Клиффорд Саймак

Посетители



1. ОДИНОКАЯ СОСНА. МИННЕСОТА


   Парикмахер Джордж пощелкал в воздухе ножницами, потом со свистом свел лезвия вместе.
   — Я вот что тебе скажу, Френк. Я не понимаю твоего отношения, — сказал он человеку, сидевшему в кресле парикмахерской. — Вчера я прочитал твою статью насчет рыбаков и туристов в резервации. Не буду касаться деталей, но мне кажется, ты не очень-то о них беспокоишься.
   — Честно говоря, не особенно, — ответил Френк Нортон. — Не вижу здесь ничего такого. Если люди не хотят платить резервации за лицензию, то пусть ловят рыбу в другом месте.
   Нортон был одновременно издателем, редактором, агентом по распространению, корректором и менеджером газеты «Стражник», издаваемой в Одинокой Сосне. Контора газеты располагалась через улицу от парикмахерской.
   — Меня это страшно раздражает, — сказал парикмахер. — Нет, зря дали краснокожим право запрещать охоту и рыбную ловлю в резервациях. Они что, не часть Миннесоты или Штатов? Теперь получается, что белый человек уже и права не имеет рыбку там половить, даже по нормальной лицензии, годной во всем штате, кроме, скажите на милость, вонючей резервации краснокожих. Нужно, значит, покупать у местного племени лицензию. Нет, скажу тебе прямо — это не дело!
   — Для нас с тобой это дела не меняет, — сказал Нортон. — Если мы хотим порыбачить, то у нас сразу за городом есть хороший ручей, там такие радужницы водятся, прямо перепугаться можно. Настоящая форель.
   — Тут дело принципа, — упрямо гнул свое парикмахер. — Они, значит, говорят, что земля принадлежит краснокожим. Принадлежит, черт их возьми! Это ведь не их земля. Мы просто разрешаем им там жить. И вот едете вы в резервацию, а там с вас сдерут три шкуры за лицензию на ловлю рыбы или хотя бы на охоту, будьте уверены. Даже, возможно, больше, чем стоит государственная лицензия. Они сами будут устанавливать пределы и ограничения. Придется нам подчиняться этим законам, как будто мы их принимали.
   — Успокойся, Джордж, — примирительно сказал Нортон. — Не думаю, что они станут кого-либо трогать. Наоборот, они хотят, чтобы туда приезжали. И сделают все, чтобы туда приезжали, чтобы приманить рыбаков. Ведь денежки пойдут в их карман.
   Парикмахер снова щелкнул ножницами.
   — Вот чертовы краснокожие, — пробормотал он. — Вечно поднимают вой насчет унижения их прав. Воображают! Себя зовут не иначе, как коренными американцами. Индейцами уже — ни-ни! Иисус Христос, теперь они коренные американцы! И кричат, что мы у них забрали землю.
   Нортон тихонько усмехнулся.
   — Ну, если взглянуть на дело с самих истоков, то так оно и есть. Ничего не поделаешь, мы действительно отобрали у них землю. И что бы ты ни говорил, Джордж, пусть это тебе не по душе, но все-таки они коренные американцы. Если они хотят, чтобы их так называли, то, думаю, это их право. Они были тут до нас, и именно мы отобрали у них землю.
   — У нас было на это право, — с жаром возразил Джордж. — Земля пропадала без дела. Они не использовали ее. Ну, конечно, время от времени снимали урожай дикого риса или утку подстреливали, или енота убивали ради меха, а может, бобра и его подругу… Но землю-то они по-настоящему не использовали. Она у них пропадала. Не понимали они, как ее использовать. А мы понимали. Вот мы пришли и начали ее использовать. И скажу тебе, Френк, мы имели на это право. Взять землю и начать использовать ее. А теперь нас уже с нее выгоняют! Посмотри, вон земля по ту сторону реки. Более высокие деревья, прямые от волн — стоят там с того момента, когда Христос еще в люльке качался. Ждут, когда их на что-то используют. Есть компании, которые с удовольствием занялись бы этим массивом. И они попробовали через суд получить право на повал этих деревьев, но суд сказал-нет! Нельзя трогать эти деревья, так сказал суд. Лесная служба сказала в суде, что эти тысячи акров — национальное состояние, что их нужно сберечь для потомства. Отчего это мы так печемся насчет нашего будущего?!
   — Не знаю, — сказал Нортон. — Меня это не удивляет. Там хорошо стоять, а вокруг такая первозданность. Так здорово там просто побродить. Очень мирно на том берегу реки. Хорошо, что у нас есть берег и его деревья. Лес…
   — А мне плевать, — пожал плечами парикмахер. — Говорю вам, это не дело. Нас отпихивают, нами руководят. Всякие добрячки-беднячки с жиденькими мозгами вопят на каждом углу, что мы должны помогать им в деле сохранения природы, что мы не должны загрязнять воздух. Не знаю, по-моему, краснокожие сами во всем виноваты. Они — толпа лентяев. Они ни разу в жизни честно не трудились, ни один из них. Лежат себе брюхом кверху и стонут. Они только и делают, что требуют отдать им что-то, что будто бы мы им должны. Сколько мы им ни даем, им все мало. А я скажу — ничего мы им вообще не должны, кроме, разве что, хорошего пинка под задницу. Они имели свой шанс — они его прохлопали. Были слишком тупы, слишком ленивы. Вся эта огромная страна была в их полном распоряжении, пока не пришли белые люди, и что они с ней делали раньше? Ничего! А мы… годами мы о них заботимся, и чем больше делаем добра, тем наглее они становятся. И больше требуют — заметь, они уже не просят, а требуют. А какое они имеют право требовать? Кто они такие и что себе позволяют? Попомни мое слово, скоро краснокожие из этой резервации потребуют вернуть им всю Северную Миннесоту, и еще, может быть, кусок Вискосина впридачу. То же самое делают они сейчас в Блейк-хилле. Утверждают, что район Блек-хилл и Биг-хорп принадлежат им. Что-то такое лепечут насчет столетнего договора. Будто бы мы отобрали у них землю, не имея на это никакого права. Просунули билль в Конгресс и в суд еще имеют наглость подавать, требуют вернуть им Блейк-хилл и Биг-хорп, каково? А какой-то судья-тупица возьмет и скажет: правильно, они имеют право на эти земли, а в Конгрессе найдутся яйцеголовые умники, продались краснокожим, они скажут — да, у них есть законное право на эту землю. Белые люди истратили миллионы долларов, привели этот край в приличный вид, а теперь… А что здесь было раньше у этих индейцев? Просто пастбище для буйволов. — Парикмахер для убедительности помахал в воздухе ножницами. — Вот погоди, сам увидишь. То же будет и у нас.
   — Твоя беда, Джордж, — беззлобно сказал Нортон, — в том, что ты расист.
   — Можешь называть меня, как тебе вздумается, — ответил парикмахер, — потому что мы друзья и я не обижусь. Но я знаю, что такое хорошо и что такое плохо. И я не побоюсь сказать об этом во весь голос. Ты называешь человека расистом только за то, что он верит во что-то, во что не веришь ты. Тебе больше нечего сказать, нет у тебя, значит, других доводов, вот ты и начинаешь обзывать.
   Нортон промолчал, а парикмахер, оборвав свой монолог, принялся за работу.
   Снаружи дремали на теплом солнце погожего дня два квартала магазинов и деловых контор городишка Одинокая Сосна. Возле обочины стояли несколько автомобилей. Три собаки, бродячие дворняги, совершали неспешный ритуал опознания — три старых друга, встретившиеся на перекрестке. Стеффи Грант, местный бродяжка и пьяница, человек с подмоченной репутацией и в потрепанном костюме, сидел на перевернутом бочонке из-под гвоздей напротив хозяйственного магазина, сосредоточенно покуривая спасенный из сточной канавы окурок сигары. Салли — официантка кафе «Сосна» — неспешно подметала тротуар перед своим заведением. Она явно растягивала время работы, не спеша покидать теплое осеннее солнце и возвращаться в сумерки кафе. У самого конца восточного квартала Кермит Джоунс — местный банкир — подъезжал на автомобиле к станции обслуживания.
   Джерри Конклин, студент-биолог, занимавшийся проблемами леса и работающий над диссертацией на соискание докторской степени в университете Миннесоты, остановил свою машину у моста, соединявшего Истривер, то есть берега реки Пайн ниже о течению от города, вытащил футляр с разобранной удочкой (это была специальная удочка для ловли на мух) и занялся тщательной ее сборкой. Несколько месяцев назад он остановился на заправке, направляясь в одно лесничество, и служитель рассказал ему о громадных форелях, что водились в запруде — заводи возле моста. Большой любитель рыбной ловли, особенно на муху, он держал эту информацию в памяти, пока не предоставился случай проверить ее достоверность. Сегодня он специально сделал крюк в несколько миль, возвращаясь из другого лесничества, где в ненарушенных экологических условиях изучал природные системы нетронутого леса белой сосны. Теперь он собирался попытать счастья в заводи возле моста.
   Он посмотрел на часы и обнаружил, что может позволить себе не больше получаса удовольствия. Кэт купила билеты на симфонический концерт, которым управлял какой-то гастролирующий дирижер, чье имя он совершенно забыл, и Кэт уже две недели буквально сгорала от нетерпения. Сам он не очень восторгался такой музыкой, но Кэт без ума от симфоний и обидится не на шутку, если он не вернется вовремя в Миннеаполис.
   Парикмахер Джордж сказал Френку Нортону, все еще сидящему в кресле:
   — Сегодня ты выпускаешь очередной номер. Наверное, приятно бездельничать целую неделю?
   — Вот тут ты сильно ошибаешься, — ответил Нортон. — Газета не возникает в готовом виде по щелчку пальцев, даже если это еженедельник. Нужно подготовить отдел объявлений и рекламы, сделать макет, набрать газету и еще много всего нужно сделать, чтобы собрать воедино целый номер.
   — А я-то всегда думал, отчего это ты торчишь в нашем городишке? — сказал Джордж. — Молодой журналист, вроде тебя, всегда может отправиться в какое-о место получше. Зачем тебе здесь прозябать? В газетах Миннеаполиса тебе бы всегда нашлось место, стоит только попытаться.
   — Не знаю, — ответил Нортон. — Наверное, мне нравится здесь жить. Сам себе хозяин. Сильно не разбогатеешь, конечно, но на жизнь всегда хватит. В большом городе вечно существует опасность затеряться. У меня есть друг в Миннеаполисе, работает в их «Трибюн». Весьма молодой для редактора такой газеты, но очень приличный работник. Его зовут Джонни Гаррисон…
   — Вот он бы тебя точно понял, — предположил Джордж.
   — Возможно. Не знаю. В первое время было бы нелегко. Сразу в тонкости газетного дела в большом городе трудно вникнуть. Но Джонни, как я тебе уже сказал, работает редактором и получает за это не в пример больше меня. Но и у него свои проблемы. Например, он не может отправиться половить рыбку, когда захочет, как это могу позволить себе я. И не может устроить себе выходной в любой день недели, чтобы потом наверстать упущенное. У него дом, за который нужно платить, семья, требующая больших расходов. Ему приходится преодолевать мили забитых машинами улиц, чтобы добраться до редакции, потом — чтобы вернуться домой. И на нем лежит чертовски огромная ответственность. Да и пьет он гораздо больше моего. И наверняка ему приходится делать массу вещей, которых ему не хотелось бы делать, встречаться и знакомиться с самыми различными людьми, с которыми ему вовсе не хотелось бы знакомиться. Он очень много работает, даже в кругу семьи.
   — Конечно, есть свои недостатки, — согласился парикмахер, — как и в любой другой работе.
   Сбитая с толку муха настойчиво кружилась и билась о зеркальную поверхность окна парикмахерской, проявляя чудеса тупого упрямства. Вдоль стены тянулась декоративная полка с разноцветными парфюмерными флаконами, редко сейчас используемыми — витрина былых времен. На стене на крючке висела двустволка тридцатого калибра.
   За углом на бензоколонке служитель вставил шланг в отверстие бака машины банкира и посмотрел через плечо назад.
   — Боже мой, Кермит, вы только посмотрите!
   Банкир поднял голову.
   Что-то большое и черное низко плыло в небе. Причем совершенно беззвучно. Предмет медленно опускался, заполнив собой половину горизонта.
   — Это же НЛО! — воскликнул служитель. — Первый раз вижу такое своими глазами. И притом такой громадный. Никогда не думал, что они такие огромные.
   Банкир молчал. Он был слишком потрясен, чтобы ответить, и не мог даже шевельнуться.
   Официантка Салли, которая подметала тротуар возле кафе, бросила метлу и пронзительно завопила, а затем побежала, не разбирая дороги.
   Стеффи Грант, удивленный внезапным криком, слез, покачнувшись, с бочонка и выгреб на середину улицы. Потом увидел черную громадину, повисшую в небе, и так сильно подался назад, что потерял равновесие. Это было результатом приконченной недавно бутылки дрянного самогона, который гнал Эйб Паркер где-то в лесу. В результате Стеффи переменил вертикальное положение на более устойчивое и сел прямо посредине улицы. Потом с панике тоже поднялся на ноги и бросился бежать. Окурок сигары выпал, но он даже не обернулся, чтобы поднять его. Он начисто забыл про сигару.
   Джордж бросил стричь Нортона и подскочил к окну. Он увидел Салли и Стеффи, удирающих в панике, уронил ножницы и метнулся к стене. Схватив ружье, он рванул затвор, дослал патрон в патронник и выпрыгнул на улицу.
   Нортон недоуменно поднялся с кресла.
   — В чем дело, Джордж? Что происходит? — крикнул он вдогонку. Парикмахер ничего не ответил. Дверь громко щелкнула, захлопываясь за ним.
   Нортон рывком распахнул дверь и шагнул на улицу. Парикмахер уже мчался вниз. Навстречу ему бежал заправщик со станции.
   — Сюда, Джордж! — вопил заправщик. — Оно ушло в сторону реки. — Он махнул рукой на пустую стоянку.
   Джордж ринулся в том направлении. За ним едва поспевали Нортон и заправщик. Сзади всех, пыхтя и отдуваясь, семенил Кермит Джоунс, местный банкир.
   Нортон, преодолев пустую стоянку, выскочил на гравийную насыпь, тянущуюся вдоль реки. Поперек реки, накрыв собой мост, лежала гигантская черная коробка — достаточно длинная, чтобы опереться о противоположные берега реки. Длина значительно превышала ширину, высота тоже была впечатляющей. На первый взгляд, эта конструкция была предельно проста — параллелепипед без выступающих частей, выкрашенный самой черной краской, какую только можно представить.
   Парикмахер, прибежавший первым, стоял ближе всех к черному гиганту, бесстрашно прижимая к плечу ружье.
   — Нет, Джордж, не надо! Не стреляй! — завопил Нортон. — Не стреляй!
   Негромко треснул выстрел и почти в тот же момент сверкнул ответный световой заряд со стороны черной громадины. Парикмахер ярко вспыхнул, попав под удар светового пучка, потом свет погас. Дымящийся манекен, еще недавно бывший милым человеком, весь черный и обуглившийся, несколько секунд сохранял подобие человеческой позы… Ружье в его руках раскалилось докрасна, ствол, размягчившись, обвис вниз, как макаронина.
   Потом Джордж, бывший парикмахер и житель Одинокой Сосны, рассыпался, превратившись в горстку пепла, все еще дымящуюся и испускающую тонкие завитки отвратительно пахнущего дыма.


2. ОДИНОКАЯ СОСНА


   Вода под мухой заволновалась. Джерри Конклин дернул удилище, но крючок оказался пуст. Форель — судя по движению, это была громадная рыба — в последний миг передумала и ушла в сторону.
   Конклин с досады втянул в себя сквозь зубы воздух. Да, заправщик со станции не обманул, здесь действительно водятся здоровенные форели… В заводи живут радужные форели, и очень крупные.
   Солнце ярко светило, пробивая лучами заросли деревьев вдоль реки. На ряби тихих маленьких волн танцевали солнечные зайчики — рябь вызывал небольшой перекат, образованный каменной плитой тут же, выше по течению.
   Конклин осторожно подправил муху, поднял удилище, чтобы снова забросить, прицелившись точно в то место, где только что сорвалась рыба.
   Но он так и не успел закончить движение. Солнце вдруг померкло. Черная тень окутала заводь, словно между солнцем и речкой вдруг возникла какая-то невидимая преграда.
   Конклин инстинктивно присел, втянув голову в плечи. Что-то ударило в поднятое удилище и он почувствовал вибрацию бамбука, услышал отвратительный треск. Боже мой, мелькнула идиотская мысль, удилище за восемьдесят долларов, первая и последняя роскошь, которую он позволил себе за сегодняшний день.
   Посмотрев через плечо, он увидел опускающуюся на него черноту, имеющую форму прямоугольника. За его спиной эта громадина ударила в берег. Он услышал скрип и стон сдавливаемого автомобиля, который буквально расплющило о мост.
   Он хотел повернуться, споткнулся и упал на колени. В болотные сапоги набралась вода. Выронив сломанную удочку и не отдавая отчета в том, что делает, он бросился бежать вниз по течению, оскальзываясь на маленьких, отполированных течением камешках, хлюпая набравшейся в сапоги водой.
   Дальний конец черного прямоугольника, подаваясь вперед и вниз, опустился на противоположный берег. С треском и стоном лопнули бревна моста, послышался визг вырываемых с мясом гвоздей, и мост развалился. Посмотрев назад, он увидел, как течение подхватило остатки моста и понесло вниз, в заводь.
   У него не мелькнуло ни единой мысли о том, что же происходит. В безумном водовороте, в который погрузилось его потрясенное сознание, автоматический рефлекс спасения не оставил места для удивления. У него было лишь одно стремление — поскорее оказаться при свете солнца. И когда над его головой снова разлился солнечный свет, он почувствовал, что находится в безопасности. Высокие берега реки защитили его. Черный прямоугольный объект лежал поперек реки, опираясь на берега, но не мешал течению.
   Заводь кончилась, и он вошел в мелкую воду позади нее. Оглянувшись назад и вверх, он впервые осознал, сколь громадны размеры опустившегося здесь объекта. Он навис над Джерри, как многоэтажное здание. Сорок футов, подумал он, а может, и все пятьдесят — и все вверх, в небо. И вчетверо больше в длину.
   Откуда-то донесся зловещий сухой треск, соотносимый по звуку с выстрелом из ружья. И в тот же миг из точки, засветившейся на фоне черноты, сверкнул ослепительный луч и тут же погас.
   Боже мой, подумал он, удочка сломалась, машину сплющило, а я, значит, стою. Кэт! Нужно скорее позвонить ей!
   Он повернулся и начал карабкаться по крутому берегу. Это было нелегко. Мешали болотные сапоги, но снять их он не мог, так как туфли остались в машине, а машина лежала под массивной штуковиной, упавшей на мост.
   Из ниоткуда со свистом выхлестнулось нечто и обвилось вокруг его груди — что-то тонкое и гибкое, вроде веревки или лески. Он в панике хотел ухватиться за щупальце руками, сдернуть с себя, но его дернуло вверх, прежде чем он успел поднять руки. В размазанный, ускоренный миг движения он успел увидеть реку, быстро бегущую воду под собой, зеленые берега с травой и деревьями. Он хотел крикнуть и уже открыл рот, но проволока или щупальце, обхватившее грудную клетку, выдавило из легких почти весь воздух, и крика не получилось.
   Потом он оказался в темноте, и щупальце, которое подсекло его, как рыбу, исчезло. Он стоял на четвереньках. Поверхность, на которой он оказался, была твердой, но не жесткой, словно он приземлился на толстый ковер.
   Сначала он не меня положения, оставаясь на четырех точках опоры, притаившись, стараясь победить охвативший его ужас. Желчь отдавала горечью во рту, и он сглотнул, чтобы избавиться от этого привкуса. Внутренности сплелись в плотный комок, и он старался преодолеть напряжение, заставить себя расслабиться.
   Сначала ему показалось, что он в темноте, но потом он понял, что здесь есть свет, какой-то потусторонний и очень слабый, скорее голубоватый, чем белый. Не очень хорошее освещение, с каким-то оттенком туманности, и чтобы рассмотреть что-нибудь, приходилось сильно щуриться. Но, по крайней мере, он оказался не в полной темноте и мог видеть.
   Он поднялся на колени и попытался определить, куда же попал.
   Это было трудно — с голубоватым светом перемешались вспышки другого цвета, такие быстрые и яркие, что он не мог понять, что представляет собой этот свет и где находится источник. Мерцающие вспышки обрисовывали ранее не замеченные Джерри контуры странного помещения. Форма его была настолько странной, что он не мог ее определить. Забавно, подумал он. Форма — это форма, каковой бы ни была ее конфигурация, и никакого замешательства или запутанности она не должна вызывать. Но одна форма показалась ему знакомой — ряды круглых предметов, которые, как он сперва подумал, могли быть глазами. Все они одновременно поворачивались в его сторону, фосфорически светились, словно у животных ночью, когда их врасплох застает луч фонарика или свет фар машины. Но он чувствовал, что в действительности это не глаза и что они не являются источником голубого проникающего свечения, ровного и постоянного, заполняющего окружающее пространство. Но глаза это или нет, они продолжали следить за ним.
   Воздух был сухой и горячий, но в нем необъяснимым образом чувствовалась какая-то влажная заплесневелость. Наверняка чувство это вызывалось запахом, пропитывающим воздух. Неприятный запах — не слишком сильный, не удушливый, но неприятный в том смысле, что его невозможно определить, словно каким-о отличным от обоняния образом запах уже проник через кожу и стал частью его самого. Он пытался подобрать характеристику запаху, но ничего не получалось. Это были не духи, но и не запах гниения. Это было нечто совершенно не напоминающее все ранее знакомые ему запахи.
   В воздухе, как отметил, наконец, Джерри, явно не хватало кислорода, но тем не менее, дышать было можно. Он заметил, что дышит тяжело, делая долгие вдохи, чтобы полнее удовлетворить потребность организма в кислороде.
   Сначала Джерри подумал, то находится в тоннеле. Почему — он и сам этого не понимал. Просто у него возникла такая мысль. Но потом он понял, что находится в каком-то более обширном пространстве, наподобие мрачной пещеры. Он пытался определить размеры, но безрезультатно, потому что голубоватый свет был слишком тусклым, а мерцающие стремительные вспышки отнюдь не улучшали видимости.
   Медленно и осторожно поднялся он на ноги и выпрямился, опасаясь, что ударится головой о потолок. Но места, вопреки его опасениям, оказалось достаточно, и он выпрямился в полный рост.
   Где-то на заднем плане сознания раздался шепоток подозрительной мысли. Он постарался ее подавить, так как это подозрение ему не нравилось. Он не хотел бы признать его правильным. Но постепенно, по мере того, как он все дольше стоял в загадочном свете загадочного пространства, он почувствовал, что начинает примиряться с подозрением.
   Он попал, шептало подозрение, во внутренности той громадной черной коробки, которая легла поперек реки. Из коробки был выброшен некий отросток, захват в виде веревки, который обхватил его и втянул в коробку, каким-то образом протащив сквозь стену.
   Вдруг он услышал рядом с собой некий звук, нечто среднее между глотком и смешком. Когда он повернул голову, чтобы определить источник звука, то обнаружил что-то, что шлепнулось на пол рядом с ним. Наклонившись, он увидел рыбу — радужную форель, судя по размерам и форме. Длиной она была дюймов шестнадцать. Он попытался поднять ее, но мускулистое упругое тело выскользнуло из рук и запрыгало, забилось на податливой поверхности пола.
   Ладно, сказал сам себе Джерри, рассмотрим события реалистически. Не будем делать скоропалительных выводов, попытаемся судить объективно.
   Первое: нечто огромное и черное упало с неба на мост и, судя по звуку расплющиваемого металла, прямо на его машину.
   Второе: Он находится в месте, которое может, а скорее всего, действительно является внутренним пространством черной коробки. Это место совершенно не похоже на все, о чем говорит его опыт прожитой до настоящего момента жизни.
   Третье: Сюда принесли не только его, но и рыбу из речки.
   Эти пункты, один за другим, он ввел в воображаемый компьютер мозга, пытаясь свести вместе. Результат экстраполяции напрашивался сам собой. Он находится внутри… втянут каким-то образом во внутренности пришельца из космоса — пришельца, собиравшего фауну планеты, которую он посетил.
   Так был пойман сначала он, Джерри, а теперь рыба. Немного позднее, быть может, появится кролик, белка, скунс, медведь, олень, рысь… Некоторое время спустя здесь может стать довольно тесно, сказал он себе.
   Поблескивающие круглые штуки, следящие за ним, могут быть какими-то рецепторами, принимающими, записывающими, накапливающими данные, в которые уже занесены и он, и рыба. Возможно, они впитывают каждую вибрацию их психического поля, анализируют, выясняют, что он из себя представляет, классифицируют по какому-то признаку и запихивают эти сведения в ячейки памяти. Устанавливают его химический состав, нащупывают его смысл, его роль, функцию, место в экологии данной планеты.
   Вероятно, эту задачу решают не только круглые блестящие штуки — «глаза». Возможно, вспыхивающий свет и тот организм, который за этими вспышками скрывается, тоже исполняют аналогичную анализаторскую роль.
   Но я могу ошибаться, подумал Джерри. Если подумать как следует, то я наверняка ошибаюсь. Но пока что только это объяснение вмешало в себя все увиденное и все события. Он видел, как черная коробка опускается с неба, он был вырван из нормальной обстановки, с берега реки — он помнил момент переноса, воду под собой, зеленые берега речки, дома городка Одинокая Сосна, гравийную насыпь поблизости от моста. Он видел все это, а потом вдруг оказался в темноте, в этом пещерообразном пространстве. За исключением внутренности черного объекта, он больше нигде не мог оказаться.
   Если все это именно так, если он не ошибается, то это значит, что объект, упавший поперек реки, живой, или им управляет некто живой, и не просто живой, а разумный.