Покрутив головой, Роман отогнал неуместные мысли о повелителях толпы и неторопливо пошел вдоль стадиона. Большинство служебных дверей, за одной из которых находилась бомба, были закрыты. Пройдя вокруг стадиона один раз, Роман начал второй обход, надеясь натолкнуться на что-то, чего он не заметил с первого раза, и тут в его кармане ожила трубка.
Даже не глядя на дисплей, Роман наверняка знал, что это Самоедов.
Поднеся трубку к уху, он спросил:
– Ну что, интересно стало?
– А ты не умничай, – ответил Самоедов, – лучше поторопись, а то ведь, сам знаешь, мясо грузовиками вывозить будут. Осталось всего пятнадцать минут.
– Как это – пятнадцать? – удивился Роман.
Посмотрев на часы, он сказал:
– Еще только двадцать минут третьего.
– Выбрось свои часы, – посоветовал Самоедов, – и поторопись.
Он отключился, а Роман, убрав трубку в карман, торопливо перевел часы.
Как бы то ни было, а спорить с террористом бесполезно. Если он говорит: осталось пятнадцать минут, значит, так оно и есть.
В какой-то момент их короткого разговора Роману страшно захотелось сказать: а я знаю, кто ты такой, понял, Самоедов? Но, понимая, что это было бы непоправимой глупостью, Роман сдержался. Пока Самоедов думает, что Роман не знает, с кем разговаривает, имеется хоть маленький, но все-таки козырь. И этот козырь мог в какой-то момент сыграть большую роль. Роман не знал еще, что это может быть за момент и какую роль сыграет козырь, но пренебрегать им не следовало.
Почти все болельщики уже заняли места на трибунах, и вокруг стадиона было пусто. Роман торопливо пошел по второму кругу, внимательно разглядывая двери. Одна из них была открыта, и над ней имелась надпись «Комната смеха».
– Вот смеху-то будет, если я не найду бомбу... – пробормотал Роман, подходя к двери, рядом с которой сидела пенсионерка, собирающая деньги за вход. У нее на груди висела табличка – «10 рублей».
– Желаете посмеяться? – устало оживилась контролерша.
– Не до смеху, – ответил Роман и заглянул в дверь.
Внутри помещения с косым потолком царила полутьма. Хотя, скорее всего, Роману это просто показалось после яркого солнечного света. Обведя взглядом ряды кривых зеркал, он собрался было повернуться и уйти, но тут заметил краем глаза силуэт худого, как палка от швабры, субъекта, колыхавшегося в одном из зеркал на фоне ярко освещенного прямоугольника двери.
Это было его отражение.
В голове вдруг всплыла рекомендация Самоедова: «хочешь похудеть – спроси меня, как».
Роман замер на секунду, потом решительно шагнул внутрь и немедленно услышал протестующий голос контролерши:
– А деньги, молодой человек?!
Отмахнувшись, Роман подошел к кривому зеркалу, установленному в грубо сколоченной деревянной раме, и заглянул за него.
На полу стоял туго набитый чем-то инкассаторский баул.
– Вы собираетсь платить? – раздалось за спиной Романа.
– Уходите немедленно! – ответил Роман, не сводя взгляда с баула.
– Я вот щас тебе уйду! Я вот щас милицию вызову, и она тебе уйдет, – пригрозила контролерша.
Роман услышал удаляющиеся шаги и присел на корточки около баула.
Внутри баула зловеще тикало.
«Хорошо хоть с часовым механизмом, а не с радиовзрывателем...» – облегченно подумал Роман и осторожно пошевелил баул рукой.
Ничего не произошло.
А если бы и произошло, то Роман наверняка ничего бы не успел заметить.
Бах – и ты уже на небесах.
А может быть, там и часики, и радио?
От такой мысли Роману стало не по себе, и он посмотрел на часы.
Без трех минут три.
– Ну, это уже слишком! – решительно сказал он и, стиснув зубы, оторвал уве систый баул от пола.
Бомба весила килограммов пятнадцать, не меньше, поэтому на улицу Роман выскочил, перекосившись на один бок. И тут же увидел контролершу и трех ментов, которые спешили к павильону кривых зеркал. Контролерша размахивала руками, указывая на Романа, а менты, запакованные в бронежилеты, кивали, и, увидев Романа, дружно закричали:
– Стоять! Лежать! Руки в гору! Брось баул!
Один из ментов воскликнул:
– У него инкассаторский баул! Это ограбление! Стой! Лежать! Стрелять буду!
– Идиоты! – закричал Роман в ответ. – Это бомба! Сейчас всем кирдык придет!
– Нашел дураков! – крикнул мент. – А ну дай сюда, а сам – руки за голову!
На Романа были направлены сразу три ствола, поэтому он бросил баул на асфальт и, заложив руки за голову, отбежал в сторону.
– Куда! – заорал мент. – Сейчас лоб зеленкой намажу! Стоять!
Двое ментов присели над баулом, а тот, который кричал громче всех, держал Романа на мушке, оглядываясь, впрочем, на своих не к месту любопытных коллег.
Один из них взялся за замок баула, и, увидев это, Роман бросился на землю и, перекатившись, скрылся за массивным основанием высокого флагштока, на котором реял зенитовский флаг.
– Куда, бля?! Убью! – взревел мент.
Но ему не суждено было выполнить свое грозное обещание.
Над стадионом раздался громовой удар.
Он совсем не походил на тот красивый и романтичный звук взрыва, который можно услышать в любом приключенческом фильме. Просто чудовищно громкий удар, будто великан ростом с гору ударил кулаком по огромному столу. Над Романом, скрючившимся за бетонным блоком, пронесся вихрь, будто тот же великан махнул огромным веником, и, посмотрев вверх, Роман увидел плывущие по небу ошметки.
Это было все, что осталось от ментов и контролерши.
Встав, Роман посмотрел на закопченное пятно в месте взрыва и решил, что пора делать ноги. Задание Самоедова выполнено, и теперь его присутствие здесь будет совершенно лишним. Забежав под колоннаду, Роман прижался к стене, и вовремя – из-за угла выбежали менты. Но, к счастью, из дверей тоже повыскакивал всякий народ, и Роману удалось благополучно смешаться с толпой. Старательно придав лицу то же испуганное выражение, что и у остальных, он торопливо направился к выходу. Над стадионом висел непрекращающийся вопль, и Роман не мог понять, то ли футболисты так радуют болельщиков, то ли это звуки страха и паники.
Добравшись до машины, Роман сел за руль и, отъехав от стадиона на несколько кварталов, остановился. Заглушив двигатель, он закурил, потом достал телефон и, положив его на сиденье, стал ждать.
Через несколько минут телефон ожил, и на дисплее высветилась вереница нулей. Роман усмехнулся и, глядя на телефон, глубоко затянулся. Телефон звонил, но Роман не отвечал. Наконец звонков через пятнадцать он сжалился и, поднеся трубку к уху, произнес:
– Преисподняя слушает.
– Ты, козел! – в голосе Самоедова было явное облегчение. – Ты такие шуточки брось, а то они тебе дорого обойдутся! Я уже думал, что ты взлетел на воздух. А это мне совершенно не нужно, потому что... Сейчас сам поймешь. Слушай последнее задание, и поверь мне, ты наизнанку вывернешься, чтобы его выполнить.
В трубке раздались шорохи, и голос Лизы произнес:
– Ромка, найди его и убей!
Раздался звук пощечины, потом в трубке снова зашуршало, и Самоедов сказал:
– Понял? Убить меня – это тебе слабо, а вот найти придется. Тут твоя краля совершенно права. Кстати сказать, пистолетик-то у нее хоть куда, позолоченный, но только он такой тяжелый, что она его выронила, когда доставала. Значит, найдешь меня за двенадцать часов – получишь свою девку. Не найдешь – получишь ее сиськи в полиэтиленовом мешке. И на этот раз без подсказок.
Трубка умолкла, и Роман, ошарашенно уставившись на дисплей, шевелил губами, беззвучно произнося матерные слова.
– Значит, вот так решил, – произнес он вслух, – значит, так... Ну, ладно.
Набирая номер Арбуза, Роман повторял:
– Ладненько... Значит, вот так вот... Хорошо, паскуда. Найти тебя? Найдем. И убивать не будем, это ты правильно сообразил. Мы тебе лучше сделаем... Гораздо лучше.
Когда Арбуз снял трубку, Роман без приветствия спросил:
– Где твой пистолет?
– Вот и я думаю – где? – удивленно ответил Арбуз.
– Сейчас я к тебе приеду и все расскажу. Жди.
Глава 17
Глава 18
Даже не глядя на дисплей, Роман наверняка знал, что это Самоедов.
Поднеся трубку к уху, он спросил:
– Ну что, интересно стало?
– А ты не умничай, – ответил Самоедов, – лучше поторопись, а то ведь, сам знаешь, мясо грузовиками вывозить будут. Осталось всего пятнадцать минут.
– Как это – пятнадцать? – удивился Роман.
Посмотрев на часы, он сказал:
– Еще только двадцать минут третьего.
– Выбрось свои часы, – посоветовал Самоедов, – и поторопись.
Он отключился, а Роман, убрав трубку в карман, торопливо перевел часы.
Как бы то ни было, а спорить с террористом бесполезно. Если он говорит: осталось пятнадцать минут, значит, так оно и есть.
В какой-то момент их короткого разговора Роману страшно захотелось сказать: а я знаю, кто ты такой, понял, Самоедов? Но, понимая, что это было бы непоправимой глупостью, Роман сдержался. Пока Самоедов думает, что Роман не знает, с кем разговаривает, имеется хоть маленький, но все-таки козырь. И этот козырь мог в какой-то момент сыграть большую роль. Роман не знал еще, что это может быть за момент и какую роль сыграет козырь, но пренебрегать им не следовало.
Почти все болельщики уже заняли места на трибунах, и вокруг стадиона было пусто. Роман торопливо пошел по второму кругу, внимательно разглядывая двери. Одна из них была открыта, и над ней имелась надпись «Комната смеха».
– Вот смеху-то будет, если я не найду бомбу... – пробормотал Роман, подходя к двери, рядом с которой сидела пенсионерка, собирающая деньги за вход. У нее на груди висела табличка – «10 рублей».
– Желаете посмеяться? – устало оживилась контролерша.
– Не до смеху, – ответил Роман и заглянул в дверь.
Внутри помещения с косым потолком царила полутьма. Хотя, скорее всего, Роману это просто показалось после яркого солнечного света. Обведя взглядом ряды кривых зеркал, он собрался было повернуться и уйти, но тут заметил краем глаза силуэт худого, как палка от швабры, субъекта, колыхавшегося в одном из зеркал на фоне ярко освещенного прямоугольника двери.
Это было его отражение.
В голове вдруг всплыла рекомендация Самоедова: «хочешь похудеть – спроси меня, как».
Роман замер на секунду, потом решительно шагнул внутрь и немедленно услышал протестующий голос контролерши:
– А деньги, молодой человек?!
Отмахнувшись, Роман подошел к кривому зеркалу, установленному в грубо сколоченной деревянной раме, и заглянул за него.
На полу стоял туго набитый чем-то инкассаторский баул.
– Вы собираетсь платить? – раздалось за спиной Романа.
– Уходите немедленно! – ответил Роман, не сводя взгляда с баула.
– Я вот щас тебе уйду! Я вот щас милицию вызову, и она тебе уйдет, – пригрозила контролерша.
Роман услышал удаляющиеся шаги и присел на корточки около баула.
Внутри баула зловеще тикало.
«Хорошо хоть с часовым механизмом, а не с радиовзрывателем...» – облегченно подумал Роман и осторожно пошевелил баул рукой.
Ничего не произошло.
А если бы и произошло, то Роман наверняка ничего бы не успел заметить.
Бах – и ты уже на небесах.
А может быть, там и часики, и радио?
От такой мысли Роману стало не по себе, и он посмотрел на часы.
Без трех минут три.
– Ну, это уже слишком! – решительно сказал он и, стиснув зубы, оторвал уве систый баул от пола.
Бомба весила килограммов пятнадцать, не меньше, поэтому на улицу Роман выскочил, перекосившись на один бок. И тут же увидел контролершу и трех ментов, которые спешили к павильону кривых зеркал. Контролерша размахивала руками, указывая на Романа, а менты, запакованные в бронежилеты, кивали, и, увидев Романа, дружно закричали:
– Стоять! Лежать! Руки в гору! Брось баул!
Один из ментов воскликнул:
– У него инкассаторский баул! Это ограбление! Стой! Лежать! Стрелять буду!
– Идиоты! – закричал Роман в ответ. – Это бомба! Сейчас всем кирдык придет!
– Нашел дураков! – крикнул мент. – А ну дай сюда, а сам – руки за голову!
На Романа были направлены сразу три ствола, поэтому он бросил баул на асфальт и, заложив руки за голову, отбежал в сторону.
– Куда! – заорал мент. – Сейчас лоб зеленкой намажу! Стоять!
Двое ментов присели над баулом, а тот, который кричал громче всех, держал Романа на мушке, оглядываясь, впрочем, на своих не к месту любопытных коллег.
Один из них взялся за замок баула, и, увидев это, Роман бросился на землю и, перекатившись, скрылся за массивным основанием высокого флагштока, на котором реял зенитовский флаг.
– Куда, бля?! Убью! – взревел мент.
Но ему не суждено было выполнить свое грозное обещание.
Над стадионом раздался громовой удар.
Он совсем не походил на тот красивый и романтичный звук взрыва, который можно услышать в любом приключенческом фильме. Просто чудовищно громкий удар, будто великан ростом с гору ударил кулаком по огромному столу. Над Романом, скрючившимся за бетонным блоком, пронесся вихрь, будто тот же великан махнул огромным веником, и, посмотрев вверх, Роман увидел плывущие по небу ошметки.
Это было все, что осталось от ментов и контролерши.
Встав, Роман посмотрел на закопченное пятно в месте взрыва и решил, что пора делать ноги. Задание Самоедова выполнено, и теперь его присутствие здесь будет совершенно лишним. Забежав под колоннаду, Роман прижался к стене, и вовремя – из-за угла выбежали менты. Но, к счастью, из дверей тоже повыскакивал всякий народ, и Роману удалось благополучно смешаться с толпой. Старательно придав лицу то же испуганное выражение, что и у остальных, он торопливо направился к выходу. Над стадионом висел непрекращающийся вопль, и Роман не мог понять, то ли футболисты так радуют болельщиков, то ли это звуки страха и паники.
Добравшись до машины, Роман сел за руль и, отъехав от стадиона на несколько кварталов, остановился. Заглушив двигатель, он закурил, потом достал телефон и, положив его на сиденье, стал ждать.
Через несколько минут телефон ожил, и на дисплее высветилась вереница нулей. Роман усмехнулся и, глядя на телефон, глубоко затянулся. Телефон звонил, но Роман не отвечал. Наконец звонков через пятнадцать он сжалился и, поднеся трубку к уху, произнес:
– Преисподняя слушает.
– Ты, козел! – в голосе Самоедова было явное облегчение. – Ты такие шуточки брось, а то они тебе дорого обойдутся! Я уже думал, что ты взлетел на воздух. А это мне совершенно не нужно, потому что... Сейчас сам поймешь. Слушай последнее задание, и поверь мне, ты наизнанку вывернешься, чтобы его выполнить.
В трубке раздались шорохи, и голос Лизы произнес:
– Ромка, найди его и убей!
Раздался звук пощечины, потом в трубке снова зашуршало, и Самоедов сказал:
– Понял? Убить меня – это тебе слабо, а вот найти придется. Тут твоя краля совершенно права. Кстати сказать, пистолетик-то у нее хоть куда, позолоченный, но только он такой тяжелый, что она его выронила, когда доставала. Значит, найдешь меня за двенадцать часов – получишь свою девку. Не найдешь – получишь ее сиськи в полиэтиленовом мешке. И на этот раз без подсказок.
Трубка умолкла, и Роман, ошарашенно уставившись на дисплей, шевелил губами, беззвучно произнося матерные слова.
– Значит, вот так решил, – произнес он вслух, – значит, так... Ну, ладно.
Набирая номер Арбуза, Роман повторял:
– Ладненько... Значит, вот так вот... Хорошо, паскуда. Найти тебя? Найдем. И убивать не будем, это ты правильно сообразил. Мы тебе лучше сделаем... Гораздо лучше.
Когда Арбуз снял трубку, Роман без приветствия спросил:
– Где твой пистолет?
– Вот и я думаю – где? – удивленно ответил Арбуз.
– Сейчас я к тебе приеду и все расскажу. Жди.
Глава 17
ДОПРОС СО СТРАСТЬЮ
Лиза сидела в кресле, откинувшись на подголовник и закрыв глаза.
По ее подбородку стекала струйка крови, белая шелковая блузка была разорвана до пояса, и Самоедов с вожделением смотрел на обнаженную загорелую грудь Лизы, туго привязанной к большому офисному креслу.
– Да-а-а... Баба хоть куда...
Самоедов соскочил со стола, на котором сидел, и подошел к Лизе вплотную.
– Вот ты мне все расскажешь, потом я тебя оттарабаню во все дыры, а потом... А потом – посмотрим. Но обещаю тебе: то, что будет потом, не понравится тебе еще больше.
Он повернулся к Лизе спиной и, подойдя к столу, закурил.
Глубоко затянувшись, он снова подошел к Лизе и выпустил дым ей в лицо.
– И ведь как ты, сука, ко мне подъехала! – он усмехнулся. – А я и рад, перья распустил...
Самоедов взял стоявший у стенки стул, поставил его спинкой вперед напротив Лизы и уселся на стул верхом. Положив руки на спинку, он оперся на них подбородком и задумался.
Он хотел выяснить, что полезного Лиза может рассказать о Романе и вообще чем все это пахнет. И для этого он был готов на все, и ему было интересно узнать, что же он услышит, когда заставит эту красивую суку говорить. А в том, что он сможет развязать ей язык, он не сомневался ни секунды.
– Ну что же, – сказал Самоедов, решившись наконец начать допрос, – время пришло. Я не буду тебя ни о чем спрашивать, потому что ты сама прекрасно знаешь, что меня интересует. А для того, чтобы ты начала рассказывать об интересующих меня вещах, я сам расскажу тебе, что буду делать для того, чтобы ты стала разговорчивой.
– Дай сигарету, жаба, – сказала Лиза, презрительно глядя на Самоедова.
Он удивленно поднял брови и, улыбнувшись, заметил:
– А как же «вы», а как же «сударь» и прочее?
– Обойдешься.
– Что ж... Это упрощает дело. Пытать женщину из высшего общества, может быть, и занятно, но такую... Такую – проще. А сигарету я, конечно же, дам.
Он достал из кармана сигареты, прикурил одну и сунул в губы Лизы огоньком вперед. Лиза дернулась и отвернулась, насколько позволял скотч, обмотанный вокруг ее шеи.
– Ах, простите, ошибся! – воскликнул Самоедов, перевернул сигарету и вставил ее Лизе в рот. – Я вас не обжег?
Она презрительно посмотрела на него и глубоко затянулась.
Пока Лиза курила, пепел падал ей на ноги, и Самоедов следил за тем, как серые невесомые комочки скатывались на ее гладкие бедра, едва прикрытые и без того короткой, а теперь, после возни с привязыванием к креслу, высоко задранной белой юбкой.
Докурив сигарету до самого фильтра, Лиза выплюнула окурок, и Самоедов, проследив за тем, как он закатился под стол, сказал:
– Это тебе не идет. Впрочем, скоро тебе мало что пойдет.
И вдруг, подавшись к ней, заорал:
– Ты что, курва, о себе думаешь? Сука!
И, так же неожиданно успокоившись, усмехнулся и сказал:
– Посмотри на свои гладкие ухоженные ногти. Я вырву их плоскогубцами, и ты будешь всю оставшуюся жизнь прятать свои изящные пальчики. Это, конечно, если они успеют зажить до того, как ты превратишься в холодное гнилое мясо. А еще...
Он посмотрел на ее грудь.
– А еще я возьму кусачки и откушу твои соски. Твои прекрасные крупные и твердые соски. Как, нравится?
– Нет, не очень. А ты сам собираешься делать это? Не стошнит?
– Не стошнит. А если стошнит, то позову кое-кого из своих... сотрудников. Некоторые любят такое.
– А самому, значит, слабо, – разочарованно протянула Лиза.
– Ну и слабо, – согласился Самоедов. – Только для тебя от этого ничего не меняется. А еще... Ты знаешь, что значит – осквернить рану?
– Пока не знаю, хотя слышала это выражение.
– Так я тебе расскажу, – кивнул Самоедов и, достав сигареты, закурил. – Это когда грязный бандит всаживает тебе в бок нож, а потом, вынув его, начинает трахать тебя в эту дырку. В горяченькую и мокренькую. Сечешь?
– Ага. Так меня еще не трахали.
– Могу устроить.
– А что еще можешь, кроме этого?
– Я много чего могу. Но в первую очередь тебя будут трахать до тех пор, пока у тебя матка через рот не вылезет. Это – точно.
– Так меня тоже еще не трахали.
– Уверяю тебя, это не так приятно даже для нимфоманки. Первые несколько часов ты, может быть, еще сможешь получать удовольствие. Но потом начнется кое-что другое. А часиков через тридцать... Ну, сама увидишь.
Лиза посмотрела на Самоедова и сказала:
– Дай еще сигарету.
– Да сколько угодно! – ответил он и вставил ей в губы прикуренную сигарету, но на этот раз уже без фокусов.
Прищурившись от дыма, попавшего в глаз, Лиза задрала голову, выпустила дым в потолок и спросила:
– Хорошо. А если я расскажу тебе все, что тогда? Ты меня отпустишь?
– Не знаю. А что – ты уже готова рассказать? А как же партизанская твердость, а как же это, как его... «умираю, но не сдаюсь»?
– Ты знаешь, Самоедов, – Лиза впервые назвала его так, – все бы ничего, но вот соски... Понимаешь, я очень люблю ходить в футболке и без лифчика. И чтобы соски торчали. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил Самоедов и уставился на ее соски, – очень даже понимаю. И одобряю.
– Но то, что я скажу, изменит твои планы, очень сильно изменит.
– О-о-о... Я слышу в твоих словах угрозу, – улыбнулся Самоедов. – Это уже интересно. Ты хоть понимаешь, что сейчас ты, как говорят злодеи в кино, в моих руках?
– Конечно, понимаю. А ты понимаешь, что в твоих руках может оказаться ядовитая змея или, например, граната с выдернутой чекой!
– Ого! Это как понимать?
– Сейчас поймешь. Ты хотел узнать все? Сейчас узнаешь. Принеси пива.
– Что-о? А устриц тебе не хочется?
– Сейчас – нет. Давай шевелись. Ты хотел разговора – ты его получишь. Считай, что ты меня уговорил. Или – испугал. Это как тебе больше нравится.
Самоедов изумленно покрутил головой, но обернулся к двери и крикнул:
– Фантомас!
Дверь открылась, и на пороге показался человек, полностью соответствовавший этому прозвищу. У него не было ни прически, ни бровей, ни ресниц, и если бы его выкрасили в зеленый цвет, он стал бы вылитым Фантомасом, но раза в два помощнее.
– Принеси пива.
Фатомас молча кивнул и ушел.
– Освободи мне руки, – потребовала Лиза.
– А больше ты ничего не хочешь? – ехидно поинтересовался Самоедов.
– Ты что – боишься меня? У тебя же тут полный дом вооруженных бандитов, а я – всего лишь слабая женщина.
– Знаем мы таких слабых женщин, – недовольно пробурчал Самоедов, но все же взял из канцелярского набора, стоявшего на офисном столе, небольшой ножичек и разрезал скотч на руках Лизы.
С треском отодрав руку от кресла, она немедленно всунула палец в ухо и стала яростно чесать его. При этом она бормотала:
– Ни хрена-то ты не понимаешь в пытках. Все тебе – щипцы, мясо, ногти... Вот китайцы – молодцы. Таракана в ухо, и все дела. А ты – мясник, вот ты кто.
Самоедов с удивлением и интересом уставился на Лизу, чувствуя, что она все-таки нравится ему. В это время за его спиной открылась дверь, и прозвучал хриплый голос Фантомаса:
– Я пиво принес.
– Поставь на стол, – сказал Самоедов, не поворачиваясь.
Фантомас поставил поднос с пивом и стаканами на стол, бросил жадный взгляд на задорно прыгавшую в такт чесательным движениям обнаженную грудь Лизы и вышел, закрыв за собой дверь.
Наконец Лиза закончила чесаться и сказала:
– Ты лопух, Самоедов. Оно чесалось уже полчаса. И через какие-нибудь десять минут я и так рассказала бы тебе все. Без всяких пыток, только за возможность почесаться. Давай наливай.
Налив пиво в стакан и протянув его Лизе, Самоедов развернул стул в нормальное положение и удобно уселся на него.
– Ну, я слушаю тебя, – сказал он и приложился к пиву.
Лиза опустошила свой стакан, деликатно рыгнула и, взглянув на Самоедова, сказала:
– А говорить-то особенно и нечего. Ты, я вижу приготовился слушать двухчасовую исповедь... Расслабся. Ничего такого не будет.
И она протянула Самоедову пустой стакан.
Он послушно наполнил его, и Лиза, сделав глоток, сказала:
– Все очень просто. Ты хочешь отомстить Роману, но он теперь знает, кто стоит за всеми его неприятностями. А у Романа отличные друзья, и друзья эти вовсе не на помойке найдены. Ты себя, наверное, крутым считаешь, так вот они покруче тебя будут. Не веришь – убедишься. Ты думал, что ты, оставаясь инкогнито, охотишься за артистиком, развлекаешься, а он, поверь мне, очень серьезный человек и, если будет нужно, убьет тебя собственными руками. Вот, собственно, и все.
Самоедов помолчал, потом на его лице отразилась решимость, и он, глядя Лизе в глаза, сказал:
– Понятно. Все понятно. Я оказался перед достойным противником... Что ж, это даже интересно.
Он с силой потер ладонями лицо и снова посмотрел на Лизу:
– Теперь ты будешь у меня в заложницах. И я не посмотрю на то, какая ты красивая да изящная, какая ты умная и какой у тебя высокий полет. Я изуродую тебя, как бог черепаху, и отпущу. И весь остаток жизни ты будешь корчиться, как раздавленная лягушка. Ты мне веришь?
И он приблизил лицо к глазам Лизы, прикоснувшись носом к ее носу.
Она увидела в его зрачках жестокость и... и страх.
– Верю, – ответила она.
– Верь, – кивнул Самоедов и отодвинулся.
Он встал, повернулся к Лизе спиной и громко позвал:
– Фантомас!
Фантомас тут же появился на пороге.
– Отвезите эту девку в Лупполово и охраняйте. Если что – можете ее трахнуть как хотите. Я скоро приеду туда сам.
Он повернулся к Лизе и закончил:
– Нравится?
– Нравится. Вы понесете меня вместе с креслом или все-таки освободите?
Самоедов хмыкнул и, взяв со стола канцелярский ножичек, разрезал скотч.
Лиза отодралась от кресла и встала. Подойдя к Самоедову, она с силой наступила высоким и острым каблуком ему на ногу и сказала:
– Это тебе за сигарету.
Самоедов сморщился от боли, но не убрал ногу.
А через минуту, глядя, как ее уводят трое здоровенных братков, он усмехнулся и пробормотал.
– А все-таки ничего бабенка у певца...
Когда Лизу увели, Самоедов уселся в то самое кресло, к которому только что была привязана Лиза, закурил тонкую коричневую сигарку и, выпустив дым в потолок, задумался.
Как же она смогла найти его?
Ответить на этот вопрос, а он был первым из тех, которые Самоедов задал привязанной к креслу девушке, она отказалась наотрез. Он не стал настаивать, но теперь снова вернулся к этому вопросу и ответа не находил.
Если бы он знал, что Таратайкин, кроме всего прочего, рассказал Лизе о том, где именно Самоедов с регулярностью человека, тщательно следящего за своим здоровьем, совершает ежедневную утреннюю пробежку...
Утром, позвонив Роману и дав ему инструкцию насчет бомбы на стадионе, Самоедов надел спортивный костюм и, спустившись по широкой лестнице пешком, кивнул консьержу и направился в Сосновку. В этом парке он бегал уже восемь лет и, будучи человеком суеверным, не отказывался от ежедневных пробежек не только из соображений спорта и здоровья, но также и от непонятно откуда возникшей уверенности в том, что у него все будет хорошо до тех пор, пока он по утрам отдает дань свежему воздуху и движению.
Подойдя к входу в парк, он увидел «Мерседес», перед открытым капотом которого в глубокой задумчивости стояла красивая темноволосая девушка в белой блузке и белой же короткой юбке. Увидев Самоедова, она с надеждой посмотрела на него и сказала:
– Может быть, вы поможете... Я совершенно ничего не понимаю.
Она растерянно развела руками, и Самоедов, расправив плечи, подошел к «Мерседесу».
Теперь, вспоминая то, как Лиза зацепила его, он только усмехался, понимая, что видел этот способ знакомства тысячу раз в комедийных и детективных фильмах, но тогда, у ворот, ведущих в Сосновку, гормоны ударили ему в голову, пробежка стала не такой уж и обязательной, и через час они с Лизой уже сидели в открытом ресторанчике, располагавшемся в той же Сосновке, и мило беседовали о пустяках.
Но еще через пятнадцать минут, когда Лиза, извинившись перед Самоедовым, удалилась, он, бросив случайный взгляд на лежавший на столе телефон, принадлежавший молодой красавице, на которую Самоедов уже имел весьма серьезные постельные виды, почувствовал, как холодная волна пробежала по его спине.
На дисплее в разделе «непринятые звонки» было написано «Роман Меньшиков».
И номер телефона, того самого, по которому полтора часа назад Самоедов давал Роману подсказку, как найти бомбу.
– Вот как... – прошептал он, – вот оно как...
Бросив взгляд в сторону небольшого двухдверного строения, в котором скрылась Лиза, он пробормотал:
– Ладно. Так будет еще интереснее.
Когда Лиза вернулась из мест общего пользования, Самоедов сказал:
– Мне только что позвонили по службе, и я должен срочно посетить одну организацию. Но это ненадолго, минут на пять, мне всего лишь нужно подписать важную бумагу, а потом мы можем продолжить наше знакомство. Кстати сказать, могу предложить вам весьма необычное развлечение. Какое именно – сюрприз. Но уверяю вас, впечатления будут незабываемые. Согласны?
– Конечно, – улыбнулась Лиза. – У меня сегодня свободный день, так что...
– Решено!
Самоедов встал и, небрежно бросив на стол тысячную купюру, посмотрел на Лизу:
– Ну что, поехали?
– Поехали, – Лиза тоже встала и, взяв со стола свой телефон, положила его в сумочку.
– Только... – Самоедов нахмурился, – давайте доедем до моей машины и пересядем в нее.
– Вы боитесь доверять свою жизнь женщине? – Лиза с усмешкой посмотрела на него.
– Нет, – Самоедов улыбнулся, – но я привык ездить быстро... И лично управлять машиной. Привычка руководителя, знаете ли.
– Согласна, – Лиза кивнула.
– Вот и хорошо.
Самоедов сделал шаг в сторону и радушно повел рукой в сторону выхода из парка, пропуская Лизу вперед.
Они быстро доехали до платной стоянки, где стояла «Фронтера» Самоедова, пересели в нее и через десять минут подъехали к невзрачному пятиэтажному дому, стоявшему на пустынной улице в ряду таких же унылых нежилых строений.
Лиза подняла бровь и, посмотрев на Самоедова, который уже взялся за ручку двери, спросила:
– Что-то не похоже, что здесь имеется какая-то организация, в которой подписывают какие-то бумаги.
Самоедов посмотрел на нее, потом оглянулся назад, в ту сторону, откуда они только что приехали, затем бросил быстрый взгляд вперед и, убедившись, что в пределах видимости никого нет, ответил:
– Точно. Так оно и есть. Вы совершенно правы. Но это место как нельзя более подходит для того, чтобы задать вам один вопрос.
– Какой же? – поинтересовалась Лиза, незаметно расстегивая сумочку, в которой лежал здоровенный позолоченный «Магнум», который она этой ночью стащила у Арбуза.
– А вот такой, – Самоедов резко подался к ней: – Зачем вы звонили сегодня утром Роману Меньшикову?
– Зачем? – Лиза прищурилась. – А вот зачем!
И она попыталась выхватить пистолет из сумочки.
Но «Магнум» зацепился мушкой за молнию, и Лиза выронила его на пол машины. Самоедов удивленно посмотрел на пистолет, потом схватил Лизу за волосы и, резко притянув ее к себе, раздельно произнес:
– Ну вот все и выяснилось. А насчет того, что тут за фирма, так я тебе отвечу. Тут моя фирма. И она очень широкого профиля. Сама увидишь.
Через десять минут Лиза сидела, примотанная к креслу широким строительным скотчем, а братки, которые давно уже служили Самоедову, но больше за страх, чем за совесть, бродили с оружием в руках по расселенному зданию, на котором все же была табличка, очень скромная и поэтому почти незаметная:
«Частное предприятие „Арнаут“.
И еще одна:
«Объект охраняется УВД».
По ее подбородку стекала струйка крови, белая шелковая блузка была разорвана до пояса, и Самоедов с вожделением смотрел на обнаженную загорелую грудь Лизы, туго привязанной к большому офисному креслу.
– Да-а-а... Баба хоть куда...
Самоедов соскочил со стола, на котором сидел, и подошел к Лизе вплотную.
– Вот ты мне все расскажешь, потом я тебя оттарабаню во все дыры, а потом... А потом – посмотрим. Но обещаю тебе: то, что будет потом, не понравится тебе еще больше.
Он повернулся к Лизе спиной и, подойдя к столу, закурил.
Глубоко затянувшись, он снова подошел к Лизе и выпустил дым ей в лицо.
– И ведь как ты, сука, ко мне подъехала! – он усмехнулся. – А я и рад, перья распустил...
Самоедов взял стоявший у стенки стул, поставил его спинкой вперед напротив Лизы и уселся на стул верхом. Положив руки на спинку, он оперся на них подбородком и задумался.
Он хотел выяснить, что полезного Лиза может рассказать о Романе и вообще чем все это пахнет. И для этого он был готов на все, и ему было интересно узнать, что же он услышит, когда заставит эту красивую суку говорить. А в том, что он сможет развязать ей язык, он не сомневался ни секунды.
– Ну что же, – сказал Самоедов, решившись наконец начать допрос, – время пришло. Я не буду тебя ни о чем спрашивать, потому что ты сама прекрасно знаешь, что меня интересует. А для того, чтобы ты начала рассказывать об интересующих меня вещах, я сам расскажу тебе, что буду делать для того, чтобы ты стала разговорчивой.
– Дай сигарету, жаба, – сказала Лиза, презрительно глядя на Самоедова.
Он удивленно поднял брови и, улыбнувшись, заметил:
– А как же «вы», а как же «сударь» и прочее?
– Обойдешься.
– Что ж... Это упрощает дело. Пытать женщину из высшего общества, может быть, и занятно, но такую... Такую – проще. А сигарету я, конечно же, дам.
Он достал из кармана сигареты, прикурил одну и сунул в губы Лизы огоньком вперед. Лиза дернулась и отвернулась, насколько позволял скотч, обмотанный вокруг ее шеи.
– Ах, простите, ошибся! – воскликнул Самоедов, перевернул сигарету и вставил ее Лизе в рот. – Я вас не обжег?
Она презрительно посмотрела на него и глубоко затянулась.
Пока Лиза курила, пепел падал ей на ноги, и Самоедов следил за тем, как серые невесомые комочки скатывались на ее гладкие бедра, едва прикрытые и без того короткой, а теперь, после возни с привязыванием к креслу, высоко задранной белой юбкой.
Докурив сигарету до самого фильтра, Лиза выплюнула окурок, и Самоедов, проследив за тем, как он закатился под стол, сказал:
– Это тебе не идет. Впрочем, скоро тебе мало что пойдет.
И вдруг, подавшись к ней, заорал:
– Ты что, курва, о себе думаешь? Сука!
И, так же неожиданно успокоившись, усмехнулся и сказал:
– Посмотри на свои гладкие ухоженные ногти. Я вырву их плоскогубцами, и ты будешь всю оставшуюся жизнь прятать свои изящные пальчики. Это, конечно, если они успеют зажить до того, как ты превратишься в холодное гнилое мясо. А еще...
Он посмотрел на ее грудь.
– А еще я возьму кусачки и откушу твои соски. Твои прекрасные крупные и твердые соски. Как, нравится?
– Нет, не очень. А ты сам собираешься делать это? Не стошнит?
– Не стошнит. А если стошнит, то позову кое-кого из своих... сотрудников. Некоторые любят такое.
– А самому, значит, слабо, – разочарованно протянула Лиза.
– Ну и слабо, – согласился Самоедов. – Только для тебя от этого ничего не меняется. А еще... Ты знаешь, что значит – осквернить рану?
– Пока не знаю, хотя слышала это выражение.
– Так я тебе расскажу, – кивнул Самоедов и, достав сигареты, закурил. – Это когда грязный бандит всаживает тебе в бок нож, а потом, вынув его, начинает трахать тебя в эту дырку. В горяченькую и мокренькую. Сечешь?
– Ага. Так меня еще не трахали.
– Могу устроить.
– А что еще можешь, кроме этого?
– Я много чего могу. Но в первую очередь тебя будут трахать до тех пор, пока у тебя матка через рот не вылезет. Это – точно.
– Так меня тоже еще не трахали.
– Уверяю тебя, это не так приятно даже для нимфоманки. Первые несколько часов ты, может быть, еще сможешь получать удовольствие. Но потом начнется кое-что другое. А часиков через тридцать... Ну, сама увидишь.
Лиза посмотрела на Самоедова и сказала:
– Дай еще сигарету.
– Да сколько угодно! – ответил он и вставил ей в губы прикуренную сигарету, но на этот раз уже без фокусов.
Прищурившись от дыма, попавшего в глаз, Лиза задрала голову, выпустила дым в потолок и спросила:
– Хорошо. А если я расскажу тебе все, что тогда? Ты меня отпустишь?
– Не знаю. А что – ты уже готова рассказать? А как же партизанская твердость, а как же это, как его... «умираю, но не сдаюсь»?
– Ты знаешь, Самоедов, – Лиза впервые назвала его так, – все бы ничего, но вот соски... Понимаешь, я очень люблю ходить в футболке и без лифчика. И чтобы соски торчали. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил Самоедов и уставился на ее соски, – очень даже понимаю. И одобряю.
– Но то, что я скажу, изменит твои планы, очень сильно изменит.
– О-о-о... Я слышу в твоих словах угрозу, – улыбнулся Самоедов. – Это уже интересно. Ты хоть понимаешь, что сейчас ты, как говорят злодеи в кино, в моих руках?
– Конечно, понимаю. А ты понимаешь, что в твоих руках может оказаться ядовитая змея или, например, граната с выдернутой чекой!
– Ого! Это как понимать?
– Сейчас поймешь. Ты хотел узнать все? Сейчас узнаешь. Принеси пива.
– Что-о? А устриц тебе не хочется?
– Сейчас – нет. Давай шевелись. Ты хотел разговора – ты его получишь. Считай, что ты меня уговорил. Или – испугал. Это как тебе больше нравится.
Самоедов изумленно покрутил головой, но обернулся к двери и крикнул:
– Фантомас!
Дверь открылась, и на пороге показался человек, полностью соответствовавший этому прозвищу. У него не было ни прически, ни бровей, ни ресниц, и если бы его выкрасили в зеленый цвет, он стал бы вылитым Фантомасом, но раза в два помощнее.
– Принеси пива.
Фатомас молча кивнул и ушел.
– Освободи мне руки, – потребовала Лиза.
– А больше ты ничего не хочешь? – ехидно поинтересовался Самоедов.
– Ты что – боишься меня? У тебя же тут полный дом вооруженных бандитов, а я – всего лишь слабая женщина.
– Знаем мы таких слабых женщин, – недовольно пробурчал Самоедов, но все же взял из канцелярского набора, стоявшего на офисном столе, небольшой ножичек и разрезал скотч на руках Лизы.
С треском отодрав руку от кресла, она немедленно всунула палец в ухо и стала яростно чесать его. При этом она бормотала:
– Ни хрена-то ты не понимаешь в пытках. Все тебе – щипцы, мясо, ногти... Вот китайцы – молодцы. Таракана в ухо, и все дела. А ты – мясник, вот ты кто.
Самоедов с удивлением и интересом уставился на Лизу, чувствуя, что она все-таки нравится ему. В это время за его спиной открылась дверь, и прозвучал хриплый голос Фантомаса:
– Я пиво принес.
– Поставь на стол, – сказал Самоедов, не поворачиваясь.
Фантомас поставил поднос с пивом и стаканами на стол, бросил жадный взгляд на задорно прыгавшую в такт чесательным движениям обнаженную грудь Лизы и вышел, закрыв за собой дверь.
Наконец Лиза закончила чесаться и сказала:
– Ты лопух, Самоедов. Оно чесалось уже полчаса. И через какие-нибудь десять минут я и так рассказала бы тебе все. Без всяких пыток, только за возможность почесаться. Давай наливай.
Налив пиво в стакан и протянув его Лизе, Самоедов развернул стул в нормальное положение и удобно уселся на него.
– Ну, я слушаю тебя, – сказал он и приложился к пиву.
Лиза опустошила свой стакан, деликатно рыгнула и, взглянув на Самоедова, сказала:
– А говорить-то особенно и нечего. Ты, я вижу приготовился слушать двухчасовую исповедь... Расслабся. Ничего такого не будет.
И она протянула Самоедову пустой стакан.
Он послушно наполнил его, и Лиза, сделав глоток, сказала:
– Все очень просто. Ты хочешь отомстить Роману, но он теперь знает, кто стоит за всеми его неприятностями. А у Романа отличные друзья, и друзья эти вовсе не на помойке найдены. Ты себя, наверное, крутым считаешь, так вот они покруче тебя будут. Не веришь – убедишься. Ты думал, что ты, оставаясь инкогнито, охотишься за артистиком, развлекаешься, а он, поверь мне, очень серьезный человек и, если будет нужно, убьет тебя собственными руками. Вот, собственно, и все.
Самоедов помолчал, потом на его лице отразилась решимость, и он, глядя Лизе в глаза, сказал:
– Понятно. Все понятно. Я оказался перед достойным противником... Что ж, это даже интересно.
Он с силой потер ладонями лицо и снова посмотрел на Лизу:
– Теперь ты будешь у меня в заложницах. И я не посмотрю на то, какая ты красивая да изящная, какая ты умная и какой у тебя высокий полет. Я изуродую тебя, как бог черепаху, и отпущу. И весь остаток жизни ты будешь корчиться, как раздавленная лягушка. Ты мне веришь?
И он приблизил лицо к глазам Лизы, прикоснувшись носом к ее носу.
Она увидела в его зрачках жестокость и... и страх.
– Верю, – ответила она.
– Верь, – кивнул Самоедов и отодвинулся.
Он встал, повернулся к Лизе спиной и громко позвал:
– Фантомас!
Фантомас тут же появился на пороге.
– Отвезите эту девку в Лупполово и охраняйте. Если что – можете ее трахнуть как хотите. Я скоро приеду туда сам.
Он повернулся к Лизе и закончил:
– Нравится?
– Нравится. Вы понесете меня вместе с креслом или все-таки освободите?
Самоедов хмыкнул и, взяв со стола канцелярский ножичек, разрезал скотч.
Лиза отодралась от кресла и встала. Подойдя к Самоедову, она с силой наступила высоким и острым каблуком ему на ногу и сказала:
– Это тебе за сигарету.
Самоедов сморщился от боли, но не убрал ногу.
А через минуту, глядя, как ее уводят трое здоровенных братков, он усмехнулся и пробормотал.
– А все-таки ничего бабенка у певца...
Когда Лизу увели, Самоедов уселся в то самое кресло, к которому только что была привязана Лиза, закурил тонкую коричневую сигарку и, выпустив дым в потолок, задумался.
Как же она смогла найти его?
Ответить на этот вопрос, а он был первым из тех, которые Самоедов задал привязанной к креслу девушке, она отказалась наотрез. Он не стал настаивать, но теперь снова вернулся к этому вопросу и ответа не находил.
Если бы он знал, что Таратайкин, кроме всего прочего, рассказал Лизе о том, где именно Самоедов с регулярностью человека, тщательно следящего за своим здоровьем, совершает ежедневную утреннюю пробежку...
Утром, позвонив Роману и дав ему инструкцию насчет бомбы на стадионе, Самоедов надел спортивный костюм и, спустившись по широкой лестнице пешком, кивнул консьержу и направился в Сосновку. В этом парке он бегал уже восемь лет и, будучи человеком суеверным, не отказывался от ежедневных пробежек не только из соображений спорта и здоровья, но также и от непонятно откуда возникшей уверенности в том, что у него все будет хорошо до тех пор, пока он по утрам отдает дань свежему воздуху и движению.
Подойдя к входу в парк, он увидел «Мерседес», перед открытым капотом которого в глубокой задумчивости стояла красивая темноволосая девушка в белой блузке и белой же короткой юбке. Увидев Самоедова, она с надеждой посмотрела на него и сказала:
– Может быть, вы поможете... Я совершенно ничего не понимаю.
Она растерянно развела руками, и Самоедов, расправив плечи, подошел к «Мерседесу».
Теперь, вспоминая то, как Лиза зацепила его, он только усмехался, понимая, что видел этот способ знакомства тысячу раз в комедийных и детективных фильмах, но тогда, у ворот, ведущих в Сосновку, гормоны ударили ему в голову, пробежка стала не такой уж и обязательной, и через час они с Лизой уже сидели в открытом ресторанчике, располагавшемся в той же Сосновке, и мило беседовали о пустяках.
Но еще через пятнадцать минут, когда Лиза, извинившись перед Самоедовым, удалилась, он, бросив случайный взгляд на лежавший на столе телефон, принадлежавший молодой красавице, на которую Самоедов уже имел весьма серьезные постельные виды, почувствовал, как холодная волна пробежала по его спине.
На дисплее в разделе «непринятые звонки» было написано «Роман Меньшиков».
И номер телефона, того самого, по которому полтора часа назад Самоедов давал Роману подсказку, как найти бомбу.
– Вот как... – прошептал он, – вот оно как...
Бросив взгляд в сторону небольшого двухдверного строения, в котором скрылась Лиза, он пробормотал:
– Ладно. Так будет еще интереснее.
Когда Лиза вернулась из мест общего пользования, Самоедов сказал:
– Мне только что позвонили по службе, и я должен срочно посетить одну организацию. Но это ненадолго, минут на пять, мне всего лишь нужно подписать важную бумагу, а потом мы можем продолжить наше знакомство. Кстати сказать, могу предложить вам весьма необычное развлечение. Какое именно – сюрприз. Но уверяю вас, впечатления будут незабываемые. Согласны?
– Конечно, – улыбнулась Лиза. – У меня сегодня свободный день, так что...
– Решено!
Самоедов встал и, небрежно бросив на стол тысячную купюру, посмотрел на Лизу:
– Ну что, поехали?
– Поехали, – Лиза тоже встала и, взяв со стола свой телефон, положила его в сумочку.
– Только... – Самоедов нахмурился, – давайте доедем до моей машины и пересядем в нее.
– Вы боитесь доверять свою жизнь женщине? – Лиза с усмешкой посмотрела на него.
– Нет, – Самоедов улыбнулся, – но я привык ездить быстро... И лично управлять машиной. Привычка руководителя, знаете ли.
– Согласна, – Лиза кивнула.
– Вот и хорошо.
Самоедов сделал шаг в сторону и радушно повел рукой в сторону выхода из парка, пропуская Лизу вперед.
Они быстро доехали до платной стоянки, где стояла «Фронтера» Самоедова, пересели в нее и через десять минут подъехали к невзрачному пятиэтажному дому, стоявшему на пустынной улице в ряду таких же унылых нежилых строений.
Лиза подняла бровь и, посмотрев на Самоедова, который уже взялся за ручку двери, спросила:
– Что-то не похоже, что здесь имеется какая-то организация, в которой подписывают какие-то бумаги.
Самоедов посмотрел на нее, потом оглянулся назад, в ту сторону, откуда они только что приехали, затем бросил быстрый взгляд вперед и, убедившись, что в пределах видимости никого нет, ответил:
– Точно. Так оно и есть. Вы совершенно правы. Но это место как нельзя более подходит для того, чтобы задать вам один вопрос.
– Какой же? – поинтересовалась Лиза, незаметно расстегивая сумочку, в которой лежал здоровенный позолоченный «Магнум», который она этой ночью стащила у Арбуза.
– А вот такой, – Самоедов резко подался к ней: – Зачем вы звонили сегодня утром Роману Меньшикову?
– Зачем? – Лиза прищурилась. – А вот зачем!
И она попыталась выхватить пистолет из сумочки.
Но «Магнум» зацепился мушкой за молнию, и Лиза выронила его на пол машины. Самоедов удивленно посмотрел на пистолет, потом схватил Лизу за волосы и, резко притянув ее к себе, раздельно произнес:
– Ну вот все и выяснилось. А насчет того, что тут за фирма, так я тебе отвечу. Тут моя фирма. И она очень широкого профиля. Сама увидишь.
Через десять минут Лиза сидела, примотанная к креслу широким строительным скотчем, а братки, которые давно уже служили Самоедову, но больше за страх, чем за совесть, бродили с оружием в руках по расселенному зданию, на котором все же была табличка, очень скромная и поэтому почти незаметная:
«Частное предприятие „Арнаут“.
И еще одна:
«Объект охраняется УВД».
Глава 18
У НАС ДЛИННЫЕ РУКИ!
– Получается, что Лиза, желая защитить тебя, украла у меня пистолет и решила сама разобраться с Самоедовым, – произнес Арбуз. – Но случился конфуз. Самоедов оказался ловчее и скрутил ее.
– Получается так, – кивнул Роман. – Надо найти Самоедова и разобраться с ним. Но как?
– Как найти или как разобраться? – подал голос Боровик.
Они сидели в офисе Арбуза и, дружно дымя сигаретами, обсуждали события нескольких последних дней. Стеклянный стол был плотно заставлен бутылками пива – полными и уже пустыми.
– Как найти, – ответил Роман. – Как разобраться, я знаю.
Он помолчал и задумчиво произнес:
– Адольф Богданович Самоедов. Да-а-а... Это тебе не какой-нибудь бандит средней руки, разобраться с которым не представляет особенного труда. Для этого у нас Арбуз имеется. А Самоедов – это опасный профессиональный интриган, связанный старыми связями со спецслужбами и силовыми структурами. И то, что его изгнали из «Воли народа», в результате чего он лишился прежней власти, не делает мерзавца менее опасным. Связи и деньги – вот что здесь важно. И то и другое у него имеется, а тот факт, что он встал на тропу войны, имея перед собой меня в качестве врага, очень и очень неприятен. То, что Самоедов не остановится после того, как я выполню его очередное головоломное распоряжение, было очевидным. А что в конце? Логика подсказывает, что в конце будут похороны, причем на этот раз натуральные. И в самом деле, неужели Самоедов скажет: ладно, я удовлетворен, можешь жить спокойно? Смешно! Поэтому, если и будут похороны, то нужно приложить все усилия, чтобы в гробу лежал не я, а он, Самоедов. Иначе вся эта история будет не только прискорбной, но и невероятно несправедливой.
– Получается так, – кивнул Роман. – Надо найти Самоедова и разобраться с ним. Но как?
– Как найти или как разобраться? – подал голос Боровик.
Они сидели в офисе Арбуза и, дружно дымя сигаретами, обсуждали события нескольких последних дней. Стеклянный стол был плотно заставлен бутылками пива – полными и уже пустыми.
– Как найти, – ответил Роман. – Как разобраться, я знаю.
Он помолчал и задумчиво произнес:
– Адольф Богданович Самоедов. Да-а-а... Это тебе не какой-нибудь бандит средней руки, разобраться с которым не представляет особенного труда. Для этого у нас Арбуз имеется. А Самоедов – это опасный профессиональный интриган, связанный старыми связями со спецслужбами и силовыми структурами. И то, что его изгнали из «Воли народа», в результате чего он лишился прежней власти, не делает мерзавца менее опасным. Связи и деньги – вот что здесь важно. И то и другое у него имеется, а тот факт, что он встал на тропу войны, имея перед собой меня в качестве врага, очень и очень неприятен. То, что Самоедов не остановится после того, как я выполню его очередное головоломное распоряжение, было очевидным. А что в конце? Логика подсказывает, что в конце будут похороны, причем на этот раз натуральные. И в самом деле, неужели Самоедов скажет: ладно, я удовлетворен, можешь жить спокойно? Смешно! Поэтому, если и будут похороны, то нужно приложить все усилия, чтобы в гробу лежал не я, а он, Самоедов. Иначе вся эта история будет не только прискорбной, но и невероятно несправедливой.