Сэпир Ричард. Адский расчет

   Однако все в Джереми Липпинкоте: манеры, осанка, характерный выговор – он произносил слова, не разжимая рта, – выдавало представителя элиты, одного из тех, кто причислял себя к «коренным» американцам, чьи предки – белые протестанты англосаксонского происхождения – первыми из европейцев ступили на Американский континент. Джереми был из тех, кому не приходилось думать о том, как заработать на жизнь, – деньги доставались им по наследству. Джереми излучал уверенность в себе и спокойную сдержанность.
   Банк был для него самым подходящим местом.
   Поскольку Липпинкоты считались одним из самых старых и самых богатых семейств в Америке, устроить это не составляло труда – дяде Уильяму стоило только прозрачно намекнуть личному банкиру.
   Намек сей выразился в нескольких скупых фразах, которые Уильям Липпинкот буквально процедил сквозь зубы, презрительно скривив рот. Ему не требовалось открыто говорить: «Слушай, устрой моего непутевого племянника к себе, иначе я заберу семейные миллионы из твоего банка и переведу их к твоему конкуренту», – его банкир и без того все прекрасно понял.
   Именно так это и делалось. Высказывалась не прямая просьба – и уж конечно, не откровенная угроза, – а всего лишь завуалированное предположение.
   Джереми Липпинкота взяли в отдел «Никел бэнк оф Лонг-Айленд», где он не мог причинить большого вреда. В костюмах от «Брукс бразерс» и дорогой обуви он выглядел безупречно. Молодой человек носил неизменную консервативную прическу и всегда был гладко выбрит. Время от времени ему поручали навещать богатых вдовушек, где он пил некрепкий чай и сухим, но уверенным тоном призывал, чтобы они и впредь доверяли банку свои вклады, – вдовы в таких делах разбирались крайне слабо, Джереми, впрочем, не разбирался вовсе.
   Работа была необременительной, но весьма скучной, и по выходным Джереми разнообразил свое монотонное существование прогулками на принадлежавшей ему сорокафутовой яхте, мечтая о «Кубке Америки» или о том, как году в 2020-м выйдет на пенсию.
   Все пошло наперекосяк в результате банковского кризиса. «Никел бэнк оф Лонг-Айленд» стал жертвой рискованных займов. Спасти положение могли только срочные финансовые вливания.
   Тогда семейство Липпинкот, порывшись в карманах, решило выкупить банк. На это имелось по крайней мере три причины. Во-первых, хотя семейство и владело корпорацией «Липпинкот бэнкорп», которая, в свою очередь, контролировала многочисленные банки, носившие имя Липпинкот, клан терпел убытки из-за того, что ему катастрофически не хватало финансовых заведений для размещения семейных денег таким образом, чтобы отдельные вклады не превышали ста тысяч долларов – абсурдного лимита, установленного ФКСД ^[22].
   Во-вторых, это была выгодная сделка, поскольку «Никел бэнк» доставался Липпинкотам почти даром.
   Наконец, в-третьих, надо было что-то делать с Джереми, который, проведя десять лет в банковском бизнесе, так и не поднялся выше трастового управления.
   И вот его сделали президентом.
   На самом деле шаг не столь опрометчивый, как могло показаться навскидку. Главной целью приобретения банка «Липпинкот сэйвингс бэнк» – так стал именоваться «Никел бэнк» сразу после заключения сделки – было обеспечить надежный контроль над семейными капиталами.
   В этом смысле на Джереми, который являлся Липпинкотом до мозга костей, вполне можно было положиться. К тому же его хорошо знали вкладчики.

* * *

   Появившись на работе, как и подобает джентльмену, в 10 часов – ни минутой раньше, Джереми Липпинкот быстрым шагом проследовал мимо стойки, где сидели кассиры, представлявшие самые разные этнические группы населения. Их нанимали специально, чтобы создать благоприятное впечатление у клиентов, а также удовлетворить требования федерального трудового законодательства, которое – в те безмятежные дни, когда в американском обществе доминировали Липпинкоты и им подобные, – осуждалось разве что завсегдатаями дешевых забегаловок. Джереми, глядя прямо перед собой – он даже не посмотрел в сторону кассиров, оформлявших ссуды (у некоторых из них – подумать только! – был иностранный акцент), – проследовал к своему кабинету.
   Войдя в приемную, он снисходительно кивнул секретарше и сквозь зубы процедил:
   – Доброе утро, мисс Чалмерс.
   Та натянуто улыбнулась, чем напомнила молодому человеку его мамашу; захватив корреспонденцию, он прошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Джереми всегда закрывал дверь.
   Швырнув бумаги на стол, Джереми снял неудобный – от «Брукс бразерс» – пиджак, раздраженно сорвал галстук и скинул туфли. Куда приятнее ходить по ковру в носках.
   Опустив жалюзи, директор банка затем освободился и от рубашки, стянул брюки и, облачившись в маскарадный костюм, превратился в розового кролика.
   Приготовившись таким образом к тяжелому рабочему дню, Джереми Липпинкот сел за стол и стал просматривать корреспонденцию.
   Обычная рутина. Большую часть он сразу же выкинул в мусорную корзину.
   Раздался сигнал интеркома.
   – На первой линии мистер Ролингс, – сообщила мисс Чалмерс.
   – Соедините, – сказал Джереми, нажимая на первую попавшуюся кнопку. Он так и не научился обращаться с телефонной связью, а потому сделал из многоканального аппарата одноканальный, но с множеством мигающих лампочек. Теперь, какую бы кнопку Джереми ни нажимал, он неизменно попадал на первую линию.
   – Да, Ролингс, – произнес он. Но тут на глаз ему упало длинное, подбитое белым шелком ухо. Джереми досадливо поморщился и попытался его сдуть, отметив про себя, что придется сделать замечание камердинеру – тот обязан был проследить, чтобы уши крахмалили как следует.
   – Отмечена необычная активность на одном из коммерческих счетов, – доложил Ролингс.
   – На каком именно?
   – «Фолкрофт санитариум».
   – Чудовищное название.
   – Счет за одну ночь подскочил до двенадцати миллионов с мелочью!
   – Резво.
   – Похоже на телеграфный трансферт, однако нет никакого письменного уведомления.
   – Это так важно?
   – По крайней мере необычно. И никто из персонала не помнит, чтобы имел дело с этим трансфертом.
   – Ну, кто-то же наверняка занимался. Иначе этих денег просто не было бы, верно?
   – Верно, мистер Липпинкот. Но все это в высшей степени странно и противоречит всяким правилам.
   Джереми тряхнул своей пушистой розовой головой, смахнув наконец с глаза надоедливое ухо, которое снова встало торчком у него на макушке.
   – Мистер Липпинкот, может быть, мне стоит заняться этим делом персонально? – спросил Ролингс.
   – Вы говорите, что на счету некоего клиента появились двенадцать миллионов долларов, которых там быть не должно?
   – Именно так.
   – Не надо ничего предпринимать.
   – Но, сэр?..
   – Вероятно, это ошибка компьютера.
   – Мистер Липпинкот, подобной ошибкой не объяснить, почему наши компьютеры зарегистрировали двенадцатимиллионный трансферт. Возможно, речь идет об электронной афере.
   – Даже если и так, то пусть об этом болит голова у – как вы сказали? – «Фолкрофт санитариум». А, Ролингс?
   – Вероятно.
   – Если их уличат, правоохранительные органы будут разбираться с ними, а не с нами, верно?
   – Верно, мистер Липпинкот.
   – А пока деньги у нас, мы вольны использовать их по собственному усмотрению – выдать заем или во что-то вложить. Согласны?
   – Да...
   – Ну так действуйте.
   – Хорошо, мистер Липпинкот, – упавшим голосом произнес Ролингс.
   Директор банка с кислой миной положил трубку. Ролингс его огорчал: подавал такие надежды и вот – беспокоит по пустякам в столь замечательное утро.
   Не дано ему стать настоящим банкиром. Не оправдал надежд. Джереми решил сделать себе пометку, чтобы не забыть при первой же возможности избавиться от бестолкового Ролингса.
   И принялся шарить по столу розовыми заячьими лапами, пытаясь сообразить, какого цвета карандаш более всего подходит для этой цели.
   Читая трехлетней давности статью из журнала «Форбс», Смит наткнулся на имя, при виде которого его едва не стошнило.
   Оцепенев, Смит пристально вглядывался в текст и не верил своим глазам. Краска – если таковая еще оставалась – стремительно, как вино из бочонка без пробки, отхлынула от его лица.
   Его мутило, началась изжога. Смит рывком встал с кресла, но вместо того, чтобы броситься в ванну, изверг из себя добрую кварту жидкости – желудочного сока пополам с «Бромо-Зельцером», склонившись над зеленым, как в кабинете дантиста, ведром.
   Минут десять он глотал воду из-под крана, чтобы избавиться от кисловатого привкуса во рту, прежде чем нашел в себе силы вернуться к компьютеру.
   С того места, где он находился, до Белого дома было рукой подать, однако Президент для него по-прежнему оставался недосягаем. Директор «Фолкрофта» снова и снова вчитывался в имя человека, поставившего КЮРЕ и лично его, Харолда В. Смита, на грань катастрофы.
   Поразительное открытие! Смит никак не ожидал, что ему так быстро удастся выйти на виновника всех его бед. Но факты говорили сами за себя. Вот что сообщалось в статье из «Форбса»:

   Наблюдатели сходятся во мнении, что заслуга в той драматической трансформации, которую переживает «Экс-эл Сис. корп.», целиком принадлежит 32-летнему человеку, в прошлом – установщику компьютерных систем, имевшему допуск к секретным базам данных разведывательного сообщества. Его стремительная карьера – от скромного служащего до генерального директора – заняла менее пяти лет. Его называют Человек-микросхема, Человек ренессанса; управляя финансовыми делами корпорации, он одновременно изобрел самодиагностируемые, самоизлечивающиеся биочипы, тем самым поставив на колени таких конкурентов-гигантов, как «Интернэшнл дейта корпорейшн» и японская «Нишитцу» из Осаки. Карлтон Крафт по прозвищу Чип производит впечатление человека, обреченного на успех.

   – Чип Крафт, – буркнул Смит.
   Это казалось невероятным, но совпадения абсолютно исключены. Только не теперь, когда столько воды утекло.
   Пять лет назад по приказу бывшего Президента Харолд В. Смит приобрел суперкомпьютер «И-эс Куантум-3000» с речевым управлением, снабженным системой синтезирования речи. Смит лично встретился с Крафтом, который в то время работал установщиком в «Эксэльсиор системс». Завязав ему глаза, Смит тайно привез Чипа в «Фолкрофт», и тот установил суперкомпьютер в его офисе.
   «И-эс Куантум-3000» должен был произвести революцию в сборе данных. Поначалу Смита действительно поражала его способность управлять массивными базами КЮРЕ.
   Однако вскоре с компьютером стало твориться что-то странное. Настоящее изменение личности. Женский голос непостижимым образом превратился в мужской. Компьютер оказался настолько мощным, что буквально завалил Смита информацией. Директор «Фолкрофта» был не в состоянии обрабатывать то обилие сырых данных, которые выплевывал «И-эс Куантум-3000» благодаря доступу к глобальной компьютерной сети.
   Пришлось Смиту возвращать суперкомпьютер компании-разработчику то есть «Эксэльсиор системс». Процесс передачи проходил втайне и сопровождался повышенными мерами предосторожности.
   – Крафт никак не мог узнать о существовании КЮРЕ, – рассуждал Смит вслух. – Это невозможно.
   Однако доказательства были налицо. Каким-то образом Крафт из заурядного установщика всего за пять лет превратился в главу в очередной раз сменившей вывеску на «Экс-эл Сис. корп.» могущественной корпорации. Где же оно, недостающее звено?
   И тут Смита осенило.
   – «И-эс Куантум-3000»! – воскликнул он.
   Компьютер был наделен способностью сканирования и искусственным интеллектом, приближавшимся к человеческому. Однако до и после транспортировки его питание отключалось. Машина не могла быть в курсе собственных передвижений. Кроме того, Смит почистил всю его память, чтобы там не осталось никаких данных о КЮРЕ. Каким же образом «И-эс Куантум-3000», воспользовавшись телефонным кабелем, снова вышел на «Фолкрофт»?
   Отхаркивая последние остатки желудочного сока, Харолд В. Смит выключил стоявший перед ним компьютер. Машина сделала свое дело.
   Теперь Смит знал имя своего тайного оппонента.
   В то время как невидимый враг не подозревал об этом.
   Настало время сделать очередной ход.

Глава 21

   Только одно обстоятельство устраивало Римо – на берегу не было змей.
   Избегая прибрежного ила, чуть повыше они буквально кишели под ногами, так что по дороге ученику и учителю приходилось то и дело останавливаться, чтобы давить мерзких тварей ногами.
   Следовавшие за ними на почтительном удалении деревенские жители подбирали извивающихся в агонии рептилий и складывали их в глиняные кувшины, чтобы позже съесть на ужин.
   Там, где берег не был затянут илом, на поверхность выступали скальные породы. Именно в таком месте мрачно возвышались Рога Гостеприимства, отчего со стороны залива берег приобретал угрюмый, неприветливый вид.
   Рога Гостеприимства воздвиг еще мастер Йонг; они должны были отпугивать проплывавшие мимо рыбацкие лодки, а также служить сигналом эмиссарам, которые прибывали в Синанджу за наемниками. Не будь на берегу этих каменных столпов, место осталось бы совершенно непримечательным.
   Римо взобрался на каменную плиту, что покоилась в тени южного Рога, и устремил взгляд на холодные воды залива.
   Никакой радуги он не увидел. Уже стемнело, солнечные блики давно исчезли, а луна еще не взошла.
   Римо посмотрел под ноги – к самому краю гранитной плиты, мерно покачиваясь на воде, прилепилось черное жирное пятно.
   – Взгляни-ка, папочка, – обратился Римо к Чиуну указывая на подозрительное пятно.
   Мастер Синанджу подошел и присел на корточки. Он провел по граниту острым ногтем, и камень жалобно скрипнул. Чиун выпрямился и уставился на свой палец с острым как лезвие ногтем. Палец был измазан темной тягучей массой.
   – Мазут, – сокрушенно произнес старик.
   Римо снова вгляделся вдаль.
   – Субмарина подошла совсем близко. Возможно, гром, который слышали в деревне, на самом деле был грохотом орудий?
   – Гром возвещал о моем возвращении, – упрямо стоял на своем Чиун.
   Ветер свежел и приносил с собой резкий запах мазута.
   – Похоже, произошел большой выброс топлива, – пробормотал Римо.
   – Я подам в суд! – гневно выпалил Чиун.
   – На кого?
   – На нефтяную компанию, на кого же еще. Это их вина.
   – Все не так просто. Нефтяные компании несут ответственность только в том случае, если они разливают нефть прежде, чем успевают ее продать. Дальнейшее – не их проблема.
   – Тогда на кого же мне подавать в суд?
   – Смотря кто потопил лодку, – ответил Римо, сбрасывая с ног кожаные мокасины. – Если это сделали северокорейцы, тебе придется подавать в суд на них. Но если произошел несчастный случай, считай, что ты проиграл.
   – Почему это... и зачем ты снял туфли? – спросил Чиун.
   – Если имел место несчастный случай, значит, речь идет о промысле Божьем. Не можешь ты подать в суд на Господа Бога.
   – Тогда я подам в суд на Ватикан, – заявил Чиун.
   – Что касается туфель, – не пачкать же мне их в мазуте, когда я буду искать лодку!
   Не вымолвив больше ни слова, Римо сошел с каменной плиты.
   Коснувшись босыми ступнями затянутой маслянистой пленкой воды, он легко двинулся вперед. Вода держала его. И дело было вовсе не в том, что вода обладала волшебной силой или Римо ничего не весил, – просто он шел быстрее, чем успевали раздвинуться под его ногами молекулы воды.
   Римо держал курс в открытое море, движения его со стороны выглядели медлительными и не давали истинного представления о скорости, с которой он шел.
   Лицо мастера Синанджу приняло непроницаемое выражение, он сбросил с ног сандалии и пустился вслед за учеником.
   Вскоре, быстро-быстро перебирая короткими ножками и размахивая тонкими ручонками, Чиун уже поравнялся с Римо. В своем кимоно с развевавшимися на ветру широкими рукавами мастер Синанджу здорово смахивал на неуклюжую морскую чайку.
   – Основное пятно, похоже, где-то там, – произнес Римо, стараясь не сбить дыхания.
   Чиун предпочел промолчать. Ходить по воде, чтобы пучина не поглотила тебя, было одной из самых сложных дисциплин, которым обучали в Синанджу; успех здесь зависел как от правильных движений, так и от правильной постановки дыхания. Разве мог Чиун потерять равновесие и рухнуть в воду прямо на глазах у этого позера – своего ученика?! В пяти милях от берега запах машинного масла стал особенно резким, и вязкое месиво под ногами уже затрудняло ходьбу. Босые ступни ног обволокла густая масса.
   Внезапно пятно исчезло, и они снова оказались на чистой воде.
   Римо кивком головы дал понять, что им следует сдать назад. Описав широкую дугу – поворачиваться на месте слишком рискованно, – они снова направились к центру черного масляного пятна.
   – Здесь, – неожиданно произнес Римо и остановился как вкопанный. Он так быстро исчез под водой, что даже не успел испачкать одежду.
   Мастер Синанджу немедленно последовал его примеру.
   Холодная вода сдавливала грудь, подобно тискам. Сориентировавшись, ныряльщики заставили свои сердца биться быстрее, чтобы повысить температуру тела и тем самым защититься от пронизывающего до костей холода.
   Когда глаза их привыкли к тусклому свету, Римо с Чиуном увидели, что оказались в мире медленно движущихся призрачных теней и сильных подводных течений.
   У берегов Синанджу дно залива особенно скалистое, и, опускаясь под воду, ученик и учитель пристально вглядывались в придонный рельеф, надеясь увидеть силуэт чужеродного тела.
   Повсюду маячили обросшие ракушками камни – от мелких, не больше кулака, до исполинов размером с дом. Люди, подобно дельфинам, сновали среди этих нагромождений, экономно работая ногами, чтобы преодолеть течение.
   Камни на ощупь оказались холодными и склизкими, но это было не масло. Искатели подлодки поплыли дальше.
   На западе показалось длинное маслянистое щупальце. Извиваясь, оно тянулось к поверхности, точно ленивая водоросль в поисках солнечного света.
   Держась дна, они подплыли ближе. Преодолев преграждавший путь огромный валун, оба разом наткнулись на крыло подводной лодки. Один из ее горизонтальных рулей отвалился. Корпус же субмарины деформировало так, что казалось, некий подводный исполин вцепился в нее и, помяв, точно консервную банку в огромной ладони, утащил вниз и оставил лежать на дне, на глубине ста футов.
   Римо по-лягушачьи сложил ноги, оттолкнулся и стрелой устремился вперед, туда, где тускло мерцала сталь корпуса. Чиун поспешил за ним.
   Масло вытекало через пробоину в обшивке в кормовой части лодки. По обе стороны корпуса зияло еще несколько рваных пробоин на определенном расстоянии друг от друга.
   Римо обогнул поврежденное крыло и увидел номер: 671-А.
   Он ткнул пальцем в белую надпись на корпусе и жестом дал понять Чиуну: они нашли то, что искали. «Арлекин»!
   Кореец пальцами изобразил начальную букву слова «золото», затем изогнул указательный палец вопросительным знаком и ткнул им в сторону лодки.
   Римо заплыл с другой стороны, где обнаружил орудийный люк и очередную пробоину в нескольких метрах от него.
   Чиун отправился на поиски своего золота. Римо же нашел другое отверстие и, подтянувшись на руках, проник внутрь, машинально отметив, что рваные края пробоины торчат наружу.
   Вокруг плавала всякая всячина – форменные матросские шапочки, тапки, даже вся вспучившаяся от воды книга в бумажном переплете. Обреченную лодку уже начинали обживать крабы.
   Римо на ощупь обследовал пустой отсек. Переборки задраены, человеческих тел нет. Он приблизился к одной из переборок и постучал по ней кулаком. Ответом ему было лишь гулкое эхо. Это весьма походило на звук водолазного колокола.
   Похоже, живых здесь не было.
   Выбравшись наружу, Римо поплыл к пробоине у грузового орудийного шлюза.
   Навстречу ему плыл мастер Синанджу, что-то крепко сжимая в одной руке.
   Когда они встретились, Римо увидел, что это расщепленная деревянная доска, какими заколачивают ящики. Не хлипкие фанерные коробки, а именно ящики – из крепкой древесины со следами, оставленными стягивавшими ящик стальными полосами.
   Римо и прежде доводилось видеть укрепленные ящики, в которых транспортировалось предназначавшееся Синанджу золото. Разгневанное же выражение на лице Чиуна говорило само за себя – золото пропало.
   Ученик указал вверх, и они всплыли, одновременно выпустив из легких воздух. При необходимости они могли задерживать дыхание на час и даже дольше.
   Первой на поверхности показалась голова Римо, затем появился учитель. Последний, сплюнув изо рта воду, выпалил:
   – Они похитили мое золото!
   – Кто они?
   – Видимо, взбунтовавшаяся команда. Они потопили судно, чтобы скрыть следы.
   – Сомневаюсь, – обронил Римо.
   – Как ты можешь так говорить, англосакс с корейскими глазами?
   – Брось! Ты обратил внимание на характер пробоин? Они образовались явно в результате взрывов внутри корпуса. В то же время вмятины на корпусе – наверняка следы глубинных бомб. Лодку, безусловно, затопили, только вряд ли это сделала команда. Им потребовался бы дополнительный боевой корабль, чтобы забросать с него субмарину бомбами.
   – Почему бы и нет? Столько золота они не видели за всю свою несчастную жизнь. Они могли пойти на все, чтобы отвлечь внимание.
   – Не забывай, они радировали о том, что их атаковало корейское судно.
   – Засоряли следы.
   – Заметали следы, – поправил его Римо. – И все же надо проверить корейскую версию, прежде чем чернить память моряков.
   – Я видел тело, – многозначительно произнес Чиун.
   – В самом деле?
   – Человек с капитанскими звездами.
   – Командир подводной лодки.
   – Его застрелили. Это говорит в пользу бунта.
   – Я хочу посмотреть.
   – А я хочу тебе показать, – отозвался Чиун. – Вперед.
   С этими словами мастер Синанджу нырнул в зловонную жидкость.
   Ориентируясь по поднимавшимся к поверхности масляным струям, Римо и Чиун снова опустились на дно, к погибшей субмарине. Ученик помог учителю пролезть в пробоину в кормовой части корпуса.
   Внутри оказался просторный затопленный водой отсек. Римо не раз бывал на подводных лодках и свободно ориентировался в запутанных коридорах, однако плавать по этим коридорам ему еще не доводилось; заполненные водой, они, казалось, скрывали зловещую тайну. Наконец он добрался до главного грузового отсека.
   Здесь горел свет. Очевидно, аккумуляторы еще не сели. Защищенные герметическими кожухами лампы тускло мерцали.
   Тело капитана «Арлекина» плавало под самым потолком, но Римо заметил труп лишь после того, как Чиун потянул его за рукав и нетерпеливо указал пальцем вверх.
   Римо увлек мертвеца вниз. Затем перевернул его – лицо капитана было белым как полотно, туловище сильно раздулось, пуговицы кителя оборвались.
   Несмотря на то что труп был сильно обезображен, на груди явственно виднелись следы пулевых ранений, из которых все еще сочились водянистые струйки крови.
   Римо отпустил тело – оно вновь всплыло к потолку – и начал осматривать отсек. Обломки досок от ящиков, стреляные гильзы – ему удалось подобрать несколько штук и сунуть их в карман. Ничто больше не привлекло его внимания. Перед глазами проплывали лишь разрозненные куски хлама.
   Римо, извиваясь, поплыл вон из грузового отсека, затем стал стучать во все переборки подряд. Тщетно он прикладывал к ним ухо – все было тихо.
   Повернув назад, Римо столкнулся с Чиуном, который отчаянно пытался отвернуть колесо на одной из дверей.
   Американец подплыл сбоку и попытался оттащить корейца.
   Но учитель, лишь гневно сверкнув глазами – лицо его заметно побагровело от ярости, – резко отбросил руку ученика.
   Римо попытался изобразить раздражение, но у него не получилось. Тогда он прильнул ухом к двери.
   Странно, он словно слышит чье-то дыхание. А что, если шлепнуть по двери ладонью? Дверь загудела и заходила на петлях.
   Хотя никто не ответил, Римо услышал, что характер дыхания изменился. Он снова прислушался, стараясь не пропустить ни звука.
   Если там кто-то и был, то только один. Оглянувшись, Римо сделал знак Чиуну, чтобы тот освободил для него проход. Взмахнув руками, мастер попятился; полы кимоно обвили его худые, как стебли бамбука, ноги.
   Римо приготовился атаковать. Если по ту сторону двери оставался живой человек, надо было спешить.
   Он знал, что где-то над дверью должен быть вентиль. Открой он дверь сразу, тот, кто находится в отсеке, просто не выдержит напора воды. Если же сначала постепенно затопить помещение, такой опасности удастся избежать.
   Нащупав вентиль, Римо отвернул его, и поток, постепенно становясь все мощнее, хлынул в отсек. Приложив ухо к двери, Римо слышал, как шумит вода и как несчастный за дверью отчаянно плещется и хватает ртом воздух.
   Когда уровни воды выровнялись, Римо с силой повернул стальное колесо. Послышался скрежет затворного механизма.
   Однако дверь, удерживаемая водной массой, не подалась. Тогда Римо, упершись ногой в переборку, взялся за колесо обеими руками. Напружинив мышцы, он выпрямил ногу, однако главную тяжесть должны были принять на себя не мускулы, а кости. Обычный восточный способ – полагаться на кости там, где мускульной силы недостаточно.