— Понимаешь, нам с мисс Райлой нужно с ним поговорить, но мы не можем. Ты — единственный, кто может это сделать.
   — Вы имеете в виду, что никто с ним не умеет говорить?
   — И с Боусером тоже.
   — Но если ты согласишься поговорить с Кошариком, — сказала Райла, — то это нужно держать в тайне. Никто не должен даже и знать, о чем вы говорили.
   — Но Боусер, — запротестовал Хайрам, — от него я не могу хранить секретов. Он мой лучший друг. Я должен рассказать ему.
   — Ну, ладно, — сказала Райла. — Боусеру можно. От этого вреда не будет.
   — Могу обещать вам, что он никому не скажет.
   Райла посмотрела на меня:
   — Ты не возражаешь, если он расскажет Боусеру?
   — Не возражаю. Боусер никому не расскажет.
   — О, нет, — пообещал Хайрам, — я предупрежу его, чтобы он этого не делал. — И, сказав это, он занялся оладьями, набив полный рот и выпачкав щеки сиропом.
   Девятью оладьями позже он вернулся к разговору.
   — Вы говорите, что я должен о чем-то поговорить с этим Кошариком?
   — Именно так, — сказала Райла, — но мне трудно объяснить тебе, о чем пойдет речь.
   — Вы хотите, чтобы я передал ему что-то, что вы задумали, а затем передал вам его ответ. И знать будем только мы четверо.
   — Четверо?
   — Боусер, — вмешался я. — Ты забываешь, что четвертый — Боусер.
   — О, да, — вздохнула Райла, — мы не должны забывать старину Боусера.
   — Это должно быть нашей тайной?
   — Правильно.
   — Мне нравятся тайны, — сказал Хайрам восторженно. — Они заставляют меня чувствовать себя важной шишкой.
   — Хайрам, — начала Райла, — что ты знаешь о времени?
   — Время — это то, что вы видите, глядя на часы. Тогда вы можете сказать, полдень, или три часа, или шесть.
   — Это верно, — сказала Райла. — Но время — нечто большее. Знаешь ли, мы живем в настоящем, а когда время проходит, оно становится прошлым.
   — Как вчера, — подсказал Хайрам. — Вчера — это прошлое.
   — Да, так. И сто лет назад — прошлое, и миллион лет.
   — Не вижу разницы, — сказал Хайрам. — Все это — прошлое.
   — А ты никогда не думал, как было бы интересно, если бы мы могли путешествовать в прошлое? Вернуться назад, в то время, когда белый человек еще не появился, когда здесь были только индейцы. Или в те времена, когда человека еще вообще не было.
   — Я никогда не думал об этом, потому что сомневаюсь, что это возможно.
   — Мы думаем, что Кошарик, быть может, знает, как это сделать. Нам бы хотелось поговорить с ним, чтобы выяснить это. Или попросить его помочь нам.
   Хайрам посидел немного молча, видимо, уясняя все это.
   — Вы хотите путешествовать в прошлое? А зачем вам это нужно?
   — Знаешь ли ты об истории?
   — Конечно. Меня пытались учить ей, когда ходил в школу, но больших успехов у меня не было. Я никак не мог запомнить все даты. Какие-то войны, сражения, кто был президентом и масса тому подобных пустяков.
   — Есть люди, — сказала Райла, — которые всю жизнь занимаются изучением истории. Их зовут историками. Но они во многом не уверены, потому что люди, которые писали о событиях, написали неточно. Если бы они могли отправиться назад, в прошлое, и увидеть, что случилось на самом деле, поговорить с людьми, которые жили тогда, они бы поняли все куда лучше. И могли бы правильнее писать историю.
   — Вы хотите сказать, что мы можем отправиться назад и увидеть что-то, случившееся очень-очень давно? Действительно пойти и увидеть это?
   — Я об этом и говорю. Хотелось бы тебе этого, Хайрам?
   — Мне это не очень понятно. Боюсь, что так можно получить всякие неприятности.
   Я перебил:
   — На самом деле ты можешь и не переходить, если не хочешь. От тебя требуется только, чтобы ты выяснил, знает ли Кошарик, как это делают, и захочет ли он нам показать, как.
   Хайрам пожал плечами.
   — Мне придется побродить по округе ночью. Может быть, не здесь, не во фруктовом саду. Он показывается иногда и днем, но в основном ночью.
   — Тогда днем тебе надо поспать.
   — А можно мне взять с собой Боусера? Ночь — одинокое время, но с ним я не чувствовал бы себя таким одиноким.
   — Это — пожалуйста, — сказал я, — только возьми его на поводок и не отпускай. И еще вот что: когда увидишь Кошарика, стой на месте и разговаривай с ним, но ни в коем случае не подходи к нему.
   — Мистер Стил, а почему?
   — Не могу тебе объяснить. Ты должен мне просто поверить. Мы ведь давно знаем друг друга. Ты знаешь, что я не посоветую тебе плохого.
   — Что бы вы ни сказали, — ответил Хайрам, — вам не нужно давать мне объяснения. Раз вы так считаете, значит, так и надо. Мы с Боусером не станем к нему подходить.
   — Ты сделаешь это? — спросила Райла. — Ты с ним поговоришь?
   — Я сделаю все, что смогу, — ответил Хайрам.


10


   Уиллоу-Бенд — маленький городок, его деловая часть занимает всего квартал. На одном его конце находится маленький универмаг, напротив — аптечный киоск. Далее по улице расположены: магазинчик скобяных товаров, парикмахерская, обувной магазин, пекарня, магазин верхней одежды, объединенное бюро недвижимости и путешествий, магазин электротоваров, ремонтная мастерская, почта, кинотеатр, банк и пивной ларек.
   Мне удалось припарковать машину перед аптечным киоском, затем я обошел ее, чтобы открыть дверь Райле. Бен Пейдж уже спешил через улицу к нам.
   — Эйса, — сказал он, — я так давно тебя не видел. Ты не часто наезжаешь сюда. — Он протянул руку для рукопожатия.
   — Приезжаю, когда нужно, — ответил я. И, повернувшись к Райле, сказал: — Мисс Эллиот, познакомьтесь с Беном Пейджем. Он — наш мэр и банкир.
   Бен подал руку Райле.
   — Добро пожаловать в наш город. Вы погостите у нас?
   — Райла — мой друг, — пояснил я. — Несколько лет назад мы вели раскопки на Среднем Востоке.
   — Еще не знаю, надолго ли я останусь, — ответила Райла.
   — Вы из Нью-Йорка? Кто-то мне сказал, что вы оттуда.
   — Откуда, черт побери, кто-то мог узнать это? — спросил я. — Ты же первый, с кем мы встретились?
   — Кажется, это Хайрам, — ответил Бен. — Он говорил, что водительская карточка была нью-йоркской. Он еще сказал, что кто-то поранил Боусера стрелой. Это правда?
   — Да, все так и есть, — ввернула Райла.
   — Говорю вам, что надо нам что-то делать с этими детьми, — сказал Бен. — Они распускаются. Они никого не уважают. Они дичают.
   — Может, это был не ребенок?
   — А кто же еще? Именно они это и делают. Это — орда монстров, говорю я вам! Некоторые из них прокалывают по ночам мне шины. Выхожу из кинотеатра, а у меня вместо колес четыре плоскости.
   — Но почему они это делают? — спросила Райла.
   — Не знаю. Мне кажется, они просто ненавидят всех и каждого. Когда мы были детьми, Эйса, мы никогда не занимались такой ерундой. Мы обычно ходили рыбачить, помнишь, и ставили ловушки. И было время, когда мы все копались в том колодце.
   — Я до сих пор в нем копаюсь, — сказал я.
   — Знаю. Нашел что-нибудь?
   — Немного.
   — Я должен вернуться, — сказал Бен. — Ко мне приходят люди. Было так приятно познакомиться с вами, мисс Эллиот. Надеюсь, визит вам приятен.
   Мы смотрели, как он переходит дорогу обратно.
   — Приятель? — спросила Райла. — Один из твоей ватаги?
   — Да, один из них.
   Мы перешли улицу и вошли в магазин. Я взял тележку и начал поворачивать с ней в проход.
   — Нужна картошка, немного масла, суп и, как мне кажется, куча других вещей, — сказал я.
   — А где твой список?
   — Я — неорганизованный домохозяин, — ответил я, — и пытаюсь все держать в уме, забывая то одно, то другое.
   — Ты наверное многих знаешь в городе?
   — Некоторых. Тех, кого я знал, живя здесь еще мальчишкой, людей, которые остались здесь и никуда не уезжали. Вернувшись, я завел очень немного новых знакомств.
   Мы медленно загружали тележку. Я, конечно, кое-что забыл, и Райла, пробежавшись по нашему мысленному списку, напомнила мне о забытом. Наконец я выкатил тележку к кассе на противоположном конце зала. Перед нами был Херб Ливингстон с корзиной.
   — Эйса, — сказал он, как всегда, говоря так, будто у него перехватило дух от восторга при виде нас, — я уж собирался звонить тебе. У тебя, как говорят, появилась компания?
   — Райла, — сказал я, — познакомься с Хербом Ливингстоном. Это еще один из нашей старой ватаги. Теперь он выпускает еженедельную газету.
   Херб лучился.
   — Я рад, что вы навестили нас, — обратился он к Райле. — Вы, я слышал, из Нью-Йорка? У нас бывает не так много гостей оттуда.
   Он вытащил записную книжку из кармана жилета и короткий карандашик из кармана рубашки.
   — Могу ли я спросить, как вас зовут?
   — Эллиот, — ответила Райла. — Два «л» и одно «т».
   — И вы приехали к Эйсе? Это — цель вашего приезда?
   — Мы очень давние друзья, — ответила Райла коротко. — Мы вместе работали в Турции, на археологических раскопках в конце пятидесятых.
   Херб делал пометки в своей записной книжке.
   — А чем вы занимаетесь сейчас?
   — Бизнес. Экспорт — импорт.
   — Как я понимаю, — продолжал Херб, бешено царапая, — вы остановились у Эйсы, на ферме?
   — Правильно, — ответила Райла. — Я приехала к нему. И остановилась у него.
   Когда мы вернулись обратно в машину, Райла сказала:
   — Не уверена, что твои друзья мне нравятся.
   — Не обращай внимания на Херба, — отозвался я. — Он бестактен, как любой газетчик.
   — Не могу понять, почему он интересовался мной. Мое пребывание здесь
   — никакая не сенсация.
   — Для «Рекорда» нашего города это — новость. Здесь же никогда ничего не случается. Херб вынужден заполнять свою газету приездами и отъездами. Миссис Рейдж дает карточный вечер с тремя столами — и это уже событие. Херб распишет это в подробностях. Расскажет, кто присутствовал и кто выиграл.
   — Эйса, ты не придаешь этому значения? А вдруг я уеду?
   — Нет, черт побери! Почему я должен придавать значение этому? Бросим вызов обычаям. Что бы мы здесь ни сделали, все будет вызовом. Если ты уедешь, это будет дезертирством по отношению к бизнесу путешествий во времени, к Хайраму, собирающемуся договориться с Кошариком… И ко мне. Ты мне нужна.
   Она устроилась на сиденье и, как только я повернул назад, заговорила:
   — Я надеялась, что ты это скажешь. Не знаю, как насчет бизнеса путешествий во времени, но мне хочется остаться. И я то верю, что путешествия во времени возможны, то говорю себе: стой, Райла, прекрати, не дури. Но расскажи мне о Хайраме. Просто Хайрам? И больше ничего? У него должна быть фамилия.
   — Его зовут Хайрам Биглоу, но большинство людей уже забыли это. Он просто Хайрам, вот и все. Он родился в Уиллоу-Бенде, у него был старший брат, который сбежал из дому и, насколько я знаю, с тех пор о нем ничего не слышали. Хайрам происходит из старой семьи первопоселенцев. Отца его звали Горацием, он был единственным потомком одного из основателей Уиллоу-Бенда. Семья жила в старом родовом доме, в одном из тех старых викторианских домов, что разбросаны по улице, с железным забором, огораживающим лужайку и сад. Я помню, что ребенком вечно висел на заборе и думал, как должно быть приятно жить в таком доме. В то время наша семья была сравнительно бедна и дом наш был совершенно обычным, а дом Биглоу казался мне особняком.
   — Но ты говорил, что Хайрам живет в хижине ниже по реке.
   — Да, до этого мы еще дойдем. Отец Хайрама был городским банкиром, а его партнером был отец Бена Пейджа.
   — Бен мне понравился ничуть не больше Херба.
   — Тебе — как и почти всем. Люди такого сорта не вызывают ни доверия, ни восхищения, хотя в последние годы он мог и измениться. Теперь есть люди, преданные ему. Да, так вот, когда Хайраму было лет десять или около того, с его отцом на утиной охоте случилось несчастье. К этому времени его брат, который был на семь или восемь лет старше Хайрама, уже пропал без вести, так что в семье остались лишь Хайрам и его мать. Старая леди жила с тех пор уединенной жизнью. Она никогда не покидала дома и не приглашала никого к себе. Хайрам, который всегда был странным ребенком, ушел из школы и не виделся с другими детьми, но никого это особенно не беспокоило. Спустя несколько лет, я полагаю, его мать уже знала, что он не вполне нормален, и скрывалась вместе с ним. Гордость — везде губительна, а в маленьком городе она смертельна. Они вдвоем, таким образом, отстранились от жизни, и хотя люди знали, конечно, что они живут там, но, все же, основательно их забыли. Мне думается, что миссис Биглоу на это и надеялась. О периоде, когда я отсутствовал, я рассказываю тебе с чужих слов, мне это пересказали по возвращении.
   В конце концов, когда состояние было приведено в порядок, оказалось, что отец Хайрама не уделял должного внимания интересам банка. Нельзя этого доказать, но люди, с которыми я позже разговаривал, делали вывод, что отец Бена обхитрил отца Хайрама и выпихнул его из банка. Очевидно, в семье оставалось сколько-то денег, но не много, и старая леди и Хайрам обходились ими до ее смерти. К этому времени Хайраму было около двадцати пяти лет. Когда пришло время приводить в порядок состояние его матери, оказалось, что дом Биглоу заложен. Банк, мотивируя это просрочкой, отказал в выкупе закладной. К этому времени Бен взял банк в свои руки, его отец ушел в отставку. Бен пожертвовал немного денег, уговорил в городе других людей, также внесших пожертвования, и они построили хижину ниже по реке, подарили ее Хайраму, и с тех пор он там и живет.
   — То есть, город усыновил Хайрама, — сказала Райла, — принял на себя заботу о нем. И теперь он может получить помощь от любого человека. Или от какого-то государственного учреждения.
   — Я так и думал, что ты скажешь это. Да, город присматривает за ним, но не чересчур добро. Кое-кто его угощает, но он стал чем-то вроде городского козла отпущения, и многие смеются над ним или делают его смешным. Они думают, что Хайрам этого не понимает. Он знает своих друзей и тех, кто над ним потешается. Он, быть может, очень странен, но не так глуп, как думает большинство.
   — Надеюсь, он поспал, — сказала Райла. — Нынче — первая ночь, когда он будет дежурить.
   — Возможно, ему придется провести несколько ночей. Кошарик не очень-то регулярно появляется.
   — Я вот еду и вслушиваюсь, как мы рассуждаем об этом. Мы уже говорили на эту тему, но тогда я спрашивала себя — неужели все это на самом деле? Это не нормально, Эйса. Все это дело. Люди в большинстве своем не могут и подумать о том, о чем думаем мы, разговаривать о том, о чем мы разговариваем.
   — Понимаю, что ты имеешь в виду, — заметил я, — но у меня больше доказательств, чем у тебя. Я был в плейстоцене, и меня чуть не растоптал мастодонт. А Боусер приносил домой те кости.
   — И все же мы позволяем себе заглядывать слишком далеко. У нас есть кости динозавра, и наконечник Фолсона, и мастодонт, но мы прежде не заходили дальше этого. Мы остерегались говорить вслух, что Кошарик — чуждое создание, что он может создавать временные туннели, и что он каким-то образом избежал гибели, когда чужой космический корабль тысячи лет тому назад потерпел здесь крушение.
   — Может быть, дойдет и до того, — сказал я. — Нужно ждать, и поглядим, чего добьется Хайрам.


11


   Тремя ночами позже громкий стук в дверь спальни заставил меня вскочить с постели, одуревшего со сна, удивляющегося, что чертовщина продолжается. Рядом со мной протестующе зашевелилась Райла.
   — Что такое? — крикнул я. — Кто там?
   Если бы я дал себе время подумать, то понял бы, кто там.
   — Это я, Хайрам.
   — Это Хайрам, — сказал я Райле.
   Стук в дверь продолжался.
   — Прекрати стучать! — закричал я. — Я уже проснулся. Сейчас выйду на кухню.
   Вслепую пошарив вокруг, я нашел шлепанцы, попытался найти верхнюю одежду, но не смог определить, где она, и вывалился на кухню в пижамных штанах и шлепанцах.
   — Что случилось, Хайрам? Надеюсь, что-то важное?
   — Это Кошарик, мистер Стил. Я разговаривал с ним. Он хочет поговорить с вами.
   — Но я же не умею с ним разговаривать. Ты — единственный, кто может.
   — Он говорит, но я не понимаю смысла. Он рад, что вы хотите поговорить с ним, но говорит, что не cможет разговаривать через меня.
   — Значит, он сейчас здесь?
   — Да, мистер Стил. Он сказал, что подождет, пока я приведу вас. Он говорит, что надеется, что вы сможете придать смысл моему сообщению.
   — Как ты думаешь, он подождет, пока я оденусь?
   — Думаю, да, мистер Стил. Он сказал, что будет ждать.
   — Оставайся тут, — сказал я, — не покидай дома, пока мы не будем готовы.
   Вернувшись в спальню, я ощупью нашел одежду. Райла сидела на краю кровати.
   — Это Кошарик, — сказал я. — Он хочет поговорить с нами.
   — Через минуту я буду готова.
   Когда мы вышли из спальни, Хайрам сидел за кухонным столом.
   — Где Боусер? — спросила Райла.
   — Снаружи, с Кошариком. Мне думается, что они — добрые друзья, — ответил Хайрам. — Может быть, они и прежде были добрыми друзьями, только мы не знали об этом.
   Я попросил:
   — Расскажи, как это случилось. Трудно было с ним разговаривать?
   — Так же, как и с Боусером. Легче, чем с малиновкой. С ней временами трудно разговаривать, порой она не хочет говорить. Кошарик хочет.
   — Ну и прекрасно, — сказала Райла. — Пошли к нему.
   — Но как мы будем с ним говорить? — спросил я.
   — Это легко, — ответил Хайрам. — Вы скажете мне все в точности, что вам надо сказать, и я перескажу ему. Потом я расскажу вам, что говорит он. Может быть, мне не все будет понятно.
   — Может быть, нам удастся понять больше, — сказала Райла.
   — Он вон на той яблоне, прямо за углом. Боусер наблюдает за ним.
   Я открыл заднюю дверь и подождал, пока выйдут остальные.
   Сразу же за углом, так что заметить его не составляло никакого труда, расположился Кошарик, уставясь на нас из глубины кроны яблони. В свете луны лицо его было ясно видно, даже усы были различимы. Боусер сидел рядом, оберегая свою раненую ляжку, уставясь на это кошачье лицо.
   — Скажи ему, что мы здесь, — сказал я Хайраму, — и что мы готовы начать.
   — Он отвечает, что и он тоже.
   — Постой, постой. Разве тебе не нужно время, чтобы передать ему то, что я говорю?
   — Не нужно, — отвечал Хайрам. — Он знает, что вы говорите, но не может разговаривать с вами, потому что вы не слышите его.
   — Отлично, — сказал я, — так гораздо проще. — И обратился к Кошарику:
   — Хайрам говорит, что вы желаете поговорить с нами о путешествиях во времени.
   — Ему сложно говорить об этом, — сказал Хайрам. — Он говорит массу такого, чего я не понял.
   — Вот что, — обратился я к Кошарику, — давай это упростим. Одна мысль, шаг за шагом. Так просто, как ты можешь.
   — Он говорит «хорошо», — перевел Хайрам. — Говорит, что был лишен возможности работать с путешествиями во времени. Говорит, что он инженер по времени, я правильно понял?
   — Вероятно, да.
   — Он говорит, что ему надоело делать дороги во времени для одного Боусера.
   — Он сделал дорогу для меня.
   — Это верно, говорит он, но вы ее не увидели. Вы об нее споткнулись.
   — Может ли он сделать дорогу в любое место и время этой планеты?
   — Он говорит, что может.
   — В Древнюю Грецию? В Трою?
   — Если вы ему покажете, где находятся эти места, он сможет. Он говорит, что это легко. В этом мире — везде.
   — Но как мы ему можем показать?
   — Он говорит, надо отметить на карте. Он говорит о линиях на карте. Мистер Стил, что это за линии?
   — Параллели и меридианы, возможно.
   — Знает ли он, как мы измеряем время? Что такое год? Может ли он понять — миллион лет, сто лет?
   — Говорит, что может.
   — Я хочу спросить у него одну вещь, — вступила Райла. — Он что — чужой? Из какого-то иного мира?
   — Да, не очень далекого.
   — Как давно он здесь?
   — Почти пятьдесят тысяч лет.
   — И он прожил так долго?
   — Он говорит, что не умрет.
   — Он может строить дороги во времени. А может ли он сам по ним перемещаться?
   — Он говорит «да».
   — Но, видимо, он не путешествовал. Он попал сюда пятьдесят тысяч лет назад, но, видимо, он живет в обычном жизненном темпе, в обычном времени. Его же могло здесь не быть.
   — «Освобождение», говорит он.
   — Что он понимает под освобождением?
   — Если он не останется в определенном месте и времени, то те, кто станет его разыскивать, не будут знать, где он находится.
   — Он все еще надеется освободиться?
   — Теперь его надежда мала, он должен сделать то, что может. Он обрел с нами новую жизнь. И потому счастлив.
   — Но он должен знать, где его родной мир. Если он способен строить дороги во времени и пространстве, он, должно быть, может вернуться домой.
   — Он говорит, нет. Он не знает, где его дом — как его найти отсюда. Он не знает, как туда добраться. Если бы кто-нибудь ему сказал, он бы смог. Но на пути сюда он не знал дороги. Знал другой, но тот погиб при падении корабля.
   — Но ведь они бессмертны.
   — Он говорит, что и бессмертный может погибнуть в катастрофе, это — единственный способ. Он говорит, что ему повезло. Он выбрался наружу до того, как корабль врезался в землю.
   — А как он выбрался?
   — «Спасательный бот», — сказал он.
   — Спасательный бот? — переспросил я. — Сфера? Круглый полый шар, который разнимается так, что он может выйти?
   — Он говорит, что это верно. Он спрашивает, откуда вы знаете.
   — Я нашел его спасательный бот. Он в этом амбаре.
   — Но он построит для нас дороги во времени? — спросила Райла. — Повсюду на Земле? В любое время Земли? И сохранит их открытыми столько, сколько нужно?
   — Кошарик говорит «правильно». Он может их построить туда, куда вы наметите, и будет держать их открытыми. Когда они вам будут больше не нужны, он снова их закроет.
   — А сколько? Больше одной?
   — Столько, сколько потребуется.
   — Когда он может начать?
   — Прямо сейчас. Скажите, когда и куда вы хотите отправиться.
   — Передай ему, — сказала Райла, — что мы еще не готовы. Нам нужно время, чтобы приготовиться, и мы должны будем поговорить с ним еще раз. А может быть, и не раз.
   — Мисс, он говорит, что в любое время, когда захотите. Он будет неподалеку и будет ждать разговора с вами.


12


   Мы сидели и завтракали с Хайрамом, приканчивая вторую порцию ветчины с яйцами. Боусер дремал на своей подстилке в углу.
   — Теперь возникает вопрос, — сказала Райла, — можем ли мы верить Кошарику?
   — Вы можете верить ему, мадам, — ответил Хайрам. — Мы с ним долго разговаривали, прежде чем я пошел за вами. Он — приятное существо. Подобно вам и мистеру Стилу.
   — Замечательно, — сказала Райла, — но мы не должны забывать, что он чужак. И в высшей степени своеобразный.
   — А может быть, и нет, — заметил я. — Мы же не знаем, на что похожи чужаки. В сравнении с другими он, быть может, вполне обычен.
   — О, ты же понимаешь, что я имею в виду. Голова без тела. Или, по крайней мере, он прячет тело. Мы можем видеть только лицо, нацепленное на куст или дерево.
   — Эзра видел тело. В ту ночь, когда Бродяга загнал Кошарика на дерево и Эзра приготовил для него дробь, но не выстрелил.
   — Было темно, — заметила она. — Эзра не мог видеть слишком много. Только лицо, когда он поглядел на него. Но, говоря о недоверии, я имею в виду, что, очень вероятно, он может иметь какой-нибудь этический код, отличный от нашего, иной взгляд на вещи. То, что кажется нам неверным, для него может быть вполне естественным.
   — Он был здесь еще до того, как здесь поселились люди. И сто лет, и более того. Он, возможно, был в каком-то контакте с индейцами в незапамятные времена. И все это время он наблюдал. Он знает, на что похожи люди. Он проницателен. Он впитал массу сведений о нас. Знает, чего ожидать от людей и, пожалуй, кое-что из этого люди могут ожидать от него.
   — Эйса, готов ли ты поверить ему без раздумья?
   — Нет, полагаю, кое-что следует скрывать.
   Хайрам встал из-за стола и надел шапку.
   — Мы с Боусером пойдем на прогулку.
   Боусер скованно поднялся.
   — Разве ты не хочешь спать? — спросил я. — Ты же всю ночь провел на ногах.
   — Попозже, мистер Стил.
   — Помни, никому ни слова.
   — Помню, — сказал Хайрам. — Я пообещал. Я дал слово.
   После его ухода мы еще посидели и выпили по второй чашке кофе. Наконец, Райла сказала:
   — Если все это получится… Если все на самом деле будет сработано хорошо, тогда мы получим многое…
   — Ты имеешь в виду, что мы сможем переходить в другое время?
   — Не мы. Другие. Люди, которые нам заплатят за то, что мы переправим их в другое время. Служба путешествий во времени. Мы станем торговать экскурсиями в прошлое.
   — Это может быть опасно.
   — Конечно. Нам нужно будет подписывать контракты, освобождающие нас от риска. Рисковать должны путешественники, но не мы.
   — Потребуется юрист.
   — Я знаю подходящего человека. В Вашингтоне. Он может помочь нам и в правительстве.
   — Ты думаешь, что правительство захочет вмешаться в это дело?
   — В этом можешь не сомневаться. Как только мы получим дороги, каждому захочется войти в дело. Помнишь, ты боялся, что университетские влезут в твои дела, когда ты занимался раскопками?
   — Да, я тебе об этом рассказывал.
   — Мы можем никому не позволить влезть сюда. Это — наше.
   — Полагаю, мы могли бы заинтересовать университеты и музеи. В прошлом много события, которые стоило бы посмотреть. Нашлись бы желающие заплатить, только чтобы взглянуть на нечто. Но тут возникают проблемы. Ты не можешь вернуться в прошлое, чтобы заснять осажденную Трою кинокамерой. Следует разговаривать на языке тех лет. Нужно смешаться с народом. Одеваться, как должно. Знать обычаи. Если повести себя иначе, можно попасть в беду. Вероятно, даже ты можешь оказать влияние на факты, которые отправился изучать. Можешь даже изменить историю.