Семенов Юлиан Семенович. Паpоль не нужен

   национального единства России. Но скудное и нищенское, ничем не
   обеспеченное существование НРА, полная необеспеченность семейств, с
   одной стороны, так называемые демократические условия НРА,
   конституция, существование свободно торгующих рынков, кабаков, с
   другой стороны, подтачивают бескорыстную работу, заставляют помимо их
   воли входить в сделки с щедро оплачиваемыми шпионами Японии. Для
   сохранения этой крайне нужной, необходимо полезной, честно работающей
   части бывшего офицерства необходимо принять срочные меры к созданию
   хотя бы минимальных условий возможности их человеческого
   существования.
   Не касаясь подробной оценки стремления бывшего командования к
   ненужному и бесцельному созданию громадного количества штабов с ничем
   не оправдываемыми разбухшими штагами и болезненной наклонностью к
   высоким названиям, как-то: главный штаб, штаб военмина, штаб Главкома
   и т. д., необходимо отметить создание штабов дивизий, включающих в
   себя бригады, что в Забайкальской армии вылилось в создание трех
   таких групп с общей численностью бойцов в 10-12 тысяч человек. В
   Амурском районе - Хабаровск, Благовещенск - две малочисленные
   стрелковые дивизии и мизерная кавбригада объединены штабом армии с
   увеличенным штатом по сравнению с советским. В этом расплывшемся
   болоте штабов почти отсутствуют работники, преданные интересам
   революции, начиная с ответственных и кончая незначительными.
   Ввиду того, что части армии вооружены разнообразными системами
   оружия, мне пришлось срочно приступить к перевооружению. Временно,
   впредь до пополнения до штата недостающего количества русских
   винтовок в республике. Амурская дивизия будет вооружена исключительно
   японскими винтовками, части же, расположенные в Забайкалье,
   русскими трехлинейными винтовками.
   Бронепоезда - частью отбитые у белых, частью сформированные
   здесь из подручного материала, и только два бронепоезда - № 102 и №
   54 прибыли из Советской России. В создании бронепоездов не было
   никакой системы, и к этому не было принято никаких мер.
   Техническая сторона связи НРА, вследствие недостатка технических
   средств (телефонов, телеграфных аппаратов, проволочных и
   беспроволочных, гелиографов, приборов для сигнализации - ракет,
   прожекторов), неудовлетворительна и ставит армию в положение
   беспомощности. Оперативные переговоры ведутся по морзе, поэтому
   шифруются. Донесения, приказания запаздывают, что очень пагубно может
   отразиться на общих операциях армии в случае возобновления военных
   действий на широком фронте, возможность чего не устранена при
   создавшейся политической конъюнктуре на Дальнем Востоке.
   Обыкновенная связь ввиду слабой подготовки народармейцев
   специальных команд и вообще в частях также требует желать много
   лучшего.
   Для создания более правильной и скорой связи, для взаимодействия
   частей между собой и со штабами считаю необходимым придать крупным
   войсковым соединениям (дивизиям, отдельным стрелковым бригадам)
   полумощные радиостанции, улучшить радиотелеграфную связь и придать
   несколько вьючных радиостанций, увеличить количество телефонных
   аппаратов в частях, а также снабдить части сигнальными ракетами и т.
   д.
   Так как средствами ДВР ничего этого приобрести не представляется
   возможным, вся надежда на Советскую Россию. Необходимо выслать не
   менее трех мощных радиостанций, семи вьючных радиостанций с
   техническим персоналом, телеграфных аппаратов <Юза> на каждую
   отдельную стрелковую бригаду и высшие штабы - 8, кабеля - 15000
   верст, телефонов - 3000 экз. Ввиду обширности территории ДВР, редкой
   населенности, полного отсутствия шоссейных дорог и наличия лишь
   совершенно разбитых грунтовых проселочных дорог, отсутствия мостов
   через довольно обширные горные реки движение всех родов войск,
   особенно артиллерии и обозов, затруднительно. Правительство
   республики для исправления дорог средств не имеет, а поэтому
   необходима организация дорожных мастерских, строительных дружин или
   отрядов, дабы улучшить состояние имеющихся дорог, построить новые,
   чем обеспечить свободу передвижения армии, ее маневрирования и
   снабжения. К организации таких дорожных отрядов намерен приступить.
   Принимая во внимание обширную территорию и разбросанность
   фронта, а также партизанские действия противника, для ведения
   разведки необходимы авиаотряды, приданные крупным войсковым
   соединениям, которыми здесь в настоящий момент являются отдельные
   стрелковые бригады. Использовать имеющиеся в армии аппараты в
   количестве 17 штук (действующих на пятьдесят процентов боеспособности
   только шесть, остальные требуют ремонта), как изношенные и негодные к
   полетам, не представляется возможным, а поэтому считаю необходимым
   указать, что и здесь может помочь только Советская Россия, выслав в
   НРА эскадрилью аппаратов со всем техническим инвентарем и материалами
   из следующего расчета: аппаратов для разведывательной службы разных
   систем - 15 и истребителей - 10.
   Имеется автомашин разных систем 145, из них легковых - 70,
   грузовиков - 46, мотоциклов - 19 и 10 разведывательных танков. Все
   машины в очень плохом состоянии, и половина указанного числа требует
   ремонта. Запасных частей нет. Автомастерских даже для легкового
   ремонта также нет, нет ни одной вулканизационной мастерской, нет
   автогенного аппарата для сварки, а потому большая часть машин,
   требующих даже легкого ремонта, стоит в бездействии. Горючего и
   смазочных материалов едва хватает на самые неотложные нужды. Весь
   материал для ремонта и для движения машин можно было бы приобрести на
   рынках Маньчжурии, но на это необходима валюта, которой в <буфере>
   нет, а потому и с этой стороны необходима помощь Советской России, на
   которую вся надежда, ибо если Москва не поможет, то никто не поможет.
   Заканчивая настоящий доклад, должен констатировать безотрадную
   картину состояния армии. Необходимы срочные меры улучшения снабжения
   всем необходимым, чтобы армия не развалилась и могла оказаться
   боеспособной, тем более что тучи реакции на Дальнем Востоке сгущаются
   и возможно, что армии придется грудью встретить врага для защиты
   интересов трудящихся не только ДРВ, но и Советской России. Принимая
   во внимание столь угрожающее положение, верю, что Советская Россия
   придет на помощь в деле улучшения состояния армии во всех отношениях
   и даст то, в чем она терпит недостаток, и этим самым предотвратит
   надвигающуюся катастрофу.
   Блюхер.
   ЯПОНСКАЯ МИССИЯ В ЧИТЕ
   _____________________________________________________________________
   Сегодня консул Нушима устраивает прием. Приглашены руководители ДВР, дипломатический корпус, пресса. Собрались почти все, только вот заместитель премьера Федор Николаевич Петров никак не едет. Товарищ министра иностранных дел Кожевников объясняет консулу причину задержки господина Петрова важными делами в правительстве. Не будешь же объяснять, что Федор Николаевич с трех часов в больнице, куда сегодня, с заседания Совета Министров, увезли заместителя министра почты и телеграфа. От хронического недоедания у заместителя министра открылось кровохарканье. Надо было срочно решать вопрос, куда его отправить на отдых, а главное чтоб ему была человеческая еда три раза в день. Совет Министров выделил девяносто пять рублей на месячный курс лечения, но крестьянин в деревне Михайловке, согласившийся было взять члена правительства на поправку, когда узнал, что дают всего девяносто пять рублей, долго торговался, требуя чтоб на заместителя министра накинули еще десятку: как-никак член правительства.
   Журчит речь на файв о клоке - английская, японская, французская, китайская. Нушима от Блюхера не отходит ни на минуту, сыплет чистейшим русским говорком, улыбается ослепительно, будто Василий Константинович красная девица, и все время трогает тему мира и дружбы, вспоминая то Толстого, то Будду, а то Суворова...
   Блюхер - каменный. Только брови на лице играют да в уголках резкого рта нет-нет, да дрогнет смешинка - быстрая и чуть снисходительная. А в лицо Главкома впился глазами американский журналист Губерман. Ему, майору разведки, важно узнать, как реагирует красный генерал на мирные речи японцев. А то, что речи будут мирными, Губерман выяснил через свою агентуру, обслуживающую японское представительство в Хабаровске.
   Нушима стоит вполоборота к залу, так чтобы никто не мог следить за его губами: натренированный человек даже издали поймет - недаром артикуляция рта специально изучается разведчиками.
   - Наша концепция общеизвестна, - продолжает Нушима. - Это концепция разумного мира. В том случае, если ваше просвещенное правительство, измученное войной, трезво поняв всю меру усталости, которую испытывает ваш великий народ, захочет найти пути достойных переговоров с партнерами по неразрешенным спорам, я убежден, что все стронется с мертвой точки.
   Василий Константинович молчит, слушает, бровями играет, но, когда мимо проходит вице-консул Франции мсье Анатоль Рывчук, именно в тот самый миг, когда все слышно французу, громко отвечает Нушиме:
   - Ваши предложения мира свидетельствуют о доброй воле японского правительства, к трудностям и большим задачам которого мы относимся с пониманием.
   Нушима засуетился. Он улыбается и мсье Рывчуку, и Блюхеру. Ай-ай, как нехорошо получилось! Жоффр сидит в Токио; в Париже продолжаются секретные переговоры о методах ведения борьбы с большевизмом именно на Дальнем Востоке, а тут с министром Блюхером начинается откровенный роман. Это, конечно, красный специально подпустил, когда проходил Рывчук. Он знает, что делать. Ох как он хитро выбрал момент! Прямо в самую десятку засадил!
   - Господин министр, - говорит Рывчук, - позвольте мне потревожить вас просьбой.
   - Пожалуйста.
   - Моя дача находится в Березовке. А там ваше ведомство открыло полигон. Эта постоянная стрельба и взрывы - поверьте, большей неприятности трудно себе представить во время отдыха.
   - Большие неприятности не бывают продолжительными, - улыбается Василий Константинович, - а малые не заслуживают того, чтобы обращать на них внимание.
   Мсье Анатоль Рывчук отдает дань уважения столь блистательному ответу - он смеется уголками рта и отходит ровно через такой промежуток времени, чтобы никто не имел возможности посчитать его обиженным.
   Юркие лакеи в касторовых фраках обносят гостей вином. Нушима поднимает свой бокал:
   - Господин министр, мне хочется выпить за разум воина, который ценит мир превыше всего на земле.
   - Прекрасный тост. Благодарю вас.
   - Прекрасный тост пьют, - улыбается Нушима.
   - У нас в армии запрещено употребление спиртных напитков, - отвечает Блюхер. - Я пью вместе с вами символически.
   - Неужели министр так бессилен, что не может отменить приказ хотя бы на один вечер?
   - Чтобы министр был воистину сильным, он не должен отменять своих приказов даже на один час.
   Блюхер ставит нетронутую рюмку на краешек маленького столика черного дерева, откланивается и выходит - через час назначено экстренное заседание кабинета министров. Следом за ним уходят и другие руководители правительства республики. Остаются местные предприниматели, приглашенные артисты, младший состав дипкорпуса. Все бросаются к столам, быстро едят и помногу пьют, лакеи бегают с мертвыми улыбочками, замершими на лицах; уже кто-то затягивает песню, а два актера слезливо выясняют отношения возле стеклянной двери, ведущей в зимний сад.
   А там гуляют господин Нушима и мсье Рывчук. Разговор дипломатов точен и скуп.
   - Нет, мсье Рывчук, - говорит на великолепном французском языке консул Нушима, - поверьте, речь шла о понятиях абстрактных, не имеющих отношения к практике наших взаимоотношений. И потом, позвольте быть до конца искренним. Ленин не принимает вашего главного требования - оплатить долги прежнего правительства? Нет. Но переговоры вы ведете, и наше правительство понимает, отчего вы их ведете и чем они могут кончиться. Разве повторение вашего опыта - я беру самый крайний случай, об этом у нас никто не хочет и думать, - разве согласие на переговоры с красными, но при выдвижении ряда требований, не пойдет на пользу нашему общему делу?
   - Я отвечаю вам искренностью на искренность, мой дорогой Нушима. Наш опыт переговоров с красными показывает или, во всяком случае, должен показать всем, кто хочет видеть, абсолютную бесполезность каких-либо контактов с ними. Стоит ли вам убеждать себя в этом, повторяя наш горький путь?
   ВЕЧЕРНЯЯ ЧИТА
   _____________________________________________________________________
   Блюхер идет по пустынным переулкам - автомобиль он отпустил; заседание будет сложное; надо собраться как следует. Длинно воют собаки. Ставни на всех окнах закрыты. Пробивающиеся лучики света лежат на земле причудливыми рисунками. Молодой месяц в черном небе похож на клоуна.
   Возле угла Аргунской Блюхера хватает за рукав нищенка:
   - Подай Христа ради, сынок!
   Блюхер выворачивает карманы и протягивает старухе несколько монет.
   - Спасибо тебе, господь тебя не забудет. Горе по тебе сохнет, ищет тебя, да я отмолю.
   Старуха хочет поцеловать руку Блюхера, неловко наклоняется и падает.
   - Ох, господи, - стонет старуха, - ноги-то не держат, старые они.
   - Ну-ка, - говорит Василий Константинович, - давай, бабуся, опирайся на руку.
   Он помогает нищенке подняться, чистит на ней жакетик.
   - Да не надо, сынок, - шепчет старуха, - кто ж лохмотья чистит? Они грязные должны быть. Ой, - морщится старуха, - нога у меня вспухла.
   - Где живешь, старая?
   - Под небом.
   - Так холодное же оно.
   - Оно и холоднее - все равно пылает. Пожгли страну, пожгли.
   - Кто?
   - Красные, белые, зеленые. Люди пожгли. Вон кошечка у меня к забору привязана, видишь?
   - Нет.
   - А ты приглядись, она серенькая. Слабость у нее. Лежит и мурлычет. Хлебушком ее накормлю, с твоих пятачков-то, она и порадуется. Твари нежнее людей, они добро помнят.
   - Сама откуда?
   - С Поволжья.
   - Одна осталась?
   - С кошечкой осталась, сынок.
   - А зима?
   - Я помру к зиме, - деловито отвечает нищенка. - Холода подойдут, я сразу и преставлюсь, а то как вспомню, что еще зиму надо переходить, тоска у меня случается.
   - Куда бы мне пристроить тебя?
   - А некуда. Слабая я. Нынче сильных стреляют, а слабым и вовсе места нету. И не надо, сынок, ты не говори так, а то у меня вера шевелиться начнет, мне потом одной трудно станет, когда котеночек замяукает...
   - Так здесь и спишь?
   - Тут забор трухлявый, от него теплом ночью отдает. Ты иди, сынок, иди, спасибо тебе, господь тебе поможет, ты иди, а то люди проснутся, меня прогонят. Иди...
   КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ ПРАВИТЕЛЬСТВА ДВР
   _____________________________________________________________________
   - Граждане министры, - говорит председательствующий, - я понимаю, что вопрос о переговорах с Японией серьезен, однако всем надлежит соблюдать номинальную сдержанность в дискуссии. Кто следующий? Прошу высказываться.
   Сизый табачный дым висит в зале. Министры, заместители и товарищи министров, управляющие ведомствами - все сейчас здесь. Заседание продолжается уже пятый час. Дважды вопрос о переговорах с Японией ставился на голосование, дважды голоса разделялись поровну.
   - Мы хотим выслушать мнение нашего коллеги гражданина Блюхера, говорит народный социалист Шрейбер. - По-видимому, именно его мнение должно в конце концов определить позицию колеблющихся. Мы просим вас, гражданин Блюхер.
   - Я подожду, - отвечает Блюхер. - Мне сейчас важней вас послушать.
   - Позвольте? - говорит заместитель министра Проскуряков. Не дожидаясь тишины, он начинает: - Я считаю, что абсолютно правы те, которые в самой категорической форме выступают против переговоров с Токио. Вести революционную пропаганду, с одной стороны, и садиться за стол переговоров с тем, против кого пропагандируешь, с другой стороны, есть не что иное, как проституирование и беспринципность. Это я беру вопрос в общем, так сказать, государственном срезе.
   - В партийном, - ядовито подмечает кто-то из меньшевиков, - это окажется более точным! <Нарсосы> превыше всего блюдут аспект партийный.
   - Я не собираюсь ни с кем сводить счеты в момент, который по своей сложности и позорности близок к временам Бреста. Ребенок, который видит, как его отец, только что получивший плевок в лицо, вместо пощечины оскорбителю начинает снимать пылинки с его плечика, навсегда, отныне и присно, потеряет любовь к такому отцу и веру в него.
   - Даже литература не была так категорична в подобного рода утверждениях, - замечает Блюхер.
   - Политика - не арена для литературных упражнений дилетантствующих критиков! Если мы стали чиновниками, так надо прямо и сказать тем, кого мы имеем смелость вести за собой. Если нам важна идея, тогда мы можем поступиться министерскими портфелями и личными автомобилями во имя свободы на всем земном шаре.
   - Или вы демагог, - негромко говорит Блюхер, - или, в лучшем случае, дурак.
   Председательствующий пытается навести порядок. Чуть улыбаясь, поднимается министр Шрейбер. Он в полемике силен, не то что Проскуряков.
   - Великолепнейший образчик новоявленного барства, - говорит он, дубина, которая в равной степени оглушающе сшибает с ног и правого и неправого, а самое главное - ищущего! Ищущий, да убоись дубины гражданина Блюхера! Не смей высказать свое суждение о тех, кто надругался над твоей родиной-матерью! Не моги думать! Повторяй догмы - это прекрасное свидетельство истинного патриотизма. Свобода гласности настала, во всем прогресс, но между тем блажен, кто рассуждает мало и кто не думает совсем! Я всегда был противником Проскурякова! Сегодня, после его страстного выступления, я стал его человеческим союзником, я понял его. Повторяю: мне противна идея переговоров с желтыми сволочами, которые принесли нашей родине столько горя и слез.
   Блюхер начинает демонстративно-громко аплодировать.
   - Браво, - говорит он. - Браво, Проскуряков! Гражданин Шрейбер понял всю трепетность твоих порывов!
   ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СТАНЦИЯ ЧИТА-II
   _____________________________________________________________________
   Лязгая стальными лепешками буферов, останавливается поезд. Он нескончаемо длинный, составлен из маленьких теплушек. Вдоль всего поезда стоят люди. Это рабочие и их жены. А состав пришел из голодающего Поволжья. Открываются двери теплушек. Оттуда смотрят громадные детские глаза. Серые, маленькие дети, с непомерно большими головами, без плеч, с длинными и тонкими ручонками, стоят в провалах открытых дверей и поддерживают друг друга, чтобы не упасть.
   Чей-то бабий протяжный крик мгновенно, как пулеметом, прошивает тишину.
   И тихо-тихо вдруг становится. Только слышно, как надрывается воронье в стеклянном рассветном небе. Молча стоят читинские рабочие возле теплушек, принимают на руки детей, прижимают их к себе - длинных и легоньких, чумазых, босоногих оборвышей.
   По теплушке идет жена Блюхера. Руки у нее ледяные, прижаты к груди, подбородок дрожит. Она вглядывается в пепельные лица детей. Идет она медленно, ступает осторожно, помнит наказ мужа: <Ты возьми самую несчастную, немытую, больную, которую могут другие не взять. Ты ту возьми, Зоенькой назовем>.
   В углу, прижавшись к шершавым доскам, стоит маленькая девочка; лицо ее в струпьях, ручонки черны от грязи, ногти обкусаны. Девочка смотрит затравленно, как звереныш.
   Жена Блюхера подходит к ней, берет ее на руки, гладит по лицу, прижимает к себе и что-то шепчет девочке на ухо. Сначала та отстраняется, лицо ее делается совсем крохотным, как моченое яблоко, а после она обхватывает женщину своими тоненькими ручонками и страшно, по-бабьи, кричит:
   - Мама! Мамынька моя! Мамынька!
   КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ ПРАВИТЕЛЬСТВА ДВР
   _____________________________________________________________________
   - По-видимому, - продолжает Блюхер, - самая страшная форма демагогии - это <искренняя> демагогия.
   - Не говорите терминами заклинателя змей! - кричит Шрейбер. Извольте называть вещи своими именами!
   - Именно это я собираюсь делать. По-видимому, не все выступавшие отдают себе отчет в том, что альтернатива переговорам только одна: война. Я не говорю о том, что война в нынешних условиях была бы крайне тяжелой для нас. Я приведу несколько примеров о положении в армии, чтобы здесь было чуть меньше урапатриотического трезвона. Патриотизм всепобеждающ, лишь когда он вооружен. А у нас, во всех наших забайкальских дивизиях, имеется всего двадцать семь лошадей! Вам понятно, что это такое? Крестьянин доведен до полного нищенства, лошадей нет, орудия, таким образом, беспомощны! А саблей сейчас не много навоюешь, пушка нужна! Это раз. Восемьдесят процентов бойцов нашей армии подлежат демобилизации по возрасту! Два. Кадровых офицеров, которые преданны родине и не продадут нас интервентам, я не могу пригласить в ряды армии, потому что в Госбанке для нужд армии нет денег. Три. В кавалерии нет шашек! В пехотных ротах половина винтовок русских, тридцать процентов - японских, десять процентов - американских, и патронов к ним нет. И вы хотите заставить меня повести армию на фронт? Это же будет продуманное, бессердечное убийство тысяч и тысяч людей, понимаете вы это или нет? До тех пор пока я не получу денег, до тех пор пока я не организую то, что мне надлежит организовать в частях, я пойду на любые, самые унизительные переговоры. Вы трещите фразами о любви к родине, а расплачиваться за эти фразы будут рабочие и мужики в шинелях. Отказываться сейчас от переговоров - это не просто безумие. Либо это преступление, либо глупость.
   Блюхер говорит, а в открытые окна несется протяжный рев паровозных гудков: вокзал встречает голодных детей Поволжья.
   ВЛАДИВОСТОК. ПРИМОРСКИЙ ПАРК
   _____________________________________________________________________
   Исаев и Сашенька медленно шли по пустынной аллее. Где-то за буйными соцветиями кустарников слышались веселые голоса, визг, смех и плеск воды: там, внизу, пляж на берегу залива.
   - Когда я слышу эту радость, - сказал Исаев, - мне сразу вспоминается петроградский приятель Генрих Ганин, эстрадный чтец. У него была новелла. Она называлась <Лось в черте города>. Предвоенный Петроград, на первых страницах газет - сообщения о стачках на заводах, решение правительства о призыве в армию, сообщения о росте цен на продукты, но люди, все как один, читают четвертую полосу - там маленькая заметка: <Вчера на Васильевском острове из леска вышел лось. Не обращая внимания на жителей, лось спокойно перешел дорогу и углубился в чащу>. Проходит месяц, на первых полосах появляются сообщения - <Тысячи убитых в пограничных районах, надвигается всеобщая война>. Но люди все-таки читают четвертую полосу, а не первую, потому что там заметка: <Лось в черте города. Вчера лось шел по Невскому. Он разбил рогами две витрины и лег спать на Литейном>. И Ганин тогда говорил мне: <Если на четвертой полосе газеты появится очередное сообщение - <Лось в черте города>, где будет сказано о том, что десять лосей танцуют на Аничковом мосту, - это будет означать конец мира, но люди будут читать именно эту заметку - <Лось в черте города>...
   Сашенька улыбнулась:
   - Максим Максимыч, вы необыкновенно странный человек. Словно девица.
   - Это как?
   - Очень просто. У вас настроения меняются.
   - Да?
   - Конечно. То смеялись все утро, а теперь грустите.
   - Это я грущу оттого, что вы меня обижаете.
   - Я просто боялась пугать Гаврилина. Сегодня я готова идти к чумным.
   - Папа уже уехал?
   - Ночью.
   - Почему вы зовете его по фамилии?
   - Люблю его очень...
   - Одна здесь теперь?
   - Одна.
   - У вас родинка на щеке смешная. Нет?
   - Это не родинка.
   - А что?
   - Родимое пятно.
   - Оно у вас формой на Англию похоже...
   - Не дразнитесь. Когда пойдем к чумным?
   - Не надо ходить к чумным.
   - Боитесь?
   - Еще как!
   - Одна пойду.
   - Водку пить сможете?
   - После?
   - И после, но главное - перед.
   - А у вас виски седые.
   - Это я подкрашиваю. Чтобы казаться элегантным, как английский капитан.
   - Вот и неправда. Я знаю, как подкрашиваются.
   - Разве так не похоже?
   Сашенька остановилась и внимательно оглядела виски Исаева.
   - Обманщик.
   - Обманщик, - сразу же согласился он и повторил. - Обманщик.
   - Максим Максимыч?
   - Ау?
   - Вы зачем живете в Гнилом Углу?
   - Мне там нравится.
   - Зачем же вы ко мне звоните, если у вас, говорят, есть японка красивая гейша, и глаза у нее, как вишни.
   - Кто это говорит?
   - Секрет.
   - Приходите в гости, я вам ее покажу.
   Сашенька вспыхнула, отвернулась:
   - Показывают вещи, Максим Максимыч.
   - Тоже верно. Где будем обедать?
   - Я - дома.
   - Вы же обещали побыть весь день со мной.
   - Вам этого очень хочется?
   - Не то чтобы очень, но во всяком случае...
   - Лучше вы уходите, Максим Максимыч, а то я вам тоже стану дерзости говорить, а вы старый...
   - Отомстила! - улыбнулся Исаев и весело, с издевочкой посмотрел на Сашеньку. Глаза у него все в сеточке мелких морщинок. Такие морщинки у глубоких стариков бывают, а Исаев-то молодой, двадцать два ему всего, двадцать два.
   ПОЛТАВСКАЯ, 3. КОНТРРАЗВЕДКА
   _____________________________________________________________________
   Гиацинтов вызвал к себе полковника Суходольского и Пимезова, походил по кабинету, потом надолго задержался у окна - в задумчивости и грусти. Вздохнув, сказал своим помощникам: