— Сережа! — неуверенно позвала она. — У тебя все в порядке?
Задушенный стон повторился. Опрокидывая стулья, они бросились к дверям. Александр вбежал в комнату следом за Маципурой и замер, словно налетел на невидимую стену. Возле распахнутого сейфа с багровым от напряжения лицом корчился Лесник. Тело мафиози конвульсивно изгибалось, кулаки били в пустоту по незримому. Впрочем… Кое-что они все же разглядели. Огромная серая тень склонилась над упавшим, полупрозрачные массивные руки смыкались на горле жертвы. Мгновение, и голова Лесника неестественно дернулась. Мышцы хрустального призрака чудовищно вспучились, а секундой позже начальник охраны поднял пистолет. Регина пронзительно вскрикнула. Полупрозрачная тень оборачивалась к ним. Лицо ее оказалось таким же расплывчатым, как и тело, глаза походили на рваные отверстия.
— Господи! — Маципура со стоном нажал спуск. Гром выстрелов слился воедино. Фигура убийцы стремительно метнулась к стене, а оттуда, взмахнув руками, словно крыльями, бросилась на Маципуру. Александру почудилось, что в комнате стало темнее. Серое, похожее на привидение существо было вполне материальным. Пистолет вылетел из пальцев телохранителя, массивная ладонь описала чудовищный полукруг, коснувшись лица Маципуры. Из рассеченной щеки брызнула кровь.
— Сучий потрох! — телохранитель уцепился за ударившую его кисть, и Александр с ужасом увидел, как тело Маципуры задергалось над полом. Пытаясь освободиться, полупрозрачный великан тряс здоровяка, как погремушку. Согнувшись, Александр в тигрином прыжке ринулся вперед. Он бы не удивился, если бы пронзил призрака насквозь, но на этот раз голова столкнулась с препятствием действительно несокрушимым. С таким же успехом можно было бы биться лбом о стену. Из глаз посыпались искры, шею свело от боли. Позади снова послышались выстрелы. Серое чудовище отшатнулось и разом уменьшилось вполовину. Еще пара шагов, и оно уже не превышало размеров человеческого кулака. Александр слепо потянулся к нему, но подобно мокрому лягушонку существо выскользнуло из пальцев и пропало.
— Босс!.. — Понурив голову, Маципура стоял над телом Лесника. Клетчатым платком он зажимал кровоточащую щеку. — Этот дьявол свернул ему шею.
Регина судорожно всхлипнула.
Только сейчас до Александра дошло, что в комнате дымно, а сам он стоит на коленях.
— Документы! Где они?..
— Я уже посмотрел. Кругом одна зола — и в сейфе и на полу. Это чудовище успело все сжечь. Прямо у нас на глазах.
Тонкая рука Регины коснулась лба Александра, и он невольно вздрогнул.
— Вам необходим компресс, — голос девушки звучал безжизненно. Александр взглянул на нее, ожидая увидеть слезы, но ошибся. Регина уже справилась с собой и на тело Лесника смотрела суровым потемневшим взором. Вид ее говорил о том, что ни слез, ни истерики не ожидается.
— Ничего, переживу… — чувствуя боль в темени, Александр поднялся на ноги.
— Но теперь-то вы согласитесь со мной? Бороться с НИМИ — безумие.
— Давайте лучше помолчим, — Александр нахмурился. Снаружи о стекло скреблась тополиная ветка. Шумливый шелест листвы вторил дыханию ветра. Солнце мерцало сквозь кроны, облака птичьей стаей тянулись к югу. Мир не заметил того, что только что произошло. И ни на йоту не изменился.
8
9
Задушенный стон повторился. Опрокидывая стулья, они бросились к дверям. Александр вбежал в комнату следом за Маципурой и замер, словно налетел на невидимую стену. Возле распахнутого сейфа с багровым от напряжения лицом корчился Лесник. Тело мафиози конвульсивно изгибалось, кулаки били в пустоту по незримому. Впрочем… Кое-что они все же разглядели. Огромная серая тень склонилась над упавшим, полупрозрачные массивные руки смыкались на горле жертвы. Мгновение, и голова Лесника неестественно дернулась. Мышцы хрустального призрака чудовищно вспучились, а секундой позже начальник охраны поднял пистолет. Регина пронзительно вскрикнула. Полупрозрачная тень оборачивалась к ним. Лицо ее оказалось таким же расплывчатым, как и тело, глаза походили на рваные отверстия.
— Господи! — Маципура со стоном нажал спуск. Гром выстрелов слился воедино. Фигура убийцы стремительно метнулась к стене, а оттуда, взмахнув руками, словно крыльями, бросилась на Маципуру. Александру почудилось, что в комнате стало темнее. Серое, похожее на привидение существо было вполне материальным. Пистолет вылетел из пальцев телохранителя, массивная ладонь описала чудовищный полукруг, коснувшись лица Маципуры. Из рассеченной щеки брызнула кровь.
— Сучий потрох! — телохранитель уцепился за ударившую его кисть, и Александр с ужасом увидел, как тело Маципуры задергалось над полом. Пытаясь освободиться, полупрозрачный великан тряс здоровяка, как погремушку. Согнувшись, Александр в тигрином прыжке ринулся вперед. Он бы не удивился, если бы пронзил призрака насквозь, но на этот раз голова столкнулась с препятствием действительно несокрушимым. С таким же успехом можно было бы биться лбом о стену. Из глаз посыпались искры, шею свело от боли. Позади снова послышались выстрелы. Серое чудовище отшатнулось и разом уменьшилось вполовину. Еще пара шагов, и оно уже не превышало размеров человеческого кулака. Александр слепо потянулся к нему, но подобно мокрому лягушонку существо выскользнуло из пальцев и пропало.
— Босс!.. — Понурив голову, Маципура стоял над телом Лесника. Клетчатым платком он зажимал кровоточащую щеку. — Этот дьявол свернул ему шею.
Регина судорожно всхлипнула.
Только сейчас до Александра дошло, что в комнате дымно, а сам он стоит на коленях.
— Документы! Где они?..
— Я уже посмотрел. Кругом одна зола — и в сейфе и на полу. Это чудовище успело все сжечь. Прямо у нас на глазах.
Тонкая рука Регины коснулась лба Александра, и он невольно вздрогнул.
— Вам необходим компресс, — голос девушки звучал безжизненно. Александр взглянул на нее, ожидая увидеть слезы, но ошибся. Регина уже справилась с собой и на тело Лесника смотрела суровым потемневшим взором. Вид ее говорил о том, что ни слез, ни истерики не ожидается.
— Ничего, переживу… — чувствуя боль в темени, Александр поднялся на ноги.
— Но теперь-то вы согласитесь со мной? Бороться с НИМИ — безумие.
— Давайте лучше помолчим, — Александр нахмурился. Снаружи о стекло скреблась тополиная ветка. Шумливый шелест листвы вторил дыханию ветра. Солнце мерцало сквозь кроны, облака птичьей стаей тянулись к югу. Мир не заметил того, что только что произошло. И ни на йоту не изменился.
8
… Из дневника майора милиции Борейко Льва Антоновича.
День 6-й.
Не знаю, нужно ли, нет, но, вероятно, нужно. Если уж начал… Я говорю об этом дневнике.
Вот уже шесть дней, как я здесь. Никогда бы не подумал, что шесть дней — это так много. Особенно в моем случае. Потому что место, в которое я угодил, не имеет названия. Здесь всегда светло и нет ни утра, ни вечера. Солнце торчит на одном и том же месте, и город абсолютно пустынен. Даже нейтронное оружие оставило бы после себе больше жизни, нежели осталось после чертовой колдуньи. Я беспрестанно завожу часы. Свои и чужие. Создаю иллюзию жизни, имитирую время. Смешно… Но ведь прошло только шесть дней! А я уже волком готов выть. Сколь мало, оказывается, надо, чтобы дойти до точки. Страшная эта вещь — одиночество. То есть, наверное, мы и там одиноки, но здесь одиночество носит характер особенный. Ни птиц, ни зверей, ни единого зеленого листочка. Голая земля, посреди которой стоит мой город. Да что птицы! Здесь нет даже насекомых! Все живое присутствует в одном-единственном числе. Я — последний обитатель этих мест…
Как такое могло случиться? Каким образом?.. Мысли путаются, и ничего не могу придумать. Петя-Петюнчик, превращенный в маньяка, всемогущая герцогиня, сошедшая с картины — бред!.. Или правда все то, о чем писано в сказках? Про леших, домовых, упырей?.. Кажется, она упоминала о заточении в двести лет. Молю бога, чтобы эта стерва передумала. Мне хватило и этих шести дней. В сущности герцогиня знала, что делала. То есть, если в начале я опасался, что они явятся за мной, то теперь мне уже все равно. Недели через три может получиться и так, что я сам буду искать встречи с ними.
Проклятая курва! Кто она, черт возьми, такая? И что это за место, в которое меня упекли? То есть, на первый взгляд это действительно мой город. Мой… И одновременно не мой. Кое о чем я уже поведал: здесь нет ничего живого. Абсолютно ничего! А время остановлено. Какая-то чудовищная дыра проглотила кусок моего мира. Дома, улицы, железнодорожные составы на путях — все обездвижено. Лишь пару дней назад видел проплывающую по реке баржу. Она скрежетала днищем о дно, виляла от берега к берегу. Взобрался на борт — и тоже никого. Пытался осматриваться с крыш, чувствовал внутренний трепет. Неужели заморожена вся страна? Или вся планета?.. Чушь какая-то! Не может такого быть!..
Очень плохо сплю. Слишком уж тихо кругом. Не спасает и тиканье часов. Все чаще начинаю размышлять вслух. Хорошо, что пришла идея дневника. Пишу — и вроде бы легче. Все равно как разговариваю с кем-то, пусть даже самим собой.
День 7-й.
Об умерших говорят: безвременно ушедший. Обо мне можно было бы сказать: в безвременье ушедший. Забавно…
Решил, что стоит описывать свои злоключения подробнее. Пока пишу, возможно, в чем-нибудь разберусь. Хотя сознаюсь честно, веселого тут мало. Брожу по городу, разъезжаю на чужих машинах, вытворяю то, за что еще неделю назад привлек бы любого к ответственности. Словом, скука… Сегодня, к примеру, катался с утра на трамвае. Долго пытался сообразить почему не пропало до сих пор электричество. Если нет жизни, нет обслуживающего персонала, то откуда взяться электроэнергии? Или все до поры до времени? Текут же реки, дуют откуда-то ветра — значит, и турбины вращаются. Или чего-то я не понимаю?..
Как-то так получается, что постепенно вооружаюсь. Начал с сейфа в родном отделении, и теперь в моем распоряжении четырнадцать пистолетов системы «Макарова» и тысячи две патронов. А сегодня наведался в охотничий магазин и часа два провозился над внешней решеткой. На голосящую сирену не обращал внимания. В результате обзавелся двуствольной бескурковкой двенадцатого калибра и двумя коробками капсюлей «Жевело». Теперь буду гадать, что с ними делать. Вся моя возня оказалась напрасной, — в магазине огромные стальные шкафы, к которым не подступиться. Порох, патроны — все, по-видимому, там. Да и на кой ляд мне охотничьи дробовики, если разобраться?
День 8-й.
Сегодня покуражился вволю. Как перепивший гусар. В таких случаях говорят — слетел с резьбы. Разбил витрину винного, употребил пару бутылок каких-то «чернил». После этого и началось веселье. Ходил по улицам с мегафоном, кричал всякую блажь, по пути расстреливал из пистолета фонари. По-моему, заходил в филармонию, запустив компрессор, барабанил на органе, бренчал на арфе. Хорошая штука — музыка. Жаль, не умею играть. Но душеньку все же отвел… Да! Забыл упомянуть. Превратился в настоящего виртуоза по части взламывания замков. Увы, бродить по квартирам и магазинам — мое единственное развлечение. А что тут еще делать? На диване валяться?.. Между прочим, подобные экскурсии похлеще иных музеев и галерей. Знакомлюсь с чужой жизнью, воображаю людей, которых никогда прежде не видел. По вещам, по гардеробу, по семейным альбомам… Часто и с удовольствием слушаю магнитофонные записи. Приемники и телевизоры молчат, поэтому кассеты и пластинки — единственное, что способно усладить мой слух. Усладить… Отличное словцо! Просто шикарное!..
День 9-й.
Дважды ночевал в чужих квартирах. Превращаюсь в какого-то бродяжку. Правда, бродяжку довольно щеголеватого. Ничего не стираю, но одеваюсь, как фон-барон — в самое-самое. Да и зачем мне постоянная хата? Весь город в моем распоряжении! Весь этот город, волк его задери… Один-одинешенек плаваю в бассейнах, греюсь в саунах, в магазинах сам себе отпускаю любой товар. Возвращаться домой не хочется. Да и для чего? Все мое всегда с собой: зубная щетка (в нагрудном кармане), дневник (за поясом), оружие (в кобуре или опять же за поясом). Все прочее всегда можно найти на месте.
Потихоньку приобщаюсь к песням. Все-таки это лучше, чем думать вслух. Пою все, что знаю — от «Дубинушки» до «Все могут короли». Голосина у меня ничего. А что не вытягиваю, то пропускаю. Пробовал записываться на студии, но что-то там перепутал, чего-то подпалил. Певец я, может быть, еще туда-сюда, но электронщик липовый.
А под вечер, то бишь, это я так полагаю, что под вечер, — устроил немыслимую погоню. Накатило что-то. Или еще не оправился после вчерашнего. Померещилось, будто кто-то от меня убегает. Разумеется, начал преследование. По всем правилам Голливуда. Сначала на белой «Волге», стреляя по скатам стоящих на обочине машин, потом на джипе-иномарке. Утихомирился только когда джип ударил в ограду моста и полетел в воду. На деле познал, каков он хлебушек каскадера. Умудрился выпрыгнуть из машины в воздухе. Ободрал плечо и колено, но уцелел.
День 11-й (или 12-й, не уверен).
Сверялся с часами, прикидывал, не перепутал ли чего. Я ведь уже говорил, ночей здесь нет, и сбиться по времени проще простого. Особенно если пить. Подозреваю, что сбой уже произошел. Страшно это или нет, не знаю. В сущности, какая разница, пятница или четверг, среда или суббота?
А режим в самом деле пошел в разнос. Ночами не сплю, шляюсь по улицам. Да и какие, к дьяволу, ночи! Светло, жарко… Хоть бы что-то дрогнуло в этом застывшем царстве! Чертова ведьма! Пусть только появится. Уж я знаю, что с ней сделаю!
День 12-й.
На улице Чапаева рос тополь. Старый, огромный, метров тридцать в высоту. Листвы на нем нет, но дерево продолжает стоять. Зачем?.. Вооружился бензопилой и битый час провозился с этой махиной. Повалил прямо на проезжую часть. Верхушкой тополь успел выхлестнуть окна в Здании Контор. Стоял над ним и соображал, какого черта я все это сотворил?..
День 13-й.
В одной из квартир обнаружил книгу Дефо. Приключения Робинзона Крузо. Принялся листать и неожиданно увлекся. Самое подходящее чтиво в моем положении! Даже забыл о дневнике. Читал весь день и часть тутошней ночи. Прекратил только когда глаза покраснели, как у кролика. Замечательная книга! Я бы сказал — обстоятельная. В чем-то отчасти утешающая. Единственная разница между Робинзоном и мной — в том, что он хотел выжить и добраться до материка, я же своей задачи не представляю. Мне не надо ни созидать, ни бороться. Дикарей здесь нет, непогоды тоже. В сущности, я хозяин целого города! Если Робинзон трясся над каждой вещью, то я в состоянии разбрасывать их направо и налево. Правда, у него водилась живность, — я этим похвастать не могу. Да и все мои надежды какие-то блеклые. Я даже не знаю, в каком мире я проживаю. Возможно, это вообще чужая планета… Робинзон тешил себя тем, что строил лодку. В моей ситуации лодка не выручит. Разве что космический корабль. Или машина времени.
День 14-й.
Может быть, я спятил? Скажем, от страха?.. А что? Вполне возможно! Стоило раньше над этим задуматься. Тогда весь город — не что иное, как плод моего воображения. Как знать, может, все сумасшедшие бродят по своим собственным городам? И все, что требуется от врачей, это взять их за руку и привести в себя, в привычный мир, населенный людьми и животными. Непростая, должно быть, задачка. Все здесь настолько явственно, прямо не знаю… Можно защипать себя до полусмерти — не поможет.
С утра опять читал. Правда, уже не Робинзона, а Чехова. Бог мой! Почему я зевал от него в школе? Дураком, вероятно был… Словом, посмеялся от души. И окончательно решил, что с книгами одиночество переносится легче. Если так, у меня серьезный козырь! Тут уж я дам товарищу Крузо сто очков вперед. В моем распоряжении целые библиотеки. И частные, и государственные.
Между прочим, сегодня моя вооруженность достигла пика. Пробрался в танковую часть и, основательно перепачкавшись, ухитрился завести одну из самоходок. Ох и вертлявая же техника! Крепко помучился, прежде чем научился ездить более-менее прямо. Это вам не велосипед! Приходится смотреть в оба, чтобы не натворить бед… Здесь же, на складе, прихватил пару автоматов. Вытащил и ящик с магазинами. Набрал противогазов, дымовых шашек, прочего барахла. Боюсь, что стал подражать хозяйственному Робинзону. Хочется брать больше и больше, хотя сознаю, что это мне не нужно.
Ближе к вечеру случилось неприятное событие. Пожар в доме, в который заскочил на минуту. Честно признаюсь, перепугался до колик. Должно быть, оставил что-нибудь невыключенным. Рванул туда на случайном «Жигуленке». Успел вовремя, хотя и пришлось основательно попотеть. Достал ведра, песок. Огонь кое-как затушил, но видок у квартиры такой, что прямо хоть плачь. Со стыда натащил на это пепелище всего, что только попалось под руку: одежду, магнитофоны, деньги из сберкассы. Свалил все в кучу. Хотел даже оставить записку, но вовремя одумался.
Впредь решил быть внимательнее. Уходя, гасите свет, и все такое…
Кстати! У меня произрастает довольно-таки солидная бородка. Жаль, некому показать. С ней я другой человек. Абсолютно другой.
День 16-й.
Случай с пожаром не прошел бесследно. Начинаю играть в престранные игры. Собираю в прицеп самый различный скарб и развожу по квартирам в качестве подарков. Распределяю, так сказать. Мебель, тряпье, аппаратуру, игрушки… Соседке по лестничной площадке привез рояль. Вспомнил, что у нее дочка, решил, что пригодится. А потом долго гадал, каким макаром затащить эту громаду в квартиру. Так и оставил на улице под окнами.
Преподнес подарок и самому себе. Излазил близлежащие дома, с помощью реле времени задействовал несколько магнитофонов. В определенное время устроился в кресле на балконе и стал ждать. Когда запело и заиграло, сорвался с места, будто улицы и впрямь ожили. Так обманывает себя рыбак, представляя, что у него клюет.
Когда музыка прекратилась, расстроился, как ребенок. В мрачном настроении залез в самоходку и двинул к зданию исполкома. Есть там такие фигурные башенки по углам. Вернее, были. Расстрелял по ним, бог знает, сколько лент. Выпустил и пару снарядов. Оглох страшно. Спать завалился там же, под раскидистой акацией.
День 6-й.
Не знаю, нужно ли, нет, но, вероятно, нужно. Если уж начал… Я говорю об этом дневнике.
Вот уже шесть дней, как я здесь. Никогда бы не подумал, что шесть дней — это так много. Особенно в моем случае. Потому что место, в которое я угодил, не имеет названия. Здесь всегда светло и нет ни утра, ни вечера. Солнце торчит на одном и том же месте, и город абсолютно пустынен. Даже нейтронное оружие оставило бы после себе больше жизни, нежели осталось после чертовой колдуньи. Я беспрестанно завожу часы. Свои и чужие. Создаю иллюзию жизни, имитирую время. Смешно… Но ведь прошло только шесть дней! А я уже волком готов выть. Сколь мало, оказывается, надо, чтобы дойти до точки. Страшная эта вещь — одиночество. То есть, наверное, мы и там одиноки, но здесь одиночество носит характер особенный. Ни птиц, ни зверей, ни единого зеленого листочка. Голая земля, посреди которой стоит мой город. Да что птицы! Здесь нет даже насекомых! Все живое присутствует в одном-единственном числе. Я — последний обитатель этих мест…
Как такое могло случиться? Каким образом?.. Мысли путаются, и ничего не могу придумать. Петя-Петюнчик, превращенный в маньяка, всемогущая герцогиня, сошедшая с картины — бред!.. Или правда все то, о чем писано в сказках? Про леших, домовых, упырей?.. Кажется, она упоминала о заточении в двести лет. Молю бога, чтобы эта стерва передумала. Мне хватило и этих шести дней. В сущности герцогиня знала, что делала. То есть, если в начале я опасался, что они явятся за мной, то теперь мне уже все равно. Недели через три может получиться и так, что я сам буду искать встречи с ними.
Проклятая курва! Кто она, черт возьми, такая? И что это за место, в которое меня упекли? То есть, на первый взгляд это действительно мой город. Мой… И одновременно не мой. Кое о чем я уже поведал: здесь нет ничего живого. Абсолютно ничего! А время остановлено. Какая-то чудовищная дыра проглотила кусок моего мира. Дома, улицы, железнодорожные составы на путях — все обездвижено. Лишь пару дней назад видел проплывающую по реке баржу. Она скрежетала днищем о дно, виляла от берега к берегу. Взобрался на борт — и тоже никого. Пытался осматриваться с крыш, чувствовал внутренний трепет. Неужели заморожена вся страна? Или вся планета?.. Чушь какая-то! Не может такого быть!..
Очень плохо сплю. Слишком уж тихо кругом. Не спасает и тиканье часов. Все чаще начинаю размышлять вслух. Хорошо, что пришла идея дневника. Пишу — и вроде бы легче. Все равно как разговариваю с кем-то, пусть даже самим собой.
День 7-й.
Об умерших говорят: безвременно ушедший. Обо мне можно было бы сказать: в безвременье ушедший. Забавно…
Решил, что стоит описывать свои злоключения подробнее. Пока пишу, возможно, в чем-нибудь разберусь. Хотя сознаюсь честно, веселого тут мало. Брожу по городу, разъезжаю на чужих машинах, вытворяю то, за что еще неделю назад привлек бы любого к ответственности. Словом, скука… Сегодня, к примеру, катался с утра на трамвае. Долго пытался сообразить почему не пропало до сих пор электричество. Если нет жизни, нет обслуживающего персонала, то откуда взяться электроэнергии? Или все до поры до времени? Текут же реки, дуют откуда-то ветра — значит, и турбины вращаются. Или чего-то я не понимаю?..
Как-то так получается, что постепенно вооружаюсь. Начал с сейфа в родном отделении, и теперь в моем распоряжении четырнадцать пистолетов системы «Макарова» и тысячи две патронов. А сегодня наведался в охотничий магазин и часа два провозился над внешней решеткой. На голосящую сирену не обращал внимания. В результате обзавелся двуствольной бескурковкой двенадцатого калибра и двумя коробками капсюлей «Жевело». Теперь буду гадать, что с ними делать. Вся моя возня оказалась напрасной, — в магазине огромные стальные шкафы, к которым не подступиться. Порох, патроны — все, по-видимому, там. Да и на кой ляд мне охотничьи дробовики, если разобраться?
День 8-й.
Сегодня покуражился вволю. Как перепивший гусар. В таких случаях говорят — слетел с резьбы. Разбил витрину винного, употребил пару бутылок каких-то «чернил». После этого и началось веселье. Ходил по улицам с мегафоном, кричал всякую блажь, по пути расстреливал из пистолета фонари. По-моему, заходил в филармонию, запустив компрессор, барабанил на органе, бренчал на арфе. Хорошая штука — музыка. Жаль, не умею играть. Но душеньку все же отвел… Да! Забыл упомянуть. Превратился в настоящего виртуоза по части взламывания замков. Увы, бродить по квартирам и магазинам — мое единственное развлечение. А что тут еще делать? На диване валяться?.. Между прочим, подобные экскурсии похлеще иных музеев и галерей. Знакомлюсь с чужой жизнью, воображаю людей, которых никогда прежде не видел. По вещам, по гардеробу, по семейным альбомам… Часто и с удовольствием слушаю магнитофонные записи. Приемники и телевизоры молчат, поэтому кассеты и пластинки — единственное, что способно усладить мой слух. Усладить… Отличное словцо! Просто шикарное!..
День 9-й.
Дважды ночевал в чужих квартирах. Превращаюсь в какого-то бродяжку. Правда, бродяжку довольно щеголеватого. Ничего не стираю, но одеваюсь, как фон-барон — в самое-самое. Да и зачем мне постоянная хата? Весь город в моем распоряжении! Весь этот город, волк его задери… Один-одинешенек плаваю в бассейнах, греюсь в саунах, в магазинах сам себе отпускаю любой товар. Возвращаться домой не хочется. Да и для чего? Все мое всегда с собой: зубная щетка (в нагрудном кармане), дневник (за поясом), оружие (в кобуре или опять же за поясом). Все прочее всегда можно найти на месте.
Потихоньку приобщаюсь к песням. Все-таки это лучше, чем думать вслух. Пою все, что знаю — от «Дубинушки» до «Все могут короли». Голосина у меня ничего. А что не вытягиваю, то пропускаю. Пробовал записываться на студии, но что-то там перепутал, чего-то подпалил. Певец я, может быть, еще туда-сюда, но электронщик липовый.
А под вечер, то бишь, это я так полагаю, что под вечер, — устроил немыслимую погоню. Накатило что-то. Или еще не оправился после вчерашнего. Померещилось, будто кто-то от меня убегает. Разумеется, начал преследование. По всем правилам Голливуда. Сначала на белой «Волге», стреляя по скатам стоящих на обочине машин, потом на джипе-иномарке. Утихомирился только когда джип ударил в ограду моста и полетел в воду. На деле познал, каков он хлебушек каскадера. Умудрился выпрыгнуть из машины в воздухе. Ободрал плечо и колено, но уцелел.
День 11-й (или 12-й, не уверен).
Сверялся с часами, прикидывал, не перепутал ли чего. Я ведь уже говорил, ночей здесь нет, и сбиться по времени проще простого. Особенно если пить. Подозреваю, что сбой уже произошел. Страшно это или нет, не знаю. В сущности, какая разница, пятница или четверг, среда или суббота?
А режим в самом деле пошел в разнос. Ночами не сплю, шляюсь по улицам. Да и какие, к дьяволу, ночи! Светло, жарко… Хоть бы что-то дрогнуло в этом застывшем царстве! Чертова ведьма! Пусть только появится. Уж я знаю, что с ней сделаю!
День 12-й.
На улице Чапаева рос тополь. Старый, огромный, метров тридцать в высоту. Листвы на нем нет, но дерево продолжает стоять. Зачем?.. Вооружился бензопилой и битый час провозился с этой махиной. Повалил прямо на проезжую часть. Верхушкой тополь успел выхлестнуть окна в Здании Контор. Стоял над ним и соображал, какого черта я все это сотворил?..
День 13-й.
В одной из квартир обнаружил книгу Дефо. Приключения Робинзона Крузо. Принялся листать и неожиданно увлекся. Самое подходящее чтиво в моем положении! Даже забыл о дневнике. Читал весь день и часть тутошней ночи. Прекратил только когда глаза покраснели, как у кролика. Замечательная книга! Я бы сказал — обстоятельная. В чем-то отчасти утешающая. Единственная разница между Робинзоном и мной — в том, что он хотел выжить и добраться до материка, я же своей задачи не представляю. Мне не надо ни созидать, ни бороться. Дикарей здесь нет, непогоды тоже. В сущности, я хозяин целого города! Если Робинзон трясся над каждой вещью, то я в состоянии разбрасывать их направо и налево. Правда, у него водилась живность, — я этим похвастать не могу. Да и все мои надежды какие-то блеклые. Я даже не знаю, в каком мире я проживаю. Возможно, это вообще чужая планета… Робинзон тешил себя тем, что строил лодку. В моей ситуации лодка не выручит. Разве что космический корабль. Или машина времени.
День 14-й.
Может быть, я спятил? Скажем, от страха?.. А что? Вполне возможно! Стоило раньше над этим задуматься. Тогда весь город — не что иное, как плод моего воображения. Как знать, может, все сумасшедшие бродят по своим собственным городам? И все, что требуется от врачей, это взять их за руку и привести в себя, в привычный мир, населенный людьми и животными. Непростая, должно быть, задачка. Все здесь настолько явственно, прямо не знаю… Можно защипать себя до полусмерти — не поможет.
С утра опять читал. Правда, уже не Робинзона, а Чехова. Бог мой! Почему я зевал от него в школе? Дураком, вероятно был… Словом, посмеялся от души. И окончательно решил, что с книгами одиночество переносится легче. Если так, у меня серьезный козырь! Тут уж я дам товарищу Крузо сто очков вперед. В моем распоряжении целые библиотеки. И частные, и государственные.
Между прочим, сегодня моя вооруженность достигла пика. Пробрался в танковую часть и, основательно перепачкавшись, ухитрился завести одну из самоходок. Ох и вертлявая же техника! Крепко помучился, прежде чем научился ездить более-менее прямо. Это вам не велосипед! Приходится смотреть в оба, чтобы не натворить бед… Здесь же, на складе, прихватил пару автоматов. Вытащил и ящик с магазинами. Набрал противогазов, дымовых шашек, прочего барахла. Боюсь, что стал подражать хозяйственному Робинзону. Хочется брать больше и больше, хотя сознаю, что это мне не нужно.
Ближе к вечеру случилось неприятное событие. Пожар в доме, в который заскочил на минуту. Честно признаюсь, перепугался до колик. Должно быть, оставил что-нибудь невыключенным. Рванул туда на случайном «Жигуленке». Успел вовремя, хотя и пришлось основательно попотеть. Достал ведра, песок. Огонь кое-как затушил, но видок у квартиры такой, что прямо хоть плачь. Со стыда натащил на это пепелище всего, что только попалось под руку: одежду, магнитофоны, деньги из сберкассы. Свалил все в кучу. Хотел даже оставить записку, но вовремя одумался.
Впредь решил быть внимательнее. Уходя, гасите свет, и все такое…
Кстати! У меня произрастает довольно-таки солидная бородка. Жаль, некому показать. С ней я другой человек. Абсолютно другой.
День 16-й.
Случай с пожаром не прошел бесследно. Начинаю играть в престранные игры. Собираю в прицеп самый различный скарб и развожу по квартирам в качестве подарков. Распределяю, так сказать. Мебель, тряпье, аппаратуру, игрушки… Соседке по лестничной площадке привез рояль. Вспомнил, что у нее дочка, решил, что пригодится. А потом долго гадал, каким макаром затащить эту громаду в квартиру. Так и оставил на улице под окнами.
Преподнес подарок и самому себе. Излазил близлежащие дома, с помощью реле времени задействовал несколько магнитофонов. В определенное время устроился в кресле на балконе и стал ждать. Когда запело и заиграло, сорвался с места, будто улицы и впрямь ожили. Так обманывает себя рыбак, представляя, что у него клюет.
Когда музыка прекратилась, расстроился, как ребенок. В мрачном настроении залез в самоходку и двинул к зданию исполкома. Есть там такие фигурные башенки по углам. Вернее, были. Расстрелял по ним, бог знает, сколько лент. Выпустил и пару снарядов. Оглох страшно. Спать завалился там же, под раскидистой акацией.
9
Пахло дымом и разлитым соусом. Громко, с обидой в голосе постанывал юбиляр. Невидимый пожар опалил ему кисть. За неимением медикаментов ограничились тем, что смазали ожог сливочным маслом и перебинтовали разорванной на полосы оконной занавеской. С огнем так или иначе справились, хотя последствия оказались более чем плачевные. Под ногами и на столе хлюпала вода, очутившиеся на полу остатки трапезы, размокнув, образовали подобие болотистой кашицы. В эту самую кашицу кто-то постоянно вставал или того гаже садился. Впрочем, худшее было позади. Огонь потушили, и Марковский строго-настрого запретил дальнейшее использование зажигалок со спичками. С его же почина все население вагона добровольно освободило карманы от курева.
— Все будет возвращено, — убеждал он. — Тотчас по прибытии.
— Куда, извиняюсь, прибытии?
— На тот свет, приятель. Куда же еще?
— Ну и шуточки у вас!..
— Но насчет сигарет это, конечно, перебор. Хоть какое развлечение в этой темени.
— А потом снова будем на ощупь тушить? Нет, уж спасибо! Я больше бегать с чайниками и кружками не буду. Итак не вагон, а свинарник уже!
— Вам-то какая разница? Все равно ничего не видно.
— Сейчас не видно, потом увидим.
— Оптимист… Надо же!..
— Послушайте, у меня предложение. Скажем, раз в несколько часов выдавать по сигаретке и организованно выходить в тамбур. Там все-таки железо кругом, ну и поможем друг другу, если что.
— Поддерживаю! Любые запреты — не от ума. Тут, может, всех радостей и осталось, как выкурить по последней…
— Начальству, мужики, виднее, — гудел Семен.
Обернувшись туда, где по его мнению находился Марковский, Федор Фомич проникновенно произнес:
— Мне кажется, есть более насущные вопросы. Кто-то предлагал разведать ближайшие, так сказать, окрестности. Так, может, обсудим предложение?
— Верно, а не разводить сигаретный треп!
— Кому треп, а кому нет…
— Все! Проехали! Поговорим о другом, — инициативу взял в руки Марковский. — Итак, задача простецкая: двое мужчин пробуют добраться до головы поезда, двое отправятся к хвосту. По дороге будем расспрашивать о случившемся всех, кого встретим.
— Кто-то еще собирался открыть окна…
— С этим пока воздержимся. Конец света, возможно, еще не наступил, но рисковать не будем.
— Надо бы проверить съестные запасы.
— И воду!..
— Вполне разумно. Просьба к нашим милым официантам заняться этим. Дима, ты слышишь?
— Слышу-то слышу, только как я потом буду отчитываться?
— Ты что, сбрендил?
— Люди, можно сказать, на краю гибели, а он тут копейки считает!..
— Дима, не зли народ! — прогнусавил Семен.
— Ладно, ладно, раскудахтались. Надо заняться — займусь.
— Вот и отлично! А теперь о разведчиках. Нас тут одиннадцать человек. Четверо отправятся в путь, семеро, таким образом, останутся в ресторане. Пять женщин и двое мужчин.
— Не двое, а один. Юбиляр — не в счет, так как раньше завтрашнего утра он не проснется.
— Вероятно. В таком случае, Дмитрий, останешься за старшего. Все наши дамы переходят под твое начало. Попробуйте навести здесь порядок, ну и проведите учет продуктов. Может статься, что едоков прибавится.
— Это еще с какой стати?
— А с такой, что вагон-ресторан обслуживает целый состав. Или ты забыл, где работаешь?
— Почему же, помню. Но чего ради разыгрывать героев? Никто не знает, сколько все это продлиться. В таких ситуациях — каждый сам за себя.
— Что ж, если ты такой умный-разумный, посоветуй своим буфетчицам высвистнуть всех нас из ресторана.
— Зачем же так сразу? Вы-то здесь с самого начала — и за обед праздничный вперед уплатили. Все законно!
— Нет, не законно, милый мой! Потому что кому-то всегда может быть хуже, и прежде всего мы — люди, соображаешь? Вот и постараемся вести себя по-людски.
Кто-то, отыскав во мгле руку Федора Фомича, с чувством пожал. Должно быть, его спутали с оратором.
— Словом, вопрос решен, — Марковский глухо прокашлялся. — Я, если не возражаете, отправлюсь с вами, Федор Фомич.
— Конечно, конечно…
— Пройдем к голове поезда, попытаемся разыскать кого-нибудь из машинистов. Наверняка они знают больше.
— Минуточку! А с кем же идти мне?
— С кем, с кем?.. Со мной, — в сипотце пришлого Семена звучало довольство.
— Но надо, вероятно, решить вопрос о старшинстве?
— Так ли это необходимо? Вас всего двое.
— Командуй, Альберт, чего там!
— Дело в том, что я, некоторым образом, не Альберт, а Павел Константинович…
— Ну вот, а я Семен!
Федор Фомич расслышал, как Марковский усмехнулся.
— Значит, договорились?
— Вроде да…
— Когда вас ждать обратно?
Это интересовалась Аллочка. Со слезами она уже справилась, и молодой голосок ее почти не дрожал.
— Разумный вопрос, — Марковский машинально взглянул на кисть и чертыхнулся. — Думаю, в полчаса уложимся. Если не произойдет нечто непредвиденное.
— Вот-вот! Может, имеет смысл забаррикадироваться?
— Пожалуй, не стоит. Закройтесь. Этого будет достаточно. Нас узнаете по голосу.
— Ну, а если подойдут чужие?
— Смотря кто чужие!
— Верно, чужие чужим рознь. Если кто-то нуждается в помощи, мы не в праве отказывать. Мда… В общем дело у вас здесь есть, занимайтесь им и не думайте о пустяках.
— Пустяки-то пустяки, но если встретите вдруг бригадира, не мешало бы у него проконсультироваться. Насчет питания и так далее. Все-таки он у нас бригадир, и директор, и профсоюзный вожак.
— Это ради бога! Если встретим, обязательно спросим. А, возможно, и сюда приведем.
С барабанным грохотом поезд пронзал тьму. Длинная металлическая змея, проглотившая сотни людей, тонны пестрого багажа, уложенного в сумки, рюкзаки, портфели и кейсы. В одном из вагонов многосуставчатого содрогающегося тела лежали в объятиях двое.
Женщина забылась в коротком сне, мужчина бодрствовал. Глядя прямо перед собой, он рассеяно улыбался и время от времени прикасался к собственному носу, как бы убеждаясь в реальности происходящего. Ни мгла, ни стрелки любимых ручных часов не светились, но это его ничуть не смущало. Незачем видеть то, что видеть неприятно. Тем более, что примерное местоположение поезда он себе представлял. Скоро могли начаться ужасные места, а посему выглядывать в окна простым смертным настоятельно не рекомендовалось. Не всякую реальность можно переварить. Для пассажиров рокового поезда проще было НЕ ВИДЕТЬ. Да и сам он не слишком возражал против всеобщей слепоты. Как ни крути, скуку заточения удалось развеять, и темнота превратила его в принца, явившись естественным обрамлением царственного образа. По-настоящему ВЗРОСЛЫМИ взрослые ощущают себя только рядом с детьми. Так было сейчас и с ним. Затюканный на съезде коллегами, он вновь возвращал себе утраченную уверенность. Слова произносились с силой, убеждавшей его самого, голос, суховатый и скучный, приоделся в бархат, в рокочущее благородство. Верно говорят, что люди не довольствуются одной логикой. Явь — это день, и, как правило, — суховата. Поэтому лучшие из сказок рассказываются всегда ночью. Звездное безъязыкое небо готово аплодировать любой фантазии. Да и сами люди, лишенные угрозы дневного разоблачения, меняются, уподобляясь детям. Податливыми лепестками разум и слух раскрываются, впитывая то, что не усваивается в светлое время суток…
В дверь осторожно постучали. Носатый принц приподнялся. Не было никаких сомнений, что в коридоре кто-то находится. Он чуть прищурился. Нет, это всего-навсего люди. Не Варгумы и не Лападанды, страна которых простиралась за окном. Двое блуждающих по вагонам мужчин… Опасаясь, что женщина может проснуться, носатый принц описал рукой в воздухе призрачный полукруг. Идиллии тем и славятся, что хрупки и не вечны. Их следует опекать. От шума и вторжения. Паутина, протянувшаяся над спальной полкой, оградила их от стука посторонних. Точнее сказать, ЕЕ оградила, — «Гамлет», разумеется, продолжал слышать все.
— … У меня такое ощущение, что пустует половина состава. Не могут же все спать!
— Они или спят или напуганы.
— Может, мы слишком деликатно стучимся?
— Не знаю… Но не устраивать же здесь бедлам.
— Тогда тронемся дальше?
— Придется…
Прослушав крохотный диалог, носатый удовлетворенно вздохнул. Люди не желают ждать, люди не могут терпеть. А ведь лучше счастливого неведения ничего нет! Что им всем, непоседам, нужно?.. Он неловко пошевелился, и женщина сонно спросила:
— Что-то случилось, милый?
— Ничего. Придворные затеяли интрижку, но стража мигом их успокоила.
— Значит все в порядке?
— В полном.
— И королевство датское спит?
— Оно почивает…
Федор Фомич сунулся было в купе, но столкнулся с Марковским.
— И здесь пусто?
— Не совсем. На багажной полке чей-то чемодан, но больше ничего.
— Странно…
— Странно другое. То, что некоторые купе заперты изнутри. Мне постоянно мерещится, что там кто-то притаился.
— Возможно. Но если они не отзываются, значит, тому есть причина?
— Наверняка есть…
— И что нам теперь делать?
— А вы забыли про наш эксперимент? Проверка наличия тоннеля и так далее. Впрочем, начнем со шпал…
— Вы тоже допускаете, что все это может быть искусной имитацией? Я имею в виду наше движение?..
— Дорогой мой Федор Фомич! В нашем положении можно допускать все что угодно. Тоннель в иномиры, террористов, обитателей Луны, Марса, Альфа-Центавра… Мы, как тот маленький крот, что выбрался на залитый солнцем пляж и зажмурился. Всюду — нечто, и при этом никакой определенности.
— Но как вы собираетесь проверить наличие шпал?
— Очень просто. Тут у меня ложка из нашего вагона-ресторана. Я привязываю ее к куску шпагата и в переходе между вагонами опускаю в какую-нибудь щель. Знаете, есть там такие справа и слева. А дальше будем следить за натяжением и прислушиваться.
— Действительно просто… Но вы уверены, что это безопасно?
— Конечно, нет! Но для того мы, черт побери, и экспериментируем! Чтобы знать — что опасно, а что нет.
— Ага… — Федор Фомич ощупал возникшее перед ним препятствие. — По-моему, это тамбур. Слева туалет, справа окно с мусорным коробом.
— Все будет возвращено, — убеждал он. — Тотчас по прибытии.
— Куда, извиняюсь, прибытии?
— На тот свет, приятель. Куда же еще?
— Ну и шуточки у вас!..
— Но насчет сигарет это, конечно, перебор. Хоть какое развлечение в этой темени.
— А потом снова будем на ощупь тушить? Нет, уж спасибо! Я больше бегать с чайниками и кружками не буду. Итак не вагон, а свинарник уже!
— Вам-то какая разница? Все равно ничего не видно.
— Сейчас не видно, потом увидим.
— Оптимист… Надо же!..
— Послушайте, у меня предложение. Скажем, раз в несколько часов выдавать по сигаретке и организованно выходить в тамбур. Там все-таки железо кругом, ну и поможем друг другу, если что.
— Поддерживаю! Любые запреты — не от ума. Тут, может, всех радостей и осталось, как выкурить по последней…
— Начальству, мужики, виднее, — гудел Семен.
Обернувшись туда, где по его мнению находился Марковский, Федор Фомич проникновенно произнес:
— Мне кажется, есть более насущные вопросы. Кто-то предлагал разведать ближайшие, так сказать, окрестности. Так, может, обсудим предложение?
— Верно, а не разводить сигаретный треп!
— Кому треп, а кому нет…
— Все! Проехали! Поговорим о другом, — инициативу взял в руки Марковский. — Итак, задача простецкая: двое мужчин пробуют добраться до головы поезда, двое отправятся к хвосту. По дороге будем расспрашивать о случившемся всех, кого встретим.
— Кто-то еще собирался открыть окна…
— С этим пока воздержимся. Конец света, возможно, еще не наступил, но рисковать не будем.
— Надо бы проверить съестные запасы.
— И воду!..
— Вполне разумно. Просьба к нашим милым официантам заняться этим. Дима, ты слышишь?
— Слышу-то слышу, только как я потом буду отчитываться?
— Ты что, сбрендил?
— Люди, можно сказать, на краю гибели, а он тут копейки считает!..
— Дима, не зли народ! — прогнусавил Семен.
— Ладно, ладно, раскудахтались. Надо заняться — займусь.
— Вот и отлично! А теперь о разведчиках. Нас тут одиннадцать человек. Четверо отправятся в путь, семеро, таким образом, останутся в ресторане. Пять женщин и двое мужчин.
— Не двое, а один. Юбиляр — не в счет, так как раньше завтрашнего утра он не проснется.
— Вероятно. В таком случае, Дмитрий, останешься за старшего. Все наши дамы переходят под твое начало. Попробуйте навести здесь порядок, ну и проведите учет продуктов. Может статься, что едоков прибавится.
— Это еще с какой стати?
— А с такой, что вагон-ресторан обслуживает целый состав. Или ты забыл, где работаешь?
— Почему же, помню. Но чего ради разыгрывать героев? Никто не знает, сколько все это продлиться. В таких ситуациях — каждый сам за себя.
— Что ж, если ты такой умный-разумный, посоветуй своим буфетчицам высвистнуть всех нас из ресторана.
— Зачем же так сразу? Вы-то здесь с самого начала — и за обед праздничный вперед уплатили. Все законно!
— Нет, не законно, милый мой! Потому что кому-то всегда может быть хуже, и прежде всего мы — люди, соображаешь? Вот и постараемся вести себя по-людски.
Кто-то, отыскав во мгле руку Федора Фомича, с чувством пожал. Должно быть, его спутали с оратором.
— Словом, вопрос решен, — Марковский глухо прокашлялся. — Я, если не возражаете, отправлюсь с вами, Федор Фомич.
— Конечно, конечно…
— Пройдем к голове поезда, попытаемся разыскать кого-нибудь из машинистов. Наверняка они знают больше.
— Минуточку! А с кем же идти мне?
— С кем, с кем?.. Со мной, — в сипотце пришлого Семена звучало довольство.
— Но надо, вероятно, решить вопрос о старшинстве?
— Так ли это необходимо? Вас всего двое.
— Командуй, Альберт, чего там!
— Дело в том, что я, некоторым образом, не Альберт, а Павел Константинович…
— Ну вот, а я Семен!
Федор Фомич расслышал, как Марковский усмехнулся.
— Значит, договорились?
— Вроде да…
— Когда вас ждать обратно?
Это интересовалась Аллочка. Со слезами она уже справилась, и молодой голосок ее почти не дрожал.
— Разумный вопрос, — Марковский машинально взглянул на кисть и чертыхнулся. — Думаю, в полчаса уложимся. Если не произойдет нечто непредвиденное.
— Вот-вот! Может, имеет смысл забаррикадироваться?
— Пожалуй, не стоит. Закройтесь. Этого будет достаточно. Нас узнаете по голосу.
— Ну, а если подойдут чужие?
— Смотря кто чужие!
— Верно, чужие чужим рознь. Если кто-то нуждается в помощи, мы не в праве отказывать. Мда… В общем дело у вас здесь есть, занимайтесь им и не думайте о пустяках.
— Пустяки-то пустяки, но если встретите вдруг бригадира, не мешало бы у него проконсультироваться. Насчет питания и так далее. Все-таки он у нас бригадир, и директор, и профсоюзный вожак.
— Это ради бога! Если встретим, обязательно спросим. А, возможно, и сюда приведем.
С барабанным грохотом поезд пронзал тьму. Длинная металлическая змея, проглотившая сотни людей, тонны пестрого багажа, уложенного в сумки, рюкзаки, портфели и кейсы. В одном из вагонов многосуставчатого содрогающегося тела лежали в объятиях двое.
Женщина забылась в коротком сне, мужчина бодрствовал. Глядя прямо перед собой, он рассеяно улыбался и время от времени прикасался к собственному носу, как бы убеждаясь в реальности происходящего. Ни мгла, ни стрелки любимых ручных часов не светились, но это его ничуть не смущало. Незачем видеть то, что видеть неприятно. Тем более, что примерное местоположение поезда он себе представлял. Скоро могли начаться ужасные места, а посему выглядывать в окна простым смертным настоятельно не рекомендовалось. Не всякую реальность можно переварить. Для пассажиров рокового поезда проще было НЕ ВИДЕТЬ. Да и сам он не слишком возражал против всеобщей слепоты. Как ни крути, скуку заточения удалось развеять, и темнота превратила его в принца, явившись естественным обрамлением царственного образа. По-настоящему ВЗРОСЛЫМИ взрослые ощущают себя только рядом с детьми. Так было сейчас и с ним. Затюканный на съезде коллегами, он вновь возвращал себе утраченную уверенность. Слова произносились с силой, убеждавшей его самого, голос, суховатый и скучный, приоделся в бархат, в рокочущее благородство. Верно говорят, что люди не довольствуются одной логикой. Явь — это день, и, как правило, — суховата. Поэтому лучшие из сказок рассказываются всегда ночью. Звездное безъязыкое небо готово аплодировать любой фантазии. Да и сами люди, лишенные угрозы дневного разоблачения, меняются, уподобляясь детям. Податливыми лепестками разум и слух раскрываются, впитывая то, что не усваивается в светлое время суток…
В дверь осторожно постучали. Носатый принц приподнялся. Не было никаких сомнений, что в коридоре кто-то находится. Он чуть прищурился. Нет, это всего-навсего люди. Не Варгумы и не Лападанды, страна которых простиралась за окном. Двое блуждающих по вагонам мужчин… Опасаясь, что женщина может проснуться, носатый принц описал рукой в воздухе призрачный полукруг. Идиллии тем и славятся, что хрупки и не вечны. Их следует опекать. От шума и вторжения. Паутина, протянувшаяся над спальной полкой, оградила их от стука посторонних. Точнее сказать, ЕЕ оградила, — «Гамлет», разумеется, продолжал слышать все.
— … У меня такое ощущение, что пустует половина состава. Не могут же все спать!
— Они или спят или напуганы.
— Может, мы слишком деликатно стучимся?
— Не знаю… Но не устраивать же здесь бедлам.
— Тогда тронемся дальше?
— Придется…
Прослушав крохотный диалог, носатый удовлетворенно вздохнул. Люди не желают ждать, люди не могут терпеть. А ведь лучше счастливого неведения ничего нет! Что им всем, непоседам, нужно?.. Он неловко пошевелился, и женщина сонно спросила:
— Что-то случилось, милый?
— Ничего. Придворные затеяли интрижку, но стража мигом их успокоила.
— Значит все в порядке?
— В полном.
— И королевство датское спит?
— Оно почивает…
Федор Фомич сунулся было в купе, но столкнулся с Марковским.
— И здесь пусто?
— Не совсем. На багажной полке чей-то чемодан, но больше ничего.
— Странно…
— Странно другое. То, что некоторые купе заперты изнутри. Мне постоянно мерещится, что там кто-то притаился.
— Возможно. Но если они не отзываются, значит, тому есть причина?
— Наверняка есть…
— И что нам теперь делать?
— А вы забыли про наш эксперимент? Проверка наличия тоннеля и так далее. Впрочем, начнем со шпал…
— Вы тоже допускаете, что все это может быть искусной имитацией? Я имею в виду наше движение?..
— Дорогой мой Федор Фомич! В нашем положении можно допускать все что угодно. Тоннель в иномиры, террористов, обитателей Луны, Марса, Альфа-Центавра… Мы, как тот маленький крот, что выбрался на залитый солнцем пляж и зажмурился. Всюду — нечто, и при этом никакой определенности.
— Но как вы собираетесь проверить наличие шпал?
— Очень просто. Тут у меня ложка из нашего вагона-ресторана. Я привязываю ее к куску шпагата и в переходе между вагонами опускаю в какую-нибудь щель. Знаете, есть там такие справа и слева. А дальше будем следить за натяжением и прислушиваться.
— Действительно просто… Но вы уверены, что это безопасно?
— Конечно, нет! Но для того мы, черт побери, и экспериментируем! Чтобы знать — что опасно, а что нет.
— Ага… — Федор Фомич ощупал возникшее перед ним препятствие. — По-моему, это тамбур. Слева туалет, справа окно с мусорным коробом.