Семенов Юлиан Семенович. Паpоль не нужен

   4. Отсутствие связи Хабаровска с фронтом, последнего с отдельными частями.
   5. Отсутствие мер, направленных к приведению частей в порядок и восстановление утраченной дисциплины. Ваше заявление о том, что части дерутся хорошо, мало правдоподобно. Непрекращающийся отход без хотя бы одного боя, в котором бы противнику было нанесено поражение, является доказательством вышеизложенного.
   6. Неиспользование всех имеющихся в вашем распоряжении средств борьбы и обороны, в частности так называемых конных батарей, применение которых в условиях вашей местности крайне полезно.
   7. Неумение примениться к тактике противника, действующего небольшими обходными колоннами на тыл и фланги ваших частей, парировать которые следует выделением небольших резервов, располагая их в тылу и уступами на флангах. Вот ряд правил и необходимых мероприятий, обусловливающих успех, если они выполняются, и разгром, деморализацию, постоянный отход из-за угрозы быть обойденными, если ими пренебрегают. Кроме того, судя по сводкам, ваша группа, отходя, никак не может расстаться с эшелонами. Это напоминает мне войну в начале 1918 г., которую вели красногвардейские части в Советской России. Все это следует учесть и немедленно принять меры к устранению указанных мной недостатков. Кроме того, немедленно же примите действенные меры к приведению в порядок и сбору рассеявшихся партизан Приморья, дав им задачу непрестанными набегами разрушать ближайший тыл противника, действуя на его пути, линии снабжения, на отдельные двигающиеся части, разрушая связь и изыскивая меры лишить противника видов снабжения на местах, до ближайшего тыла, примерно от ст. Уссури и севернее в полосе Уссурийской дороги, и беспокоить отдых противника, совершая ночные нападения на места его ночлегов и расположений. Также надлежит положить предел нападению противника на ваш тыл и фланги. В этом отношении необходимо вырвать у противника инициативу и своим контрнападением на фланги и тыл противника через Уссури прекратить его нападения.
   Теперь еще два вопроса.
   Кто командует Амурским районом и где проходит его граница с Хабаровском? Вообще, сообщите завтра, как полагаете организовать безопасность своего тыла и покрылась ли льдом река Уссури?
   М е л ь н и к о в. Командует Амурским районом комполка тов. Фадеев в пределах административных границ области. Лед на Уссури достаточно крепок для продвижения всех родов оружия. Все ваши указания принимаю к исполнению, по некоторым пунктам имею разъяснения, которые прошу разрешения сообщить завтра.
   Б л ю х е р. У меня вопросов больше нет. По приезде тов. Серышева в штаб ознакомьте его с нашим разговором, и если у него возникнут новые вопросы или будут новые сведения с фронта, то меня можете вызвать в 24 часа, т. к. этот промежуток времени уйдет у меня на заседание с Мининделом. Во всяком случае, завтра передайте тов. Серышеву, что мне с ним необходимо поговорить, примерно часов в 12 по читинскому времени. Пока же желаю вам успеха, бодрости и твердой решительности. Не отдавать Хабаровска, помня, что потеря Хабаровска для нас будет иметь неисчислимые тяжелые политические последствия в Вашингтоне и Дайрене, где при условии занятия Хабаровска меркуловское правительство может быть признано равноценным с Правительством ДВР. Всего хорошего, успеха вам и привет тов. Серышеву и тов. Постышеву.
   ПЛАЦ ЧИТИНСКОЙ ОТДЕЛЬНОЙ БРИГАДЫ
   _____________________________________________________________________
   Каждый день ранним утром, когда еще не рассвело, Блюхер проводит с войсками строевые учения: учатся люди брать укрепрайоны, рвать проволоку, биться в траншеях. А после - занятия на плацу.
   Гремит духовой оркестр. Медь труб аж синяя от мороза. Замер на кауром жеребце Василий Константинович. Мимо него, печатая шаг, идут бойцы Читинской отдельной бригады, одетые в добротные полушубки и <богатырки> высокие шапки, точь-в-точь буденовки. Бойцы так сильно вколачивают шаги в землю, что даже лица их трясутся и штыки при каждом новом шаге чертят воздух - вниз-вверх, вниз-вверх!
   - Отставить! - протяжно командует Блюхер. - Вторая шеренга, плохо мысок тянем. Не годится. И равнение не так держите - плечами, как волнами, ходите, граждане бойцы. Не годится. А ну еще раз! Шагом а-арш!
   И снова гремит оркестр, и снова бойцы идут церемониальным маршем мимо главкома, который сидит в седле как гранитный и честь отдает рукой без перчатки, а мороз - тридцать три ниже нуля.
   - Отставить! - яростно кричит Блюхер. - Последняя шеренга: не яйца несете, а винтовки! Потуже их к боку прижимайте, не побьются. Шагом а-арш!
   Грохочет оркестр, трубачи посинели с натуги, губы примерзают к трубам, идет бригада церемониальным маршем мимо Блюхера, а он слышит, как за его спиной командиры глухо ропщут:
   - Наших под Хабаровском бьют, а он тут гусиному шагу учит.
   - Балуется в войну. Проиграем то, что завоевали партизаны в двадцатом году!
   А Блюхер, не поворачивая головы, командует:
   - Отставить! Граждане бойцы второго батальона, не бойтесь ногу повыше поднимать, от этого, кроме пользы, ничего не будет! Ну-ка, ша-агом арш!
   РАЗВЕДУПР ВОЕННОГО МИНИСТЕРСТВА
   _____________________________________________________________________
   Блюхеру сообщили, что пришла шифровка из Владивостока чрезвычайной важности. Василий Константинович прервал совещание по снабжению армии продовольствием - оно шло уже пятый час кряду, сразу же пошел к шифровальщикам. Обхватив свою громадную, бритую голову сильными пальцами, он начал читать сообщение Владимирова о готовящейся зимней кампании, он читал сообщение о количестве бронепоездов, орудий и солдат, которые подтягиваются к фронту, он узнавал все то, что составляло важнейшую государственную тайну белого движения.
   Он читал это сообщение и видел за колонкой цифр и строчками текста лицо того разведчика, с которым Дзержинский познакомил его перед отъездом из Москвы. Тогда лицо Владимирова показалось ему чересчур молодым, слишком улыбчивым и холеным. И вот сейчас, читая его донесение, которое поможет ему, Блюхеру, построить свою оборону так, чтобы она оказалась роковой для белых, он видел совсем иное лицо Владимирова, он только сейчас угадывал в нем и понимал те черты, которые тогда, в Москве, казались ему неинтересными и ничего не значащими. И чем дальше читал Блюхер, тем острее в нем рождалось чувство мужской, доброй любви к тому человеку, который сейчас там, за кордоном, один, совсем один.
   - Пожалуйста, - сказал Блюхер одному из своих помощников, заготовьте приказ о награждении орденом Красного Знамени и золотым оружием.
   - Кого?
   - Товарища номер девятьсот семьдесят четыре, - ответил Василий Константинович.
   - А фамилия?
   - Это и есть сейчас его фамилия, - ответил Блюхер. - Прекрасная фамилия - <товарищ 974>.
   ПРИЕМНАЯ БЛЮХЕРА
   _____________________________________________________________________
   Василий Константинович вызвал для беседы двух бывших генералов царской армии и одного полковника генштаба. Адъютант извинился за опоздание военного министра - еще не кончилось заседание Совета Министров.
   - Я попрошу вас подождать гражданина Блюхера.
   - По какому поводу я вызван сюда? - спросил генерал, одетый в потрепанный штатский костюм.
   - По-видимому, речь пойдет о нашем возможном участии в работе штабов? - уточнил полковник генштаба.
   - Да, по-видимому, - ответил адъютант.
   - Если я сейчас уйду, это не повлечет за собой физическое уничтожение моей семьи?
   - Нет, не повлечет, генерал.
   - В таком случае всего хорошего.
   И генерал в штатском вышел из кабинета.
   Двое оставшихся, стараясь не глядеть друг на друга, сели в кресла. Глухо ударили часы - высокие, из черного резного дуба. На столе адъютанта то и дело звонили телефоны, в приемную заходили секретари, работники отделов, курьеры с фронта. Они переговаривались с адъютантом Блюхера тихими, смертельно усталыми голосами - когда армия отступает, в штабах страдают бессонницей.
   Блюхер появился стремительно; ни на кого не глядя, прошел в свой кабинет. Полковник и генерал переглянулись.
   - Кто этот молодой человек? - спросил генерал, кивая головой на дверь, только что закрывшуюся за Блюхером.
   - Военный министр.
   Адъютант скрылся за дверью. Через мгновение он вышел.
   - Министр приглашает вас, граждане.
   - Присаживайтесь, - сказал Блюхер вошедшим.
   - Благодарю, - сухо ответил полковник.
   - Спасибо, гражданин министр, - чуть улыбнулся генерал.
   - Вам известно об аресте группы бывших военных во главе с Гржимальским? - глухо спросил Блюхер.
   - Что?!
   - То! - рассвирепел Блюхер. - То самое!
   - Генерал Гржимальский честный человек.
   - Я воевал с ним в Галиции...
   - Ладно. Я пригласил вас не за этим. Просто мне полчаса назад об этом сообщили из госполитохраны - они сейчас заканчивают аресты белых заговорщиков, а я давеча генерала Гржимальского внес первым в список побеседовать и постараться найти платформу для совместной работы.
   - Здесь не могло быть ошибки? - спросил полковник. - Генерал Гржимальский всегда был вне политики, он кадровый военный и патриот.
   Блюхер стремительно глянул на собеседника, свел брови в одну мохнатую линию, хмыкнул.
   - Граждане кадровые военные, - сказал он после паузы, - позвольте мне перейти к главной части нашего разговора. Поскольку вы часто божитесь своей любовью к матушке-России, я хотел бы ознакомить вас с тем ультиматумом, который Япония выдвинула нам в Дайрене. Мы не приняли его. Вот, извольте.
   Генерал и полковник жадно прочитали документ и возвратили его Блюхеру.
   - Когда мы отказались принять эти позорные для русских условия, против нас по приказу японцев выступили белые во главе с Молчановым. Итак, вопрос на сообразительность: с кем сейчас должен быть русский патриот, любящий <матушку-родину>, - с меркуло-молчановцами или с большевиками? Отвечать прошу по принципу <да - нет>, всяческая хреновина надоела - спасу нет.
   - Позвольте, не отвечать на ваш вопрос, ибо Молчанов мой боевой друг, я с ним вместе мерз в окопах.
   - Хотите быть чистеньким, генерал?
   - По отношению к другу я обязан быть чистым.
   - А по отношению к родине?
   Молчание.
   - Хорошо. Можете не отвечать. Благодарю вас за то, что нашли время прийти. Всего хорошего.
   Молчание.
   - Я вас больше не держу. Вы вольны уходить.
   Но генерал не уходил. Он поглаживал костлявые колени худыми, длинными пальцами, смотрел мимо Блюхера в стену, на оперативную карту, изрезанную острыми синими стрелами.
   - Ну а вы, полковник? - спросил Блюхер. - Если согласны помочь нам, то завтра же получите назначение в оперативный отдел штаба Восточного фронта.
   - Я не могу преступить грань. Большинство моих друзей находится в рядах тех, кто против вас. Я - ни за них, ни против вас. Я за родину, простите великодушно за драматизм ответа.
   - Понятно. Всего хорошего. Вы свободны.
   Генерал и полковник вышли из кабинета. В приемной возле адъютанта стояли три человека в кожаных куртках.
   - Генерал Табаков?
   - Да.
   - Полковник Бахнов?
   - Совершенно верно.
   - Следуйте за нами, вы арестованы.
   Полковник скривил губы в презрении:
   - Боже, какую комедию разыгрывал этот мальчик!
   В десять вечера Блюхера снова вызвали к радистам на связь с Хабаровском.
   У аппарата заместитель Главнокомандующего Народно-революционной армии Серышев.
   Б л ю х е р. Примите ряд указаний, необходимых для срочного проведения их в жизнь.
   1. Мобилизуйте партийные силы обеих областей и вливайте их в части для придания им устойчивости.
   2. Немедленно приступите к сокращению тылов до минимума и таким образом выделяемые силы также направьте на укомплектование частей.
   3. В целях придания подвижности артиллерии и пополнения конским составом полевых частей произведите мобилизацию конского состава в городах Хабаровске и Свободном, и если по условиям явится возможным, то и в крупных селах, уездах. Немедленно верните в войска уволенных по семенным обстоятельствам в Приморской и Амурской областях. В целях лучшего руководства мобилизацией, а также для организации тыла необходимо часть штаба округа перебросить в Благовещенск.
   4. Примите исключительные меры к сбору рассеявшихся приамурских партизан, дав им задачу нападения на ближайший тыл наступающих частей противника, примерно на участке ст. Уссури и севернее, а также примите меры к интенсивной организации партийных ячеек.
   5. Ускорьте эвакуацию Хабаровска.
   6. Укажите комсоставу на необходимость маневрирования, обеспечивающего от обхвата флангов и нападения на тыл их, что можно достигнуть путем выделения небольших отрядов уступом за своим флангом. В целях лучшей разведки и охранения недостаток конных частей заменяйте пехотой, сажая ее на подводы, взятые у населения.
   7. Прибывающий Амурский полк не распыляйте выбрасыванием на фронт отдельных рот и батальонов, а держите его сосредоточенно для удара по противнику.
   8. При отходе позаботьтесь о порче пути железной дороги.
   9. Историю с боем под Лончаковом, где, судя по потерям, комсоставом не было проявлено должной распорядительности в организации разведки и мер охранения, не следует оставлять без наказания.
   10. Для лучшего использования всех средств обороны, а также в целях достижения твердого управления войсками и тылом назначаю вас командующим войсками Приамво.
   11. В целях большего придания бодрости вашим частям мною приказано начальнику снабжения немедленно выдать жалованье начиная с декабря месяца. Деньги для этой цели в сумме 40 000 в золотом рубле на декабрь месяц высылаются завтра. Меры к обеспечению вас деньгами также принимаю. Пока же договоритесь о получении из Хабаровского госбанка 16000, кои будут мною возвращены Правительству здесь. Для обеспечения вас продовольствием завтра в распоряжение Рябова в Благовещенск будет выслано 200 тысяч рублей, и, наконец, Военсовет и Дальбюро настоятельно требуют от вас принятия всех мер и использования всех средств в целях обороны Хабаровска, который вы должны во что бы то ни стало удержать в своих руках, помня, что потеря его влечет тяжелые политические последствия для республики, Желаю вам успеха и победы вашим частям.
   ТЮРЬМА
   _____________________________________________________________________
   Поздняя ночь. По длинному тюремному коридору, жутко-гулкому, полутемному, освещенному подслеповатым светом керосиновых ламп, Блюхер шел в сопровождении двух работников госполитохраны. Возле камеры, где содержатся арестованные генералы и офицеры, Блюхер остановился. Обитая толстым железом дверь с маленьким глазком тяжко визжала, когда ее распахивал охранник. Блюхер вошел в камеру. Арестованные лежали на скрипучих нарах, укрывшись шинелями.
   - Принесите лампу, - попросил Блюхер охранника.
   Генералы поднялись с нар, кто-то тяжело вздохнул. В камеру принесли три лампы, стало светлее. Благообразные лица, седые усы, бородки клинышком, пенсне, порода в осанке - все это увидел Блюхер и вдруг, неожиданно для самого себя, добро и очень грустно улыбнулся.
   - Перепугались? - спросил он. - Ничего, сейчас будем разбираться.
   В коридоре слышны шаги и крики. В камеру втолкнули князя Мордвинова. Его держали два жилистых надзирателя. Лицо у князя белое, плоское, перекошенное тиком.
   - Кто знает этого человека? - спросил Блюхер,
   - Я, - ответил седоусый старик,
   - Ваша фамилия?
   - Гржимальский.
   - Кто этот ваш знакомый?
   - Князь Мордвинов, поручик.
   - Когда он последний раз виделся с вами?
   - Он служил в моей дивизии во время войны против германцев, честно и храбро служил...
   - Я спрашиваю, когда он видел вас здесь, в Чите, во время совместной работы по организации контрреволюционного путча.
   - Я отказываюсь отвечать на провокационные вопросы.
   - Мордвинов, - попросил Блюхер, - скажите, когда вы в последний раз виделись в Чите с руководителем белого заговора Гржимальским? Вы не хотите отвечать? Вы не будете отвечать? Хорошо. Гражданин следователь, покажите генералу Гржимальскому показания Мордвинова.
   - Бесполезно. У меня изъяли очки, - сказал Гржимальский.
   - А мы вам прочтем.
   - <Генерал Гржимальский, - начал читать Блюхер страничку из показаний Мордвинова, - закончив организацию заговора, назначил день выступления, сигналом к которому должно быть убийство министра Блюхера, подготовленное Табаковым и полковником Бахновым>.
   Генералы и Гржимальский усмехнулись, а полковник Бахнов тяжело опустился на табурет.
   - Это вы писали, Мордвинов? Снова молчите? Ладно. Не отвечаете мне ответьте вашим друзьям.
   Молчание; так тихо стало, что слышно было, как соломенная труха шелушилась в тонких матрацах.
   - Хорошо, - сказал Блюхер, - мы сейчас уйдем из камеры. Но я прошу генерала Гржимальского или любого другого выборного из вашей среды выяснить у Мордвинова, он ли давал эти показания.
   Блюхер и его спутники вышли из камеры. Они молча прохаживались по длинному полутемному коридору.
   - Бросили бы вы курево, право слово, - раздраженно сказал Василий Константинович госполитохрановцу, который беспрерывно пыхал трубочкой, себя ж травите и людям дышать не даете.
   - Так ведь греет... И от голодухи, обратно спасает.
   - Сволочь какая, а? - удивленно, словно разговаривая с самим собой, сказал Блюхер и завертел головой из стороны в сторону, будто ему воротничок жал.
   - Это вы про кого?
   - Про князя. А табак нисколько не греет, это вы напрасно. Пошли, время.
   Гулко загрохотали быстрые шаги: по коридору бежал адъютант Блюхера. Запыхавшись, он нагнулся к Блюхеру и тихо сказал:
   - От Постышева шифровка. В партизанских частях восстание.
   Блюхер на мгновение замер, потом резко - ногой - толкнул дверь камеры. Спросил с порога:
   - Ну?
   - Мы верим князю, - ответил Гржимальский, - он честный офицер. Вся эта история с заговором - грязный фокус ЧК.
   - Ясно. Мордвинов, вот листок бумаги и ручка, извольте написать на имя военного министра, что вас оклеветали в госполитохране и вынудили дать ложные показания против кадровых военных. И подпишитесь. Виновные будут наказаны по закону военного времени.
   Мордвинов размашисто написал на листке бумаги несколько строчек и подписался под ними. Блюхер взял листок, подул на него и сказал - тихо и свирепо:
   - Ах ты, сволочь! Хитер, хитер, а дурак. Завтра же этого князя к стенке. Нечего с ним чикаться, с негодяем. У кого из вас есть очки? спросил он генералов.
   Никто не отвечал.
   - Я спрашиваю! - кричит Блюхер. - У кого из вас есть очки?! Если у вас нет зрячих - тогда черт с вами со всеми! Некогда мне с вами разводить канитель! Вот показания Мордвинова, которые он против всех вас писал здесь, в тюрьме. Вот его донесения во Владивосток к Гиацинтову, а вот что он сейчас написал! Зрячие увидят - все написано одной рукой! Извольте убедиться перед тем, как я вас всех отпущу по домам!
   - А-а-а! - взвыл Мордвинов, бросившись к генералам. - Они били меня, они били меня, господа! Они вынудили меня написать это! Они втыкали мне иглы под ногти! Они мучили меня!
   - Когда вас арестовали?! - тихо спросил Блюхер. - Отвечать!
   - Три дня назад!
   - Руки на табурет!
   - Что?
   - Руки на табурет! Где иглы под ногтями?! Где следы?!
   - А-а-а!! - закричал князь и отбежал в угол камеры, в темноту.
   - Разденьте его! Если увижу хоть один след от побоев, следователя пристрелю здесь же, на глазах у всех, как злейшего врага революции!
   Мордвинов плакал, кричал, вырывался. Его раздели. На белом его гладком и ухоженном теле не было ни единой царапины.
   - Ну? - побелев от ярости, спросил Блюхер генералов. - У меня фронт, а я тут вами занимаюсь! А вы не можете мне слова сказать - <да> или <нет>! Боитесь обидеть вашего друга генерала Молчанова. А он вас хотел всех скопом с помощью Мордвинова нашими пулями сделать национальными мучениками. Не вышло, слава богу! Не будет из вас национальных мучеников, из вас получатся настоящие национальные обыватели. Тьфу! Хрен с вами! Плесневейте. Отпустить их всех домой! Или выдайте иностранные паспорта пусть уматываются в Японию или в Китай, - к черту!
   Мордвинов выл на полу, кусал ногти, вопил и хватал за сапоги уходящих из камеры генералов.
   У тюремных ворот Блюхера догнала группа генералов.
   - Министр, - обратился к нему Гржимальский, - когда мы будем вам нужны?
   - То есть как это <когда>? Сегодня, - ответил Блюхер не оглядываясь и быстро пошел по ночной улице - в министерство. Следом за ним по-военному быстро шли генералы. Они шли с пледами и подушечками-думками: прямо из тюрьмы - в штаб Народно-революционной армии.
   ПАРТИЗАНСКИЙ ШТАБ
   _____________________________________________________________________
   Над особняком, стоящим на окраине городка, вывешен красно-черный флаг, на котором белой масляной краской выведено: <Да здравствует Советская власть без коммунистов!> Здесь помещается штаб восставших партизан. У высокого крыльца щерятся фиолетовые рыла пушек. Сюда то и дело заходят люди, перепоясанные пулеметными лентами, у коновязи хрипят взмыленные кони с красными глазами, часовые с короткоствольными американскими карабинами замерли у тяжелых дверей; все в них недвижно, разве только семечки лущат, но они это делают прямо-таки артистически, работают только губы - стремительно и точно.
   Сейчас в особняке идет заседание <правительства>, только что <избранного> восставшими партизанами. Руководит работой правительства Колька-анархист, присвоивший себе звание <чрезвычайного и полномочного верховного комиссара на Дальнем Востоке, в Якутии и Камчатке>. При распределении должностей он заодно взял себе звание министра иностранных дел, заместителя председателя правительства, главного казначея и министра без портфеля.
   - Товарищи министры и члены, - говорит Колька собравшимся в комнате, - от имени нашего дорогого председателя правительства Ильича, первым заместителем которого я отныне являюсь, передаю вам, как очевидный факт, пламенный советский привет и ура!
   <Министры>, раскрыв волосатые рты, ревут что-то непонятное. Опохмелившиеся с утра никак не могут сдержать смеха, а те, которые потрезвее, быстро дожевывают хлеб, розданный партизанам по приказу Кольки-анархиста без всякого пайкового довольствия, а по принципу: кто сколько хочет.
   - Я получил сегодня много поздравлений, - говорит Колька и хлопает рукой по оттопыривающемуся карману, - от членов великого Коммунистического Интернационала!
   - Так мы ж против коммунистов!
   - Да, против! Но мы за Коммунистический Интернационал, - надрывно возглашает Колька, - и пусть тот, кто посмеет в этом усомниться, поперхнется моей рабоче-крестьянской пулей, как последний враг трудового народа! Вам все понятно, министры?
   - Брось выпендриваться, Кольк!
   - Я те покажу <Кольку>! Я заместитель председателя, казначей, министр иностранных дел и министр без портфеля, а не <Колька>. Я тебе <Колька> в бою, когда мы вместе ринемся на гада, но тут я тебе руководитель, это очевидно как факт! Покинь зал заседания!
   - Ты чего, Коль? - удивляется <заместитель министра просвещения>. Это ж я, Федька.
   Колька-анархист морщится, как от зубной боли, и стучит себя костяшками пальцев по лбу.
   - Дурак ты, а не Федька!
   - Чего ты к нему пристал? - заступаются за Федьку <министры>.
   - Молодой он...
   - Простить надо, товарищ первый заместитель.
   - Ладно, - говорит Колька, - поедешь послом в Японию, буржуям ихним от нас в суп накакаешь. <Так, мол и так, - скажешь, - все вы, проклятые интервенты, есть то самое дерьмо, которое увидите сейчас в своем супе с профитролями!>
   Сукин сын Колька-анархист! Он как <профитроль> завернет, так все партизаны, члены нового <кабинета> и <министры>, немеют от восторга. Когда эдакое интеллигент очкастый выгадючивает - так он, зараза, на нашем горбу пятьдесят лет учился и книжки читал, а если свой такие кренделя языком изобретает, значит, от бога ему такая выпала судьба - быть заместителем премьера и буржуям при случае в суп какать.
   - Первый вопрос в повестке дня, - возвещает Колька, - решение судьбы наших политических врагов. Мною арестован командир Кульков, коммунист, и его подвывала старик Суржиков. Что будем делать с Кульковым и Суржиковым, которые несут ответственность за то, что наши отступают и отдают белому гаду те места, которые мы своей кровью у японца отбили в двадцатом годе? Я слушаю ваши предложения, члены и министры, прошу, пожалуйста, записывайтесь на выступления.
   - А я писать не умею, Коль...
   - Но! Но! Обращение!
   - Неграмотный я, товарищ заместитель.
   - Ну и дурак. Чем водку жрать, книжки б читал нашего дорогого отца Карла Маркса!
   - Надо Кулькова назначить твоим заместителем!
   - Чего?! - сердито удивляется Колька. - Каким еще заместителем?! Я тебя спрашиваю: вешать его или стрелять, а ты мне про заместителя вякаешь! Я сам себе заместитель!
   - А за что ж его вешать-то?
   - А я и не утверждаю, чтоб вешать. Можно пристрелить. Это как общество порешит.
   - И стрелять его не за что!
   - Неважно, если не за что, - объясняет Колька-анархист, - если мы есть действительно новая власть, так для порядка бывшую власть надо пострелять.
   - Если б виноватые они были, мы бы с нашим удовольствием.
   - Старик Суржиков из моей деревни, у него внуков-сирот семь ртов осталось, - говорит обиженный <посол> Федька.
   - Ладно, члены и министры, как лисы вертитесь. Этот вопрос все равно будет решен сегодня, а сейчас я приглашаю вас на торжественную церемонию передачи трудовому народу-хозяину его богатств, очевидных как факт. Айда распределять склады с провиантом.