– Ну, тогда положите мне кусочек.
   Следующие двадцать минут, наполненные гастрономическими репликами и взаимной застольной любезностью, пролетели незаметно, и Лиза, улучив момент, украдкой посмотрела на часы. Средство, брошенное в бокал Таратайкина, уже должно было начать действовать, и она решила провести небольшой эксперимент.
   Отложив вилку, Лиза аккуратно вытерла губы уголком салфетки и спросила:
   – А скажите, Кирилл Сергеевич, вы вообще сильный человек?
   Таратайкин слегка удивился, но ответил:
   – Не скажу, что очень сильный, но регулярно посещаю тренажерный зал и... Как бы сказать... Руки-ноги работают. Пресс тоже. А что?
   Лиза подалась вперед и произнесла с доверительными интонациями:
   – Если я попрошу вас кое о чем...
   – Все, что угодно, – с готовностью ответил Таратайкин.
   – Понимаете, может быть, моя просьба покажется вам несколько странной...
   – Говорите, я вас слушаю.
   В интонациях Таратайкина появилось что-то новое, и Лиза с интересом взглянула на него. Сидевший напротив ее немолодой, но и не старый еще мужчина – ему наверняка не было еще пятидесяти – внимательно смотрел на девушку, и в его глазах была готовность выполнить любой каприз.
   – Если вы сильный мужчина, а я в этом не сомневаюсь, – Лиза с уверенностью кивнула, – то не могли бы вы...
   То, о чем собиралась попросить Лиза, было явной глупостью, однако Арбуз как раз и рекомендовал ей проверить действие препарата, предложив клиенту совершить что-нибудь из ряда вон выходящее.
   Лиза глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, и произнесла:
   – Понимаете, это очень важно для меня, слишком многое зависит от этого. Вы можете прямо сейчас отжаться от пола сорок раз?
   Она приготовилась ко всему, например, к тому, что Таратайкин попросту рассмеется, или удивится, или встанет и уйдет.
   Но он лишь озабоченно поднял брови, потом прищурился и сказал:
   – За сорок не ручаюсь, но раз двадцать точно будет.
   Он спокойно поднялся с кресла и непринужденно скинул пиджак.
   Лиза представила себе, как он, побагровев, отжимается от пола под изумленными взглядами официантов, и слегка запаниковала.
   – Подождите, – торопливо сказала она, – не сейчас. Потом. Сядьте, прошу вас.
   Таратайкин пожал плечами и, снова надев пиджак, послушно сел на место.
   – Я хотела убедиться в том, что вы решительный и сильный человек, но лучше мы сделаем это в другом месте.
   – Как вам будет угодно, – ответил Таратайкин и улыбнулся.
   Увидев его улыбку, Лиза ужаснулась.
   Перед ней сидел очень хороший и добрый человек. Он ласково улыбался сидевшей напротив него девушке, и при мысли о том, что сейчас она будет подло копаться в его памяти, Лизе стало не по себе. Эта улыбка, совершенно обезоружившая ее, вовсе не была профессиональна или фальшива. Так мог бы улыбнуться Иисус Христос, глядя на гулькающего младенца.
   Лиза стиснула зубы и заставила себя вспомнить о том, кем на самом деле является тот, кто сидит в кресле напротив и доверчиво смотрит на нее.
   – Налейте мне вина, пожалуйста, – попросила она слегка севшим голосом.
   – О, конечно!
   Таратайкин, на лице которого играла слабая и очень странная улыбка, взял бутылку шампанского и стал разливать вино по бокалам.
   А Лиза в это время лихорадочно думала о том, как правильно выстроить вопросы. Кроме того, не мешало бы еще разочек удостовериться в том, что готовность выполнить ее идиотскую просьбу была вызвана именно препаратом, а не желанием Таратайкина погусарить перед ней.
   Когда бокалы были наполнены, Лиза взяла свой и, посмотрев на Таратайкина, сказала:
   – Я хочу узнать о вас больше. Это, я надеюсь, понятное желание. Женщина всегда хочет узнать о мужчине больше. Это важно для женщины. Вы готовы ответить на мои вопросы?
   – Да, конечно, – со спокойной улыбкой ответил Таратайкин.
   – Как вас зовут?
   – Таратайкин Кирилл Сергеевич.
   – Сколько вам лет?
   – Сорок семь.
   – Каков ваш месячный доход от неофициальных источников?
   – В среднем тридцать тысяч долларов, – совершенно спокойно ответил Таратайкин.
   Лиза поняла, что клиент созрел и пора переходить к операции «Федя, дичь!».
   Она помедлила секунду и спросила:
   – Кто такой Роман Меньшиков?
   – Популярный исполнитель блатного шансона, – без запинки ответил Таратайкин.
   – У него есть враги?
   – Да.
   – Кто они?
   Таратайкин открыл было рот, но промолчал.
   – Поймите, – Лиза быстро пересела на кресло, стоявшее рядом с креслом Таратайкина, – это очень важно. От этого зависят человеческие жизни. Жизни очень многих людей. Детей, женщин и стариков.
   «Боже мой, что я несу!» – пронеслось в ее голове.
   – Это вопрос жизни и смерти. Я умоляю вас!
   Она положила руку на колено Таратайкина, но, похоже, эротические возбудители отошли на второй план, потому что он совершенно не заметил этого.
   – Да, у него есть враги, – повторил Таратайкин, – один из них – очень серьезный человек.
   – Как его зовут? Прошу вас, это очень важно. Вы должны мне помочь. Помогите мне. Говорите же!
   – Его зовут Адольф Богданович Самоедов.
   – Кто он такой?
   Помедлив, Таратайкин ответил:
   – Отставной генерал-лейтенант МВД и бывший депутат Государственной думы.
   – Это его официальный статус. А кто он еще?
   Таратайкин молчал.
   – Дорогой Кирилл Сергеевич, говорите же! Ваши слова спасут жизни очень многих людей!
   Лиза поняла, что повторяется, но Таратайкин посмотрел ей в глаза и ответил:
   – Он же – бывший руководитель северо-западного регионального отделения «Воли народа».
   – Я знаю об этом, – на всякий случай сказала Лиза. – Но почему он враг Роману Меньшикову?
   – Самоедов потерял из-за Меньшикова положение, его изгнали из «Воли народа». Обычно мы не прощаем таких промахов, какие допустил Самоедов при работе с Меньшиковым, но его милостиво оставили в живых.
   – Расскажите мне о нем еще.
   – Теперь Самоедов частное лицо, но он остался при множестве прежних связей и при больших деньгах, которые получил за время работы в «Воле народа».
   – И он ненавидит Романа Меньшикова и хочет ему отомстить?
   – Да.
   – Он готов на все?
   – Абсолютно на все, – кивнул Таратайкин.
   Лиза узнала почти все, что было нужно, и дальнейшая беседа потеряла смысл, однако ей было неловко просто встать и уйти. И причиной этому была метаморфоза, произошедшая с Таратайкиным. Не зря Арбуз сказал, что клиент будет готов к помощи и сотрудничеству, а также к состраданию, переходящему в готовность разбиться в лепешку ради человека, нуждающегося в его помощи. Еще императив содействия какой-то... Под воздействием этого препарата Таратайкин превратился в совершенно другого человека, и Лизе было попросту стыдно.
   Поболтав с Таратайкиным о каких-то пустяках и задав ему еще несколько сопутствующих основной теме разговора вопросов, Лиза сказала:
   – Посмотрите на меня.
   Он послушно посмотрел на нее и улыбнулся.
   – Я вам нравлюсь?
   – Очень, – ответил Таратайкин.
   И опять Лизе стало не по себе.
   За интонации, с которыми он произнес это короткое слово, любая женщина отдала бы все, что угодно. И эти интонации были совершенно искренними.
   «Ну и препаратик!» – подумала Лиза и сказала:
   – Тогда объясните мне, где тут можно попудрить нос.
   – Секунду! – и Таратайкин, повернувшись к стоявшему в дальнем углу официанту, сделал повелительный жест.
   Официант немедленно подошел к их столику, и Таратайкин надменно произнес:
   – Проводите даму!
   Это было сказано таким тоном, что совесть Лизы тут же успокоилась.
   Перед ней снова был наглый и неприятный тип.
   Правда, всего лишь несколькими словами в доброго и на все готового человека его можно было опять превратить, но наваждение уже прошло, и Лиза, облегченно вздохнув, развратно улыбнулась ему и сказала:
   – Не скучайте тут без меня. Распорядитесь, чтобы принесли фрукты.
   После этих слов она встала, захватила со стола сумочку и вышла вслед за официантом в фойе. Дождавшись, когда за ней медленно закроется тяжелая дверь, ведущая в зал, Лиза кивнула официанту и вышла на улицу.

Глава 15
КОШМАР НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ

   Роман с отвращением оттолкнул от себя блюдо с устрицами и, посмотрев на Лизу, которая ловко вскрывала их и с видимым удовольствием отправляла в рот, сказал:
   – Ну не понимаю я, что такого в этих поганых моллюсках? Почему, спрашивается, если аристократ, то обязательно должен устрицы жрать, да еще и дюжинами? Не понимаю!
   – Ну, для некоторых слаще морковки вообще ничего нету, – ответила Лиза, ловко разделавшись с очередной устрицей и бросив пустую раковину в затейливую серебряную мисочку.
   – Что значит – слаще морковки? – возмутился Роман. – Сиживали мы за столом, сиживали, так что – не надо!
   – Сиживали они! – фыркнула Лиза. – Ты лучше скажи, что будешь делать с этим Самоедовым.
   – Пока не знаю, – вздохнул Роман. – Утро вечера мудренее. А вообще-то я хотел бы, чтобы Самоедов в соответствии со своей фамилией сожрал себя сам и этим закрыл проблему.
   – Не дождешься, – авторитетно заявила Лиза. – Налей-ка мне лучше еще этого пива.
   – Это не пиво, а эль! – ядовито заметил Роман.
   Ресторан «Мак-Лауд», в котором они сидели, располагался в центре города, в одном из старинных особняков и, по непроверенным сведениям, принадлежал какому-то фантастически богатому ирландцу.
   Мрачный зал освещался настоящими факелами, воткнутыми в специальные гнезда на стенах, но горел в них какой-то газ. Если бы там горело то же, что и четыреста лет назад, то в этом ресторане было бы не продохнуть от чада и копоти.
   В полумраке под сводами зала виднелись мощные потолочные балки, потемневшие от времени. Стены, сложенные из камня, тоже были темными, кое-где на почерневших железных кольцах, вделанных в кладку, висели толстые цепи, в тени простенков можно было увидеть рыцарские латы, старинное зазубренное оружие, от одного вида которого мороз пробегал по коже – в общем, колорит создавался специфический. Но это было таинственно и романтично.
   Кто знает, может быть, именно за этим толстым дубовым столом, наверняка привезенным из самой Англии, сидели древние британские короли, Шекспиры всякие, Гамлеты...
   Кто знает...
   Роман постучал кулаком по столу, но звук от этого был не сильнее, чем если бы он постучал по асфальту. Ничего себе столик, подумал он, окинув взглядом мощную деревянную панель толщиной сантиметров пятнадцать, сделанную, как видно, из мореного дуба и стоявшую на грубо вырезанных тумбах, изображавших когтистые и мускулистые звериные лапы. Назвать их ножками язык не поворачивался. Величины этого стола вполне хватило бы на то, чтобы уложить на него целого жареного быка, а вокруг расставить штук двадцать блюд с закусками, да еще и бутылки с элем.
   А еще на этом столе можно...
   И Роман посмотрел на Лизу.
   Почувствовав его взгляд, она оторвалась от созерцания висевшего на ближайшей стене старинного гобелена, на котором были изображены кони, рыцари и девушки. Все они были с короткими ногами, бочкообразными плотными туловищами и непропорционально большими головами. Кони ржали, рыцари красиво подбоченивались, а девушки смотрели на все это с восхищением и страхом.
   – Слушай, – сказал Роман Лизе, кивнув на гобелен, – как ты думаешь, они на самом деле были такими или это только на гобелене?
   – А что тебе не нравится?
   – Да понимаешь... – Роман потер щеку, – вот девушки тут какие-то не такие, я бы, честно говоря, от таких девушек держался подальше.
   – Вот это правильно, – одобрила его ответ Лиза, – и не только от таких, а вообще от всех.
   – Ну, это я понимаю. А ты сама стала бы хвостом вертеть перед такими парнями, как, например, вот этот, в полосатых штанах?
   Роман ткнул пальцем в одного из изображенных на гобелене воинов, и тут же понял, что жестоко промахнулся. Был этот воин, конечно, весьма корявым, приземистым и широким, лицо у него было, как у дауна, на голове странная металлическая шляпа, а на левой руке – шесть пальцев. Зато в его полосатых штанах, туго обтягивавших мощные короткие ляжки, судя по всему, скрывалось такое, чему мог бы позавидовать и конь. Плотно набитый гульфик полосатых штанов был размером с человеческую голову.
   Лиза, по-видимому, тоже обратила на это особое внимание и, оценивающе прищурившись, сказала:
   – Перед этим? Ну-у... Ты знаешь, вообще-то стала бы. Дело ведь не в полосках на штанах, а в том, что в самих штанах.
   – Так, – сказал Роман. – Может быть, мне вообще пойти погулять?
   – Да ладно, сиди себе, – засмеялась Лиза. – Вот если бы он был не нарисованный, тогда – другое дело. А так – кому он нужен? А кроме того, нарисовать-то можно все что угодно, сам знаешь.
   – Ну спасибо тебе, благодетельница, – с облегчением вздохнул Роман, – утешила. Я тут, кстати, посмотрел на этот милый столик, и мне в голову пришла неплохая мысль.
   Лиза поняла его с полуслова:
   – Да ты с ума сошел, кругом люди сидят.
   – А я и не говорю, что прямо сейчас, просто можно потом договориться с хозяином и... Ну, сама понимаешь.
   – Понимаю, – кивнула Лиза, – понимаю и поддерживаю.
   – Вот и хорошо.
   Вся посуда в этом весьма дорогом ресторане была сделана из серебра и покрыта чеканкой и резьбой. Все было увесистым и надежным. Ничто не могло разбиться или сломаться. Беря в руки вилку, Роман чувствовал себя вооруженным, а большое серебряное блюдо, на котором сиротливо лежали несколько не съеденных Лизой устриц, вполне могло послужить защитой и выдержать удар меча или алебарды.
   Роман взял со стола высокий и тяжелый серебряный сосуд с откидывающейся крышкой и наполнил серебряные рюмки темным и густым вином «Кровь рыцаря», в самом деле по цвету напоминавшим черную кровь, которая...
   ... черную кровь, которая толчками выплескивается из дырки в простреленной голове Корявого.
   Роман отодвинул свою рюмку и огляделся в поисках официанта.
   Он оказался рядом быстрее, чем Роман успел моргнуть два раза.
   – Принесите мне что-нибудь прозрачное, – сказал Роман.
   – Прошу прощения, сэр, что вы имеете в виду? – официант недоуменно, но учтиво приподнял бровь.
   Роман засмеялся и ответил:
   – Простите, я был неточен. Я имею в виду напиток. Ну, какой-нибудь джин, виски или еще что-нибудь крепкое, только чтобы это было не красного цвета.
   – Я понял вас, сэр, – официант кивнул и понизил голос: – И я скажу вам, сэр, что вы далеко не первый посетитель, которому в этой старинной обстановке вино напоминает кровь.
   Он еще раз кивнул, понимающе поджав губы, и спросил:
   – Так все-таки джин или виски, сэр?
   Роман посмотрел на Лизу, и она, взглянув на свой кубок, тоже отодвинула его и сказала:
   – Джин. Нам обоим – джин.
   – Слушаюсь, сэр.
   И они увидели удаляющуюся худую спину официанта, в которой было столько истинного британского достоинства, что его с лихвой хватило бы на всю Новгородскую область.
   – Слушай-ка, Лиза, – сказал Роман, глядя вслед официанту, – а тебе не кажется, что мы слишком расслабились?
   – Что значит – расслабились?
   – А то, что нужно действовать, а мы с тобой на африканских островах отдыхаем, в английских кабаках устриц трескаем, а в это время...
   – Милый, успокойся, – Лиза положила прохладную ладонь на его руку, – я прекрасно понимаю, что с тобой происходит.
   – Ну и что же со мной происходит? – недовольно поинтересовался Роман, не убирая, впрочем, руки.
   – А происходит с тобой вот что... – начала Лиза, но в это время официант принес квадратную серебряную флягу, которую держал в белоснежной салфетке с вышитыми по углам коронами.
   – Ваш джин, – негромко провозгласил он и, продемонстрировав флягу сначала Лизе, а потом Роману, вознамерился налить.
   – Благодарю вас, – Роман остановил его жестом, – мы сами.
   – Как вам угодно, сэр, – официант наклонил голову, показав пробор, напоминавший тонкий и ровный шрам, и поставил флягу перед Романом.
   Когда он удалился, Роман взял тяжелый серебряный сосуд в руки и стал его рассматривать.
   Фляга была покрыта тончайшей виртуозной резьбой, изображавшей охоту на оленя. Гладкошерстные собаки с длинными гибкими туловищами и вытянутыми узкими мордами мчались сквозь прихотливо ветвящиеся кусты за небольшим оленем. Олень закинул рога на спину и косился на приближавшихся собак испуганным глазом. За собаками мчались кони, на которых, судя по вычурным одеждам, сидели сэры, пэры и таны, трубившие в рожки и размахивавшие оружием. Смерть оленя была не за горами. Один из охотников на всем скаку прикладывал к губам какой-то духовой инструмент, подозрительно напоминавший бутылку. Наверное, это и есть бутылка, решил Роман, и налил в рюмки джина, от которого крепко пахло можжевельником.
   Они чокнулись, издав рюмками плывущий металлический звук, и выпили.
   Джин был что надо.
   Приятно обжигая, он проскользнул в желудок Романа, и в его груди загорелось мягкое пламя, которое согревало и возбуждало. Во рту бушевал хвойный вихрь, сразу же проникший в мозг и щекотавший за ушами. Это Роману понравилось, и он решил в скором времени повторить такую приятную процедуру.
   А вот Лиза, смело выпив свою дозу, вдруг застыла, будто ей вонзили в спину старинный английский кинжал, и уставилась на Романа расширившимися глазами, в которых тут же показались слезы.
   Она открыла рот и примерно минуту молчала, все так же глядя на Романа с выражением Цезаря, не ожидавшего такого сюрприза от старого верного Брута, потом закрыла его и тут же, снова открыв, спросила:
   – Как только вы можете пить этот скипидар?
   Роман пожал плечами и с достоинством ответил:
   – Кому – устрицы, кому – джин. Каждому, знаешь ли, свое.
   – И сколько в нем градусов?
   – Не меньше сорока семи, – ответил Роман со знанием дела.
   – Мне показалось, что все двести, – ошеломленно сказала Лиза, все еще не пришедшая в себя после напитка настоящих мужчин.
   – Это тебе не какая-нибудь женская сладенькая водичка, – весомо сказал Роман. – Ты как хочешь, а я повторю.
   – Только без меня, – с ужасом сказала Лиза.
   – Очень хорошо, мне больше достанется.
   Роман взял флягу, а Лиза подозвала официанта и попросила чего-нибудь послабее, но только опять же не красного цвета.
   Официант почтительно кивнул, потом посмотрел на Романа и подмигнул.
   Роман подмигнул в ответ и налил себе еще.
   В дальнем углу зала послышалась негромкая музыка. Посмотрев туда, Роман и Лиза увидели, что на небольшой сцене, неярко освещенной свечами, появились молодой волосатый парень с какой-то странной многострунной гитарой и высокая рыжая девушка с погремушкой в руке.
   Оба были одеты в старинную английскую одежду, во всяком случае так показалось Роману, и пели старинную английскую песню. Парень при этом играл на гитаре, а девушка трясла погремушкой в такт словам.
   Песня была о том, как молодой крестьянин отправился искать по свету счастье, а когда не нашел его нигде, то вернулся в свою деревню и узнал, что девушка, которую он любил, уже умерла. И тогда он понял, что в далеких странах счастья нет, и пошел на ее могилу. А там какой-то кустик, который вырос на могиле, спел ему голосом девушки о том, что он идиот, а она умерла от тоски по нему.
   Вот такая была грустная песня.
   Роман помрачнел, Лиза прослезилась.
   Когда песня закончилась, все стали хлопать и кричать «браво».
   Потом Роман подозвал официанта, потребовал еще джина для себя и вина для леди, а кроме того, вручил ему двести долларов и попросил передать их музыкантам.
   Гулять так гулять!

Глава 16
ВЗРЫВ В ПЕРВОМ ТАЙМЕ

   Резко сев на кровати, Роман обвел бессмысленным взглядом спальню и глубоко вздохнул.
   Он поднялся с постели и, потирая слегка занемевшую руку, подошел к музыкальному центру. Подумав немного, взял с полки лазерный диск с дирижаблем и римской цифрой «три» на обложке и засунул в проигрыватель. В массивных колонках мощностью по пятьсот ватт каждая зашипело, и квартиру сотрясли звуки Immigrant Song.
   Сразу взбодрившись, Роман подошел к окну, распахнул его и, еще раз глубоко вздохнув, но теперь уже с удовольствием, собрался было отправиться в душ, но тут зазвонил телефон.
   – Черт бы их всех побрал, – побурчал Роман и взял трубку радиотелефона: – Кто еще хочет комиссарского тела?
   – Мне твое тело ни к чему, – брюзгливо произнес Самоедов. – Слушай внимательно. Давайка теперь сыграем в другую игру. Сегодня на стадионе «Петровский» матч «Зенит» – «Эстонские метеоры». Там спрятана хорошенькая бомбочка. Придешь туда ровно к началу. Найдешь бомбочку – будешь молодец. Не найдешь – будет много дыма и мяса. Даю подсказку: хочешь похудеть – спроси меня, как.
   И Самоедов повесил трубку.
   – Сука поганая! – воскликнул Роман, бросив телефон на развороченную постель. – Когда я тебя найду, то ты, падла, пожалеешь, что родился!
   В это время телефон зазвонил снова.
   Роман схватил трубку и злобно бросил в нее:
   – Ну, что тебе еще!
   – Мне? – удивился Арбуз. – Мне ровным счетом ничего. А вот ты мне лучше скажи, вы с Лизой что – поссорились?
   – С чего ты взял?
   – Ну как с чего... Она приехала ко мне вчера поздно вечером и попросилась переночевать. Объяснять что-либо отказалась, и поэтому я уложил ее на диванчик в гостиной, а сам пошел давить морду в свою законную спальню. Утром проснулся – а ее уже нет. Вот я и спрашиваю – вы что, поссорились?
   – Странно... – Роман почесал взъерошенную голову, – мы вовсе не ссорились. Вчера мы провели вечер в ресторане «Мак-Лауд». Очень рекомендую – там ирландский колорит и прекрасный эль. Но не в этом дело. После ресторана Лиза сказала мне, что устала и хочет поехать домой. Одна. Ну, я возражать не стал, поймал ей такси и отправил домой. Если девушка хочет отдохнуть, кто ж ей станет возражать? Вот и все.
   – Ну, не знаю я ваших дел, – утомленно сказал Арбуз. – Идите оба в задницу!
   – И тебе того же, – любезно ответил Роман. – А вот скажи мне лучше, как правильно? Идите оба – это если посылаешь двух мужиков. Идите обе – если двух баб. А если бабу и мужика, то как?
   – Я точно знаю, что если одного мужика, то это будет – иди в жопу!
   И Арбуз отключился.
   Роман усмехнулся, потом подумал и набрал номер Лизы.
   Ответа не было.
   Тогда он позвонил ей на трубку – тот же результат.
   Покачав головой, он снова бросил телефон на кровать, потом посмотрел на Шныря, сидевшего у двери в кухню, и сказал:
   – Может быть, еще ты мне позвонишь с какими-нибудь приятными новостями?
   Шнырь беззвучно открыл рот, и Роман ответил:
   – Это ты пытаешься показать мне, что от голода потерял голос. Да?
   – Мяу! – ответил Шнырь.
   – Подождешь, – решительно сказал Роман. – Я все-таки сначала приму душ.
***
   Роман подъехал к стадиону «Петровский» за час до начала матча.
   Оставив машину в начале Малого проспекта Петроградской стороны, он влился в толпу, уверенно двигавшуюся к стадиону, и вдруг понял, что никогда в жизни не ходил на футбол. Да и вообще не интересовался этим видом спорта, разве что на самом высоком уровне. Например, финал кубка мира.
   Прочие состязания тоже не привлекали его, но, опять же, посмотреть, как два здоровых лба умело метелят друг друга на ринге за титул чем-пиона мира, совсем другое дело. Иногда Роман смотрел по телевизору бои без правил, под настроение можно было и прыжками с гигантского трамплина развлечься, но что ему совершенно не нравилось, так это фигурное катание и синхронное плавание.
   Однако размышлять на отвлеченные темы было некогда, потому что толпа принесла Романа ко входу на стадион, где милиция тщательно проверяла сумки и одежду болельщиков. Увидев это, Роман саркастически ухмыльнулся – знали бы они, кого на самом деле стоило бы проверить... И вообще, интересно, как Самоедов пронес на стадион бомбу?
   Выбравшись из толпы, Роман купил у спекулянта билет и направился к турникетам. Милиционер прошелся по его одежде металлодетектором и подтолкнул в сторону контролера. Тот небрежно оторвал полбилета, и Роман наконец оказался на территории стадиона. Отойдя в сторонку, он посмотрел на часы. Было десять минут третьего. До начала матча оставалось еще пятьдесят минут.
   Та-а-ак... Ну и где эта бомба?
   На трибунах ее быть не может, значит – под ними.
   Роман прошелся взглядом по трибунам, и ему стало тоскливо. В трибунах, опиравшихся на облупившиеся каменные колонны, было множество окон и дверей. Бомба наверняка спрятана в одном из помещений под трибунами, и попробуй угадать, в котором именно!
   И еще подсказка эта дурацкая – «хочешь похудеть – спроси меня, как».
   Может быть, Самоедов имел в виду какуюнибудь секцию похудения? Или фитнес-клуб? Места под трибунами было не так уж и много, но небольшой спортзал там вполне мог разместиться.
   Роман закурил и, облокотившись на парапет, попытался собраться с мыслями.
   Вокруг него сновали возбужденные фанаты, украшенные бело-синими шарфами, шапочками и прочими предметами туалета, выполненными с соблюдением зенитовской символики. От белосиних флажков рябило в глазах.
   «Вот она, толпа, – подумал Роман, – и делай с ней что хочешь. Хочешь – они разнесут стадион, хочешь – сровняют с землей американское консульство... Только умей управлять ею, и все дела. Все эти вожди – они умели. Умели и любили. Наверняка все, что они наворотили за долгую историю человечества, было продиктовано не какими-то идеями, а именно этой жаждой повелевать толпой. А музыканты эти стадионные? Шевчук тот же, Кинчев – мы, мол, вместе!»