Страница:
— Воображаю, — пробормотал Стеффи, — как очарованы таким поведением гостя ребята из лесничества. Они трясутся над каждым деревом? А зачем? Обыкновенные деревья, только и всего. Ничем не отличаются от других.
— Это же заповедник нетронутой природы, — напомнила ему Салли.
— Как же, знаю, — буркнул Стеффи. — Еще одна дурость.
— Это же заповедник нетронутой природы, — напомнила ему Салли.
— Как же, знаю, — буркнул Стеффи. — Еще одна дурость.
17. ОДИНОКАЯ СОСНА
Пришелец покрылся какими-то бугорками. По всей черной поверхности образовались вздутия, но, тем не менее, он продолжал ровно двигаться вперед, подрезая и пережевывая деревья, поглощая их с регулярностью в несколько минут и выбрасывая спрессованные тюка целлюлозы и кучу отходов через поднимающуюся и скользящую вверх заднюю шторку.
— Мы понятия не имеем, что происходит, — сказал один из патрульных Кэт. — Может, ребята из Вашингтона понимают, хотя лично я в этом сомневаюсь. Во всяком случае, они держат это про себя, так что неизвестно, разобрались они в чем-то или только делают вид. Бугры на пришельце мы обнаружили сегодня утром, как только стало светло. Должно быть, они появились ночью и с тех пор постоянно увеличиваются. Когда я увидел их утром, они были гораздо меньше, чем сейчас.
— Можно мне подойти поближе, — спросила Кэт, — ведь некоторые ребята уже там?
— Только осторожно, — посоветовал полицейский, — и не подходите слишком близко. Мы не хотим, что-бы кто-нибудь пострадал по собственной глупости.
— Пришелец пока никому ничем не угрожал, — заметила Кэт. — Мы живем практически рядом с ним с самого дня посадки и создается впечатление, что он нас даже не замечает.
— Кто его знает? — пожал плечами патрульный. — Лично я не стал бы зря рисковать. Ведь он уже убил одного, помните?
— Но тот в него выстрелил.
— Все равно я этой штуковине не верю. Полностью не доверяю. Это же не человек.
Кэт и патрульный стояли на полпути между пришельцем и рекой. Через реку был перекинут собранный из секций временный мост. За ним уходила широкая просека, вырубленная пришельцем в лесном массиве, усеянная тюками целлюлозного вещества и кучками древесных отходов. И целлюлоза и отходы лежали очень аккуратно на равных расстояниях друг от друга.
— Патрули не пускают сюда зевак, — сказал полицейский, — держат их по ту сторону реки. Мы пропускаем только официальных представителей и прессу. Помните, вы здесь на собственный страх и риск. Вам это объяснили?
— Да, конечно.
— Я не понимаю, — продолжал словоохотливый полицейский, — как этим зевакам удалось пробраться сюда. Мы поставили кордоны на всех дорогах, но они все равно просачиваются.
— Они оставляют машины неподалеку от кордонов и идут через лес пешком, — объяснила Кэт. — Нужно поставить пикетную цепочку, чтобы не пропускать их.
— Да, наверное, — согласился полицейский. — Они только путаются под ногами.
— А вон идут Френк Нортон и Чет, мой фотограф, — сказала Кэт. — Как только они доберутся сюда, мы пойдем дальше.
Патрульный пожал плечами.
— Что-то должно произойти. Я нюхом чую, только икак не могу понять, что.
Кэт подождала Нортона с Четом и втроем они пошли по просеке в сторону пришельца.
— Джерри сел на самолет? — спросила Кэт фотографа.
Чет кивнул.
— Успели в обрез. Оставалось всего несколько минут. Я отдал ему все пленки и он обещал доставить их. Слушай, я хотел спросить у тебя, откуда он здесь взялся? Помнится, он где-то пропал, и ты все его разыскивала.
— У него сломалась машины и он пешком добрался до Одинокой Сосны, чтобы найти телефон. Тут мы и столкнулись прямо на улице. Удивились оба, конечно. Мы ведь не подозревали, что кто-то может оказаться здесь.
— Он вроде бы славный парень.
— Естественно.
— Однако, не очень разговорчивый, всю дорогу молчал.
— Он всегда такой, — объяснила Кэт. Они присоединились к группе репортеров, сгрудившихся у одной грани пришельца.
— Ты сегодня утром звонил Джонни? — спросила Кэт.
— Ага, насчет пленок. Он говорит, что первую пленку доставили вовремя, лаборатория успела подготовить снимки в номер.
— Он ничего не говорил насчет того, чтобы подменить меня?
— Ни слова. А ты ожидаешь, что тебя подменят?
— Не знаю, — сказала Кэт, — просто он мог решить, что кто-то другой лучше справится с э`той работой. Джой, например. Меня он послал просто потому, что никого подходящего не оказалось под рукой.
— Не думаю, что тебе стоит тревожится. Джонни честный парень. Пока ты делаешь дело, как надо, он тебя отсюда не заберет.
— Если он попытается кого-то послать сюда вместо меня, я подниму скандал. Это моя работа, Чет, и я намерена выполнять ее.
— Будешь драться?
— Черт меня побери, если не буду. Да еще как!
— Смотрите, — сказал Нортон, — кто-то написан номер на боку пришельца. Видите — 101? На боку, возле передней грани.
Кэт подняла голову и увидела цифры, написанные зеленой краской примерно в фут вышиной.
— Интересно, кому понадобилось это сделать? — сказала она.
— Очевидно, одному из вашингтонских олухов-наблюдателей, — фыркнул Чет. — Они все должны пометить значками и цифрами для отчета.
— Нелепо.
— Ну, можем ли мы судить о работе наблюдателей? — сказал Нортон. — Значит, у них была причина написать этот проклятый номер.
— Наверное, — согласилась Кэт.
— Как вы думаете, что представляют собой эти опухоли? — спросил Нортон.
— Понятия не имею, — покачала головой Кэт. — Мне его жалко. Раньше он был такой гладенький, аккуратный, симметричный со всех сторон. А теперь эти вздутия…
— Значит, он тебе показался красивым? — вставил Чет.
— Может, и не красивым… точнее — соответственным. Нечто такое, что согласуется с нашими представлениями о пришельце из космоса. Аккуратный, симметиричный, внушительный…
— Бог мой! — воскликнул Нортон. — Вы только посмотрите!.. Одно из самых больших вздутий на боку пришельца вдруг лопнуло, раскрываясь по всей длине. Из него вынырнула точная миниатюрная копия пришельца. Черный параллелепипед, показавшийся из вздутия, имел три-четыре фута в длину, но в остальном ничем не отличался от большого пришельца, не считая отсутствия бугров. Разрыв удлинялся, расширялся у них на глазах, и маленькая черная коробочка, показавшаяся наружу, наконец, освободилась и кувыркнулась вниз. Несколько раз она перевернулась, потом застыла в том же положении, что и большой пришелец. Маленький пришелец тоже был черного цвета, но не бездонно-черный, а лаково-черный, блестящий, словно мокрый. Несколько секунд он лежал неподвижно, затем развернулся и помчался, скользя над грунтом, к заднему концу большого пришельца.
Толпа репортеров поспешно расступилась, давая ему дорогу. Оператор с телекамерой яростно требовал, чтобы все отошли и дали ему возможность снимать.
Теперь все ясно, подумала, отступая с остальными, Кэт. Это биологический объект. Не машина, а существо, живое существо, ведь оно только что родило детеныша!
Первый появившийся на свет детеныш обогнул заднюю грань черного пришельца и ринулся к тюку целлюлозы. Он накинулся на него, как бешеный, разрывая на части подобно тому, как большой пришелец накинулся на деревья.
Чет мчался к нему с камерой наготове. С трудом затормозив, он обрел равновесие и прильнул к видоискателю, в пулеметном темпе делая снимки, плавно скользя камерой и меняя угол съемки после каждый нескольких кадров. Остальные фотографы мчались к нему, отталкивая друг друга, пытаясь занять наиболее выгодную позицию. Они окружили пришельца-детеныша неровным кольцом.
— Я должен был сразу догадаться, — сказал мужчина, стоявший рядом с Кэт. — Когда я увидел эти вздутия, я должен был сразу догадаться. Эта штука почкуется. И это отвечает на один из самых главных вопросов, который мы задавали себе все время.
— Верно, — сказала Кэт. — Это биологическое…
Он быстро взглянул на нее, видимо, впервые обратив внимание, потом притронулся ко лбу.
— Квин, — сказал он, представляясь. — «Нью-Йорк Таймс».
— Фостер, — назвалась Кэт. — Миннеаполисская «Трибюн».
— Вы быстро добрались сюда, — сказал он. — Я слышал, вы здесь с самого начала.
— Прибыли вечером в день посадки.
— Вы понимаете, — продолжал он, — что мы сейчас ведет репортаж с места события века? А может, и всей истории человечества.
— Об этом я как-то не думала, — призналась Кэт, но тут же устыдилась своей резкости. — Простите, мистер Квин, я немного нагрубила. Да, конечно, мне тоже так кажется.
Детенышей было уже много и они разбежались, отыскивая тюки с целлюлозой, чтобы насытиться. Фотографы и репортеры разошлись по сторонам и уже не скапливались в кучу.
Один из детенышей упал и остался лежать, подпрыгивая, словно животное, которое пытается подняться на ноги. Он лежал рядом с большим пришельцем, но тот не обращал ни малейшего внимания на его затруднения.
Детеныш упал, бедняжка, на грань и никак не мог подняться на ноги. Кэт не понимала, откуда знает это, потому что, честно говоря, и не способна была понять.
Она быстро подошла к упавшему детенышу, приподняла его за край и наклонила. Он быстро завершил переворот и заскользил прочь в поисках ближайшего тюка с питательной целлюлозой.
Выпрямившись, Кэт протянула руку и приложила ладонь к боку пришельца.
— Мамаша, — прошептала она, обращаясь больше к себе, а не к пришельцу, потому что как пришелец мог услышать ее, — я помогла твоему ребеночку встать на ноги.
Поверхность пришельца под ее рукой вдруг дернулась, сложилась складкой, обхватила ее ладонь, осторожно сжав, потом отпустила. Под ладонью снова была ровная поверхность. Ровная и твердая.
Кэт стояла, потрясенная, пораженная, не в силах поверить в то, что случилось.
Она заметила меня, метались в голове беспорядочные мысли. Она поняла, что я сделала. Она хотела пожать мне руку. Она благодарила меня.
— Мы понятия не имеем, что происходит, — сказал один из патрульных Кэт. — Может, ребята из Вашингтона понимают, хотя лично я в этом сомневаюсь. Во всяком случае, они держат это про себя, так что неизвестно, разобрались они в чем-то или только делают вид. Бугры на пришельце мы обнаружили сегодня утром, как только стало светло. Должно быть, они появились ночью и с тех пор постоянно увеличиваются. Когда я увидел их утром, они были гораздо меньше, чем сейчас.
— Можно мне подойти поближе, — спросила Кэт, — ведь некоторые ребята уже там?
— Только осторожно, — посоветовал полицейский, — и не подходите слишком близко. Мы не хотим, что-бы кто-нибудь пострадал по собственной глупости.
— Пришелец пока никому ничем не угрожал, — заметила Кэт. — Мы живем практически рядом с ним с самого дня посадки и создается впечатление, что он нас даже не замечает.
— Кто его знает? — пожал плечами патрульный. — Лично я не стал бы зря рисковать. Ведь он уже убил одного, помните?
— Но тот в него выстрелил.
— Все равно я этой штуковине не верю. Полностью не доверяю. Это же не человек.
Кэт и патрульный стояли на полпути между пришельцем и рекой. Через реку был перекинут собранный из секций временный мост. За ним уходила широкая просека, вырубленная пришельцем в лесном массиве, усеянная тюками целлюлозного вещества и кучками древесных отходов. И целлюлоза и отходы лежали очень аккуратно на равных расстояниях друг от друга.
— Патрули не пускают сюда зевак, — сказал полицейский, — держат их по ту сторону реки. Мы пропускаем только официальных представителей и прессу. Помните, вы здесь на собственный страх и риск. Вам это объяснили?
— Да, конечно.
— Я не понимаю, — продолжал словоохотливый полицейский, — как этим зевакам удалось пробраться сюда. Мы поставили кордоны на всех дорогах, но они все равно просачиваются.
— Они оставляют машины неподалеку от кордонов и идут через лес пешком, — объяснила Кэт. — Нужно поставить пикетную цепочку, чтобы не пропускать их.
— Да, наверное, — согласился полицейский. — Они только путаются под ногами.
— А вон идут Френк Нортон и Чет, мой фотограф, — сказала Кэт. — Как только они доберутся сюда, мы пойдем дальше.
Патрульный пожал плечами.
— Что-то должно произойти. Я нюхом чую, только икак не могу понять, что.
Кэт подождала Нортона с Четом и втроем они пошли по просеке в сторону пришельца.
— Джерри сел на самолет? — спросила Кэт фотографа.
Чет кивнул.
— Успели в обрез. Оставалось всего несколько минут. Я отдал ему все пленки и он обещал доставить их. Слушай, я хотел спросить у тебя, откуда он здесь взялся? Помнится, он где-то пропал, и ты все его разыскивала.
— У него сломалась машины и он пешком добрался до Одинокой Сосны, чтобы найти телефон. Тут мы и столкнулись прямо на улице. Удивились оба, конечно. Мы ведь не подозревали, что кто-то может оказаться здесь.
— Он вроде бы славный парень.
— Естественно.
— Однако, не очень разговорчивый, всю дорогу молчал.
— Он всегда такой, — объяснила Кэт. Они присоединились к группе репортеров, сгрудившихся у одной грани пришельца.
— Ты сегодня утром звонил Джонни? — спросила Кэт.
— Ага, насчет пленок. Он говорит, что первую пленку доставили вовремя, лаборатория успела подготовить снимки в номер.
— Он ничего не говорил насчет того, чтобы подменить меня?
— Ни слова. А ты ожидаешь, что тебя подменят?
— Не знаю, — сказала Кэт, — просто он мог решить, что кто-то другой лучше справится с э`той работой. Джой, например. Меня он послал просто потому, что никого подходящего не оказалось под рукой.
— Не думаю, что тебе стоит тревожится. Джонни честный парень. Пока ты делаешь дело, как надо, он тебя отсюда не заберет.
— Если он попытается кого-то послать сюда вместо меня, я подниму скандал. Это моя работа, Чет, и я намерена выполнять ее.
— Будешь драться?
— Черт меня побери, если не буду. Да еще как!
— Смотрите, — сказал Нортон, — кто-то написан номер на боку пришельца. Видите — 101? На боку, возле передней грани.
Кэт подняла голову и увидела цифры, написанные зеленой краской примерно в фут вышиной.
— Интересно, кому понадобилось это сделать? — сказала она.
— Очевидно, одному из вашингтонских олухов-наблюдателей, — фыркнул Чет. — Они все должны пометить значками и цифрами для отчета.
— Нелепо.
— Ну, можем ли мы судить о работе наблюдателей? — сказал Нортон. — Значит, у них была причина написать этот проклятый номер.
— Наверное, — согласилась Кэт.
— Как вы думаете, что представляют собой эти опухоли? — спросил Нортон.
— Понятия не имею, — покачала головой Кэт. — Мне его жалко. Раньше он был такой гладенький, аккуратный, симметричный со всех сторон. А теперь эти вздутия…
— Значит, он тебе показался красивым? — вставил Чет.
— Может, и не красивым… точнее — соответственным. Нечто такое, что согласуется с нашими представлениями о пришельце из космоса. Аккуратный, симметиричный, внушительный…
— Бог мой! — воскликнул Нортон. — Вы только посмотрите!.. Одно из самых больших вздутий на боку пришельца вдруг лопнуло, раскрываясь по всей длине. Из него вынырнула точная миниатюрная копия пришельца. Черный параллелепипед, показавшийся из вздутия, имел три-четыре фута в длину, но в остальном ничем не отличался от большого пришельца, не считая отсутствия бугров. Разрыв удлинялся, расширялся у них на глазах, и маленькая черная коробочка, показавшаяся наружу, наконец, освободилась и кувыркнулась вниз. Несколько раз она перевернулась, потом застыла в том же положении, что и большой пришелец. Маленький пришелец тоже был черного цвета, но не бездонно-черный, а лаково-черный, блестящий, словно мокрый. Несколько секунд он лежал неподвижно, затем развернулся и помчался, скользя над грунтом, к заднему концу большого пришельца.
Толпа репортеров поспешно расступилась, давая ему дорогу. Оператор с телекамерой яростно требовал, чтобы все отошли и дали ему возможность снимать.
Теперь все ясно, подумала, отступая с остальными, Кэт. Это биологический объект. Не машина, а существо, живое существо, ведь оно только что родило детеныша!
Первый появившийся на свет детеныш обогнул заднюю грань черного пришельца и ринулся к тюку целлюлозы. Он накинулся на него, как бешеный, разрывая на части подобно тому, как большой пришелец накинулся на деревья.
Чет мчался к нему с камерой наготове. С трудом затормозив, он обрел равновесие и прильнул к видоискателю, в пулеметном темпе делая снимки, плавно скользя камерой и меняя угол съемки после каждый нескольких кадров. Остальные фотографы мчались к нему, отталкивая друг друга, пытаясь занять наиболее выгодную позицию. Они окружили пришельца-детеныша неровным кольцом.
— Я должен был сразу догадаться, — сказал мужчина, стоявший рядом с Кэт. — Когда я увидел эти вздутия, я должен был сразу догадаться. Эта штука почкуется. И это отвечает на один из самых главных вопросов, который мы задавали себе все время.
— Верно, — сказала Кэт. — Это биологическое…
Он быстро взглянул на нее, видимо, впервые обратив внимание, потом притронулся ко лбу.
— Квин, — сказал он, представляясь. — «Нью-Йорк Таймс».
— Фостер, — назвалась Кэт. — Миннеаполисская «Трибюн».
— Вы быстро добрались сюда, — сказал он. — Я слышал, вы здесь с самого начала.
— Прибыли вечером в день посадки.
— Вы понимаете, — продолжал он, — что мы сейчас ведет репортаж с места события века? А может, и всей истории человечества.
— Об этом я как-то не думала, — призналась Кэт, но тут же устыдилась своей резкости. — Простите, мистер Квин, я немного нагрубила. Да, конечно, мне тоже так кажется.
Детенышей было уже много и они разбежались, отыскивая тюки с целлюлозой, чтобы насытиться. Фотографы и репортеры разошлись по сторонам и уже не скапливались в кучу.
Один из детенышей упал и остался лежать, подпрыгивая, словно животное, которое пытается подняться на ноги. Он лежал рядом с большим пришельцем, но тот не обращал ни малейшего внимания на его затруднения.
Детеныш упал, бедняжка, на грань и никак не мог подняться на ноги. Кэт не понимала, откуда знает это, потому что, честно говоря, и не способна была понять.
Она быстро подошла к упавшему детенышу, приподняла его за край и наклонила. Он быстро завершил переворот и заскользил прочь в поисках ближайшего тюка с питательной целлюлозой.
Выпрямившись, Кэт протянула руку и приложила ладонь к боку пришельца.
— Мамаша, — прошептала она, обращаясь больше к себе, а не к пришельцу, потому что как пришелец мог услышать ее, — я помогла твоему ребеночку встать на ноги.
Поверхность пришельца под ее рукой вдруг дернулась, сложилась складкой, обхватила ее ладонь, осторожно сжав, потом отпустила. Под ладонью снова была ровная поверхность. Ровная и твердая.
Кэт стояла, потрясенная, пораженная, не в силах поверить в то, что случилось.
Она заметила меня, метались в голове беспорядочные мысли. Она поняла, что я сделала. Она хотела пожать мне руку. Она благодарила меня.
18. ВАШИНГТОН. ОКРУГ КОЛУМБИЯ
— Что у нас по вопросу насчет щенков? — спросил президент Портера.
— Щенков, сэр?
— Да. У нашего пришельца в Одинокой Сосне появились щенки.
— Все, что я имею, получено по телетайпным линиям, сэр. Пока что детей четырнадцать и они продолжают появляться.
— Хорошенький приплод, — хмыкнул президент.
— Вероятно, вы знаете больше, чем я. Ведь у доктора Аллена там свои люди. Видимо, он уже докладывал вам.
— Да, конечно. Но Аллен старая баба, а его наблюдатели не более, чем тонкогубые очкарики. Они ничего не скажут, пока не убедятся на все сто. Не скажут даже, что они предполагают, потому что если окажется, что они неправы, их же друзья будут смеяться над ними. И то, что они говорят, так пересыпано научным жаргоном, всякими «если» и недомолвками, что не поймешь, что же они имели в виду на самом деле.
— Не хотите же вы сказать, что доктор Аллен некомпетентен, — сказал Хэммонд. — Он ведущий специалист, он имеет репутацию…
— Да, конечно, он специалист, — успокаивающе помахал рукой президент, — и его друзья-ученые полны до краев уважения к нему. Но все-таки он человек не того типа, к которому я могу испытывать расположение. Я люблю людей прямых, которые говорят то, что думают. А Аллен… иногда я не понимаю, о чем он говорит. Мы разговариваем с ним на разных языках.
— Но если отбросить все это, — сказал Хэммонд, — отсеять научный жаргон и недомолвки, то что же он думает обо всем этом?
— ОН озадачен, — сообщил президент, — ужасно озадачен. Похоже, вначале он был убежден, что пришелец — машина. Теперь он вынужден признать возможность того, что это не машина. Эти почки и детеныши изнасиловали его научный ум. Честно говоря, мне не очень важно знать, что он думает. Все равно он до конца недели несколько раз изменит свое мнение. Больше всего меня волнует то, как воспринимает новости страна.
— Пока еще рано судить, — сказал Портер. — Еще не было данных, чтобы сделать твердые выводы, не было указаний на какой-то стабильный процесс. Пока все происходит у людей внутри, они еще размышляют, обдумывают, разбираются. Но у меня такое чувство, что…
Он замолчал, глядя на президента, Хэммонда и госсекретаря.
— Продолжайте, — сказал президент. — Так что вы чувствуете?
— Наверное, это прозвучит глупо.
— Ничего, пусть глупо. В своей жизни я слышал много глупостей и очень многие оказались весьма полезными. Во всяком случае, все это пока между нами. Маркус и Джон возражать не будут. Они свою порцию глупостей уже высказали.
— Мне кажется, процесс появления детенышей может сделать пришельца чем-то симпатичным людям. Понимаете? Народ смягчится. Материнство и все такое сильно смягчает людей.
— Не хочу сказать, что согласен на сто процентов, — сказал Маркус Уайт, госсекретарь. — Лично меня все это страшно напугало. Мало того, что на орбите у нас кружится тысяча или больше таких созданий, так теперь еще это начало размножаться. А что, если все они спустятся и начнут делиться?
— Люди об этом пока не беспокоятся, — сказал Портер. — Пока… Почкование может дать нам некоторую передышку во времени.
— Маркус, — сказал президент госсекретарю, — я слышал, ты беседовал с русским послом. Что он тебе поведал?
— Не очень много. Похоже, он все еще ждет инструкций из Москвы. Возможно, Москва еще не решила, какую ей занять позицию. Он много болтал, но ничего конкретного. Слегка намекнул, что его правительство может потребовать своей доли участия в исследовании пришельца на нашей территории. Я ему не дал совершенно никаких ориентиров на характер нашей политики в данном вопросе. Для начала проинформировал его, что мы еще считаем все это нашим сугубо внутренним делом. Лично я думаю, что уже можно рассмотреть вопрос о приглашении иностранных ученых. Это облегчит международное положение и не принесет нам особого вреда.
— Это ты говорил еще вчера, — напомнил президент. — С тех пор я довольно много думал над твоим предложением. В настоящее время я склонен дать отрицательный ответ.
— Иван боится, что мы можем узнать от пришельца то, что даст нам превосходство в военной области, — сказал Хэммонд. — Вот к чему сводится его намек о необходимости их участия. Они тоже хотят свой кусочек пирога. Я думаю, нужно проявлять сдержанность до тех пор, пока мы не будем хотя бы приблизительно знать, что имеем.
— Перед самым вашим приходом, — сказал Портер, — я говорил с Майком из ООН. Он думает, что придется выдержать настоящее сражение, если мы не хотим, чтобы в дело вмешалось ООН. Наши меньшие братья в Африке и Азии, и наши добрые друзья в Южной Америке считают, что это дело выходит за рамки узконациональных интересов. Они кричат, что пришелец из космоса имеет международное значение.
— Ну, — сказал Хэммонд, — некоторое время мы сможем выдержать их натиск. Они мало что могут сделать, кроме попыток обратить против нас общественное мнение всего мира. А резолюции могут выносить, пока не посинеют. Все равно провести эти резолюции в жизнь они не смогут.
— Будем пока держаться этой позиции, — подвел итог президент. — Но если вдруг на нас плюхнутся новые пришельцы, ситуация может резко измениться.
— Надо вас понимать, мистер президент, — обратился к нему госсекретарь, — что вы даже не хотите рассматривать мое предложение о международном сотрудничестве?
— Пока нет, — ответил президент. — Но только пока. Мы будем постоянно помнить об этом и ждать дальнейшего развития событий. Я еще не сказал своего последнего слова. И проблема не закрыта.
— Что для нас теперь жизненно важно, — сказал Хэммонд, — так это узнать хотя бы ближайшие намерения пришельца. Какова его цель? Почему он вообще здесь? Чего ждут остальные? Кто они — кочевники, хватающие по дороге все, что попадется, или научная экспедиция в исследовательском полете? Ищут они контакта с другой цивилизацией или являются просто стаей флибустьеров? Наша реакция во многом будет зависеть от ответа на эти вопросы, от того, что же они собой представляют.
— Это может занять много времени, — сказал Портер.
— Но нужно попробовать, — настаивал Хэммонд. — Не знаю, каким образом, но нужно попробовать. Еще несколько дней, и ребята Аллена начнут выдавать ценные и весьма значительные факты. Нам нужно еще немного времени.
Ожил интерком на столе президента. Президент снял трубку. Некоторое время он молча слушал, потом сказал:
— Дайте ему трубку. — Снова молчание, президент все заметнее хмурился. — Спасибо, — сказал он еще через несколько минут. — Пожалуйста, непрерывно держите меня в курсе. — Он положил трубку и оглядел сидящих в комнате. — Возможно, времени у нас уже нет, — сказал он. — Кроуэлл из Наса только что сообщил, что, по донесениям, рой начинает разлетаться.
— Щенков, сэр?
— Да. У нашего пришельца в Одинокой Сосне появились щенки.
— Все, что я имею, получено по телетайпным линиям, сэр. Пока что детей четырнадцать и они продолжают появляться.
— Хорошенький приплод, — хмыкнул президент.
— Вероятно, вы знаете больше, чем я. Ведь у доктора Аллена там свои люди. Видимо, он уже докладывал вам.
— Да, конечно. Но Аллен старая баба, а его наблюдатели не более, чем тонкогубые очкарики. Они ничего не скажут, пока не убедятся на все сто. Не скажут даже, что они предполагают, потому что если окажется, что они неправы, их же друзья будут смеяться над ними. И то, что они говорят, так пересыпано научным жаргоном, всякими «если» и недомолвками, что не поймешь, что же они имели в виду на самом деле.
— Не хотите же вы сказать, что доктор Аллен некомпетентен, — сказал Хэммонд. — Он ведущий специалист, он имеет репутацию…
— Да, конечно, он специалист, — успокаивающе помахал рукой президент, — и его друзья-ученые полны до краев уважения к нему. Но все-таки он человек не того типа, к которому я могу испытывать расположение. Я люблю людей прямых, которые говорят то, что думают. А Аллен… иногда я не понимаю, о чем он говорит. Мы разговариваем с ним на разных языках.
— Но если отбросить все это, — сказал Хэммонд, — отсеять научный жаргон и недомолвки, то что же он думает обо всем этом?
— ОН озадачен, — сообщил президент, — ужасно озадачен. Похоже, вначале он был убежден, что пришелец — машина. Теперь он вынужден признать возможность того, что это не машина. Эти почки и детеныши изнасиловали его научный ум. Честно говоря, мне не очень важно знать, что он думает. Все равно он до конца недели несколько раз изменит свое мнение. Больше всего меня волнует то, как воспринимает новости страна.
— Пока еще рано судить, — сказал Портер. — Еще не было данных, чтобы сделать твердые выводы, не было указаний на какой-то стабильный процесс. Пока все происходит у людей внутри, они еще размышляют, обдумывают, разбираются. Но у меня такое чувство, что…
Он замолчал, глядя на президента, Хэммонда и госсекретаря.
— Продолжайте, — сказал президент. — Так что вы чувствуете?
— Наверное, это прозвучит глупо.
— Ничего, пусть глупо. В своей жизни я слышал много глупостей и очень многие оказались весьма полезными. Во всяком случае, все это пока между нами. Маркус и Джон возражать не будут. Они свою порцию глупостей уже высказали.
— Мне кажется, процесс появления детенышей может сделать пришельца чем-то симпатичным людям. Понимаете? Народ смягчится. Материнство и все такое сильно смягчает людей.
— Не хочу сказать, что согласен на сто процентов, — сказал Маркус Уайт, госсекретарь. — Лично меня все это страшно напугало. Мало того, что на орбите у нас кружится тысяча или больше таких созданий, так теперь еще это начало размножаться. А что, если все они спустятся и начнут делиться?
— Люди об этом пока не беспокоятся, — сказал Портер. — Пока… Почкование может дать нам некоторую передышку во времени.
— Маркус, — сказал президент госсекретарю, — я слышал, ты беседовал с русским послом. Что он тебе поведал?
— Не очень много. Похоже, он все еще ждет инструкций из Москвы. Возможно, Москва еще не решила, какую ей занять позицию. Он много болтал, но ничего конкретного. Слегка намекнул, что его правительство может потребовать своей доли участия в исследовании пришельца на нашей территории. Я ему не дал совершенно никаких ориентиров на характер нашей политики в данном вопросе. Для начала проинформировал его, что мы еще считаем все это нашим сугубо внутренним делом. Лично я думаю, что уже можно рассмотреть вопрос о приглашении иностранных ученых. Это облегчит международное положение и не принесет нам особого вреда.
— Это ты говорил еще вчера, — напомнил президент. — С тех пор я довольно много думал над твоим предложением. В настоящее время я склонен дать отрицательный ответ.
— Иван боится, что мы можем узнать от пришельца то, что даст нам превосходство в военной области, — сказал Хэммонд. — Вот к чему сводится его намек о необходимости их участия. Они тоже хотят свой кусочек пирога. Я думаю, нужно проявлять сдержанность до тех пор, пока мы не будем хотя бы приблизительно знать, что имеем.
— Перед самым вашим приходом, — сказал Портер, — я говорил с Майком из ООН. Он думает, что придется выдержать настоящее сражение, если мы не хотим, чтобы в дело вмешалось ООН. Наши меньшие братья в Африке и Азии, и наши добрые друзья в Южной Америке считают, что это дело выходит за рамки узконациональных интересов. Они кричат, что пришелец из космоса имеет международное значение.
— Ну, — сказал Хэммонд, — некоторое время мы сможем выдержать их натиск. Они мало что могут сделать, кроме попыток обратить против нас общественное мнение всего мира. А резолюции могут выносить, пока не посинеют. Все равно провести эти резолюции в жизнь они не смогут.
— Будем пока держаться этой позиции, — подвел итог президент. — Но если вдруг на нас плюхнутся новые пришельцы, ситуация может резко измениться.
— Надо вас понимать, мистер президент, — обратился к нему госсекретарь, — что вы даже не хотите рассматривать мое предложение о международном сотрудничестве?
— Пока нет, — ответил президент. — Но только пока. Мы будем постоянно помнить об этом и ждать дальнейшего развития событий. Я еще не сказал своего последнего слова. И проблема не закрыта.
— Что для нас теперь жизненно важно, — сказал Хэммонд, — так это узнать хотя бы ближайшие намерения пришельца. Какова его цель? Почему он вообще здесь? Чего ждут остальные? Кто они — кочевники, хватающие по дороге все, что попадется, или научная экспедиция в исследовательском полете? Ищут они контакта с другой цивилизацией или являются просто стаей флибустьеров? Наша реакция во многом будет зависеть от ответа на эти вопросы, от того, что же они собой представляют.
— Это может занять много времени, — сказал Портер.
— Но нужно попробовать, — настаивал Хэммонд. — Не знаю, каким образом, но нужно попробовать. Еще несколько дней, и ребята Аллена начнут выдавать ценные и весьма значительные факты. Нам нужно еще немного времени.
Ожил интерком на столе президента. Президент снял трубку. Некоторое время он молча слушал, потом сказал:
— Дайте ему трубку. — Снова молчание, президент все заметнее хмурился. — Спасибо, — сказал он еще через несколько минут. — Пожалуйста, непрерывно держите меня в курсе. — Он положил трубку и оглядел сидящих в комнате. — Возможно, времени у нас уже нет, — сказал он. — Кроуэлл из Наса только что сообщил, что, по донесениям, рой начинает разлетаться.
19. ОДИНОКАЯ СОСНА
— А они милые, — сказала Кэт.
— Ничего милого я в них не вижу, — отозвался Чет, — просто продолговатые черные коробки, постоянно путающиеся под ногами.
Они действительно суетились вокруг, поспешно передвигаясь от тюка к тюку, поглощая их один за другим аккуратно и обстоятельно, не оставляя ни грамма вещества. Между собой за обладание едой они не ссорились, вели себя корректно. Если тюк был уже занят, опоздавший объект быстро менял позицию, отыскивая свободный. Определенное число тюков целлюлозы было уже съедено, но оставалось еще довольно много. Прожорливые детки-пришельцы имели еще целую милю, если не больше, таких тюков. А взрослый пришелец продолжал трудиться в конце прорубленной им просеки, с прежней регулярностью выбрасывая все новые и новые пакеты волокна, все дальше и дальше вгрызаясь в лес.
— Мне кажется, — сказала Кэт, — они растут. Они явно стали гораздо больше, чем час назад.
— Вот уж не думаю, — возразил Чет. — Не забывай, что они всего час, как появились.
— Мне тоже кажется, что они выросли, — задумчиво произнес Квин, репортер из «Нью-Йорк Таймс». — Я думаю, это вполне возможно. Если у них соответственно высокий уровень обмена веществ, гораздо более эффективный, что у земных организмов, то…
— Но если они так быстро растут, — сказала Кэт, — то уже через несколько дней вполне могут сами валить деревья и выделять целлюлозу.
— Тогда нашему заповеднику конец, — констатировал Нортон. — Если все они вырастут…
— Наверное, в какой-то момент людям из лесничества придется принять решение. Пока что мы считаем эту штуку гостем, но сколько можно терпеть гостя, который пожирает все вокруг?
— Или гостя, который рожает целый выводок потомства у вас в гостиной? — добавил Нортон.
— Проблема вот в чем, — сказал Чет. — Что делать? Ведь эту штуку не прогонишь, словно свинью, забравшуюся к вам в огород.
— Что бы вы ни говорили, — сказала Кэт, — а мне эти малыши нравятся. Они так спешат и такие голодные…
Она снова попыталась, как уже неоднократно до этого, найти пришельца, которому помогла встать на ноги. Но не было возможности отличить их друг от друга. Они были совершенно одинаковые, как новехонькие монеты.
И она помнила о том моменте, когда помогла малышу и тронула бок его мамаши. Она помнила ощущение ласкового пожатия черной шкуры пришельца. Я не поверю, яростно сказала она себе, что может быть нечто плохое в существе, которое способно так реагировать, пусть даже это и очень странное существо. Жест признательности? Благодарность за оказанную услугу? Выражение дружбы одной формы жизни по отношению к другой? Или извинения за все неприяности и неудобства, которые пришелец причинил нам своим появлением?
Если бы только все это можно было превратить в репортаж и передать через пару часов по телефону в «Трибюн». Но это было невозможно. Если бы этого было достаточно и это сразу же не зарубил бы Джонни, злые великаны за столом верстки ни за что не пропустили бы такое. Ведь это было бы вторжение репортера в сам репортаж, нечто не имеющее никаких доказательств. Но каким образом, подумала Кэт, можно документально подтвердить рукопожатие с пришельцем?
Нортон в это время разговаривал с Квином.
— Вы, ребята, что-нибудь выудили у правительственных агентов?
— Очень мало, — сокрушенно махнул рукой Квин. — Они измерили температуру пришельца, по крайней мере, температуру его шкуры. Наверное, пытались выяснить, бьется ли у него сердце. Они узнали, что поверхность шкуры состоит не из металла, но что это такое, они понятия не имеют. У пришельца нет никаких колес, катков или гусениц, чтобы перемещаться. Он просто плывет в нескольких дюймах от земли, словно не подчиняется земному тяготению. Один наблюдатель сказал, что, возможно, мы узнаем с помощью пришельца, как управлять гравитацией, но второй чуть не загрыз своего не в меру болтливого коллегу. И еще они знают, что пришелец посылает сигналы. Вот, практически, и все.
— Я не уверен, — сказал Чет, — что они вообще что-то знают. Лично я не представляю, как нам узнать что-то новое.
— О, у них есть свои методы, — сказал Квин. — Они наверняка узнали еще кое-что, хотя, видимо, немного. Может быть, мы сейчас имеем дело с чем-то превосходящим наши знания и понимание. Может, необходимо изменить способ мышления, чтобы понять пришельца.
Наступила тишина. Разумеется, относительная. Урчание и треск, с которым пришелец обрабатывал деревья, вдруг прекратились. И теперь стало слышно то, что до этого тонуло в шуме работы пришельца: далекое птичье пение, шум ветра в кронах сосен, журчание ручья.
Репортеры и фотографы, находящиеся на просеке, оглядывались в удивлении. Некоторое время ничего не происходило.
Наверное, подумала Кэт, пришелец сделал минутную передышку. Но почему именно сейчас? До сих пор он ни разу не останавливался, равномерно вгрызаясь в лес, удлиняя широкую полосу за собой.
Пришелец начал медленно и величественно подниматься, сначала почти незаметно, но постепенно набирая скорость. Он поднялся выше сосен и на мгновение завис совершенно беззвучно. Не было ни рева двигателей, ни шума тяговых моторов, ни пламени, ни дыма, который был спутником любых земных двигателей, любого реактивного устройства. Пришелец просто всплыл, повиснув над кронами деревьев. В лучах заходящего солнца на его боку четко выделился номер 101, ярко-зеленый на черном фоне.
Потом медленно, так медленно, что казался гонимым ветром, пришелец начал уходить на восток и вверх. Набрав скорость, он изменил направление движения с восточного на южное, уменьшаясь на глазах по мере удаления.
Значит, он улетает, подумала Кэт, покидает нас. Он побывал у нас, приготовил пищу для детей, а теперь отправился в путь, исполнив свое предназначение.
Она стояла и смотрела, пока пришелец не стал маленькой точкой. Наконец, и точка пропала. Она стояла на ставшей вдруг одинокой лесной просеке, и ей вдруг показалось, что ушел друг.
Детеныши пришельца, оставленные на просеке, продолжали суетиться, жадно насыщаясь белыми волокнами целлюлозы. Один из научных наблюдателей был занят тем, что рисовал на их боках номера. Только краска на этот раз была не зеленой, а красной.
— Ничего милого я в них не вижу, — отозвался Чет, — просто продолговатые черные коробки, постоянно путающиеся под ногами.
Они действительно суетились вокруг, поспешно передвигаясь от тюка к тюку, поглощая их один за другим аккуратно и обстоятельно, не оставляя ни грамма вещества. Между собой за обладание едой они не ссорились, вели себя корректно. Если тюк был уже занят, опоздавший объект быстро менял позицию, отыскивая свободный. Определенное число тюков целлюлозы было уже съедено, но оставалось еще довольно много. Прожорливые детки-пришельцы имели еще целую милю, если не больше, таких тюков. А взрослый пришелец продолжал трудиться в конце прорубленной им просеки, с прежней регулярностью выбрасывая все новые и новые пакеты волокна, все дальше и дальше вгрызаясь в лес.
— Мне кажется, — сказала Кэт, — они растут. Они явно стали гораздо больше, чем час назад.
— Вот уж не думаю, — возразил Чет. — Не забывай, что они всего час, как появились.
— Мне тоже кажется, что они выросли, — задумчиво произнес Квин, репортер из «Нью-Йорк Таймс». — Я думаю, это вполне возможно. Если у них соответственно высокий уровень обмена веществ, гораздо более эффективный, что у земных организмов, то…
— Но если они так быстро растут, — сказала Кэт, — то уже через несколько дней вполне могут сами валить деревья и выделять целлюлозу.
— Тогда нашему заповеднику конец, — констатировал Нортон. — Если все они вырастут…
— Наверное, в какой-то момент людям из лесничества придется принять решение. Пока что мы считаем эту штуку гостем, но сколько можно терпеть гостя, который пожирает все вокруг?
— Или гостя, который рожает целый выводок потомства у вас в гостиной? — добавил Нортон.
— Проблема вот в чем, — сказал Чет. — Что делать? Ведь эту штуку не прогонишь, словно свинью, забравшуюся к вам в огород.
— Что бы вы ни говорили, — сказала Кэт, — а мне эти малыши нравятся. Они так спешат и такие голодные…
Она снова попыталась, как уже неоднократно до этого, найти пришельца, которому помогла встать на ноги. Но не было возможности отличить их друг от друга. Они были совершенно одинаковые, как новехонькие монеты.
И она помнила о том моменте, когда помогла малышу и тронула бок его мамаши. Она помнила ощущение ласкового пожатия черной шкуры пришельца. Я не поверю, яростно сказала она себе, что может быть нечто плохое в существе, которое способно так реагировать, пусть даже это и очень странное существо. Жест признательности? Благодарность за оказанную услугу? Выражение дружбы одной формы жизни по отношению к другой? Или извинения за все неприяности и неудобства, которые пришелец причинил нам своим появлением?
Если бы только все это можно было превратить в репортаж и передать через пару часов по телефону в «Трибюн». Но это было невозможно. Если бы этого было достаточно и это сразу же не зарубил бы Джонни, злые великаны за столом верстки ни за что не пропустили бы такое. Ведь это было бы вторжение репортера в сам репортаж, нечто не имеющее никаких доказательств. Но каким образом, подумала Кэт, можно документально подтвердить рукопожатие с пришельцем?
Нортон в это время разговаривал с Квином.
— Вы, ребята, что-нибудь выудили у правительственных агентов?
— Очень мало, — сокрушенно махнул рукой Квин. — Они измерили температуру пришельца, по крайней мере, температуру его шкуры. Наверное, пытались выяснить, бьется ли у него сердце. Они узнали, что поверхность шкуры состоит не из металла, но что это такое, они понятия не имеют. У пришельца нет никаких колес, катков или гусениц, чтобы перемещаться. Он просто плывет в нескольких дюймах от земли, словно не подчиняется земному тяготению. Один наблюдатель сказал, что, возможно, мы узнаем с помощью пришельца, как управлять гравитацией, но второй чуть не загрыз своего не в меру болтливого коллегу. И еще они знают, что пришелец посылает сигналы. Вот, практически, и все.
— Я не уверен, — сказал Чет, — что они вообще что-то знают. Лично я не представляю, как нам узнать что-то новое.
— О, у них есть свои методы, — сказал Квин. — Они наверняка узнали еще кое-что, хотя, видимо, немного. Может быть, мы сейчас имеем дело с чем-то превосходящим наши знания и понимание. Может, необходимо изменить способ мышления, чтобы понять пришельца.
Наступила тишина. Разумеется, относительная. Урчание и треск, с которым пришелец обрабатывал деревья, вдруг прекратились. И теперь стало слышно то, что до этого тонуло в шуме работы пришельца: далекое птичье пение, шум ветра в кронах сосен, журчание ручья.
Репортеры и фотографы, находящиеся на просеке, оглядывались в удивлении. Некоторое время ничего не происходило.
Наверное, подумала Кэт, пришелец сделал минутную передышку. Но почему именно сейчас? До сих пор он ни разу не останавливался, равномерно вгрызаясь в лес, удлиняя широкую полосу за собой.
Пришелец начал медленно и величественно подниматься, сначала почти незаметно, но постепенно набирая скорость. Он поднялся выше сосен и на мгновение завис совершенно беззвучно. Не было ни рева двигателей, ни шума тяговых моторов, ни пламени, ни дыма, который был спутником любых земных двигателей, любого реактивного устройства. Пришелец просто всплыл, повиснув над кронами деревьев. В лучах заходящего солнца на его боку четко выделился номер 101, ярко-зеленый на черном фоне.
Потом медленно, так медленно, что казался гонимым ветром, пришелец начал уходить на восток и вверх. Набрав скорость, он изменил направление движения с восточного на южное, уменьшаясь на глазах по мере удаления.
Значит, он улетает, подумала Кэт, покидает нас. Он побывал у нас, приготовил пищу для детей, а теперь отправился в путь, исполнив свое предназначение.
Она стояла и смотрела, пока пришелец не стал маленькой точкой. Наконец, и точка пропала. Она стояла на ставшей вдруг одинокой лесной просеке, и ей вдруг показалось, что ушел друг.
Детеныши пришельца, оставленные на просеке, продолжали суетиться, жадно насыщаясь белыми волокнами целлюлозы. Один из научных наблюдателей был занят тем, что рисовал на их боках номера. Только краска на этот раз была не зеленой, а красной.
20. МИННЕАПОЛИС
Уже после полуночи Джонни Гаррисон покинул свое рабочее место в редакции. Сидя теперь за рулем машины, которую вел по Двенадцатому шоссе, он пытался расслабиться. Это, как он обнаружил, давалось с трудом. Редакторская работа завершена и Гоулд останется на месте, пока не утвердит свежий оттиск номера. Волноваться не о чем, пытался успокоить себя Гаррисон. Гоулд надежный парень и на него можно положиться на случай каких-то непредвиденных ситуаций. Но очень может быть, что ничего и не произойдет. В последний момент удалось выбить немного места и втиснуть краткую сводку НАСА. Кажется, объект на орбите (рой) начинает разлетаться. Кроме этого сообщения, ничего нового, фактически, не появилось. Никаких официальных комментарий. Когда Гаррисон позвонил в агентство «Трибюн» в Вашингтоне, Матесон, который стоял «на страже» (процедура, к которой прибегали лишь в случае, когда ожидались новости чрезвычайной важности), был расстроен.
— Эти подлецы знали все еще несколько часов назад, — Он аж пыхтел от злости. — Я уверен, что знали и откладывали сообщение. Судили да рядили у себя в Белом Доме, как быть с такой новостью. Потом разрешили НАСА самостоятельно сделать сообщение — видимо, рассчитывают, что оно произведет меньшее впечатление. Я лично думаю, Белый Дом не знает, что делать. Они стучат зубами от страха. Я пытался связаться с Дэйвом Портером, но его невозможно найти, как и любого другого из его персонала. Думаю, он уже превратился в дымящиеся развалины. Два прошедших дня Портер заверял нас, что Белый Дом ни за что не будет скрывать ничего…
— Что там у вас вообще происходит? — спросил Гаррисон.
— Слишком огромное дело для них, Джонни, им с таким не справиться. Слишком большое по масштабу и слишком необычное. Я уверен, что в президентской команде сейчас идет яростный спор — что предпринять. Они не могут прийти к единой точке зрения. Ситуаций не имеет прецедентов. Это что-то совершенно новое и не простое. Это тебе не энергетический кризис.
— Но положение с энергией тоже пока не сахар.
— Черт побери, Джонни, ты же понимаешь, о чем я.
— Да, понимаю.
Шоссе было почти пустым. Ему встретилось всего несколько машин. Закусочные, расположенные вдоль шоссе, еще работали, но все остальные учреждения было безжизненны, не считая слабого света газовых ламп у заправочных и одинокого желтого окна у их дежурных. На севере мерцали огни пригородного поселка.
— Эти подлецы знали все еще несколько часов назад, — Он аж пыхтел от злости. — Я уверен, что знали и откладывали сообщение. Судили да рядили у себя в Белом Доме, как быть с такой новостью. Потом разрешили НАСА самостоятельно сделать сообщение — видимо, рассчитывают, что оно произведет меньшее впечатление. Я лично думаю, Белый Дом не знает, что делать. Они стучат зубами от страха. Я пытался связаться с Дэйвом Портером, но его невозможно найти, как и любого другого из его персонала. Думаю, он уже превратился в дымящиеся развалины. Два прошедших дня Портер заверял нас, что Белый Дом ни за что не будет скрывать ничего…
— Что там у вас вообще происходит? — спросил Гаррисон.
— Слишком огромное дело для них, Джонни, им с таким не справиться. Слишком большое по масштабу и слишком необычное. Я уверен, что в президентской команде сейчас идет яростный спор — что предпринять. Они не могут прийти к единой точке зрения. Ситуаций не имеет прецедентов. Это что-то совершенно новое и не простое. Это тебе не энергетический кризис.
— Но положение с энергией тоже пока не сахар.
— Черт побери, Джонни, ты же понимаешь, о чем я.
— Да, понимаю.
Шоссе было почти пустым. Ему встретилось всего несколько машин. Закусочные, расположенные вдоль шоссе, еще работали, но все остальные учреждения было безжизненны, не считая слабого света газовых ламп у заправочных и одинокого желтого окна у их дежурных. На севере мерцали огни пригородного поселка.