но все равно это был мертвый товар, который никто другой не взял бы. Эти ружья чудовищны. Весят они, должно быть, фунтов по двадцать, или около того. И патроны размером с банан.
— Постой, — сказал я, — ты, должно быть, думаешь, что я отправлюсь туда и подстрелю пару карнозавров только ради доказательств. Но лучше бы тебе подумать еще разок. Мне пришлось помаршировать с двадцати двух, но тут дело иное. Чтобы стрелять из этих древних слоновых ружей, нужен более крупный мужчина.
— Ты достаточно крупный, — возразила она, — и тебе, возможно, не придется стрелять. Твоя роль — защита, и больше ничего. Ружья — именно на случай, если появятся карнозавры, когда я буду снимать на кинопленку. Я купила и кинокамеру — цветная пленка, звук, телескопическое изображение, все, что нужно.
— А зачем два ружья? Человек больше одного не унесет. Ты же будешь связана кинокамерой.
— Я взяла два ружья, — ответила она, — потому что думаю, что ты не должен идти один. Мы не знаем, на что это похоже. Я рассчитывала, что ты уговоришь кого-нибудь из своих старых друзей…
— Райла, мы же договорились хранить это пока в секрете. Уже начинают просачиваться слухи. Бен Пейдж что-то вызнал у Хайрама и полон подозрений, потому что Хайрам важничает.
— Мы должны сохранить это в тайне, — возразила она, — но нам нужно вернуться домой живым, иначе все доказательства мира будут ни к чему.
Мне это не нравилось, но в том, что она говорила, была логика.
— Может быть, Бен пошел бы с нами, — сказал я. — Он может стать неплохим напарником. Он воображает себя великим охотником и, несомненно, охотник он неплохой. Каждую осень он отправляется на север в олений сезон, охотится в Канаде и на Аляске на лосей, горных баранов, гризли. Несколько лет назад он добыл кадьяка. И карибу. О карибу он рассказывает до сих пор. Многие годы он хотел отправиться в Африку, но не сделал этого, а теперь охота закрыта…
— А он пойдет с нами? И сохранит ли молчание о том, что видел, хотя бы на время?
— Думаю, да. Я ему немного рассказал о возможности того, что в колодце — космический корабль, и взял с него клятву не болтать. Он пока будет помалкивать, потому что хочет сам снять сливки.
— Нам нужен второй мужчина, — повторила она. — Не могу себе представить, на что похожа страна динозавров, но…
— Я тоже, — заметил я. — Там может быть просто ужасно. Там может быть вполне безопасно. И должна быть масса травоядных, все они мирные, как мне представляется. Но должны быть и хищники. Я не имею никаких соображений ни как они велики, ни как опасны.
— Мне хотелось бы получить несколько более свирепых экземпляров. Это бы устроило людей из Сафари Инкорпорейтид. Не знаю, сколько мы можем выжать из них, но догадываюсь, что немало. Кроме того, как много реальных, с горячей кровью, спортсменов, пропадающих в лесах, пожелали бы заплатить за то, чтобы быть первым человеком, застрелившим хищного, кровожадного динозавра!
Мы добрались до эскалатора, спускающегося на багажную площадку.
— Давай квитанции, я все это вытащу.
Она открыла кошелек и вытащила конверт с билетом.
— Лучше бы взять носильщика, — сказала она, протягивая мне конверт. — Там больше, чем мы можем унести.
— Два ружья.
— Два ружья. Патроны. Оборудование для киносъемки.
— Я возьму носильщика.
— Вся беда, — объяснила она, — в том, что я не могла ничего сказать им ни о какой машине. Если бы я сказала им, что мы изобрели машину времени, возможно, они бы мне и поверили. Мы во всем так доверяем машинам, они околдовали нас. Пусть бы я описала какую-нибудь теорию, выплеснула на них бессмысленные уравнения, это бы произвело впечатление. Но мне нечего было сказать. Если бы я рассказала им про Кошарика, вышло бы только хуже. Я просто сказала им, что мы разработали технику путешествий во времени, в надежде, что при упоминании о технике они будут предполагать машину. Но это, кажется, не возымело должного эффекта. Они все спрашивали о машине, и их смутило, когда я сказала, что машины нет.
— Без машины, — сказал я, — они должны принимать все на веру.
— Эйса, когда мы отправимся в прошлое снимать фильм, куда мы пойдем?
— Надо подумать. Еще не знаю. В поздний юр, может быть, или в ранний мел. В один из этих периодов, если ты хочешь найти великое разнообразие форм, хотя и в этом мы не уверены. Ископаемая летопись указывает на два периода, но ведь мы не имеем ничего, кроме окаменелых остатков. Вероятно, очень многое утрачено. Мы считаем эту летопись надежной, как будто знаем больше того, что знаем. На самом же деле мы находим только кусочки и отрывки и не имеем ясной картины. Но если бы мы отправились в ранний мел, то, пожалуй, не встретили бы того самого динозавра, которым наши охотники интересуются больше всего — старину тираннозаврус рекс.
— О нем они тоже упоминали, — сказала Райла.
— Рекс появился позднее, по крайней мере, мы так думаем. Там могли быть и более крупные, и более злобные динозавры, чем он, но их окаменелые остатки нам не посчастливилось найти. В любом случае, нет ничего ужаснее, чем столкнуться с ним. Восемнадцать футов высотой, пятьдесят футов общей длины, восемь или более тонн веса и бессмысленный охотничий инстинкт. Мы не знаем, много ли их было. Скорее всего, не очень. Чтобы охотиться на него, пришлось бы побегать. Такой крупный хищник, как он, видимо, только для поддержания жизни нуждался в территории, измеряемой многими квадратными милями.
— Обсудим это позже, — сказала Райла.
15
После обеда я позвонил Бену.
— Не хочешь ли приступить к закладке своего мотеля?
— Так вы получили доказательства?!
— Мы весьма близки к этому, — заверил я его, — уже стоим на пути. Мы с Райлой хотели бы с тобой поговорить. Может, заглянешь? Разговор без свидетелей.
— На сегодня я уже все закончил. Скоро буду.
Я повесил трубку и сказал Райле:
— Мне все это не нравится. Бен, вероятно, будет молчать: кроме всего прочего, он хочет первым рвануться к пирогу, я имею в виду его мотель, а может быть и другие замыслы. Но у меня тошнотворное чувство. Еще рано оказывать кому бы то ни было наше доверие.
— Все равно, этого не утаить, — сказала она. — Как только мы начнем устанавливать забор, все поймут, что что-то назревает. Не поставишь же ты глухой забор высотой в десять футов вокруг всех сорока акров только ради забавы. И нам нужен Бен или кто-нибудь еще, для второго ружья. Мы же решили, что это безумие — идти к динозаврам с единственным ружьем. Ты сказал, что Бен — тот человек, на которого можно положиться.
— Он — лучший, кого я знаю. Он охотник. Он умеет обращаться с оружием. Он большой, сильный и выносливый и не станет паниковать в трудной ситуации. Но можно загубить дело до срока, так что будем держать пальцы скрещенными.
Я открыл дверцу буфета, вынул бутыль и поставил ее на кухонный стол. Нашел три стакана. В холодильнике, я был уверен, есть лед.
— Ты что, собираешься угощать его здесь, на кухне?
— Черт побери, он бы не знал, как вести себя, если бы мы уединились в жилой комнате. Это бы его сконфузило. Здесь будет удобнее.
— Тогда и я — за. Мне и самой нравится атмосфера таверны.
Тяжелые шаги послышались снаружи и замерли у двери в кухню.
— Он не задержался, — заметила Райла.
— Бен беспокоится, — сказал я. — Он чует деньги.
Я открыл дверь, и Бен вошел. На его лице было такое же выражение, как у собаки, когда она чует кролика.
— Не хочешь ли приступить к закладке своего мотеля?
— Так вы получили доказательства?!
— Мы весьма близки к этому, — заверил я его, — уже стоим на пути. Мы с Райлой хотели бы с тобой поговорить. Может, заглянешь? Разговор без свидетелей.
— На сегодня я уже все закончил. Скоро буду.
Я повесил трубку и сказал Райле:
— Мне все это не нравится. Бен, вероятно, будет молчать: кроме всего прочего, он хочет первым рвануться к пирогу, я имею в виду его мотель, а может быть и другие замыслы. Но у меня тошнотворное чувство. Еще рано оказывать кому бы то ни было наше доверие.
— Все равно, этого не утаить, — сказала она. — Как только мы начнем устанавливать забор, все поймут, что что-то назревает. Не поставишь же ты глухой забор высотой в десять футов вокруг всех сорока акров только ради забавы. И нам нужен Бен или кто-нибудь еще, для второго ружья. Мы же решили, что это безумие — идти к динозаврам с единственным ружьем. Ты сказал, что Бен — тот человек, на которого можно положиться.
— Он — лучший, кого я знаю. Он охотник. Он умеет обращаться с оружием. Он большой, сильный и выносливый и не станет паниковать в трудной ситуации. Но можно загубить дело до срока, так что будем держать пальцы скрещенными.
Я открыл дверцу буфета, вынул бутыль и поставил ее на кухонный стол. Нашел три стакана. В холодильнике, я был уверен, есть лед.
— Ты что, собираешься угощать его здесь, на кухне?
— Черт побери, он бы не знал, как вести себя, если бы мы уединились в жилой комнате. Это бы его сконфузило. Здесь будет удобнее.
— Тогда и я — за. Мне и самой нравится атмосфера таверны.
Тяжелые шаги послышались снаружи и замерли у двери в кухню.
— Он не задержался, — заметила Райла.
— Бен беспокоится, — сказал я. — Он чует деньги.
Я открыл дверь, и Бен вошел. На его лице было такое же выражение, как у собаки, когда она чует кролика.